Когда человеческая душа важнее идеологии.
Аркадий и Борис Стругацкие — главные имена отечественной фантастики — популярны у самой разной аудитории. У молодёжи особым спросом пользуется, конечно, «Пикник на обочине» — прообраз компьютерной игры S.T.A.L.K.E.R. Ностальгирующие по советским временам предпочитают ранние произведения вроде «Страны багровых туч». Ну а интеллигенция, конечно, цитирует «Гадких лебедей» и «Град обреченный».
Привести всё это разнообразие к какому-то общему знаменателю сложно. Поэтому мы с коллегой Евгением Барановым приняли решение в рамках «Месяца космоса» разбить обзор всех произведений Стругацких на две части: «Мир полудня» и книги вне цикла.
Сначала я очень завидовал коллеге, потому что больше люблю именно произведения вне основной серии. Но потом понял, что мне выпала прекрасная возможность отследить, как в рамках одной вселенной менялось отношение мэтров к жанру, к окружающей советской действительности, к моральным и идеологическим ценностям и к жизни вообще.
Раннее творчество
Аркадий (слева) и Борис (справа), 50-е годы
Но перед тем, как перейти непосредственно к миру «Полудня», стоит сказать пару слов о самых первых литературных опытах братьев. Метаморфозы, которые пережили и сами Стругацкие и их творчество — живое воплощение всего, что происходило в Советском Союзе на протяжении второй воловины XX века.
В начале 50-х Аркадий, прошедший войну молодой кадровый офицер, и Борис, студент Ленинградского госуниверситета, пока ещё отдельно друг от друга делают первые попытки писать. «Отпетые сталинисты» (цитата из воспоминаний Бориса) создают идеологически верные, но клишированные рассказы про отважных советских военных и коварных западных империалистов — «Четвёртое царство» (1952) и «Пепел Бикини» (1956). Ни по качеству написания, ни по смысловому содержанию они не выделялись в общем потоке социалистической прозы. И прочти их случайный человек, он вряд ли узнал бы в авторах будущих мастеров жанра. Но эти первые ранние эксперименты открыли перед братьями дорогу к профессиональному писательству.
«Пепел Бикини». Иллюстрация к изданию 1957 года. Художник: В. Трубкович
Между Аркадием и Борисом были очень теплые и по-настоящему дружеские отношения, чему не мешали ни разница в возрасте, ни расстояние (Аркадий жил в Москве, а Борис в Питере). Поэтому, осознав общность интересов и немного набив руку, они решили объединить усилия и в 1957 году написали свою первую совместную вещь — фантастический рассказ «Извне», позднее расширенный до повести. В том же году было закончено первое большое произведение будущего «полуденного» цикла — «Страна багровых туч».
От «Страны багровых туч» до «Попытки к бегству»
Это было всё ещё типично социалистическое произведение, в котором читался оптимизм и безусловная уверенность в грядущем светлом будущем.
В 90-х годах XX века коммунизм лидирует в космической и идеологической гонке. Герои — советские ученые, естествоиспытатели и космонавты на новом прототипе межпланетного корабля отправляются открывать для коммунистической родины ископаемые богатства Венеры. Перед стартом их «благословляют» секретарь партийной ячейки и руководитель исполкома. А в самой экспедиции, как бы тяжело ни было, их держит вместе дух товарищества и ответственности перед поставленной задачей.
Существование высокоразвитой жизни на поверхности Венеры невозможно, но в 50-х годах XX века земляне об этом ещё не знали
Однако весь этот набор штампов покажется смешным лишь современному читателю. Смерть некоторых персонажей, отсутствие идеологических противопоставлений (тех же западных империалистов) и упор не только на научно-техническую, но и моральную сторону космического первопроходства делали эту книгу буквально «прорывной».
В середине века в советской литературе господствовало мнение, что удел фантастики — просто пропагандировать научно-технический прогресс и грядущие победы коммунизма. Так что даже такие робкие эксперименты выглядели новаторством. Не только читатели, но даже официальная критика встретили повесть тепло.
