Ранним солнечным утром 28 августа 1984 года я прибыл на стандартный доклад коменданту поста №12.
- Разрешите, товарищ старший лейтенант? – Произнёс я, как положено, прежде чем вломиться в СПС с радиостанцией.
- Заходи не бойся, выходи не смейся, - ПапаОлег встретил меня бравым настроением и командирской улыбкой.
Он выслушал доклад, затем вышел на связь с «Графиком». Вместо витиеватой брани пожелал доброго дня дежурному офицеру, затем сморозил какую-то шутку юмора, поржал с ним на пару, отпустив тангенту, потом подосвиданькался, отключил питалово и аккуратно положил наушники на корпус радиостанции.
В этот момент я находился рядом, старался не выпасть в осадок и никак не мог понять, что пошло не так. Не с той ноги я встал и вылез из СПСа? А с какой там ноги вылезать – просто ползёшь на четвереньках наружу и зеваешь солдатским пятаком на всю ширину плеч. Так, вроде бы, я зевал, вроде все обряды соблюл… Соблёл? Может ПапаОлег не так бакланил в радиоэфире, не как Хайретдинов?
- Он вежливо бакланил! – каким-то боковым полупопием допёрло до меня. – Веж-ли-во! Разве так бывает в армии?
- Так, Касьянов. – ПапаОлег повернулся ко мне от радиостанции. – «График» дал четыре дня на сборы, второго сентября нас на посту сменят бойцы из Первого батальона. Передай эту новость всем на Третьей точке.
- Есть! – Ответил я, хотя можно было бы сказать «хорошо» или, ещё лучше, «ыгы». ПапаОлег посмеялся бы вместе со мной. Но это было бы кощунство, примерно такое, как аккуратно положить наушники на корпус Р-105. Разве так можно?
В этих сумбурных мыслях я притопал на Третью точку. Из СПСа выполз на четвереньках голопузый Орлов. Он поднялся на ноги и принялся истово шкарябть себя в разных местах скрюченными пальцами обеих рук.
- А ещё я любил чесаться! – Орёл открыл в зевке рот, на ширину приклада, и сощурился на солнце, поднимающееся над горой Санги-Даулатхан.
- Добрейшего Вам утречка, Андрей Викторович! Как говорят у них в Одессе – хочите небольшую порцию новостей? Так их есть у меня.
- А у меня в крови с утра кортизона - дохера! Я сутра такой активный, что сильнее трАк-тора! – Ответил Орёл и принялся сладко потягиваться.
Ночью, на парном посту, я «задвинул» ему лекцию про кортизон - гормон активности. Объяснял, что, если хочешь не уснуть на посту, то надо поднять его концентрацию в крови. Ну и упомянул про суточное колебание этой концентрации. Видимо Орёл пыжился всю смену, придумывал возвышенную поэзию, чтобы теперь «бляснуть» дарованием. Мы с ним частенько устраивали «поэтические дуэли», сочиняли по очереди нецензурные стишки про жрачку, курево и сортир. Соревновались у кого первого иссякнут рифмы.
Ну что, испортить мальчугану накортизоненное настроение? Подрезать ему размах поэтических крыльев? Сейчас подрежу. Не потому, что я плохой, а потому, что жизнь у нас такая.
- Андрюха, нас второго сентября снимут с Зуба Дракона.
- Да ты чё?! – Орёл перестал потягиваться. Опустил поднятые, было, кверху руки. – С чего ты взял?
- Верхоламову по радиосвязи сказали, а он поставил мне задачу довести эту новость до остальных.
- Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! – Некрасиво высказался Орёл, сник лицом, полез в карман валявшейся на ящике хэбухи, достал сигарету, вставил себе в клюв, уселся на снарядный ящик рядом с бойницей и принялся молча «втыкать» в пейзаж Хисарака. Мне тоже захотелось закурить, я тоже вытащил из кармана сигарету, уселся на соседний ящик, возле соседней бойницы. Тоже повернул свой немытый солдатский пятак на Хисарак. Пытался смотреть на логово Саиб-Хана, но в моей голове крутился винегрет из грустных и весёлых, трагичных и забавных кадров прожитого и пережитого здесь.
Вот Орёл, например. Вот он, сидит пыхтит дымярой, бурю эмоций в голове сапёрной лопатой перемешивает. Сюда он поднялся зашуганным и зачмоханым, а здесь превратился в сгусток юмора и позитива. Пусть юморок у него «третий класс вторая четверть», но смех и радость, как говорится, людям приносит. А что будет внизу, после нашего возвращения с Зуба Дракона? Он снова пойдёт мыть котелки дембелям? Лично мне кажется, что не должен бы. Когда мы пришли в роту зелёные и сопливые, дембеля были сплоченные, а мы нет. Поэтому дембеля «нагнули» того, кто нагнулся, разделили и повластвовали. А теперь что будет? Мы теперь мужики, или хрен в стакане?!
А зачем я за Орла умничаю? Пусть сам скажет.
- Ну что, Андрюха, чего пыхтишь? Рад новости?
- А ты не мог не портить настроение перед завтраком?
- А чем завтрак отличается от обеда? Или от ужина? Ты бы тоже самое сказал через час – не мог ли я не портить настроение перед обедом.
