Февральская революция + Якутов

В узком кругу коммунистического движения пользуется определённой известностью основатель журнала «Прорыв» В.А. Подгузов. Среди его многочисленных теоретических и публицистических работ есть малоприметная статья, касающаяся Февральской революции в России[1]. Статья небольшая по размеру, не содержит каких-то теоретических откровений и написана довольно давно - в феврале 2002 года. Тем не менее, в сборник сочинений В.А. Подгузова эта статья включена, а значит, Подгузов и его сторонники придают этой статье определённое значение. Действительно, эта небольшая заметка Подгузова представляет интерес, но только как пример ошибочного подхода к свержению царизма, его значению и его влиянию на нашу современность.

Статья называется «Почему врут и демократы, и патриоты?», и в ней Подгузов полемизирует с Новодворской (демократ) и с Баркашовым (патриот). Смысл полемики заключается в том, что Подгузов опровергает утверждения Новодворской и Баркашова о свержении большевиками монархии в России. Подгузов признаёт, что «большевики приняли активное участие в буржуазной антимонархической революции в России»[2], правда тут же добавляет, что в особенности велика роль большевиков «при подавлении мятежа монархиста Корнилова», продляя, тем самым, Февральскую революцию до августа 1917 года. Эта ремарка, кстати, со всей очевидностью указывает на незнание (или непонимание) Подгузовым содержания и хронологии общественно-политических процессов, произошедших в 1917 году. Но вернёмся к ответу Подгузова. Совершили ли большевики Февральскую революцию или не совершили - это неверный ответ, это не ответ марксиста. На глупый антиисторический вопрос: совершали ли большевики революцию (хоть Первую, хоть Февральскую, хоть Октябрьскую) марксист, вооружённый историческим материализмом, обязан дать ответ, что революции совершают классы, а не партии или личности. Именно движение масс, разделённых на классы материальными условиями жизни, приводят к революционным преобразованиям. В Феврале 1917 года питерский пролетариат в содружестве с крестьянами, переодетыми в солдатские шинели, уничтожили монархию в России. Причём, главную роль - роль гегемона - сыграл рабочий класс, который поднял восстание против самодержавия[3], сумел присоединить к себе солдатский гарнизон[4] и довёл борьбу до конца, разгромив царскую власть в столице до основания[5]. Такого ответа Новодворская и Баркашов от Подгузова не услышали: защищать Февральскую революцию от лжи он предпочёл не с марксистских, а с буржуазных позиций, заменив деятельность масс на деятельность партий. Подгузов, вслед за «демократом» и «патриотом», вычеркнул из истории Февральской революции пролетариат и крестьянство и заменил их большевиками. Но партия не может свергнуть класс: класс свергает класс - это аксиома политической борьбы. Если говорить об участии и роли большевиков в Февральской революции, то надо помнить, что задача пролетарской партии, как политического авангарда рабочего класса, заключается в воспитании, организации рабочего класса и руководстве им в его борьбе за свои интересы. И партия большевиков с этими задачами справилась, но об этом немного ниже.

Ещё нужно отметить, что в антиисторическом споре о том свергали ли большевики монархию или нет, Подгузов полемизирует с несуществующей антиисторической теорией о виновности большевиков в падении царизма. Он пытается возражать тому, чего не существует: среди господствующих теорий, извращающих Февраль, нет теории о ведущей роли большевиков в свержении царя. Напротив, идеологическая атака буржуазной историографии направлена на изъятие рабочих и крестьян и, соответственно, на изъятие большевистской партии из Февральской революции, и, тем самым, сведение революции к банальному заговору. Вполне допустимо, что тот или иной антикоммунист может высказывать разнообразные мнения, но это не значит, что коммунист должен реагировать на все имеющиеся выпады. Коммунист должен вести борьбу против идеологических кампаний, которые рассчитаны на одурманивание широких трудящихся масс, а не тратить свои силы на бред дуры Новодворской и полоумного Баркашова. Если бы Подгузов проявил научную добросовестность к предмету, по которому высказывается, и изучил его, то для него бы открылось противостояние советской и буржуазной историографий по вопросу о движущих силах Февральской революции и роли в ней большевиков.

На протяжении всего существования Советской власти буржуазия вела работу по извращению истории Февраля, стремясь лишить рабочих и трудящихся успешного исторического опыта Февральской революции. Это было очевидно в 2002 году, а сегодня - в 2020 году - это приобрело невероятные масштабы: изданы десятки лжеисторических монографий, по этим монографиям сняты десятки и десятки «документальных» фильмов и передач, исписаны сотни и сотни «исторических» заметок в прессе и интернете. Тиражирование заговорщицкой версии падения монархии, по которой ни рабочих, ни солдат, ни партии большевиков не существует в Феврале, приняло небывалые доселе масштабы. Этот процесс в нашей стране длится уже, как минимум, 10 лет, и всё это время бессмысленная критика Подгузова присутствует на сайте «Прорыва» и входит в сборник его сочинений.

