CreepyStory

— Напиши обо мне рассказ, — попросил я. — Помоги мне вырваться отсюда.

— Ты же понимаешь, что я ненастоящий, — ответил грифельный рот, едва двигаясь по бумаге, словно стираясь в процессе.

— Это неважно, — я резко подскочил, взмахнув руками. — Ты вытащишь меня отсюда... Я слишком долго здесь... Всё такое блеклое и слишком много серого. Даже солнечные дни кажутся потухшими. Прошу, верни меня туда, где есть цвет.

— Я не могу, — глумливо усмехнулся портрет.

Теперь он обрёл черты, которые сложно было не узнать. С листа бумаги смотрела идеальная копия моего собственного лица.

Мне захотелось стереть рисунок. Я схватил белый ластик. Сначала — глаза. Без взгляда стало чуть легче дышать. Потом — рот. Стало тише. Великолепно тихо.

И вот на листе остался лишь размазанный след.

Я поднял взгляд наверх с ощущением, что выиграл эту битву. И вдруг заметил: потолок стал ниже, чем прежде. Или мне показалось?

Тем временем, вместо портрета, на бумаге начали появляться слова. Пока что бессмысленные. Тарабарщина.

— Ты должен честно признаться, чего хочешь на самом деле, — две строки из символов дрогнули, разошлись, одна вверх, другая вниз, образуя подобие говорящего рта и приковали мой взгляд обратно к рисунку.

Мысли мелким бисером рассыпались в голове. Вот оно, почти осязаемо...

Я почувствовал, как моя рука сжимает карандаш до боли, а разум пытается подобрать слова:

— Хочу, чтобы всегда был летний день. Хочу… вернуться. К тому, чего никогда по-настоящему не было. Где всё просто… чай с печеньем, мама читает сказку, на улице пахнет черёмухой, — губы дрогнули, я замялся, прикусил их. — Хочу, чтобы…

— Да? — шёпот сухой, вязкий, будто в самой голове.

Слова крутились на языке, готовые сорваться, но горло сдавил ледяной страх. Признаться — значит перестать прятаться не только от него, но и от себя. Мышцы напряглись. Я уже почти решился рассказать о моём желании…

Как вдруг что-то щёлкнуло в углу.

Автоматон медленно поднял голову. Его глаза без век смотрели сквозь меня. Тёмные стебли на лице зашевелились.

— Не отвечай ему, — сказал автоматон, медленно двигая спаржевыми губами. — Он запутает тебя. Уже путает.

Его голос был удивительно похож на голос моего отца.

Огромная чёрная стрелка, оторванная от циферблата, с треском сама поднялась с пола и замерла, указывая точно вверх — полночь.

Раздался сухой шелест. Стопка вырезок опрокинулась с табурета. Они рассыпались по грязному полу. Один заголовок упал прямо передо мной:

«Время — это ничем неопределяемая непрерывная величина». Кажется, я помнил время…

Автоматон потянул ко мне руки, будто пытаясь защитить, но на полпути замер.

— Я жду! — требовательно воскликнул образ на бумаге.

— Хорошо, — смирился я и неловко выдавил, — я просто хочу быть счастливым.

И сразу понял: это — неправда. Как мог я выбрать столь скучное, столь безопасное желание?

— Ты врёшь… не мне. А себе, — грозно воскликнуло изображение, — ты боишься узнать, кто ты такой… на самом деле. Но я помогу…

Символы на бумаге дёрнулись и сплелись в слова.

Я впился в них взглядом. Осознание приближающейся катастрофы проткнуло моё тело мелкими иголками страха.

— Это не то, что… — начал я, но осёкся. Я не смог договорить.

Текст застыл издёвкой. Фарсом.

Или приговором.

Мне стало тяжело дышать. В голове запрыгали обрывки воспоминаний, а потом они растворились в тишине вокруг.

Я начал забывать. Забывать что-то очень важное.

Стены стали тонкими, как сброшенный змеёй слой кожи.

Исчезли шторы. Вместо них возникло зелёное, бесконечное поле и маленький домик с трубой, из которой всегда идёт дым.

Потолок резко приблизился и растворился, открывая чистое небо. Без облаков. Такое невероятно яркое…

Последним исчез автоматон. Он медленно уткнулся лицом в стену, а потом как-то неловко сник и распластался в углу, развалившись на отдельные завядшие стебли.

Я вцепился в ручку и начал писать прямо поверх чудовищного пятна, бессмысленно, судорожно, лишь бы за что-то уцепиться. Хотел зафиксировать, сохранить остатки себя, но когда я опустил взгляд, на бумаге было написано:

«Я щастлив!

Сегоня моё день раждение.

Мне стала… сорок годиков. Мама так сказала.

Я ел тортик? Слаткий? Не помню…»

Буквы были написаны корявым детским почерком.

Рядом на скамейке сидела пожилая женщина. Она тихо гладила меня по голове и шептала:

— Сыночек… прости, что так долго меня не было рядом…

Я поднял на неё глаза.

— Мама? — удивлённо прошептал я, прищуриваясь от солнца. — А когда я вырасту… я стану властелином мира?

Домик позади нас начал медленно разваливаться.

— Всё, что захочешь… — ответила она, — всё, что захочешь…

Её губы поплыли, а лицо затерялось в чёрной тени…

Автор: Вадим Березин

Подписывайтесь на мой ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

— У меня были оригиналы документов из банковской ячейки, но их только что перехватили. Однако я успел отправить копии в "Глобал Инсайт", настоящему Роберту Киркленду. Проблема в том, что я потерял связь и не знаю, получил ли он их.

Наталья внимательно слушала, не перебивая.

— Вы понимаете, насколько серьезны ваши обвинения? — спросила она, когда Антон закончил. — Соболев — влиятельный политик с обширными связями.

— Я понимаю. Но у меня есть доказательства. Точнее, были. И они могут быть у Киркленда, если мое сообщение дошло.

Наталья задумалась.

— У нас есть контакты в "Глобал Инсайт". Я могу проверить эту информацию. Но сначала мне нужны какие-то подтверждения вашей истории.

Антон вспомнил о записке, которую он сделал для себя и спрятал в подкладке куртки. Он достал сложенный листок с ключевыми фактами из материалов Крымова.

— Вот, — он протянул записку Наталье. — Здесь основные факты из документов. Даты, суммы, имена.

Наталья просмотрела записку, и ее брови поползли вверх.

— Если это правда, то действительно серьезное дело. — Она подошла к компьютеру. — Сейчас я свяжусь с "Глобал Инсайт".

Пока Наталья писала письмо, Антон снова попытался дозвониться до Марии с редакционного телефона. Безрезультатно, абонент по-прежнему был недоступен.

— Отправила, — сообщила Наталья через несколько минут. — Но ответ придется подождать. Сейчас в Лондоне уже поздний вечер.

— У нас нет времени ждать, — покачал головой Антон. — Публикация должна состояться завтра утром. Если материалы не появятся, Соболев и Ланской успеют замести следы.

— Что вы предлагаете?

— Опубликовать историю здесь, в "Московском курьере". Хотя бы основные факты, чтобы привлечь внимание.

Наталья покачала головой.

— Без твердых доказательств мы не можем этого сделать. Нам нужно подтверждение от "Глобал Инсайт", что у них действительно есть эти материалы.

В этот момент компьютер пискнул, пришло новое сообщение. Наталья быстро открыла его и прочитала.

— Это от "Глобал Инсайт", — сказала она. — Они подтверждают, что "Глобал Инсайт" получило информацию от некоего Антона Гаврилова и сейчас проверяет ее подлинность. Публикация запланирована на завтра.

Антон почувствовал, как его отпускает напряжение. Материалы дошли. Публикация состоится.

— Что теперь? — спросил он.

— Теперь вам нужно найти безопасное место, — ответила Наталья. — Как только материалы будут опубликованы вы окажетесь в эпицентре.

— Я беспокоюсь о своей коллеге, Марии Дементьевой. Она знает о документах, и люди Соболева, возможно, уже ищут ее.

Наталья кивнула.

— Мы можем помочь. У редакции есть квартира для источников, которым угрожает опасность. Вы можете остаться там до публикации. И мы попробуем найти вашу коллегу.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Антон.

— Не благодарите раньше времени, — серьезно сказала Наталья. — История еще не закончена. И самое сложное может быть впереди.

Квартира "Московского курьера" оказалась небольшой студией в старом доме на Чистых прудах. Ничего примечательного, обычная мебель, минимум техники, но крепкая дверь и окна, выходящие во двор, а не на улицу.

Антон провел беспокойную ночь, постоянно проверяя время и пытаясь связаться с Марией. Телефон, который ему дала Наталья, был настроен на безопасное соединение, но Мария по-прежнему не отвечала.

В 5:30 утра, не в силах больше ждать, Антон включил ноутбук, предоставленный редакцией, и открыл сайт "Глобал Инсайт". На главной странице пока не было никаких новостей о Соболеве или операции "Поставка".

Время тянулось медленно. 5:40... 5:50... 5:55...

Ровно в 6:00 Антон обновил страницу. И вот оно, главный материал сайта "ЭКСКЛЮЗИВ: Коррупция на высшем уровне. Операция "Поставка", как политики и криминал торгуют оружием под видом гуманитарной помощи".

Статья сопровождалась фотографиями из пакета, который Антон должен был доставить Крымову, и сканами документов из банковской ячейки. Как они получили эти материалы? Ведь оригиналы остались у людей Соболева...

Ответ был в статье "Благодаря мужеству погибшего журналиста Вадима Крымова и его информатора, чье имя мы не раскрываем в целях безопасности, эти документы были сохранены в нескольких копиях в разных местах. Даже после того, как оригиналы были перехвачены людьми Соболева и Ланского, цифровые копии остались доступны".

Антон улыбнулся. Крымов предусмотрел всё. Он знал, что за ним охотятся, и создал запасные варианты.

Телефон зазвонил — Наталья.

— Вы видели? — спросила она без приветствия.

— Да. Публикация состоялась.

— Не только в "Глобал Инсайт". Материалы одновременно вышли в нескольких международных изданиях. И уже начали появляться реакции. Генпрокуратура объявила о начале проверки. Соболев отменил все публичные выступления "по состоянию здоровья".

— А что с Марией? Есть новости?

— Есть, — голос Натальи стал серьезнее. — Наш источник в полиции сообщил, что вчера вечером поступило заявление о проникновении в квартиру на юго-западе Москвы. Адрес совпадает с тем, что вы указали как место последнего пребывания Марии.

Сердце Антона сжалось.

— Что-нибудь известно о хозяйке квартиры?

— Нет, но в квартире были следы борьбы. Полиция ищет пропавшую женщину.

— Черт, — выругался Антон. — Это из-за меня. Они пришли за мной, а нашли ее.

— Не торопитесь с выводами, — остановила его Наталья. — Мы не знаем наверняка, что произошло. Возможно, она успела уйти.

Антон хотел поверить в это, но интуиция подсказывала худшее. Люди Соболева не оставляют свидетелей.

— Что мне делать? — спросил он.

— Оставаться в квартире. Сейчас опасно выходить. Материалы опубликованы, но Соболев и Ланской все еще на свободе и наверняка в ярости. Мы работаем над тем, чтобы обеспечить вашу безопасность в долгосрочной перспективе.

— Я не могу просто сидеть здесь, пока Мария в опасности, — возразил Антон.

— Понимаю ваши чувства, но подумайте логически. Куда вы пойдете? Как ее найдете? У вас нет ни ресурсов, ни возможностей. Предоставьте это профессионалам.

Антон знал, что Наталья права, но не мог избавиться от чувства вины. Если с Марией что-то случилось, это на его совести.

— Хорошо, — нехотя согласился он. — Но держите меня в курсе. И если появится хоть какая-то информация о Марии...

— Обязательно сообщу. А пока следите за новостями. История набирает обороты.

После разговора с Натальей Антон вернулся к ноутбуку и погрузился в чтение новостей. Материалы о коррупционной схеме Соболева-Ланского распространялись с молниеносной скоростью. Различные издания подхватывали историю, добавляя детали и комментарии экспертов.

К полудню появились первые официальные реакции. Генеральная прокуратура объявила о начале расследования. Международные организации выразили обеспокоенность масштабами коррупции и незаконной торговли оружием. А в Государственной Думе уже звучали призывы к отставке Соболева.

Телефон снова зазвонил.

— Алло? — осторожно ответил Антон.

— Антон, это Мария!

Он чуть не выронил телефон от неожиданности.

— Мария! Ты жива! Где ты? Что случилось?

— Я в безопасности, — быстро сказала она. — Вчера вечером в квартиру сестры пришли какие-то люди. Я успела уйти. Пришлось бросить все вещи. Сейчас я у друзей за городом.

— Слава богу, — выдохнул Антон. — Я уже думал...

— Я видела новости, — перебила его Мария. — Материалы опубликованы! Ты молодец, Антон. Ты сделал это.

— Не я один, — ответил он. — Крымов всё предусмотрел. У него были запасные копии документов в надежных местах. Даже когда люди Соболева перехватили оригиналы, информация всё равно вышла наружу.

— Что теперь?

— Не знаю. Наталья из "Московского курьера" помогает мне. Я в их безопасной квартире. Но долго тут оставаться нельзя.

— Может, тебе действительно стоит покинуть страну? — предложила Мария. — Соболев и Ланской не из тех, кто прощает.

— Возможно, ты права, — согласился Антон. — Но сначала хочу убедиться, что расследование действительно идет, а не будет спущено на тормозах.

Они еще немного поговорили, и Мария пообещала быть на связи. Антон почувствовал огромное облегчение, узнав, что она в безопасности. По крайней мере, эта кровь не на его руках.

День прошел в мониторинге новостей и попытках понять, как развивается ситуация. К вечеру пришли первые сообщения об обысках в офисах компаний, связанных с Ланским. А ближе к ночи появилась информация, что Соболев спешно покинул страну, предположительно направляясь в одну из стран без договора об экстрадиции с Россией.

В 22:30 позвонила Наталья.

— Новости, — сказала она без предисловий. — Только что задержали Виктора Ланского. Операция проводилась силами ФСБ в его загородном доме.

— А Соболев?

— По неподтвержденным данным, он пытался вылететь частным самолетом в Венесуэлу, но был остановлен на взлетной полосе. Официальных заявлений пока нет.

— Значит, это действительно происходит, — задумчиво произнес Антон. — Расследование идет.

— Да, и на самом высоком уровне. К делу подключились международные организации, так как операция "Поставка" затрагивает несколько стран. — Наталья помедлила. — Есть еще кое-что. Вас хотят видеть в Следственном комитете. Как свидетеля.

Антон напрягся.

— Это безопасно?

— В нынешней ситуации — да. Много внимания приковано к делу, международный резонанс. Никто не рискнет причинить вред ключевому свидетелю. К тому же, у нас есть свои связи в СК. Мы можем организовать вашу встречу с надежными людьми.

