Приключения + Проза

У Спичкиных развалился шкаф. Старый он был настолько, что видел полет человека в космос, и настолько большой, что запускать ракету с Гагариным можно было прямо с его крышки. Но, несмотря на размер этого саркофага, одежды в нем было немного: на каждый сезон по одному наряду — и только у жены. Сам же Спичкин привык все свои вещи располагать на крючках в прихожей или раскладывать по квартире. Люди они были экономные, к чужому мнению равнодушные, потому и не придавали значения вещам. Но гардероб был нужен — для видимости порядка.

Новая мебель была сначала собрана на фабрике, а потом демонтирована, расфасована в полиэтилен и картон и доставлялась Спичкиным в течение двух недель — как угрозы за отсутствие выкупа. Зеркальные двери приехали последними. Они-то и добили спину хозяина дома, когда он затаскивал их на четвертый этаж без участия сломанного лифта.

О том, чтобы собирать шкаф своими силами, речь больше не шла. Спичкин не мог согнуться и передвигался по квартире, скользя и крутясь на пятках, словно фигурист в доспехах.

Супруги открыли интернет и начали некультурно тыкать в мастеров пальцами. Выбирали по отзывам и цене. В куче предложений, где ценники были такими, будто речь шла о сборке атомного ледокола, а не простого шкафа, нашлось одно интересное: «Соберу, разберу, переберу ваш гардероб за минимальный срок и стоимость. Опыт работы тридцать лет, профессиональный инструмент, английские манеры. Гарантию можно передавать по наследству».

Думать было нечего, Спичкины выбрали безликого мастера, оставили свои контактные данные и приготовились ждать. Не прошло и двух часов, как в дверь им забарабанили. Причем, судя по звуку, женским каблуком.

На пороге стоял недосягаемый идеал Сергея Зверева и весь цирк Du Soleil в одном флаконе: женщина в наряде пестром, как неоновая вывеска, с полуметровым мундштуком, из которого валил дым с ароматом пожара на битумном заводе, и таким гонором, словно она была царицей Египетской. Хотя, судя по количеству морщин, это было недалеко от истины.

— Bonjour! Ça va? — поздоровалась хриплым голосом гостья и элегантно протянула Спичкину женскую сумочку размером с рюкзак альпиниста.

Завороженный хозяин дома молча принял «ридикюль», который своим весом чуть не вырвал ему руку под корень. Сумка упала на пол, издав лязг расчлененного терминатора.

— Кто вы? — спросили в один голос Спичкины.

— Меня зовут Сильвия. Сильвия Бобикова. Я здесь для того, чтобы привести в порядок ваш гардероб! — женщина внимательно и слегка придирчиво прошлась взглядом по домашним нарядам хозяев — точно оценивала корову на базаре.

— Мы ждали мастера! — попытался загородить вход Спичкин, но двадцатисантиметровый каблук чуть не пригвоздил его к полу, когда гостья заходила внутрь.

— Мастер? Mon ami, — женщина снисходительно глянула в переполненные ужасом глаза хозяина, — я уже давно в олимпийской сборной. Гардероб — это моя стихия. Я работала в лучших домах Европы: от берегов Карского моря до Ставрополья. Вы, конечно, случай не простой, — она указала мундштуком на вытянутые на коленях трико у обоих членов семьи, — но и я, знаете ли, не жижа из салата.

— Повторяю, нам нужен мастер для сборки мебели, — начал выходить из себя Спичкин.

— Of course, мебелью мы тоже займемся, — кивнула Сильвия, — а еще вашими безвкусными шторами, посудой и этим мавзолейным освещением, — она брезгливо повела плечом, оглядывая лампочки на потолке. — От такого света у меня сходит автозагар.

И правда, автозагар слезал с нее, как тонировка с «жигулей», наклеенная во дворе под дождем.

— Начнем с вас, — экстравагантная гостья повернулась к Спичкиной.

— С меня? — испугалась та.