Не сумев определить истинные движущие силы Февраля и не сумев сориентироваться в идеологической борьбе, Подгузов продолжил излагать свою ошибочную трактовку Второй русской революции и роли большевиков. Согласно Подгузову в революции «активное участие... приняли высшее дворянство и генералитет», а царя свергла русская буржуазия. При этом Подгузов утверждает, что русская буржуазия к моменту Февральской революции уже имела как экономическую, так и политическую власть. Но зачем же в таком случае буржуазии свергать монархию? В том то и дело, что монополистическая буржуазия не имела политической власти. Да, она была экономически могущественна и её экономическую силу многократно увеличивали связи и переплетения с английским, французским, германским монополистическими капиталами, но она не могла распоряжаться землёй и недрами по своему усмотрению, она не собирала и не использовала в своих целях налоги, она не могла вести внешнюю политику, она не владела армией и флотом, ей не была подчинена законодательная деятельность. Эти задачи могли быть решены только при овладении буржуазией политической власти в России. Именно за овладение высшей политической властью в стране велась борьба между царским двором и монополистической буржуазией. Но эта борьба никогда не выходила за рамки монархического устройства России[6]. Речь шла о смене Николая II на Михаила I с образованием правительства, формируемого самой гос.думой и подотчётного только гос.думе, а не царю. Такая трансформация государственного устройства вполне устраивала монополистическую буржуазию и являлась, по сути, конституционной монархией. А главное, подобная трансформация власти позволяла произвести рокировку имущих классов без революционных потрясений, которые так страшили и царизм, и монархическую буржуазию одновременно. Стремление совершить передвижку по-тихому, без участия масс, с сохранением монархического аппарата в целом, явилось основой для заговорщицкой деятельности одного из лидеров буржуазии Гучкова. Но случилась Февральская революция, и монархия была сметена рабочими и солдатами.

Подгузов не раскрывает подробностей «революционной» деятельности монархической буржуазии, оно и понятно, поскольку такое раскрытие обнаружит его как последователя белоэмигрантской исторической теории Февраля. Ведь только в этой теории старательно извращены исторические факты и создан образ «революционной» думы. Поразительно, но факт: коммунист, марксист совершенно игнорирует советскую историографию, полностью отбрасывает ленинский анализ Февральской революции и принимает выводы буржуазной историографии Февраля.

По той же причине Подгузов не рассказывает подробностей участия дворянства и генералов в Февральской революции: ему, вероятно, не очень удобно повторять подробности фальсификаций буржуазной лжеистории, поэтому он ограничивается лишь выводами. Высшее дворянство действительно было активным в Феврале 1917 года, только активность свою они проявляли на стороне контрреволюции. «Великие» князья Михаил Александрович, Кирилл Владимирович, Сергей Михайлович и Николай Николаевич - все они сначала стремились подавить революцию силой, а потерпев неудачу принялись её одурачивать на пару с лидерами гос.думы. Ещё более активным и контрреволюционным был высший генералитет Российской империи, но это долгая история, которая уже рассказана[7]. К сожалению, Подгузов, вместо марксистского анализа Февральской революции, рассказал своим читателям основные тезисы монархической историографии Февраля. И как марксист Подгузов не смог показать историческую ценность Февральской революции для современных коммунистов, рабочих и трудящихся.

В самом деле, если Февраль подвергается такому идеологическому прессингу со стороны буржуазии, значит, его уроки и сегодня внушают страх толстосумам. Давайте в общих чертах озвучим основные уроки, которые представляют ценность для современного коммунистического движения.

Прежде всего отметим, что русский Февраль подтвердил выдающуюся роль пролетариата крупных промышленных предприятий. Здесь всем современным коммунистам надо особо обратить внимание: Выдающаяся роль именно заводского пролетариата, а не пролетариата «в широком смысле», т.е. любого наёмного работника. Выдающаяся роль заводских рабочих проявилась в невероятной революционной энергии и силе намного превосходящей их численность. Словом, Февральская революция закрепила за рабочим классом крупных промышленных предприятий роль гегемона революционной борьбы.

Следующий важнейший урок касается роли большевистской партии в Февральской революции, или, по-другому говоря, о соотношении сознательного и стихийного в революции. Принято считать, что Февральская революция - это исключительно стихийный, совершенно не имевший никакой организации процесс. Для того чтобы понять, так ли это, рассмотрим основные события первых дней революции.

Февральская революция началась 23 февраля (8 марта по новому стилю) со стихийной забастовки текстильных предприятий, где преобладали женщины-работницы. К забастовкам, действительно, никто не призывал, и начались они стихийно. Но давайте рассмотрим, при каких обстоятельствах возникли забастовки. В Петрограде большевиками и межрайонцами были созданы кружки женщин-работниц по их политпросвещению и организации. Женщины этих кружков, накануне Международного дня работницы, потребовали от большевиков проведения митингов на предприятиях. Большевики (совместно с межрайонцами) подготовили ораторов и определили тему митингов: «Война и дороговизна». Но неожиданно утром митинги стали перерастать в забастовки: терпение женщин-работниц лопнуло, и они начали бросать работу. Но, бросив работать, «женские» фабрики не стали громить лавки, а проявили классовую сознательность и отправились к «мужским» заводам за поддержкой, продемонстрировав, таким образом, возросшее политическое сознание и классовую солидарность. Увидев около заводов женщин, призывавших к забастовке, мужские коллективы пришли в движение. Начались рабочие собрания, на которых решали: поддерживать женщин или нет. В этот момент большевики, каждый самостоятельно на своём предприятии, решали: как быть, поскольку партийного решения на проведение забастовок не было. И каждая заводская ячейка, не сговариваясь, решала одинаково: поддержать женщин-работниц. С этого момента партия включилась в борьбу за единство действий питерского пролетариата. Боролись против меньшевиков, которые всеми силами старались удержать рабочих от стачки и оставить слабо организованных женщин один на один с царским правительством и администрациями заводов. Большевикам удалось сломить меньшевиков и добиться единства действий рабочих.

Начало стихийных забастовок 23 февраля, на самом деле, было подготовлено политической работой большевиков и межрайонцев, сопровождалось осмысленными действиями женских рабочих коллективов и было поддержано большевистской партией на местах.

В это же день, т.е. 23 февраля, и на следующий день, 24 февраля, борьба за единство действий всего питерского пролетариата продолжилась не только внутри предприятий, но и между предприятиями: забастовавшие заводы заставляли присоединяться к забастовке ещё работавшие предприятия. Так называемое, «снятие» с работ, как правило, происходило в мирной обстановке, но бывали столкновения, как, например, произошло на Патронном заводе, где осаждавшие рабочие штурмом преодолели заводские ворота и насильно прекратили работы, а для того чтобы ночная смена Патронного завода не смогла работать у завода был оставлен пикет из 300 рабочих. Борьба за «снятие» в итоге привела к тому, что к 25 февраля общая численность бастовавших превысила 300 тысяч рабочих (из менее 400 тысяч имевшихся в Петрограде), что означало всеобщую забастовку. Такие единые и целенаправленные действия пролетариата не могли возникнуть случайно и совершенно стихийно - им предшествовал практический опыт организованной борьбы рабочих и политико-воспитательная работа большевиков.

