80-е + Рыбалка

Среди всех мотиков был один, который мне особо запал в душу- это «Минск». У мужа моей тетки, который был заядлым рыбаком, был именно он. Одним летом я упросил родителей отправить меня на несколько недель в ее деревню, дядя Петя уже давно обещал взять с собой на рыбалку. Именно с тех времен в моей памяти сохранилось множество интересных мещерских историй про рыбалку на Ялме и Пре, про походы в лес, озера, бескрайние цветущие луга и высокое голубое небо с белыми драконьими облаками и, конечно, про основного героя всех приключений- малыша «Минск». Мотоцикл был достаточно легким и застрять на нем было просто невозможно, мы с дядей Петей, если где-то в полях начинали буксовать, вдвоем вытаскивали его руками из колеи и ехали дальше. При небольшой собственной массе, он (мотоцикл) легко перевозил нас двоих и большой рюкзак с рыбой по ухабистым лесным и просёлочным дорогам. Как-то дядя Петя договаривался с егерями насчет лодки и мотоцикл надо было спрятать., от деревни идти было далеко, поэтому мы нашли ров в лесу у берега и вдвоем закатили в него «Минск», прикрыли лапником- такая вот была простая маскировка. Что касается надежности и ремонтнопригодности, то дядька говорил, что пока мот новый, нечего в него лазить, заправляй, мой и катайся, только с умом, без перегазовок, и будет тогда тебе счастье- при бережном отношении он прослужит долгие годы. Сколько было поймано и перевезено на нем щуки, карасей, плотвы, грибов, ягод, а какие яркие воспоминания остались от путешествий на озеро Белое- за все это надо сказать огромное спасибо малышу «Минск».

Прошло много лет, и мой дядька покинул этот мир, но остались те светлые воспоминания, как мы вместе ездили в наши путешествия и на рыбалку. Однажды, мама попросила отвезти ее к сестре (моей тетке). Пока они разговаривали на огороде, я зашел в сарай, увидел в углу наши старые рыбацкие снасти, потом повернул голову и обомлел- за тряпицей торчала часть не прикрытого колеса того самого «Минского», Боже мой, сколько лет прошло. Он, мотоцикл, был сохранен, как добрая память и, уверен, однажды обретет вторую жизнь- должен быть у такой техники настоящий хозяин, как дядя Петя, такой же увлеченный, внимательный и заботливый. Время проходит, а память о добром всегда остается, всегда жива, как тот мотоцикл «Минск» и его хозяин из моего звездного, лесного, речного и озерного, и очень теплого далекого советского детства.

Особо вспоминаю уличный зимний прикид: валенки, телогрейку, монтажную шапку, кроличью шапку- ушанку, шарф. что подвязывал под воротник-  просто, тепло и удобно, почти все так ходили. Мы катались с горок, делали норы в сугробах, толкались, падали, дрались. Натирали обидчикам щеки снежком, лепили при оттепели снеговиков- какая радость и незабываемые впечатления. Как-то у родителей разбирался в кладовой и случайно нашел свою шапку- ушанку- сердце забилось и вспомнились все мои друзья-товарищи из такого далекого и теплого советского детства, доброго времени, когда мы были по-настоящему счастливы и свободны.

Мой Крестный, который работал в Москве, собирался пойти в июле в отпуск, и я его стал упрашивать уделить мне половину дня, чтобы съездить вместе на рыбалку на реку Поле. Он был мужиком запасливым и в свое время накупил разных спиннингов и блесен, которые хранились в сарае и брать без разрешения их было нельзя. Дядя Витя не проявлял никакого интереса проводить со мной это время, потому что он, взрослый мужик 35 лет, должен был давно завести семью, но постоянные заботы и работа- было не до этого. Однако, я чисто случайно узнал его секрет. Недели две назад мы самовольно поехали на великах с пацанами купаться на песчаную косу, и издалека я увидел Крестного с некой мадам, которую он обихаживал. Меня он не успел заметить, а ребята мне сразу рассказали про его тайную спутницу- это была тетя Нина, фельдшер местного амбулатория. Он, Крестный, от всех скрывал это знакомство, хотя бабушка ему не раз говорила: «Витька, ну когда ты наконец женишься?»

