Джулиан Ассанж:
Дамы и господа, переход от многолетнего заключения в тюрьме строгого режима к присутствию здесь перед представителями 46 стран и 700 миллионов человек - это глубокий и сюрреалистический сдвиг. Опыт многолетней изоляции в маленькой камере трудно передать. Это лишает человека чувства себя самого, оставляя только сырую сущность существования.
Я еще не полностью готов рассказать о том, что мне пришлось пережить. Неустанная борьба за выживание, как физически, так и морально. Я также не могу пока говорить о смерти через повешение, убийстве и медицинском пренебрежении моих сокамерников.
Заранее прошу прощения, если мои слова будут расплываться, или если моему выступлению не хватит того лоска, которого вы ожидаете от столь уважаемого форума. Изоляция наложила свой отпечаток. И я пытаюсь от него избавиться. И выразить себя в такой обстановке - это вызов. Однако серьезность этого случая и весомость рассматриваемых вопросов заставляют меня отбросить свои сомнения и обратиться к вам напрямую.
Я проделал долгий путь, в прямом и переносном смысле, чтобы оказаться сегодня перед вами. Прежде чем приступить к обсуждению и ответить на любые вопросы, которые у вас могут возникнуть. Я хочу поблагодарить ПАСЕ за резолюцию 2020 года, в которой говорится, что мое тюремное заключение создает опасный прецедент для журналистов. Я отметил, что Специальный докладчик ООН по вопросу о пытках призвал к моему освобождению. Я также благодарен ПАСЕ за заявление 2021 года, в котором выражается обеспокоенность достоверными сообщениями о том, что американские чиновники вновь обсуждали возможность моего убийства, и в котором содержится призыв к моему скорейшему освобождению, и я благодарю Комитет по юридическим вопросам и правам человека за поручение работы известному докладчику.
В ближайшее время я начну расследование обстоятельств, связанных с моим задержанием и осуждением, и вытекающих из этого последствий для прав человека. Однако, как и многие другие усилия, предпринятые в моем случае, будь то со стороны парламентариев, президентов, премьер-министров, Папы Римского, чиновников и дипломатов ООН, профсоюзов, юристов и медиков, ученых, активистов или граждан, ни одно из них не должно было стать необходимым.
Ни одно из заявлений, резолюций, отчетов, фильмов, статей, мероприятий, сборов средств, протестов и писем за последние 14 лет не должно было стать необходимым. Но все они были необходимы, потому что без них я никогда бы не увидел свет дня. Эти беспрецедентные глобальные усилия были необходимы, потому что правовые средства защиты, которые существовали, многие из них существовали только на бумаге и не были эффективны в течение какого-либо отдаленного разумного времени.
О сделке с признанием вины
В конце концов я предпочел свободу неосуществимой справедливости. После многолетнего заключения и угрозе приговора к 175 годам лишения свободы без каких-либо эффективных средств правовой защиты. Правосудие для меня теперь исключено, поскольку правительство США настаивало на письменном включении в своем соглашении о признании вины, что я не могу подать иск в Европейский суд по правам человека или даже запросить Закон о свободе информации по поводу того, что оно сделало со мной в результате своего запроса об экстрадиции.
Я хочу внести полную ясность. Я сегодня на свободе не потому, что система сработала. Сегодня я на свободе после долгих лет заключения, потому что признал себя виновным в журналистике. Я признал себя виновным в том, что искал информацию у источника. Я признал себя виновным в получении информации от источника. И я признал себя виновным в том, что информировал общественность о том, что это была за информация. Я не признал себя виновным ни в чем другом.
Я надеюсь, что мои сегодняшние показания помогут обратить внимание на слабости, недостатки существующих гарантий и помочь тем, чьи дела менее заметны, но кто так же уязвим. Сейчас, когда я выхожу из подземелья Белмарша, правда кажется все менее различимой, и я сожалею о том, как много было потеряно за это время. Как выражение правды было подорвано, атаковано, ослаблено и умалено.
