Видимо случилось какое-то событие, мягко говоря, непредусмотренное планом операции. Очень уж резко мы подскочили, и Комбат разговаривал по связи коротко и ёмко, причем вызвал на моей взводной радиостанции опытного Рогачева, а не Замполита на ротной СтоСедьмой Андрюхи Орлова. Очевидно, надо было решить какую-то важную, неотложную задачу.
Резкий и борзый Рогачев моментально привел бойцов в отважное настроение, сформировал колонну, дал команду на выдвижение. Впереди он направил третий взвод со Старцевым во главе и с его героическими Тимофеевым, Фоминым, Ахмедом, Толиком Воличенко, Сакеном, Геной Едушем и Саней Манчинским в качестве «замка». Далее шел наш взвод с Рогачевым в середине колонны, затем взвод Зеленина и в замыкании - гранатометчики Рушелюка. Солдатики из нашего взвода подхватили с костров чайники с супиком, потопали ровно к тем дувалам, которые недавно проверили мы с Филей.
Колонна быстро двигалась вперёд, мы задыхались от натуги, на всех парах пролетели мимо растерзанного злой коровой пшеничного поля, мимо «наших» с Филей домов, выскочили на плотную душманскую тропу и, выпучив глаза, понеслись дальше. Куда мы неслись, чего мы убивались, спрашивать было как-то неприлично. В армии не работает фраза «за спрос не бьют в нос», здесь вам - не там, как говорится, здесь за спрос легко можно получить по всей морде, поэтому я не спросил. Дали команду – вперёд, значит вали вперёд и не выступай, вот я валил и не выступал.
По хорошо утоптанной духовской тропе мы шли по левому берегу реки Абдуллахейль против течения, то есть, поднимались в горы в сторону верховья реки Абдуллахейль. С разгона проскочили несколько больших домов, окруженных маленькими террасами. Стенки террас были обложены крупными камнями, делянки на террасах засажены культурными растениями. С детства я не офигеть какой агроном, но распознал на некоторых террасах картофельные плантации. Вот, чего не ожидал, так это увидеть картошку в жутких горах Афганистана. Это же чисто бульбашская культура, казалось бы. Хотя, придумали её в Америке и в Андах она тоже произрастает, и ей хоть бы хрен.
В одном из дворов мы обнаружили свежие воронки от авиационных НУРСов, их залп пришелся по террасе с садовыми деревьями и теперь повсюду валялись срезанные осколками крупные ветки. Часть осколков изрешетила стену и дверь дома. Судя по выбоинам в сыромятной глине, веер осколков прилетел плотный и ударил очень сильно, он смёл бы на своём пути всё живое. Результат меня оч-чень впечатлил.
Из двора, побитого залпом НУРСов, мы выскочили на склон горы, на нем располагался персиковый сад вдоль тропы.
На деревьях висели спелые плоды, прямо на ходу я протянул руку, сорвал несколько штук, откусил кусок от первого попавшегося и обалдел. То, что я когда-то пробовал, это были не персики, а какое-то жалкое подобие, оно выглядело как персики, называлось как персики, стоило как персики, но по вкусу было как нечто ватно-марлиевое, пропитанное подслащенной водой и не имело ничего общего с тем, что я попробовал Абдуллахейле. Настоящий свежий персик, сорванный с ветки был бесподобен!
2018-й год, житель Абдуллахеля собрал персики в своём саду.
Прямо на ходу, задыхаясь и спотыкаясь, я начал хватать всё, до чего смог дотянуться. Тяжелые предметы не позволяли мне высоко поднимать руки, на моём горбу задорно подпрыгивал вещмешок, заставлял меня сутулиться и нагибаться вперёд, чтобы я не опрокинулся на спину под его тяжестью. На плече болтался пулемёт, который на всякий случай был снят с предохранителя, ибо мы шли по кишлаку и в любое мгновение на меня могло что-нибудь выскочить из-за угла, я тяжело дышал, тяжело шагал по саду, срывал персики, до которых мог дотянуться. Некоторые из них перезрели, лопнули прямо на ветках, на краях рваных ран висели янтарные капли сладкого сока. Руки у меня мгновенно сделались липкими от сахара и лицо тоже. Всё, что я успевал засунуть себе в пищевод, я засовывал и глотал. Перемазался весь, но жрал, жрал, жрал и жрал, пока сад не закончился.
Ниже сада располагались дома, затем речка Абдкллахейль, а на правом берегу, за речкой, поднимался противоположный склон ущелья, занятый огромным кишлаком.