Антон задумался. Дать показания означало окончательно раскрыть свою личность и роль в этой истории. С другой стороны, это могло помочь следствию.

— Хорошо, — решился он. — Я готов встретиться. Но при условии, что вы или ваш представитель будете присутствовать.

— Разумеется. Я организую встречу на завтра.

После разговора Антон долго не мог уснуть. События последних дней прокручивались в его голове снова и снова. Из обычного курьера он превратился в ключевую фигуру громкого коррупционного скандала.

Но было и чувство удовлетворения. Он довел дело до конца. Выполнил свою доставку, пусть и не совсем так, как планировалось изначально. Правда вышла наружу, и виновные понесут наказание.

Утром Антона разбудил звонок Натальи.

— Включите телевизор, — сказала она вместо приветствия. — Первый канал.

Антон включил телевизор и увидел экстренный выпуск новостей. Диктор сообщал:

«Сегодня ночью был обнаружен мертвым политик Александр Соболев. По предварительным данным, причиной смерти стало самоубийство. Рядом с телом найдена предсмертная записка, в которой Соболев признает свою вину в коррупционных схемах и соучастие в операции "Поставка". Следственный комитет проводит проверку обстоятельств смерти...»

— Самоубийство? — недоверчиво переспросил Антон, когда Наталья снова позвонила.

— Так утверждает официальная версия, — в ее голосе слышался скептицизм. — Но учитывая, что Крымов и Васильев тоже якобы покончили с собой...

— Думаете, его устранили?

— Не исключено. Соболев знал много и мог сдать более высокопоставленных фигур. Для кого-то его молчание стоило больше, чем его жизнь.

Антон задумался. Круг замкнулся. Те же методы, те же "самоубийства" с предсмертными записками. Только на этот раз жертвой стал не разоблачитель, а разоблаченный.

— Что теперь со встречей в СК? — спросил он.

— Она состоится, как планировалось. В свете новых обстоятельств ваши показания становятся еще важнее.

Через два часа за Антоном приехала Наталья вместе с адвокатом редакции. Они отвезли его в здание Следственного комитета, где его уже ждал следователь по особо важным делам.

Допрос длился почти четыре часа. Антон подробно рассказал всю историю, как получил пакет, предназначенный для Крымова, как обнаружил компрометирующие материалы, как пытался найти настоящего адресата, как столкнулся с людьми Соболева и Ланского, как проник в банковскую ячейку и передал копии документов в международное издание.

Следователь записывал показания, иногда задавая уточняющие вопросы. Особенно его интересовала Елена Лисина и ее роль в этой истории.

— По нашим данным, — сказал он, — Лисина была не просто помощницей Соболева, а ключевым звеном в операции "Поставка". Именно она координировала связь между Соболевым, Ланским и зарубежными партнерами.

— А что с ней сейчас? — поинтересовался Антон.

— Исчезла. Предположительно, покинула страну сразу после публикации материалов. Объявлена в международный розыск.

После допроса Наталья и адвокат отвезли Антона обратно в безопасную квартиру. По дороге они обсуждали дальнейшие планы.

— Вам нужно подумать о своей безопасности в долгосрочной перспективе, — сказала Наталья. — Даже с арестом Ланского и смертью Соболева опасность не миновала. Операция "Поставка" была масштабной, в ней замешаны влиятельные люди.

— Что вы предлагаете?

— "Глобал Инсайт", — вмешался адвокат. — Они могут помочь вам покинуть страну и начать новую жизнь под другим именем.

— А как же Мария? — спросил Антон. — Она тоже в опасности из-за меня.

— Мы можем включить ее в программу, если она согласится, — кивнула Наталья.

Антон задумался. Начать всё заново в другой стране, с новым именем, новой жизнью... Это было бы правильным решением с точки зрения безопасности. Но что-то его останавливало.

— Я не уверен, что хочу бежать, — сказал он наконец. — Да, это рискованно, но я чувствую, что моя история здесь еще не закончена. Крымов погиб, чтобы правда вышла наружу. И он не бежал, хотя наверняка мог.

— Это ваше решение, — уважительно кивнула Наталья. — Но подумайте хорошенько. Иногда жить, чтобы бороться дальше, важнее, чем героически погибнуть.

Пришло сообщение от Марии: «Видела новости о Соболеве. Не верю в самоубийство. Будь осторожен».

Он ответил: «Был в СК, давал показания. Предлагают программу защиты, новую личность, отъезд из страны. Тебя тоже могут включить».

Ответ: «А ты согласишься?»

«Не знаю. Часть меня хочет остаться и увидеть, чем всё закончится».

«Понимаю. Какое бы решение ты ни принял, я поддержу».

Антон улыбнулся. Даже в такой ситуации приятно знать, что ты не один.

Следующие дни прошли как в тумане. Расследование коррупционной схемы Соболева-Ланского набирало обороты. Были арестованы несколько высокопоставленных чиновников, связанных с операцией "Поставка". Международные спецслужбы вышли на след каналов поставки оружия в горячие точки.

Ланской на допросах начал давать показания, пытаясь заключить сделку со следствием в обмен на смягчение наказания. По его словам, были замешаны люди из самых высоких кругов власти.

Антону пришлось еще несколько раз посетить Следственный комитет для дополнительных показаний. Каждый раз его сопровождали Наталья и адвокат, обеспечивая его безопасность.

После публикации материалов Антона стали узнавать на улицах. Несколько изданий пытались взять у него интервью, но он отказывался, предпочитая оставаться в тени насколько это возможно.

Настоящий Роберт Киркленд связался с ним через "Московский курьер" и предложил работу в международном отделе "Глобал Инсайт". Антон взял время на размышление.

Мария вернулась в Москву, но пока не рисковала выходить на работу в курьерскую службу. Она несколько раз навещала Антона и они говорили о будущем.

Через неделю после публикации материалов Антону позвонил следователь СК.

— У меня для вас новость, — сказал он. — Мы нашли Елену Лисину.

— Где?

— В Дубае. Местная полиция задержала ее по нашему запросу. Сейчас решается вопрос об экстрадиции. — Следователь помедлил. — Но есть кое-что интересное. При задержании у нее обнаружили документы на имя Елены Крымовой.

— Она использовала фамилию бывшего мужа?

— Не только. У нее были документы, подтверждающие их брак. Действующий брак. По документам, они никогда не разводились.

Антон был поражен.

— Но это противоречит всей истории. Она работала на Соболева, была его доверенным лицом...

— Именно. И теперь мы пересматриваем всю картину. Что если Елена и Крымов работали вместе? Что если вся эта схема с публикацией материалов была их совместным планом?

— Но зачем? — недоумевал Антон. — И почему тогда Крымов мертв?

— Мы пока не знаем всех деталей. Но одна из версий — это была игра более высокого уровня. Кто-то использовал Крымова и Елену, чтобы устранить Соболева и Ланского. Кто-то, кто стоит еще выше.

Вечером он поделился этой информацией с Марией и Натальей, которые пришли его навестить.

— Это меняет всю картину, — задумчиво сказала Наталья. — Если Елена и Крымов действовали заодно, то кто стоял за ними? И кто стоял за Соболевым?

— И главное — закончилась ли эта история на самом деле? — добавил Антон. — Или мы только прикоснулись к верхушке айсберга?

— В любом случае, — сказала Мария, — ты сделал то, что должен был.

Антон улыбнулся.

— И что ты решил насчет будущего? — спросила Наталья. — Уедешь или останешься?

Антон посмотрел в окно на вечернюю Москву. Город, который он знал как свои пять пальцев. Город, где каждая улица хранила историю. Его город.

— Я остаюсь, — твердо сказал он. — Может быть, не навсегда, но пока точно. Хочу увидеть, чем закончится эта история. Хочу знать правду до конца.

— Это может быть опасно, — предупредила Наталья.

— Знаю. Но я уже не тот курьер, который просто доставляет пакеты, не задавая вопросов. Теперь я хочу знать, что внутри.

Мария сжала его руку.

— Тогда мы узнаем это вместе.

За окном наступала московская ночь. Где-то в городе продолжалось расследование, раскрывающее всё новые и новые детали коррупционной схемы. Где-то в другой стране Елена Лисина-Крымова ждала экстрадиции, храня свои секреты. А Антон Гаврилов, бывший курьер элитной службы доставки, понимал, что его собственное путешествие только начинается.

КОНЕЦ

Когда до верхушки холма оставалось несколько десятков метров, темный небосвод оглушительно заскрежетал и начал рушиться.

«Да что он там творит?!», - воскликнул мысленно Коля и поглядел наверх, словно ожидая, что увидит проделки приятеля сквозь толщу потустороннего камня, но внутри уже не было  места ни для паники, ни для ужаса. Только легкое раздражение и любопытство.

Камнепад усиливался, и Коля, упорно бредущий к вершине холма, мог только удивляться, почему его до сих пор не размазало. Приметил неподалеку свежую чёрную глыбу и, решив, что дальше идти смысла нет, пристроился подле, прикрывая своим телом перепуганную собачонку.

- Ну, Петру-уха, - протянул он, вжимаясь спиной в холодный камень, - Неужели и Царство мёртвых не устоит перед бывшим наркоманом! Грош тогда цена этому царству... Да ведь, Шурка?

Собачка, выглядывающая из-за Колиной пазухи, приподняла косматые брови и коротко согласно тявкнула, дескать, да, можешь не сомневаться, не устоит...

А следом свод гигантской пещеры обрушился на них.

...

Что-то выдернуло Колю из забытья, и он приоткрыл глаза.

«Мёртв и лежу в склепе, конечно», - меланхолично подумалось ему. Кромешная темень вокруг подтверждала его правоту, - «Значит, устояло Царство, и теперь я без конца буду пересматривать свою никчёмную жизнь, искать ошибки и грехи... А если не найду?»

Издалека вдруг послышался Шуркин лай, и он понял, что потревожило его вечный «покой». Где она? Куда вообще попадают собаки после смерти? В радугу как-то не верилось...

Ради интереса он попробовал пошевелиться, и руки-ноги тут же наполнились противными мурашками. Разве так бывает у мертвецов? Или это просто иллюзия, воспоминания об ощущениях живого тела?..

Не слишком доверяясь им, он привстал, но тут же больно ударился о низкий потолок и лег обратно, потирая ушибленный лоб. Тоже иллюзия или?...

Послышалось приближающееся клацанье когтей по камню, потом его коснулось тёплое и мохнатое.

- Шурка... мать твою... напугала..., - пробормотал он, нащупывая впотьмах её голову, - Ты откуда?

Собачонка зафыркала, заскулила, а потом клацанье отдалилось и снова приблизилось.

Зовет за собой...

Мимолётное меланхоличное смирение растаяло, в миг сменившись почти болезненной надеждой. Он не в склепе, а всего лишь под завалом! Воздух откуда-то поступает, значит, есть шанс...

«А что, если всё это не просто стечение обстоятельств?», - лихорадочно думал он, собираясь с силами для нового рывка, - «Что, если кто-то... Бог или Боги специально подстроили это безумное приключение, чтобы я познал... Что, если они сами решили дать шанс, которого я был лишен по материнской воле?! Конечно, методы у Них странные, но кто я такой, чтобы давать им оценку?»

Он нащупал собаку, потом поводок и, ухватившись за него, легонько дёрнул, словно понукая лошадь. Шурка поняла и потянула.

Где на четвереньках, а где и вовсе по-пластунски Коля двинулся за ней, без конца обдирая голову и плечи об острые скальные выступы и молясь всем богам, чтобы каверна оставалась достаточно широкой, чтобы он мог протиснуться.

Некоторое время спустя стало гораздо просторнее, и он мог продвигаться уже на полусогнутых, лишь изредка стукаясь головой о потолок.

- Я тебя... вижу, - прошептал он и остановился, не веря своим глазам. Темнота не пропала, но явно поредела, потому что он мог улавливать маячивший, подобно путеводной звезде, хвостик калачиком.

Неужели?! По щекам, смешиваясь с кровью, потекли слезы облегчения, но он быстро осадил себя. Вполне вероятно, что он выберется из-под завала, но что делать дальше? Как забраться по отвесной скале в тот тоннель? Как плыть против бурного течения?!

Каверна снова сузилась настолько, что он мог пробираться только на животе, отталкиваясь ногами и подтягиваясь руками, и молиться, чтобы нора оставалась достаточно широкой, чтобы прошли плечи.

Изогнувшись, как червяк, он кое-как преодолел крутой поворот и громко вскрикнул, когда по глазам ударил свет. Такой яркий, что он торопливо заработал руками и отполз немного обратно.

Откуда свет? Неужели он выбрался на Остров? Но как?!

Шурка, недовольная остановкой, скулила и пыталась тянуть его. Он выпустил поводок и уткнулся лицом в мягкую землю. Сил совершенно не осталось. Шутка ли... третья пещера за день, и, вполне вероятно, не последняя...

Но мысли снова вернулись к шансу. Он должен, обязан бороться, чтобы воспользоваться им! Боги его не поймут, если он сдастся, когда впереди уже виден конец чертового тоннеля...

Он напряг израненные трясущиеся руки и подтянулся.

Рывок... Еще рывок..

Вскоре он приблизился к выходу из пещеры и с облегчением различил верхушки Извечных кипарисов, позолоченных солнечными лучами.

Солнечными? Он высунул наружу голову.

На нестерпимо синем небе светило настоящее солнце. Скалы пропали, пропала и пристань, а в пышной рощице хоть и росли кипарисы, но не они одни. Множество самых разных деревьев, среди которых Коля смог неуверенно признать разве что какие-то пальмы. С веток в превеликом множестве на него глядели пёстрые птички, а за деревьями, на холме угадывались очертания белоснежного строения, похожего то ли на храм, то ли на часовню...

- Шурка... мы что, в Раю? – неуверенно прошептал он, пытаясь выбраться из узкой расщелины на мягкую, изумрудную травку. Чумазая собачка, так напоминающая сейчас прежнюю Шурку-Обтирщицу, оглянулась на него, приоткрыла пасть, словно собиралась ответить, но тут же настороженно приподняла ушки и угрожающе запыхтела.

- Жив, - послышался из-за кустов голос, - Эй, как тебя... Пётр! Твой-то, кажется, еще живой!

Сквозь завесу из спутанных грязных волос он различил перед собой ноги в стоптанных кедах, а потом его потянули за шиворот и выволокли наружу.

Не в силах даже сесть, он с трудом перевернулся на спину. Над ним навис ещё молодой, но одутловатый, со свежим фингалом, растëкшимся под оба глаза, индивид. А через секунду рядом появилась радостно-ошарашенная Петрухина физиономия.

- Ну, у тебя и видок! - воскликнул он, оглядывая грязного, оборванного и окровавленного напарника. В глазах его плескался истеричный восторг, - Живой?!