Получив очередной отказ по причине отсутствия времени, я не выдержал и выпалил: «Дядя Вить, тогда я расскажу бабушке про тетю из амбулатории». Крестный надулся, покраснел, как рак, видимо, хотел мне сразу влепить подзатыльник, но сдержался. Таким образом, рано утром на следующий день Крёстный, я и Андрюха прыгали по кочкам на велосипедах по лесной тропинке в сторону реки Поле. А ещё, за молчание мне был подарен маленький спиннинг с инерционной катушкой и набор блесен.

И вот, мы с велосипедами и всей амуницией перешли по бревну через сгоревший мост и стали готовить снасти к ловле. Андрюха ловил удочкой на червя матросиков, а мы стали ходить вдоль берега, закидывая свои блесна. Вдруг, хлопок, и на крючке дяди Вити трофей- щука, которая водит приманку во все стороны. Прям у берега раздается еще один хлопок, и завидный экземпляр срывается и уходит. Через 10 минут у Крестного хватает повторно и опять срывается, и в третий раз тоже самое. Что такое, в чем деле- никто понять не может. Напоследок, у меня берет, я аккуратно подтягиваю и когда пытаюсь вытащить некрупную щуку на берег, она срывается с крючка, но Андрюха каким-то чудом успевает ее схватить. Мы вместе осматриваем тройник блесны, и он в буквальном смысле разогнут. Оказалось, что мой дядя Витя обжег крючки с вечера, чтобы не рвать леску и не оставлять блесна из-за зацепов за коряги, которых было множество в реке Поле.

Из пойманной щуки бабушка вечером сварила вкуснейшую уху, все ели, аж за ушами трещало. Через неделю бабушка каким-то образом узнала про Нинку, за что я получил от Крестного незаслуженную затрещину, хотя уверял его, что ничего ей не говорил. Вскоре, они поженились, и надежда повторить рыбалку на реке Поле или где-то еще улетучилась, хотя у меня остался в сарае спиннинг и блесна с мягкими крючками, как добрая память о первой серьезной рыбалке, первой, пойманной тем летом щуке, а еще о костре на берегу, Андрюхе, Мишке и том замечательном времени – нашем настоящем советском детстве в мещёрской деревне.

Был в наше компании мальчик из стольного града, который был моложе всех, но очень серьезный, особенно в очках. Он всегда давал умные советы и комментарии, как какой-то старичок, прям заучить мог, да еще с серьезным видом. У него была кличка «прокурор», и он на нее не просто не обижался, она (кличка) ему нравилась. В узком кругу друзей мы пришли к выводу, что как раз прокурор и постукивает, но это надо было доказать, ведь нельзя просто так на человека наводить поклеп.  Тем же узким кругом было решено устроить провокацию, да так, чтобы прокурор слышал. Речь шла вновь о дальней вылазке на валиках, а с утра, когда все соберутся, решили внезапно изменить маршрут и покататься рядом с домом у лесной школы.

То, что прокурор нас сдал, я понял накануне вечером по странному поведению бабушки. Спросить напрямую не мог, не сказала бы. Однако, надо было сделать так, чтобы вывести на чистую воду нашего доброжелателя, поэтому мы решили, что остановимся за школой у турника, встанем вкруг, и Мишка, как самый старший, произнесет разоблачительную речь.

Все так и вышло, и только Мишка начал говорить, у прокурора стало краснеть лицо и запотевали линзы очков. Когда все ребята устремили на него свой взгляд, он начал нервничать и тут кто-то выпалил: «Ну что, прокурор, попался, штаны уже мокрые (конечно, в более грубой форме)». Прокурор расплакался, как девчонка, и стоял согнувшись, закрывая руками лицо. Бить его никто не стал, так, отвесили пару фофанов, да и будет с него. Самым страшным наказанием для него было, что его исключили из компании и с ним перестали здороваться и разговаривать.

Через неделю он пришел в схрон и клятвенно пообещал, что более стучать никогда не будет и готов в подтверждение своих слов сделать что угодно. Разговор возобновили, но на дальняк его все равно более не брали, потому что не было ему доверия.

