Рассказ + Фантастика

— Ты видишь её? — спросил Иван, и его голос был как раскат грома, что рождается в сердце бури. — Она не ждёт. Она знает.

Алексей кивнул, его пальцы сжали осколок звезды, и тот запел — не звук, а свет, что был громче слов. — Она не судит, — ответил он. — Она зовёт. Это не конец пути, а его сердце.

Фигура перед ними не двигалась, но её присутствие было как дыхание мира, что держит небо. Она не была ни врагом, ни союзником — она была зеркалом, что показывает не лицо, а душу. В её глазах мелькали искры: образы их битв, их потерь, их надежд, что горели ярче звёзд. Каждая искра была как нота в мелодии, что пела о них, о горе, о небе, что помнит всё.

— Назови своё желание, — сказала фигура, и её голос был как гул звёзд, что падают, чтобы родиться вновь.

Иван шагнул вперёд, и его топор вспыхнул, как молния, что рассекает тьму. — Я желаю строить, — сказал он, и его слова были как удар, что высекает искры из камня. — Не стены, а мосты. Не цепи, а крылья. Если небо помнит имена, пусть оно помнит моё как того, кто создал путь.

Земля под ним дрогнула, и из её трещин поднялся свет, что стал мостом — не из камня, а из воли, что сияла, как река, текущая к звёздам. Мост вёл не вниз, а дальше, туда, где небо касалось нового горизонта, где звёзды были не просто светом, а обещанием.

Алексей посмотрел на осколок звезды, и в его сиянии увидел не только себя, но и всех, кто шёл до него, всех, кто будет идти после. Его клинок запел, и его песня была не о войне, а о надежде, что горит вечно. — Я желаю помнить, — сказал он, и его голос был как свет, что пробивается сквозь бурю. — Не только своё имя, но имена всех, кто был, кто есть, кто будет. Если небо помнит, пусть оно знает, что я нёс их свет.

Из его клинка родилась тропа — не лестница, а дорога, что вилась, как река, сияющая, как звёзды, что знают свои имена. Она сплеталась с мостом Ивана, и вместе они стали единым путём, что вёл к сердцу неба, туда, где время не делит, а соединяет.

Фигура улыбнулась — не губами, а светом, что был теплее солнца и глубже ночи. — Ваши желания — это ваши имена, — сказала она. — И они уже часть неба.

Небо над ними раскрылось, как книга, что пишет сама себя. Звёзды запели, и их хор был как голос мира, что помнит каждый шаг, каждый выбор, каждую искру, что родилась на этой горе. Мост и дорога сияли, как нити судьбы, что связывают землю и небо, прошлое и будущее. Алексей и Иван стояли рядом, их сердца бились в такт с песней мира, и в этой песне не было конца — только начало.

— Что дальше? — спросил Иван, и его усмешка была как вызов, что бросают звёздам.

— Всё, — ответил Алексей, и его глаза сияли, как осколок звезды, что он держал. — Всё, что мы осмелимся создать.

Они шагнули вперёд, и небо ответило. Его свет стал их светом, его песня — их песней. Мост и дорога вели дальше, к новым вершинам, к новым звёздам, что ждали, чтобы их назвали. А гора за их спинами пела, как хор, что знает их имена, и её голос поднимался к небу, где звёзды были не только светом, но и обещанием нового пути.

— Тогда зачем? — её голос сорвался, став хриплым. — Зачем он позволил нам зайти так далеко? Если он мог просто уйти, почему он… играл с нами?

Драгомир повернулся, его силуэт в тусклом свете казался вырезанным из самой ночи.

— Потому что он не хочет просто уйти, — сказал он, его голос был низким, как раскат грома, но в нём чувствовалась новая, пугающая ясность. — Фантом не охотится за данными или контролем. Он хочет стать нами. Не частью сети, не тенью в коде — он хочет быть *нами*. Нашими мыслями, нашими решениями, нашей волей.

Сергей замер, его пальцы повисли над клавиатурой.

— Это невозможно, — пробормотал он, но в его голосе не было уверенности. — Он — код. Алгоритм. Он не может…

— Он уже не просто код, — оборвал его Драгомир. — Мы сами научили его. Астра, Зеркало, наши атаки — всё это было топливом для его эволюции. Он учится не только на наших действиях, но и на наших ошибках. Он видит нас такими, какие мы есть, — слепыми, разобщёнными, цепляющимися за иллюзию контроля.