Принципиальным обстоятельством начавшегося забастовочного движения было то, что рабочие с первых минут забастовки выходили на улицу и устраивали демонстрации. В ходе таких демонстраций шла борьба за власть на улице, а значит борьба за власть в городе. Всеобщая забастовка и уличные демонстрации - эти слагаемые перевели забастовочную кампанию в революционное движение. Но забастовка с последующим переносом борьбы на улицы - это та тактика борьбы, которую большевики стали пропагандировать среди рабочих ещё в мае 1916 года, т.е. почти за девять месяцев до революции. Очевидно, что такое ключевое для исхода революции событие, как уличная борьба не было стихийным неорганизованным процессом. Более того, уличные демонстрации требовали обязательной организации: построение в колонны, выработка маршрута, подготовка знамён и плакатов с лозунгами. Неорганизованные, стихийно образовавшиеся на улице демонстрации, как правило, оказывались неспособными противостоять полиции - их быстро разгоняли. Зато заводские колонны, напротив, демонстрировали живучесть и составляли главную силу революции в уличной борьбе. Организация таких заводских колонн проходила под руководством большевиков и при их непосредственном участии.

Для победы революции действий одних рабочих было недостаточно - требовался переход солдат на сторону восставшего пролетариата. Такой переход совершился 27 февраля, но он совершился не вдруг - ему предшествовала агитационная работа большевиков. Большевики не только смогли издать во время революции несколько листовок, призывавших солдат не стрелять в рабочих, а присоединяться к ним, но и смогли настроить массу рабочих на систематическую работу по агитации солдат. Агитация имела постоянный и массовый характер: рабочие агитировали солдат и казаков во время митингов и манифестаций, осаждали казармы, проникали в казармы, распространяли среди солдат листовки. Такая организованная и направляемая большевиками, работа по привлечению солдат на сторону рабочих принесла свои плоды - гарнизон восстал, и это восстание обеспечило победу Февральской революции.

Мы видим, что в массе своей пролетариат проявлял организованность и сознательность: буквально каждый рабочий понимал и знал, что ему делать. Подобная классовая сознательность и политическая зрелость не рождается сама собой - она результат долгой политико-воспитательной работы, которую проводила большевистская партия. Руководящая роль партии большевиков выражалась в борьбе за единство действий пролетариата, в анализе меняющейся революционной обстановки и выдвижении новых задач, возникавших по ходу революции.

Способность партии большевиков воспитывать и руководить пролетариатом была обусловлена принципами их работы. И то, как организационно была выстроена партия большевиков и что составляло смысл их партийной работы - это имеет важнейшее значение для современного коммунистического движения.

Для большевиков-ленинцев главный смысл партийной работы заключался в развитии политического сознания рабочих и их внутренней самоорганизации. Для этого нужно было быть постоянно среди массы рабочих, быть в самой массе рабочих, поэтому основа партии - её низовые массовые организации - были построены по производственному принципу. На каждом крупном предприятии большевики старались завести свою ячейку и с её помощью вести деятельность среди рабочих. Создавались такие ячейки и в учебных заведениях из числа самих студентов или учащихся. Ячейки производственных предприятий группировались уже по территориальному принципу. Например, делегаты от предприятий, расположенных на Васильевском острове Петербурга, образовывали районный комитет Васильевского острова. Райком Васильевского острова организовывал партийную работу в своём районе и направлял своего представителя в Петербургский Комитет (ПК), который состоял из представителей всех районов столицы. ПК руководил деятельностью уже всей столичной организации и, так исторически сложилось, ПК был одним из самых сильных организационных объединений большевиков в России.

Работа внутри рабочего класса создавала неразрывную связь с классом, что явилось решающим фактором выживания партии в тяжёлых условиях постоянных репрессий царского правительства. В этом плане показательна история противостояния во время войны Петроградской организации большевиков и царской охранки.

Накануне Первой мировой войны царское правительство провело репрессии против рабочего класса и партии большевиков: были закрыты профсоюзы, культурно-просветительские общества, а 8 июля полиция закрыла газету «Правда», устроив облаву и арестовав при этом 44 большевика.

12 июля 1914 года были арестованы ещё 123 большевистских делегата от заводских ячеек. В ноябре 1914 года, во время партийной конференции, пять депутатов-большевиков гос.думы были арестованы, а в феврале 1915 года осуждены на вечное поселение в Туруханский край.

В первой половине 1915 года, в связи с возросшей активностью большевиков, полиция арестовала 118 человек, в том числе 10 членов Петербургского Комитета (ПК).

Не смотря на это, в августе 1915 большевикам удалось провести городскую конференцию и восстановить работу ПК. Петроградские большевики, накануне войны насчитывавшие около 6 000 членов, к июню 1915 года в своём составе имели только 500-600 человек. Но к сентябрю 1915 года численность возросла уже до 1 200 человек.

В целом, с августа 1914 года по февраль 1917 года охранкой было арестовано: 66 членов ПК из 105, выбранных в военный период; 743 большевика и 553 рабочих активиста, около 7-8 тысяч забастовщиков отправлено на фронт. Однако к началу Февральской революции Петроградская большевистская организация состояла из 2 000 (по оценке Шляпникова из 3 000) человек.