Затем последовали «Путь на Амальтею» (1960), «Стажёры» (1962) и большой сборник рассказов «Полдень XXII век» (1962) с похожим стилем, набором тем и героями — Бадером, Горбовским, Жилиным и так далее. По смысловому наполнению они были, пожалуй, даже послабее «Страны», но зато расширяли и развивали вселенную. К тому же, именно в «Полудне» Стругацкие впервые показали свою концепцию воспитания нового человека, который морально и интеллектуально превосходит наших современников и готов творить по-настоящему великие дела. Позднее эта концепция станет одной из ключевых как в мире Полудня, так и нескольких произведений вне цикла.
А вот вышедшая в 1962 году «Попытка к бегству» — это уже более зрелое произведение, выбивавшееся из общей радостной картины мира победившего коммунизма. Вернее, мир остался, но в него добавился нетипичный до того момента персонаж Саул – бежавший из нацистского концлагеря советский танкист, благодаря временной аномалии попавший с полей сражений Великой Отечественной войны в XXII век и теперь изучающий этот «дивный новый мир».
В «Попытке к бегству» Стругацкие впервые «нащупали» тему ответственности человека за общество, в котором он живёт. Позднее она раскроется шире в «Трудно быть богом» и других произведениях
На неизвестной прежде планете Саул вместе с другими героями встречает аборигенную цивилизацию, которая в своём развитии также проходит этап диктатуры и практики концентрационных лагерей. Увидев, что во вселенной ещё много зла, и вспомнив, что человечество лишь ценой огромных жертв преодолело кризис тоталитарных государств, Саул возвращается в своё время — продолжать борьбу с нацизмом, чтобы будущее, какое он увидел на Земле XXII века, всё-таки наступило и распространилось на другие планеты.
После «Попытки» творчество Стругацких уже никогда не будет прежним — безраздельно оптимистичным как у большинства «средних» фантастов их эпохи. Моральные дилеммы займут всё большее место в их творчестве, постепенно превращая фантастическое окружение лишь в декорации для постановки «вечных» вопросов.
От «Далекой радуги» до «Улитки на склоне»
«Далекую радугу» вдохновил американский фильм «На берегу» 1959 года, в котором речь также шла о надвигающейся катастрофе, которая должна спустя некоторое время уничтожить жизнь на планете
«Далекая радуга» 1963 года — как раз такое произведение-притча, одно из первых, но не последнее. Всё тот же мир победившего коммунизма: космические полёты, вершины науки и светлое будущее. Но и в таком мире остаются неразрешимые вопросы.
Планету Радуга из-за последствий рискованного научного эксперимента ждёт неизбежная катастрофа, которая гарантированно уничтожит на ней всё живое. Единственный небольшой корабль не сможет вместить всех людей. И как же в таком случае следует поступать? Спасать материальные ценности? Научные выкладки? Самих ученых? Или детей? Капитан Горбовский делает однозначный выбор. Финал, уже не такой безоблачно оптимистический, как в ранних книгах, отрывает Стругацких от основного массива «официальной» советской литературы. И чем дальше — тем сильнее будет этот разрыв.
«Трудно быть Богом» 1964 года продолжает проблематику «Попытки к бегству». Пускай человечество установило «самый прогрессивный строй», но другим мирам не так повезло, как Земле. И в чём же тогда заключается долг прогрессивного человечества? Спасти несчастных аборигенов? Конечно, спасти. Но вот беда — аборигены не могут и даже не хотят спасаться.
Экранизация 2013 года — трехчасовая медитация на кровь и грязь — гораздо лучше, на мой взгляд, передала не форму, но идею оригинальной книги, чем заурядный фентезийный боевик 1989 года
Все они почти без исключений были ещё не людьми в современном смысле слова, а заготовками, болванками, из которых только кровавые века истории выточат когда-нибудь настоящего гордого и свободного человека. Они были пассивны, жадны и невероятно, фантастически эгоистичны. Психологически почти все они были рабами — рабами веры, рабами себе подобных, рабами страстишек, рабами корыстолюбия. И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой.