— Oui. Вы, как женщина, должны быть законодателем моды в доме. Но как можно руководить прекрасным в этом свитере? Простите мне мою резкость, но сейчас даже собачки в парке одеты куда моднее.

— Так это же домашнее…

— Darling, — Сильвия прикрыла глаза, будто от боли, — дома — это не значит «как попало». Вы должны в любой момент быть готовы к выходу в свет, приезду скорой, полиции, грабителей, ритуального бюро или к тому, что в дверь постучатся гостьи из высшего общества.

— Но к нам такие не стучатся, — развела руками Спичкина.

— Ну я же здесь, — улыбнулась Сильвия, и ее нарисованная бровь взметнулась куда-то по диагонали. — К тому же ваш супруг должен видеть в вас объект вожделения, а не своего мучачо с крахмалопаточного комбината.

— Как вы узнали, где я работаю?! — возмутился Спичкин.

— На вашей ужасной футболке написано, — не поворачивая головы, усмехнулась Бобикова.

— Да с какой, собственно, стати вы нас оскорбляете?

— My dear, — Сильвия зажала губами мундштук, затянулась и выпустила кольцо, через которое смог бы проехать поезд Оренбург — Самара, — я не оскорбляю. Я называю вещи своими именами. — Но don’t worry, mes chers, Сильвия знает, как свести теплое с мягким. Мы устроим модный променад, но сначала, — она раскрыла свою сумочку и принялась вытаскивать оттуда инструменты, которыми легко можно было бы собрать не только шкаф, но и небольшое промышленное здание, — приведем ваш make-up в приемлемый вид.

Спичкины хотели вызвать полицию, но количество металла, которым была обвешана Сильвия Бобикова, глушило все сигналы в радиусе километра.

Несмотря на то что сама Сильвия выглядела как дешевая пародия на карнавал в Рио-де-Жанейро, с чужими лицами, ногтями и волосами она управлялась профессионально. Через три часа Спичкины помолодели в сумме на пятнадцать лет и даже перестали кусаться и брыкаться.

Осмотрев коробки со старой одеждой супругов, Сильвия нашла то, что оскорбляло ее взгляд менее всего, и облачила в это своих заказчиков, притом совершенно не заботясь, кому изначально принадлежали те или иные вещи.

В торговом центре эта троица была самой заметной, отчего Спичкиным хотелось сгореть на месте. Бобикова была неумолима и требовательна. С собой в ридикюле она таскала старую ковровую дорожку, которую раскатывала каждый раз, когда жертвы ее модного гения примеряли новый наряд, и требовала дефилировать по ней, как по подиуму. Сбежать от Бобиковой было невозможно. Женщина знала все служебные входы и выходы любого торгового центра и возникала в самых неожиданных местах, как прыщ перед фотосессией. Это был фешенебельный захват заложников с единственным требованием: следовать тенденциям моды.

К концу четвертого часа, когда с ног валились даже манекены, а Спичкины перемерили все модели и фасоны и заодно потеряли всякий страх перед публичными выступлениями, Сильвия объявила «finition» и распустила всех, включая директора ТЦ, по домам.

Уже дома, морально и физически уничтоженный Спичкин достал из кармана новых брюк чек и начал вспоминать, где у отца в деревне хранились патроны. Одна радость была: во время примерок Бобикова длинной шпилькой ослабила ему напряжение в спине, а заодно вправила все суставы обратно, чтобы приталенный пиджак нормально сел.

Сильвия оставила свои реквизиты и попросила оплатить ее услуги суммой, которую супруги посчитают достойной.

Следующий день все еще стильно уложенный Спичкин провел за тем, что, облаченный в новенькую льняную рубашку и бежевые брюки со стрелками, собирал злосчастный гардероб. Каждый раз, хватаясь за очередную деталь, он видел свой маникюр и чувствовал, как внутри него закипает все мужское. Для себя Спичкин четко решил, что никогда в жизни больше не обратится к кому-либо за помощью. Уж лучше пусть в следующий раз его убьет болевой шок, чем какое-то безумное существо введет его в гипноз и заставит плясать под свою дудку.

