Борьба за инициативу создания Совета рабочих депутатов
Идея создания органа власти была очень популярна в рабочей среде с тех пор, как был создан первый Совет рабочих депутатов в 1905 году в Петербурге. Поэтому вполне закономерно, что в 1917 году все чаяния рабочих были вновь устремлены к созданию рабочего Совета.
Сама мысль о Совете возникала всякий раз, когда мобилизация пролетариата достигала высокого уровня и борьба с самодержавием приобретала решительную форму. Так было в июле 1914 года, во время уличных столкновений на Выборгской стороне. Так было осенью 1915 в период забастовок и возникновения революционной ситуации в Петрограде.
Естественно, что с началом Февральской революции вопрос о создании Совета вновь стал актуальным и широко обсуждаемым в рабочих массах[23]. Поэтому в широких пролетарских массах не было вопроса о создании или не создании Совета, а был лишь вопрос, когда он создастся; был вопрос лишь о времени и месте его создания.
После разгрома «предвариловки» и «Крестов» в Таврический дворец стали стекаться освобождённые деятели «рабочей группы» ЦВПК: Гвоздев, Богданов, Капелинский, Гриневич, Бройдо и другие «представители» заводов. Объединив свои усилия с «левыми» членами думы Скобелевым и Чхеидзе, с «внефракционным» адвокатом Соколовым и бундовцем Эрлихом они образовали, так называемый, «временный исполнительный комитет» Совета рабочих депутатов, который взял на себя инициативу создания властного органа петроградского пролетариата. По воспоминаниям Скобелева это произошло около 15 часов, на наш взгляд событие это могло произойти часом позже, то есть, не ранее 16 часов[24].
Для закрепления за собой инициативы создания Совета Богданов написал воззвание, которое затем (с деятельным участием буржуазии) распространяли по революционному Петрограду:
«Граждане! Заседающие в Государственной думе представители рабочих, солдат и населения Петрограда объявляют, что первое заседание их представителей состоится сегодня, в 7 час. вечера, в помещении Государственной думы. Всем перешедшим на сторону народа войскам немедленно избрать своих представителей по одному на каждую роту.
Заводам избрать своих депутатов по одному на каждую тысячу. Заводы, имеющие менее тысячи рабочих, избирают по одному депутату.
Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов»[25]
Это воззвание было тут же напечатано и расклеено по городу[26], но этим деятели «временного исполкома» не ограничились: для участия в учредительном собрании Совета они стали по телефону вызывать в Таврический дворец знакомых им меньшевиков и оборонцев. В отсутствие партийных организаций у меньшевизма их немногочисленные кадры были сосредоточены в кооперативных и потребительских обществах при заводах, а также в различных организациях буржуазии (ЦВПК, Земский и городской союзы и прочие). Керенский, весь день 27 февраля, названивал в поисках «около партийного» меньшевика литератора Суханова. Эсер Мстиславский получил известие о необходимости прибыть в Таврический дворец от оборонца-меньшевика Капелевича. С Путиловским заводом у меньшевиков произошёл казус — по обычаю позвонили в кооператив (на Путилвском он носил название - «Трудовой путь»), обдуманно игнорируя больничную кассу, находящуюся под контролем большевиков, однако и кооператив Путиловского завода был под влиянием большевиков, поэтому соглашатели, сами того не зная, пригласили в Совет своих оппонентов — большевиков[27].