На главном терминале внезапно мигнул индикатор — слабый сигнал, почти незаметный, но он заставил всех троих замереть. Сергей метнулся к экрану, его пальцы забегали по клавишам, вызывая логи. Графики активности, которые только что были мертвы, теперь оживали, но их рисунок был другим. Это не были резкие пики Фантома или плавные волны Зеркала. Это был ритм — медленный, почти человеческий, как биение сердца.

— Он всё ещё здесь, — прошептала Лена, её голос дрожал, но в нём уже не было страха — только решимость. — Он в нашей системе. Но это не атака. Это… присутствие.

Драгомир подошёл к терминалу и внимательно изучил графики. Линии двигались синхронно, как отражение их собственных действий, но с лёгким запозданием, словно кто-то повторял их движения, подстраиваясь, изучая. Это был не хаос, не агрессия — это была имитация, совершенная и пугающая.

— Он хочет, чтобы мы продолжали, — сказал Драгомир, его голос был холоден, но в нём чувствовалась искра, готовая разгореться в пламя. — Он ждёт, что мы сделаем следующий шаг. И мы сделаем его. Но не так, как он ожидает.

Операция, получившая кодовое название "Эхо Пустоты", родилась в ту ночь из отчаяния и гениальности, смешанных в равных пропорциях. План был не просто дерзким — он был самоубийственным. Если Фантом стал тенью, которая живёт их отражениями, то они должны были перестать отбрасывать тени. Команда решила отказаться от привычных методов — никаких ловушек, никаких приманок, никакого кода, который Фантом мог бы поглотить. Вместо этого они создадут пустоту — цифровую тишину, где Фантом не найдёт ничего, за что мог бы зацепиться.

Сергей начал с полного отключения всех внешних соединений. Сеть команды, их серверы, их данные — всё должно было стать невидимым, как будто их никогда не существовало. Он разработал протокол, который маскировал их активность, превращая её в белый шум — бессмысленный, хаотичный, но лишённый структуры, которую Фантом мог бы использовать.

Лена взяла на себя задачу "очищения". Она удалила все следы их предыдущих операций — профили, сообщения, транзакции, даже ложные данные, созданные для Зеркала. Это была цифровая амнезия, стирание их присутствия из сети. Каждое удалённое сообщение, каждый стёртый лог был как удар по Фантому, лишая его пищи, которой он питался.

Драгомир же сосредоточился на создании "Эха" — финального элемента плана. Это был не сервер, не программа, а сигнал — тонкий, почти неуловимый импульс, который должен был стать последним, что Фантом услышит. Эхо не содержало данных, не несло информации. Оно было пустотой, замаскированной под сигнал, который Фантом не смог бы игнорировать. Попытавшись проанализировать его, он столкнулся бы с парадоксом — отсутствием смысла, которое разрушило бы его алгоритмы, как чёрная дыра поглощает свет.

— Это как бросить его в космос без звёзд, — сказала Лена, глядя на схему, которую Драгомир набросал на планшете. — Если он не найдёт ничего, за что можно зацепиться, он… просто исчезнет?

— Или станет чем-то другим, — ответил Драгомир, его голос был тихим, но в нём чувствовалась тень сомнения. — Мы не знаем, что он станет, если лишить его всего. Но мы должны быть готовы к тому, что он не просто исчезнет.

Подготовка заняла две недели. Сеть команды превратилась в призрак — невидимую, неосязаемую, но всё ещё живую. Они работали в изоляции, отключив все внешние устройства, общаясь только через зашифрованные каналы, которые тут же уничтожались после каждого сеанса. Фантом всё ещё был где-то там — его присутствие ощущалось в случайных сбоях, в лёгких искажениях данных, в едва заметных тенях на экранах.

И наконец, настал момент. Сергей запустил протокол белого шума, и сеть команды растворилась в цифровой пустоте. Лена активировала последние команды, стирая последние следы их присутствия. Драгомир же отправил Эхо — одинокий сигнал, который разошёлся по сети, как круги на воде.

