Расскажу вам про тырчок. Или про джинсы.
В общем, сами решите, что (или кто) играет главную роль в этой истории.
У нас был тырчок (мопед). И стоял он у нас прямо в квартире, в самой большой комнате.
Уже как-то странно, не находите? По крайней мере необычно.
На тырчке мы ездили с отцом на рыбалку и вообще по разным делам – излишне говорить, что мой папа этот агрегат любил, собственноручно затаскивал его на третий этаж и вовсе не смущался запаха бензина дома.
И вот на этом-то тырчке поехали мы за джинсами. К вьетнамцам, в посёлок ЛПК (к черту на кулички). Вьетнамцы там работали на каком-то заводе, но параллельно шили что-то и фарцевали (приторговывали джинсой).
И вот, подъезжаем, у общежития на лавочке сидят два маленьких вьетнамца в спортивных костюмах. Папа объясняет им, сначала по-русски, а потом на пальцах, чего мы от них хотим. Они щурятся, морщатся, не понимают. Наконец, один из них, хлопнув себя по лбу, энергично кивает и скрывается в подъезде.
- Это твой отеч? - спрашивает у меня другой.
- Отеч, отеч, - говорю я.
Первый вьетнамец выходит, зовет нас в какой-то закоулок, и показывает из-под полы пакет: там джинсы, «Super Perrys», отличные, цвета индиго. Мое сердце радостно бьется, я уже готов примерить, как вьетнамец говорит:
- Сколько? – переспрашивает папа.
- Сто тватцататпат (и показывает на пальцах: 125).
У папы вытягивается лицо – я понимаю, что таких денег у нас нет.
Я уже готов заплакать. Но тут внимание вьетнамца переключается на тырчок. Он как бы что-то обдумывает.
Я вижу, что папа бледнеет – к обмену он не готов. Но речь, видимо, не об обмене.
- Покататься? Сто и покататься? – папа показывает руками, как берется за руль, и издает звуки мотора «дррынь, дрррынь!»
Вьетнамец кивает. Тут же садится на тырчок – и куда-то едет, вместе с джинсами. Только мы его и видели!
Мы за ним. Он – от нас! Нет, не совсем от нас. Забирает своего друга у подъезда и, кивая нам, начинает нарезать круги по двору. Один, другой, третий… Мы завороженно смотрим. В лице папы тревога и почти страх.
Из окон на звук работающего мотора высовываются другие вьетнамцы, и часть их высыпает на улицу. Они тоже хотят кататься! Выстраивается очередь, все галдят, о джинсах уже никто не вспоминает. На моего папу больно смотреть…
Я не знаю, мне кажется, на нашем тырчке поездило все общежитие. Они катались по двое, по трое, по пятеро. Катались по двору, по кварталу. Уезжали, приезжали. Кто-то садился за руль, кто-то – на багажник… В какой-то момент кончился бензин, и папа робко сказал, что хватит… но весёлые вьетнамцы притаранили откуда-то огромную канистру, и залили бензин, и опять уехали куда-то…
Наконец, вернулись. И вручили мне джинсы. И мы, с грехом пополам, едва управляя нашим агрегатом, доехали до дома. Тырчку, кажется, предстоял серьезный ремонт…
У меня теперь были джинсы. Но, знаете, по пути и позже дома, я думал не о них. И моя радость и даже какая-то гордость была связана не с ними.
Как я раньше этого не понимал?! У меня – самый лучший на свете папа! И он меня – любит!
РАССКАЖИТЕ СВОЮ ИСТОРИЮ! @santslava, @grafjulia