Я вижу больше безнаказанности, больше секретности, больше мести за правду и больше самоцензуры. Трудно не связать это с преследованием меня правительством США. Это переход. Переход Рубикона путем международного криминализирования журналистики к тому климату свободы слова, который существует сейчас.
Когда я основал WikiLeaks, мною двигала простая мечта - просветить людей о том, как устроен мир, чтобы через понимание мы могли добиться чего-то лучшего. Наличие карты, на которой мы находимся, позволяет нам понять, куда мы можем двигаться. Знания дают нам возможность требовать от власти отчета и справедливости там, где ее нет. Мы получили и опубликовали правду о десятках тысяч скрытых жертв войны и других невиданных ужасах, связанных с программами убийств, выдачи, пыток и массовой слежки.
Мы раскрывали не только то, когда и где это происходило, но и политику, соглашения и структуры, стоящие за этим. Когда мы опубликовали (видео) «Сопутствующее убийство», с печально известными кадрами, снятыми на камеру, на которых экипаж американского вертолета «Апач» с нетерпением разрывает на куски иракских журналистов и их спасателей. Визуальная реальность современной войны потрясла мир, поэтому мы также использовали интерес к этому видео, чтобы направить людей к засекреченным правилам, согласно которым американские военные могут применять смертоносную силу в Ираке.
Сколько гражданских лиц можно было убить, прежде чем запросить одобрение свыше? Фактически, 40 лет из моего потенциального 175-летнего срока заключения были получены за получение и выдачу этих полисов.
Практическое политическое видение, которое осталось у меня после погружения в мир грязных войн и секретных операций, очень простое. Давайте для разнообразия перестанем затыкать рот, пытать и убивать друг друга. Наладьте эти основы и другие политические, экономические и научные процессы, в которых есть место образованию. У нас будет пространство, чтобы позаботиться об остальном.
Деятельность WikiLeaks была глубоко укоренена в принципах, которые отстаивает эта Ассамблея. Наша журналистика возвышала свободу информации и право общества знать. Она нашла свой естественный операционный дом в Европе. Я жил в Париже, и у нас были официальные корпоративные регистрации во Франции и в Исландии. Журналистский и технический персонал был разбросан по всей Европе. Мы публикуем информацию по всему миру с серверов, расположенных во Франции, в Германии и в Норвегии.
Но 14 лет назад американские военные арестовали одну из наших главных разоблачительниц, рядовую первого класса Мэннинг, аналитика американской разведки, работавшую в Ираке. Одновременно правительство США начало расследование против меня и моих коллег. Правительство США незаконно направило самолеты с агентами в Исландию, дало взятку информатору, чтобы тот украл наши юридические и журналистские материалы, и без официального процесса оказало давление на банки и финансовые службы, чтобы заблокировать наши подписки и заморозить наши счета.
Правительство Великобритании приняло участие в этом возмездии. В Европейском суде по правам человека оно признало, что в течение этого времени незаконно шпионило за моими британскими адвокатами.
В конечном итоге это преследование оказалось юридически необоснованным. Министерство юстиции президента Обамы решило не предъявлять мне обвинения. Признав, что никакого преступления совершено не было, Соединенные Штаты никогда прежде не преследовали издателя за публикацию или получение правительственной информации. Для этого потребовалось бы радикальное и зловещее переосмысление Конституции США». В январе 2017 года Обама также смягчил приговор Мэннинг, которая была осуждена за то, что являлась одним из моих источников.
Однако в феврале 2017 года ситуация кардинально изменилась. Президент Трамп был избран. Он назначил двух волков в шапках MAGA. Майка Помпео, конгрессмена из Канзаса и бывшего руководителя оружейной промышленности, на пост директора ЦРУ, а Уильяма Барра, бывшего сотрудника ЦРУ, - на пост генерального прокурора США.
К марту 2017 года WikiLeaks разоблачил проникновение ЦРУ в периферийные политические партии. Оно шпионила за французскими и немецкими лидерами, за Европейским центральным банком, европейскими экономическими министерствами и отдавала постоянные приказы шпионить за французами на улице в целом. Мы раскрыли, что ЦРУ производит огромное количество вредоносных программ и вирусов, подрывая цепочки поставок. Подрывная деятельность в сферах антивирусного программного обеспечения, автомобилей, смарт-телевизоров и айфонов.