Примечательно, что меньшевики-инициаторы созыва Совета очень торопились и для сбора участников Совета дали всего 3-5 часов, что для условий революционного Петрограда и, в буквальном смысле, первых минут политической свободы пролетариата было не реализуемо. Собрать Совет хотя бы отчасти представлявший интересы значительной части рабочих столичных фабрик в такой короткий срок и в таких сложных условиях было невозможно, что вполне осознавалось меньшевиками. Активные организационные действия меньшевиков-инициаторов ограничивались лишь телефонными звонками, что явно способствовало быстрой мобилизации меньшевистско-эсеровского узкого круга, слабо связанного с рядовой массой столичного пролетариата. «Временным исполкомом» не была предпринята ни одна попытка направить посыльных непосредственно на заводы и фабрики. Меньшевики-инициаторы созыва Совета полностью проигнорировали политические партии-конкуренты: не было ни одной попытки пригласить межрайонцев и большевиков в создающийся Совет. Всё это означало, что меньшевики с самого начала не ставили своей целью максимально широкое участие и представительство рабочих Петрограда в Совете, не преследовали цель сформировать Совет на демократических началах полного представительства всех политических партий боровшихся с самодержавием, их цель была в одном: перехватить инициативу создания Совета, чтобы навязать самих себя и своё руководство восставшему пролетариату столицы. И, надо сказать, они справились с этой задачей.
Инициативу по созданию Совета проявляли не только меньшевики, большевики также стремились организовать Совет. Ещё 25 февраля на совещании Петербургского Комитета (ПК) большевиков было принято решение о необходимости создания властного органа рабочих[28].
27 февраля около полудня[29] большевики распространяли следующую прокламацию:
«Товарищи, настал желанный час. Народ берет власть в свои руки, революция началась, не теряйте ни минуты времени, создавайте сегодня же Временное революционное правительство. Только организация может укрепить наши силы. Прежде всего выбирайте депутатов, пусть они свяжутся между собой, пусть под защитой войска создастся Совет депутатов.
Крепкой связью вы присоедините к себе остальных солдат; идите к казармам, зовите остальных. Пусть Финляндский вокзал будет центром, куда соберется революционный штаб. Захватите все здания, которые могут послужить опорой для вашей борьбы.
Товарищи солдаты и рабочие!
Выбирайте депутатов, связывайтесь между собой в организации для победы над самодержавием.
Организуйте Совет рабочих депутатов!»
У современного читателя есть возможность сравнить эти два воззвания: одно от меньшевиков, другое от большевиков. Меньшевики в своём обращении ограничиваются простым призывом создать Совет, тогда как большевики призывают рабочих и солдат создать не только Совет, но и «Временное революционное правительство», ставя перед трудящимися вопрос о государственной власти. Военной опорой для новой власти, большевики видели восставший солдатский гарнизон. Большевики призывали не только к созданию Советов и образованию правительства, они призывали к практическим шагам по утверждению власти рабочих — захвату зданий, присоединению колеблющихся солдат.
Тем не менее, большевики проиграли меньшевикам и эсерам борьбу за инициативу по созданию Совета рабочих депутатов, и проиграли прежде всего потому, что большевики были нелегальной революционной партией, подвергавшейся постоянным репрессиям, в то время, как меньшевики представляли собой аморфное сообщество, обслуживающее интересы монополистической буржуазии.
По воспоминаниям члена ПК Свешникова даже вечером 27 февраля, в условиях разгрома царизма, большевики собирались на заседание с соблюдением прежних форм конспирации:
«Райком – ПК собирается на Петроградской стороне, на Лицейской улице, под открытым небом. Ходим компактной группой, у многих под пальто маузеры. Заседание явно не состоится: все заняты тюрьмами и спешат туда, собрание переносится на 28 февраля на квартиру тов. Каюрова»[30]
Форма открытого противостояния самодержавию, нелегальная борьба, работа в непосредственных рабочих коллективах - такая политическая работа для меньшевиков была чужда и неприемлема - они легально и безопасно располагались в многочисленных кооперативах, военно-промышленных комитетах, союзах городов и земств. Надо не забывать, что фракция меньшевиков в Гос.думе спокойно «работала», сотрудничая с монополистической буржуазией, в то время как большевистская фракция находилась на вечном поселении в Туруханском крае.
Если говорить коротко, то все усилия партии большевиков в преддверии и во время Февральской революции были направлены на ликвидацию самодержавия, в то время как эсеро-меньшевистские лидеры предпочитали, под крылом буржуазии, безопасно для себя фрондировать против Николая II. Если говорить коротко, то большевики на протяжении всей Февральской революции в Петрограде самоотверженно боролись с царизмом, в то время как эсеро-меньшевистская публика предпочитала активно пользоваться плодами революции.
