Creepy Reddit

Всего два греха стояли между нами и концом пребывания в этой мрачной тюрьме.

Я смотрела на тело Сирила Монкса, трапеза была завершена, а злость все еще бурлила в венах. Я все еще видела, чувствовала и осознавала его грехи. Каждой клеточкой своего естества жаждала причинить ему еще больше боли. Меня переполняло непреодолимое желание впиться зубами в его лицо и откусить нос. Желание было настолько сильным, что я почувствовал, как это чувство нарастает во мне, но все ограничилось сжатием зубов до скрипа.

Затрудненное дыхание Нестора и обезображенный вид Бака отвлекли меня от этого морального провала. Не успела я сделать и шага вперед, как двери распахнулись и в комнату хлынули толпы охранников, оцепляя территорию и оказывая срочную помощь все еще находящемуся без сознания Баку.

– Что ж, вы доказали, что знаете свое дело, фрау Локвуд. - Надзиратель стоял у тела Сирила, глядя на него сверху вниз. - Я не ожидал, что вы будете с ним... взаимодействовать физически. Вот каким человеком вы становитесь. Возможно, эта тюрьма все-таки подходящее место для вас, ja? - Это была шутка, но его глаза были полны любопытства и... радости?

– Я сделала то, что должна была, не более того. И я хотела бы отдохнуть, прежде чем встречусь со следующим заключенным, если позволите. - Ответ прозвучал категорично, хотя адреналин неуклонно выветривался и наваливалась усталость. Мужчина встал, размял шею, пожал плечами и закатал рукава.

– Des Teufels liebstes Möbelstück ist die lange Bank. - Ответил он, покачав головой, а затем посмотрел на меня и уточнил по-английски. - Любимый предмет мебели дьявола - скамейка. То, что вы откладываете на потом, позволяет дьяволу победить. Лучше сделать дело раньше, чем позже. Кроме того... Этот заключенный не такой, как все. #0744 - это уникальная личность, которая, я думаю, застанет врасплох даже вас. Его зовут Элдон Калико. 36 лет. Вы без труда найдете то, что вам нужно, в рекордно короткие сроки, в этом я вас уверяю. Более того… - Он подошел к Нестору и осмотрел его рану, а врачи занялись им, пока остальные укладывали Бака на носилки и торопливо выносили его из комнаты. - Если с вами будут герр Холден и дас... Krähe… Эдгар, не думаю, что вам понадобится информация от меня. Это будет испытанием только для вашего терпения.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но что толку спорить с манией величия? Потому просто вздохнула и направилась к двери.

– Как долго будет длиться операция Бака? - спросила я, надеясь у меня будет время вздремнуть и поесть. Грехи, которые я поглощала, никогда не насыщали меня.

– Я бы сказал, шесть часов, если мы будем действовать быстро. Используйте это время, чтобы покончить с этим грехом и отдохнуть. Уверяю вас, вы освободитесь в течение часа. Возьмите что-нибудь поесть в зеленой комнате, а мы займемся герр Холденом. У вас есть 20 минут. - Он видит недовольство на моем лице, и его выражение смягчается. - Я проверяю вас только потому, что верю в ваши способности, фрау Локвуд. Вы - яркая звезда в этой тюрьме, и я горжусь вами.

Больше мне нечего было сказать, я повернулась и направилась к зеленой комнате.

Гордость не позволила сделать это до того, как дверь закрылась за мной, но после этого я привалилась к стене и разрыдалась, подтянув колени к груди и хлюпая носом.

Я подвела их обоих. Я была дерзкой, я совершала ошибки, и это стоило им обоим... Бедный Бак...

Через несколько минут самобичевания лифт остановился, и взору предстала зеленая комната. Ноги с трудом держали меня, покачивая из стороны в сторону, пока остальное тело молило о кофе и пище, которая могла бы дать хоть какую-то энергию.

Сварив кофе и съев несколько сэндвичей, я опустилась в кресло и почувствовала как закрываются глаза.

Темнота. Вспышки образов из прошлого: запах маминой стряпни, ее мольбы не выходить из дома, прохладный летний воздух и густые заросли, царапающие мои руки, когда я мчалась к зловещему свету вдалеке, мужчина с широко раскрытыми глазами, манящий меня... Схватка. Кровь. Жгучая боль.

Затем фигура, стоящая в огненной яме. Его тело пылает, куски плоти плавятся и падают на пол. Шаткие руки вытянуты вперед и показывают по одному пальцу, улыбка сменилась хмурым взглядом, а мышцы с трудом удерживают его, когда по телу разливается огонь.

«2»

***

Я вздрогнула. Кофейник вновь вскипел, и было похоже, что меня не было всего несколько минут. Допив кофе и переодевшись в туалете, я вспомнила о нем, протянула руку в карман и нащупала тотем, надеясь, что просто ошиблась в рассуждениях и он в полном порядке.

Но он оказался разбит на три части, и тревога начала одолевать меня от одного только вида его в таком состоянии.

Если бы не Нестор, кричавший на Эдгара в коридоре, уверена, беспокойство поглотило бы меня полностью.

– Черт побери, Эдгар, перестань копаться в моей ране, она в порядке! - кричал Нестор, пока Эдгар летал вокруг и тихонько ворковал.

«ПОМОГИ, ПАПА. ЕШЬ МЕРТВУЮ ПЛОТЬ. ПОМОГИ ЭДГАРУ».

Он засмеялся, подлетев ко мне и прижавшись к шее, приземлившись на плечо, явно пытаясь задобрить меня. Должна признать, это сработало.

– Это не мертвая плоть! - протестовал Нестор, потирая рану. - Мисс Локву... э-э, Нелл, мы поднимемся через минуту. Ты только займи этого сукинового сына, чтобы он перестал покушаться на мою рану, ладно? - Сказал мужчина войдя в зеленую комнату.

«ВСЯКАЯ ПЛОТЬ - МЕРТВАЯ ПЛОТЬ»

Эдгар тихонько защебетал, повторяя «папа» снова и снова, пока я гладила его и чувствовала, как слабая улыбка впервые за долгое время пробегает по моему лицу.

Момент беспечности, который я со временем оценю и по которому буду тосковать.

Когда мы вышли в зону посещений, охранник пропустил нас вперед и указал на самую дальнюю комнату с торца - большой круглый купол, который при ближайшем рассмотрении можно было принять за выставочный зал ИКЕА. Повсюду была расставлена мебель, к которой никто не прикасался, на которой никто не сидел и которую никак не использовал. Книжный шкаф, который ничто не украшало, обеденный стол, на котором стояли самодельные тарелки и столовое серебро, но не было еды. Все было совершенно причудливо, и в центре всего этого сидел кроткий человек, устроившийся на стуле, нервно перебирая руками хорошо отглаженные брюки и время от времени теребя воротник рубашки. Когда его глаза встретились с моими, он поднялся и широко, искренне улыбнулся с непоколебимой вежливостью.

– А... Вы, должно быть, мадам Локвуд? Очень приятно, я Элдон. Уверен, вы устали, поэтому постараюсь не отнимать у вас много времени. - Он протянул дрожащую руку, и я просто уставилась на нее. Запах проникал в ноздри, но не настолько, чтобы определить, что это за аромат или напоминающий его вкус. Он убрал руку и покачался на ногах. - Конечно, наверное, не стоит ко мне прикасаться, я ведь все-таки заключенный... Пойдемте?

Нестор и Эдгар заняли свои места неподалеку, причем Эдгар издалека поддразнивал Элдона, к большому огорчению Нестора.

«ПАХНЕТ СЕРОЙ!».

Если Элдон и обиделся, то никак этого не показал, поскольку мы заняли свои места по разные стороны обеденного стола. Я заметила, что под куполом что-то движется, но не сводила глаз с заключенного.

– Итак, мистер Калико, почему вы здесь? - спросила я, внимательно следя за его поведением. - Если позволите, вы немного не похожи на наших обычных собеседников. Может, что-то перепутали?

Это, похоже, расслабило его, и он разразился искренним смехом. Идеальные белые зубы блестели на свету, придавая ему почти священный вид.

– У каждого из нас есть свои грехи и неприятности, не так ли? Я совершил несколько ошибок, возможно, расстроил нескольких человек своим нравом... но сейчас я стал намного лучше. Это заслуга этого учреждения и, надеюсь, вашей заслугой будет то, что вы сможете снять с меня остатки грехов прошлой жизни.

Этот запах становился все невыносимее, а окружающее давление - все тяжелее. Я посмотрел на Нестора, затем вздохнула и снова обратила свое внимание на Элдона.

– Вы любите детей, Элдон? - спросила я, чувствуя, как побелели костяшки пальцев от напряжения. Он склонил голову набок и искренне усмехнулся, а его добрые глаза с нежностью посмотрели на меня.

– Конечно, дети - это будущее, и я бы не доверял никому, кто не наслаждается их свободолюбием и открытой добротой. - Он откинулся назад и сложил руки на коленях. - Они - будущее, правда. Какой еще может быть ответ?

Глубоко вдохнув и задержав воздух в легких, я позволила запаху серы обжечь меня, а затем выдохнула и почувствовала жжение на языке.

– Тебе нравится их трахать? - Спросила я так прямо, как только можно. Пусть этот момент повиснет в воздухе, как хотелось бы мне, чтобы это давило на него. Улыбка Калико померкла первой. Она дергалась и сопротивлялась, но уголки опускались все ниже, а сверкающие зубы пропадали из виду. Я продолжала. - Должно быть, да, поскольку ты продолжал это делать даже после того, как община узнала об этом и отлучила тебя от церкви, вместо того чтобы вызвать полицию, поскольку родители не хотели выдвигать обвинения. Благодаря тебе та испуганная девочка стала первой из очень и очень многих.

Его аура была пропитана смолой, он ходил по комнате, оставляя на всей мебели бесчисленные отпечатки рук, обжигающе горячих на ощупь и наполненных невыразимыми запахами. Только снаружи мебель выглядит безупречно, но стоит подойти ближе...

– Это твоя основная вина, но не то, что привело тебя сюда, не так ли, мистер Калико? Нет, это то, что ты сделал, когда узнал, что город собирает улики, чтобы упрятать тебя за решетку, дабы не дать тебе увидеть ребенка, которого ты зачал с одной из тех маленьких девочек. Они были маленькими девочками, Элдон! Ты просто подобрался к одной из них в тот момент, когда она уже могла иметь детей, гребаное ты животное! - Мне становилось все труднее сохранять спокойствие, хотя я прекрасно понимала, почему начальник проверяет меня.

Он знал, что я раскушу этого человека еще до того, как заговорю с ним.

Глаза Элдона словно запали в череп, зрачки расширились и потеряли прежний яркий оттенок. Он медленно встал из-за стола и начал тяжело дышать, плечи сгорбились, на шее выступили вены. И все же я продолжала.

– Ты разозлился... так разозлился, что разорвал их на части голыми руками... одного за другим. Двадцать жителей деревни были убиты твоими руками, в том числе и твой собственный ребенок. Один взмах - и плач его затих. Ты явился сюда, думая, что нашел бога или, черт побери, как там его... и ты думаешь, что сможешь обмануть любого, даже меня. - Я встала и подошла к нему вплотную, нас разделяло около 15 футов. - Что ж, мне понадобилось 9 минут, чтобы разобраться в твоем дерьме, и я уже знаю какой грех лежит на твоих плечах. Гнев. Возможно, один из самых древних грехов, но, боже мой, его так легко обнаружить.

Тарелка на столе начала наполняться. Иглобрюх, тонко нарезанный, со всеми внутренностями, ждал, когда его съедят. Дыхание Элдона сменилось рычанием и ворчанием, его мускулы росли и рвали рубашку, а глаза становились все более пустыми.

– ЗАТКНИСЬ, ТВАРЬ. ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ О ТОМ, КТО Я ТАКОЙ! - Кулаки разбили стол, а я бросилась к тарелке и стала есть так быстро, как только могла. Элдон разносил мебель в щепки, когда Нестор вмешался, а Эдгар пролетел над головой и бросился клевать лицо заключенного, прежде чем удрать.

Я почувствовала, как ядовитая ярость почти мгновенно заполнила мое тело. То был обжигающий гнев на предыдущие грехи, на Надзирателя... на это гребаное чудовище передо мной. Меня больше не волновало, что его сожрет тульпа, чем бы ни было это мерзкое существо. Но я хотела, чтобы он умер от МОЕЙ руки.