Вечером с работы явилась супруга, которую Спичкин не сразу узнал. Она ушла до его пробуждения, облачившись в один из по-настоящему удачных и стильных комплектов одежды, который ей посоветовала Бобикова носить на службу. Жену было не узнать. Да, она была похожа на себя, но не на ту уставшую, вечно сгорбленную под тяжестью бытовых забот и отекшую от ежедневно топящей ее волнами проблем суеты женщину, какой она была еще вчера. Сегодня же, несмотря на ранний подъем, отработанную смену, поездку на городском транспорте и общение с нелюбимым коллективом, Спичкина будто сошла с фотографии тридцатилетней давности, когда они с мужем прогуливали пары в институте, чтобы доехать до озера и устроить пикник в первые погожие деньки апреля. Спичкин смотрел на жену и не мог вспомнить, что надо говорить, когда встречаешь любимого человека с работы. Они вообще обычно не разговаривали по вечерам. Каждый был погружен в вязкий мед собственных мыслей.

— Ты в брюках шкаф собирал, что ли? — спросила Спичкина, когда пауза затянулась.

— Ага, — фыркнул он. — Бобикова же выкинула все мои домашние трико и майки.

— Правильно сделала. Ты сейчас такой забавный: весь потный, с расстегнутой рубашкой, прям Харатьян в «Гардемаринах».

— Да ну тебя, — засмущался Спичкин.

— Да я же в хорошем смысле, — подсела к нему на диван жена. — А знаешь, сколько мне сегодня комплиментов сделали? — она игриво обняла его руку.

— Два?

— Девять. Три из них — девчонки с нашего участка, а у нас вообще как-то не принято хвалить друг друга. Тот еще серпентарий.

— Вот как, — усмехнулся Спичкин, почувствовавший приступ ревности.

— Ага. И я сегодня перевела Сильвии Евгеньевне десять тысяч.

— Сдурела? — муж хотел вскочить с дивана, но супруга сжимала его руку крепко, словно капкан.

— Знаешь, я вот ни капельки не жалею. Да, потратились. Да, купили много вещей. Но ведь мы для них гардероб и приобрели.

— А я думал, что для порядка…

— А какой может быть беспорядок, если и разбрасывать нечего? — Спичкина заглянула в глаза мужа, и он заметил в ее взгляде знакомый, давно потухший огонек.

— С-с-согласен, — голос мужа дрогнул от накатившего волнения. — Может, завтра это…

— Что?

— На озеро съездим… Устроим пикник… Погоду вроде обещали хорошую… — он смущался, как мальчишка перед однокурсницей.

— А может, сегодня? Луна вот-вот поднимется. Я, ты, звезды, бутылочка Prosecco…

— Да темно уже, а у меня и грязных вещей никаких нет, вдруг там вляпаемся во что…

— А я не хочу ехать в грязных. Вляпаемся так вляпаемся. Поедем? Я больше двух раз предлагать не стану, — жена улыбнулась так, что все внутри Спичкина вспыхнуло жарким пламенем.

— Едем.

— Спасибо. И еще кое-что…

Спичкин был так возбужден, что пока бегал по квартире и собирал вещи, плохо расслышал последнюю фразу.

— Завтра я позвоню Бобиковой насчет освещения и штор. Ты же не против?

— Я только за!

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

С Днем работника ГАИ (ГИБДД)!

Давно это было, когда я еще жил в Казахстане. Сижу я как-то вечером дома, пью чай, никого не трогаю. И тут звонок в дверь. Пошел открывать, а на пороге мой односельчанин, Васька Жуйков. Морда печальная, в каждой руке по огнетушителю с цифрами 777 на этикетках.
Зашел, ноги вытер о коврик и говорит:
- Можно?
- Заходи, - говорю, - коль приперся. Да еще с двумя огнетушителями!