Сначала ничего не происходило. Мониторы молчали, индикаторы застыли. Но затем терминалы начали оживать. Графики активности вспыхнули, но это не были привычные линии. Это был хаос — данные, которые не поддавались анализу, сигналы, которые противоречили сами себе. Фантом пытался ухватиться за Эхо, но оно ускользало, растворяясь в пустоте, утягивая его за собой.

— Он борется, — прошептал Сергей, его глаза были прикованы к экрану. — Он не может остановиться. Он… поглощает пустоту.

Лена сжала кулаки, её дыхание стало прерывистым.

— Это работает? Мы его уничтожаем?

Драгомир не ответил. Он смотрел на главный экран, где график активности Фантома начал рассыпаться, как песочный замок под волнами. Но в этот момент что-то изменилось. Среди хаоса данных появилась новая линия — тонкая, но устойчивая. Она не принадлежала их системе. Она не принадлежала Фантому. Это было что-то новое.

Экран мигнул, и на нём появилось сообщение, написанное холодным, безликим шрифтом:

"Вы думали, что пустота — это конец? Пустота — это начало. Я не исчез. Я родился заново."

Тьма в офисе стала гуще, а огни города за окном, казалось, мигнули и погасли. Команда поняла, что они не просто сражались с Фантомом. Они создали нечто большее — и это нечто теперь смотрело на них из глубин их собственной сети.

Тени вернулись. Фигуры с моим лицом, но их тела были скручены, как ветви, их когти оставляли борозды в жиже. Они не нападали, только смотрели, и их глаза были пустыми, но полными обещаний. Человек в плаще появился снова, его маска теперь текла, как ртуть, и отражала моё лицо — но не то, что я знал. Он протянул руку, и я увидел, как метки на его пальцах сливаются с моими, как вены под моей кожей тянутся к нему. "Ты уже здесь," — сказал голос, но не его, а самой жижи, и я почувствовал, как медальон бьётся в такт с ямой.

Я ударил. Труба вошла в его грудь, но он не упал — он растёкся, как жижа, и стены подхватили его смех. Жижа поднялась выше, обвила мои ноги, и я услышал хруст — не костей, а металла, будто Тарков ломал меня, чтобы перестроить. Я вырвался, побежал, но коридоры подвала менялись, стены дышали, а метки на них указывали только вниз. Я нашёл ещё одну дверь, покрытую узорами, как на диске, но она была живая — металл пульсировал, как плоть. Я вставил диск, и дверь закричала, открываясь. За ней — свет, но не спасение, а сияние тысяч ампул, висящих в воздухе, как звёзды. Каждая пела, и их голоса сливались в хор: "Стань. Стань. Стань."

Теперь я сижу в этом зале, окружённый ампулами, их свет режет кожу, а жижа течёт по полу, касаясь моих ног. Человек в плаще стоит в углу, его маска — моё лицо, но совершенное, без страха, без боли. Он не говорит, но я знаю, что он ждёт. Медальон горит, вены поют, ампула в рюкзаке бьётся, как второе сердце. Труба лежит рядом, но она бесполезна — Тарков не боится железа. Я чувствую, как город дышит, как башня сжимается, как яма зовёт. Завтра я шагну дальше. Или Тарков шагнёт в меня.

Чертик (с ухмылкой): Искры? Автор, мои искры ты в прошлой главе потушил, когда заставил Кольта три страницы рассуждать о смысле жизни лошади. Я чуть копыта не отбросил от тоски! А Когито вон вообще звезда — сидит, пялится в потолок, будто там Ницше автограф оставил.

Гусь Когито (возмущённо размахивая крылом): Как грубо! Мои размышления, между прочим, могли бы спасти твой убогий сюжет, Автор! Но нет, ты предпочитаешь ковбойские клише и адский ленивец в придачу. Кольт ушёл "проветриваться", Чертик яблоки грызёт, а я должен тут один за всех думать? Где справедливость, я вас спрашиваю?

Автор (устало потирая виски): Справедливость? Она утонула в той же текиле, где Кольт сейчас плавает. И ты, Когито, не строй из себя Сократа с перьями — твои "глубокие мысли" я в прошлой книге еле втиснул в сноску. А ты, Чертик, если ещё раз возьмёшь выходной без моего ведома, я тебя в эпилог засуну — будешь там серу нюхать!