Румата Эсторский, агент-прогрессор с Земли («Трудно быть Богом»)
С одной стороны, в речи Руматы Эсторского об арканарцах легко читалась вполне земная и обыденная «прогрессорская» деятельность Советского Союза во множестве стран третьего мира, стремление установить там социализм. Но это — поверхностный смысловой слой, был и второй — более глубокий. Как разумный человек, воспитанный в рамках «учительской концепции» Стругацких, должен взаимодействовать с теми, кто психологически «не дозрел» до неё? И, главное — кого из современников можно в принципе считать таким «человеком будущего», если даже безупречный Антон-Румата в конце всё же ломается, нарушает все мыслимые правила и проваливается в окружающее варварство? Это третий слой.
На самом деле, это главный вопрос всего творчества Стругацких. Гораздо позднее, уже оставшись в одиночестве, Борис даст на него ответ. Но он лежит уже за границами «Мира полудня».
«Хищные вещи века» — своеобразный приквел к миру «Полудня». Хронологически он не отстаёт от прочих произведений цикла, но касается не космоса, а грешной Земли, где ещё доживают свой век отсталые капиталистические режимы, население которых хоть и живёт в достатке, но без строгой коммунистической морали полностью деградировало. Этот смысловой слой, опять же, лежит на поверхности, и нужен, чтобы пройти советскую литературную цензуру.
«Дрожки» (современные рейвы) — одно из явлений общества потребления, предсказанных Стругацкими в «Хищных вещах века»
Спецагент ООН Иван Жилин прибывает в одно из таких государств, где обнаруживает новый супернаркотик — «слег». Он вызывает абсолютное привыкание и полностью отключает человека от реальности, погружая его в грёзы наяву. Фактически эта повесть — единственная, в которой Стругацкие, как фантасты, «угадали» будущее.
Этот факт очень любят повторять критики, но нужно помнить, что научная фантастика очень скоро стала для братьев лишь декорацией, антуражем. А реально же их заботила проблема не технического, а морального развития. И тут опять вставал вопрос: насколько главный герой, условный «человек будущего», способен противостоять соблазну иллюзорного блаженства?
«Улитка на склоне», состоящая из двух частей (назовём их «Институт» и «Лес») — ещё одно недооценённое произведение середины шестидесятых. Многие называют самой странной вещью братьев «Град обреченный», но лично для меня это именно «Улитка».
Часть «Улитки на склоне» была намеренно стилизована под творчество Франца Кафки. И в одном из своих писем к брату Аркадий говорил, что советский литературный критик и его друг Ариадна Громова прямо называла это произведение «близким к гениальности». Но мне ближе позиция режиссера Владимира Дмитриевского, который считал, что «написать как Кафка» — само по себе сомнительное достижение.
Институт и Лес. Иллюстрация Ф. Карпиленко
Немного ясности внёс современный российский писатель Дмитрий Быков, который до самой смерти Бориса в 2012 году плотно с ним общался. В своём разборе он утверждал, что две части книги — «Институт» и «Лес» — метафорически описывают проблемы города и деревни внутри советского общества.
Для Союза шестидесятых эта тема была очень актуальна. Ещё в 1959 году две трети населения страны жило в сёлах. Однако стремительная урбанизация и переезд людей из деревень в города сталкивала эти две России, которые со времён Петра I хоть и жили вместе, но находились в разных культурных пространствах. И если принимать теорию Быкова за истину, то метафора культурного и, опять же, морального конфликта на фоне фантастического окружения выглядит действительно интересно.