- Живой, - просипел в ответ Коля, - Пожалуйста... скажи, что это настоящая земля...

- Похоже на то! И у меня даже есть предположение, где она находится! – хрустнув суставами, он сел на корточки и потрепал Шурку по голове, - С ума сойти... ты её всë-таки нашëл...!

Собачонка оголила зубы, демонстрируя не столько агрессию, сколько  презрительное недовольство панибратским отношением, и отошла.

- Там... внизу... всё рушилось, - забормотал Коля и в блаженном покое прикрыл глаза, - Я был уверен, что нам конец... Свод обвалился ...

- Мы здесь также думали..., - Петр выпрямился, - Когда я выбил дверь, Остров тут же стал расползаться по швам. Мы с Никитой попытались всё отыграть назад. Я отцепился от троса, а Никита кое-как пристроил назад дверь, но... кажется, мы уже прошли точку невозврата... Тогда я и решил, что надо хотя бы попытаться собрать, сколько возможно, а Никиту отравил на пристань, чтобы сообразил что-то вроде плота из лодочных обломков.

- Носились по острову, как в жопу ужаленные! – подхватил рассказ Никита, - А остров разваливался на глазах, скалы почти целиком падали в Море! Пристань затопило, и...

- И тогда я понял, что и тебе крышка..., - перебил его Пётр, - И наши песенки спеты. Особенно когда со стороны Моря раздался взрыв.

- Грохот такой, что все деревья поломало, а потом - цунами! – выкрикнул Никита и затрясся, - Я никогда такого не видел! Стена воды с двадцатиэтажный дом!

- Никита бросился в комнату персонала. Я тоже хотел, но чертов карабин заклинило! Пока я стащил с себя пояс, нас... накрыло. И вдруг...

- Мы оказались здесь! Остров, но... совсем другой! Я даже решил, что умер и попал в Рай!

- Я тоже, - прошептал Коля и улыбнулся разбитыми губами.

- Короче, работёнка – так себе, - Никита нервно хихикнул, потом вдруг расстроенно потëр фиолетовую переносицу, - У меня в той комнате журналы остались! Винтажные, с девочками! Мне их вернут?

Повисла тишина.

- Постойте..., - Никита уже не на шутку разволновался, - А зарплату я за этот день получу?!

Эпилог

Никита бегал по берегу, размахивая над головой рваной мастеркой, в попытках привлечь внимание чинно плывущего мимо острова круизного лайнера. Коля же с Петром сидели в отдалении, погрузив голые ступни в ласковый, бирюзовый прибой. Коля, казалось, мог бы так сидеть вечность, наблюдая, как Солнце садится в океан. Но очень хотелось жрать и пить, и это больше, чем наличие лайнера, убеждало его в том, что они всë-таки вернулись.

- Ты сказал, что знаешь, где мы находимся, - произнёс он, наблюдая за чумазой Шуркой, с довольным видом бродящей по мелководью и кусающей воду.

- Я говорил, что, кажется, знаю, - поправил его Пётр знакомым менторским тоном.

Коля благодушно отмахнулся.

- Искусствоведы утверждали, что прототипом для Острова мёртвых у Бёклина являлся греческий островок Понтикониси. И, кажется, частично они были правы.

- Частично?

- Мне кажется, это не просто прототип, а некая точка соприкосновения – живого и мёртвого миров... В каком-то смысле, мы по-прежнему находимся на Острове, только вытряхнуло нас на его живую изнанку. Можно сказать, мы находимся на том самом недооцененном «Острове жизни»...

- Следовательно, Остров мёртвых разрушен?

Петр снисходительно покосился на приятеля.

- Боюсь, даже общечеловеческих усилий не хватит, чтобы разрушить то, что было создано богом или богами... Разрушился лишь оккупированный человеком тоненький пласт. Все равно, что с луковицы сняли шелуху... Но, сдаётся мне, - Большаков подмигнул, - Буржуям от этого не легче.

Лайнер подал гудок, давая понять, что Никитины сигналы понял и принял, и начал замедляться.

- В каком смысле?

- Я более, чем уверен, что наш Остров, может, лишь чуточку изменённый, стоит там же, где всегда стоял. А тот факт, что мы оказались в нормальном мире, и предшествующий тому взрыв, говорят о том, что... своими импровизациями мы разрушили кое-что более существенное – Дыру!

Он расхохотался, увидев Колино изумление.

- Да-да! – подтвердил он, прикрывая щербатый рот ладонью, - Теперь одному богу известно, сколько у них веков уйдёт, чтобы отследить новую. Это если ещё не принимать во внимание возможность, что Дыра была всего одна – этакий случайный глюк мироздания.

- Одним словом, им снова придётся мириться с тем, что только Господь будет назначать себе «любимчиков»...

- Ну... не совсем так, - протянул неопределенно Пётр и, лукаво ухмыляясь, достал из-за пазухи несколько знакомых пакетиков с зиплоками, в которых угадывалась серая, неаппетитная масса,  - Уцелело немного, но... думаю, на наш с тобой век хватит...

Коля, заметив, что на воду спустился небольшой катерок и двинулся к берегу, устало похлопал себя по бедру. Когда Шурка подошла, он взял её на руки и зарылся носом во влажный загривок.

- Оставь  себе, - произнёс он и поднялся, прижимая к себе собачонку, - То, что нам с Шуркой, не смотря ни на что, удалось дожить до наших лет, говорит о том, что мы так и этак были рождены... любимцами богов.

Сейчас перед ним с абсолютной ясностью встала бесперспективность совершённой авантюры. Обратного хода нет, но он с удивлением понял, что не испытывает от этого осознания ни ужаса, ни злости. Всё, что совсем недавно происходило на Острове, уже не имело значения. В дуэте с психопатом-Петром или с кем-то ещё, или один он всё равно добрался бы до Острова, потому что в этом сосредоточился весь смысл оставшейся ему жизни. А по прибытии, он всё равно полез бы в пещеру, и, значит, так или иначе оказался бы... ну, там, где оказался.

«Аид...», - произнес он хрипло и устало провёл руками по телу, проверяя, всё ли цело. На талии руки задержались. Понятно, почему верёвка его не задержала. Её не было. То ли развязалась сама по себе, то ли... просто пропала.

Заметив какое-то движение вокруг, он с кряхтением приподнялся и сел.

Из воды выходили фигуры. Это было удивительно – наблюдать, как среди бурного течения вдруг появляется голова, затем плечи, торс, укутанные в светлые саваны.... И течение им не помеха, и саваны... совершенно сухие...

Фигуры со спокойной торжественностью выходили на берега и, мгновенье помедлив, двигались в едином направлении – куда-то в сторону ближайшего холма...

А где же их лодки с харонами? Или призрачные паромщики доставляли их только до Острова и на этом цивилизованные проводы заканчивались? Дальше, в прямом смысле, барахтайтесь, как хотите?

Коля нервно хмыкнул, но тут же заслышал какие-то резкие звуки и, втянув голову в плечи, глянул вверх.

Мельтешение бледных тварей под сводом пещеры начало оглашаться визгливыми криками, а сами твари отбиваться от общей стаи и... снижаться, планируя на распростёртых крыльях. Вскоре он уже мог их разглядеть...

Женщины... крылатые женщины!  Рук у них не было. Только кожистые крылья, как у летучих мышей, а ноги ниже щиколотки оканчивались птичьими лапами с длинными загнутыми внутрь когтями.

Женщины с хищными криками пикировали на вышедших из воды. Хлопали мощными крыльями, поднимая тучи пыли вокруг своих жертв, прежде чем схватить их и взмыть вновь в воздух. Жертвы не сопротивлялись, не пытались сбежать или укрыться, покорно принимая свою участь и обвисая в острых когтях безвольными тряпочками.

Коля замер, отчаянно надеясь, что твари его не заметят, но они заметили... Он прикрыл голову руками и приготовился познать, что чувствует мышь в момент атаки вороны. Вероятно, последнее, что он познает в жизни. Вокруг поднялась пыль, забивая дыхание, вызывая кашель. Запахло чем-то кладбищенским – вроде увядших цветов и сырой земли, но... шли секунды, а он по-прежнему был жив...

Осмелев, он приоткрыл один глаз и увидел перед собой несколько пар страшных ног. Женщины столпились вокруг него...

Молодые  - пышногрудые и крутобедрые – тела венчались старческими головами.  Тёмные, сморщенные, как печëное яблоко, лица с жидкими брыльцами и обвисшими подбородками. Хищные носы, по-совиному нависающие над тонкими губами. Бесцветные глаза навыкате с резким поперечным росчерком зрачка. Эти глаза должны были ему, конечно, напомнить козу, но на ум почему-то пришли креветка и слепень. Взмахи бледных крыльев колыхали за спинами длинные, спутанные седины, похожие на древнюю паутину.

«Никогда не видели живых», - догадался он, видя их замешательство.

Наконец, одна приблизилась, склонилась к нему, раздувая острые старческие ноздри и вертя странными креветочными глазами, от чего зрачки постоянно меняли угол наклона, потом задрала одну ногу и царапнула его за плечо.

Он вскрикнул, и крылатые старухи тут же неодобрительно заклекотали, захлопали крыльями, напоминая потревоженных кур. Нет, не кур! Обычных бабок на лавке! Именно так они и роптали бы, если бы он, подобно парковому извращенцу, вдруг распахнул перед ними полы плаща и покачал чреслами.

Ропот внезапно перешёл в визгливую перепалку, демоницы схлестнулись, когтя друг друга. Острые когти рвали кожистые крылья и гладкие, сочные тела, от чего на камни падали холодные бледные капли, мало напоминающие кровь. Правда, Коля заметил, что раны мгновенно затягивались, не причиняя женщинам ощутимого вреда, а междоусобица закончилась так же внезапно, как началась.

Цапнувшая его старуха, между тем, поднесла лапу ко рту и сунула окровавленный, жёлтый, как у орла, коготь в прорезь рта. Почти не дыша, Коля ждал её реакции и морально готовился к тому, что весь этот старушечий курятник сейчас набросится на него...

Гарпия долго шамкала беззубыми челюстями, пытаясь распробовать его кровь, и не сводя с него своего креветочного взгляда.

Внезапно что-то страшно грохнуло, заскрежетало, раздался свист и неподалеку с неба упали несколько камней, глубоко вонзившись в выжженную землю.

Старуха смачно харкнула, вынося свой вердикт, и, взмахнув крыльями, взмыла в воздух. Остальные залопотали и поднялись вслед за ней.

Коля выдохнул, но тут же снова сжался в комочек, когда сверху снова послышались угрожающие звуки трущихся друг о дружку скал. В отдалении упало еще несколько камней.

Неужели и тут не спасения от Петровых безумств?! Что там у них происходит? Он до сих пор долбится в запертую дверь или?...

Впрочем, эта тряска была недолгой. Старухи успокоились и, как ни в чем не бывало, продолжили отлов вновь прибывающих, хватая их и унося ввысь под купол.

Жарков каждую секунду порывался встать и иди, но не двигался с места, хоть и понимал, что чем дольше сидит, тем тяжелее ему будет подняться. А судя по тому, что отголоски разрушающегося Острова доносятся и сюда, времени у него не так уж много...

Размышляя, какое выбрать направление, он заметил, что далеко не все укутанные в саван фигуры становятся жертвами крылатых старух. Многие спокойно шли себе и беспрепятственно скрывались с обратной стороны пологого холма. Коля со стоном поднялся и зашагал туда же, решив, что если за холмом нет ничего, кроме продолжения долины, то он просто ляжет и будет дожидаться своей смерти.

Цель была близка, но добирался он до неё долго. То и дело к нему спускались новые демоницы, и он смиренно застывал на месте, давая себя осмотреть и обнюхать. Постепенно уверившись, что они ему не опасны, он осмелел и почти с удовольствием разглядывал их ладные, мускулистые тела, тяжёлые груди с темными соска́ми, длинные ноги. Главное – не брать «в объектив» головы. Припомнилось вдруг какое-то дурацкое кино, где герой столкнулся с аналогичной проблемой, но быстро решил её, натянув страшилище на голову бумажный пакет. Но нет... на такие подвиги Коля и в лучшие свои годы был не способен.

Добравшись, наконец, до вершины холма он с разинутым ртом уставился вниз.

Вот так Некрополь!

Насколько хватало глаз, во всех направлениях перед ним простирался бесконечный Город мёртвых. Остров казался жалкой пародией на него. Высоченные скалы, подобно сталагмитам, подпирали каменный свод и были густо нашпигованы знакомыми проëмами-склепами.

К Городу нескончаемой вереницей двигались мёртвые, и каждого там ждал персональный... Рай? Ад? Покой?

Коля пристроился в конец очереди и, на заплетающихся от усталости ногах, зашагал вниз, сознавая, насколько ничтожен шанс найти в этом условном «Нью-Йорке» мёртвых несчастную Шурку, даже если она каким-то чудом до сих пор жива...

Впрочем, приблизившись к Мегаполису, он заметил, что мёртвые распределяются по «высоткам» не абы как, а почти поголовно поднимаются на ближайший «небоскрёб». Лишь единицы отбивались от общей очереди и продолжали свой путь дальше. Он задрал голову и увидел, что примерно до половины, если считать сверху, небоскрёб уже “заселён” - ни единого пустого проема. А ниже, тут и там, улавливались краем глаза свежие обвалы...

«Наверное, этот «дом» предназначен для умерших в этом году! Значит, и маму стоит искать здесь!» - подумал он, - «Только разве сможет он уместить всех, несмотря на свои исполинские размеры?»

Приблизившись к широкому (не в пример Островному) пандусу, он остановился отдышаться, но, заметив, что за ним тут же выстроилась молчаливая безликая, укутанная в саваны очередь, устало заковылял наверх.

С трудом поднявшись на несколько ярусов, он обнаружил неприятный сюрприз – скала была вовсе не монолитной, как ему снизу показалось, а полой, имеющей кучу внутренних коридоров, также нашпигованных склепами. Целый лабиринт и никаких ориентиров! Он же будет тут ходить веками, отыскивая материнский склеп, и не факт, что его догадка верна. Быть может, мать и не в этом небоскрёбе, а в соседнем... или в том, что напротив...

Скала содрогнулась, и Коля, прижавшись к стене, всем телом ощутил, как ходит ходуном, перемалывая сам себя изнутри бледный камень, а с «неба» снова посыпалось.

Нет в его распоряжении веков...

Он наобум нырнул в один из переходов, запетлял, заблудился в безликой веренице одинаковых заваленных и пустых проёмов, снова вывалился на основной пандус и, чувствуя, как его захлестывает паника, припустил выше...

А что, если мама, наоборот, где-то ниже?! Он ведь нижние ярусы тупо пропустил... Нет, если он всё правильно понял, то «заселение» происходит сверху вниз. Но что, если она все же была совсем рядом? А он прошёл мимо...  Не почувствовал, не уловил сыновним чутьем? Да и как тут уловишь? Всё вокруг такое безликое, такое одинаково-никакое! Просто проёмы, заваленные булыжниками... За каким же мать?