Зрение помутилось, я поднялась со своего места, выхватила нож, дождалась возможности забраться ему на спину и начала вгонять зазубренный клинок в его плоть. Найдя мягкое место на лопатке, я вогнала нож по самую рукоять, а затем потянула на себя всем весом, рассекая кожу и ткани.

Он завопил, и это было хорошо. Я хотела, чтобы ему было больно, хотела, чтобы он был подавлен. В довесок я врезала ему сапогом по лицу, пока он вопил и истекал кровью.

Тульпа подплыла к Элдону и с любопытством посмотрела на него. Но я еще не закончила. Еще один удар по лицу повалил его на спину, и, встав над ним, с выпрыгивающим от адреналина сердцем и бешеной яростью в теле, я вонзила нож ему прямо в пах с криком, который, как мне казалось, я никогда не издам. Нестор просто смотрел в ужасе, а Эдгар крикнул «НЕТ».

Его крики боли были музыкой для моих ушей, когда тульпа опустилась на Элдона и заглушила все мысли о его гневе, боли и протестах. Подобно жертве удушья, он отбивался с особой жестокостью, пока жизнь не покинула его и он не стал не более чем прилипшей к земле свиньей.

– Ты не стоил ни нормального разговора, ни чего-то близкого к нему. - Плюнув на его тело, я направился к двери, не желая больше оглядываться и терпеть запах его греха. - Все в порядке, Нестор?

Нестор попятился и прочистил горло, зная, что я направляюсь в лазарет к Баку.

– Да... да, все хорошо. Думаю, сейчас самое время поблагодарить за то, что вся трапеза продлилась… Была быстрой...

***

Когда я добралась до лазарета, Бак все еще не пришел в себя, его тело было покрыто порезами и синяками. Мне сказали, что его рука не подлежит спасению и вместо нее ему поставят современный протез. Не знаю, как они это сделали, но эта чертова штука действительно могла сгибаться и реагировать так же, как и его человеческий аналог.

И все же, видя его в таком состоянии, таким израненным и страдающим... Я ощутила, как вина пересиливает мой Гнев, как только я подошла к его кровати. Глаза дрогнули и осторожно приоткрылись, чтобы увидеть меня, а улыбка, способная растопить ледяные шапки, сохранилась, несмотря на его травмы.

– Всегда рад помочь, Нэлл. Я так понимаю, ты остановила этого большого ублюдка? - Он сделал паузу, и я просто кивнула, погладив рукой его усталое лицо.

– У нас возникли некоторые проблемы, Бак. Некоторые осложнения, из-за которых нам пришлось продолжить работу без тебя. Ничего личного, просто надо было это сделать. - Нестор замялся, явно не привыкший к утешительным словам у постели. - Но тебе нужно было подлечиться, понимаешь?

– Подлечиться? От пары шишек и царапин-то... ой... ох, я вижу... - его голос упал до скрипучего шепота, когда он сжал руку, и механические пальцы ответили согласием. На мгновение я подумала, что его охватит ярость, страдание или отчаяние. Но вместо этого он рассмеялся. - Что ж, я знал, что рано или поздно потеряю что-то жизненно важное в этой работе! Мне повезло, что я зашел так далеко, как зашел, если честно... и теперь у меня есть крутой кулак, которым можно бить что угодно и не беспокоиться о медицинских счетах! - Он рассмеялся, и я почувствовала, как мое сердце екнуло.

Я сделала это. Из-за меня он попал сюда.

– У нас остался один заключенный, целый день на отдых, а потом мы отправимся к нему. Как думаешь, справишься с этой задачей? - Нестор наклонился, и Эдгар спрыгнул с его плеча на кровать Бака, посмотрел на него и наклонил голову.

«РОБОКОП. ЖЕЛЕЗНЫЙ ЧЕЛОВЕК. КРУЧЕ ВСЕХ!» - прокаркал он, когда Бак, улыбаясь, ласково погладил его по голове.

– Я последний и лучший Макгроу, который у них есть, не могу же я пополнять каталог с больничной койки, верно? Давай-ка откалибруем этого плохиша, а потом двинемся в путь.

Я вытащила тяжелую книгу из сумки и положила ее ему на колени, улыбнувшись.

– Посмотри на это с другой стороны, Бак. Ты не потерял свою пишущую руку!

Мы рассмеялись, и показалось, что последние несколько дней были не более чем дурным сном или далеким воспоминанием. Но мы знали, что нам предстоит последний грех и что это будет самое большое препятствие, которое нужно преодолеть.

Ни Надзирателя в поле зрения, ни пророческих иллюзий, только знание, что мы движемся вперед.

Когда Бак открыл сборник, из него выпало досье и упало на бок. Любопытствуя, мы взглянули на него и увидели название сверху;

Заключенный #001.

Открыв папку, я почувствовала боль и печаль, к которым не могла быть готова.

Не из-за совершенных преступлений, которых было бесчисленное множество.

Не из-за греха или тульпы, о которых не было почти никакой информации.Только название - «Гордыня».

Но из-за имени и приложенной к нему фотографии. Имени и фотографии, которые я храню в своей голове уже более десяти лет.

На фотографии была изображена всклокоченная женщина лет пятидесяти, с мертвым взглядом и горделивой ухмылкой, растянутой по лицу, с сигилом церкви Сумеречных ходоков.

Как ее зовут? Гвенллиан Ниа Локвуд.

***

Заключенный № 0744: Элдон Калико, Мясник из Феликсстоу.

Грех: гнев

Еда: Рыба, наполненная ядовитой яростью, которая заражает и причиняет вред как себе, так и другим.

«Мама...»

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ГОРДЫНЯ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Сначала я думал, что это было весело. Мы жили в автодоме, это было похоже на бесконечный отпуск! Одну неделю мы были в Лос-Анджелесе, следующую — в Солт-Лейк-Сити. Мы немногое знали о наших жизнях до этого. Мы знали, что родились в Портленде и что мы никогда не могли перестать переезжать.

Мы всегда знали, что мы особенная семья, я просто думаю, что мы не знали, насколько мы особенные. Мои родители так сильно старались иметь детей и практически потеряли надежду — поэтому мы с моей сестрой-близняшкой были так особенны для них. Их маленькие чудеса. Это бесило, но по крайней мере мы знали, что что-то для них значили.

Амелия и я были довольно близки, настолько, насколько могут брат с сестрой. Мы были вроде как единственными друзьями друг друга, так как обучались на дому. Мы чувствовали себя довольно изолированно. Мы никогда не разбивали лагерь в каком-нибудь веселом месте, никаких кемпинговых парков с магазинами мороженого и бассейнами, лишь постоянное вождение и жизнь в глубине леса. Я думаю, это было мирно, в некотором роде, но любой, кто вырос рядом с лесами, понимает, что это не что-то, что можно воспринимать не всерьёз.

Первый раз, когда я реально понял, что что-то было не так, был прямо перед нашим семилетием, когда мы оставались в месте в Британской Колумбии, под названием Кэмлупс. Мы не должны были сбегать или покидать поле зрения мамы и папы, но в это же время мы были озорными шестилетками, с огромным, неисследованным лесом перед нами — чего вы ожидаете? Мы подождали, пока они не заснут, и затем выскользнули из автодома через окно (что было легко, потому что окно было просто листом пластика, скрепленным молнией), и мы отправились, не имея ничего, кроме дерьмового фонарика, чтобы освещать путь перед нами.

Совсем скоро мы заметили что-то странное: сияние. Не от нашего фонарика. Оно было прямо перед нами.

Нам не понадобилось много времени, чтобы понять, кто же, или что же, было перед нами.

Это была леди, держащая маленький, самодельный факел. Но она не была слишком похожа на леди. Её волосы были спутанными и выпавшими в некоторых местах, кожа почти синяя и выглядела сгнившей. Её зубы были желтыми, а некоторые отсутствовали, и я подумал, что даже могу видеть часть её черепа. Она была одета в грязную больничную ночнушку. Я не знал, где находится ближайшая больница, но это должно было быть чертовски далеко, потому что последний раз, когда я помню, что мы ехали где-то по асфальтированной дороге, было за три часа до того, как мы разбили здесь лагерь.

Амелия и я замерли в страхе, и впервые с тех пор, как мы взаимно решили, что проявления привязанности братьев и сестёр были отстоем, я потянулся за её рукой. Эта штука протянула к нам свою костлявую руку. Оно застонало что-то неразборчивое; что-то вроде : «мохмаахыыш». Этого было достаточно, чтобы привести меня в чувство, и я рванул, таща Амелию позади.

Каким-то чудом мы вернулись в автодом и, каким-то другим чудом, вернулись, не разбудив родителей. Мы не смогли выспаться и были слишком потрясены, чтобы даже сказать родителям «доброе утро», не говоря уже о том, чтобы рассказать им о произошедшем. И поверили бы они вообще, если бы мы рассказали?

Ну, после того, что произошло дальше, я думаю, им пришлось бы. Когда мы открыли дверь автодома, мы увидели остатки того, что оставили снаружи на ночь — костёр превратился в пепел, палки были покрыты углём, которым мы с Амелией любили рисовать на камнях, а импровизированный стол с несколькими банками бобов был полностью разрушен. Это не было чем-то слишком необычным, когда наш лагерь подвергался нападениям животных, мы жили в лесу, в конце концов, но это было что-то, что ни одно животное не могло сделать. Это выглядело намеренно, как будто что-то, что сделало это, имело план.

Послание, написанное на задней части автодома, подтвердило это убеждение.

С помощью угольных палочек кто-то написал: «Вы не можете бежать вечно».

Мама приготовила нам завтрак, пока отец убирал беспорядок. Вскоре после этого мы уехали и продолжали ехать часами, даже не останавливаясь на быстрые перерывы в туалет. Мама и папа говорили между собой шёпотом, пока папа вёл автодом. Хотелось бы, чтобы я знал, о чём они говорили.

Той ночью, думаю, потому что родители видели, насколько мы встревожены, они позволили нам редкое удовольствие — ужин в настоящем ресторане. В дерьмовой закусочной, но, тем не менее, ресторане. Там было пусто, и это то, что понравилось маме с папой, так как они ненавидели толпы. Я был на седьмом небе от счастья. Фруктовый лимонад с мороженым и жирный чизбургер были всем, о чём мог мечтать шестилетний мальчик. Вот почему я так расстроился, когда мама с папой заставили нас уйти в ту же секунду, как кто-то другой вошёл внутрь. Это был просто старый дальнобойщик, я не понимал проблемы.

В автодоме, пока я дулся на своей койке (по сути, просто полке), Амелия спросила, почему нам пришлось уйти.

Мама вздохнула. — Я полагаю, раз вам двоим уже почти семь, вы достаточно взрослые, чтобы знать. Что ж, Захари, Амелия, причина, по которой мы должны были уйти, заключается в том, что мы боимся. Потерять вас. Вы помните, что произошло, когда вам было четыре года?

Я понятия не имел, моя память никогда не была хорошей, но Амелия сказала, что помнит.

Мы были в Бивертоне, не слишком далеко от Портленда. Она сказала, что когда нам было четыре, мы играли в поле, и вдруг к нам подошёл большой мужчина в камуфляже и сапогах с пряжками. Он присел на наш уровень.

— Мы не должны разговаривать с незнакомцами.— Амелия сказала. Она всегда была занудой.

— Я Джон. Теперь мы не незнакомцы. А вас как зовут?

— Я Зак. А это моя сестра Амелия. Нам четыре, и наш день рождения — двадцать шестого июля, две тысячи второго года. — Я, по всей видимости, сказал, но держу пари, Амелия сказала, что я это сказал, только чтобы выставить меня в плохом свете.

Вот когда он перестал улыбаться. Он резко взял нас за руки и начал уводить с поля. — Давайте пойдем куда-нибудь повеселее, Зак и Амелия. Мне нужно взять вас с собой в другое место.

Мама заплакала. — Правильно. Если бы мы с вашим отцом не заметили вас прямо перед тем, как вы ушли, мы, вероятно, никогда бы не увидели вас снова. Я увела вас двоих в безопасное место, а ваш отец… ну, ваш отец…

— Я выстрелил в этого сукиного сына. В его ногу. Надеюсь, он повеселился, пока полз к себе домой, — он сказал холодно. Мы с Амелией обменялись взглядами.