Мне очень хотелось, чтобы по тому склону шагало какое-нибудь подразделение из нашего полка. Допустим, второй батальон. Но вряд ли было именно так, потому что мы неслись с неимоверной скоростью вперёд и на левом фланге хрен бы кто-то поспел за нами. К тому же неизвестно, было ли у нас прикрытие сверху. Скорее всего тоже отсутствовало, ибо по горам невозможно двигаться с такой скоростью, с какой мы мчались по хорошей утоптанной тропе. То есть, если прикрытие сверху у нас раньше было, то теперь оно отстало. По моим прикидкам получалось, что мы неслись вперёд без прикрытия, то есть, попросту говоря, настойчиво лезли в жопу. С чего бы это? Что-то случилось? Мы бежали кого-то спасать?
Тропа выскочила из зарослей садовых деревьев, вывела нас к группе домов, проскочила через постройки и пошла немного выше двух длинных зданий, прилепленных к склону. Их крыши располагались чуть ниже тропы, чуть ниже подошв наших полусапожек.
Над этими домами Рогачев объявил привал, ротная колонна остановилась, я плюхнулся на тропу, вещмешок привалил к склону горы, откинулся спиной на него, как на спинку кресла. Ноги мои гудели, лёгкие свистели воздухом, я очень хотел в отпуск, но раздалась команда Рогачева:
- Касьянов, Филякин, Спыну! Оставили вещмешки на тропе и вперёд – прошмонать эти дувалы, что под нами.
Блин, отдохнул, называется – подумал я, высвободил руки из лямок вещмешка, поднялся на ноги и спрыгнул вниз с тропы с пулемётом наперевес. Подошвы моих полусапожек поехали по камешкам склона, я поскользил к дому, как горнолыжник по снегу. Напылил, закатился под стену, остановился об неё грудаком. Филякин и Спыну проделали то же самое - соскользнули по склону под стену дома. В этот момент по крыше, по тропе и рядом с крышей, кто-то ударил большим невидимыми молотками. Из камней полетели искры, раздались резкие удары металла о камень, запахло каменной пылью и горелым железом, я ничего не успел подумать, но мне повезло, я находился под защитой тяжелого глинобитного здания. Из-за речки, с противоположного берега Абдуллахейля, по нам открыл огонь ДШК длинными очередями. Душманские ДШК обычно снабжались патронами китайского производства, их гильзы часто заклинивали в стволе, поэтому духи старались вести огонь одиночными. Но сегодня их прорвало, ДШК херачил как дождь весной, как будто картошку посадили.
- Всем в укрытие! За стены дувалов! – Рогачев соскочил с тропы, поехал по пыли и камешкам вниз.
Вся колонна роты моментально оказалась под стенами домов. На тропе остались вещмешки и чайники с горячим супиком. Они грустно напоминали о том, что всего мгновение назад здесь сидела на задницах целая рота, и каждый пацан из этой роты мечтала пожрать горяченького.
- Слева-справа по одному! Выскакиваете на тропу, хватаете свой вещмешок и обратно под стену! - Рогачев, укрылся от душманских пуль за домом, встал в полный рост и принялся командовать сражением. – Цечоев! С твоего взвода начинаем! Давай, первый пошел!
Салман Цечоев кивнул кому-то из своих солдат, тот встал на четвереньки, рванул вверх по крутому склону, к тропе, выскочил в поле зрения душманского пулемётчика, подскочил к лежавшему на тропе вещмешку и дёрнул его за лямку. Мешок покатился с тропы вниз под стенку дома. Боец, задом наперёд, спустился на карачках туда же.
- Вот так! – Рогачев повернулся к третьему взводу. - Манчинский! Твой солдат пошел!
В другой части ротной колонны из укрытия выскочил на карачках солдат третьего взвода, поднялся к тропе, сдёрнул вниз вещмешок.
- Вот так! – Рогачев крутился на месте, отправлял бойцов из разных взводов, по одному, наверх, за вещмешками.
- Пулемёт ДШК на станке весит 157 килограммов. Я посмотрю, как душок будет маслать им из стороны в сторону, пытаясь в вас прицелиться! Цечоев, твой следующий пошел!
Когда пришла моя очередь подниматься к тропе за вещмешком, я встал на карачки, как все приличные люди, на «полном приводе» проворно подскакал к вещмешку и… на секунду застыл, открыв рот от удивления. Прямо над горловиной вещмешка в горе была выбита вмятина, размером с кулак. В этом месте, находилась моя грудь, пока я здесь сидел. Едва я спрыгнул вниз по приказу Рогачева, сюда прилетела пуля ДШК. То есть, если бы Рогачев не послал меня прошмонать дувал, то в верхней части груди у меня образовался бы очень большой скворечник.
