90-е + История СССР

Честно говоря, я не очень понимаю этого эффекта - всегда, когда вижу ретро (уже можно применить и это слово) фото - из 80-х, да даже и раньше, внутри становится тепло.

Почему-то кажется, что люди тогда были попроще, почище, пооткрытее. Можно подумать, что тогда проходило моё детство (мне в этом году исполняется 50), но я не могу помнить именно этих видов, эту моду, такие улицы. Кстати, на заглавном фото этого поста - розы, которые в те времена росли чуть более... ну, диковато, что ли. Сейчас всё более ровненько, кругло-квадратно.
И у нашего памятника Никитину у кинотеатра "Пролетарий" (сейчас и слово это звучит уже диковато) розы тоже растут почти как тогда. Просто, кустисто, словно про них забыли. Но, нет, специально создан такой эффект. Мне это импонирует - выглядит не рафинировано.

А про то, почему мне такое нравится... Вообще-то анализировать я особо не люблю, ну, так, значит, так.

Но часто думаю о том, что должен был родиться вообще в те времена, когда снимался и вышел фильм "Я шагаю по Москве". Кажется, моё естество даже больше оттуда, нежели подходит к современному миру, где мне объясняют, что с волками жить - по волчьи выть, и ты никому ничего не должен. Даже другу.

Глава 13

Стрелки на командирских часах у участкового Филипенко, показывали десять вечера, когда он после своего трудового дня возвращался к себе домой в своё родное село на служебном мотоцикле. Попадая в желтоватый пучок света, излучаемый фарой его мотоцикла, по защитному стеклу закреплённому на руле со свойственным стуком врезались, то прыгающие кузнечики, то мухи, то стайки мошкары. Все его мысли сейчас сводились к одному: что делать с банковским документом, оформленным на имя фермера, который он, Филипенко, практически выкрал в изоляторе РОВД, где хранились личные вещи задержанного. Документ этот нужно передать воровскому авторитету «академику». И тот наверняка ждёт его от него, а не дождавшись попросту приедет за ним сам. Именно этого Филипенко и не хотел, по двум причинам: как только у его дома останавливается какая ни будь машина, в особенности иномарка, тут же, то ли из-за любопытства, а то ли из-за собственного страха, соседи начинают беспокойно выходить во двор и сквозь щели в заборе ведут наблюдение за его домом. Вторая причина более тревожна что ли выглядит на фоне первой: он боялся, что, получив необходимый документ «академик» уберёт его как лишнего свидетеля. Мало ли случаев, когда человек, не жалующийся на свою жизнь, вдруг оказывается в верёвочной петле, которая крепко и надёжно обвивает его шею. Уже скоро на трассе пред ним возникнет тот самый перекрёсток, где если повернуть направо, то можно доехать до придорожного кафе и освободиться от этого проклятого документа, а именно отдать его толстозадой буфетчице, так называемой связной «академика» и в то же время его наводчице. Почему наводчице? Да потому что она видит, кто из дальнобойщиков при себе имеет толстый кошелёк и пока водила кушает супчик в этой рыгаловке, буфетчица звонит выездной бригаде боевиков «академика», а уже те делают засаду этому бедолаге на пути его следования. Короче отжимают у него бабло или груз. Менты, а именно «гаишники» знают эту схему и получают свои проценты. Так вот…А если он, Филипенко, повернёт налево, то по полевой дороге прямёхонько приедет прямо в хозяйство сидящего в изоляторе фермера. И чем ближе он подъезжал к этому перекрёстку, тем лихорадочнее работал его мозг над задачей: так куда же ему всё-таки повернуть свой мотоцикл? И Филипенко свернул налево. Буквально в последние секунды он обнадёжил себя надеждой, что если он сейчас передаст банковский договор жене фермера, то будет в её глазах выглядеть порядочным ментом и честным человеком, ну и соответственно отметёт от себя все подозрения со стороны самого фермера, о том, что ствол подложил в коровник непосредственно участковый. А перед «академиком» он прикинется шлангом и на полном серьёзе скажет, что никакого банковского документа на имя фермера в изоляторе нет, и где он может быть ему как участковому неизвестно. Главное попросить жену фермера никому не сообщать, что он вернул ей ценную бумагу. «Отличный вариант!» - подумал Филипенко и прибавил обороты двигателю, как это он часто любил делать сидя в седле своего железного коня. Минут через двадцать он уже увидел и саму ферму. В одном из окон горел свет. Вокруг сплошь была только темень. Как-то раз Филипенко проезжал в ночное время мимо этой фермы и в глаза ему бросался фонарь уличного освещения, установленный на столбе в огороде, но сейчас он почему-то не светился. «Может перегорела лампа или не включили» - решил он, заглушив двигатель у ворот фермерства. Ворота были завязаны обычной проволокой, развязав которую он направился к крыльцу дома. Стучался минут пять, в сенцы из дома никто не выходил. Он уж было пошёл к окну, чтобы через стекло всмотреться и понять, а есть ли кто внутри, как вдруг, дверь приотворилась и женский голос, очевидно это была жена фермера, с тревогой спросил: «Кто там?».