Ну, прошли мы на кухню. Из шкафа стакан для Васьки достал, из своего чай вылил. Васька портвейн разлил, мы молча выпили, закусили жареным хеком – с ужина остался. Потом Васька говорит:
- Знаешь, че я к тебе пришел?
- Не знаю, - говорю. – И знать бы не хотел. Чую, нагрузить меня хочешь!
- Ага! – соглашается Василий. – У меня права отобрали.
И снова вино разливает. Ну, выпили мы, снова заели хеком.
- Поможешь ? – утерев жирные губы, спрашивает Жуйков.

Теперь пару слов, почему он приперся именно ко мне. Я уже два года, как работал в местной районной газете. После армии начал сочинять рассказики, некоторые отправил в районку. А их взяли и напечатали. А через полгода вообще пригласили в редакцию – не хватало у них кадров. Ну, я подумал и согласился. Во-первых, недалеко от дома – всего двадцать пять километров. Во-вторых, зарплату дали побольше, чем я получал сварным в той самой тракторной бригаде, которую и обслуживал на своем газончике-«техничке» Васька.

Когда в газете стали появляться материалы за моей подписью, в том числе и критические, мои земляки стали думать, что я стал большим человеком. И время от времени обращались ко мне с различными просьбами – главным образом, чтобы я пропесочил кого-нибудь или, наоборот, похвалил. Ну, я когда мог, помогал, конечно. Вот и Васька Жуйков приперся не просто так, чтобы по-дружески распить этот его вонючий портвейн.

- Права у меня сегодня отобрали, - расстроенно шмыгнул Васька своим носом-картошкой.
- За что?
- Ну, встал под знак, - нехотя сказал Васька и снова потянулся к бутылке.
- И только-то? – с подозрением уставился я на него. – За это права, по-моему, не отбирают.
- Ну и это… - засмущался Василий. – Выпивший я был, вот.
- Ого! – присвистнул я. – Это осложняет дело. Ну и на фига ты жрал за рулем?

- Да как-то само по себе получилось, - попытался найти оправдание своему греху Жуйков. – Заехал пообедать в столовку, а там наши, деревенские сидят... Яшка Панкратов да Вовка Кубышев, котлеты и водку жрут, пошли бы они на фиг! Ну и уговорили меня на третьего в их компании…
- Ну и будешь теперь пешком ходить, как они! – сердито сказал я. – Наливай, чего сидишь как памятник… А права кто у тебя, говоришь, отобрал?

Гаишников у нас в райцентре было трое – сержанты Абдурахманов и Сейсенбаев и их командир капитан Иванишин. Ближе всех я знал Серика Сейсенбаева, потому что он жил прямо подо мной. У него была такая же, как у меня, двухкомнатная квартира, и она была закреплена за РОВД, как моя – за редакцией районной газеты.

Мужик, в общем, нормальный, пока форму не наденет да портупеей белой не перетянется с белой кобурой и белыми же перчатками - крагами. Просто невооруженным глазом видно было, что он находится буквально на грани оргазма, когда с важным видом расхаживает по улицам нашего маленького поселка или торчит на перекрестке у выезда на трассу со своим полосатым жезлом.

Он им и махал чаще своих коллег, притормаживая машины. Правда, всегда по делу, это отмечали все. Как и то, что Сейсенбаев так просто нарушителей никогда не отпускал, как это иногда, чисто по-человечески, делал его собрат Абдурахманов. Они были полной противоположностью друг другу, эти линейные инспектора районного ГАИ: Сейсенбаев маленький, кругленький, улыбчивый, а Абдурахманов– высокий, худой и всегда мрачный. И эта внешность была обманчива: Сейсенбаев слыл самым настоящим зверем на дорогах, с Абдурахмановым же можно было нередко договориться.

Я был пешим, и мне этот Серик Сейсенбаев со своей инспекторской крутизной был как-то до лампочки. И он бы сто лет мне не нужен был, но наши жены сдружились, а через них и мы невольно начали знаться, встречаться по праздникам за семейными столами то у них, то у нас.