Откуда-то сверху раздался страшный скрежет, казалось, раздирающий не только скалу и пещеру, но и все мироздание в клочья. Коля ускорился и почти бегом запетлял по сумрачным галереям, с усиливающейся паникой отмечая, что тряска с каждым разом все больше затягивается.

Снова вывалился на центральный пандус, едва успев затормозить у низенького парапета и не сверзиться вниз. Здесь, на высоте, почему-то было гораздо светлее, но источник света он нашел не сразу, а только обогнув скалу по периметру.

На самом горизонте, в недосягаемом далеке́ словно... брезжила полоска рассвета. Мёртвые высотки там имели более конкретные очертания, а не просто сумрачные корявые нагромождения камня. И что-то ещё там было, какие-то огромные тени мельтешили...

Он посмотрел вниз. Вереница покойников не иссякала и даже не редела. Но ни один не зашёл в небоскреб напротив или следующий. Разве что считанные единицы двигались дальше – по направлению золотистой полоски вдали...

Кто они? Почему идут дальше? Что ими движет?

С поднебесья снова раздался грохот, от которого заложило уши. Позади, из долины неслись возмущенные вопли и визги демониц и звуки новых обрушений. Прямо перед Колей пролетел кусок камня размером с одноэтажный дом и упал далеко внизу на середину «проспекта».

Что делать? Что вообще он может сделать?!

Он схватился за голову, но вдруг его осенило, и он заорал:

«ШУРКА!!!!!»

И замер в отчаянной надежде, прислушиваясь, как гуляет и разносится эхо, будоража сумрачный Мега-Некрополь так, что все поверхности заходили ходуном и задвоились перед глазами.

«ШУРКА, ГУЛЯТЬ!», - еще громче завопил он и упал на колени, закашлявшись. Крик, казалось, отнял у него последние силы, а скала под ним начала мерно подрагивать, словно...

Словно... под чьей-то исполинской поступью. Словно кто-то Иной услышал его и теперь направляется на голос, сотрясая мёртвые скалы, чтобы найти нарушителя вечного покоя и... покарать...!

Коля до крови прикусил губу, прислушиваясь к приближающимся шагам, потом по-крабьи отполз в ближайший коридор и замер в глубокой тени. Что если это кто-то из тех, кто отбрасывает тени... ? Кто это? Стражи? Боги?!

Шаги приблизились, замерли, потом... начали отдаляться... Коля позволил себе дышать.

Нет, орать он больше не будет. Но что ещё он может...?

И тут он услышал совсем иные звуки...

«Йяф! Йяф-аф-аф!»

Где-то визгливо лаяла...

Шурка!

Звук был едва слышный, и Коля натянулся, весь обратившись в слух.

Ниже?

Нет, выше!

Он боязливо выполз обратно на свет и заковылял выше по пандусу. Звать он больше не осмелиливался и только молился, как мог, чтобы собака не перестала лаять!

Псина иногда затихала, но почти сразу возобновляла свой призывный лай, словно понимая, что больше хозяину рассчитывать не на что.

Поднялся ещё на пару этажей, спустился на один...

Где-то там, вдалеке, среди безобразных, бледных скал-высоток кто-то бродил. Коля видел разве что мелькающую тень. Тень гораздо выше «небоскрёбов». Словно гигантский ребенок гулял среди сложенных из кубиков домов....

«Аф-тяв-тяв!», - снова послышалось откуда-то сверху, и Коля сделал еще один круг.

Здесь все проёмы уже были завалены, и он, бродя по галереям, позволял себе звать Шурку разве что слабым шёпотом. Собачонка каждый раз отзывалась, и, чем ближе слышался её голос, тем чаще он задумывался, что будет делать, когда найдёт нужный склеп? Вручную разбирать завал? Реально ли это?

Неожиданно он затормозил, и из груди его вырвался долгий, свистящий выдох... Там, в полумраке, на знакомом каменном постаменте лежала укутанная в саван безликая фигура. А на полу подле сидела Шурка, нетерпеливо переступая передними лапками.

Коля, полный жутью и счастьем, разрыдался, зажимая руками рот. Он справился! Хоть с чем-то в этой жизни он справился!

- Ну, иди сюда, - шепнул он, похлопав ладонью по бедру и старательно отводя взгляд от неподвижного тела. Боясь, что неподвижное оно лишь временно, и стоит ему более отчетливо себя проявить, как оно, несомненно, поднимется, опустит ноги на пол... протянет к нему когтистые лапы...

Откуда такие мысли...? Ведь это мама...

- Иди же... – одними губами шепнул Коля, - Или ты...

Шурка радостно застучала хвостом об пол, снова коротко тявкнула и дёрнулась было к нему, но... одновременно с её рывком шевельнулась и... мать. Из-под складок савана выпросталась бледная рука, и у Коли на загривке поднялись волосы...

Понятно, почему Шурка не выходила. Она по-прежнему была в шлейке, а поводок держала рука его... мёртвой матери...

Коля облизнул пересохшие губы, не зная, что ему делать. Неужели придётся войти, неужели придётся выдëргивать из сведённых посмертной судорогой, разлагающихся пальцев поводок?...

Нет, не сможет он этого сделать, даже если бы она держала его собственную жизнь...

Он сглотнул и попытался успокоиться.

Нет, и не может быть тут никаких разлагающихся пальцев. Тело его матери не здесь. Оно на кладбище, гниёт себе потихоньку в остатках дешёвого гроба... А то, что лежит сейчас перед ним, и не тело вовсе, а... что-то иное, что отделилось от тела в момент смерти, чтобы уйти. Как там Пётр говорил? Набор качеств? Характеристик? Заводских настроек?

Но, кто знает, на что оно способно, если его потревожить? Что, если мать только его и дожидалась всё это время? Поэтому и проход оставила открытым. Ждала сына, чтобы снова воссоединить маленькую семью...

На веки вечные.

В этом склепе.

Шурка нетерпеливо взвизгнула, и он шарахнулся, едва сдержав вопль ужаса. Потом глубоко вдохнул, сделал шаг внутрь и зажмурился, готовый услышать за спиной звуки неминуемого обвала. Когда его не произошло, он несколько осмелел и даже сообразил, что склеп был открыт только из-за Шурки. Видать, не может он быть запечатан, пока внутри живое существо, а значит и ему, Коле, не грозит быть в нём замурованным.

Он сделал ещё шаг и присел на корточки рядом с собачкой, запустил пальцы в волнистую мягкую шерстку, почëсывая ее, успокаивая и успокаиваясь сам от прикосновений к родному, тёплому тельцу. Поколебался, решая, как лучше её освободить. Можно было пойти по лёгкому пути и вытащить собачку из шлейки, тогда не пришлось бы тормошить мать, но трезво рассудил, что путь им ещё предстоит неблизкий. Что, если на обратном пути собачонка вырвется у него? Испугается, например, тех крылатых демониц? Все труды пойдут прахом... Нет, поводок ему нужен...

Он стиснул зубы, скривился и мягко потянул ремешок на себя, надеясь, что он выскользнет из безвольной руки, держащей его, но безрезультатно. Он резко дёрнул, но тут же испуганно выпустил его, когда от его усилия тело сдвинулось.

Невозможно!.. Слишком лёгкая для её комплекции...

Край савана, прикрывающий лицо, немного сполз, и он увидел часть щеки и даже знакомую родинку у  внешнего уголка левого глаза.

Нет! Лучше уж он разожмëт её пальцы, чем увидит лицо... Даже, если... она его схватит.

«Что за мысли!», - дрожащим шёпотом произнес он, потирая друг о друга мокрые ладони.

Не закончив мысль, он решился и взял материнскую руку.

...

Картинки, образы и обрывки образов замелькали перед ним беспорядочным калейдоскопом. Какие-то люди, склоняющиеся к нему, тёплые, незнакомые руки, подбрасывающие в воздух, красные надувные шарики, яркие открытки в руках, пропись с промокашкой, парта с поднимающейся крышкой, портреты Ленина и Сталина, пионерский галстук на груди и собственная несуразная тень – в юбке и с косичками на голове - на солнечном асфальте.

Лишь когда беспорядочная карусель немного замедлилась, он понял, что попал в материнские воспоминания. Школьные подруги, белые банты, доска почёта, тяжёлая золотая медаль на гвоздике у кровати. Очередь за зимними сапогами, продаваемыми прямо из кузова крытого грузовика, собрание сочинений Толстого с множеством подписанных от руки закладок, танцы под открытым небом, разводные мосты. Стыдливая и мучительно упоительная возня под толстым, ватным одеялом.

...

«Я тебе не позволю!»

Коля узнал лицо говорящего. Отец, которого он помнить не мог, но знал по фотографиям. Сейчас тот, играя желваками, расхаживал по комнате, разделенной  на четыре тесных закутка развешенными на верёвке покрывалами. Над кроватью куцый ковришко с оленем, на облупленном деревянном подоконнике - олимпийский медведь. Коля его даже помнил, правда, уже изрядно потрёпанным...

- Мы ведь с тобой договаривались, - звенящим высоким голосом ответил «Коля» и поймал своё отражение в небольшом зеркале. Невероятно молодая, красивая и статная, похожая на Нонну Мордюкову, мама...

- Я помню. И мы принимали меры, но раз так вышло...

- Решено. Я уже договорилась. Мне нужно сорок рублей.

- Ты спятила?!

- Неужели ты думаешь, что я пойду в районную поликлинику, чтобы потом мое имя трепали и в деканате, и в парткоме?!

- Я тебе запрещаю!

- Не имеешь права! Не муж!

- Пошли, нас хоть сейчас распишут!

...

Смена кадра.

Кухня в коммуналке. Замурзанный и испачканный тушью платочек в затянутой в белую кружевную перчатку руке. Откуда-то из смежных помещений раздается «дискотека восьмидесятых» и топот многих танцующих ног.

- Да что ж ты, дурочка, ревёшь? Счастье ведь! – непонимающе кривится сидящая напротив незнакомая девушка с мелким бесом завитой головой.

- Не нужна мне эта свадьба. И ребёнок не нужен! Золотая медаль в школе, красный диплом в институте! Столько лет по коммуналкам да общагам, чтобы в Ленинграде закрепиться. Я ведь уже докторскую начала писать! А теперь что? Все бросить ради идиотских пелёнок?! Так ради этого можно было и тремя классами обойтись в родном Загорске!

- Ерунды не городи. Поднимешь немного мальца, в ясли отдашь и пиши свои статьи дальше! Славка вас прокормит. Мастера хорошую зарплату получают.

- Он то же говорит... Обещает помогать, чтобы я могла и дальше наукой заниматься...

- Ну, вот видишь! Чего же ты ревёшь? Поддержка есть, ребёнок родится – вам комнату в малосемейке дадут. Заживëте!

Мама шумно сморкается и глухо бормочет в платок:

- Если бы не Слава, я бы, ей богу, решилась. Не нужно мне это... Но он так мечтает о сыне... Только ради него!

- Сейчас не нужно – потом будет нужно! – отвечает подруга, - Вы за Славиком, как за каменной стеной будете!

...

И снова смена кадра.

Тесная комната, зашторенные окна, стены давят со всех сторон. Перед «Колей» небольшое трюмо, на котором пристроено фото отца с чёрной траурной лентой в углу и стопка водки, накрытая куском хлеба. Рядом почти пустая бутылка «Пшеничной» В уши адским крещендо всверливается оглушительный визг младенца, но «Коля» не реагирует. Он подносит к губам мокрую рюмку, потом ещë...

Визг не стихает ни на секунду, став символом новой беспросветной жизни. Чуть покачиваясь, «Коля» поднимается, чуть медлит, а потом достаёт бутылочку с молоком и выливает туда последние капли водки.

Будь, что будет... Либо, наконец, заткнëтся, либо...

Но это уже совершенно не важно.

...

Смена кадра.

Родная, почти не изменившаяся квартира. Разве что обои другие, да кое-что из мебели.

- Делать-то что думаешь? – в приступе слезливого сочувствия спрашивает бабушка. Коля помнит её, но плохо. Кажется, она умерла, когда ему было года четыре...

Мама безучастно пожимает плечами.

- Честно? Я думаю, оставить его в доме малютки. Куда мне с ним...

- Бог с тобой! Это же твоё дитя!

- Это его дитя, - мама отводит глаза. Ей охота сказать, что раз не получилось уложить младенца рядышком с отцом, то хоть...

Но она не решается.

- Вспомни, как он мечтал! Как на руках тебя носил! – упрашивает бабушка.

- И сбежал, как только он родился...

- Ты бредишь! Славик не виноват в том несчастном случае!

- Да, не виноват, - безучастно отвечает мать, - Но он мёртв, а я жива. И что мне остается? В школу преподавателем философии?

- Да уж... профессия у тебя не хлебная...

- Если бы доктора дали, да в Ленинграде осталась...

- Что об этом теперь...

- А может..., - мама натянулась, подалась вперёд, подобострастно ухватила бабушкину руку, - Может, я тебе его оставлю, а сама туда, а? От меня там больше пользы вам будет! Каждый месяц буду половину зарплаты высылать!

- Ещё чего удумала! – Бабушка выдернула руку, - Мало мне с тобой возни было, так теперь все по новой?! Нет уж. Я на законной пенсии! В жилье я тебе не отказываю, где смогу – подхвачу,  а с остальным вертись сама.

Женщины уныло помолчали, потом бабушка встрепенулась, по-птичьи задëргала головой.

- Чего это он у тебя спит постоянно? Не пора ли подгузники сменить?

- Он у меня такой... тихий, - пряча невеселую усмешку ответила мать и поднялась, тяжело, по стариковски опираясь руками о столешницу, - Пойду, пожалуй, покормлю...

Коля глядел на самого себя в младенчестве. Тот не спал, время от времени приоткрывая мутные, голубые глазёнки. Мать некоторое время тоже наблюдала за ним, не делая ни малейшей попытки взять его на руки, потом достала бутылочку и привычным жестом отмерила в нее несколько капель из мерзавчика «Пшеничной».

- К Милке загляни! – послышался голос бабушки из кухни, - Она недавно пристроилась библиотекарем в городскую. Может, и тебе там место найдется... с твоей философией.

...

Следом сменилось еще много кадров. Скучный сумрак городской библиотеки, пыльные книги, застолья, незнакомые мужские лица, неразборчивой вереницей плывущие мимо. Не было только в этой веренице его, Колиного, лица... не было воспоминаний о нём, и теперь Коля понимал, почему.

Он никогда не вспоминал раннее детство, потому что не́чего ему было вспоминать. Помнил разве что постоянную сонливую усталость. Как сидел на детсадовских прогулках под грибком вместо того, чтобы вместе со всеми визжать и бегать, и ждал маму. Ждал, когда она отведёт его домой, даст таблетки и уложит спать...