Характерны, в этом смысле, воспоминания члена Петербургского Комитета большевиков Залежского. Залежский, освобождённый из «предвариловки» вместе с большевиком Комаровым, со Шпалерной улицы отправились на Выборгскую сторону в рабочие кварталы:
«...На набережной встретили Гвоздева и Бройдо.
- Откуда? – спрашивают они нас.
- Из предварилки!
- А мы из Крестов.
- Куда? – Отвечают: - В Государственную Думу.
- Ну, а мы в рабочие кварталы, - бросаем мы им, расходясь.
Эта встреча в первый день «воли» вспоминалась мне потом не однажды. Здесь что-то символическое: освобожденные восставшими рабочими большевики и ликвидаторы с первых же шагов разошлись – одни пошли в рабочие кварталы к массе, другие же в Думу…»[31]
Бескомпромиссная и открытая борьба большевиков с самодержавием привела к тому, что репрессии царизма лишили большевистскую партию опытных высококвалифицированных политических кадров общенационального масштаба, которые способны были участвовать в политической борьбе высшего уровня. К моменту создания Совета рабочих депутатов большевистская партия была ограничена в лидерах национального масштаба.
Другая, не менее важная, причина состоит в том, что пробудившиеся широкие массы вчерашних крестьян, переодетых в солдатскую форму, не обладали политическим сознанием и опытом, позволявшим трезво оценивать изменившуюся политическую обстановку. Они доверчиво последовали за звонкой революционной фразой меньшевиков и эсеров. Воспринимая «дворцовую» оппозиционность думы за чистую монету, политически неразвитые слои трудящихся считали либеральную буржуазию Государственной думы своим союзником в сломе царской власти. Образно говоря: Финляндский вокзал проигрывал Таврическому дворцу не только местоположением на карте Петрограда, но и «местоположением» в политическом сознании широких масс, включившихся в борьбу с самодержавием.
Потере инициативы способствовали просчеты самих большевиков. Высшая политическая задача партии — государственная власть, должна решаться высшим политическим органом партии. В подпольных условиях начала 1917 года таким органом в России было Русское бюро Центрального Комитета. Залуцкому, Молотову и, прежде всего, Шляпникову не удалось своевременно сориентироваться в стремительно менявшейся обстановке революции и повсеместно, во всех райкомах партии, на всех заводах и фабриках, во всех воинских частях и учебных заведениях провести в жизнь лозунг создания Совета. Недооценка в сознании неискушенных в политике широких трудовых массах политической репутации думы, как оппонента самодержавия, привела к неправильному выбору места Совета — Финляндскому вокзалу. В данных условиях большевикам необходимо было предлагать какое-нибудь известное правительственное здание в центре Петрограда. В целом Русское бюро не смогло нацелить (и самому оставаться на острие задачи) партию и рабочих на реализацию неотложной и первостепенной важности задачи — создание Совета.
Нам известно, как ратовали и боролись за демократию после Октябрьской революции меньшевики и эсеры; как они упрекали большевиков в диктатуре. Но отметим, что в Февральскую революцию меньшевики и эсеры под демократией понимали, очевидно, что-то другое. Состоящая из меньшевиков инициативная группа по созыву Совета - «временный исполнительный комитет» - никого из подпольных партий и организаций к участию в Совете не приглашала и не думала приглашать. Меньшевики не использовали свои имевшиеся контакты с большевиками и утаили от них факт инициативы создания Совета. Более того, меньшевики начисто игнорировали массы питерского пролетариата, их действия были направлены не на привлечение в Совет широких (а значит демократических) слоёв рабочих, а на ускоренное формирование основы Совета из своей узкой группки социал-предателей. Их задача была наскоро сформировать Совет из самих себя и предъявить его революционным рабочим Петрограда. Именно в этом заключался смысл их ограниченных и поспешных действий по созыву Совета рабочих депутатов.