Прошло много лет и однажды, приехав в деревню, я случайно узнал, что наш прокурор уехал их Москвы и живет здесь, в глубинке, попивает с местными, которые его периодически поколачивают, потому что он продолжает постукивать. Не смог он сдержать слова, данного всем в далеком детстве, видимо в Москве его вывели на чистую воду (разные нехорошие слухи ходили по деревне) вот и уехал, а кличка так и осталась «прокурор».

Добраться до всей этой красоты очень сложно, во всяком случае в те времена нужно было обладать нехилым упорством, чтобы преодолеть десятки километров глухой тайги и болот, скрывающих озёра. Тем не менее неподалёку от лагеря мы нашли заброшенную охотничью избушку, которой давно уже никто не пользовался. Вот уж не знаю, кто и в какие времена сюда добирался, но сложенная из кирпичей печь внутри избы вызвала моё неподдельное уважение – это ж надо было так расстараться!

Поставив палатку, установив станцию и раскинув сеть датчиков мы с большим трудом завели один из наших бензогенераторов (к середине сезона движки на них начали «уставать» от постоянной нагрузки, поэтому теперь мы возили с собой уже не один, а три АБ-шки) и начали работу. Яков Карлович с Саней Бугровым отправились на рыбалку, а в лагере остались только я да Толик Малышев. Я смотрел за работой станции, а Толик валялся на раскладушке, смачно грызя сырую картофелину. Неожиданно он спросил:

– Дима, ты же в армии служил?

– Служил, - ответил я. – А к чему спрашиваешь?

– Постриги меня, а то волосы надоели, - ошарашил меня Толик.

– Э… - только и смог ответить я. – Вообще-то я стричь не умею.

– В армии служил? Служил! Значит стричь умеешь. У нас в деревне все армейцы стричь умеют, - ошарашил меня Толик своими аналитическими способностями.

Весь мой армейский опыт стрижки состоял в бритье налысо пары голов своих сослуживцев на сто дней до приказа, о чём я совершенно честно сообщил Толику, но он было просто неудержим. Покопавшись в баулах, Толик извлёк на свет божий ножницы с расчёской и сказал:

– Стриги!

Ну что же: хозяин – барин. Я честно попытался изобразить на его голове хоть какое-то подобие причёски, полчаса ходя вокруг него с ножницами и расчёской. Но – не судьба! То, что в итоге у меня получилось назвать причёской было весьма затруднительно. Даже в очень сильном подпитии. Оглядев дело рук моих при помощи карманного зеркальца, Толик глубоко вздохнул и спросил:

– А брить-то точно умеешь?

А ещё через десять минут Толик разгуливал по лагерю, поглаживая голую как биллиардный шар голову и тихонько бормоча про себя что-то на коми языке. Зато на вернувшихся рыболовов он произвёл просто неизгладимое впечатление!

– Вылитый Фантомас! – заржав, сообщил Толику Саня. – Тебя теперь в кино можно снимать, будешь самого главного злодея играть.

– Ну ничего-ничего! К концу сезона обрастёшь заново, - усмехнувшись протянул Яков Карлович. – Времени ещё вполне достаточно.

Когда леший водит

На следующий день к нашему лагерю подъехала бригада Игоря, в которой в то время работали Женька с Андреем Горбуновым: закончив работу на предыдущей точке, они переезжали на новый пункт наблюдения, находившийся примерно в пяти километрах от нас к северу на реке Мегре. Посидели, поболтали, попили чайку, похихикали над новой Толиковой причёской... Время близилось к вечеру, поэтому ребята не стали засиживаться, чтобы успеть встать на точку до темноты. Но вечерний сеанс связи они пропустили.

–  Что-то долго они добираются, - сказал по этому поводу Яков Карлович. – Ладно, утром пообщаемся.

Но утренний сеанс связи они тоже пропустили.

– Проспали они там что ли? - удивился наш начальник. Но и на дневной сеанс они тоже не вышли, и тогда начальник всерьёз забеспокоился. Три пропущенных сеанса связи — это уже серьёзно. Мало ли что может случиться с вездеходом в тайге или на болоте?! В итоге всё же решили дождаться вечерней связи и если Игоря на ней снова не будет, то на следующий день с утра выдвигаться на поиски. А ближе к вечеру мы заметили на озере какую-то лодку, плывущую прямо к нам. И это на севере Архангельской области, в местах где на сотни километров одни болота, никакого жилья, и где проще встретить какого-нибудь медведя или лося, чем человека!