Директор ЦРУ Помпео начал кампанию возмездия. Теперь достоянием общественности стало то, что под четким руководством Помпео ЦРУ разработало планы похищения и убийства меня в посольстве Эквадора в Лондоне и санкционировало преследование моих европейских коллег, подвергая нас кражам, хакерским атакам и подбрасыванию ложной информации. Моя жена и мой грудной сын также стали мишенью.
За моей женой постоянно следил сотрудник ЦРУ. И были даны инструкции получить ДНК из подгузника моего шестимесячного сына». Это показания более 30 действующих и бывших сотрудников американских спецслужб, озвученные в американской прессе, которые были дополнительно подтверждены изъятыми документами и обвинениями, предъявленными некоторым из агентов ЦРУ.
Преследование со стороны ЦРУ меня, моей семьи и моих соратников агрессивными, внесудебными и экстерриториальными методами - это редкое свидетельство того, как могущественные разведывательные организации осуществляют транснациональные репрессии. Такие репрессии не уникальны. Уникально то, что мы так много знаем об этой. Благодаря многочисленным разоблачителям и судебным расследованиям в Испании.
Этому собранию не чужды экстерриториальные злоупотребления ЦРУ. Новаторский доклад Pace о выдаче ЦРУ в Европе показал, как ЦРУ управляло секретными центрами содержания под стражей и проводило незаконные выдачи на европейской территории, нарушая права человека и международное право.
В феврале этого года предполагаемый источник некоторых наших разоблачений, бывший сотрудник ЦРУ Джошуа Шульте, был приговорен к 40 годам тюремного заключения в условиях строгой изоляции.Его окна затемнены, а над дверью 24 часа в сутки работает аппарат белого шума, так что он не может даже крикнуть через нее. Эти условия более суровые, чем в тюрьме Гуантанамо.
Но транснациональные репрессии также осуществляются путем злоупотребления правовыми процессами. Отсутствие эффективных гарантий против этого означает, что Европа уязвима к тому, что ее договоры о взаимной правовой помощи и экспедиции могут быть использованы иностранными державами для преследования инакомыслящих в Европе. В мемуарах Майкла Помпео, которые я читал в тюремной камере, бывший директор ЦРУ хвастался тем, как он оказал давление на генерального прокурора США, чтобы тот возбудил против меня дело об экстрадиции в ответ на наши публикации о ЦРУ.
Действительно, выполняя просьбы Помпео, генеральный прокурор США возобновил расследование против меня, закрытое Обамой, и вновь арестовал Мэннинг, на этот раз в качестве свидетельницы, и продержал её в тюрьме более года, штрафуя на 1000 долларов в день. В результате официальной попытки принудить ее к даче секретных показаний против меня она попыталась покончить с собой.
Обычно мы думаем о попытках заставить журналистов свидетельствовать против своих источников. Но теперь Мэннинг пытались заставить свидетельствовать против журналиста.
К декабрю 2017 года директор ЦРУ Помпео добился своего, и правительство США выдало Великобритании ордер на мою экстрадицию. Правительство Великобритании держало ордер в секрете от общественности еще два года, пока оно, правительство США и новый президент Эквадора занимались формированием политических, юридических и дипломатических оснований для моего ареста.
Когда могущественные государства считают себя вправе преследовать людей за пределами своих границ, у этих людей нет ни единого шанса, если нет надежных гарантий и государства, готового обеспечить их соблюдение без этого. Ни один человек не имеет надежды защитить себя от огромных ресурсов, которые может задействовать государство-агрессор.
Если ситуация и так не была достаточно плохой, то в моем случае правительство США утвердило опасную, новую глобальную правовую позицию. Только граждане США имеют право на свободу слова. Европейцы и представители других национальностей не имеют права на свободу слова, но США утверждают, что их Закон о шпионаже по-прежнему распространяется на них, независимо от того, где они находятся. Таким образом, европейцы в Европе должны подчиняться американскому закону о тайне, не имея никаких средств защиты.