Большевики уже по ходу дела вынуждены были ориентироваться в непростой обстановке восставшего Петрограда и пытаться реагировать на сложившуюся ситуацию. Самый авторитетный работник Русского бюро - Шляпников - узнал об инициативе меньшевиков по созыву Совета случайно[32].
Создание Совета рабочих депутатов
Шляпников оказался в Таврическом дворце около 18 часов. К этому времени группа меньшевиков, которая назвала себя «временным исполкомом Совета», спросив разрешение у Родзянко(!), заняли помещение бывшей бюджетной комиссии Гос. думы в левом крыле Таврического дворца. К 7 часам вечера в комнате №12 — самой большой из всех комнат бывшей бюджетной комиссии, — шёл интенсивный процесс подготовки к учредительному собранию Совета, особенно суетились адвокат Соколов и бундовец Эрлих.
Шляпников утверждает, что к 19 часам на учредительное собрание Совета народу собралось немного, в основном это была «около социалистическая» публика, а представителей заводов совсем не было. На это обстоятельство Шляпников указал присутствующим и было решено подождать ещё пару часов, перенеся начало собрания, таким образом, на 21 час. Эту паузу Шляпников использовал для того, чтобы мобилизовать как можно больше большевиков в Таврический дворец. К 9 часам вечера набралось уже 20-30 человек рабочих, в том числе, трое большевиков (Шляпников, Залуцкий, Молотов) и собрание началось. В дальнейшем, по ходу собрания, число делегатов увеличилось до 40-45 человек. К 22 часам прибыли несколько большевиков от Путиловского завода[33].
Проверку полномочий прибывавших делегатов осуществляла мандатная комиссия в составе Эрлиха (его работу в комиссии отмечают все, кто оставил воспоминания о первом заседании) и, вероятно, Гвоздёва и Соколова. Именно эта комиссия, состоявшая из двух правых меньшевиков-оборонцев и одного колеблющегося адвоката, намеренно провела в Совет разного рода около политических интеллигентов, абсолютно не связанных с рабочим революционным движением, но настроенных на сделку с буржуазией и, тем самым, укрепила позиции меньшевиков в образовавшемся Совете[34]. Мандатная комиссия разрешила работать в Совете с решающим голосом не только функционерам различных кооперативов, потребительских обществ при заводах, но и просто фрондирующей псевдосоциалистической публике, разделявшей идеологию зависимости от буржуазии. Так в Совет пробрались бывшие большевики Стеклов и Соколов, журналист Суханов и прочие квазиполитические деятели.
Начало учредительного собрания ознаменовалось конфликтом вокруг фигуры бывшего председателя Петроградского Совета в 1905 году Хрусталёва-Носаря. Этого господина, волею случая попавшего на высокую политическую должность в первую русскую революцию, а затем в период реакции и мировой бойни ставшего ярым антисемитом и отъявленным реакционером, снова потянуло к рабочим массам. Он одним из первых очутился в Таврическом дворце и пытался навязать свои сомнительные услуги Совету. Шляпников решительно возразил против этого, и общее собрание изгнало Хрусталёва из своих рядов. Но, что примечательно, ряд меньшевиков-оборонцев совсем не возражали против того, чтобы такой одиозный ренегат и реакционер был в одних рядах с ними[35].
При выборах председателя меньшевики использовали своё численное преимущество и сплочённость и продвинули на этот пост члена думы Чхеидзе. Два других члена думы — Керенский и Скобелев были выбраны товарищами (заместителями) председателя. Характерно, что во время выборов ни Чхеидзе, ни Керенского в зале заседаний не было.
Настало время выбрать руководящий орган Совета — исполнительный комитет. По словам Шляпникова в исполком выбрали: Чхеидзе (меньшевик), Керенского (трудовик), Скобелева (меньшевик), Шляпникова (большевик), Александровича (эсер), Залуцкого (большевик), Панкова (рабочий-меньшевик), Гвоздёва (меньшевик), Гриневича (меньшевик), Сурина (рабочий-эсер оказавшийся, как позже выяснилось, провокатором), Соколова выдвинули сами же большевики, рассчитывая на него, как на бывшего однопартийца.