— Хорошо, папочка. Я пойду спать сейчас, — она сказала, перелезая через меня, чтобы добраться до своей койки.

Той ночью мы остановились где-то на ночь. Я забыл где, возможно рядом с внутренней частью Британской Колумбии или, может быть, Альберты. Я выглянул в маленькое пластиковое окно и увидел её. Я увидел эту чертову леди снова. Она пялилась на меня и Амелию в наших койках, пытаясь дотянуться до нас этой своей длинной, костлявой рукой. Я перевернулся на другой бок и попытался заснуть, но не смог, зная, что она была там.

Всё продолжалось в таком духе некоторое время. Где бы мы ни останавливались, она была там. Вашингтон? Ага. Невада? Ещё бы. Монтана? Поверьте, мать вашу.

Мы с Амелией на самом деле не пытались много изучать. Частично, потому что мы становились старше и постепенно проявляли меньше интереса к вещам такого рода, но частично потому, что тот самый опыт в Камлупсе травмировал нас обоих. Это не помешало леди продолжать свои попытки добраться до нас. Иногда мы мельком могли заметить её на шоссе, когда проезжали мимо. Иногда она появлялась прямо там, где костёр нашего лагеря прекращал освещать, так что мы едва ли могли видеть её. В редких случаях, когда мы выходили в общество, чтобы пополнить припасы и еду, я мог бы поклясться, что заметил её в толпе. Всякий раз, когда она была рядом, я слышал этот её чертов стон: «Моохмахыыш». Через некоторое время я перестал её бояться. Ну, в основном.

Всё, наконец, обрело смысл за день до нашего с Амелией четырнадцатилетия. Мама с папой покинули автодом и дали нам два редких часа свободы, пока они подготавливали вещи для нашего дня рождения. Мы не были припаркованы смехотворно далеко от цивилизации, но я бы сказал, что в хорошем таком часе ходьбы.

Мы не были особо напуганы. Мы уже жили в лесах достаточно долго, чтобы знать, что пока ты не беспокоишь лес, он не беспокоит тебя, а леди в больничной ночнушке была, честно говоря, не более чем раздражающей. Я бы даже сказал, что мы практически забыли о ней.

Я читал, а Амелия обыскивала трейлер в поисках еды. Я был погружён в свою книгу, когда Амелия крикнула:

— Зак, иди посмотри на это!

Я закатил глаза. Что это может быть? Мы жили в этом крошечном автодоме в течение почти 14 лет, я знал его как свои пять пальцев. Там не было абсолютно никакого уголка или закоулка, о котором я бы не знал.

Ой. Думаю, я был не прав. Там, под подушкой водительского сидения, которую Амелия вынула (по какой-то причине), была коробка. Она была маленькой и немного раздавленной после всех лет, в течение которых задница моего отца сидела на ней, но мы всё ещё могли понять, чем она была. Амелия взволнованно потянулась, чтобы открыть её.

Внутри были бумаги. — Забудь об этом, Амелия, это, вероятно, просто скучные рабочие документы, — сказал я, но взгляда моей сестры, сменившегося от замешательства до ужаса, было достаточно, чтобы я передумал.

Они были документами — но не для работы. Свидетельства о рождении. Наши. Но заявленные родители не были нашими. Я, очевидно, был Захари-младшим. Но никто в нашей семье не был назван Захари? Я взглянул на имя отца — Захари. Мать была кем-то по имени Эмили.

— Может быть, нас усыновили? — предложил я.

Амелия потянулась и вытащила другой лист бумаги. Она покачала головой и протянула мне следующий лист дрожащей рукой.

МЛАДЕНЦЫ ПРОПАЛИ ИЗ БОЛЬНИЦЫ ПОРТЛАНДА — 27 ИЮЛЯ 2002. ДВОЙНЯ: ЗАХАРИ КРИСТОФЕР КЛАРК — МЛАДШИЙ И АМЕЛИЯ ЭМИЛИ КЛАРК. ПОИСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ. ЛЮБОЙ, КТО ОБЛАДАЕТ КАКОЙ-ЛИБО ИНФОРМАЦИЕЙ, ДОЛЖЕН НЕМЕДЛЕННО СООБЩИТЬ ПОЛИЦИИ.

Кларк? Кристофер? Это не были наши имена. Наша фамилия была Браун. И наши родители, конечно, не были Захари и Эмили. Это были Дженни и Кевин. Я почувствовал, что всё окажется ещё хуже. Я был прав, когда Амелия вытянула третий и предпоследний лист бумаги.

ПОРТЛЕНДСКАЯ МАТЬ ДВОИХ ДЕТЕЙ УБИТА В БОЛЬНИЦЕ. ЭМИЛИ КЛАРК, 27 ЛЕТ, НЕДАВНО РОДИЛА БЛИЗНЕЦОВ, ТЕПЕРЬ ПРОПАВШИХ БЕЗ ВЕСТИ, КОГДА ОНА ОКАЗАЛАСЬ ЗАДУШЕНА ДО СМЕРТИ В СОБСТВЕННОЙ БОЛЬНИЧНОЙ КОЙКЕ. ПОЛИЦЕЙСКИЙ РИСУНОК ПОДОЗРЕВАЕМЫХ:

Мы взглянули на рисунок полиции. Очевидно, это было не полное сходство, но они были в основном единственными лицами, которые мы видели всю жизнь. Мама и папа.

КАМЕРЫ ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЯ ПОКАЗАЛИ, КАК ДВОЕ ПОДОЗРЕВАЕМЫХ ПОКИНУЛИ БОЛЬНИЦУ ЧЕРЕЗ ЗАДНЮЮ ДВЕРЬ С ДВУМЯ МЛАДЕНЦАМИ. ПОИСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ. ЕСЛИ ЗАМЕТИТЕ ИХ — НЕ ПОДХОДИТЕ. НЕМЕДЛЕННО УВЕДОМИТЕ ВЛАСТИ.

Мы молчали, когда Амелия трясущейся рукой взяла последний лист бумаги.

Это был 2006 год — когда нам было четыре.

ПОСЛЕ ТОГО, КАК МУЖЧИНА ИЗ ОРЕГОНА ЯКОБЫ ЗАМЕТИЛ ПРОПАВШИХ ДЕТЕЙ И ПОДВЕРГСЯ НАПАДЕНИЮ ПРЕСТУПНИКОВ, В ЭТОМ ЧЕТЫРЕХЛЕТНЕМ ЗАМОРОЖЕННОМ ДЕЛЕ ПОЯВИЛСЯ ПРОБЛЕСК НАДЕЖДЫ. ОТЕЦ И МУЖ ЖЕРТВ, ЗАХАРИ КЛАРК, ОСТАВИЛ СООБЩЕНИЕ:

Моим малышам,

Я понятия не имею, где вы двое, но я никогда не отпущу надежду, что в один день увижу ваши красивые лица снова. Вы можете даже не знать, кто я такой, но это ничего не меняет. Пока мы не встретимся снова, папа вас любит.

Мы даже не могли ничего сказать. Что вообще можно было сказать на это? Мы просто стояли в тишине некоторое время. Затем услышали стук в стену трейлера. Мы подпрыгнули и выглянули на улицу.

Это была леди в больничной ночнушке, стоявшая ближе, чем когда-либо. Мы могли рассмотреть её синевато-серую кожу, могли рассмотреть её карие глаза. Они напоминали глаза Амелии…

— Моохмаахмыш… — застонала она, вновь протягивая руку. Я посмотрел на газету. В ней была фотография жертвы. Я поднял её к окну, туда, откуда она пялилась на нас.

— Мооооооохмааааахмыыыш, — сказала она снова. Мох. Мах. Мыш.

Мой малыш.

Всё это время она просто хотела своих малышей.

Амелия вышла из автодома. Сначала я был напуган, но этот день не мог стать ещё безумнее, поэтому я последовал за ней.

— Мама?.. — спросила она со слезами на глазах.

— Маааах…мыыыыш, — сказала она, снова протягивая свою костлявую руку, но Амелия не стала убегать. Она позволила ей коснуться своего лица, когда леди нежно погладила её щёку.

Она сделала то же самое со мной, но затем указала в направлении ближайшего города.

— И…ди..те… — сказала она.

— Идти? Почему? — спросила Амелия.

— Па…па… — наша мать прохрипела.

Папа. Захари-старший. Был ли он всё ещё жив? После всего этого времени?

— У нас есть два часа, до того как мама и папа… — Амелия резко оборвала себя. — ОНИ вернутся. Пойдём. Быстро.

Хотя на самом деле мы понятия не имели, как добраться до города, каким-то образом мы знали. Словно что-то, кто-то, вел нас.

Мы ворвались в офис шерифа, вероятно, выглядя ужасно.

Сначала был допрос. Потом тест ДНК. Дальше они искали наших родителей. Затем их арестовали. Потом новости. Интервью. После этого мы улетели на самолёте — мой первый полёт за всё время — в Портленд, чтобы встретить нашего папу.

Мы были настоящей историей. Они называли моих родителей Лесными Негодяями. Они думали о них как о злых ведьмах, которые украли нас и спрятали глубоко в лесу. Я думаю, что они были правы, в каком-то смысле. Было странно видеть их за решёткой, отбывающими пожизненные приговоры, потому что в конце концов они воспитывали нас почти четырнадцать лет.

Но вот где они останутся. Никаких бегств, никаких пряток. В тюремной камере негде спрятаться.

Он расплакался, когда увидел нас. Мы — нет.

Это было странно. Он был моим отцом и всё такое, но был ли он? Я имею в виду, я думаю, что встретил его спустя, типа, пару часов после рождения, но я просто не мог к нему привязаться.

Это заняло некоторое время, но мы постепенно привыкли к нашей новой жизни — в доме, с кроватью и нашими собственными комнатами, не убегая ни от чего и не живя в лесу. Это было умиротворяюще, хотя большую часть времени я в итоге пробирался в комнату Амелии, потому что после всего этого времени я всё ещё не мог оставаться один.

Однажды мы услышали стук в окно. Мы оба проснулись и увидели леди в больничной ночнушке снаружи. Но она выглядела счастливее, менее гнилой. Как будто она снова была целой.

— Мама? — спросил я. Могла ли она остаться? И смог бы я жить с семьёй, которую так хотел? Как будто прочитав мои мысли, она покачала головой.

— Я должна идти. Мои малыши, — сказала она, протянув к нам руку через окно, пока медленно исчезала в ночи.

Мы никогда не видели её после этого. Но всегда знали, что она за нами наблюдает.

Но в этот раз мы не будем убегать.

Меня зовут Нэлл Локвуд, а если вы только что присоединились к нам, то я - Последний пожиратель грехов. Я только что расправилась с изощренным злом, которым была Лень. Теперь мне предстоит разобраться с куда более насущной проблемой: кто-то взял в заложники моих друзей и удерживает их для получения выкупа.

Ожидание в лифте было мучительным. Оно всегда было долгим, но всегда ли оно было настолько долгим? Я не могла сказать наверняка, но с каждым последующим этажом и лучами света, пробивающимся сквозь окно шахты, мое беспокойство нарастало. Лифт словно был заполнен водой по горло, пока я металась и размышляла о самом худшем.

Через некоторое время двери с грохотом распахнулись, и я побежала в центральную часть, где меня ждал невозмутимый Надзиратель с засученными рукавами и руками в карманах.

– О! Фрау Локвуд, спасибо, что так быстро приехали, я очень боялся, что вас задержат...

Я пронеслась мимо него, чтобы посмотреть на большое окно из плексигласа, за которым виднелась бойня внизу, в огромном вольере. Тела на пиках, разорванные на части и лишенные органов, Выбитые зубы, оторванные носы и почти ни одной живой души среди моря разорванных на куски заключенных.

Разумеется, если не считать человека, расположившегося в конце большого круглого стола. Он был гигантским. Бедра были похожи на стволы деревьев, руки - на огромные аморфные выпуклости мышц, его бочкообразная грудь была вдвое шире моей, огромная борода спускалась до пупка. Живот мужчины вздрагивал и непрерывно урчал, когда он брал с тарелки куски еды и запихивал их в огромный рот, издавая ужасающие звуки. Мерзкое чмоканье губами и слизывание языком остатков пищи, оставшихся во рту, полное наплевательское отношение к каким-либо манерам. Несмотря на стекло, до меня доносился звук каждого укуса, каждого жевания, глотания и плевков.