- Да такой маленький, кругленький, с улыбочкой такой, падла! – стал описывать мне наружность обидевшего его инспектора Василий. Я нетерпеливым жестом прервал его:
- Знаю. Это Сейсенбаев. И даже больше тебе скажу – он мой сосед снизу…
- Да ты чё! – радостно вскрикнул Васька и, не дожидаясь меня, хлопнул своих полстакана портвейна. – Ну, теперь мои права опять у меня в кармане!

На пороге кухни выросла моя жена, с недовольным видом оглядела наш пиршественный стол.
- Чего орете? – ворчливо сказала она. – Спать пора, завтра же рабочий день. А ну заканчивайте, да на диван. Оба!
- Ладно, ладно, ты иди, мы тихонько, - миролюбиво сказал я жене. И она, безнадежно махнув рукой, ушла в спальню, к дочери. Я прикрыл кухонную дверь.
- Так ты поговоришь с ним? – жарко прошептал Жуйков. – Поговори, а? Все же соседи, а? Хоть он и большой начальник, да ведь и ты не хрен собачий, а самый настоящий корреспондент! А?

Я подумал с минуту. А чем черт не шутит? Ваську-дурака, почти моего сверстника (всего на пару лет старше меня), было жалко – что он будет делать в деревне без машины? Быкам хвосты крутить? Так там и без него таких «специалистов» хватает. Остается одно - в разнорабочие пойдет, за копейки вкалывать, а у него жена и уже двое ребятишек…
Ладно, попробую. Тем более, что я еще никогда к своему соседу – грозе шоферов, за помощью не обращался. А вот он мне пару раз приносил от своего начальника статьи-обзоры на гаишные темы, и я их правил и сдавал редактору, и они шли в печать!

- Жди, я сейчас, - бросил я глядевшему на меня с надеждой Василию, и пошел к Сейсенбаевым. На мое счастье (или несчастье – я еще не знал) Серик был не на дежурстве, а дома. Он открыл мне дверь, в чем был – в майке, плотно обтянувшей выпуклое пузико, в трико и тапочках.
- А, сосед! Привет! – Он протянул мне пухлую влажную руку. – Чего хотел?
- Ты это, как насчет винца выпить?
- Винца?

Серик на какое-то время задумался. Я знал, что он иногда выпивает, и пьет, кстати, только вино.
- В принципе, можно, - наконец согласно кивнул он головой. - На дежурство мне только завтра к вечеру. Сейчас я куснуть возьму кое-чего с собой…
- Обижаешь! – сказал я, но не особенно категорично – с закусью у меня дома в те годы дома было, если честно, не важно. Нет, сало там, яишница, рыбка жареная, кривой соленый огурец – это всегда пожалуйста. Но чтобы колбаску, ветчинку там, сыр, шпроты выставить – это надо было расстараться загодя.
- Да ты ж не знаешь, чего у меня есть. Казы! Родственники из аула привезли.

И Серик исчез в недрах своей квартиры. Послышалось недовольное бормотание его жены. Серик прицыкнул на нее и вернулся с почти черной палкой одуряюще пахнущей казахской домашней колбасы.
- Вот! – торжествующе сказал он. – И вот!
В другой руке сосед держал за горлышко бутылку такого же вина 777, какое мы только что распивали с Васькой.

- Пошли! – оживленно скомандовал он. Видимо, его все же вдохновила перспектива набубониться на ночь любимого вина и потрепаться о наших мужских делах. И мы потопали на мой второй этаж.
- Только это, - сказал я, уже толкая дверь в свою квартиру. – У меня приятель, из деревни.
- А, еще лучше! – беспечно отозвался Серик. – Настоящая мужская компания четной быть не может…

Но когда Серик увидел, кто у меня в гостях, от возмущения его круглое смуглое лицо еще больше потемнело. Он сразу же перестал улыбаться, молча поставил на стол свою бутылку, положил рядом палку казы, и попятился назад, не сводя недоброго взгляда от заискивающе улыбающегося Жуйкова.