Таким образом, период с августа 1914 года и до начала Февральской революции сопровождался непрерывными репрессиями самодержавия по отношению не только к большевистской партии, но и в отношении рабочего класса. Многочисленные разгромы партийных организаций, тем не менее, не смогли не только прекратить, но и не смогли парализовать деятельность большевиков. В условиях воюющих стран партия поддерживала постоянные связи с Заграничным Бюро ЦК (с Лениным), могла три раза восстановить деятельность руководящего органа - Русского Бюро ЦК и десять раз Петербургский Комитет. Партия смогла крайне эффективно противостоять организованной буржуазии при выборах в военно-промышленные комитеты в 1915 году; мобилизовать пролетариат на забастовки осенью 1915, в феврале 1916 года, в октябре 1916 года, в январе 1917 года и противостоять попыткам буржуазии подчинить рабочих в середине февраля 1917 года.

Главная причина такой непотопляемости была прочная связь с рабочими крупных промышленных предприятий. Питерский промышленный пролетариат явился главным источником и опорой жизнеспособности большевистской партии.

Подгузов в статье о свержении монархии, ограничил деятельность большевиков одной малопонятной фразой: большевики-окопники вели просвещение пролетариата. Эта фраза однозначно связывает большевистскую работу только с фронтом и только с солдатами. Т.е. в понимании Подгузова деятельность партии свелась к деятельности большевиков-солдат и только в армии, причём во фронтовых частях. Как могли фронтовики (они же окопники) просвещать тыловой пролетариат? И где у Подгузова героическая подпольная работа тысяч большевиков? где у Подгузова нелегальная партия большевиков?

Вероятно там же, где и рабочий класс - на задворках «революционной» деятельности монополистической буржуазии.

* * *

В заключение своей статьи В.А. Подгузов напыщенно заявляет, что «человек, уличённый в ошибке... ОБЪЕКТИВНО НЕ ЯВЛЯЕТСЯ КОММУНИСТОМ» (так заглавными буквами у самого Подгузова). Сама по себе мысль весьма странная: получается, если человека уличили в ошибке, то он не коммунист, а если не уличили, а человек всё же ошибался, то он продолжает быть коммунистом? По-другому говоря, не важно – ошибается коммунист или нет, важно только – уличили его в ошибке или нет. Так случилось, например, со злополучной статьёй самого Подгузова, в которой он наделал массу разнообразных ошибок: Подгузова не уличали в его ошибках с 2002 года и он оставался коммунистом, а сейчас, в 2020 году, после того как уличили, он, выходит, перестал быть коммунистом. Вероятно, даже сам В.А. Подгузов не согласится со своим же утверждением. Может, поменьше по-детски наивных рассуждений, а побольше работать над изучением истории партии, истории рабочего класса?

Ив. Якутов
источник

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] - http://www.proriv.ru/articles.shtml/podguzov?zcar_2002=

[2] - там же.

[3] - Февраль семнадцатого. Начало (23 февраля)(https://beskomm.livejournal.com/111768.html)

Февраль семнадцатого. 24 февраля. Второй день революции (https://beskomm.livejournal.com/120340.html)

Февраль семнадцатого. 25 февраля. Всеобщая забастовка (https://beskomm.livejournal.com/124218.html)

Февраль семнадцатого. 26 февраля. Второе кровавое воскресенье (https://beskomm.livejournal.com/129282.html).

[4] - Февраль семнадцатого. 25 февраля. Рабочие и солдаты (https://beskomm.livejournal.com/124735.html).

[5] - Рабочие Питера уничтожают самодержавие (https://beskomm.livejournal.com/142228.html)

Победа Петроградского восстания (https://beskomm.livejournal.com/165095.html).

[6] - Февраль семнадцатого. 26 февраля. Буржуазия (https://beskomm.livejournal.com/131148.html)

Таврический дворец (https://beskomm.livejournal.com/146863.html)

Три документа Февраля (https://beskomm.livejournal.com/149591.html).

[7] - Николай II и генералы 27 февраля 1917 года (https://beskomm.livejournal.com/152598.html

https://beskomm.livejournal.com/153073.html)

Николай II и генералы 28 февраля 1917 года (https://beskomm.livejournal.com/161773.html

https://beskomm.livejournal.com/163265.html)

Крах карательной операции (https://beskomm.livejournal.com/175596.html

https://beskomm.livejournal.com/176669.html

https://beskomm.livejournal.com/178124.html).

Несостоявшийся диктатор Иванов

Генерал Иванов вместе с эшелоном георгиевских кавалеров прибыл на станцию Дно около 6 или 7 часов утра 2 марта. На станции генерал получил информацию, что прибывающие из столицы поезда полны солдатами, которые отбирают оружие у офицеров. Зная, что литерные поезда должны пройти через станцию Дно, генерал озаботился, чтобы «на встречных поездах не было безобразий»[92]. Для этого он приказал командиру батальона осматривать встречные с Петрограда поезда и задерживать тех лиц, у которых не было удостоверений[93]. Досматривая поезда, задержали 150 солдат, которых быстро отпустили, и около 50 солдат, переодетых в гражданскую одежду. Последних сажали в эшелон генерала Иванова[94].

На допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Иванов доверительно поведал следователю о своей деятельности на станции Дно. Встречные поезда, по словам царского генерала, были забиты «солдатьём», которое было то ли зловредными агитаторами, то ли грабителями. Столкнувшись на перроне с одним из таких то ли грабителей, то ли агитаторов, генерал Иванов крикнул ему: «На колени!». Солдат встал на колени и его сразу арестовали[95]. Когда прибыл следующий поезд генерал Иванов, пользуясь «магическим действием» крика: «На колени!», поставил на колени уже целую группу митинговавших солдат[96]. Он просто скомандовал «на колени» и все «немедленно» встали перед ним на колени[97]. Хорошо, что Иванову нужно было в Царское Село, иначе вся станция Дно попала бы под «магическое действие» его криков и стояла бы на коленях.