Что касается правительства США, то американец в Париже может говорить о том, что замышляет правительство США. Возможно, но для француза в Париже делать это - преступление, от которого нет защиты. И он может быть экстрадирован, как и я.
Криминализация сбора новостей
Теперь, когда одно иностранное правительство официально заявило, что европейцы не имеют права на свободу слова, создан опасный прецедент. Другие могущественные государства неизбежно последуют этому примеру. Война на Украине уже привела к криминализации журналистов в России. Но если учесть прецедент, созданный моей экспедицией, ничто не помешает России или любому другому государству преследовать европейских журналистов, издателей или даже пользователей социальных сетей, заявляя, что их внутренние законы о тайне были нарушены.
Права журналистов и издателей на европейском пространстве находятся под серьезной угрозой.
Транснациональные репрессии не могут стать здесь нормой. Как один из двух великих мировых институтов, устанавливающих нормы, ПАСЕ должна действовать.
Криминализация деятельности по сбору новостей - это угроза для журналистских расследований повсюду. Я был официально осужден иностранной державой за то, что просил, получал и публиковал правдивую информацию об этой державе. Пока я находился в Европе.
Основная проблема заключается в том, что журналистов нельзя преследовать за то, что они выполняют свою работу. Журналистика - это не преступление. Она является основой свободного и информированного общества.
Господин председатель, уважаемые делегаты. Если Европа хочет иметь будущее, в котором свобода слова и свобода публикации правды - это не привилегии, которыми пользуются немногие, а права, гарантированные всем. Тогда она должна действовать. Чтобы то, что произошло в моем случае, никогда не случилось с кем-то еще.
Я хочу выразить глубочайшую благодарность этому собранию, консерваторам, социал-демократам, либералам, левым, зеленым и независимым, которые поддерживали меня на протяжении всего этого испытания, а также бесчисленным людям, которые неустанно, неустанно выступали за мое освобождение. Отрадно сознавать, что в мире, часто разделенном идеологией и интересами, сохраняется общая приверженность защите основных человеческих свобод.
Свобода слова и все, что из нее вытекает, находятся на мрачном перепутье. Я боюсь, что если такие институты, как ПАСЕ, не осознают серьезность ситуации, то будет слишком поздно. Давайте все вместе сделаем все возможное, чтобы свет свободы никогда не угас, чтобы стремление к истине продолжалось и чтобы голоса многих не заглушались интересами немногих.
Ответы во время вопросов и ответов
Я здесь, потому что считаю, что для ПАСЕ это важный первый шаг к действию, к решению проблем транснациональных репрессий, а также к тому, чтобы дать понять, что журналистика о национальной безопасности возможна в пределах европейских границ. Что касается моей адаптации к большому миру, то, если не считать серьезной осады посольства и тюрьмы строгого режима, она, конечно, требует некоторой адаптации.
Это не просто жутковатый звук электромобилей, который очень пугает. Но и изменения в обществе.
Когда-то мы выпускали важные видеоролики о военных преступлениях. Это вызывало общественные дебаты. Теперь каждый день в прямом эфире транслируются ужасы войны на Украине и войны в Газе.
Сотни журналистов были убиты в Газе и на Украине вместе взятых.
Безнаказанность, похоже, нарастает, и пока неясно, что мы можем с этим сделать.
Репутация перед миром, конечно, включает в себя некоторые позитивные, но все же непростые вещи. Снова стать отцом для детей, которые выросли без меня. Снова стать мужем. Даже иметь дело с тёщей.
Это семейные проблемы. Нет, она. Она очень милая женщина. Мне нравится. Они мне очень нравятся.
В финале дела в Высоком суде Великобритании, которое я выиграл, а США подали апелляцию.
Я выиграл на основании дискриминации по национальному признаку. Это прописано в Законе Великобритании об экстрадиции. Вы не имеете права дискриминировать. На суде или на стадии вынесения приговора против кого-либо на основании его национальности.