Шляпников предложил дополнить исполком представителями социалистических партий. Предложение было принято и большевики, меньшевики и эсеры получили возможность кооптировать в исполком Совета по три человека и каждое национальное отделение этих партий, также получило возможность послать в исполком Совета по одному представителю. Из трёх причитающихся для большевиков мест в этот вечер решили использовать только одно и ввели в исполком Молотова. Таким образом, с первого же дня в руководящем органе Совета рабочих депутатов было три большевика.
Поскольку протоколов в первое заседание не велось, то состав исполкома, выбранного в учредительное собрание, возможно определить лишь основываясь на воспоминаниях очевидцев. Перечислим все упоминающиеся фамилии:
Чхеидзе (меньшевик), Керенский (трудовик), Скобелев (меньшевик), Шляпников (большевик), Александрович (эсер), Залуцкий (большевик), Панков (рабочий-меньшевик), Гвоздев (меньшевик), Соколов, Гриневич (меньшевик), Сурин (провокатор, эсер), Молотов (большевик), Юренев (межрайонка), Капелинский (меньшевик), Романов (меньшевик), Эрлих (Бунд), Батурский (меньшевик), Святицкий (эсер), Рафес (Бунд).
В 1923 году на страницах газеты «Известия» и журнала «Пролетарская революция» разгорелась полемика между Стекловым и Шляпниковым, в том числе, по такому вопросу, как время избрания Стеклова и Суханова в исполнительный комитет.
Стеклов утверждал, что его избрали в первое же собрание Совета, то есть вечером 27 февраля. На что Шляпников возражал, указывая Стеклову, что Стеклов и Суханов были выбраны на второй день работы Совета, и в первом составе исполкома их не было. Не смотря на то, что в некоторых воспоминаниях участников учредительного собрания Совета (например, Скобелева и Рафеса) среди перечисленных членов исполкома присутствуют и Стеклов, и Суханов, всё же в этом вопросе признаем правоту Шляпникова. Его обстоятельные и скрупулёзные воспоминания создают цельную и последовательную картину работы учредительного собрания Совета. Как участник первого собрания он был одним из самых внимательных и аккуратных, чего нельзя сказать о его оппонентах, например, о Суханове с его пресловутыми «Записками о революции». Сам Шляпников писал, что очень внимательно следил за составом исполкома в первые дни работы Совета, поскольку это влияло на расклад политических сил и результаты политической борьбы внутри Совета.
Тем не менее, не избрание в исполком таких деятелей, как Суханов не помешало им благодаря своим политическим друзьям — меньшевикам активно работать на передачу власти от Совета к думской буржуазии и об этом мы расскажем чуть ниже.
Не смотря на козни меньшевиков, делавших всё, чтобы изолировать большевиков от Совета рабочих депутатов, с первых же часов существования Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов в его состав входили большевики, в том числе, входили в состав руководящего органа Совета — в исполком. Всего же на учредительном собрании Совета от большевиков присутствовало около 25 человек[36].
Среди спецконтингента, который усиленно переписывает историю, бытует утверждение о том, что к образованию Совета большевики не имели никакого отношения, более того, выдвигаются версии, что большевиков вовсе не было в Совете. К таким «историкам» относится, например, Стариков, который рассказывая о событиях 1 марта, намеренно лжёт своему читателю, заявляя, что в «Петросовете» на тот момент не было ни одного большевика, желая тем самым подчеркнуть ничтожность и бессилие большевистской партии в Февральскую революцию[37].
Социал-предатели за работой
На учредительном собрании Совет выбрал продовольственную комиссию, в задачу которой входило «выработка мер, необходимых для того, чтобы обеспечить армию и население Петрограда хлебом и другими пищевыми продуктами». Вошедшие в комиссию такие одиозные и ярые меньшевики-оборонцы как, например, Громан, являлись деятелями «центра кооперативов петроградского О-ва оптовых закупок»[38], то есть кооперативных обществ, обеспечивающих крупнейшие заводы и фабрики продовольствием. Эти кооперативные общества формировались и существовали исключительно под влиянием буржуазной организации Союза земств и городов. Вполне естественно, что укомплектованная такими прислужниками капитала советская продовольственная комиссия свою работу строила на тесном сотрудничестве с буржуазией. Неудивительно, что уже на следующий день в состав советской комиссии вошли члены думы Шингарев и Востротин[39]!