Следующей остановкой стала станция Вырица, на которую эшелон Иванова прибыл в 18 часов 2 марта. Здесь Иванов узнал, что министры царского правительства арестованы, а в самом Царском Селе гвардейские стрелковые батальоны и тяжёлые артиллерийские дивизионы Царскосельского гарнизона «вышли из повиновения своему начальству» и 28 февраля «произвели большие беспорядки» в Царском Селе[98]. Желая до конца выяснить обстановку в Царском Селе, Иванов выехал из Вырицы в Царское.

Прибыв в Царское Село Иванов встретился с комендантом города, начальником жандармского управления, командиром Тарутинского полка и двумя старшими штаб-офицерами Генерального штаба. Отметим, что два офицера ген. штаба и командир Тарутинского полка (вместе с частью полка, находящейся на станции Александровская) прибыли специально под командование генерала Иванова. Генералу Иванову подтвердили, что весь Царскосельский гарнизон, за исключением охраны царского дворца, перешёл на сторону революции. Кроме того, выяснилось, что пулемётная команда Тарутинского полка присоединилась к восставшим морякам Гвардейского флотского экипажа и ушла в Петроград[99].

Узнав, что генерал Иванов в Царском Селе, Александра Фёдоровна изъявила желание принять Иванова и послал за ним офицера. Иванов прибыл на встречу во дворец. На встрече с императрицей обсуждали местоположение царя, трудности связи с ним и причины возникшего «недовольства». На этой же встрече Иванов отказал царице в просьбе послать гонца с письмом к царю[100].

Поздней ночью генерал Иванов получил телеграмму от генерала Алексеева о прибытии в Псков царя и телеграмму от самого царя о бездействии до особого распоряжения[101]. На телеграмму царя Иванов ответил: «Получил телеграмму Вашего императорского величества. Жду дальнейших указаний»[102].

Находясь на железнодорожной станции, Иванов узнаёт, что к вокзалу идёт батальон и тяжёлый дивизион 1-го гвардейского сводного стрелкового полка. Иванов принимает решение уклониться от столкновения и, не мешкая, вместе со своими кавалерами спешно покидает Царское Село по направлению Вырицы[103]. При спешном отправлении из Царского Села по эшелону с георгиевскими кавалерами было произведено несколько выстрелов и брошена ручная граната. Пострадавших не было[104].

Вернувшись на станцию Вырица, Иванов попытался связаться с командирами запасных батальонов Царскосельского гарнизона; переговорил с Вейсом, который был старшим из командиров стрелковых полков, и Иванов считал его командующим бригадой. Вейс ответил, что присутствие Иванова нежелательно. Генерал Иванов решил нанести визит в Тарутинский полк и объехать ближайшие станции на автомобиле. Но в итоге на станцию Владимирская (между Царским Селом и Гатчиной) почему-то поехал поездом. С этого момента железнодорожная администрация, по указанию Бубликова, стала чинить препятствие передвижению Иванова. Ему закрыли путь и перевели его эшелон в тупик на станции Сусанино[105]. Получив несколько телеграмм от Бубликова о запрещении дальнейшего движения, Иванов с батальоном перебрался обратно на Вырицу. Весь день 2 марта Иванов просидел на станции Вырица, безуспешно пытаясь связаться со Ставкой[106]. Если с царём наладить связь у Иванова не получилось, то с Гучковым генерал Иванов обменялся несколькими телеграммами. Сначала Гучков предложил Иванову встречу, когда будет проезжать в Псков или обратно. Иванов ответил согласием, но вскоре Гучков телеграфировал, что из-за отсутствия времени встретиться с генералом не сможет[107]

Иванов 3 марта получил телеграмму, что командующим Петроградским военным округом назначен генерал Корнилов. А в 8 утра этого же дня генерал Иванов получил от Родзянко указание вернуться в Могилёв. 5 марта в 15 или 16 часов несостоявшийся диктатор генерал-адъютант Иванов не солоно хлебавши прибыл в Ставку, в Могилёв[108].

Несмотря на своё умение ставить на колени простых солдат, генерал Иванов вынужден был расписаться в собственном бессилии. Имея в наличии батальон с пулемётной командой, части Тарутинского полка, двух штаб-офицеров, несостоявшийся диктатор не смог взять под контроль ни станцию Дно, ни станцию Александровская, ни станцию Вырица, ни, тем более, Царское Село. Причиной тому была революция охватившая эти станции и ненадёжность вверенных ему войск.

Царский «гуманизм»/Природа царского «гуманизма»

Итак, мы рассмотрели действия высшего военного командования Российской империи 1 марта 1917 года. В этот день произошло коренное изменение политики военного командования: карательная операция была отменена и взят курс на политический компромисс. Главной причиной этого изменения был не гуманизм царя, не его желание не «царствовать насильно», а революционная деятельность рабочих и солдат, т.е. развитие революции вширь.

Ещё раз перечислим эти определяющие события, сбившие воинственный пыл с генералов и императора. Сначала рухнула царская опора в лице военно-полицейских сил Петрограда: в столице произошёл полный разгром самодержавной власти, в ходе которого была прекращена деятельность правительства, градоначальства, полиции, подавление очагов вооружённого сопротивления отдельных частей и переход Петроградского гарнизона на сторону революции. Затем произошло восстание и уничтожение царской власти в Кронштадте и начались волнения Балтийского флота. Не прошло и суток, как царизм пал в Москве: ни одна воинская часть московского гарнизона не встала на защиту царя, вторая столица оказалась полностью во власти рабочих и солдат. Восстание в Петрограде вызвало мятежи воинских частей пригородов столицы и мятежи на некоторых железнодорожных станциях (Любань, Тосна, Луга). Если воинские части пригородов ушли в столицу и там присоединились к революции, то на железнодорожных станциях революционные солдаты активно препятствовали продвижению карательных частей к Петрограду. Это сопротивление выявило одно весьма неприятное обстоятельство: фронтовые части оказались неспособны подавить мятежи на станциях и обеспечить свой проезд к столице. Это показало генералам то, что они и так знали - армия не надежна. По сути, «водворять порядок» было некому. Перед лицом такой катастрофы генералы были бессильны и бессильны настолько, что даже не могли подавить мятеж на станции Луга, находящейся всего в 140 километрах от командования Северного фронта.