Но в момент, когда я разглядела его тарелку, меня охватил страх, хотя я прекрасно знала, что она будет необычной.

Тарелка была заляпана темной кровью, кусок ноги так и остался лежать недоеденным. Он с досадой посмотрел вниз, отодвинув стул, подошел к бедняге на импровизированной пике в углу, к счастью, еще не насаженному, а прикованному к ней за шею.

– У тебя есть 60 секунд, чтобы спуститься сюда, или я оторву от него кусок. - Низкий голос с северным акцентом звал, его массивный кулак тянулся к ноге человека. Я видела непокорные глаза Нестора, который смотрел на меня и качал головой.

– Не надо, ты ему нужна только для... АГХ!

Кровь хлынула из живота, когда острые когти впились в него и отхватили фунт плоти, а крупный мужчина, держа ее над раздвинувшимися челюстями, проглотил одним махом. По его подбородку потекла струйка крови.

– Время пошло, любовь моя, поторопись.

Повернувшись на каблуках, я направилась к лестнице. Надзиратель пошел рядом, по пути сунув мне в руки документ.

– Заключенный №5933 - Сирил Монкс, бывший чемпион подпольных боев и торговец убийственным наркотиком «Танатос», он мастер манипулирования и берет то, что хочет. Я не советую вам идти туда без нашей охраны, фрау Локвуд. Риск для вас и для тюрьмы очень велик. - Он умолял, едва поспевая за мной, пока мы добирались до последнего коридора, соединяющего нас с камерой Монкса.

– В жопу риски. В жопу тюрьму. Он хочет личного допроса? Он его получит. Он должен знать, что не стоит недооценивать никого из нас. Если что-то пойдет не так, я буду надеяться на вас, Надзиратель. - Я посмотрела на него, и на моем лице появилась ободряющая ухмылка. - Я зашла так далеко не за счет смазливой мордашки, мне под силу выпотрошить ублюдка, если понадобится. - Надзиратель сглотнул и кивнул.

Обернувшись, я на мгновение увидела, что крайний левый охранник что-то заметил. Он низко надвинул шляпу и отдал честь, когда мы проходили мимо, направляясь к двери.

По крайней мере, мне показалось, что это было приветствие. Его пальцы были прижаты к краю шляпы, но что-то было не так... не было обычных четырех пальцев с оттопыренным большим пальцем.

Он поднял голову, и на долю секунды рука опустилась вниз и оказалась передо мной, на его лице появилась знакомая маньячная ухмылка, а число на его руке появилось также как несколько раз до этого…

«3»

***

Первым запахом, который уловил мой нос, был запах железа - вокруг было столько крови и внутренностей, что не заметить этого было невозможно.

– Они заставили меня ждать в очереди с несколькими заключенными из группы меньшего риска. Думали, что раз я хорошо себя веду, то сделаю все возможное, чтобы получить лучшие привилегии. Даже разрешили свидание за 9 лет без происшествий. Представьте себе их шок, когда я начал отрывать конечности от людей. У этих ублюдков не было ни единого шанса, благослови их Бог. - Он откинулся на спинку стула, его импровизированный обеденный стол был забрызган кровью. - Давай, присаживайся, нам есть что обсудить.

Посмотрев в конец комнаты, я увидела по обе стороны от него Бака и Нестора, оба окровавленные и избитые, но не мертвые и не смертельно раненые. Вздохнув с облегчением, я села на противоположный конец и отложила свои бумаги, готовясь представиться.

– Ты знаешь, кто я, я знаю, кто ты, так что давай не будем мешкать, а? У меня есть свой подход к делу, и тут ты не исключение, мисс Локвуд. Если мы это сделаем, то только на моих условиях. - Он пропустил мое представление мимо ушей, как будто это было пустяком. – Я задам тебе ряд вопросов, и если ты ответишь так, как я хочу, то сможешь задать один в ответ. Ответишь неправильно - и… - Он откинул руку назад, направив большой палец в сторону моих парней. - Я оторву от них кусок. Буквально.

Руки задрожали, и я почувствовала комок в горле. Он не шутил. Неохотно я улыбнулась и кивнула, не испытывая радости от отсутствия контроля над ситуацией.

– Хорошо. Итак, что ты можешь рассказать мне о своем воспитании, Нелли? - Он откинулся в кресле, его внушительная фигура давила на окружающее пространство, а руки были сложены на животе.

– Первые 11 лет моей жизни были хорошими, дома все было просто, но приятно. Мама много работала и всегда была занята, но никогда не переставала находить время для меня, чего бы это ни стоило. Выпечка, прогулки на природе, поиск и идентификация животных в лесу поблизости или что-то еще - мама никогда не переставала стараться. Потом мне исполнилось 12, и все стало меняться… - Я поджала губы, болезненные воспоминания всплыли на поверхность. Ссоры, хлопнувшие двери, недоразумения. Типичные подростковые вещи, которые должны быть обычными деталями жизни, а не последними решающими моментами последних дней с матерью. – После этого все было уже не так, как раньше. Однажды она попросила меня остаться дома, пока отлучится по работе. Она так и не вернулась, и за мной присматривали бабушка с дедушкой. И вот мы здесь. - Я пожал плечами и помотала головой, ненавидя, что рассказываю все это животному в тюремной клетке.

– Хорошо, хорошо. Кажется, ты все поняла. Спрашивай. - С усмешкой сказал он, закончив реплику.

– Что заставило вас стать таким? Как законопослушный бодибилдер и семьянин, согласно вашему досье, вы начали распространять новый мощный наркотик и рвать людей на части? - Я бегло просмотрела записи, решив не отрывать от него глаз слишком долго. Он улыбнулся, ярко-белые зубы были окрашены в красный цвет.

– Адефагия. Или Ади, если вы ее знаете. Я порвал ACL и MCL, врачи сказали, что мне понадобится 18 месяцев, чтобы вернуться к какой-либо работе. Это означало наблюдать, как мои коллеги продвигаются вперед, становятся больше и сильнее, добиваются всего того, чего должен был добиться Я. Меньше денег, меньше власти, меньше интереса. - Он встал и схватил пару человеческих позвоночников на полу с прикрепленной к ним веревкой, используя ее в качестве скакалки, пока продолжал говорить. - Мне это надоело. Гнев и желание переросли в нечто большее, я подслушал разговор пары парней о новом виде стероидов - Танатосе. Ублюдки говорили, что это перерождение системы, но чтобы получить его, нужно было знать нужных людей. Может, я и был на костылях, но все равно избивал этих глупых засранцев, пока они не выдали информацию. Затем встретил парня на парковке супермаркета в четыре утра, заплатил ему все, что у меня осталось от сбережений, после чего он умчался, едва я разглядел его лицо во всей этой суматохе. Вот тут-то все и... изменилось. - Он закончил скакать, и от скрежета позвонков по полу меня затошнило.

Вокруг его тела начал образовываться густой, едкий золотистый туман, но он не обращал на него внимания, даже если знал, что он там есть.

– Твоя очередь. Чувствуешь ли ты запах и вкус собственных грехов? Знаешь ли ты, что таится в глубине твоей души? - Он захихикал, схватил горсть мяса из-под стола, открыл рот, затем закрыл его и недоуменно посмотрел на меня. - О, ты не возражаешь, если я буду ужинать, покуда мы будем плакаться друг другу о прошлом? Хаха... - сказал он запихивая мясо в рот с отвратительными звуками.

– Многие спрашивали об этом, но на самом деле я ничего не чувствую. Когда я погружаюсь в медитацию и сосредотачиваюсь на себе, я не чувствую ни запаха, ни вкуса, ни собственных грехов... хотя я знаю, что они там есть.

Сирил решительно отодвинул свой стул и, нахмурившись, подошел к Баку. Протянул руку к его запястью. Бак едва пришел в себя, его голова покачивалась.

– Я предупреждал тебя о лжи, Нелли! - прорычал Монкс, с силой вгрызаясь в руку Бака и прокусывая ее до кости, когда раздался леденящий кровь крик. Сирил наслаждался укусами и пел на одной волне с воплями Бака.

Выхватив нож, я почувствовала, как по венам побежала горячая кровь.

– Я прикончу тебя, мать твою, прямо здесь и сейчас.

Но мужчина остался сидеть, качая головой и смакуя последние кусочки руки и пальцев Бака, раздавленных между зубами алмазной прочности.

– Нет, ты этого не сделаешь. Меня не интересует ничего, что мне не принадлежит, но я ценю свою жизнь выше любого из ваших унылых существований. Только подойди на расстояние пяти футов, и я откушу более желанные кусочки Бака, а потом начну с ног Нестора. Ты не только скажешь правду о своем последнем признании, но и ответишь на еще один вопрос в качестве наказания. Итак, давай попробуем еще раз.

От злости я ударила по столу, крича и пытаясь перевести дыхание, но это не принесло желаемого результата.

– Я... Да, да, да, однажды я узрела свой грех. Он был облачен в черное, пах маминой стряпней и был на вкус... ничем. Он полностью отсутствовал. Но я могла его видеть. И он...

– Он был похож на ту тварь, которая мучает тебя в кошмарах? Да, я знаю. Спасибо. Ты любишь Бака? - Он облизнул губы и подошел к паре неповрежденных трупов, свисающих со стропил, и стал бить по ним, словно по говяжьим тушам, на которых можно тренироваться в боксе. Быстрые, точные удары сыпались на бедняг. Гнев сменился смущением и целым рядом сложных эмоций. Сначала я хотела спросить, как это его касается, отмахнуться или дать частичный ответ. Но это не сработало бы. Сейчас не время для самоуспокоения или полумер.

– Да. Но не просто романтической любовью. Любовью, которая выходит за рамки физического плана. Он был моим наставником в юности, относился ко мне как к равной и сейчас обращается ко мне за советом. Он - все для меня. Поэтому то, что ты сделал минуту назад, еще чудовищнее в моих глазах. - Сделав паузу, и переведя дыхание, я смирилась с тем, что с последствиями придется разбираться позже, и отчасти поблагодарила Бака за то, что он потерял сознание от шока, так что я была избавлена от неловкости. – А теперь расскажи мне, что привело тебя сюда, во всех подробностях.

Левый хук, правый хук, апперкот, удар коленом в пах. Сирил Монк был непрерывен в своем натиске, как будто ему нужно было что-то доказать.

– Я попробовал Танатос той ночью. Первая доза вошла прямо в вену, и по телу прокатился такой всплеск, что, клянусь, у меня случился чертов сердечный приступ. Когда вернулись чувства, я был явно не в себе. Я стоял в огромном мраморном зале, где стояли статуи величайших воинов и самых крутых ублюдков, живых и мертвых. В конце стояла Ади. Огромная женщина, мускулистая и крупная во всех нужных местах, сильнее, чем я когда-либо мог надеяться быть. Большие челюсти на животе и хвост размером с меня, с голодной пастью на конце. Она сказала мне, что если я смогу победить семерых мужчин, забрать у них что-то и победить ее, то она поможет мне подняться до истинного понятия силы. Доминирования. Ничто не будет мне неподвластно. - Он нанес последний удар правой, ребра тела затрещали, кровь брызнула ему на лицо. - Было достаточно легко победить их, когда у меня была мотивация и контролируемая доза Танатоса. С парнем, который мне продал это дерьмо, мы были в таких хороших отношениях, что я стал толкать его дурь выступая своего рода мускулами и охраной. Через некоторое время у нас появились отчаянные торчки, у которых было много дури, но не было денег. Так родилась бойцовская игра. Еще один способ забирать и прогрессировать...

Он подошел к столу, и его желудок заурчал, когда он схватился за него. Густая желтая дымка разрасталась по его телу.