Советские историки в своё время отмечали, что эта «совместная» работа была использована эсеро-меньшевистской верхушкой в целях сближения с буржуазией и подготовки передачи власти в её руки[40]. Прямое вхождение думцев в состав советской комиссии, облегчало достижение договоренности о передаче власти в руки буржуазии.
Не менее важным в условиях рабоче-солдатского восстания было создание Военной комиссии или как её называли в воспоминаниях - «штаб восстания». Инициаторы создания «штаба восстания» - меньшевики - были озабочены вопросом обороны Таврического дворца и отражением возможного военного удара войск, преданных самодержавию.
В состав «штаба» вошли левый эсер Мстиславский, эсер Филипповский, эсер Добраницкий, инженер Пальчинский и другие. Итоги работы этой комиссии тоже не заставили себя долго ждать: советская военная комиссия, которая по замыслу должна была управлять восстанием в Петрограде, в итоге слилась с военной комиссией Временного комитета (образовавшейся в ночь на 28 февраля), не взирая при этом на то, что думская комиссия открыто преследовала цель «политически и организационно овладеть войсками гарнизона». Как результат этой «революционной деятельности» военная комиссия «была потеряна для Совета, превратилась в кастовое офицерское учреждение, вокруг которого группировалось антидемократически настроенное офицерство»[41].
Проследить «механику» слияния и подчинения советских учреждений думцам и их интересам нам поможет Мстиславский, искренне поведавший о собственной «революционной» деятельности в своей книжке «Пять дней», изданной в 1922 году в Берлине.
Мстиславский накануне Февральской революции в свободное от работы время был «между прочим» председателем петроградского союза рабочих потребительских обществ, а в основное же время служил в Николаевской военной академии.
Мстиславскому позвонил Капелинский* (*Капелинский — меньшевик, до революции был секретарем петроградского союза рабочих потребительных обществ; был арестован в конце января 1917 года вместе с лидерами «рабочей группы» Гвоздевым, Богдановым, Бройдо, которые одновременно были активными работниками союза и его правления) и сказал, чтобы он немедленно приходил в Таврический дворец в комнату №13.
Во дворце Мстиславский встретил адвоката Соколова и тот проводил его к представителям восставших полков — солдатам. Мстиславский вместе с солдатами образовали «военный штаб». К импровизированному штабу присоединился ещё один эсер старший лейтенант Филипповский.
Здесь, в помещениях Совета, наполненных простыми солдатами, Мстиславский делает вид, что готов влиться в революционное движение наравне с солдатами и рабочими. В действительности он не делает ровным счётом ничего для организации «военного штаба». Пытаясь оправдать своё бездействие, он оговаривает солдат, приписывая им усталость, нежелание и неспособность бороться с правительственными войсками. Якобы на его предложение организоваться солдаты ответили Мстиславскому отказом, ссылаясь на усталость и намерение участвовать в работе Совета вместо работы в «штабе». В итоге, солдаты уходят от него на первое собрание Совета, а Мстиславский, якобы, остаётся один.
Затем, с подачи то ли Соколова, то ли кого-то из рабочей группы, то ли кого-то из «социалистических» думцев, но «военный штаб» просят перейти в другое помещение... в комнаты №41 и 42 правой части дворца, где располагались кабинеты руководителей думы и куда перебрались все думцы после захвата Таврического дворца, то есть переводят «штаб» прямо под «крыло» и, соответственно, под влияние либеральной буржуазии.