С приходом зрелости мужские лица в маминой памяти встречались все реже. Зато всё чаще стало появляться его, Колино, лицо. Вечно воняющий перегаром прыщеватый подросток, которого приходилось отлавливать по подворотням. Она уже давно не прибегала ни к «пшеничке», ни к особым таблеткам, чтобы оградить себя от его общества. Теперь он это делал сам, пропадая днями и ночами с собратьями-двоечниками на вписках или во дворах, глуша себя дешёвым алкоголем и сигаретами, иной раз разживаясь и коноплёй, из которой они варили за гаражами химку или молоко.

Потом ПТУ, с которого он вылетел с треском за неуспеваемость, потом долгие годы в трамвайном депо на самой низкооплачиваемой работе.

Пару раз он приводил домой краснощëких, дебе́лых кондукторш в смутной попытке создать какую-никакую ячейку, но мать – интеллигентка, почти что доктор философских наук – приходила в ужас от сыновних избранниц и быстренько от них избавлялась.

Он отчаянно надеялся найти в её тысячекратно усиленных смертью эмоциях хоть одну, напоминающую раскаянье или хотя бы сожаление, но не нашел...

Эта женщина не дала ему ни малейшего шанса вырасти человеком, но так и не поняла этого, до последнего виня в своих бедах злодейку-судьбу и его отца, погибшего в расцвете лет на производстве. Хотя единственное, в чëм он был виноват перед ней – это в том, что очень хотел сына.

Страдала ли она сейчас, в посмертье? Да, страдала. За внешним покоем недвижного тела бурлили воспоминания о бездарно прожитой жизни. Сколько веков или тысячелетий пройдёт, прежде чем она что-то поймёт и на самом деле упокоится?

Пол под Колиными ногами зашатался, и он торопливо разжал материнские пальцы, выдёргивая ремешок шлейки. Подхватил Шурку под мышку и, не оглядываясь, вышел из склепа. Позади него тут же послышались звуки обвала – теперь мамин склеп запечатан, как и все остальные. И там она будет дожидаться... чего? Страшного суда? Просветления?

Это Колю уже не касалось.

Попетляв по переходам, он добрался до центрального пандуса и притормозил, размышляя, куда двигаться дальше. Где-то там, вдалеке за корявыми небоскребами мёртвых манило к себе тёплое зарево, словно перед летним рассветом. Туда продолжала тянуться тоненькая вереница душ...

У Коли внезапно сложилась какая-никакая картинка, хоть он и не ручался, что прав.

Те, что были битком набиты в верхнем тоннеле, скорее всего, еще живы. Коматозники? «Овощи»? Как ни назови, но те, кто и жить уже не могут, но и умереть им не дают.

Жертвы гарпий – это те, которым отказано даже в мнимом покое склепа наедине с воспоминаниями о прожитой жизни. Души, пропащие настолько, что не имеют даже шанса на дальнейший путь.

Город же заселяют простые смертные со своими грехами и грешками, заблуждениями и недостатками. И будут они вариться в своём дерьме столько, сколько потребуется, чтобы что-то понять, осознать, очиститься. Но сколь долгим бы ни был этот срок, когда-то он подойдёт к концу, и для них наступит рассвет.

И лишь единицы, не задерживаясь, пройдут скорбными тропами, чтобы... Предстать перед Богами? Переродиться? Попасть в рай? В иные миры?

Коля снова посмотрел на золотое, манящее зарево на горизонте и мелькающие там исполинские тени. Что-то ему подсказывало, что там ему делать не́чего. Он развернулся, почёсывая притихшую Шурку за ушком, и глянул на тёмную долину, где гарпии продолжали свое пиршество, выдëргивая из полчищ новоиспечённых покойников самые вкусные экземпляры.

Коля решил вернуться туда, к реке. По крайней мере, там он уже был, и никто не причинил ему вреда...

Поудобнее устроив Шурку за пазухой, он начал спускаться.

Любимцы богов (Финал+Эпилог)

- Нам удалось взять под контроль и худо-бедно обжить лишь один из срезов Острова. Поэтому вы оба пребывали там в относительной безопасности и смогли вернуться домой. Но любая оплошность, любой, не предусмотренный инструкциями шаг могут этот контроль разрушить, - он помолчал, - Думаете, вы просто по чьей-то блажи жили там в спартанских условиях и выполняли кучу странных предписаний? Любая вещь из внешнего мира – дополнительная нагрузка на Остров. Поэтому вам и достались лишь хлипкая дверь и матрас – вещи, без которых не обойтись. А любое из предписаний направлено на соблюдение «принципа якоря». Строгий порядок действий – якорь, комната персонала – якорь, тишина – якорь, соблюдение безопасной дистанции – якорь. Нейтральная территория – только на пристани и под кипарисами. Подняться выше можно только пристёгнутым и лишь в одиночку. Поверьте, каждое ваше возможное телодвижение на сто рядов продумано, просчитано и направлено на вашу же безопасность. Целая армия народа трудилась над тем, чтобы вы могли вернуться и продолжать жить.

Пётр зафыркал, скривился и презрительно сплюнул на доски рядом с ногой пижона, оросив дорогую клетчатую брючину.

- Твоя армия плевать хотела на наши жизни, а сохранить их старалась лишь потому, что от нашего возвращения зависели ваши громадные барыши! – с ненавистью произнес он, - А тех, кто проявлял хоть малейший интерес или пытался разобраться, вы пасли и уничтожали!

- И, как оказалось, не зря, - ничуть не смутившись, ответил мужчина, потом сощурился и отчеканил, - Это вопрос безопасности. Вполглаза ещё пасли и с неохотой уничтожали, раз вы оба оказались тут. Размахиваете пистолетиками, с которыми не умеете обращаться, кривляетесь, изображая праведный гнев, и требуете каких-то объяснений, словно имеете на них право! Кто вы, в сущности, такие? Чернорабочие на простецкой работе! Ваше дело было выполнить её и свалить. Заработок достойный – гораздо больше, чем любой из вас мог бы пожелать. И бонусом - лечение от пагубных пристрастий. Что еще вам, убогим, надо? Живите в свое удовольствие, жрите вкусную еду, пользуйте баб, тратьте полученные деньги на всякие доступные вам ништяки! Какого лешего вы сюда притащились и ставите под угрозу труд нескольких поколений, которые жизни положили на то, чтобы этот Остров стоял и приносил пользу?!

Он цепко оглядел опешивших от его тона мужчин. Коля отвел глаза, задумавшись, что сказал бы этот человек, если бы узнал его мотив. А Пётр, от неожиданности растеряв боевой настрой, неуверенно промямлил:

- Пользу только вам, буржуям...

- А! Знакомые речи..., - ухмыльнулся пижон с расслабленной глумливостью, - «Взять всё и поделить», как говорил твой предок господин Шариков, да?

Петя возмущенно засопел, и Коля поспешил прервать дискуссию:

- Стоп! Хватит! А что может... ну, случиться, если мы поднимемся вместе?

Человек помолчал, потом нехотя ответил:

- Понятия не имею. Но, подозреваю, что, в лучшем случае, этот подконтрольный нам срез Острова просто разрушится.

- А в худшем?

- В худшем... развалится весь Остров.

Он чуть склонил вбок голову и кивнул за спины путешественников.

Они оглянулись и увидели приближающуюся к ним лодку со сложенными вёслами. Её медленно несло невидимыми течениями, поворачивая то одним боком, то другим, то разворачивая вокруг своей оси. Удивительно было наблюдать за этим, если учесть, что само Море при этом оставалось статичным, как только что залитый асфальт.

- Её тянет Дыра, - шепнул Коля и покосился направо, где завис огромный и мясистый чёрный «сфинктер». Время от времени он целиком погружался в воду и издавал тошнотворное, хлюпающее чмоканье. Звук настолько отвратительный, что у Кольки каждый раз подводило желудок. Толстые анкера, удерживающие пристань, протыкали «плоть» у края жерла, наподобие пирсинга. Из-под металла при натяжении сочилась мутная слизь.

- Лодка пуста..., - буркнул Пётр, приглядываясь, но Коля, не оборачиваясь, покачал головой.

- Они в отключке, помнишь?

- А, да, - отозвался Большаков и поинтересовался у пижона, - Зачем вы опаиваете нас?

- Меньше знаешь – крепче спишь, - безразлично ответил тот, - Зачем давать вам лишние поводы для ненужных фантазий?

Коля кивнул про себя. Это тоже вопрос безопасности. И, справедливости ради  стоит сказать – в первую очередь, их собственной. Ни к чему лишний раз подталкивать их к размышлениям. Пусть не все, но большинство, со временем, придумают Острову какое-никакое логическое объяснение и заживут себе дальше. Нелепый изолированный санаторий для буржуев вполне сойдёт. Но Дыра... Если бы не питье, тех, кого приходится «пасти́ и уничтожать» стало бы в разы больше...

- А «дары» Острова... как вы их используете?  - не унимался Большаков.

- Этого я точно не сказал бы, даже если бы знал. Особенно таким, как вы, - без запинки ответил пижон и, с усталым кряхтеньем поднявшись с досок, пересел в шезлонг. По его неприязненному тону Коля неожиданно заключил, что тот не врёт.

Когда лодка поравнялась с пристанью, Коля ухватился за её борт, подтянул и запрыгнул внутрь, стараясь не наступить на развалившихся в неестественных позах смотрителя и паромщика – на этот раз смена возвращалась в полном составе. Знакомые типажи. Лицо паромщика казалось пьяным, лицо смотрителя... мёртвым.

- Если мы их оставим тут, ты не...? – неуверенно начал Коля.

- Не трону, - спокойно ответил пижон, - Какой смысл, ведь всё равно мы все... покойники.

...

Маленькая плавучая пристань медленно и меланхолично отдалялась от них, как и сморщенная чёрная Дыра сбоку от неё.

- Надо привлечь внимание смотрителя, - торопливо размышлял вслух Коля, налегая на весла, - Чтобы спустился на пристань... Свои дела будем делать по очереди... Ты можешь идти первым, если хочешь, но только обязательно держи контакт, не теряйся. После каждого склепа подходи к парапету и показывайся.

- Угу,- рассеянно отозвался напарник, вытаскивая из-за пазухи астролябию и настраивая её.

- Ты ведь слышал его? –  настаивал Жарков, - Остров может развалиться, если мы толпой прицепимся к нему, поэтому соблюдаем все возможные меры безопасности.

- Боюсь, это будет невозможно, - все также рассеянно пробормотал Пётр и, взяв вторую пару вёсел скорректировал курс, - И хлыщ прекрасно это знает. Придётся рисковать.

- Почему?

- Ну, хотя бы потому, что смотритель не выйдет. Помнишь инструкцию? Если увидишь приближение лодки в неположенное время, как можно скорее вернись в комнату персонала и не высовывайся до начала следующей смены.

- Но если мы ему покричим, что свои... что мы не призраки какие-нибудь... Я бы на его месте вышел...

- Это сейчас ты бы вышел, но вспомни свою первую вахту? Ты бы не вышел просто потому, что побоялся бы, нарушив инструкцию, потерять работу.

- Ладно. Пусть сидит в комнате, ведь там он не пристёгнут...

- Это не имеет значения. Вспомни, что он сказал. Комната – тоже якорь. Считай, если находишься в комнате, то пристёгнут...

- И про тишину не забудь! Если захочешь что-то сказать, сначала спустись на пристань.

Он помолчал, размышляя, что еще нужно учесть, но вдруг забыл обо всём, привстал и указал пальцем вбок.

- Э! – крякнул он, - Эй! Глянь!

Пётр проследил за направлением пальца и перестал грести.

- Черт... вот мы с тобой лохи! Как про него-то забыли?!

Метрах в ста слева от них на тёмной глади покачивалась ещё одна лодка. Паромщик, сложил весла и, запрокинув голову, держал руки у лица.

- Пьёт! – догадался Коля, лихорадочно соображая, как лучше поступить, и уже хотел сказать Петру, чтобы отгребал подальше, но не успел.

- Эээй! – заорал во все горло Большаков и замахал руками. Фигурка в далёкой лодке вздрогнула и уставилась на них.

- Стой! – снова заорал Пётр и схватился за вёсла, - Меняем курс! Мы не можем позволить ему добраться до Дыры!

Что-то происходило. Тёмно-серое, гладкое море неожиданно подёрнулось мелкой рябью, словно кто-то на него подул, как на блюдце с горячим чаем.

- Нельзя орать, - испуганно прошептал Коля, втянув голову в плечи, - Помнишь?

- Сейчас не до этого! Бери вёсла и греби! – завопил напарник ещё громче, - Если он доберётся до Дыры, то пижон слиняет и запечатает нас тут на веки вечные! А нам-то зубы заговаривал... ГРЕБИ!

Коля никак не среагировал, в отличие от паромщика, который после секундной заминки, принялся торопливо отгребать прочь.

Жарков вцепился в борта лодки, с беспомощным ужасом отмечая, что волнение на море усиливается с каждым пройденным метром.

«В дороге хранить молчание», - вспомнились ему предписания давней инструкции. До сих пор он был уверен, что это лишь для того, чтобы паромщик и смотритель не делились друг с другом никакой информацией, но, видать, несоблюдение могильной тишины тревожит не только Остров, но и Море вол...

Волна, невесть откуда накатившая, разбилась о борт и облила их с головы до ног. Пётр пригнулся, отфыркиваясь, но даже не сбился с ритма, продолжая грести второй лодке наперерез. Волны даже играли ему на руку, подталкивая лодку сзади, и скоро они оба уже могли различить выглядывающее из-под чёрного капюшона перекошенное от ужаса лицо.

«Обе лодки оставались на почтительном расстоянии во время пересменка... Пока одна грузится, другая ждет в отдалении», - продолжал лихорадочно размышлять Коля, предчувствуя беду, потом чуть привстал с намерением силой отобрать у товарища вёсла, но ненароком глянул налево и опустил зад обратно на скамью.

- Петь... у нас проблемы..., - непослушными губами пробормотал он.

- Чего ещё?! – Петр раздражённо проследил за его взглядом и застыл, в ужасе глядя на надвигающуюся высокую волну.

Они побросали вёсла и пригнулись, хватаясь за борта, а волна поднимала и поднимала их высоко над лодчонкой «коллеги», а потом резко обрушила вниз. Перед столкновением Коля ещё успел разглядеть запрокинутое орущее конопатое лицо паромщика, его вскинутые в защитном жесте руки, а потом последовал удар, и он на несколько секунд отключился.

...

«Это последняя смена была... последняя...», - услышал он захлебывающиеся причитания и приоткрыл глаза, - «Только не на остров!... Свояк щуки уже навялил... Откуда вас..?.»

Море вокруг по-прежнему бушевало. То и дело Колино лицо окатывало водой. Не холодной и не тёплой... Просто мокрой...