- У, мужики? Чё, хавчик скоро? – Из соседнего спального СПСа на свет божий выполз на карачках Миша Гидроквас. С помятым об вещмешок лицом.
- Сходи на Первую точку и спроси.
- Не понял. – Миша разогнулся с карачек. – А чё у вас хари такие понурые?
Не будет завтрака, что ли?
- Нас с Зуба снимают второго сентября.
- Да ну нафиг? Наконец-то! Во, ништяк!
- А чему ты радуешься? – Орёл грустно посмотрел на улыбающегося, чумазого Мишу.
- Да блин, воды будет море, жрачка будет! Курева сколько захочешь! Ништяк же!
- А дедов не сцышь? – Это снова Орёл.
- А чего их сцать? Мне, главное, чтобы меня с техники не сняли. Поэтому быстрее надо вниз спуститься и своё место занять. А то, будет приказ сопроводить колонну, а я тут торчу. Сунут кого-нибудь на моё место и ку-ку, приплыли, Михаил Николаевич! А деды, где сядут, там и слезут. Вон нас тут сколько – и Мазык, и Мампель. Там – Ваня Грек. Это же всё водилы и стрелки. Мы как придём туда такой шоблой. Посмотрим, кто кого!
Нда-а. Одна и та же новость у разных персонажей вызвала разные настроения. Как говорится: Что русскому хорошо, то немцу – ай-ай! Что горному стрелку хреново, то водителю – ништяк.
Тот, кто до службы научился управлять техникой, тот во время службы будет напрягать технику. А кто развивал силу, ловкость и боковое зрение, вместо того, чтобы получить водительские «права» или «корку экскаваторщика», тот будет проявлять силу, ловкость, выносливость и боковое зрение с несложным устройством в руках. С лопатой, например, или с ручным пулемётом. Поэтому, дорогие товарищи горные стрелки, сушите сухари, как говорил прапорщик Хайретдинов. Не каждый мужчина – горный стрелок. Но каждый горный стрелок – точно мужчина. А раз так, то в сентябре готовьтесь, чего-чего, а плотный душ из дерьма вам точно гарантирован. И не волнуйтесь, всё будет значительно хуже. Если на Зубе Дракона мы торчали без воды, без жратвы и под пулями, то, когда нас снимут с Зуба и направят вниз, мы будем точно так же без воды, без жратвы, под пулями и, вдобавок к этому, у нас каждый день будет глава «Подъём».
Седьмая рота поднимается в горы сентябрь 1984 года
Причем, начнётся это скоро и затянется надолго. Если удастся долго прожить.
Мысль про долго прожить напрягла меня, я сидел на снарядном ящике, угрюмо курил, катал в черепно-мозговой ёмкости горошину мозгов, затягивался дымом вонючей сигареты и поймал себя на мысли, что мне хочется, чтобы «плотный душ из дерьма» затянулся надолго. Дурацкая мысль. Нормальному человеку она точно должна показаться дурацкой – долго корячиться по горам, с грудой железа на плечах, по минам и под пулями, в зной и в дубак, без воды и жрачки, из последних сил, на износ. Захотеть такую пытку надолго? Кем надо быть, чтобы такого хотеть? Нормальным надо быть, или ненормальным? А я знаю ответ на этот вопрос.
У нас в полку часто повторяли фразу «Кто был в Рухе, тот в цирке не смеётся». Имеется ввиду, что тот, кто попробовал долго, больно и трудно пахать за пределами человеческих возможностей, тот в цирке будет плакать. Из сострадания к цирковым артистам. Поэтому правильный ответ должен звучать так: «долго, больно и тяжело работать по собственной инициативе может захотеть только солдат, побывавший в реальной боевой обстановке». По большому счёту, солдат не хочет боли и тягостей, но он уже чётко «всосал мысль», что без этого, без работы на износ, боли и тягостей, жизнь его стоит три копейки, и продолжительность её – пол затяжки. Не будешь корячиться – не будешь жить. Зуб Дракона научил. Всё просто и понятно. И оттого очень грустно.
Удрученный невесёлыми мыслями я сидел на ящике, смотрел на Хисарак. Смотрел туда, куда всегда смотрел на дежурстве. Сегодня я там ничего не видел. Потому что в голове всплывали картины о том, как мы поднимались на Зуб Дракона три месяца назад. Молодые, зелёные, не нюхавшие пороху. Как мы обустраивались, вживались в эту скалу, тянули службу, воевали. Нет больше тех людей, которые поднялись сюда три месяца назад, и никто из них никогда не вернётся с Зуба Дракона. Не вернётся таким, каким он пришел сюда. Кому-то прострелили голову, кому-то грудную клетку, кому-то оторвало ногу, кому-то снесло крышу. Зуб Дракона прожевал каждого: кому-то тело, кому-то психику.
Но, мы не вернёмся с Зуба Дракона не только поэтому. Мы все оставили здесь часть себя, часть души и своё прошлое. Мы поднялись сюда молодыми, неопытными пацанами. Скоро должны будем спуститься с Зуба Дракона мужчинами. Мы даже ещё не поняли это сами до конца, но наша жизнь навсегда разделилась на ДО и ПОСЛЕ. Граница – Пост "Зуб Дракона".
Мы будем снова и снова проживать эти короткие яркие три месяца длиною в целую жизнь. Мы остались здесь навсегда!
Я никогда не вернусь с Зуба Дракона.