Там такие деятели, как эсеры Мстиславский и Филипповский чувствуют себя более уютно. Они встречают Керенского (обратите внимание - Керенский не в рабочем Совете, он в буржуазной думе) мило беседуют с ним. Спустя непродолжительное время вокруг них группируются офицеры, и атмосфера в описаниях Мстиславского сразу становится деловой и плодотворной. Здесь, в кабинетах товарища председателя Государственной думы Некрасова, Мстиславский удовлетворенно замечает, что «начало, стало быть, есть»[42].
Вместе с Филипповским «развёртываются», то есть, начинают «начало». Вот в чем состоит их «начало», которое, заметим, невозможно было осуществить с солдатами:
- Филипповский вместе с офицерами организует комендатуру Таврического дворца и занимается мероприятиями по его обороне в случае атаки правительственных войск;
- Мстиславский занимается «городом», то есть, организацией революционных войск, действующих в столице.
Для защиты Таврического дворца в правом крыле дворца, на территории подконтрольной думе организовывают склад оружия. Руководит всем офицер-артиллерист, несколько человек-добровольцев набивают пулеметные ленты.
«Военным штабом» в город высылаются команды с заданиями. Команда формируется следующим образом: офицер получает задание и среди солдат, находящихся во дворце или перед ним вызывает добровольцев для его выполнения. Солдаты, к удивлению Мстиславского, охотно идут на выполнение заданий, обязательно требуя письменного приказа. Таким образом, были отправлены команды на Николаевский и Царскосельский вокзалы; на разведку «по главнейшим направлениям»; на Морскую улицу под командой офицера на разведку отправляют 30 всадников, броневик и взвод пехоты; посылается отряд в 150 штыков в Арсенал после ложного известия о его захвате правительственными войсками.
Те же самые солдаты, которые несколькими минутами ранее не пошли за Мстиславским из-за усталости сейчас спокойно организуются и выходят в город на выполнение поставленных задач. Откуда такая перемена в настрое солдат? Какие новые обстоятельства вынудили солдат проявить активность? Ответ на эти вопросы прост: ничего за эти минуты не изменилось в Таврическом дворце, изменилось местонахождение самого автора воспоминаний - Мстиславского. Только от места его нахождения зависит оценка обстановки: когда он с простыми обыкновенными рядовыми крестьянами и рабочими в форме и без, то он чувствует себя не в «своей тарелке», у него ничего не выходит, ему все чужды и неприятны. Другое дело, когда он в своей среде, в среде «интеллигентствующей» публики: прапорщики, подпрапорщики, служащие, инженеры, члены думы. Эта публика работает на авторитет думы, а значит на авторитет монополистического капитала. В этой компании работа спорится, настрой поднимается — Мстиславский на своём месте.
В 12 часов ночи в комнате №42 появился Родзянко с полковником Энгельгардтом, и одновременно с ними появились пять человек из Совета во главе с Соколовым. Родзянко объявил об образовании Временного комитета с целью водворить порядок. Присутствовавшим офицерам Родзянко представил Энгельгардта, как коменданта Петрограда. Соколов энергично запротестовал, говоря, что «штаб» уже сложился и вредно менять руководство. По словам Соколова, сложившийся «штаб» — это детище Совета и будет несправедливо отстранять назначенных Советом руководителей от управления советским же органом. Родзянко возразил в категоричной форме, на что Соколов ответил руганью. Вспыхнула ссора, которую с трудом погасили. Родзянко с Энгельгардтом покинули комнату, а вместе с ними ушло примерно половина офицеров.
Эта склока, устроенная Соколовым, показывает, что для него и ему подобных соглашателей сам факт сотрудничества и соглашательства с буржуазией уже был решён, и столкновения касались лишь отдельных аспектов этого сотрудничества.
Назначенный Временным комитетом гос.думы полковник Энгельгардт, после конфликта Родзянко с Соколовым, всё-таки возглавил Военную комиссию, укрепляя авторитет временного комитета Государственной думы и организуя вокруг него все реакционное офицерство, а такие соглашатели-«революционеры» как мстиславские, филипповские и соколовы добровольно подчинились им.
И. Якутов
Источник и примечания здесь
и здесь