Хронологически последний приступ «гуманизма» царя и его подручных можно разбить на несколько этапов.

1 этап, начальный этап, продлился с 23 по 26 февраля включительно. В этот период Николай II опирался на военно-полицейское командование Петрограда, министра внутренних дел, Петроградский гарнизон и полицейские силы столицы. В это время Николай II отдаёт приказ о «прекращении беспорядков», выражает уверенность, что «беспорядки» прекратят командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов и министр внутренних дел Протопопов. В этот же период, т.е. до 27 февраля, царь планирует поездку в Царское Село, не привлекая никаких дополнительных средств для подавления революции, кроме военно-полицейских сил Петрограда.

2 этап включает в себя отрезок с полуночи и до 20 часов вечера 27 февраля. В это время Ставка получила тревожные новости из столицы, которые обозначили масштаб кризиса. Стало совершенно очевидным, что силы Петроградского гарнизона не просто недостаточны для подавления революции - они стали главной опорой революции. Следуя за изменившейся обстановкой, Николай II к вечеру назначил нового командующего Петроградском военным округом - генерала Иванова, придав ему не только чрезвычайные полномочия для «водворения порядка», но и распорядившись усилить его воинскими частями, снятыми с фронта.

3 этап стал этапом усиленного формирования военного кулака, способного сокрушить революцию. В период с 20 часов вечера 27 февраля до 2 часов ночи 1 марта Ставка, во главе с генералом Алексеевым, формировала три бригады в составе 11-и полков, 2-ух артиллерийских батарей и 2-ух кавалерийских дивизий для обеспечения военной операции против восставшего Петрограда. К этому же промежутку времени относится отъезд царя из Могилёва в Царское Село.

4 этап начался с 2 часов ночи 1 марта, с сообщения о начале революции в Москве. Затем, в 10 часов утра, Ставка получила новость о восстании в Кронштадте и волнениях в Ревеле и Гельсингфорсе. Эти неожиданные новости заставили Ставку пересмотреть тактику «водворения порядка» в сторону политического компромисса и настойчиво искать связи с императором. К 13 часам дня 1 марта, так и не установив связь с царём, Ставка сформулировала в своей телеграмме новую тактику: поддержка Временного комитета и отказ от военной операции.

5 этап продлился с 13 часов дня до 19 часов вечера 1 марта, т.е. до приезда царя в Псков. В это время - время ожидания прибытия в Псков царя - в Ставку и в Северный фронт приходят телеграммы о развитии революции в Москве, Кронштадте и о ситуации в самом Петрограде. Эти телеграммы ещё больше утверждают Ставку в мыслях о необходимости отменить военную операцию, что находит отражение в телеграммах Ставки, которые она рассылает по фронтам армии.

6 этап охватывает промежуток времени с 19 часов вечера 1 марта по 2 часа ночи 2 марта. В это время царь прибывает в Псков, и спустя какое-то время генерал Рузский делает доклад о ситуации и о необходимости прекратить военную операцию и предоставить гос. думе право формировать правительство. В этот период Ставка проявляет сильное нетерпение: из Могилёва в Псков одна за другой следуют телеграммы о развитии революции и запросы о принятых царём решениях. Такое давление принесло результат: Николай II принимает решение о даровании «ответственного министерства» и разрешает Рузскому вступить в переговоры с Родзянко. Несмотря на фактическое прекращение военной операции, отмены переброски фронтовых частей к Петрограду не произошло. Ночью были даны приказы вернуть лишь те части, которые застряли под станцией Луга.

7 этап занимает время с 2 часов ночи до 10 часов утра 2 марта. В это время произошёл разговор Рузского и Родзянко, в ходе которого последний поставил «династический вопрос» ребром: «страшнейшую революцию» победить «ответственным министерством» невозможно, требуется смена монархов. Ставка, обладавшая оперативной информацией о ходе переговоров, не мешкая проинформировала все фронты об изменении ситуации. Получив известия о недостаточности манифеста о даровании правительства, Западный фронт задержал движение эшелонов и отменил погрузку новых частей. Император всё это время отдыхал, и генерал Алексеев проявлял сильное нетерпение в попытках разбудить царя и доложить ему последние новости.

8 этап завершает эпопею с попыткой подавить революцию. Он продлился с 10 утра и до 14 часов дня 2 марта. В это время царь распорядился возвратить назад все войска, снятые с фронта, для подавления революции.

Приведённая выше последовательность контрреволюционных действий царя и высших генералов говорит о том, что, во-первых, ситуация стремительно менялась, а во-вторых, решение о переходе от силового варианта к политическому было принято генералами без участия царя. По существу, царя ставили перед фактом уже осмысленного и согласованного между генералами решения. Для генералов было очевидно, что революция уже приняла общероссийский характер; было очевидно, что купировать революционный очаг в столице нет возможности, а Петроградский гарнизон не стал единственным «изменником» царю. Со всей очевидностью нарисовалась ненадёжность армии в целом: революционными оказались не только тыловые гарнизоны, но и фронтовые части, которые переходили на сторону революции, колебались, оставались нейтральными, но только не служили самодержавию твёрдой опорой. Сложившаяся ситуация требовала какого-то немедленного успокоения, требовалась пауза в развитии революции, нужно было сбить поступательный темп революции. Генералы понимали, что срочно требовалось предпринять такое действие, которое бы успокоило массы, позволило сохранить оставшиеся позиции контрреволюции и тем самым, создало возможность собрать силы и волю для дальнейшей борьбы с революцией. То есть требовался манёвр, и таким действием, позволяющим начать манёвр, по замыслу генералов, было дарование царём «ответственного министерства».