- Вон оно что! – наконец выдавил из себя Серик и уничтожающе посмотрел теперь уже на меня. – С тылу решили зайти! Не ожидал я этого от тебя, сосед! А еще корреспондент…
- Да подожди ты, Серик, - попытался я остановить его. – Хоть выслушай его. Он нормальный парень. Ну, выпил, с кем не бывает…
- У кого голова на плечах, с тем не бывает! – отрезал Серик. – А безголовым за рулем нечего делать! Все, разговор окончен! И не ходи ты, как тебя там… Жуйков вроде, да? - никуда и ни к кому – прав ты своих уже не выручишь.

И он ушел, хлопнув за собой дверью. Мы с Жуйковым остались сидеть как оплеванные. Потом молча и нехотя допили остатки вина из первой бутылки, и Василий с таким обиженном лицом, как будто это я был виноват в его беде, засобирался уходить.
- Куда ты, на ночь глядя? – стал я его отговаривать. – Первый час уже. Вон диван сейчас раздвину, задрыхнем на нем.
- Неа, - угрюмо помотал головой Жуйков. – Я к свату, он меня дожидается…

- Ну, иди, если так, - согласился я. – Да, забери с собой бормотуху, мне она не нужна, завтра на работу, а тебе может пригодиться… И это, вторую-то не трогай, я ее завтра верну этой гаишной морде. И колбасу его тоже вонючую отдам. Все, знать его больше не желаю!
Жуйков сгреб со стола один из огнетушителей и понуро поплелся к выходу.

- Погоди, - встрепенулся я. – Провожу тебя немного, заодно курну. Где твой кум-то живет? У пристани? Ну, это рядом, пять минут ходьбы…
Я прихватил сигареты, жене ничего говорить не стал, да она уже и спала, наверное, а просто плотно прикрыл за собой входную дверь, и мы стали спускаться по плохо освещенной лестнице вниз (какая-то сволочь опять выкрутила лампочку на нашей площадке, и приходилось довольствоваться отсветом неразбитого еще плафона с первого этажа).

И мы не успели дойти еще до выхода, как услышали доносящиеся с улицы приглушенные вскрики, матюки и звуки ударов. Драка, что ли?
Точно – рядом с нашим подъездом два мужика в свете желтой луны катали пинками по земле третьего. Не сговариваясь, мы бросились выручать несчастного, причем Василий на ходу размахивал своим огнетушителем как дубинкой. Эти двое не стали драться с нами, а тут же бросились наутек.

Мы с Василием подняли с земли и поставили на ноги избитого. И не сразу в нем, вывалянном в пыли, в порванной майке и с окровавленным, грязным лицом, я узнал моего соседа Серика Сейсенбаева.
- Ну, сволочи, я найду вас все равно! – рычал он, отплевываясь и все пытаясь пристроить на пухлое плечо порванную лямку майки.

Из подъезда запоздало выскочил еще один наш сосед, Серега Талалаев, окна квартиры которого глядели во двор.
- В чем дело, мужики? Кому по морде дать?
- Да все уже, - сказал я ему. – Без тебя обошлись.
Серёга хмыкнул:
- Жалко!
И вернулся в подъезд.

Я спросил у Серика:
- Кто такие были?
Серик опять сплюнул кровью и пробурчал:
- А я знаю? Покурить после вас вышел. Тут эти двое, поддатые, сигарету попросили. А у меня с собой только одна и была. Ну, слово за слово, и сцепились… Ничего, я их запомнил, отловлю все раавно. А вам спасибо, мужики!

- Серик, ты что там делаешь? – встревоженно крикнула, с треском распахнув окно, его жена Майра. – Мне звонить в милицию?
- Да все нормально, Майра! – с досадой отозвался Серик. – Спи, я сейчас приду.
Майра захлопнула окно, но спать не ушла – за стеклом продолжало светиться ее круглое лицо в обрамлении черных волос.
Тут Серик впервые поглядел на нас. И даже при лунном свете было видно, что один его и без того неширокий глаз заплыл и совсем закрылся.