— Это участковый! – громко ответил Филипенко. – Извините что поздно беспокою вас, но я хотел бы поговорить с вами о вашем муже и заодно передать вам кое-то.

- Заходите! – донёсся изнутри всё тот же женский голос.

Филипенко подошёл к полуоткрывшейся двери и действительно увидел в проёме жену фермера. Она холодно кивнула ему головой давая понять, что разрешает войти. Он обрадовался и уже войдя в тёмные сенцы получил сильный удар по затылку чем-то металлическим. Он очнулся не сразу, возможно пролежал в бессознательном состоянии около часа. А открыв глаза понял, что лежит на полу, руки его были жёстко связаны за спиной. Перед ним на табуретах сидели двое крепких парней, которых он узнал почти сразу. Это были те самые охранники, с которыми к нему приезжал «академик». Один из них негромко вслух читал банковский договор изредка бросая косой взгляд на Филипенко. На старом диване сидела жена фермера, её руки также были связаны, но только спереди.

- Ну что, «ментяра», ты очухался? – спросил у Филипенко тот, что читал документ из банка. – Или тебе надо ещё разок отвесить?

- Очухался…, - тяжело ответил Филипенко.

- Ну раз очухался, тогда скажи мне. Почему ты не отвёз как тебе было велено документ «академику», а привёз его сюда? - он потряс в воздухе листом бумаги исписанным машинописным текстом и печатями перед носом Филипенко. – Решил кинуть «академика»?

Филипенко молчал, глядя на здоровенного гопника и морщился от головной боли.

- Что молчишь? – не унимался тот. – Ты хоть знаешь, что он теперь сделает с тобой за твоё непослушание?

Его прервал второй, с огромными ручищами и с такой же почти квадратной туповатой физиономией.

- Что будем делать? – спросил он у подельника, державшего в руке документ из банка.

Тот отрицательно помотал головой:

- Хрен его знает. Подождём до утра. Как чуть рассветёт придётся идти звонить «академику». Как скажет, так и будет.

- А мотоцикл? Он же приехал на нём?

- О, блядь! Точняк! – он передал пистолет Филипенко подельнику. – Я пойду утоплю мотоцикл в реке, а ты смотри за ними, особенно за «мусором», - он кивнул головой на Филипенко. – Встанет, вали его сразу!

Вытащив из кармана куртки у Филипенко ключи от мотоцикла старший мордоворот вышел из дома. Через минуту за окном послышался звук заведённого мотоциклетного двигателя, который стал вскоре удаляться в сторону реки. Филипенко, понимая, что для него всё заканчивается, опять, как и там на трассе заплакал, но уже не скрывая слёз. Ленка смотрела на участкового с сочувствием, пока, не понимая его настоящего значения в этой цепи страшных событий, произошедших в их с Николаем жизни.

Продолжение следует...