– Но меня стало тянуть к еде. Все начиналось просто - взять еду на вынос или перекусить. Но затем желудок начал отказываться от нее, отказываться от всего, кроме одной вещи, которая лежала у моих ног после каждого боя. Плоть… - Его глаза расширились, зрачки увеличились, прежде чем он закашлялся и потянулся под стол за очередной порцией еще теплого трупа какого-то бедняги. - Перед боем я заставлял их подписывать со мной договор о том, что бой будет не только до смерти, но и в случае победы я смогу забрать все, что захочу. Отчаянные маленькие засранцы с готовностью подписывали договор. Несколько ударов в жизненно важные органы, и они падали, пребывая в том прекрасном состоянии между этим миром и иным. Не в силах сопротивляться, но сердце все еще качало горячую кровь. Восхитительно.

– И одно из этих тел стало вашей погибелью, я полагаю? - спросила я, но в ответ он поднял руку.

– Но, но, но мон шери. Не твоя очередь. Расскажи мне, что было на той бумаге. - Сказал он это так буднично, что очевидное чуть не прошло мимо меня.

– Но это было... как вы… - вздохнула я.

Казалось, он готов был разрешить этот сюрприз, так как наклонился вперед и достал что-то из своей тарелки, и показывая мне.

Черное перо.

– Птичка напела. Кажется, он наблюдал за тобой издалека, чтобы защитить. Когда он услышал, что его папа здесь, он прилетел, чтобы защитить его, и попался. Знаешь, я не большой любитель цыплят, но время от времени отхожу от меню! - Серил разразился хохотом, пока слезы наполняли мои глаза. - Я задал вопрос, Нелли. Я не позволю тебе вновь уклониться от ответа.

Все, что я видела - это Эдгар. Его смех, постоянные перебивания, грубые колкости и тот незабываемый образ, где он свернулся калачиком на руках у Нестора, тихонько воркуя и повторяя «папа» снова и снова. Нет, нет, я должна была прижать его и идти дальше. Я должна была. Должна ради него.

«Дочь верховной жрицы приносит с собой рассвет, а ее отсутствие - закат. Под ее рукой цикл начнется заново.

Ее подношение - вечное служение, чтобы направлять других.

E Dolore Magna Gloria.»

Плотная аура начала расползаться по телу Сирила, обволакивая его мускулы и бочкообразную грудь. От запаха серы и подгоревшего сала у меня заслезились глаза, но я проигнорировала это. Остановившись, чтобы перевести дыхание и задать вопрос, который засел на подкорке мозга.

– Почему вы хотели, чтобы наш разговор был Тет-а-тет, Сирил?

Он поднялся со своего места и, вместо того чтобы пройти к другому телу или тренажеру, шагнул ко мне и протянул руку, такую же большую, как мое лицо, приближаясь все ближе. На мгновение мне показалось, что он собирается впечатать меня в стену, подхватить и сожрать или еще чего похуже...

Но вместо этого его большие пальцы коснулись моего лица, и его глаза остекленели, а лицо озарила мягкая улыбка.

– Потому что я хотел доказать тебе, что всегда могу получить то, что хочу. Тем или иным способом. - Его пальцы нашли путь к моему горлу и с легкостью обхватили его, вены вздулись на его запястье, когда Сирил поднял меня с земли, почти не прилагая усилий. Через несколько секунд в глазах начали плавать цветные пятна, а его расплывчатое выражение лица сменилось выражением чистой злобы и голода.

– Ты боишься меня, Нелли? - Его голос звенел. Находясь так близко, я могла видеть, как вокруг него клубится дымка, дрожащая от самого прикосновения. Я дважды моргнула и попыталась кивнуть, едва ли способная сделать хоть какое-то движение, кроме беспорядочных движений ногами, отчаянно пытавшихся найти опору.

Монкс улыбнулся и бросил меня на землю. Дыхание начало возвращаться ко мне, но я все еще чувствовала, как трахея упирается в стенку горла. Он определенно подумывал о том, чтобы просто убить меня в тот момент. Он уселся на свое место и посмотрел на что-то позади меня.

– Похоже, время почти пришло. Последний вопрос, Нелли. И пусть он будет правильным.

Я задумалась над тем, что он мне рассказал: как получил травму, как злоупотреблял наркотиками, как дрался и пожирал куски своих поверженных противников... а потом вспомнила кое-что написанное на бумаге, которую дал мне Надзиратель. Кое-что, от чего у меня свело желудок.

– Что случилось в ту ночь, когда вас схватили, Сирил? Говорят, от вас остались лишь кожа да кости, вы тряслись и бились в конвульсиях от наркотика. Должно быть, уже здесь вы дошли до таких размеров, не так ли? Расскажите мне, как вы стали одним из самых страшных монстров в этой тюрьме.

Меня трясло, адреналин бил ключом, я была напугана до безумия, а мозговые нейроны пытались придумать другие способы потянуть время или сбежать. Но это было то, что нужно. Я должна была придерживаться только что придуманного плана.

Монкс, казалось, обдумывал вопрос, посмотрел на свои руки и нахмурился, прежде чем встать и пройтись к дальнему углу.

– Я уже привык забирать части своих трофеев домой. То, что не было предложено Адефагии в этом одурманенном наркотиками царстве, я оставлял для собственного удовольствия. Но мне нужно было найти более эффективный способ добывать пропитание для дома. Моя жена начала что-то подозревать, и я надеялся, что, приобщив их к моему миру, они примут его и увидят, какую пользу он мне приносит. Поэтому я предложил однажды вечером приготовить еду для всей семьи, настоящий пир, чтобы показать свою любовь и признательность. Они съели все с удовольствием, сказали, что мясо было сочным и очень вкусным... Я был вне себя от радости. Настолько, что я сразу же рассказал им, что это было. - Сирил повернулся ко мне, в его глазах читалась неподдельная грусть. - Все пошло не так, как планировалось. Жена лишилась чувств, начала кричать, что я уже не тот добрый, внимательный и целеустремленный человек, каким был до аварии. Она перестала меня узнавать и собралась уйти. Моя жена была... не такой, как другие люди. Я не мог и пальцем ее тронуть, поэтому, когда она сказала, что ей нужно немного побыть с детьми, я предоставил ей такую возможность. Пошел наверх подумать, зная, что она не может рассказать полиции ничего такого, что не могло бы ее выдать, рискуя потерять детей.

Он перестал вышагивать, плечи затряслись под тяжестью его слов.

– Должно быть, я был на взводе от Танатоса, потому что потерял сознание и снова увидел Адефагию, которая смеялась надо мной. Каждый из ртов на ее животе и хвосте смеялся в ответ, издеваясь надо мной и кусая мои истерзанные мышцы. Когда я очнулся, то увидел в доме дым. Проследив за ним до гаража, я увидел, что жена и дети сидят в машине, глаза открыты и смотрят в пустоту... совсем мертвые. Она оставила на кухне несколько слов в наспех нацарапанной записке. «Никогда не прощай. Никогда не забывай».

Он вздохнул и покачал головой, зажав нос.

– В ту ночь я попытался передознуться Танатосом, стоя перед Адефагией без подношений и не имея больше возможности подняться по этим освященным ступеням. Она посмотрела на меня с жалостью и сказала, что, когда я проснусь, у меня появится новая цель: поймать и убить величайшего воина, с которым я когда-либо сталкивался. Нелл, мать ее, Локвуд. И вот мы здесь, в конце всего этого. Больше нет грехов, о которых ты могла бы рассказать. Я - твоя последняя остановка.

Он шел ко мне, окружающая дымка почти полностью покрывала его тело, и у меня не оставалось времени.

В последний момент меня осенила мысль.

– Вы съели Эдгара, не так ли, мистер Монкс? Проглотили его целиком, не задумываясь? - Я не могла не почувствовать, как по моему лицу расползается улыбка. Сирил остановился, ошеломленный.

– Я уже говорил тебе об этом, Нелли. Я также сказал, чтобы ты больше не задавала вопросов, так что ты будешь иметь удовольствие видеть новые страдания, прежде чем все закончится. - Он направился к Баку, когда я разразилась смехом. Это был искренний, радостный смех, который бывает, когда находишь что-то потерянное, от чего гнев, горе и тревога уходят.

– Вы... вы глупый человек. Вы действительно думаете, что он мертв, да? Что вещи, которые вы съедаете, исчезают, и вам больше не придется иметь с ними дело? Боже, какая же я дура, что не догадалась об этом раньше! - Я рассмеялась еще сильнее, на глазах навернулись слезы. Лицо мужчины осунулось, а губы приоткрылись, обнажив стиснутые зубы.

– Да что ты вообще понимаешь, а? Я повел эту встречу туда, куда хотел. Я получу твою плоть еще до того, как все будет сказано и сделано. Какая разница, жив он или мертв?

– Это имеет большое значение, мистер Монкс. Вы съели существо, находящееся в рабстве у Леди Смерть. Вы съели нечто, хотя и безобидное, но не от мира сего. Он вредный, раздражающий, грубый и временами просто заноза в моей заднице. Но он - член этой группы и полон сюрпризов. Могу также поспорить, что сейчас он очень и очень голоден. Удивительно, что вы еще не почувствовали, как он там копошится, если честно! Но вы почувствуете, когда я назову его имя.

Я почувствовал прилив силы и злобы, как будто весь мир был в моих руках. Я сделала уверенный шаг к его возвышающейся массе мышц и увидела, как Сирил побледнел, трясущимися руками схватившись за живот, который начал извиваться и булькать.

– Эдгар. Аллан. Кроу. - Прорычал я, наблюдая, как этот могучий мужчина при одном только упоминании о нем сгибается на полу в агонии, а из его рта вырываются болезненные стоны. - Я никогда не прощу Нестора за то, что он дал ему это гребаное имя…- шипела я под нос, обходя Сирила, словно львица перед своей добычей.

– П-пожалуйста... не так… - Захныкал он, слюни стекали по его бороде вместе с кровью. Что бы ни делал Эдгар, это было эффективно. Я потянула его за бороду, чтобы он посмотрел на меня, заставила его встать на колени и положила руку на его лицо, точно так же, как он поступил со мной.

– Вы знаете, как называют стаю ворон, мистер Сирил? - спросила я, заложив одну руку ему за голову, а другой сняв с пояса зазубренное лезвие, вогнав его в левую часть живота и проведя по всей длине мощным взмахом. - Имя ей - убийство.

Вонь из его желудка наводила ужас, когда Эдгар вылетел наружу, весь в потрохах и крови, и с воплем пронесся по зданию.

«УБИЙСТВО. УБИЙСТВО ЖИРДЯЯ. ПАПЕНЬКИН СЫНОК ЖИВ».

Пронзительно крича и смеясь, он подлетел к Нестору и тихонько закричал над его бессознательным телом.

Туман, покрывающий Сирила, засветился ярче и проник в его плоть. Тело уменьшалось и теряло мышечную массу на глазах. Через несколько минут от него остался лишь скелетный каркас с распоротым животом.

Вернувшись за стол в двух шагах от него, я увидел тарелку с куриными крылышками, стейком из абердин-ангуса, сосисками, фасолью, яйцами, тостами и беконом. Я знала, что на этот раз не было никакого трюка, никакой гниющей еды или человеческой подмены. Только чистая, вкусная, насыщающая еда. Почему бы не насладиться ею?

Как только я сделала первый укус, комнату заполнил звук визжащего поросенка. Сырой и вязкий, он мог потрясти любого до глубины души, но моя решимость была тверда. Я смаковала каждый кусочек, и каждый новый укус добавлял крик к хору страдающих существ.

Все это время я смотрела прямо перед собой, не обращая внимания на то, что Сирил ползет ко мне и слабо умоляет дать ему хоть толику еды или еще одну порцию Танатоса.

Только когда его рука коснулась моего бедра, я посмотрела на него, откусывая колбаску.

– Мне нужно... мне нужно увидеть ее снова. Я знаю, как это работает, ты видишь мой грех в физической форме, и я ухожу с ними, чтобы вознестись... От меня нельзя избавиться до тех пор... Пожалуйста... - его глаза впали на исхудавшем лице, борода стала ломкой и клочковатой, зубы пожелтели и частично выпали. С насмешкой я решительно откусила колбаску, и ее сок брызнул Сирилу в лицо.

– Ваш грех был настолько силен, настолько полон желания, что он проявился и съел сам себя. Вы не задавались вопросом, почему вы так быстро надулись, а потом сдулись? Вы - Уроборос, мистер Монкс. В конце концов вы питаетесь сами собой. Или, может быть, есть лучший способ сказать это... дайте подумать… - Я вновь отвернулась и увидела, что Эдгар наблюдает за мной, склонив голову набок и, несомненно, прикидывая наилучшую тактику, чтобы украсть что-нибудь. Отломив кусочек яйца, я бросила его в открытую рану Сирила.