США пытались использовать различные уловки, чтобы обойти это в британской системе, и было неясно, кто, я или Соединенные Штаты, в конечном счете, одержит верх. Однако в Европейской хартии нет ничего такого. Это предотвращает дискриминацию по национальному признаку в отношении экстрадиции. Так что это небольшая защита. Ее было трудно использовать в рамках Закона Великобритании об экстрадиции.
Но не факт, что она существует в большинстве европейских государств.
Первая часть ваших вопросов о ЦРУ, вторая - о том, считаю ли я себя политическим заключенным? Сначала ответить на первый вопрос?
Да. Я был политическим заключенным. Политической основой для действий правительства США по расправе со мной была публикация правды о том, что сделало правительство США. В формально-юридическом смысле, когда США приступили к законному возмездию, они использовали Закон о шпионаже, классическое политическое преступление.
Что касается кампании ЦРУ по транснациональным репрессиям против Wikileaks.
Мы чувствовали, что в то время что-то происходило. Было много мелких признаков, которые сходились воедино. Но.
Зловещее предчувствие и некоторые тонкие подсказки осведомителя и одного из подрядчиков по обеспечению безопасности, с которыми ЦРУ заключило контракт, не дали мне полной и тревожной картины, которая выяснилась позже.
Это интересный пример, когда разведывательная организация нацелилась и расследовала деятельность организации Wikileaks. В результате наших расследований было возбуждено уголовное дело в Испании, и в частности работа, проделанная американскими журналистами, которая в соответствии с прецедентом, созданным в моем деле, могла бы теперь сама стать преступной. Подробная информация о действиях C.I.A. вышла наружу.
Эти подробности касались показаний более 30 действующих или бывших сотрудников американской разведки. Есть два итоговых процесса. Уголовное дело в Испании с рядом потерпевших, включая мою жену, моего сына, людей, приезжавших навестить меня в посольство, адвокатов, журналистов, и гражданский иск в США против ЦРУ в США.
В ответ на этот гражданский иск, официально объявленный директором ЦРУ и генеральным прокурором, ЦРУ обладает привилегией государственной тайны, чтобы замять дело. Утверждается, что у ЦРУ может быть защита, но эта защита засекречена. И поэтому дело, гражданское дело не может быть продолжено. Так что это полная безнаказанность. В рамках американской системы.
Вопрос: Вы были объектом европейского ордера на арест, выданного Швецией. Как вы считаете, в какой степени европейские ордера на арест используются в качестве инструмента репрессий? И в какой степени, по вашему мнению, можно изменить правила, чтобы их больше нельзя было использовать в этих целях?
Европейская система ордеров на арест была введена после 11 сентября с политическим обоснованием того, что она будет использоваться для быстрой передачи мусульманских террористов между европейскими государствами. Первый европейский ордер на арест, который был выдан, был выдан Швецией за пьяного водителя. Мы должны понимать, что когда мы выбираем неблагоприятную группу, мусульман в то время и. Когда мы говорим, что это репрессивное законодательство предназначено только для них, неизбежно бюрократы, элементы государства безопасности воспользуются этими мерами и применят их более широко.
Несправедливость по отношению к одному человеку довольно быстро распространилась на большинство людей.
Я не знаю, какова статистика того, как часто ордера на арест использовались не по назначению. Была попытка экстрадировать меня без предъявления обвинений из Великобритании Швецией. Правительство Великобритании впоследствии изменило закон, чтобы предотвратить экстрадицию без предъявления обвинений. Но в свою поправку к существующему законодательству оно включило оговорку, чтобы убедиться, что она не распространяется на меня.
О первой поправке и статье 10
Мы провели юридический анализ, чтобы понять, какие возможности и ограничения существуют в Европе для публикации документов из разных стран, включая Соединенные Штаты.
Мы понимали, что теоретически десятая статья должна защищать журналистов в Европе. Аналогичным образом, глядя на Первую поправку к конституции США, можно сказать, что ни один издатель никогда не подвергался преследованию за публикацию секретной информации из Соединенных Штатов, как внутри страны, так и за рубежом.