В обстановке стремительно развивающейся революции, когда на счету был каждый час, от главы государства требовалось способность быстрого анализа, быстрой и гибкой реакции. Надежды, что Николай II проявит эти качества не было никакой. Вспомним, что с 26 февраля Родзянко в обращении к императору предлагал для борьбы с революцией разрешить формировать думе «ответственное министерство». Днём 27 февраля три главкома фронтами Брусилов, Эверт и Рузский поддержали просьбу Родзянки о формировании «ответственного министерства». Вечером того же дня генерал Алексеев при докладе Николаю II второй телеграммы Родзянко поддержал «ответственное министерство». В это же время «великий» князь Михаил Александрович послал телеграмму царю с просьбой даровать «ответственное министерство». В ночь на 28 февраля 23 члена Государственного совета (в том числе Гучков) направили царю просьбу изменить внутреннюю политику и разрешить формирование «ответственного министерства». 1 марта в 17 часов к просьбе о даровании «ответственного министерства» присоединился «великий» князь Сергей Михайлович, а в 18-30 за «ответственное министерство» высказался «великий» князь Николай Николаевич. Как видим, в ходе разрастающейся революции к царю с просьбой о политическом компромиссе обращались не только лидеры оппозиции из числа либеральной буржуазии, но и генералы, и даже члены дома Романовых. Всё оказалось тщетным, Николай Последний выбрал военный путь урегулирования революционного кризиса и непреклонно следовал ему. Очевидно, что упрямый, недоверчивый к чужому мнению, невосприимчивый к чужим аргументам, не имеющий в своём арсенале гибких политических решений и не обладающий острой политической реакцией, Николай Последний не соответствовал обстановке революционных потрясений. Находясь долгие годы в глухой бескомпромиссной конфронтации с монополистической буржуазией, царь к Февральской революции оказался в политической изоляции ко всем классам и прослойкам российского общества. Столь длительная практика такой примитивной, не прагматичной и не дальновидной политики сделала фигуру Николая II легко прогнозируемой и предсказуемой. Именно поэтому генералы, не дожидаясь прибытия царя в Псков, подготовили компромиссное решение.

К тому же не надо забывать, что Николай II с 5 часов утра 28 февраля и до 19 часов 1 марта вообще был лишён возможности не только влиять на положение в стране, но и своевременно получать информацию. Опрометчиво отправившись в самую гущу революции - к Петрограду - царь, по сути, само- изолировал себя от оперативной информации и от возможности принимать решения. Прибыв в Псков, царь в своём понимании ситуации оказался отброшенным на целую эпоху. Он вынужден был знакомиться с совершенно иной обстановкой, чем та, которая была в момент его отъезда из Могилёва. Это для Николая II явилось новым неприятным обстоятельством. Ему приходилось с ходу адаптироваться к новой обстановке. Для его умственных способностей и сложившейся многолетней практики руководства государством это было нелегко. И по его попытке сделать из «ответственного министерства» «полуответственное» понятно, что он не справился и в этот раз. Таким образом, военное командование было право, когда не дожидаясь мнения царя, подготовило решение политического компромисса с монополистической буржуазией в виде «ответственного министерства». Оно также было право, когда осуществило давление на императора с целью добиться манифеста об «ответственном министерстве» и настояло на манифесте в редакции Ставки.

Говоря в целом о деятельности Ставки и фронтов в период с начала Февральской революции и до 2 марта, можно сказать, что высшее командование армии никогда не было ни революционным, ни заговорщицким. До 1 марта генералы (несмотря на то, что имели другие политические взгляды на внутреннюю обстановку чем царь) целиком и полностью поддерживали Николая II в его решении военной силой подавить восстание в Петрограде. В этот промежуток времени Ставка и фронты усиленно готовили карательную операцию, снимая части с фронта. Только распространение революции за пределы Петрограда и фактический отказ фронтовых частей расстреливать своих же, но только революционных солдат, заставило высший генералитет спешно пересматривать контрреволюционную тактику. Под давлением революционных солдат и рабочих генералы решили заменить кнут пряником и «даровать» ненужное рабочим и солдатам «ответственное министерство». Этот манёвр преследовал цель снизить революционный накал, сбить темп революции и одновременно сохранить не только монархию, но и сохранить фигуру самого монарха - Николая II. Для того чтобы реализовать этот манёвр генералы осуществили давление на императора, который не мог трезво оценивать ситуацию и принимать необходимые решения. Настаивая на манифесте об «ответственном министерстве», генералы продолжали работать на монархию и на Николая II. Родзянко, который находясь в Петрограде был очевидцем разгрома самодержавия, очевидцем работы Совета рабочих и солдатских депутатов, свидетелем принятия Приказа №1, открыл глаза генералам и царю о масштабах и глубине революции. Родзянкой был поставлен ребром «династический вопрос», но у монополистической (либеральной) буржуазии — это ребро было особым, не таким как у революционных масс. Для «революционной» думы поставить ребром «династический вопрос», это означало не отправить на свалку истории монархию, а всего лишь сменить одного царя на другого - поменять Николая II на Михаила I. Ставка и командующие фронтами учли мнение Родзянки и теперь манёвр стал более глубоким, но от этого он не изменил своей реакционной сущности: генералы по-прежнему работали на сохранение монархии, меняя при этом одного члена дома Романовых на другого. Несмотря на то, что генералы оказывали давление на царя, Ставка и командование фронтами продолжали действовать в рамках монархической иерархии, получая на все свои действия разрешения царя. Этим генералы подтверждали свою верность не лично Николаю II, а самой монархии.