Он приподнялся и, с трудом фокусируя взгляд, осмотрел масштаб бедствия. Покорёженные страшным ударом лодки, сцепившись разбитыми бортами, превратились в единое безобразное целое, швыряемое волнами из стороны в сторону. Пётр, забравшись под одну из лавок и распластавшись на животе в позе снайпера, таращился вперёд на стремительно приближающийся Остров. Паромщик, ощупывая залитое кровью лицо, бредил вяленой щукой и пытался креститься.

В нескольких десятках метров от пристани их снова высоко подняло и понесло вперёд. Коля приготовился к новому чудовищному удару и, на этот раз, неминуемой смерти, но перед самой пристанью волна вдруг ослабла и с издевательской лаской выплеснула их целыми и почти невредимыми под Извечные кипарисы, где они и остались лежать в окружении лодочных обломков и разбросанного скарба.

- И что?! – срывающимся голосом поинтересовался Коля, когда, наконец, поверил, что все еще жив, - Как теперь обратно?! Нельзя было сближаться! «Соблюдение дистанции»! помнишь?!

- Он не сказал, что правило и для Моря обязательно..., - ответил Большаков, выбираясь из-под лодочных обломков, - Наверное, на это и рассчитывал... Отвлекал внимание...

Он сел и с видом лунатика уставился на тихую гладь Моря, словно и не было какую-то минуту назад чудовищного шторма.

- У нас выбора другого просто не было. Либо отпустить и дать пижону закрыть Дыру, либо...

- Думаешь, они бы просто выбросили ключики?! От таких-то деньжищ?! – взбеленился Коля, - Чёрта лысого! Выждали бы какой-то срок, в надежде, что мы тут потеряемся, и распечатали снова! Всё, что нам нужно было – тихо сидеть тут, на пристани, и ждать новых лодок!

- Тем более, ничего страшного не случилось, - огрызнулся Пётр, - сделаем дела и будем тихо сидеть тут в ожидании новых лодок...

- Вот только собственного транспорта у нас больше нет. А они, прежде, чем позволят новой лодке пришвартоваться, несомненно проверят тут обстановку и перестреляют нас, как чаек. А потом спокойно заберут груз.

Большаков, вспомнив про «груз», засуетился и принялся шарить среди обломков в поисках сундука и драгоценных пакетиков.

- Что толку препираться, - примирительно бормотал он, - Перестрелять они нас могут в обоих случаях, но сейчас у нас хотя бы есть время сделать свои дела и обдумать пути спасения, пока он там кукует в шезлонге под зонтиком.

Он радостно выловил один пакет, но, открыв зиплок, разочарованно вылил из него мутную водицу. Поразмыслил, что и пустыми эти пакеты уже вряд ли пригодны для сбора, он скомкал его и бросил в Море.

- Придется все же подниматься...

«Щука... Свояк... к ужину обещался...», - Паромщик, между тем, скорчился под деревьями и изо всех сил боролся с наваливающимся сном. Питьё делало свое дело...

- Поспи, друг, - мягко посоветовал ему Коля, - Здесь, под кипарисами, ты в безопасности. А завтра будем думать, как выбираться.

- Щука... свояка... навялила.., - заплетающимся языком доложил тот напоследок и отключился.

Коля облегченно вздохнул – хоть одной головной болью меньше. Потом обратился к приятелю:

- Разобьём здесь лагерь и дождемся новой смены, а завтра, глядишь, смотритель поделится с тобой тарой...

- Как же, поделится! Он и носа не покажет из комнаты.

- Если будем вести себя тихо, он и не узнает, что не один на Острове. Сверху нас под деревьями не видно. Дождемся, когда он соберёт материал и спустится, тогда и решим все вместе, как быть ...

- Может, ты и прав, - сдался Пётр и, усевшись на камни, привалился спиной к стволу.

...

Припоминая свое житьё-бытьё в качестве Смотрителя, Коля ожидал, что быстро уснёт, но сон не шёл. Он даже позавидовал развалившемуся в глубокой тени деревьев и сладко похрапывающему паромщику. Петр стыло и неподвижно глядел на стылое и неподвижное море.

От нечего делать, Коля приметил на сером небе маленькое пятнышко и долго не спускал с него глаз, стараясь уловить малейший сдвиг относительно крон кипарисов, но время шло, а тучка не шевельнулась.

Коля указал товарищу на этот феномен, и тот с готовностью мелко закивал, словно только и ждал этих слов.

- Время! Откуда мы знаем, что оно здесь идёт? Чем измерить его в месте, где ничего, совершенно ничего не происходит?! – он помолчал, пытаясь совладать с одолевшим его тиком, потом внезапно заорал, - Мы можем сидеть тут до Второго Пришествия, и даже не заметим этого!

- Тише, не ори, - прошептал Коля, уже успев пожалеть о том, что открыл рот, - Мы тут от силы пару часов.

- Откуда ты можешь знать! Может, уже пару столетий!

- Смотритель еще не спускался, значит...

- Не ориентируйся на Смотрителя! У него есть календарь, делающий насечки на времени, а у нас нет!

- Но мы же...

- Да, на одном Острове, но условия в комнате персонала и на остальной территории могут быть совершенно различны! Ну-ка...

Пётр подскочил, заметался по берегу, нашел какой-то камушек и швырнул его в воду. Камушек канул, но только через несколько секунд раздался приглушенный всплеск...

- Здесь на каждом чёртовом сантиметре время может течь по-разному или вообще стоять на месте, а нам его совершенно нечем ни стабилизировать, ни измерить! – вопил он.

- Давай считать по очереди, - предложил Коля, обеспокоенный очередной истерикой, - Десять минут ты считаешь, десять  - я... И время скоротаем, и...

- Это все малышовые глупости! Ничего мы этим не добьёмся, поэтому...

Он раскидал лодочные обломки, выудил монтажный пояс и, нацепив на себя, двинулся к пандусу.

Как только он зацепил карабин за трос, откуда-то из-под земли почувствовалась слабая вибрация, отдаваясь в ступни ног и вызывая лёгкую рябь в глазах.

Коля подскочил:

- Что ты затеял?! В склепах сейчас все равно делать нечего, ведь смена окончена!

- А мне там делать нечего без пакетов. Пойду навестить соседа, - буркнул, не оглядываясь, Пётр и начал подниматься, - Заодно календарь заберу.

Коля беспомощно глядел вслед долговязой фигуре.

...

Встревоженный, он вернулся под деревья и некоторое время вслушивался в ватную тишину. Сейчас он уже жалел, что паромщик спит и не грезит свояком и щукой. Его бубнежу он теперь был бы даже рад...

Внезапно вибрация резко усилилась, и раздался гул. Жарков подбежал к самой кромке воды и задрал голову, пытаясь разом охватить весь верхний ярус и засечь местоположение Петра, но там было пусто. Аспидные провалы склепов, и ни души. Он перевёл взгляд на комнату персонала, закономерно ожидая увидеть там запертую хлипкую дверь, но... и там чернел пустой проём. Разве что бессмертные инициалы «Ab» оставались на своём месте.

- Что за...? – начал было он, потом сообразил, что здесь, на пристани, он находится пусть и на безопасной, нейтральной территории, но все же уже на другом срезе острова, нежели пристёгнутый Петр, поэтому и не видит.

Торопливо он вернулся, откопал второй пояс и, пристегнувшись, тут же почувствовал, как под ногами затряслась земля. Это была уже не вибрация, а настоящая качка, как при землетрясении.

- Отпирай, говорю! Свои! – пронёсся над Островом громогласный приказ, а следом раздался оглушительный удар, от которого Колю пошатнуло и чуть не свалило наземь.

По плящущей тверди, он кое-как добрался до пандуса и глянул вверх. Фанерная дверь была на своем месте, и, конечно, толчки, сотрясающие остров, были вызваны стуком в неё Петрова кулака. Не решаясь криком остановить товарища, чтобы не усугубить положение, он кусал губы, наблюдая, как удары кулаком сменились ударами плечом. Где-то с обратной стороны скал послышались скрежещущие звуки обвала.

- Прекрати! Ты же развалишь Остров! – не выдержав, крикнул он и тут же испуганно уставился под ноги, где светлая вышарканная миллионами призрачных ног скала, вдруг пошла мелкими трещинами, а Извечные кипарисы, всегда такие тихие, вдруг угрожающе зашевелили кронами под налетевшим порывом ветра.

«Отпирай, сосед! Нам без календаря никак!»

Войдя в раж, Пётр всё пытался вынести дверь. Словно и не замечал, что весь остров трещит по швам! Может, и правда, там, наверху, это не чувствуется?

Коля шагнул на пандус, намереваясь добраться до товарища и силой оттащить его от двери, но тут же раздался оглушительный треск, и скала перед ним лопнула, разверзая глубокую расщелину. Он мог бы, при желании, её перешагнуть, но не стал рисковать и отступил, с облегчением отметив, что расщелина тут же перестала расширяться.

«Ты же всех нас убьёшь...», - слезливо пробормотал он, отчаянно надеясь, что дверь выдержит, а смотрителю хватит мозгов не открывать, потом отцепился от троса. Крики тут же, как отрезало. Остались только глубинный гул и толчки, из чего Коля заключил, что Большаков совершенно съехал с катушек и не перестает долбиться.

Почувствовав какое-то движение позади, он резко оглянулся. Паромщик, разбуженный тряской, но все еще совершенно дезориентированный, сидел, обхватив всеми конечностями древесный ствол, и выл. Коле он напомнил симпатичную безделицу из детства - стирательного медвежонка, уцепившегося за ствол грифельного карандаша.

- Под деревьями ты в безопасности, - произнес он дрожащим, неуверенным шёпотом, и тут же пригнулся, когда Остров содрогнулся от оглушительного визгливого скрежета.

«Неужели открыл, идиот...?», - подумал он и каким-то чудом успел вовремя заметить и увернуться от падающего сверху и ломающего кипарисы валуна размером с автомобиль. Его забрызгало липким и тёплым. Он зажмурился и отвернулся, не в силах смотреть на размозженное тело незадачливого паромщика.

- Вот тебе и щука..., - пробормотал он прыгающими губами, едва ли сознавая, что говорит.

Внезапно он понял, что до сих пор какой-то частью своего существа верил в то, что здесь ему ничего не угрожает. Да, может быть страшно, а что-то даже выглядеть смертельно опасным, но на самом деле – это лишь иллюзия. Где-то глубоко внутри он верил, что умереть на острове мёртвых просто... невозможно. И то, что он до сих пор оставался живым, было прямым тому подтверждением, но...

Теперь перед ним под шумящими кипарисами лежал забрызганный кровью обломок скалы, словно насмешка над его наивностью.

Остров двоился и троился. Скалы прыгали перед глазами, то вытягиваясь, то приседая. Проёмы по верхнему ярусу беспорядочно скакали, постоянно меняясь местами, а парапет то пропадал, то появлялся вновь. Коля беспомощно поглядел на Море, вода в котором плескалась, как в чашке, с которой бежит двухгодовалый ребёнок.

Ограждение пристани начало рушиться, запуская воду на Остров, и Коля понял, что это конец, нет путей спасения. Выход один – не пристегиваясь, бежать наверх и успеть потеряться на других «срезах». Но есть ли с них выход или это путь в один конец? Готов ли он до Второго пришествия слоняться грустным призраком среди мрачных охристых скал?...

«Я не для этого вернулся», - думал он, безнадёжно глядя на прибывающую воду. Край её уже лизал кровавые ошмётки, выглядывающие из-под упавшего валуна, превращая их в лососёвую икру...

Взгляд его поймал наполовину выпавший из рюкзака моток веревки. Если только...

К тросу он цепляться не решился. Вместо этого, обмотал один конец верёвки вокруг талии, а другой – вокруг ствола одного из деревьев и углубился в чащобу.

Продравшись сквозь строй тесно сгрудившихся, стонущих кипарисов, он увидел тёмный арочный свод у подножия скал.

Ведущий в бездну.

Малая толика облегчения, что пещера, привидевшаяся ему во снах, на самом деле существует,  тонула в пучине ужаса, отчаянья и жути при виде этой прыгающей, двоящейся  и троящейся чёрной каверны. Скалы, обрамляющие её свод, густо поросли бледными, развевающимися на ветру, сухими мхами, зев дышал в лицо сыростью и ... вечностью.

Он достал из кармана смартфон, в слабой надежде на фонарик, но тот само собой не включился. Быть может, Остров убил гаджет, но все же, более вероятно, что он просто намок.

Что его там ждёт? Осмеливался ли кто-либо из современных или прошлых «смотрителей» заглядывать туда? Но Коля тут же подумал, что если и выбирать смерть, то такую - увидев и познав невиданное и немыслимое - чем быть тупо раздавленным, как тот грезящий свояком бедолага...

И где-то там, в качестве сомнительного бонуса, быть может, его всё-таки ждёт встреча с Шуркой... Собственно, ведь только ради неё он, дурак, сюда и попёрся снова...

Ощущая себя песчинкой на коже барабана, в который самозабвенно дубасит ударник, он покрепче затянул на талии верёвку, накрутил для надежности хаотичных узлов и осторожно ступил в черноту.

...

Метров пятнадцать бледный островной свет еще подсвечивал ему путь, но вскоре тоннель сделал поворот и Коля оказался в кромешной тьме.

Почва под ногами была мягкой, но не топкой. Казалось, он идёт по накиданным на землю подушкам и перинам, и он мог бы ради собственного спокойствия так думать, если бы при каждом шаге из-под ног... не раздавались сдавленные стоны.

Он запретил себе размышлять об их возможной природе, и ему это удавалось ровно до того момента, как на очередном шаге под стопой что-то сдвинулось и... заворочалось.

Он отдёрнул с этого места ногу и застыл, изо всех сил стараясь убедить себя, что это просто какая-то неустойчивая кочка сместилась под его весом, но тут же вскрикнул и замахал руками, ловя равновесие, когда заворочалось и под второй ногой. Несколько мучительных секунд он стоял, не шелохнувшись и тараща глаза во тьму, а потом почувствовал, как «кочка» отрастила холодную длань и с мягкой интимностью ухватила его за лодыжку.

Он шарахнулся прочь, вырывая ногу из захвата, и врезался в стену тоннеля – такую же мягкую и упругую. Принялся ощупывать её и тут же почувствовал ладонями странные выпуклости, выемки и кочковатости. По одной из ладоней прошлось что-то скользкое, но он гнал от себя панику.

«Всего лишь пещерный слизень... Всего лишь трещины с острыми гранями, всего лишь грибы...»

Но когда острые грани одной из «трещин» сами собой сомкнулись на его пальцах, Коля не выдержал, заорал во всё горло и бросился бежать, не разбирая дороги.

