Ближе к ноябрю и после учебного периода, когда все машины были вычищены, а вещмешки срочников приведены в порядок, мы готовились новому году.
В году призывов два. Один весенний в который я пришел, а второй зимний, когда дембелям пора на гражданку. Как раз в декабре и должна была уволиться большая часть. Я успокаивал себя этой мыслью. Мыслью о скорой отмене рабства. Но враг не дремлет.
Парочка из особо буйных бойцов решили сделать мне "новогодний подарок"». Отправить меня в больничку. Буквально.
В виду 6-ти месяцев активной практики я подналовчился прислуживать и даже что-то успевать самому. Мои берцы блестели лучше всех в батарее. А может быть и во всем дивизионе. Наверное они подумали, что надо бы добавить испытаний на мою голову. И добавили.
Они договорились между собой бить меня по «тормозам» (задняя часть бедра, которая отвечает за сгибание ноги) коленом с разбега. Прикол был в том, чтобы воспользоваться моей неосведомленностью и «сложить» меня, в буквальном смысле, метким ударом. Кто-то рассказал им, что будучи напряженной (а стоя в строю, ты не можешь не напрягать бедро) мышца схватывается судорогой при ударе, после чего отказывает на мгновение.
И я складывался. Сначала просто складывался, а затем начал хромать. Хуже чем с кровавым мозолем на старте службы. Я всерьез задумался о том, как выжить последние 20 дней.
Дней через пять от начала нового витка армейского террора в расположение прибывает сержант учебной роты. Той самой, в которой «стажировку» проходил я. И объявляет, что требуются в командировку сержанты. На КМБ. Новеньких поучать.
И тут, оказывается, что один из наших сержантов - дембель и ему уходить через 2 недели. Не подходит. А второй сержант - командирован в другой город, караульную службу нести. Значит, выходит так, что единственный кандидат - это я.
Видели бы вы завистливые лица дембелей, взгляды которых провожали меня. В них так и читалось «ненависть». А я впервые за всю службу не мог поверить своему счастью. Я больше никого из них не увижу! Вот теперь то и начнется жизнь!
-----------
Нас с другими «счастливчиками» погрузили в «буханку» (легендарный советский микроавтобус, который, судя по всему, может пережить ядерную войну) и отправили на место назначения.
Когда «стажеровался» я на КМБ, наше расположение представляло собой казарму со шконками (двухярусными кроватями) и могло вмещать только на одном этаже до 500 людей личного состава. Мы же попали в казарму нового типа с комфортабельными «кубриками» (комнатами на 4-6 мест) и горячей водой. Невероятно.
Как мне поведали «коллеги», нас ждет отпуск. Много еды, отдыха и возможности «качать» новеньких. Не удивительно это слышать от тех, кто сам уж как 8 месяцев сапоги топтал да за дембелей кровати заправлял. Но я хотел поступить иначе. Хотел быть тем самым начальством или сержантом, который будет и командиром и товарищем. Мне противна лишь мысль о том, чтобы отыгрываться за свою службу на других.
В роте нас раскидали по 2 человека на взвод. Взвод из 40 зеленых бойцов. Довольно забавно было наблюдать, как я со своим метр семьдесят, в очках и бушлате на 3 размера больше нужного был поставлен командовать двухметровыми орлами. Но для них, как и для меня в первые дни службы было неважно что делать и кому подчиняться. Служба же. Да еще и сержантские погоны у меня были настоящие, а не как у тех, кто был у меня в начальниках (они их просто так одели).
Я решил во чтобы то ни стало показать другой стиль управления. Не через тумаки и брань, но через справедливость и товарищество. И первую неделю у меня даже неплохо получалось.
Так как нас было двое, но я единственный видел в этом назначении способ с пользой для себя провести время и обучиться командирским навыкам, мой товарищ скорее ассистировал, чем командовал. Я не был против.
Мы довольно душевно познакомились. Установили (как мне казалось) правила. Как и кому обращаться. Зачем и куда ходить.
Приятно знать, что благодаря мне 40 солдат научились ходить строем, маршировать в ногу и принимать «присягу». Это когда боец перед строем братьев по оружию зачитывает и принимает торжественную клятву служить в рядах Российской армии (добровольное согласие на тумаки и дедовщину). Считается, что срочников нельзя трогать или обижать до момента присяги, так как они еще не числятся в рядах вооруженных сил. Это все пустое. Еще как можно и нужно. Так научали меня старшие офицеры.