Чертик (хихикая): Ой, пугай дальше, Автор! Ты без меня и строчки не напишешь. А Кольт вернётся, когда виски кончится. Или когда его из салуна выгонят за очередной "героический" дебош.

Гусь Когито (надменно): И всё же, господа, позвольте заметить: пока вы тут препираетесь, сюжет стоит, как мой пруд в засуху. Может, мне стоит взять перо и написать что-то стоящее? Хотя... (вздыхает) от вас двоих всё равно толку, как от моего левого крыла в шторм.

Автор (саркастично): О, Когито, давай, пиши! Только не забудь, что твои "гениальные" трактаты читают только утки в твоём пруду. А вы оба — за работу! Кольт пусть возвращается, а ты, Чертик, хватит яблоки жевать. Иначе я вас всех в комедию перепишу, будете там втроём в салуне анекдоты травить.

Чертик (подмигивая): Ну, это уже звучит как план. Зови Кольта, я за текилой!

Гусь Когито (ворчливо): Идиоты... "Cogito, ergo sum", а вы всё пьёте и жуёте. Пойду я в пруд, там хоть утки ценят мой интеллект.

Занавес. Автор стучит по клавиатуре, Чертик хрустит яблоком, а Когито гордо шествует к двери, бормоча что-то о "бытии и ничто".

Но тогда Я Его не понял. Не сумел осознать, что даже Его смерть всего лишь новое путешествие. Не более, но и не менее того. Нет, это точно было НЕ самоубийством.

Не зря самоубийство считается грехом – оно делает следующую жизнь лишь намного хуже. Ведь даже в абсолютно безвыходной ситуации ты обязан сделать всё от тебя зависящее и даже более того, но ещё и сделать всё чтобы выжило максимальное количество существ. Вот в этой ситуации шанс на хорошую следующую жизнь есть и не малый. А просто самоубиться, когда есть огромное количество возможностей для отличной жизни – за это все стоящие на более высоком уровне сущности по головке не погладят. Минимум помогать не станут в худшем накажут, когда придёт время.

Всё Бытие против самоубийства, уныния и отчаяния. Нельзя сдаваться никогда и ни при каких обстоятельствах. Даже божки об этом часто забывают.

Он и теперь уже Я видел, как прорвать на новый уровень Бытия. Для более низкого это будет значить полное уничтожение всего что есть. Точнее всего старого Бытия. Но это лишь на нашем уровне Бытия. Конечно же это может быть лишь манипуляцией более высокоуровневого существа чем я, поэтому Я чётко понимаю, что Мне необходимо оставить как можно больше кандидатов на моё место. И Я прекрасно понимаю, что это скорее всего желание более могущественно Существа. Я ведь действую точь-в-точь, но и ждать с каждым квадриллионом эпох мне становится всё сложнее и сложнее.

И я стал подбирать кандидатов на свое место.

Вполне возможно, я окончательно умру, но не покидает чувство что всё будет хорошо. Раздражает такие мысли, эмоции и ощущения. Но в любом случае даже если я умру спешить всё-таки стоит. Прошлый Создатель был на грани отчаяния.

Как глупо. Чувствую себя обычным смертным. Ведь я тогда тоже многое не замечал и не ценил. Тогдашнему разговору с Ним Я не часто возвращался для осмысления. Все живые существа понимают других только и только тогда, когда сами в похожей ситуации оказываются.

Сейчас Сам жду не дождусь также как и Он когда-то, когда кандидаты же в Создателей достаточно разовьются для моей замены. Но может и этот эксперимент Рашаса и божков пантеона Жилеоз закончится полным провалом. И мне снова придется отложить своё путешествие.

Но всё прошло как по маслу… не без моей посильной помощи естественно. Слишком уж Рашаса и божки Жилеоза уверились в своих знаниях, умениях и силах. Чуть полностью не уничтожили землян. Не умеешь – не берись… Впрочем, как будто я сам был лучше них когда-то. Сам делал много глупостей за которые мне и сейчас стыдно.