Официальная советская литература прославляла деревню и ставила её в пример. Но Стругацкие очень верно увидели в ней совершенно другую пугающую цивилизацию — отличную от той, что существовала в больших городах
Так или иначе, к середине 60-х расхождения между авторской позицией Стругацких и официальной советской литературой усилились настолько, что это стало доставлять братьям немало проблем. Их критиковали коллеги по цеху из союза писателей, публикации в журналах задерживались и нещадно резались цензурой. А ведь дальше ещё «Гадкие лебеди», «Жук в муравейнике» и «Град обреченный».
Трилогия о Каммерере
Со второй половины 60-х братья всё больше уходят в отдельные произведения вне «Мира Полудня». И это очень симптоматично. Потому что мир коммунистической утопии всё хуже вмещал в себя книги, идеи которых шли вразрез с его первоначальной установкой.
Последние крупные произведения главной серии — трилогия о Максиме Каммерере: «Обитаемый остров» (1969), «Жук в муравейнике» (1980) и «Волны гасят ветер» (1986). Есть ещё две небольшие повести: «Парень из преисподней» и «Малыш», но по смысловому наполнению они почти ничего не добавляют к тому, что раскрывается в этой последней большой трилогии.
Фильм Бондарчука многие не любят. Однако нельзя не признать, что он бережно обошелся с оригинальным романом
Хронологически «Остров» от «Волн» отделяет почти двадцать лет. И хотя у нас больше знают и любят именно «Остров» за его социальную и политическую актуальность, на мой взгляд, это всё же слабейшая из трёх книг. Поскольку это ещё те самые «классические» Стругацкие — официально приемлемые, ещё не до конца разочаровавшиеся. Но по мере взросления героя авторы ставят перед ним всё более серьёзные проблемы, и всё более мрачными получаются книги.
Книга первая. Мак Сим — сильный, честный, благородный и умный молодой человек, воспитанный в рамках образовательной программы «полуденной» Земли, желает совершить революцию (на самом деле — переворот), чтобы освободить планету Саракш от тирании неизвестных отцов и других тоталитарных режимов. И ему это относительно легко удается.
Книга вторая. Взрослый Максим Каммерер — сотрудник Комкона-2, единственной официальной спецслужбы коммунистической Земли — неожиданно для себя оказывается уже по другую сторону баррикад и должен уберечь родную планету от непонятной технологии «подкидышей» мифической высокоразвитой цивилизации странников. И ему это удается лишь ценой пролитой крови и загубленной жизни несчастного Льва Абалкина.
Стояли звери около двери. В них стреляли — они умирали
Книга третья. Каммерер «Биг-Баг» — начальник отдела Чрезвычайных Происшествий сектора «Урал-Север» сталкивается с поистине неразрешимой проблемой мировоззренческого кризиса земной цивилизации, когда часть человечества XXII века, по сути, превращается в иной вид с иной моралью, психологией и нравственными императивами — в люденов.
Эти постепенные метаморфозы от «Острова» до «Волн» отражают в себе внутренний кризис современного Стругацким советского общества. СССР декларировал, что строит новый совершенный тип общества и создаёт нового, совершенного человека. Однако к концу 80-х «новые люди» неожиданно осознали, что общество, в котором они живут, всё же далеко от совершенства.
Такова метафора люденов Стругацких. Пускай благодаря своей воспитательной теории и процедуре фукамизации все земляне мира «Полудня» беспрецедентно сильны, здоровы, умны и талантливы по сравнению со средним современным человеком, и среди них нашлись уникумы, которые превосходят их настолько же, насколько они превосходят нас. И таким люденам не осталось ничего другого, кроме как строить уже своё собственное новое общество.
Homo ludens (Человек играющий) — последний шанс для человечества?
Стругацкие совершенно точно не любили поздний СССР — в одном из поздних интервью Борис говорит об этом открыто. Но, как и миллионы других людей, они не могли точно предугадать, к каким тяжелым последствиям приведёт политический кризис советского строя, и вряд ли желали того, что случилось в реальности. Главная их заслуга как писателей в том, что они верно показали слом мышления, который произошел у нового поколения советских людей и те вызовы, с которыми столкнулось из-за этого общество.