Начальник быстро сбегал в палатку за биноклем. В бинокль стало видно что лодка - классическая надувная оранжевая трёхсотка. Такими лодками в то время обильно снабжали практически все геологические партии и отряды. Были они и у нас в каждой бригаде. Но геологов-то, насколько мы знали, сейчас здесь точно нет! А если это наши, то почему на лодке?!

Мы запрыгнули в свою лодку и поплыли навстречу. В подплывающей к нам посудине сидели жутко уставшие Женька с Андреем. Завидев нас, они очень сильно оживились.

– Мы вот плывём и спорим: найдём вас или нет? – наперебой начали рассказывать они. – Мы от вас когда уехали, почти всю ночь на вездеходе ездили – круги по болотам нарезали. Заблудились напрочь! Мы с Женькой наверху сидели – смотрим, а Луна то справа от нас, то вдруг слева окажется. Под утро на Мегру выехали, да застряли наглухо – вездеход в какую-то ямину угодил.

Ясно было, что нужно идти к нам за помощью, вот только куда? Вдоволь накатавшись по болотам они теперь откровенно побаивались возвращаться назад по своим следам. Хрен его знает, куда эти следы завести могут. Оставался только один вариант – сплавиться по Мегре до озёр, а уж там постараться найти наш лагерь. Вот только вместо 5 километров пешком по болотам, парням пришлось плыть 10 километров по извивающейся болотной речке, да ещё и против течения! Так что к нашему лагерю они подплывали уже совсем уставшие и замученные. Мы зацепили лодку потерпевших аварию на буксир и отправились к лагерю.

Вечерело, поэтому решили выехать к Игорю с утра пораньше, тем более что он наконец-то вышел на вечернюю связь и Яков Карлович с ним об этом договорился. За ночь мы записали последнюю бобину рабочих материалов, так что с утра пораньше спокойно собрали лагерь и выехали на поиски заплутавшего вездехода.

Как ни странно, но до места, где нас ожидали Игорь с вездеходчиком Вовкой Смирновым, мы добрались весьма быстро. Разве что вездеход наш в очередной раз застрял в болоте, но даже провозившись с его вытягиванием, мы добрались до потерпевших вездеходокрушение всего часа за полтора – практически рекордное время для нашего водителя!

Естественно, в первую очередь Яков Карлович вдоволь повеселился над Игорем:

– Ну ты даёшь – в трёх соснах заблудился! По компасу-то не судьба была ехать?

– Так я по компасу, - оправдывался Игорь, почёсывая пальцем в затылке. – И по карте. А вот чёрт его знает, как закрутился.

– Вообще чудеса какие-то, - рассказывал в это время Володя Смирнов. – Еду-еду, вдруг, хопа, снова на свой след выезжаю! Вот как так-то, по прямой же ехал! Леший водил, не иначе.

Ох и тяжкая это работа – из болота тащить бегемота! Мы, конечно, не бегемота вытаскивали, а вездеход, но промаялись с ним ничуть не меньше – завяз Вовкин вездеход весьма качественно.

Пришлось и слегами - толстыми и длинными жердями помогать, приподымая ими нос застрявшего вездехода, и брёвна подкладывать… Часа через два, заляпавшись грязью с ног до головы, мы всё-таки вытащили его из болотистого берега Мегры. После чего, собрав разбросанные вокруг вещи потерпевших, мы выдвинулись к месту будущего лагеря Игоря. Там мы и оставили потерпевших разбивать лагерь и растягивать установку, а сами отправились дальше на север, на новую точку.

... Четыре часа спустя мы снова оказались возле лагеря второй бригады, о чём узнали, заметив в траве линию электрических датчиков. Начальник затормозил вездеход, и мы, бросив его в перелеске, отправились в лагерь второй бригады. Теперь ржали уже они.

– Да мы полдня слушаем, как вы вокруг нас круги нарезаете, - радостно сообщил Игорь, начальник второй бригады, - Ждём уже, когда на чай заглянете.

Ну какой же полевик откажется от чая! Напившись чая и наболтавшись, мы расслабленным шагом отправились к нашему вездеходу.

– Ты хоть помнишь, где мы вездеход оставили? - задал коварный вопрос начальник.