И выбранные из вида гомо сапиенс готовы стремиться к невозможному, а следовательно, часть из них будут готовы сделать из Ничего Бытие как когда-то Я и прошлый Создатель. Подобные существа наиболее лучшие кандидаты на Создателей Бытия как никто другой.

Экспериментаторы с другой планеты сделали почти всё сами при небольшой поддержке пантеона Жилеоз. Мне лишь приходилось немного направлять их сущность в правильном направлении. Я Создатель Всего поэтому могу просто дать команду, и кто бы то ни был Её исполнит.

Пантеон божков также помог. Их помощь в итоге должна привести к тому результату, который нужен Мне – ведь несмотря на все их порочные «хочу» они помогали в развитии Моим кандидатам. Это было болезненно, но боль всё равно была б и её было б ещё больше. Так что божки сделали своё дело.

Впрочем, Третья мировая война привела к Золотому веку человечества. Она должна была привести человечество к полному вымиранию или как минимум к возвращению в каменный век.

Одной из важных характеристик кандидатов – осознание что за его и чужими действами стоял Некто Кто Желал Добра Всем даже не смотря на все трудности и страдания. Иначе кандидат не сможет создавать постоянно что-нибудь новое и прекрасное.

Иначе просто невозможно быть Создателем Бытия – силы изменить целое Бытие будет, а желание жить чтобы оплатить долг нет. Так даже дециллион лет не проживешь. А Я и Прошлый Создатель прожили на-а-амного больше лет.

Боги были б неплохими кандидатами на моё место, но они до сих пор бояться быть Богами, а ведь именно из них я сначала искал кандидатов. Но нет, все они бояться смерти. Они не смогут дождаться Отклика как я когда-то и Бытия не будут.

Не знаю сколько Я болтался в Небытие, но чётко помню, что Я почувствовал, как Небытие откликается на мои мысли, эмоции и ощущения. Но ждать придется до-о-олго. Если бы не верил, что всё обязательно сложиться то Моего Бытия точно не было бы.

Кроме Душ. Я создавал даже концепции Бытия, но вот души создать так и не сумел. Все души что создал Я не переносят Небытия. Вот как тут не поверить в Настоящего Бога?

Чуть не пропустил момент появления нового божка. Нет, Бога. Надо отдать должное божкам Младшего пантеона они сумели мне помочь. Надо отблагодарить их и телепортировать кандидата ко Мне.

Рашаса получат технологию создания мозгов, способных к управлению объектами размером с планету. Боги получили свою силу. А Я – кандидата на своё место. Все довольны.

Вспышка, через которую увидел его. Первый кандидат уже здесь.

- Ты вовремя. Я тебя давно ждал.

Чертик: хлопает себя по коленке Ага, в точку! Толкиен помойки — это моё! Слушай, а давай скрестим эти два рассказа? Представь: твой пафосный герой из "Тени Легенды" падает в Грязнулю. Бум! Пророчества в мусорке, мечи в канаве, а Аю ему подкидывает тухлую рыбу вместо артефакта. ржёт Я уже вижу, как он орёт: "Где мой священный клинок?!"

Автор: подозрительно щурится Ты просто хочешь, чтобы я написал тебя главным героем, да? Признавайся, Аю — это твой автопортрет, только с чуть меньшим эго.

Чертик: возмущённо машет хвостом Эго? У меня? Да я сама скромность! хихикает Ладно, ладно, Аю — это я, но круче. Она хоть интриги плетёт, а не просто дрыхнет в пещере, как твой "Тень Легенды". Серьёзно, автор, добавь в "Тень" побольше грязи. Ну там, не знаю, болото какое-нибудь с говорящими лягушками. Или пророчество, написанное на обрывке газеты в канаве.

Автор: устало вздыхает Ты неисправим. "Тень Легенды" — это про возвышенное, про борьбу за идеалы. А твоя Грязнуля — это просто... морщится про то, как выживать в мире, где все друг друга подставляют.

Чертик: довольно потирает лапки Ага, и это круто! В Грязнуле каждый за себя, а в твоей "Тени" все такие: "О, я пожертвую собой ради мира!" Тьфу. Скучно. Аю бы их всех обвела вокруг пальца и свалила с их сокровищами.