Он без конца спотыкался и падал. Руки, колени, лицо при каждом падении натыкались на мягкое и упругое, но Коля уже не пытался успокаивать себя тем, что это какие-то кочки или перины, или подушки. Это же Царство мёртвых! Неужели кому-то может прийти в голову, что вход туда выстлан перинами?!

Подушки не стонут! Кочки не вскрикивают, не пытаются ухватить или укусить!

Он уже не мог противиться своему воображению, рисующему страшные картины. Тоннель, битком забитый телами! Телами, которые, когда он только вошёл, были вялыми и инертными, но постепенно проснулись и...

Уже второй потусторонний тоннель за день, и куда более страшный, чем предыдущий!

В голову лезли жуткие образы. Он смотрел когда-то документалку про Бабий Яр, где в Великую Отечественную приняли страшную смерть тысячи гражданских. Гигантский ров, наполненный и трупами, и умирающими... Стоны и копошение, плач и скрежет зубовный...

Он в бесчисленный раз упал, угодив обеими руками в широко раззявленные рты, ободрал о чьи-то зубы костяшки пальцев, собрался подняться, но понял, что тела под ним стали нестабильными, рыхлыми... словно начали растворяться под его весом, затягивая, как зыбучие пески.

Жарков по-бабски завизжал и забился, но только ещё больше увяз, каждую секунду ощущая подвижность и зыбкость окружающих его тел.  Что если это его предшественники – такие же любопытные лохи?! Что, если этот тоннель что-то вроде фильтра или, скорее, ловушки, как для тараканов. Заходи, дорогой, но недалеко и навсегда... Что, если на этом и закончится его славный крестовый поход за Шуркой?!

Тоннель тряхнуло, и Коле удалось немного высвободиться. Уже ничего не соображая от ужаса, он выбрался из «песков» и пополз, хрипя и подвывая, на четвереньках, но через пару метров замер...

Какой-то гул...

Только в последний миг он понял природу этого гула, а следом его сбило, завертело и закрутило в мощном потоке. Пристань рухнула, освобождая дорогу воде...

Коля чувствовал себя обрывком туалетной бумаги, смытым в канализацию. Где верх и низ он понятия не имел. Только изо всех сил барахтался, мечтал о глотке воздуха и отчаянно надеялся на верёвку, которая должна была в какой-то момент остановить этот адский заплыв. Лёгкие горели огнём, он слепо хватался за какие-то плывущие вместе с ним скользкие, мягкие штуки, и уже даже не пытался убедить себя, что это просто мусор. Это были тела, смытые вместе с ним из общей кучи. Пару раз ему удалось поднять голову над бушующим потоком и вдохнуть, а потом он на несколько мгновений завис в невесомости и, кувыркаясь, обрушился куда-то вниз.

Любимцы богов (часть 8)

- Да, там, в тени Извечных кипарисов, по легендам, и находится вход в Царство Аида..., - торжественно произнёс Пётр.

- Так это не ёлки были, - промямлил Коля первое, что пришло в голову, - А я-то ещё удивлялся...

- Да, кипарисы. Ими в Европе засаживают кладбища. Считаются могильными деревьями. Но, уверен, что могильными они стали, потому, что кто-то, кто побывал на Острове, некогда ввёл такую моду. А то и привёз оттуда семена... – Большаков затряс головой – Но это всё не имеет значения. Единственное, что имеет значение...

- Единственное, что имеет значение – как туда добраться, - закончил за него Коля. Рассказы об островных похождениях хоть и были увлекательны, но уже порядком его утомили. Как и сам дёрганый рассказчик, - Иван сказал, что локация сместилась...

- Да, опять! Но я добыл траекторию движения Дыры, - Большаков расстелил на столе подробную карту мира, на которой крошечными крестиками была отмечена напоминающая незаконченную ленту Мёбиуса кривая.

- Откуда она...?

- Досталась по наследству от... одного друга. Когда он понял, что эти скоро его грохнут, отправил мне по почте.

-  Грохнут?! – Коля весь подался вперед.

Большаков усмехнулся.

- Если отмотать историю путешествий чуточку назад - а это довольно просто – то первое, что бросается в глаза – это что почти все прежние смотрители или трагически погибли, или скоропостижно умерли, или пропали без вести, или...

- Ты серьёзно?! И никто не чешется?! Родня? Полиция? Прокуратура? Ведь ясно же, что это буржуи косят...

Пётр посмотрел на гостя с вялым снисхождением, как на неразумное дитя.

- Ты забыл главное. Контингент.

- Что?! А, да..., - плечи у Коли опустились, - Забыл...

- Никому, ни родне, ни полиции, ни, тем более, прокуратуре нет ни малейшего дела до того, что какой-то забулдыга или наркоша вдруг взорвал газовый баллон или утонул, или отравился палёнкой или...

- ... ушёл, куда глаза глядят, - закончил за него Коля, - Но зачем же они тогда... платят?! Могли бы сразу грохнуть, и Вася не чешись!

Большаков пожал плечами.

- Быть может, человеческое не чуждо даже, как ты их называешь, буржуям. Тех, кто сидит тихо и не задает вопросов, они не трогают. Но пытливые умы им как на Острове, так и вне его, совершенно не нужны... А может, есть более глубокие причины, о которых мы, со своего низа пищевой цепочки, можем только догадываться и фантазировать...

- Может, у них тоже есть правила, которые они обязаны соблюдать, чтобы не лишиться своей... ну, вновь приобретённой исключительности?

Большаков снова пожал плечами.

- Какая, в сущности, разница? Ведь нам-то с тобой не приходится рассчитывать на их гуманность...

- Группа риска, - вспомнил Коля термин с собрания анонимных алкоголиков, которые иногда посещал в поисках свежих собутыльников, - Надо торопиться... Где теперь Вход? Я без очков ни черта не вижу.

Пётр взял большую лупу и поднёс её к карте. Через толстую линзу проступили буквы.

- Суходольск, - произнёс он, - городишко в пятистах кило от нас. Всего-то на пять тысяч жителей.

- Но как мы найдем точное место, будь то даже деревня?! Ведь это всё равно, что иголку..., - Коля умолк, наблюдая, как хозяин квартиры нырнул под стол, а потом выпрямился, с торжествующим видом протягивая Коле что-то очень знакомое – металлический диск с кучей шестерёнок, вращающихся пластин и стрелками.

- Где ты его взял?! – восторженно выдохнул Коля, - Тоже наследство?..

- Сам смастерил по чертежам, которые, действительно, достались мне по наследству, - Пётр сдул с диска воображаемые пылинки, - Я назвал её астроля́бией. Конечно, она мало общего имеет с оригинальными астролябиями, но мне нравится название. Механизм устроен так, что если правильно выставить координаты, то стрелки будут указывать в сторону наиболее мощного источника некротической энергии. Как правило, это кладбище. Точный радиус действия я не знаю, но он достаточно велик. Видишь?

Он покрутил пластины, шестерёнки защёлкали, стрелки задёргались на месте, а потом короткими рывками сдвинулись, указывая все вместе куда-то на юго-восток. Коля мысленно сориентировался в пространстве и разочарованно произнёс:

- «Берёза» совсем в другой стороне. Я знаю. Там... мама лежит.

- Я тоже сначала расстроился, но потом поднял архивы и узнал, что когда-то в черте города было другое кладбище, куда больше, чем нынешняя «Берёза». Туда она и указывает. Теперь на том месте жилая застройка, но мертвячья энергия никуда не делась. Я ходил туда, и в какой-то момент стрелки и пластины начали вертеться, как на карусели...

- Так... она и будет нас водить по Суходольским кладбищам, нет?

- Нет. Дыра будет куда более мощным магнитом.

Коля поколебался, но решил не спорить со специалистом.

- Незамеченными добраться до Дыры нам будет сложно и затратно... Не забывай, что и её, и нас с тобой стерегут буржуи. Придётся... у тебя деньги остались? Я всё до копейки истратил на свои изыскания, а последние отдал этому прощелыге Погорельцу, чтоб он водкой захлебнулся!

- У меня есть, - ответил Коля, - Почти ничего и не потратил. Только маме памятник поставил...

- Это хорошо, - Пётр довольно потёр руки, и голова его снова пустилась в неконтролируемый пляс, - Значит, беру тебя в долю! Иди собираться и пошустрее. До тридцатого числа осталось всего ничего.

Коля непонимающе нахмурил брови, и Пётр пояснил:

- Вахта у них испокон начинается с последний день месяца. Значит, на сборы и дорогу у нас четыре дня!

- Стой... ты говорил, что нужны какие-то координаты, чтобы эту твою бандуру настроить... Как ты их вычислишь?

Большаков многозначительно приподнял брови и промолчал, всем своим видом демонстрируя, что не Колькино это собачье дело, и не такой уж он простак, чтобы делиться секретными данными с первым встречным. Коля все правильно понял и натянул обратно на голову материнскую шляпу.

Напарничек ему достался, конечно, сомнительный, но... нищие не выбирают.

...

Чтобы максимально замести следы, им пришлось снова положиться на добряка-водилу Матвея.

Первым его заданием было – прокатиться по городу и подобрать в разных странных местах вроде городских свалок и заброшек заранее припрятанный там подозрительный скарб. Он, уверенный, что мужики задумали, как минимум теракт, и, как максимум, экологическую катастрофу, согласился только при условии, что лично убедится в безопасности груза. Не обнаружив в увесистых рюкзаках ничего запрещённого, он, с одной стороны, успокоился, а с другой, изнывал от любопытства.

Очень уж странный набор наполнял теперь багажник его машины. Надувная лодка, складные вёсла, тяжеленная бухта тонкой шёлковой верёвки, два монтажных пояса. И тут же мамкин кенгурятник, большой резиновый пупс в кружевном чепце, а в соседнем мешке – полный комплект спецовки с логотипом «СуАлЗ», строительная каска, пара лохматых париков и какие-то ещё тряпки, в которых копаться ему уже совершенно не хотелось, ибо голова и без того шла кругом.

В самый тёмный предрассветный час Матвей подобрал мужчин и увёз их за триста километров, высадив в лесополосе у железнодорожного пути. Там они переоделись в свои клоунские шмотки и потопали пешком до безымянного полустанка дожидаться утренней электрички, а его спровадили с багажом в Суходольск дожидаться дальнейших указаний.

...

Объявление они увидели сразу, даже с вокзала ещё не успели выйти.

«Помощь зависимым. Реабилитация, заработок, проживание»

Коля подскочил и трясущимися руками оторвал от мокрого столба листок целиком, чуть не расцеловав его.

- Надо позвонить, - рассеянно произнес Петр, наблюдая за товарищем, - Вполне возможно, что не то...

Он набрал номер на своем смартфоне, и через пару секунд ожидания хриплым, полупьяным голосом заблеял: «Я тут по объявлению... да... да...».

Отключившись, он кивком подтвердил – они.

- Сказали подойти заполнить анкету. Дескать, на этот месяц работы нет, но они внесут в базу на следующую «вахту».

Они забрались в подошедший троллейбус и разглядывали маленький промышленный городишко, плывущий за грязными окнами. Гаражи, базы, ангары. Вдалеке чадили несколько полосатых заводских труб, выбрасывая в серый, душный воздух чёрные клубы дыма. Преимущественно малоэтажная застройка разбавлялась редкими вкраплениями высоток.

Квартирку они выбрали в историческом центре, в гнилом деревянном бараке, где доживали свой век несколько старух. Одна такая и сдавала свою конуру приезжим, а сама временно перебиралась к соседке. Тем обе и пробавлялись.

После небольшого инструктажа и предупреждения, что «будет ходить доглядывать», хозяйка ушаркала в соседний подъезд, а Пётр тут же кинулся закрывать и зашторивать окна. Квартирёшка погрузилась в душный, пропахший бабушатиной сумрак.

Перекусив лапшой и чаем, мужчины собрались на разведку. С астролябией в руках бродить по городу было слишком рискованно, поэтому Пётр, сверившись с направлением стрелок, на заблаговременно купленной карте начертил прямую, пересекающую весь городишко от точки их положения до самой окраины.

- Расстояние-то неизвестно...

- Нам повезло, что Дыра избегает миллионников. Тут весь городок можно обойти за час, поэтому не брюзжи, - Петр закинул в рот из пузырька несколько таблеток и сжевал, - Оставайся дома. Вдвоем нам светиться нечего. Если почувствую, что дело – дрянь, я позвоню и сообщу, где спрятал астролябию. Если, конечно... успею.

Коля не стал уточнять, что ему делать, если тот не успеет. И так ясно... убираться восвояси.

Они хорошо замаскировались. Если бы он случайно столкнулся с Петей на улице, ни за что бы его не признал. Тёплый, стеганый жилет, надетый под футболку, совершенно изменил его фигуру, превратив из дистрофичного доходяги в этакого пухляша на тонких ножках, завсегдатая пивных. Астролябия же, для удобства использования, была спрятана под тельце пупса, болтающегося теперь у него на пузе. Панамка, натянутая на белобрысый парик и тёмные очки были не совсем уместны в это пасмурное утро, но вполне допустимы. Нерадивый муж после ночных возлияний выгнан с отпрыском благоверной на прогулку. Чтоб не путались под ногами во время субботней уборки.

У самого Коли была другая маскировка. Роба с логотипом местного алюминиевого заводика, сигнальный жилет и рыжая каска. Пока они добирались до своего временного пристанища, он с удовлетворением отмечал, что, действительно, добрая половина заводчан так и шляется по городу, не утруждая себя лишними переодеваниями.

Он отошел от окна и бесцельно послонялся по квартире, разглядывая старые фотографии давно почивших старухиных родственников и крахмальные вязаные салфетки. Потом завалился на скрипучий, явно полный клопов, диван и, настроив максимальную громкость на смартфоне, прикрыл глаза.

...

Телефон затрезвонил два часа спустя, и Коля, успевший задремать, заполошно нащупал его и приложил к уху.

- Нашёл, - сообщил Петр, - Я буду вести наблюдение, а ты отправляй наше шмотье и сам дуй сюда.

Коля отключился и позвонил Матвею, передав координаты, потом открыл маленький чемоданчик, который они не доверили водителю, и с сомнением посмотрел на его содержимое.

Ни он сам, ни Петя не умели стрелять. Но, если пистолеты только для устрашения преследователей, как утверждал напарник, то зачем им патроны?!

...

Пункт назначения оказался в самом сердце пустующей промзоны. Гаражи перемежались с ангарами, ржавая спецтехника соседствовала со старыми, списанными ларьками и контейнерами. Отличное местечко себе выбрала Дыра. И Коля, пока блуждал по этому лабиринту, не раз задался мыслью, а что будут делать буржуи, если Дыра всё-таки однажды выберет центр шумного мегаполиса? Оцепят целый район?

От навигатора на смартфоне не было никакого толку, и он уже хотел попросить помощи у какого-то скучающего неподалёку забулдыги, когда почувствовал резкий рывок вбок. С трудом подавив крик, он ввалился в узкую щель промеж двух пятидесятитонников и уставился на Петра, приложившего палец к губам.