Я ожидал какого-то судебного процесса с преследованием. Я был готов бороться за это. Я считаю, что ценность этих публикаций была такова, что бороться можно, и что мы победим, потому что понимали, что возможно с юридической точки зрения. Моя наивность заключалась в том, что я верил в закон. Когда дело доходит до драки, законы - это всего лишь бумажки, и их можно переиначить в угоду политической целесообразности.
Это правила, установленные правящим классом в более широком смысле. И если эти правила не соответствуют тому, что он хочет сделать, он переосмысливает их или, надеюсь, меняет, что яснее? В случае с Соединенными Штатами мы разозлили одну из составляющих Соединенных Штатов - разведывательный сектор, государство безопасности, государство секретности.
Это было достаточно мощно, чтобы подтолкнуть к новой интерпретации Конституции США.
Первая поправка США кажется мне довольно черно-белой. Это очень коротко. В ней говорится, что Конгресс не должен принимать никаких законов, ограничивающих свободу слова или прессу.
Однако то было то, что Конституция США, те прецеденты, которые к ней относятся,
Мы просто переосмысливаем этот путь, и да, возможно, в конечном итоге, если бы я, если бы дело дошло до Верховного суда Соединенных Штатов, и я все еще был жив в этой системе, я мог бы выиграть, в зависимости от того, каков был состав Верховный суд США. А за это время я потерял 14 лет на домашнем аресте, захвате посольства и тюрьме строгого режима.
Поэтому я думаю, что это важный урок: когда крупная силовая фракция хочет по-новому интерпретировать закон, она может настаивать на том, чтобы это сделал государственный элемент, в данном случае Министерство юстиции США. И его не слишком заботит то, что законно. Это дело гораздо более позднего дня. Тем временем эффект сдерживания, которого он добивается, и карательные меры, которых он добивается, возымели свой эффект.
Соглашение об экстрадиции между США и Великобританией является односторонним. В девять раз больше людей выдаются в Соединенные Штаты из Великобритании, чем наоборот. А как насчет защиты граждан США, высылаемых в Великобританию? Более сильный,
Нет, нужно предъявить достаточные доказательства или обоснованные подозрения. Даже когда Соединенные Штаты стремятся экстрадировать из Великобритании. Это система экстрадиции по обвинению. Обвинение является предполагаемым. У вас даже нет возможности утверждать, что это неправда. Все аргументы основаны просто на этом. Это тот человек? Нарушает ли это права человека?
Вот и все. Тем не менее, я никоим образом не думаю, что британские судьи обязаны экстрадировать большинство людей, особенно журналистов, в Соединённые Штаты. Некоторые судьи в Великобритании вынесли решение в мою пользу на разных этапах этого процесса. Другие судьи этого не сделали.
Но все судьи, независимо от того, выносили ли они решение в мою пользу или нет в Соединенном Королевстве, проявили необычайное уважение к Соединенным Штатам. Заниматься удивительными интеллектуальными отступлениями, чтобы позволить Соединенным Штатам добиться своего, в отношении моей экстрадиции и в отношении создания прецедентов, которые имели место в моем случае, в более широком смысле, это, на мой взгляд, функция выбора британских судей, узкая часть британского общества, из которой они происходят. Они. имеют глубокое взаимодействие с британским истеблишментом и глубокое взаимодействие британского истеблишмента с Соединенными Штатами. Будь то разведывательный сектор через компанию, которая сейчас является крупнейшим производителем в Соединенном Королевстве, оружейную компанию, компанию, BP и некоторые крупные банки.
Истеблишмент Соединенного Королевства состоит из людей, которые получали выгоду от этой системы в течение длительного периода времени. И почти все судьи из него. Им не нужно прямо говорить, что делать. Они понимают, что хорошо для этой когорты, и что хорошо для этой когорты — это сохранение хороших отношений с правительством Соединенных Штатов.
О поддержке, которую он получил
Другие издания, журналисты, профсоюзы, свобода слова, организации на разных этапах были разными. Те, кто увидел угрозы всем остальным и разобрался в деле первым, были ли юристы, участвовавшие в крупных публикациях, как юристы New York Times? Свобода выражения мнений. НПО были следующими, кто увидел угрозу.