– Конечно помню! - нисколько не сомневаясь ответил я и бодрым шагом направился в сторону перелеска. Я-то в лесу хорошо ориентируюсь, в отличие от начальника. Мы подошли к предполагаемому месту стоянки. Вездехода не было! Наш вездеходчик истерически заржал, а начальник тихо сказал:

– Так, быстро ищем вездеход, не дай бог узнает кто, стыда не оберёмся!

Полчаса мы бегали по всем ближайшим перелескам. Нашёлся вездеход совершенно не там, где мы ожидали его найти.

– Всё, - сказал начальник, - Едем по компасу!

И мы медленно потащились на север, сверяясь с компасом каждые триста метров. Когда же, наконец, добрались до своей точки, то был уже поздний вечер. Поэтому станцию в этот день мы так и не запустили.

А ещё через день Вовка Смирнов, перевозивший на новое место бригаду Марса, снова заблудился в этом же самом месте. То ли действительно леший водил, то ли вездеходных следов на болоте оказалось уж слишком много.

Полевая коптильня

Закончился август, а вместе с ним подошёл конец и нашей практике. Если точнее, то мы с Валерой решили остаться ещё на пару недель до окончания работ «по производственной необходимости» чтобы денег подзаработать. Да и перспектива по приезду в Пермь попасть вместо аудитории на колхозные поля тоже особо не радовала. Между нами говоря, была у отъезжающих и ещё одна уважительная причина – все они, кроме нас с Валерой, уже успели обзавестись семьями, поэтому и спешили добраться домой побыстрее.

А пока нам всем, и уезжающим, и остающимся, было выдано последнее, но очень важное задание – охранять лагерь со всем отрядным имуществом (станции цифровые электроразведочные – 3 штуки, магнитофон отечественный – 3, вездеход - 2), пока остальные члены геофизического отряда отдыхают на отгулах в Архангельске. Поскольку все мы успели отслужить в армии, то охрану несли чётко по принципу: солдат спит – служба идёт. На второй или третий день спать нам надоело, поэтому решено было сгонять на ближайшую речку, наловить хариуса и закоптить его. Да не какого-нибудь горячего копчения, а самого настоящего – холодного! Благо нам с Андрюхой уже доводилось этим заниматься в свой первый полевой сезон на Урале. Правда, коптильня там была стационарная, ну так и мы кой-чему за три полевых сезона научились. В общем, идея понравилась всем. Осталось дело только за рыбой, которую ещё наловить нужно было.

Вот за что я люблю Архангельскую область – так это за её реки и озёра. Мало того, что таких красивых озёр я больше нигде не встречал, так они же ещё полны рыбы! Не зря же местные говорят вместо «Пойду на рыбалку» - «Пойду за рыбой». Ага, как в магазин, блин.

Неподалёку от нашего лагеря протекала речка с весьма «оригинальным» названием Берёзовая, на неё-то мы и отправились. Через год нам с Андрюхой доведётся сплавляться на резиновой лодке-трёхсотке по этой самой реке, увозя в лагерь продукты с утопленного вездехода, но кто же об этом знал в то время…

Итак, мы, всей честно́й компанией отправились на рыбалку. С нами пошёл даже Женька, хотя этот сугубо городской товарищ рыбалку видел разве что по телевизору. Так что пришлось учить его делать удочку и объяснять, как нужно правильно рыбачить. Получилось у него не очень, но парочку хариусов он сумел выловить. Домой мы вернулись уже под вечер и сразу же закинули рыбу в рассол, чтобы к утру она успела просолиться.

С утра рыба была вытащена из рассола и развешена на свежем воздухе – в отличие от горячего копчения, для холодного рыбу желательно подвялить. А пока рыба сохла на архангельском солнышке, мы приступили к изготовлению полевой коптильни. Для этого в болоте выкопали траншею, в которую положили трубу от печки – буржуйки, после чего засыпали её мхом и торфом – они прекрасно охлаждают идущий по трубе дым. С одного выхода трубы выкопали очаг, а на другой выход одели печное колено, чтобы дым шёл вверх и создавалась тяга. Иначе как дыму объяснить, что ему надо вот сюда, а не в другую сторону? Над выходом трубы сделали саму коптильню: вбили четыре кола и намотали верёвки, на которые будем вешать рыбу. Вуаля! Коптильня готова!