Как и ожидалось, он тут же нырнул внутрь, копаясь во внутренностях Монкса и причиняя ему при этом неимоверную боль.

Но после того, как он играл со мной, использовал информацию против меня и заставил моих близких пройти через ад, мне было все равно. Возможно, я по-своему выросла, повзрослела. Я также знала, что Надзиратель наблюдает за мной, и хотела, чтобы он увидел, что я больше не собираюсь играть ни в какие игры. Не после поедания двух последних грехов.

Вся тюрьма будет знать, что с Нэлл Локвуд лучше не связываться.

Когда я доела последние кусочки и предсмертные хрипы Сирила Монкса слились с агонизирующими криками съеденных мною животных, я постаралась, чтобы он услышал последнюю пророческую фразу перед тем, как покинуть этот мир. Встав со своего места, я на мгновение остановилась над ним, направляясь спасать своих друзей.

«То, что прожорливо, может вечно лгать. Но пусть даже через вечность, даже ты можешь умереть».

***

Заключенный: #5933: Сирил Монкс

Грех: Обжорство

Еда: Полный английский завтрак. В комплекте с криками тех, кого мы пожираем.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ГНЕВ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Если вы только что присоединились, то меня зовут Нэлл Локвуд, я - Последний Пожиратель Грехов, и я собираюсь встретиться со следующим заключенным - человеком, погрязшим в халатности, самодовольстве и лени. Дл этого была похотливая женщина, которая превращала своих жертв в “эликсир любви”, включая свою дочь, затем была пара близнецов, настолько одержимых жадностью, что они готовы были срастить свою семью воедино, дабы получить желаемое, и мужчина, наполненный такой завистью, что жестоко лишал жизни людей, у которых было то, чего он желал себе.

Но прежде чем перейти к новому заключенному, нужно обратить внимание на слона в комнате - начальника тюрьмы. Некоторые из вас с тревогой отмечали, что ему нельзя доверять. Вы упоминали его фамильярность, и то, как Эдгар вел себя рядом с ним, и то, как мужчина был бы рад сорвать всю операцию, когда я была в отключке.

У меня возникла цель узнать его планы, попросив у одного из охранников разрешения пройти в его кабинет после того как посплю, чтобы прийти в себя. Я не стала говорить ни с Баком, ни с Нестором, ни с кем-либо еще о том, как горе от потери матери выплеснулось наружу после окончания последнего ужина. Не было такого момента, когда на моем лице это можно было бы прочитать, даже если слезы текли по лицу. Когда мы закончили и вышли из комнаты, Бак просто обнял меня, пока я всхлипывала, и, дав мне время на отдых, отправился «исследовать тюрьму и добывать информацию», а Нестор пошел наверх, чтобы дать Эдгару возможность полетать и размять крылья.

Проехав на лифте целых 15 минут, я оказалась в длинном мраморном коридоре с огромными портретами греческих богов, ведущих битву. Сатурна, поедающего собственного сына, заточения титанов в Тартар и буйства, происходившие на Земле до того, как Зевс захватил власть. Каждый портрет становился все более мрачным по мере того, как я приближалась к дверям большой комнаты, в которой располагался кабинет Надзирателя.

Секретарь не сказал ни слова, я просто постучала и стала ждать ответа. Услышав неистовое бормотание из-за двери и тихую песню, я снова постучала и приоткрыла дверь, чтобы позвать чуть громче, но в пределах допустимого шума, не желая обидеть его, если он на совещании.

И когда я заглянула, то увидела, что он, несомненно, не один в комнате.

Но совсем не то, чего я ожидала.

В центре огромной комнаты сидел пленник, заключенный в большую бочку и погруженный по пояс в мутную воду - бассейн диаметром до 50 футов, в котором под мутной поверхностью копошились мелкие твари всех форм и размеров. Два высокопоставленных охранника стояли по обе стороны бочки, делая записи и наблюдая за Надзирателем, который сейчас был без мундира и в позолоченной серебряной жилетке с черными и золотыми знаками, под которой была белая рубашка с закатанными рукавами, открывающими длинные строки стихов, написанных, как я поняла, на немецком языке.

– Итак, заключенный №855, вы прибываете в моем заведении уже довольно долгое время, верно? Я делал все возможное, чтобы вам было комфортно, уважал вас и не причинял вам вреда. Я выполнял свою работу, как надзиратель, чтобы обеспечить вашу безопасность, а вы отплатили мне... этим?

Он выставил перед мужчиной заточку, сделанную из зубной щетки и разделочного ножа, смоченную в яде и острую на вид. Мужчина дернулся в бочке, но ничего не ответил.

– Знаете, я очень горжусь этой тюрьмой, ведь у нас содержатся только худшие из худших. Заключенные, которые никому не нужны. - с этими словами он швыряет заточку в стену, и она вонзается в нее, сотрясаясь. На лице Надзирателя пробегает легкая ухмылка. Наклонившись вплотную и наклонив голову набок, он легонько шлепает заключенного по лицу. - Du. Are. Nicht. Wanted.... Und Du. Are. Nicht. Loved.

Надзиратель отворачивается, скрещивает руки за спиной и смотрит в окно своего кабинета. Из него открывается прекрасный вид на все население его огромной тюрьмы, по этажам бродит столько типов особей, которые явно не были людьми: ликантропы, урсы, вендиго, обезьяны и обычные люди - все они резвятся, как будто это нормально. Он вздыхает и продолжает говорить, пока двое его помощников начинают ходить вокруг, наливая что-то в отверстия, и я чувствую тошнотворный запах молока и меда - медовухи, поднимающийся на поверхность и вызывающий рвотные позывы. Но я сдержалась, ибо ужас пригвоздил меня к месту.

– Известно ли вам о Шафизме, 855? Это один из худших способов покинуть этот мир. Тебя бросают в грязную воду, кишащую паразитами, насекомыми, плотоядными рыбами и млекопитающими, которых привлекает твоя мягкая, вкусная плоть. Они съедят тебя кусочек за кусочком, и ты будешь гнить несколько дней, прежде чем смерть придет, чтобы забрать твою жалкую душу.

Наконец заключенный нарушил молчание и запротестовал.

– Я пытался защититься! Эти черные... вы знаете, каковы они на воле... Вы должны понять, что я должен быть в безопасности! Ради безопасности нашей расы!

Но Надзиратель поднял руку и покачал головой.

– Давайте-ка мы кое-что уточним, герр Руфедж. Может быть, я и немец, но я взялся за эту работу, чтобы ловить и уничтожать таких, как вы. Меня не интересуют ваши представления о расовой чистоте, а ваша апелляция к моему цвету кожи оскорбляет нас обоих. Превышение моих исключительных полномочий - это вещь, которую я не могу игнорировать, у меня больше самоуважения, чем это. Кроме того… - Он повернулся и посмотрел на меня, улыбаясь. - Вы оскорбили нашего Пожирателя грехов. Если вы не были покойником прежде, то сейчас самое время.

Он щелкнул пальцами, и двое помощников погрузили бочку в воду, оставив на поверхности только голову, прикрытую мешком, чтобы заглушить мольбы заключенного о помиловании. Затем конструкцию выкатили из комнаты и провезли мимо меня. Надзиратель тепло улыбнулся, когда я неловко прошмыгнула в его кабинет.

– Надеюсь, это покажет, что, несмотря на мою холодную внешность, у меня есть моральный компас, фрау Локвуд. - Он жестом указал на окно, и я подошла к нему. - Здесь содержатся все виды социальных преступников, от тех, кто причиняет вред людям на почве расовых и гендерных предрассудков, до тех, кто причиняет вред детям, и так далее. Никто не ускользает от нашего внимания, и никто никогда не ускользнет. Но я чувствую, что потерял ваше доверие, и поэтому должен быть откровенным...

Он указывает на камеру в самом низу тюрьмы, где находилась большая дыра, и все заключенные избегали ее, как чумы. Я уловила запах полевых цветов, вкус бузины и ощущение чистой, ничем не сдерживаемой ненависти, исходящей от этого места.

Там что-то таилось. Что-то старое и могущественное. Невидимые глаза пронзили тьму и впились в меня, поколебав мою решимость до самого основания.

– Ты тоже это чувствуешь, да? Это заключенный 001, наш первый заключенный. Некоторые сказали бы, что он - главный герой этой тюрьмы, если, конечно, не считать меня. Он здесь с первых дней, и вы встретитесь с ним, когда придет время.

– Он... не в камере смертников? - спросила я, чувствуя, как в горле встает комок, его аура была подавляющей, и мне пришлось отвернуться.

– Не совсем. Но вы ведь пришли сюда не за этим вопросом, фрау Локвуд? - Надзиратель подошел к шкафу с напитками и достал бутылку - черную, в шкатулке, с цепями, обмотанными вокруг конструкции в церемониальной манере, и надписью на лицевой стороне «Мечта охотника. Для тех, кому покоя не видать». Два стакана наполнились красно-черной жидкостью, в которые опустились белые круглые кусочки льда, подобно чистому лунному свету на фоне ночной пелены в напитке.

– Почему мы должны поедать грехи этих гребаных монстров? - Спросила я, потянувшись к одному из стаканов, пока капельки пота начали стекать по вискам. Надзиратель сидел в своем кресле и тоскливо пригубил напиток, прежде чем ответить.

– Кажется, настал момент, когда я должен быть откровенным, фрау Локвуд. Есть более важная причина для вашей работы здесь. Та, которая определит очень многое, помимо вас, меня, этой тюрьмы и внешнего мира. Когда я говорю, что вы выполняете работу богов, я имею в виду именно это.

Осушив залпом стакан, я почувствовала как жжение, охватившее горло, мгновенно пробуждает от оцепенения, вызванного страхом. Прежде чем я успела спросить, мужчина поднял руку.

– Не сейчас. Я должен попросить вас довериться мне в этом вопросе, но в свое время вы обязательно все узнаете. Однако я знаю, что доверие должно быть восстановлено, и поэтому предлагаю вам вот это.

Он достал из стола документ и протянул мне. Фотография молодой женщины со струящимися черными волосами, закрывающими половину лица, и хмурым взглядом, обращенным в камеру.

– Заключенная №6626, Лусиана Мария ДеСантос, 21-летняя глава Церкви Сумеречных Ходоков, ответственная за День расплаты Стерджена.

Он положил передо мной газету, заголовок которой гласил:

«РЕЗНЯ В СТЕРДЖЕНСКОЙ ЦЕРКВИ; СОТНИ ПОГИБШИХ В РЕЗУЛЬТАТЕ МАССОВОГО САМОУБИЙСТВА»

К газете прилагалась фотография, на которой было изображено море тел, укрытых брезентом, из-под которого торчали кроссовки и туфли, а снаружи собралась толпа, застывшая в криках от увиденного кровавого убийства.

Многие ботинки были детских размеров.

Среди них была моя старая подруга, с которой я так давно потеряла связь.

Первый друг, которого я завела в городе.

– Насколько я понимаю, вы знаете этого человека? Кто-то, с кем вы были знакомы на родине? - Спросил Надзиратель, и я кивнул. - Что ж, тогда я хочу, чтобы вы кое-что знали. Вы мало чего добьетесь от заключенного. Она самая несговорчивая из всех наших подопечных в камере смертников. Только когда вы покажете ей это... вы получите нужный ответ и относительно безболезненный опыт.

Он протянул мне записку, запечатанную тюремной печатью и снабженную припиской, предписывающей не открывать без необходимости.

– Надеюсь, это поможет навести мосты и развеять опасения, фрау Локвуд. Я очень горжусь этой тюрьмой и хочу, чтобы ее репутация оставалась нетронутой... что бы ни случилось.

***

Когда я спустилась вниз, охранники сразу же проводили меня в комнату для допросов, несмотря на то, что со мной не было ни Бака, ни Нестора. Я запротестовала, но охранники лишь развели руками, сказав, что настало время для интервью.

Собравшись, я нащупала во внутреннем кармане куртки маленький комочек. Может, тотем? Может, эта... штука все-таки работает? Так или иначе, времени на раздумья было мало, пока меня вели в главную комнату для допросов, залитую голубым светом и мягкой игрой на фортепиано, с запахом сыра гауда и вина, проникающим сквозь щели в двери.