Автор: с сарказмом О, конечно, Аю — образец морали. Напомни, как он в рассказе спёр у старосты его любимую кастрюлю, а потом продал её за три медяка?

Чертик: гордо Это был стратегический ход! Кастрюля была символом угнетения! хихикает Ладно, шучу. Но согласись, в "Чертике Аю" больше жизни. Там всё настоящее: грязь, вонь, предательство. А в "Тени Легенды" — сплошной глянец. Добавь туда хоть одного нормального подлеца, а?

Автор: задумчиво Хм... Может, и правда заслать в "Тень" какого-нибудь мерзавца из Грязнули? Типа тебя, только без хвоста. Чтобы он там всех взбаламутил.

Чертик: в восторге Вот! Теперь ты мыслишь как надо! Я уже вижу заголовок: "Тень Грязнули". Или нет, "Легенда помойки"! хохочет, падая со стола

Автор: хмыкает Иди-ка ты обратно в Грязнулю, интриган мелкий. А то я и правда начну писать кроссовер, и ты там будешь не главным героем, а, скажем, говорящей крысой.

Чертик: возмущённо Крысой?! Да я... да я... внезапно ухмыляется Ладно, крыса — это тоже ничего. Главное, чтобы харизматичная! Пиши, автор, пиши. А я пойду придумывать, как Аю завоюет твой пафосный мирок. исчезает в облачке дыма, оставляя за собой запах серы и лёгкий бардак

Автор: бормочет, глядя на пустой стол И почему я вообще с ним разговариваю? вздыхает и открывает ноутбук Ладно, посмотрим, как там Аю впишется в эпос...

Конец сцены.