Хариус подвялился к вечеру. Пока развесили рыбу в коптильне, пока замотали коптильню брезентовыми плащами, пока разводили костёр – наступила ночь. Для холодного копчения рыбу нужно коптить часов 5-6, поэтому кому-то придётся всю ночь провести у костра, не давая ему потухнуть или сильно разгореться. Решили бросить жребий, но неожиданно Женя сообщил, что он согласен последить за костром, поскольку спать ему всё равно не хочется. Мы, конечно, тут же согласились – что мы дурные какие, чтобы отказываться от такого предложения?

В шесть часов утра Женька поднял нас громким криком:

– Подъём! Пошли хариуса смотреть!

Отчаянно зевая и потягиваясь, мы выбрались из спальников и вышли на улицу. Утренний туман укутал всё вокруг белым покрывалом, спрятав от нас и лес, и болото. Было сыро и зябко. Мы подошли к коптильне, от которой шёл сбивающий с ног запах дыма. Давясь набежавшей слюной, мы стали аккуратно снимать брезентовые плащи с кольев. Вот сейчас, ещё немножко… В мыслях уже начали проплывать картины жирно поблёскивающих, золотистых от дыма рыб, висящих на верёвках. И вот, наконец, снят последний плащ, и перед нашим взором предстали ряды чёрных, наполовину обугленных рыбин, каким-то чудом не успевших сгореть полностью. Плащи тоже пострадали: пуговицы на них оплавились, а сами они порыжели и намертво пропитались дымом.

- Женька! Проспал, зараза!

- Да я не, я на минутку! – пытался оправдаться виновник торжества. Он действительно заснул, и не уследил за костром, который разгорелся слишком сильно. Рыбу сначала хотели выбросить, но зелёная жаба задавила наш порыв, поэтому решили её попробовать. Оказалась она вполне не плохой на вкус – обуглилась только верхняя часть, а внутри рыба практически не пострадала.

Хорошо, что у нас ещё оставался вяленый хариус, так что мы заправили вторую партию в коптильню – вторая партия получилась правильной: золотистой и блестящей.

И обалденно вкусной.

P.S. Каюсь перед своими читателями - в эту часть вставил две истории, которые уже выкладывал раньше, правда, я их довольно сильно переработал. Но без них история этой летней практики была бы неполной.

Приятного чтения! От вас же жду комментарии, вопросы, критику и советы - всегда с удовольствием со всеми вами общаюсь!

В общем, бригада Марса, в которой работали Валера с Анрюхой, встала лагерем на самом южном конце этой водной цепочки, а мы – на её северном окончании. Естественно, что по пути к ней мы заехали в гости к Марсу, который добрался до озера раньше нас. Пока начальство решало свои начальственные вопросы, мы болтали между собой на свои студенческие темы, а наши доблестные водители уединились в вездеходе у Вовки Смирнова. Ничто вокруг не предвещало проблем. Но когда мы, вдоволь наобщавшись, собрались ехать дальше, то наш бессменный водитель Саня Бугров как-то очень уж странно блестел глазами, загадочно улыбался и дышал, старательно отворачиваясь в сторону от Якова Карловича. Когда же начальник забрался в кабину вездехода, то странное поведение Сани сразу же стало ясным:

– Пил? – донёсся из кабины грозный рык Якова Карловича. Начальник старался поддерживать в отряде сухой закон, да и в принципе слыл противником пьянства.

– Да я немножко, полкружки всего! – отвечал водитель.

–  Если что случится с вездеходом, прибью! – И с этим добрым напутствием мы тронулись в путь к месту будущего лагеря.

Ласково светило солнце, освещая лес и нагревая кабину вездехода и то ли солнце, то ли «полкружечки» самогона, то ли всё это вместе – но наш водитель расхрабрился не на шутку. Видимо он почувствовал себя за штурвалом штурмовика, не меньше. Если раньше он объезжал самые мелкие берёзки, то сейчас он начал таранить на своём пути все встречающиеся деревья. На наше великое счастье ехать по лесу нам почти не пришлось, поскольку вдоль всей цепочки Волчих озёр протянулось огромное болото, но адреналина в этой поездке мы наелись по самые уши. Довезя нас до места лагеря с какой-то неимоверной для нашего вездехода скоростью – всего лишь за час, Саня открыл дверь вездехода и радостно воскликнув: «Приехали!» – тут же вырубился прямо в кабине.