Куда мы идём
В «Волнах гасят ветер» есть эпизод, который служит эпитафией всему «Полуденному» циклу. Это описание визита Каммерера и его спутников к Леониду Горбовскому — одному из самых популярных персонажей «ранних» Стругацких.
Горбовский уже очень стар даже по меркам Земли XXII века. Он потерял интерес к жизни и готовится умирать. И вместе с ним должен умереть весь оптимизм той эпохи покорения Венеры, первых межзвездных перелетов, первых успехов «прогрессорства» и всех технических и общественных достижений коммунистического человечества, которые превозносили Стругацкие в «официальном» верхнем смысловом слое своих книг. Потому что Горбовский — последний живой свидетель тех героических времен. А новые времена уже не внушают такого оптимизма. И лишь обнаружение люденов смогло вернуть ему желание жить.
Стругацкие начали свой главный цикл как «верные подручные партии, отпетые сталинисты», воспевающие настоящие и будущие успехи советского строя. А закончили его полудиссидентами, предвещавшими скорый закат этого самого строя. Они перечеркнули всё, о чем писали раньше, и оставили нам единственную надежду на новых людей — люденов.
Уже упомянутый выше российский писатель Дмитрий Быков в разборе творчества братьев полагал, что людены уже живут среди нас, незримо создавая предпосылки для действительно нового общества. Он утверждал, что небольшая часть человечества совершит не только технический, но также психологический, интеллектуальный и морально-нравственный скачок, без которого все самые расчудесные современные технологии — это лишь бомба замедленного действия в руках у обезьяны. Большинство же будут медленно деградировать под уютным покровом социальных сетей.
Мне бы очень хотелось верить, что спасение придёт к нам само собой, просто в порядке естественного развития. Но, боюсь, в теории Быкова слишком много интеллигентского самолюбования и старых как мир надежд на то, что «дети исправят наши ошибки».
К тому же, на протяжении нашей истории человечество уже не раз пытались делить по произвольному признаку на избранное меньшинство и «серое большинство» — начиная от платоновского «Государства» и религиозных догматов о спасении души, заканчивая нацистскими теориями XX века. Но никакой реальной, долгосрочной и массовой модели сегрегации на практике реализовано так и не было. На мой взгляд — скорее, к счастью, чем к сожалению.
В «Волнах» появление нового человека показано эволюционной неизбежностью. Но позднее Борис отказался от такого оптимизма. Кадр из фильма «Гадкие лебеди» 2006 года
Выше я писал, что в конце творческого пути Борис Стругацкий нашел ответ на главный вопрос, который они с братом поставили ещё в «Трудно быть Богом»: кто же способен потянуть роль «человека будущего»? Кому под силу менять миры и людей? Кто не сломается под этой ношей? И вот в 2003 году уже без брата (Аркадий умер в 1991 году) Борис написал последнюю свою книгу — «Бессильные мира сего», которая ставит жирный крест на «люденских» надеждах, описанных в «Волнах».
Никакое воспитание, никакие природные задатки, чудеса медицины и зигзаги эволюции сами по себе не сделают человека люденом. Так что никакой волшебной «палочки-выручалочки» человечеству ждать не стоит. Нужно постоянно и каждодневно трудиться над самим собой. В этом смысл.
Личная коллекция
История полуденного цикла — это живой пример эволюции литературной вселенной и её авторов. Имена Аркадия и Бориса остались навечно вписанными в историю отечественной литературы не потому, что они как-то особенно удачно предсказали будущее или популяризировали науку. Подобно русским классикам, они обращались к самым глубоким вопросам человеческой души. А фантастические декорации их книг лишь придавали этим поискам ещё большие силу и контраст.
Автор статьи: Сергей Сабуров
Источник: https://dtf.ru/11737-bratya-strugackie-polden-i-zakat-sovets...