Войдя внутрь, я почувствовала себя удивительно уязвимой в первый раз без моих надежных друзей и проводников, но уверенная в том, что из всех людей, с которыми мы до сих пор сталкивались, эта - та, с кем я смогу справиться.

В конце концов, я хотя бы знала ее.

И что она делает.

Лусиана пришла в Стерджен без гроша в кармане, нищая и одурманенная наркотиками женщина из трущоб. Матери у нее не было, а об отце чем меньше говорить, тем лучше. В 14 лет она сбежала из дома и начала читать проповеди на улицах, пытаясь помочь людям увидеть то, что видела она в этом мире: поток людей, потерявшихся в суете, идущих по своим делам без причины для беспокойства или цели. Многие лгали себе о своих убеждениях, говорили одно, а делали другое, молились о своем пути на небеса, а делами стремительно сползали в тесную щель, которая была воротами в лимб.

Она предлагала им задать себе вопрос: что, если бы вы были честны с собой? Если бы вы жили так, как должны были, видели то, чего избегали, какие чудеса открылись бы перед вами?

Люциана, как и многие пророки, рассказала о видениях из своей юности, объявив, что Бельфегор восседает на своем троне из муниципальных отходов. В то время как многие описывают его как сидящего на унитазе, Лусиана сказала, что он сидит на воротах к лучшей жизни, пропуская только тех, кто действительно воплощает его идеалы и идеалы великих богов, чтобы встретиться с ними. Бельфегор был привратником.

Из первого города ее изгнали. Многие считали ее богохульницей, еретичкой и не видели места для женщины, высказывающей свое мнение о религиозных идеалах. Но ее история по-настоящему ожила, как только она переступила порог Стерджена спустя 2 года, когда ей было всего 16 лет. По ее словам, человек, стоявший там, где воздух не мог ничего сделать, кроме как гноиться, а запахи притупились до полного отсутствия, предложил ей жалование, заведение и новый титул: Мать-Накопительница.

И церковь процветала в здании, постоянно погруженном в полумрак - церковь Святого Мартина. Каждый член церкви заходил в помещение, получал толстую мантию и с завязанными глазами проходил через пещеру в небольшое помещение, погруженное в полумрак. Фанатики говорили, что солнце скрыто за черной луной, и вся община купается в сумеречном сиянии, которое бодрит и вдохновляет на поступки, которые они никогда не совершили бы, на отказ от старых традиций и богов.

И все же думать, что эта женщина ответственна за «День Расплаты»... это было ужасающе.

Глядя на нее сейчас, лежащую в тихо покачивающемся гамаке и закутанную в пушистое одеяло, спокойно попивающую вино и выглядящую как обычная миллениалка, я видела почти полную противоположность той, о которой писали в газетах. Заняв свое место, я закатала рукава, собрала волосы в пучок и приготовилась, предчувствуя, что это станет для меня испытанием.

– Мисс ДеСантос, меня зовут мисс Локвуд, вы обратились ко мне за услугами, чтобы замолить свои грехи перед кончиной. Должна извиниться, что со мной нет моих коллег, они, похоже, заняты иными делами. Но я считаю, что мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы обойтись без них. Вы не против?

Тишина. Она огляделась по сторонам, затем покрутила вино и выпила его одним махом. Бокал снова наполнился, когда девушка поставила его на пол. Невидимые руки выполняли все ее прихоти.

– Вы также носите имя Мать-Накопительница, не так ли? Глава Церкви Сумеречных Ходоков, организации, с которой я, к сожалению, хорошо знакома. - Я сделала паузу, вспоминая ту первую подругу, которая была мне почти как тетя: ее дверь всегда была открыта, когда мне нужен был совет, а в принадлежащем ей кафе вечно толпились счастливые гости, художники и философы, которые спорили до самого закрытия. Эбигейл Пристли была талантливым оратором, мастером варить кофе и любила всех животных, а ее геккон Монтгомери всегда сидел у нее на плече или заползал под густые светлые волосы, когда ему становилось страшно.

Но со временем она столкнулась с финансовыми трудностями, так как в Стерджен пришел экономический кризис, и стала бродить по ночным улицам в надежде найти ответы на свои проблемы. Когда ее приютил один из членов местной церкви, все было кончено. Она стала Сумеречной Эбби, и в течение шести месяцев она...

Нет, мне нужно было сосредоточиться.

– Мисс ДеСантос, эта процедура не пройдет без вашего участия. Другие заключенные...

Она махнула на меня рукой, покрутив тонко наманикюренными пальцами в гораздо менее сдержанной манере, чем снисходительное помахивание мистера Блазника. Она просто не хотела, чтобы я продолжал в том же духе.

– Я - не они. Они - не я. Мы все разные в этом месте, и, хотя я вызывала вас, у меня изменилось мнение. Боги говорят, что ты не та, и я внемлю их речам. Если ты не сможешь доказать свою значимость, то это значит, что я просто не справлюсь со своей задачей и умру здесь, так и не выполнив ее.

Брови на мое лице приподнялись. Не справилась с заданием? Из-за ее плече начала струиться небольшая струйка синего дыма. Конечно, этого недостаточно, чтобы что-то проявить, но начало положено.

– Но... все ваши последователи погибли по вашему приказу. Разве не в этом заключалась ваша великая задача? Довести их всех до вознесения?

Она насмешливо хмыкнула, откусила кусочек тирамису и вытерла губы салфеткой, тихо дыша и позволяя своей стройной фигуре опуститься в гамак, даже не потрудившись поднять голову, чтобы посмотреть на меня.

– Так предполагали СМИ. Возможно, так думали и новички, те, кто только искал повод умереть. Но нет, каждый посвященный знал, что именно мы делаем. Мы готовили МЕНЯ. Готовили МОЕ тело к следующей стадии. Мне стоило только поднять руку, и они делали то, что я попрошу. Самый ленивый массовый убийца, которого когда-либо видел этот мир. Мои последователи существовали не только в стенах Святого Мартина. Нет, у нас есть отделения по всему миру, и они будут продолжать просыпаться и делать то, что предписано, пока их число не станет достаточно большим. Теперь мне ничего не остается, как ждать следующего шага. Ждать своего законного трона среди звезд.

Туман начал клубиться в дальнем углу, образовав большое сиденье, на котором что-то дрожало, а маленькие веретенообразные руки цеплялись за него снизу, словно пытаясь ухватиться за сиденье посильнее.

– Вы говорите, что отличаетесь от остальных, но я чувствую в вас сходство. У каждого из вас есть проводник, цель, шанс вознестись... здесь происходит нечто большее, чем просто позволить вам умереть, не так ли? - Я встала, готовясь идти к двери. - Я не стану пешкой в чьей-то игре, даже если Надзиратель скажет иначе. Можете гнить здесь и дальше, мне все равно.

Когда я сделал несколько шагов к двери, ее беззаботный голос проворчал мне вслед.

– Ты знаешь, куда отправишься после смерти? Я знаю. Я знаю, куда попадают все.

Что-то заставило руку замереть на дверной ручке, светящиеся глаза метнулись в мое сознание, как будто что-то еще наблюдало за мной. Я почувствовала себя обязанной вернуться и продолжить разговор, поэтому со вздохом села обратно.

– Я слушаю, продолжайте. - Ответил я, чувствуя, как запах гауды начинает проникать в ноздри и искоренять любовь к сыру. Она улыбнулась и впервые наклонила голову.

– Это не так должно работать. Сделай пожертвование мне, церкви. Если оно будет достаточно хорошим, я его рассмотрю. - Откусив еще кусочек, она запила его большим количеством вина.

Мне предстояло либо стать ее резонатором, либо покончить с этим, не зная, о чем я могу попросить, чтобы продвинуться дальше ее проповедей.

Затем я вспомнила о записке, которую дал мне Надзиратель.

Выдержав паузу, достала ее и прислушалась к словам сверху: «Пусть сначала она прочтет это». Сняв печать, я приложила письмо к плексигласу, чтобы девушка первой прочитала его.

В считанные мгновения ее поведение изменилось. Она выронила сыр и вино, выпрыгнула из гамака и бросилась к письму, чтобы внимательно прочитать его, прослеживая пальцем каждую строчку, а затем взглянула на то, что, как я предполагаю, было картинкой в самом низу. Слезы наполнили ее глаза, а уголки рта искривились в широкой улыбке бурной радости, когда она отошла назад, вытирая глаза и выпрямляя спину.

– Ваше предложение весьма приемлемо, мадам Локвуд. Я расскажу вам все и дам несколько советов перед концом. - Она подошла к стене напротив своего гамака и начала рисовать. Материалы появлялись из ниоткуда, а ловкие руки проводили по простому холсту.

– Когда к вам явился ваш господин?

– Я была еще маленькой девочкой, когда он появился передо мной на троне, сделанном из костей, сухожилий и тел многих людей, пытавшихся удержать его тело в удобном положении. Бесчисленные маленькие тела, руки и ноги напрягались, чтобы сделать его счастливым, его тело нависало над порталом в лучшее место. Они так хотели, чтобы их впустили, чтобы они получили благосклонность, но он предложил это только мне. Сказал, что я несу в себе величие и должна идти, следовать его указаниям и не сходить с пути. Харизматичность и красота, конечно, помогли, а также встреча с одним из моих лордов, который предложил убежище и финансовую безопасность. После этого наши ряды последователей росли в геометрической прогрессии, особенно когда мы научились говорить и ходить.

Наступила пауза, лицо ее окрасилось в глубокий красный цвет.

– Когда мы впервые показали новым посвященным звезды и то, что их пожирает, их радость была на редкость великолепной. Это было понимание своего места в этом мире и осознание того, что все, что им нужно сделать, чтобы узреть следующий шаг... это служить мне.

Голубой туман заполнил всю дальнюю стену, став огромным и увеличившись почти до 12 футов в высоту. У основания металлического сиденья громоздились тела, лица которых застыли в абсолютной агонии под тяжестью груза.

– Итак, вы подготовили все для Дня расплаты Стерджена. Прохладный летний день в августе, когда солнце уже село, а луна еще не взошла. Город проснется от зрелища, которое увидит весь мир. Мы все это знаем, и я знаю, что вам не сложно в этом признаться, так что давайте сразу перейдем к делу: чего ОНИ не знают? Что случилось с прихожанами? С моей подругой Эбби? - Я пожалела, что сказала это, как только ее имя слетело с губ, но ничего не могла с собой поделать. Лицо Люцианы на мгновение поникло, но затем она взяла в руки желтую краску, яркую и теплую, как волосы Эбби.

– А, Сумрачная Эбби, одна из наших доверенных жриц. Она была так предана группе после того, как в ее жизни произошел поворот. Мне... жаль, что она не смогла попрощаться с вами перед концом. Но ты была чужаком. Ты не должна была ее знать. Если я о чем-то и жалею, так это о том, что нечаянно обделила вниманием кого-то из вашего рода и положения. Мы приготовили зелье в соответствии с учениями лорда Белфегора - яд, который неуклонно гасил свет внутри, в такт последним отблескам на горизонте. Они погружались в сон и через несколько минут... уходили.

На троне возникла большая рогатая фигура, рука которой лежала под подбородком, а другой она упиралась в ноги, на ее лице было выражение, не похожее на то, что было на фотографии Люцианы. Девушка начала рисовать быстрее, с большей целеустремленностью и меньшим изяществом.

– Яд был добровольно принят каждым членом нашей группы. Более 700 душ, готовых пойти с солнцем и уйти до того, как луна поймет, что они ушли. Глубоко под землей, где сияли сумерки, мы грелись в лучах света, а я наблюдала со своего трона, как все они славили меня, славили Белфегора, славили нашу Всеобщую Мать и тех, кто не имеет имени. Они погрузились в глубокий сон, а я остался наблюдать и ждать, зная, что это будет моим последним пристанищем. Но...

– Подождите, разве не вы - Мать-Накопительница? - спросила я, не желая вмешиваться, но не в силах проигнорировать такое признание. Она провела кистью по затуманенному холсту, краски на нем словно светились, окутывая ее странным сиянием.