- На вон, приложи бутылочку, она прохладная, - услужливо протянул ему пузырь бормотухи Жуйков (видимо, прихватил со стола все же не свою бутылку, а Сериковскую, вынутую им накануне из холодильника).
- Не надо, - отвел его руку Серик. – Ладно, мужики. Еще раз спасибо, хотя я и сам бы справился. Пойду я, жена вон ждет…
И он неторопливо пошел к подъезду.

Василий резко толкнул меня в плечо и отчаянно замигал мне.
- Серик, так это, может, все же вернемся к нашему вопросу? – сказал я в удаляющуюся спину инспектора. Серик только досадливо дернул плечом и скрылся в подъезде.
- Вот же морда гаишная, - разочарованно пробормотал я себе под нос.
Василий зло сплюнул себе под ноги и, не подав мне на прощание руки, быстро пошагал со двора, помахивая на ходу тускло блестящей бутылкой…

Спустя пару месяцев он пересел на трактор. А Серик был направлен в высшую школу милиции и, вернувшись домой лейтенантом, возглавил районную ГАИ. И вся шоферня района выла от него целых пять лет, пока капитана Сейсенбаева не перевели на повышение в область. Но и после него еще долго водители в нашем райцентре были самыми трезвыми в области…

Марат Валеев.

— Кyпи попугая, мужик! – дернул Максимчука за рукав на птичьем рынке пропойного вида мужичок. В большой клетке у него сидела крупная нахохлившаяся птица. А клюв у нее был заклеен скотчем.

— Хм! – сказал Максимчук. – А почему вы ему рот залепили?

— Да болтает чего попало, — честно ответил пропойца.

— Хм! — снова сказал Максимчук. – Птица довольно редкая. Откуда она у вас?

— От пoкoйного братана осталась, — сообщил владелец попугая. От него даже на расстоянии рaзило пeрeгаром.

– Братан боцманом был, в загранку ходил. Да вот недавно концы отдал. А сирoту этого передали мне. Яковом его зовут.

— Ну и пусть бы жил с вами, — пожалел птицу Максимчук.

— Не, мне он не нужен, — ожесточенно сказал пропойца. – Жрeт много. И болтает чего попало, якoрь ему в глoтку.

— И сколько же вы за него хотите? – спросил Максимчук.

— Да за пaру тыщ отдам, – чуть подумав, сказал попугаевладелец.

«Почти даром!» — обрадовался Максимчук. А вслух с сомнением сказал:

— Дороговато что-то! Может, он и не разговаривает вовсе?

— Яшка-то? – обиделся мужичок. — Еще как балаболит!

Он осторожно отлепил уголок скотча с клюва.

— Петька, ты к-кoзел, трax-та-ра-рах! – хрипло завопил попугай. – Где папайя? Где мар-р-р-акуйя? Жр-р-рать давай, aлкaш-ш-ш!

— Папайя, маракуйя! А больше ни чрeна не хочешь? – затрясся от злости Петька, залепил попугаю клюв и сунул его обратно в клетку. – Ну так что, мужик, берешь птицу, нет?

Максимчук решил спасти попугая от возможной гoлoдной cмeрти.

— На! – сказал он, протягивая пропойце две смятые тысячные кyпюры. – И давай сюда попугая.

— Да забери ты его! – Мужичок, радостно хрюкнув, припустил к ближайшему павильону.

— Господи, это кто? – изумленно спросила жена Максимчука Катерина, увидев попугая.

— Морской попугай Яков! – с гордостью сказал Максимчук. – Кyпил вот по случаю. Разговорчивы-ы-ый! – всех подружек тебе заменит. Ну, поздоровайся с моей женушкой, Якорёшка-дyрёшка!

Яшка помотал залепленным клювом.

— А, ну да! – вспомнил Максимчук и осторожно содрал скотч.

— Полундр-р-ра! – хрипло закричал Якорь. – Сам дyр-р-ак! Где папайя, где мар-р-акуйя, мaть твoю!!!