К сожалению, многие из более крупных медиа-организаций придерживались своей политической или геополитической ориентации.
Таким образом, было легко получить поддержку со стороны средств массовой информации в нейтральных государствах и, очевидно, в государствах, враждебных Соединенным Штатам. Союзники Соединенных Штатов дольше думали .Средства массовой информации внутри Соединенных Штатов: там журналистам, не юристам, а журналистам, потребовалось еще больше времени.
Это вызывает беспокойство. И я вижу, что происходит подобное явление, когда журналистов убивают в секторе Газа. И на Украине.
Политическая и геополитическая направленность средств массовой информации заставляет их не освещать этих жертв или освещать только определенных жертв. Это нарушение журналистской солидарности. Нам всем нужно держаться вместе, чтобы держать линию. Журналист, подвергшийся цензуре где угодно, распространяет цензуру, которая затем может затронуть всех нас. Точно так же журналистов убивают или преследуют спецслужбы.
Нужны наши обязательства в письменной форме или в эфире. Иногда возникают споры о том, является ли кто-то журналистом или активистом. Я понимаю эту дискуссию. В своей работе я старался быть предельно точным. Я считаю, что точность – это все. Первоисточники – это все. Но есть одна область, активистом которой я являюсь, и должны быть все журналисты.
Журналисты должны быть борцами за правду. Журналист должен быть активистом, чтобы иметь возможность донести правду. А это значит стоять друг за друга и не извиняться по этому поводу.
Меня очень интересуют технологии. Я был ученым-компьютерщиком с юных лет и изучал математику и физику. Криптография. Именно с помощью этой криптографии мы приступили к созданию нашей системы для защиты источников и нашей собственной организации.
Я в восторге от некоторых событий, происходящих в криптографии. Некоторые из этих событий представляют собой альтернативу тому, что мы считаем огромной властью СМИ и их концентрацией в руках нескольких миллиардеров. Они все еще находятся в зачаточном состоянии. Другие технологии появились из. Кампания против массовой слежки и Большой Взрыв были разоблачениями Сноудена, которые радикализировали инженеров и программистов во многих местах, которые считали себя агентами истории, включая алгоритмы для защиты частной жизни людей, включая общение между журналистами и их источниками.
С другой стороны, когда я выхожу из тюрьмы, я вижу это. Искусственный интеллект используется для организации массовых убийств, тогда как раньше существовала разница между убийствами и войной. Теперь эти двое объединились, когда многие, возможно, большинство целей находятся в секторе Газа. В результате подвергаются бомбардировкам искусственного интеллекта, нацеленного на связь между искусственным интеллектом и наблюдением.
Важно. А искусственному интеллекту нужна информация, чтобы придумывать цели, идеи или пропаганду и т. д.
И когда мы говорим об использовании искусственного интеллекта для проведения массовых убийств, данные наблюдения с телефонов и Интернета являются ключом к обучению этих алгоритмов. Итак, многое изменилось, изменилось. Некоторые вещи остались прежними. Здесь много возможностей и много рисков. Я все еще пытаюсь понять, где мы находимся, но надеюсь, что со временем мы сможем сказать что-то более полезное.
Простите, я немного устал.
Заключительные слова Ассанжа
В 2010 году я жил в Париже, уехал в Великобританию и больше не вернулся. До настоящего времени. Хорошо вернуться. И хорошо быть среди людей, которым, как мы говорим в Австралии, не все равно.
Хорошо быть среди друзей. И я просто хотел бы поблагодарить всех людей, которые боролись за мое освобождение. И которые, что немаловажно, поняли, что мое освобождение было связано с их собственным освобождением.
За основные фундаментальные свободы, которые поддерживают всех нас, нужно бороться.
И это когда один из нас терпит неудачу. Достаточно скоро эти трещины расширятся и уничтожат всех нас. Так что спасибо за вашу смелость в этой и других ситуациях и продолжайте борьбу.