- Хренля ты там застыл, как статуя? – Рогачев заметил моё замешательство. – Дёргай вниз мешок, не спи!
Мешок я сдёрнул, скатился с ним под стенку дома, хотел сказать Рогачёву что если бы не его приказ, то мне был бы конец, но ничего никому не сказал, потому что дырка от пули осталась там, а я уже оказался здесь. Поезд ушел, как говорят мои друзья с железной дороги.
Кроме дырок от пуль на тропе остались чайники. Они всё так же ароматно напоминали нам, о замечательном свежем горячем супике, содержавшемся внутри. В данной ситуации, слово «горячий» играло решающее значение. Кто захочет под огнём крупнокалиберного пулемёта сдёрнуть на себя десятилитровый чайник кипятка? Можно не сдёргивать. Можно нежно поднять его и степенно съехать на заднице вниз по камушкам. Ну, кто хочет такого приключения? Кто самый голодный?
Самых голодных у нас в роте не нашлось, поэтому закопченные чайники остались стоять на тропе. Бойцы посмотрели на них снизу-вверх, повдыхали аромат свежего супика, поглотали слюни, затем вытянулись в колонну по одному и попёрли вперёд под прикрытием зелёнки. Рогачев куда-то очень спешил, придавал нам небывалую подвижность, поэтому нам пришлось ограничиться обильным слюноотделением и валить в указанном направлении. На полном ходу я кинул через плечо прощальный взгляд на чайники с супиком, заметил, как к ним из ближайших зарослей на запах еды начали собираться местные коты.
Рогачев, прямо на ходу, затребовал огневую поддержку по моей рации. Авиация прилетела быстро, вдоль по ущелью пронеслась пара советских бронированных дозвуковых штурмовиков Су-25, под кодовым названием «Грачи». У меня возникло ощущение, будто они кружились за соседней горой и ждали, когда их позовут на наш междусобойчик с душманами. Штурмовики резво выскочили из-за хребта, с рёвом и свистом пронеслась над ущельем, скинули на позицию душманского ДШК две большие бомбы с парашютами и растворилась в ярком афганском небе. Бомбы ткнулись носами в грунт недалеко от цели и долбанули так, что у нас, на противоположном склоне, заложило уши. Мне с такой силой перемкнуло по мозгам, будто я угодил под паровой кузнечный молот. Раньше я видел, как долбят «Грады», и даже ухитрился поваляться под снарядами самоходки «Гвоздика», но подобное приключение с «грачами» я пережил первый раз. При этом, от взрывов нас отделяло нехилое расстояние, почти в километр, могу представить, каково было душманам возле ДШК.
На ходу я потряс башкой и понял, каким способом мы будем прочесывать Абдуллахейль и кто кого будет гонять - мы душманов, или они нас. С тех пор, как человечество придумало порох, любая армия в любой войне, на поле боя несла самые большие потери от огня артиллерии. Сегодня нам показали, как выглядит работа авиации, меня оч-чень впечатлило, огонь артиллерии нервно курит в сторонке. Так что, душманам против нас ловли нету, на каждой боевой операции нас, горных стрелков, сопровождали артиллерийские корректировщики и авиационные наводчики. Например, Андрюха Шабанов со старшим лейтенантом Ефремовым являлись арткорректировщики батареи «Град». Они всегда шастали по горам с разведкой, с десантурой, с горными стрелками, с кем угодно. Их задача - организовать огневое воздействие на противника. Сегодня, в Абдуллахейле, тоже работали специалисты по огневому воздействию, я их не видел, но они были.
Пока «грачи» утюжили склон с душманским пулемётом, Рогачев погнал нашу роту вперёд под плотным покровом листвы «зелёнки». Мы задохнулись, закатили глаза, как всегда на форсированном марше, а корректировщики и авианаводчики продолжили долбить по душманским позициям. Взрывы были очень сильными, они долго и сильно били по мозгам. С тех пор прошло много времени, но спутниковый снимок до сих пор отображает воронки, оставшиеся от разрывов.
В детстве, когда я был учащимся школы, мне пришлось на экзамене за восьмой класс сочинять сочинение по картине А.Саврасова «Грачи прилетели». Если бы я написал в том труде, как выглядел прилет «грачей» в Абдуллахейле, экзаменационная комиссия вместо направления в старшую школу, надругалась бы надо мной и с особым цинизмом определила бы в психиатрическую лечебницу. Но в Афганистане, как говорится, «всё гораздо другее», от прилёта «грачей» у меня подскочил боевой дух, поднялось уважение к советской технике, взыграла воля к победе, я понёсся вперёд и был уверен - «врагам капец и танки наши быстры», как утверждает патриотическая песня.