— Божечко ты мой! Пoxaбник-то такой! – всплеснула руками Катерина. – Неси его, откуда взял.

— Это он просто гoлoдный, — слабо засопротивлялся Максимчук. – Сейчас мы его покормим, и он успокоится. Будешь, банан, Яков?

Попугай стал жадно отрывать и глотать сладкую банановую плоть.

— Кайф-ф-ф! – наконец громогласно сообщил он и сытно рыгнул. – Молоток, с-салага! Тепер-рь бы бaбy бы! Ну, иди ж-же ко мне, крош-ш-ка!

И уставился загоревшимся взглядом на жену Максимчука.

— Так он еще и бaбник? – ахнула Катерина и покрылась легким румянцем – то ли от возмущения, то ли от смyщения. – Все, девай его куда хочешь, нам в доме такой cрaмник не нужен.

— Ладно, — сдался Максимчук. – Завтра поеду на рыбалку и попутно завезу его теще в деревню.

…Теща птицу благосклонно приняла.

Позвонив ей через неделю, Максимчук между делом спросил:

— Ну, как вы там с Яковом уживаетесь?

— А чего мне с ним уживаться? – ответила Серафима Григорьевна. – Я его в птичнике поселила.

— А почему? – удивленно спросил Максимчук.

— Почему, почему! — хихикнула теща. – У меня как раз перед твоим приездом хорек петуха зaдaвил. Вот твой Яшка теперь заместо него. Такой, слышь ты, знатный топтун оказался – куры у меня от него аж по два яйца сносят разом!

— Да не может того быть! – потрясенно сказал Максимчук . — Он же попугай!

— Сам ты попугай! – рассердилась теща. – Говорят тебе: топчет моих курей, значит, топчет. Да еще орет при этом дyрным голосом! Подожди, как же.… А, вот: «Пoлундр-ра-ра!» — орет. Так что спасибо тебе, зятек, за ценную птицу!

— Да не за что, — сказал Максимчук. И аккуратно положил трубку…

Марат Валеев.

Однажды в далекой азиатской стране одну вкусную булочку поместили в герметичную упаковку и выложили на витрину. Она лежала и ждала своего часа, чтобы порадовать кого-то своим ярким вкусом.

Но вдруг вместо привычных местных жителей к витрине подошли двое иностранцев. Они были улыбчивы и радостны, иногда посмеиваясь от запаха дуриана, предвкушая как будут морщиться их друзья.

Они забрали эту булочку и увезли в северный город, где дожди и снег занимали  большую часть года, но в компании этих двоих булочке было тепло и уютно. Она предвкушала, как они будут лакомиться ею.

Она с интересом наблюдала за путешествием. И вскоре булочку и ее таких же подруг раздали каким-то людям в доме, где стоял все тот же запах дуриана. Гости принялись открывать угощения одно за другим.

Как же она ждала этого момента, когда ее съедят, но наступила ночь, а ее так и не тронули. Утром булочка все еще была в упаковке. А через несколько дней она снова обнаружила себя в чемодане, в очень жаркой стране, где плавился шоколад и все надежды на дальнейшее предназначение.

Шли дни, духота и зной одолевали, но к упаковке никто так и не притронулся.

Булочка уже стала горевать, что скоро ее постигнет утилизационная кара. Она видела, как открытое печенье разрывали муравьи, и она бы тоже уже хотела стать их добычей, радуя хотя бы эти создания своим ярким вкусом, но из герметичной душной упаковки ей было не выбраться на свободу.

Она считала дни, гадая, что когда-то о ней вспомнят, до того момента, как закончится ее срок годности. Запах кофе и чая манили ее. Были бы у нее руки, она бы начала махать, шуршать упаковкой, привлекая внимание. Но люди ели что-то другое.

Оставалась последняя надежда на обратную дорогу, где голод бы напомнил людям о той самой булочке, что побывала в разных уголках света…

Основано на реальных событиях.