Тогда-то до него и дошло, что усевшийся на чахлой травке и привалившийся спиной к покосившейся воротине ангара забулдыга и есть ... новый смотритель.

- Они приехали примерно час назад, - сообщил Пётр шёпотом, - выгрузили чуть тёпленького паромщика. Недавно и смотритель подтянулся, но не заходит. Видать, получил инструкции ждать снаружи. Будь готов брать эту цитадель штурмом.

Он на секунду умолк, глядя на остолбеневшего Колю, потом резко втянул кривым носом воздух и истеричным шёпотом вопросил:

- Ты ведь оружие не забыл?!

Жарков затряс головой, едва ли соображая, что под этим подразумевает. То ли, что оружие не забыл, то ли что отказывается участвовать в «штурме».

- Ты не говорил!... Как же..? Я не..., - залепетал он.

- Психовать запрещаю! – прошипел Пётр, хотя сам проявлял все признаки истерии. Голова у него тряслась, как у паралитика, жёлтый глаз дёргался. Он вырвал у Коли заветный чемоданчик и, расположившись в узком пространстве, долго возился, неумело заряжая оба пистолета. Один он сунул обратно в Колины вялые руки, - Держи наготове!

- Подожди! Давай обсудим! Зачем лезть на рожон? Подождем, пока они отвалят, и спокойно спустимся! Даже, если запрут ангар, найдем, как туда пробраться, но... стрелять... Какие у нас против них шансы?! Ведь не будут же они месяц Дыру караулить, пока не сменится вахта!

- В том-то и дело, что лучше бы они тут месяц сидели... То, что они спокойно уходят, говорит лишь об одном – после пересменка они на месяц закрывают Дыру.

- Как это?

- Дыра не сама по себе появляется, иначе по всему миру была бы прорва случайных свидетелей этого явления. Дыра лишь подступает к поверхности, а у них есть какое-то устройство, которым они её открывают или... растягивают или... материализуют... Сложно сказать, потому что никто из наших ветеранов этого процесса не видел.  И нам надо успеть проскочить, пока она открыта...

Коля только сейчас, держа в руках тяжёлый пистолет, понял, насколько опасную авантюру он замыслил. Неужели он сейчас рискует расстаться с собственной шкурой и, вполне вероятно, попасть на Остров естественным, так сказать, путем ради... блохастой псины, которая, вероятно, уже давно кормит червей?!..

- Я тебе не говорил раньше, чтобы не пугать, но у нас есть шанс, только пока длится пересменок. Обе смены в бессознательном состоянии. Одних погрузить и отправить в свободное плаванье, других принять, выгрузить и поднять наверх. Буржуйские прихвостни будут очень заняты, чем мы и воспользуемся, чтобы проскочить...  Бог даст, они ничего и не заметят...

Коля, замирая от ужаса, попытался припомнить, как выглядит дыра. Его спустили в погреб, потом гибкий, покачивающийся тоннель, в котором просто невозможно разминуться! Нет уж... он на такое не подписывался!

Он уже хотел развернуться и слинять, но вдруг вспомнил одолевающие его потные сны, где Шурка визгливо лает, взывая к нему из мрачной каверны в глубине Острова. Что-то подсказывало ему, что если он сдастся, кошмары будут преследовать его всю оставшуюся жизнь. Более того, сама его жизнь окончательно обесценится. Он должен сделать хоть что-то... хоть раз, чтобы доказать... маме, в первую очередь, что он чего-нибудь да сто́ит!

Послышались голоса, и мужчины замерли. Пётр, весь натянувшись, как струна, и прижимая к груди пистолет, высунул нос меж контейнеров. Коля, сам не свой от ужаса, наблюдал за товарищем. Тот крутил задом, переступая с ноги на ногу, и очень напоминал старого, тощего кота, готовящегося к прыжку. Через несколько секунд плечи его расслабились, и он доложил:

- Вошли, не закрылись. На «чаепитие» минут десять, так что...

Он с трудом взгромоздил на плечи рюкзак с лодкой. Вёсла торчали за его спиной крест-накрест, как мечи на средневековом рыцарском гербе. Коля надел свой – с бухтой веревки и поясами.

Выждав ровно десять минут, они двинулись к ангару.

...

В глубине донельзя захламленного помещения на крошечном, расчищенном от мусора пятачке стоял закусочный столик и пара пластмассовых стульев. На столе – какая-то жратва и чайные чашки.

Так знакомо...

Коля, сам не свой от тревоги, напряжённо следил взглядом за Большаковым, который методично и торопливо обходил пространство, то и дело запинаясь за фрагменты каких-то разобранных стеллажей. Пару минут спустя он углубился в лабиринт старого торгового оборудования, и оттуда вскоре послышался резкий шёпот.

- Здесь!..

Перед ними, скрытое от случайных глаз за нагромождениями хлама возвышалось нечто, что можно было принять за огромную кротовую горку. По периметру образовавшегося жерла вспучился асфальт, выросла грунтовая насыпь, а сама дыра щетинилась ржавой арматурой и обломками каких-то древних канализационных труб. Один такой обломок застрял в заляпанном глиной потолке, прошив его почти насквозь… Словно что-то взорвалось или выстрелило вверх прямо из-под земли.

Коля боязливо взобрался на насыпь и заглянул в дыру…

Метра на два вниз колодец имел вполне нормальные земляные стены с вкраплениями древнего цемента и огрызков канализационных труб. Но у основания раздвижной металлической лестницы, лаз менял угол наклона на более пологий и... уже совсем не походил на колодец.

Его замутило, и он ухватился онемевшими руками за кривые арматурные выпуска. Ниже стены неуловимо перетекали во что-то морщинистое, складчатое, чёрное... В свете, доходящем с поверхности, было видно, что труба подвижна, морщинки на её внутренних поверхностях, повинуясь неведомым процессам, собираются и разглаживаются, словно нутро гигантского дождевого червя или гусеницы. Нет, в прошлый раз он точно был под кайфом, раз решил, что она похожа на аварийный самолетный рукав. Куда больше Дыра походила на пуповину или кишку. И ему совершенно не хотелось оказаться там в роли еды или, скорее... говна. Неужели это тот самый «тоннель», который с просветленным трепетом вспоминают все несостоявшиеся покойники? Вот бы они удивились, если бы...

- Шустрее! – прошипел сзади Большаков, отрывая Колю от раздумий и подталкивая к Дыре, - Спускайся! Я за тобой.

- С чего это я? – Коля отшатнулся от края, потерял равновесие и уселся на земляную насыпь.

Большаков закатил дёргающийся глаз

- Потому что у тебя ноша компактнее. Я пока с этой лодкой развернусь, меня сто раз пристрелят. Спускайся потихоньку и проверь, нет ли кого. Если что, пали́ без предупреждения!

- Может, я лодку возьму? – Коля зачарованно наблюдал, как грунт и мелкие фракции бетона осыпаются в черный зев, упруго отскакивая от стенок, - А что будет, если пуля её продырявит? Она вроде как... живая...

- Чем дольше ты тут вола ебёшь, тем меньше у нас шансов..., - ответил Большаков, не желая вступать в полемику и торговаться.

- Подожди! Нас чем-то опаивали прежде, чем спустить вниз… вдруг без этого мы там, ну… умрём?

- Ерунды не городи. Сами-то они не пили…

- Но, может, противогазы надевали или?...

Вместо ответа, Пётр подтолкнул Колю, грунт у того под ногами опасно поехал, и ему не оставалось ничего другого, как ухватиться за лестницу и начать спуск.

...

Оказавшись на пружинистом, подвижном полу, Коля тут же торопливо вытащил пистолет и трясущимися руками направил его в трубу. Огромная кишка, совершенно пустая, уходила плавно вниз и вдалеке загибалась куда-то влево. Осознав, что не дышит, он сделал крошечный глоток воздуха и замер, прислушиваясь к себе и решив, что если почувствует хоть что-нибудь необычное, то сразу бросит рюкзак и пулей вылетит обратно.

Ни головокружения, ни слабости… Он задышал свободнее, но в глазах вдруг резко потемнело, и он чуть не завопил. Правда, через секунду понял, что это Пётр начал спускаться, перекрыв своим телом слабый просвет.

- Ну, как? Живой? – презрительно спросил Большаков и тут же зажал обеими руками рот, потому что шёпот его загудел, словно усиленный динамиками, и полетел по пульсирующей трубе, отскакивая от стен и многократно повторяясь, пока не затих далеко вдали.

Выждав минуту, они друг за дружкой медленно двинулись во тьму. Хотя тьма была не совсем полной. Стены мягко подсвечивались будто бы глубоководным мерцанием, а особо тонкие места между мясистыми складками пропускали свет и откуда-то извне.

За поворотом тоже никого не оказалось, и они чуть ускорили шаг. В какой-то момент под ногами захлюпало, а, когда начало конкретно натекать в ботинки, Коля сразу признал воду. Та самая - никакая. Просто... мокрая.

С каждым шагом воды становилось всё больше, и когда она поднялась выше колен, Пётр цыкнул и, не решаясь больше подавать голос, жестами указал себе за спину – на лодку.

Они вернулись немного назад, споро надули её и двинулись, уже бесшумно загребая вёслами. Перед каждым зыбко покачивающимся поворотом, они на мгновенье останавливались, прислушиваясь. То, что до сих пор им не встретилось никаких препятствий, вселяло жгучую надежду, но и пугало. Как правило, именно в такой момент, когда вера в удачный исход перерастает в уверенность, и происходит какой-то форс-мажор.

Оба они отчаянно молились о том, чтобы потенциальную засаду увидеть еще издали, успеть сориентироваться, обогнуть её, проскочить незаметными мышками мимо! Море поможет, ведь Оно такое большое! Даже если для этого им придется сделать большой крюк – не страшно, не потеряются, ведь у них есть астролябия...

Некоторое время спустя стало гораздо светлее. В конце морщинистого тоннеля вспыхнул свет. В нескольких метрах от выхода они подняли вёсла, давая инерции делать за них работу, и вскоре их мягко вынесло в бескрайнее Море.

«Не море… Это Стикс, опоясывающий семь раз Землю…», - вспомнились Коле Большаковские лекции.

Они тут же завертели по сторонам головами, сами не зная, что ожидают увидеть. Зависшие над ними в хмуром небе вертолет или дирижабль? Или, может, авианосец в туманной дали? Или выглядывающую над свинцовыми водами крышу подлодки?...

Ничего такого обнаружено не было, и, несколько расслабившись, они взялись было снова за вёсла, но тут же подпрыгнули, чуть не перевернув свое ненадёжное судно.

Позади них, словно вырастая из бесцветного неба, тянулась исполинская чёрная кишка, заканчивающаяся сморщенным жерлом. Несмотря на ужас, он снова напомнил Коле отнюдь не овеянный романтическими фантазиями потусторонний тоннель, а отверстие не самой симпатичной части человеческого тела. Слева к жерлу толстыми тросами крепилось что-то вроде примитивной плавучей пристани на понтонах.

На пристани же в складных дачных шезлонгах, явно застигнутые врасплох, сидели прилизанный молодой пижончик и двое бугаев. Все трое застыли от неожиданности, таращась с отвисшими челюстями на пришельцев.

Коля неким шестым чувством вдруг понял, что жизнь его висит на волоске, и угрожает ей вовсе не эта троица...

Он резко присел в ту самую секунду, когда позади него началась беспорядочная стрельба. Ни одна из выпущенных Петром пуль не попала в цель, но люди на пристани, наконец, скинули оцепенение и сунули руки за пазухи.

Не раздумывая, Коля в два маха подгреб к пристани и, не вставая, саданул веслом по коленям ближнему бугаю. Тот вскрикнул, скорее от неожиданности, чем от боли, и, потеряв равновесие, начал падать, хватаясь за второго, который уже успел взять Колю на мушку. Грохнул ещё один выстрел, пуля улетела в молоко, а  через мгновенье оба здоровяка рухнули в воду. Еще до конца не осознав, что за считанные секунды чудом умудрился избежать двух смертельных опасностей, Коля навис над резиновым бортом с веслом наизготовку, готовый беспощадно лупить по всплывающим головам.

Сквозь писк в ушах, вызванный близкими выстрелами, Коля отметил, что пальба за спиной сменилась сухими щелчками. Слава Богу, у Петра закончились патроны! Правда, сам он едва ли обратил на это внимание, не переставая давить на курок и орать.

Невесть откуда накатившей волной их снова бросило на пирс, где притихший прежде пижончик, уже пришел в себя, подскочил к краю, торопливо снимая предохранитель.

Тогда Коля выпрямился во весь рост и снова изо всех сил размахнулся веслом…

...

- Как ты их угандошил... – прогнусавил Петр дрожащим, полным восхищения голосом, так непохожим на обычный презрительно-менторский тон, - Дурацким веслом!

-  Эти... так и не всплыли, - ответил Коля, не спуская глаз с оглушённого, вяло моргающего пижона, привалившегося к шезлонгу. Кровь из его разбитой головы собиралась в лужицу на дощатом настиле, просачивалась в щели и капала в море. Но не растворялась там, как в обычной воде, а собиралась масляными бусинами и прибивалась к понтонам, напоминая лососёвую икру.

Они уже несколько минут дожидались, когда на поверхности появятся бугаи. Но они не появились. Ни живые, ни мёртвые. В прямом смысле, как в воду канули...

- Что нам с ним делать? Если оставим, он удерёт в Дыру и запечатает нам выход... – растерянно размышлял Коля, потом обратился к пижону, - Эй, ты! Как ты ей управляешь? Если отдашь нам эту штуку, мы не тронем тебя. Посидишь тут, пока мы не вернёмся, потом вместе выйдем.

Пижон покачал головой.

- Так может это... за борт его? – предложил Петр, неуверенно поглядев на мужчину.

- Делайте, что хотите,- безразлично отозвался тот, с трудом разлепив губы, - Я так и этак труп. Как и вы.

- Это еще почему? – с вызовом поинтересовался Пётр, направив на него пустой пистолет, но, так и не дождавшись ответа, вдруг просиял, - Удрать он без лодки не сможет. До Дыры тут меньше полутора метров, но вплавь - сам понимаешь... Близок локоть, да не укусишь

Коля покачал головой.

- Лодка у него скоро будет. Вспомни про пересменок.

Петр хлопнул себя рукой по лбу, опустился на дно лодки и тут же озадаченно ощупал его.

- Чёрт..., - пробормотал он, - подтекает...

Он надавил на неожиданно помягчевший борт, погружая его под воду, и поверхность тут же тоненько запузырилась.

- Все-таки продырявили..., - выдохнул Коля устало, потом стиснул зубы и решительно произнёс, - Зато есть оптимальное решение. Ждем смену.

Любимцы богов (часть 7)