Ну а нам не осталось ничего другого, как пойти разгружать вездеход и ставить лагерь. Будить усталого «лётчика» было всё равно бесполезно.

***

Что делают настоящие мужики на озере да ещё в хорошую погоду? Правильно, достают удочки, накачивают резиновую лодку и отправляются на рыбалку. Мы так и сделали после того, как поставили лагерь и включили станцию на запись вариаций электромагнитного поля Земли. Первым в плаванье отправился начальник, пока мы с Толиком Малышевым, недавно принятым на работу, готовили обед и дежурили у станции и двигателя. Если точнее, то на станции дежурил я, поскольку к этому времени уже свободно мог заменить начальника на посту оператора. Ну а обедом занимался Толик – уж что-что, а суп из консервированного борща или макароны по-флотски сделать совсем несложно. Саня Бугров по причине глубокого похмелья тихо страдал в кабине вездехода, радуя нас своим бледным видом.

Примерно через час довольный начальник притащил к палатке с десяток крупных окуней и пожаловался на щуку, которую он чуть было не поймал на обычный крючок. Но не пофартило: щука у самой лодки отцепилась и ушла в глубину. Заслышав про щуку, Толик, позабыв про обед, схватил спиннинг с удочкой и убежал к лодке, так что доваривать обед пришлось уже нам.

К обеду Толик притащил ещё окуней, которых у нас набралось уже целое ведро и я даже вызвался их пожарить, хотя чистить окуней то ещё удовольствие – все руки о плавники исколешь, пока бронированную шкуру счистишь. Так что на чистку рыбы я подрядил весь коллектив: хотите жареной рыбки – потрудитесь! Неожиданно со стороны озера донёсся странный ритмичный шум: вшух-вшух-вшух!

– Что это за фигня по озеру ездит? – удивился начальник и пошёл к берегу, а мы с Толиком и Саней двинулись вслед за ним. Из-за дальнего мыса появилась длинная рыбацкая лодка и порулила в нашу сторону. Когда она подошла поближе, то стал понятен источник шума: в лодке сидели Андрей и Валера: Валера сидел на вёслах, а Андрюха ритмично выгребал из лодки воду большой консервной банкой, копируя звук водомётного двигателя. Подойдя к берегу, ребята выскочили из лодки.

– И где вы этот дредноут откопали? – заглянув в лодку полную воды, в которой свободно и непринуждённо плавала пара окуней, спросил Яков Карлович.

– На берегу нашли, - ответили парни. - Она рассохлась совсем, давно, видать, брошена. Мы борта немножко законопатили да и поплыли к вам. Сначала вообще ручьём вода шла, а сейчас доски разбухли, так получше стало.

Выпив с нами чаю, Валера с Андрюхой засобирались обратно – дело шло к вечеру, а им ещё 5 километров грести до своего лагеря. Ну и я с ними немножко проплыл, когда ещё на такой посудине побывать доведётся, правда недалеко, всё же ночью мне предстояло дежурить на станции, ловя теллурики, т.е. пытаясь записать вариации магнитотеллурического поля на средних частотах. Теллуриков я в эту ночь не дождался, зато нажарил целое ведро окуней – занятие ужасно нудное, но результат вкусный. В 6 утра я безжалостно разбудил всю бригаду на завтрак – зря я что ли полночи с рыбой возился?! После чего с чувством глубокого удовлетворения завалился спать – дежурство моё закончилось.

Большая стирка

На следующий день в лагере началась большая стирка: если те же трусы-носки или рубашку можно просто постирать на руках в речке или озере, то попробуйте-ка постирать на руках штормовку или вкладыш от спальника.

Вкладыш – это по сути, та же самая простынь, только сшитая коконом, так же, как сам и спальник. И точно так же, как и простынь, его приходится стирать, что не очень-то удобно в полевых условиях. Поэтому самый простой вариант стирки вкладыша: положить его в таз или в ведро, залить водой, засыпать стиральным порошком или хозяйственным мылом и прокипятить на костре. Вроде и не сложно, но занимает это ну очень много времени, всё же великая вещь – стиральная машина, жаль только, что в поле её с собой не прихватишь.