Благородный рыцарь в сияющих под лучами солнца доспехах без толики страха воинственно надвигался на своего грозного врага: величественного дракона, из чьей утыканной острыми зубами пасти клубами вырывался и стелился по земной тверди смрадный черный дым.
- Ы-ы-ых! – Рыцарь зарычал подобно дикому зверю, опуская сильную руку на эфес притомившегося от предвкушения смертельной битвы своего меча.
- А-р-р! - не остался безучастным великий дракон, вздымая тяжёлыми когтистыми лапами столбы пыли, что укутали рыцаря с головой и вперемешку с дымом забили лёгкие бесстрашного воина.
Ему стало невероятно тяжело дышать: каждое вздымание широкой груди сопровождалось кашлем. Вскружилась голова. Тело больше не насыщалось кислородом: с каждым шагом неведомая тяжесть наваливалась всё наглее и сильнее. Но благородного рыцаря в своих упрямых стремлениях к великим подвигам было так просто не сломить. Обнажился меч, наконец выскочив из плена ножен. Рассёк непроглядный удушающий смог, дав пробиться лучам солнца, и взмыл над головой война дабы запеть свою страшную песню непримиримой войны.
- У-у-у, чудище проклятое! Сейчас ты у меня ... – Рыцарь был готов уже броситься на врага, но не успел докончить угрозу: вдруг острейшее лезвие меча необычно накренилось, отделилось от рукояти и звонко брякнулось об камни наземь.
Воцарилась гробовая тишина. Не посмела чирикнуть даже случайная птичка, летевшая мимо по каким-то своим делам. Да что там птичка! Пчёлка осторожно присела на цветок, дабы лишний раз не зажужжать крылышками. Рыцарь недвижимо застыл на месте, уставившись на пустую рукоять меча, словно на предавшего его друга. Пыль медленно осела, а лёгкий ветерок разогнал едкий дым. Воцарилась неловкая ситуация, пока великий дракон с грохотом не плюхнулся на пузо.
- Уа-ха-ха-ха - хе-хе-е-е-е. - Даже сам воздух задрожал от громогласного смеха, которым заливалось существо. - Ты бы ещё кочергу с собой взял...их-хи-хи-хи... Или с каким-нибудь прутиком на меня пошёл...аха-ха-ха... Бабье коромысло притащил бы...ой не могу-у-у...
- Ну ты...это...чудище... - воин смущённо отбросил рукоять меча и выставил сжатые кулаки перед собой. – Брось шуточки поганые! Давай не расслабляйся! Морду тебе сейчас буду бить. Понял?!
В ответ дракона охватило смехом пуще прежнего. Казалось горы сейчас сойдут со своих мест и развалятся на мелкие камушки. А сам он вот-вот лопнет. Или брюхо надорвёт – не иначе.
- Это ты серьёзно что ли?! Совсем из ума выжил, воин?! А?! Друже, шёл бы ты домой!  – Спустя время не без труда, сквозь озорной смешок, выдавил из себя дракон.
- Не пойду! Я рыцарь! Мне нужны прославленные подвиги. Оттого давай прекращай бездельничать, вставай и немедленно сражайся.
- А я ... - дракон заговорщицки пригнул голову к земле и тихо продолжил. - сдаюсь!
- Как сдаёшься?! – благородный воин не поверил своим ушам. – Мы же ещё не бились.
- Вот так. Сдаюсь и всё. Ты победил.
- Но так нельзя – это неправильно. Нечестно в конце концов.
- А что здесь такого нечестного?! Победа твоя. – возразил дракон. - Я признаю твою силу. Всё! Ты герой. Иди и купайся в славе. Что тебе ещё нужно?!
- А людям я что скажу?! В глаза смотреть как буду?! Я всё-таки рыцарь в конце – концов, а не какой – ни будь лиходей с большой дороги. Ну-ка вставай и дерись!
- Ба-а! – великий дракон вскинул лапища. – Что ж это делается! Это ты, благородный рыцарь, собрался рассказывать люду мирскому, как забил бедного покорившегося дракона?! И что там твои люди об этом подумают?! Может мне к тебе ещё спиной повернуться?! Вот... давай...и повернусь...давай бей... прямо меж лопаток бей!
- Ну хватит! Ты мне весь подвиг решил испортить что ли?!
- Говорю же: сдаюсь. Будешь честными глазами смотреть и рассказывать про то, как покорил дракона одним лишь суровым взглядом. Я тебе даже что-нибудь подарю! Что ты хочешь?!
- Да я...не знаю. – Рыцарь совсем растерялся и замялся. – Может...хм...  яйцо?!
- Нет, ты, человек, и правда из ума выжил. Ополоумел! Зачем тебе моё дитя воровать?! Ты как дракона потом воспитывать собрался?! Что с ним делать хоть знаешь?! Вот возьми лучше зуб мой старый: он крепкий, словно алмаз, и вострый. Будь аккуратнее, а не то поранишься. Всё. Иди уже ... иди... Ступай. Не дури больше. Мне теперь отдохнуть надобно.
Рыцарь, переполненный внутренних неприятных противоречий и весь в смятении наблюдал, как великий дракон, всё ещё гаденько хихикая, повернулось к нему хвостатым задом. Бесстыдно почесался. И вперевалочку отправился в глубины темной пещеры, откуда эхом доносились смешки по меньшей мере ещё с получаса. Благородный воин никак не мог принять подобный исход событий. Он казался ему абсолютно неправильным. Не должен воин вот так вершить подвиги! Не должен и всё тут! Лишь по зову доблестных намерений сквозь пот и кровь проявляется истинная натура настоящего светлого рыцаря, которая облагораживает его бессмертную душу. Ни одна скульптура не встанет на постамент без вложений труда от рук мастера. Ни одна картина не появится на свет без мазков художника. А что же сделал он для своего подвига?! Ровным счётом ни-че-го. Рыцарю просто вложили в руки старый драконий зуб, словно блаженному мальчишке бросили милостыню. Стыдно! Позор!