В учебной роте, как и в настоящей было 2 взвода с ответственными офицерами, а так же командир роты. Но они скорее больше в канцелярии за чаем и телефоном проводили, чем на учебе с солдатами. Так что, мы как сержанты, получали чистую практику командования 24 на 7.
------------
Первое время у нас неплохо получалось. Я настолько часто кричал команды командирским голосом на все расположение или плац, что при желании мог перекричать отбойный молоток. А вместо «шагом марш» у меня выработалось солидное армейское «шаг-О-О-Ом а-Р-Р-Рш». Именно там я получил свои первые навыки публичных выступлений, а не в школе или тренингах.
Через полторы недели я стал замечать, что некоторые срочники пытаются уклоняться от своих обязанностей и в тайне нарушают распорядок. Солдаты с Кавказа начинали рассказывать про то, что им не положено мыть пол и убирать туалет. Солдаты не с Кавказа стали симулировать боли, болезни и перенапряжения. Для меня это все было неожиданно. У нас в части болело 2-3 человек, но их забрали с температурой 40 градусов, а чтоб кто-то уклонялся от нарядов, так это и вообще подавно.
Я не знал, как реагировать. Я не знал о том, правду ли они говорят или обманывают меня. Старался идти на встречу там, где было возможно и предлагал на выбор другие обязанности, если это было возможно. Не помогало. Начал ловить солдат спящими прямо в сапогах на кроватях, посреди рабочего дня. Перед обедом или после, к примеру.
Больше всего я не хотел наказывать все подразделение из-за одного. Мне казалось это кощунством и не правильным. До тех пор пока лояльные солдаты совсем не сели мне на голову.
Каждому было разжевано и показано, как должны располагаться "мыльно-рыльные» (щетка, паста, мыло и прочее) в личном шкафчике. Но как не проверит командир взвода случайный ящик, нас сразу на ковер. То бардак, то не хватает чего-то, то лишнего наоборот много. Мы выслушаем, сами пару раз в душу получим и идем взводу еще раз пояснять. В результате, за 2 недели проверок мы не прошли ни разу.
Роте велено ходить только с портянками, будут проверять. Каждое утро у кого-то «потерялись» или «неудобно, вот я и не надел».
Однажды, во время ночного наряда, я разрешил новенькому не стоять всю ночь на «тумбе» - пост дежурного у входной двери на случай ночных визитов, а взять стул. Так тот достал телефон и сидя на стуле заснул, забыв закрыть дверь. Проверяющий комбат лицезрел чудесную картину вальяжно спящего срочника в мое дежурство.
Вишенкой на торте моей стремительной сержантской карьеры был следующий случай:
Роту собиралось проверить начальство из МорФлота. Сановитые начальники с большим числом звезд на погонах. Я был дежурным по роте и в отличии от остальных «сержантиков» по-настоящему выполнял свои обязанности. Вел журналы вечерней поверки и температуры. Измерял ее у личного состава. Водил на физо утром и так далее.
Один из срочников сказал, что неважно себя чувствует и попросился поспать в кубрике. Я ответил, что подобные вопросы может решать только командир взвода и продолжил обход. Дел из-за проверки было море.
Каково же было мое удивление, когда меня лично на ковер вызвал командир учебной части. Майор с перекошенным от шрамов лицом. И сказал, что проверяющие нашли бойца спящего в кровати, в полном «вооружении» (в армейской форме спать нельзя). А боец поведал, что разрешение на это им выдал я. Ох и знатную же трепку я получил.
Но, как не крути, вымещать свою злобу на роте я не хотел и наказывать никого не стал. Недоглядел. Сам виноват. Говорил я себе. До тех пор пока однажды командир роты не устал смотреть на «рассос» (расслабон по армейски) в подразделении и хорошенько не прокачал весь взвод. Часа 3 срочники носились из кубрика в кубрик, тренируя учебную тревогу. И не было тут уже ни хромых ни больных. Все бегали как миленькие.
После «мастер-класса» меня вызвал комбат и поведал простую армейскую истину, которым им, курсантам в офицерском училище, прививают в первую очередь: «Срочник - это не человек. Срочник - это обезьяна и кусок мяса, которого нужно мутузить и качать до потери сознания, если хочешь, чтоб тебя слушались»
После этих слов я частично стал понимать, почему уставщина в частях так тесно граничит с дедовщиной. Иного пути никто просто не видел.