– Так и есть. Но она - Omnium Matrem. Женщина, которая основала наше движение и была здесь в первый день работы по приказу нашего повелителя. Ее уже не было с нами к тому времени, когда я возглавила движение, но ее дух всегда был рядом. Конечно, не обошлось без сложностей... Яд не на всех действовал одинаково. Полагаю, треть прихожан погрузилась в сон. Еще треть молчала, но явно не могла найти покоя, а последние просто кричали, корчась и извиваясь, когда яд уничтожал их тела. Поначалу мне было... не по себе, но Белфегор сказал, что это мое испытание. Он велел сделать то, что закрепит мое наследие как величайшего настоятеля церкви.

Туман закончил формироваться. На костяном троне восседал краснорогий огр, а бесчисленные проклятые души пытались его удержать, сбежать или попасть в черную дыру, над которой висело его тело. Легко понять, как это можно было принять за туалет, но я увидела лишь трон, буквально построенный на труде тех, кто работал на него.

В то же время тарелка начала наполняться, а желудок заурчал. Грехи, которые мы едим, не насыщают нас, и мы никогда не сохраняем пищу на потом, но на то время, пока мы чувствуем запах, вкус, прикосновение и едим ее, она реальна. Посему мой желудок не мог быть счастливее, когда глаза встретились с наполняющейся тарелкой.

Самый роскошный пир, который я могла представить: филе миньон в беконе с французским каберне, ассорти из бри, гауды и голубого сыра, картофель au gratin с расплавленным шоколадным тортом на десерт. Я понимала, что в этом есть что-то неправильное, но моему голоду было плевать. Не смотря на это, работа была еще не закончена, и я была полна решимости довести ее до конца.

– Что вы сделали, Лусиана? Что же вы сделали такого, что привело вас в это место и к такому греху, как лень?

Она закончила картину, завязала свои черные волосы в пучок и положила руки на бедра, повернув ее ко мне и на мгновение ослепив своим блеском и светом от биолюминесцентных красок.

– Я ходила среди океана мертвых. Видела, что многие обрели покой, но еще больше было тех, кто все еще пытается достичь этой цели. Дети и младенцы кричали, взывая к своим матерям, ко мне... но я просто смотрела на них с жалостью и наблюдала за их борьбой. Все дети сумрака должны пройти этот путь самостоятельно. Я видела, как многие переступили этот порог, и не покидала их, пока не убедилась, что каждый член моей паствы преодолел его. Это и есть истинное благочестие. Таково наследие Лусианы Марии ДеСантос, Матери-Накопительницы Церкви Сумеречных Ходоков, предвестницы Дня Расплаты и, самое главное...

Мои глаза начали разглядывать картину, когда раздался сигнал тревоги, по всему зданию взвыли сирены, а по громкоговорителю раздался панический голос Надзирателя.

«АХТУНГ! ВНИМАНИЕ! ЗАКЛЮЧЕННЫЙ №9400 ЗАХВАТИЛ ДВУХ НАШИХ ГОСТЕЙ. ОБЪЕКТ ОЦЕПЛЕН. ФРАУ ЛОКВУД, ПОЖАЛУЙСТА, НЕМЕДЛЕННО ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ В ЦЕНТРАЛЬНОЕ КРЫЛО, ОНИ НЕ БУДУТ С НАМИ РАЗГОВАРИВАТЬ!»

Бак, Нестор... вот почему они не появились.

Жаль, что я не успела среагировать сразу же, в тот момент. Встав, чтобы броситься к ним на помощь, я поняла, что изображено на картине, пока Люциана беспрепятственно шла в конец комнаты, где сидел Белфегор. Он все еще возвышался над ее миниатюрной фигурой, даже когда сел.

– Мне было очень приятно узнать, кто вы на самом деле, откуда родом, мадам Локвуд. Ваша мать сделала для нас великие дела... поистине великие. Хочу дать вам совет. Если вы впустите ее, она заберет все. Удачи, мы еще встретимся. Может быть, в баре между мирами.

Я не могла оторвать глаз от картины, руки механически запихивали еду в рот без паузы для раздумий или беспокойства. Звуки, с которыми Люциану раздирали на части и запихивали в дыру под креслом, заполнили мои уши, не оставив ни единого крика или стона с ее стороны. Она действительно смирилась со своей участью наблюдателя, какой бы больной она ни была.

На картине была изображена моя мама. Молодая и красивая, такой я ее и запомнила, с большой афрокосичкой и розовым гребнем, воткнутым в волосы, с которым я постоянно играла. Она смеялась и держала на плече младшую версию меня. На шее у нее висел большой кулон с замочной скважиной над медальоном, сигил, символизирующий Церковь Сумеречных Ходоков, и выгравированное сверху название:

«To Omnium Matrem; E Dolore Magnia Gloria...»

Я знала эту фразу. И мать, и бабушка не раз вдалбливали мне ее, когда становилось трудно. Эта фраза хранилась в семье Локвудов и не была известна за ее пределами. Откуда она могла ее знать?

Еда начала превращаться в гниль у меня во рту. Опустив взгляд на остатки еды, я увидел ползающих по ним гадов. Гниющая, пульсирующая гниль, пропитанная личинками и грибками. Едкий смрад напоминал, что это результат лени одного и усилий других.

Со слезами на глазах от ужасной еды, с непреодолимым страхом за безопасность друзей, заставляющим меня спешить, и с ужасом осознавая, что моя мать... мой кумир... не такая, какой казалась, я произнесла вслух увиденную фразу и со слезами на глазах проглотила последний кусочек, прежде чем броситься спасать своих друзей.

***

Заключенный №6626: Лусиана Мария ДеСантос, она же «Мать-Накопительница» из Церкви Сумеречных Ходоков.

Грех: лень

Еда: Гурман наслаждений, сгнивших из-за небрежности и бездействия. Изготовлен на спинах других.

«Через великую боль приходит слава»

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЧРЕВОУГОДИЕ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я не могла определить его возраст. Сорок? Шестьдесят? Или что-то совсем иное.

Наши взгляды встретились – внутри похолодело.

Его лицо расплылось в лисьей ухмылке.

— О-о, — слащаво прошипел он. — Смотрите-ка, кто испугался большого злого волка.

— Заткнись, Кристоф, — резко оборвал его доктор Уингард. — Сию же секунду. Или я отправлю тебя обратно в камеру.

— Только попробуй — тогда лови ту детоубийцу сам, — огрызнулся тот.

— Мы её найдём, ясно? — рявкнул Чарли. — Мы знаем, где она охотится. Максимум день.

Но мой мозг всё ещё цеплялся за предыдущую фразу, отчаянно сопротивляясь леденящему ужасу. Камеру. Он сказал «камеру».

«Я отправлю тебя обратно в камеру».

Почему?

Не в силах сдержаться, я подняла глаза на человека в фиолетовом.

— Вы заключённый?

— Виновен, — ответил он. — Очень виновен. В этом и во многом, многом другом.

Я больше не могла выносить его взгляд и повернулась к Уингарду.

— Почему он вне камеры? Это запрещено! Заключённые не могут свободно передвигаться!

— Да, он заключённый, — сказал доктор. — Но... он также Т-класс.

— Что такое Т-класс?

Заключённый ухмыльнулся ещё шире.

— Не читала инструкцию? Как нехорошо.

Доктор Уингард нервно глянул на крикуна, затем с гримасой повернулся ко мне.

— Это правда?

Сквозь адреналин и страх я едва могла понять вопрос.

— Что... какая инструкция?

Заключённый усмехнулся.

— Тебе выдали руководство или нет? — раздражённо спросил крикун.

Я отрицательно покачала головой.

— Я заказал для неё экземпляр, — сказал доктор Уингард.

— Для какого класса?

— Т-класса…

— Для Т-класса руководств не существует! — огрызнулся крикун.

Пока они спорили, заключённый снова поймал мой взгляд. Я попыталась не обращать на него внимания, но это было так же бесполезно, как игнорировать тигра, крадущегося за тобой в подвале.

— Мы должны были поговорить завтра, — сказал он. — Но теперь ты влипла в неприятности, и вряд ли тебя ко мне пустят. Жаль. А я так ждал этой беседы.

Его довольный тон вызвал у меня мурашки.

— Просто… уведите её отсюда, — буркнул крикун. — Она сейчас обмочится от страха. И найдите ей, чёрт возьми, руководство для V2-класса.

Доктор Уингард вывел меня. И да, он раздобыл мне это самое руководство.

И всё оказалось… гораздо хуже, чем я могла представить.

Слишком много информации. Слишком.

Но я расскажу о классификации сотрудников. Это пугает меня больше всего. Потому что теперь я понимаю — проблемы куда серьёзнее, чем я думала.

Всё это время я считала себя чем-то вроде… секретного агента. Ну, ладно, меня сюда принудили, но я всё же надеялась… Не знаю, на что.

Теперь ясно — я ошиблась.

И теперь мне действительно не поздоровится.

КЛАССИФИКАЦИЯ АГЕНТОВ

Как сотрудник Агентства Помогающих Рук — Североамериканского Отделения Специального Содержания (АПР-СОСС), вы относитесь либо к Вордирам, либо к Пеанам. Хотя вы являетесь первой линией обороны и основным контактным лицом для заключённых в вашем блоке, ваша роль — лишь малая часть общей системы Агентства.

Работа в «Пантеоне» подразумевает взаимодействие с персоналом разных классов, поскольку над содержанием каждого подопечного могут работать несколько агентов и отделов. Поэтому вам необходимо разбираться в классификациях, их назначении и ситуациях, требующих привлечения тех или иных специалистов.

АРГОНАВТЫ (А-КЛАСС)

Полевые агенты, чьи обязанности ближе всего к работе традиционных правоохранительных органов. Их часто называют «Охотниками на монстров». Главная задача — обеспечить поимку и содержание целей Агентства любой ценой.

ВАРЯГИ (V-КЛАСС)

Агенты под прикрытием. Варяги внедряются в организации и сообщества, чтобы защитить граждан от угроз, связанных с деятельностью Агентства. Их приоритет — сохранение человеческих жизней во что бы то ни стало.

БЕНАНДАНТИ (B-КЛАСС)

Сотрудники, способные действовать в нематериальных плоскостях. Их роли крайне разнообразны: например, один из Бенанданти сейчас занимается поиском «Сияющего Города» Арлекина, а другой временно прикомандирован к Белому Дому.

Это редкие, элитные и высокооплачиваемые специалисты. Им предоставлена максимальная свобода действий как в профессиональной, так и в личной сфере. Большинство агентов за всю карьеру ни разу не сталкиваются с Бенанданти. Их обязанности определяются текущим заданием.

ВАРДИРЫ (V2-КЛАСС)

Сотрудники, отвечающие за содержание заключённых. По сути — тюремная охрана и вспомогательный персонал НАОСС. Их главная задача — предотвращать нарушения режима содержания любой ценой.

КАЛЬДЕРОНЫ (C-КЛАСС)

Священнослужители различных конфессий, обладающие необычными способностями. В обиходе их называют «Ронни» — в честь Педро Руиса Кальдерона, католического священника, владевшего множеством нетрадиционных навыков и впоследствии казнённого за свою деятельность. Его потомок, Хейнсел Кальдерон де Кортес, входил в первую группу по поимке Мистера Помогающие Руки. Обязанности определяются текущим заданием.

СЕФХЕТЫ (S-КЛАСС)

Исследователи, учёные, архивариусы, библиотекари и археологи на службе Агентства. Круг обязанностей зависит от специализации.

ПЕАНЫ (P-КЛАСС)

Медицинское подразделение Агентства, включающее врачей, хирургов, медсестёр и другой медицинский персонал. Их основная задача — обеспечивать лечение всех сотрудников и заключённых НАОСС, невзирая на обстоятельства.

ТИЕССИ (T-КЛАСС)

Агенты со способностями, требующими динамического контроля — иными словами, те, чьи умения вынуждают содержать их в НАОСС. После выявления им предлагают либо вступить в Агентство, либо быть ликвидированными. Работают аналогично кинологическим группам, всегда в паре с Аргонавтом или Варягом. Вне заданий содержатся на территории НАОСС для обеспечения лояльности. Главная обязанность — защита напарника любой ценой. Невыполнение поставленных задач карается немедленной ликвидацией.

~
Спасибо за внимание
Оригинал