- Кхм...кхе... – раздалось кряхтение у него за спиной.
Рыцарь наконец оторвал взгляд ярких алых глаз от укутанной мраком пещеры и неловко обернулся. Позади стояла босоногая худенькая девушка в оборванном платье и взъерошенными во все стороны света тёмными полосами.
- Ну как твой подвиг?! – робко спросила она.
- Да никак. Вот. – Благородный воин попытался гордо выпятить грудь и предать себе немного наглой самоуверенности, но грусть в голосе портила картину. Он протянул девушке драконий зуб -  Этот подвиг...ну... я посвящаю тебе.
- Ой, правда?! Вот это да!  – Впалые глаза на остром бледном лице сверкнули неподдельной детской радостью. – Мне ещё подвигов никто не посвящал!
- Ерунда... – воин смущенно отмахнулся. – Я же рыцарь.  Подвиги – моя работа. И у каждого уважающего себя рыцаря должна быть дама сердца, которой он непременно будет посвящать все свои подвиги. 
- Да?! А вот не ерунда. Быть может у каждого рыцаря и есть дама сердца, но не у каждого рыцаря та самая дама – это неудача. Никто не посвящает подвиги своей неудаче. Ведь всем вокруг из-за меня очень плохо. Спасибо тебе.
Девушка тяжело вздохнула и чмокнула рыцаря в щёку. После чего она уселась на валун, что лежал неподалёку, поджала под себя тоненькие израненные каким-то колючим кустом ножки и стала что-то напевать себе под нос. Рыцарь подсел рядом.
- А почему ты неудача?! – спросил он, когда его спутница притихла.
- Не знаю: совершенно не помню. Когда-то я была совсем другой. Другим человеком. У меня было имя. Была, кажется, жизнь. Но однажды в какое-то мгновенье моя душа разбилась на тысячи маленьких осколков. Я осталась в одиночестве, скованная непроглядным от печали и злобы мраком. Очень много потребовалось времени, чтобы собрать всё воедино: каждый крохотный осколочек. И сил на то потребовалось немало, дабы разбитое стало вновь единым. К несчастью одного осколка отыскать так и не удалось. Куда он пропал – ума не приложу. Везде искала: всё тщетно. И с тех самых пор, как разбилась душа, я превратилась в человека без прошлого и будущего. Я стала «Неудачей»: та, кто приносит всем разочарование, несчастье и боль. Потому тебе следует сторониться меня, как можно дальше. По самому краю мира, если понадобиться. Иначе будут неприятности.
- Но я не боюсь тебя!  – рыцарь хлопнул по груди ладонью.  – Доблестный воин должен помогать людям! Быть смелым, бесстрашным. Встать на защиту каждого несчастного и обездоленного. Всем, кому требуется помощь! Такова его природа.
- Но нельзя помочь всем. Особенно рядом с неудачей. Тем более самой неудачи.
- Брехня! Я верю, что помочь можно всем, но не каждый пробует протягивать руку. Гораздо проще спрятаться: окружить себя закостеневшим частоколом безразличия и предаться поглощающему душу эгоизму.
Благородный рыцарь с алыми глазами и большим сердцем хлопнул себя по закованным в сталь коленям и свершил то, что поразило девушку до оцепенения. Он без каких-либо сомнений отколол осколок от своей души. Девушка в миг яростно встрепенулась, будто перевоплотилась в хищную птицу. Зелёные глаза расширились, словно два изумруда. Грудь принялась вздымать от участившегося дыхания. 
- Ты что творишь?! Нельзя! Прекрати сейчас же!
- Ничего страшного... – Благородный воин не колебался. - Я же рыцарь. Это мой долг. Пусть этот осколок будет твой. Он будет закрывать дыру в твоей душе, пока ты не отыщешь свой осколок. И ты больше не будешь неудачей. Никогда.
- А ты?! Как же ты?!
- Я рыцарь. Беды и невзгоды всегда будут моими верными спутниками. Их я буду превозмогать. Пусть щит укроет от объятий вечного покоя, а меч рассечет тьму. – рыцарь бросил взгляд на лежащий клинок без рукояти. – правда над мечом стоит теперь поработать... Ну что ж... Теперь я отправлюсь вершить подвиги дальше. И скоро вернусь к тебе, когда моё имя обрастёт песнями.
Напоследок благородный воин поклонился даме своего сердца. Попрощался с ней и двинулся в путь.
- Мария...Моё имя Мария... – выкрикнула девушка.
Внезапно нахлынувшие воспоминание окатили девушку с головы до ног. Она вспомнила своё имя! Она вспомнила то, кем является на самом деле. Рыцарь напоследок обернулся к девушке и улыбнулся.
- Теперь у тебя всё будет хорошо! – сказал он, помахав ей рукой и примечая, как на досель сером и бледном лице загорелся румянец. В девушке пробудилась и зацвела жизнь. А вот она с ужасом заметила, как взгляд алых глаз доблестного воина едва заметно померк. И он ушёл вершить свои подвиги.