Пока я занимался кипячением вкладыша, ко мне подошёл Саня. Посмотрев на мою стирку, он спросил:

– А свой комбез я так постирать могу?

–  А какая разница? – спросил я. – Закидывай его в ведро, да на костёр ставь, я скоро место освобожу.

– Так у меня он в бензине замочен, - сказал Саня.

– Ну тогда отмой от бензина сначала, - подумав ответил я, после чего снял с огня ведро со вкладышем и отправился полоскать его.

Отмывать комбинезон от бензина Саня было лень, поэтому он аккуратно слил бензин из таза с комбинезоном обратно в бочку, налил туда воды и поставил таз на огонь. Знатный получился фейерверк! Нагревшиеся пары бензина рванули так, что костёр раскидало метров на пять, а некоторые головёшки улетели ещё дальше. Сане очень повезло, что он не захотел стоять у костра, а отправился к вездеходу, иначе ему наверняка пришлось бы проститься и с усами, и с шевелюрой.

– Вы тут совсем обалдели, что ли? – возмущённо закричал Яков Карлович, выскочив из палатки. – Решили весь лагерь уничтожить?

– Да я просто постираться хотел, - пробормотал Саня, разглядывая выуженные из таза остатки комбинезона, - Хм, если заштопать, то вполне ещё можно таскать…

– Диверсанты, блин, - хмыкнул начальник, - Понаберут молодежь…

А ближе к обеду в лагерь на своей страшной лодке приплыл Валера. Правда теперь уже под парусом, сделанным из рубероида, палок и обломков старой раскладушки. В этот раз лодка протекала гораздо меньше – видимо доски в воде разбухли и затянули большинство мелких щелей. Выпив с нами чая и немного поболтав, Валера отправился обратно, но тут уже в гости засобирался я. Отпросившись у начальства, я взял нашу резиновую «трёхсотку» и отправился с ответным визитом в лагерь к Марсу.

Первый пункт в технике безопасности на полевых работах – начальник всегда должен знать, куда отправился его подчинённый. Хотя бы для того, чтобы знать в какой стороне его потом разыскивать придётся, поскольку люди умудряются заблудиться в самых нелепых ситуациях. В Мойвинской партии рассказывали историю про одного работягу, который заблудился, выскочив ночью из палатки по малой нужде. Утром он, конечно, нашёлся, но всю ночь просидел в речке, отбиваясь от комаров.

Итак, отпросившись у начальства, я запрыгнул в лодку и отчалил от берега. В спину мне дул попутный ветерок, подгоняя мой «воздушный шарик», так что до лагеря Марса я добрался довольно быстро, даже особо не устав махать вёслами. Разве что пара проток доставила некоторое неудобство. Так что добрался я до южного берега довольно быстро, примерно за час – почти рекордное время для резиновой лодки на 5-километровой дистанции.

В гостях я засиделся до самой вечерней восьмичасовой связи, после чего отправился обратно, рассчитывая добраться до своего лагеря так же быстро, как доплыл до лагеря Марса. И не угадал.

Ветер, который в начале путешествия был моим помощником и попутчиком, теперь стал дуть в лицо, тормозя и отбрасывая лодку обратно. Намаявшись в борьбе с ветром на первом озере из длинной цепочки, я стал плыть вдоль берега, стараясь максимально укрыться от встречного ветра, который к вечеру разгулялся не на шутку. Плыть вдоль самого берега не очень-то удобно: вёсла регулярно путались в листьях кувшинок или застревали в зарослях камыша, но стоило только выйти на чистую воду, как ветер тут же относил лодку на 20-30 метров назад и приходилось начинать всё заново. К лагерю я подплывал уже в полной темноте с ноющими от постоянной гребли руками и вытянутой мордой свадебной лошади. Хорошо хоть небо было чистым и Луна освещала мне путь к лагерю.

Нагоняй за позднее возвращение я конечно получил, зато как же хорошо спалось после такой прогулки!

P.S. Закончена очередная глава из моей какой-то уж очень растянувшейся истории. Надеюсь, не устали ещё читать?

Пишите комментарии, спрашивайте, критикуйте - я всегда открыт для хорошей критики.