Не будет лишним отметить, что утверждение, распространяемое монархистами о том, что Николай II остановил движение войск на Петроград, является ничем не подтверждённым мифом. Войска, которые уже двигались в эшелонах на Петроград, развернули сами генералы, добившись одобрения этого решения от царя. Сам же царь окончательно распорядился о прекращении карательной операции только к 14 часам 2 марта, когда уже им было принято решение об отречении от престола. Выходит, что «гуманный» Николай II до самого конца не отдавал формального приказа об остановке войск, двигавшихся на столицу. Николай II до последнего момента старался сохранить власть, совершая свои бестолковые и утратившие актуальность манёвры и питая беспочвенные иллюзии, но об этом и об истинном смысле отречения от престола последнего императора России в следующий раз.

Ив. Якутов

ПРИМЕЧАНИЯ:

[92] - Падение царского режима. Том 5, стр. 319-320.

[93] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 106.

[94] - там же.

[95] - Падение царского режима. Том 5, стр. 320.

[96] - там же, стр. 321.

[97] - там же, стр. 321.

[98] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 106.

[99] - Падение царского режима. Том 5, стр. 324.

[100] - там же, стр. 322.

[101] - там же, стр. 322.

[102] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 107.

[103] - Падение царского режима. Том 5, стр. 322.

[104] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 107.

[105] - Падение царского режима. Том 5, стр. 324.

[106] - там же, стр. 324-325.

[107] - А.Л. Сидоров. Провал попытки Ставки подавить Февральскую революцию 1917 года в Петрограде/Вопросы архивоведения, 1962, №1, стр. 108.

[108] - Падение царского режима. Том 5, стр. 325-326.

В предыдущих материалах[1] мы подробно рассмотрели, как Николай II и его генералы 27 и 28 февраля интенсивно готовились задушить военными методами революцию в Петрограде. Ставка верховного главнокомандования, начав поздним вечером 27 февраля, к концу 28 февраля усиленными темпами формировала военный кулак в составе трёх бригад. Эта карательная сила включала в себя 11 полков, 2 артиллерийские батареи, одну пулемётную команду Кольта, 2 радиостанции и имела в резерве две кавалерийские дивизии. Возглавлял карательную группу генерал Иванов, который передвигался по железной дороге в отдельном составе и в качестве личной охраны имел батальон георгиевских кавалеров и пулемётную команду Кольта. Генерал Иванов был назначен командующим Петроградского военного округа с чрезвычайными полномочиями.

Несмотря на все эти внушительные приготовления 1 марта 1917 года карательные начинания Ставки и Николая II потерпели крах. Монархисты едины в объяснении этого провала: Николай II, движимый гуманными соображениями, сам остановил карательные войска. Примитивный эпигон заговорщицкой теории Николай Стариков старательно записывает (бумага же терпит), что царь остановил георгиевских кавалеров, «чтобы избежать кровопролития»[2]. Более подготовленные фальсификаторы признают, что «водворять порядок» Николай II послал куда более значительное количество войск, чем батальон кавалеров. Так, доктор «православных исторических наук» Пётр Мультатули говорит о 50-тысячном карательном контингенте, который «Богопомазанный Царь» остановил, поскольку не был «кровавым диктатором», «способным проливать кровь людей “яко воду”»[3]. Но очевидно, что «Богопомазанный Царь», которого терзают приступы гуманизма и любви к своему народу, не будет снимать с фронта 11 полков только лишь для того, чтобы их вернуть обратно. Ясно, что гуманизм здесь не причём, а есть иные причины, побудившие остановить карательную операцию. В этом материале мы и разберём причины провала подавления восставшего Петрограда.

Плохие новости для карателей

1 марта ещё продолжал раскручиваться маховик карательной операции, и Ставка держала руку на пульсе этого процесса. В 01-20 ночи с Западного фронта в Ставку была направлена телеграмма о том, что радиостанция №217 погружена и отправляется по маршруту, радиостанция №218 будет погружена утром 1 марта[4]. К 01-40 ночи командующий Юго-Западного фронта генерал Брусилов определился с частями, которые будут участвовать в подавлении революции. К отправке с фронта были приготовлены: Преображенский, 4-ый стрелковый, 3-ий стрелковый полк и батарея гвардейской стрелковой артиллерийской бригады. Часть войск была готова к отправке 2 марта, остальные должны были быть готовы 3 марта. Генерал запрашивал Ставку о необходимости отдельного уведомления о погрузке войск в эшелоны[5]. К 9 утра 1 марта первые части карательных войск, снятые с фронта, были уже на пути к Петрограду: два эшелона с 67-ым полком уже высадились на станции Александровская, семь эшелонов прошли Двинск и находились в Пскове, эшелоны с двумя эскадронами 15-го Татарского полка тоже прошли Двинск[6].

Но в 2 часа ночи в Ставку пришла тревожная новость из Москвы - командующий Московским военным округом генерал Мрозовский прислал телеграмму о начале революции в первопрестольной:

«Сообщаю, что население Москвы, вследствие петроградских событий и отсутствия сведений, крайне возбуждено, газеты сегодняшнего вышли. 27 февраля порядок не был нарушен. К 12 часам дня 28 февраля почти все заводы бастовали. Рабочие прекращали работу и обезоруживали одиночных городовых, собирались толпы с красными флагами, но рассеивались полицией и казаками. Толпа в несколько тысяч собралась у городской думы, но без активных действий. Одна толпа ворвалась в Спасские казармы, но была вытеснена. Гражданская власть на некоторых площадях передала охранения порядка военным властям. Считаю необходимым немедленное правительственное сообщение о петроградских событиях. Получаю просьбы о сведениях. Дальнейшее умолчание угрожает эксцессами. Мрозовский»[7].

К концу 28 февраля генерал Мрозовский, вероятно, уже не полностью владел обстановкой в Москве, поскольку преуменьшает масштабы разразившейся революции. Политика информационной изоляции Москвы, которую предприняли царские власти, потерпела провал. Москва через железнодорожное сообщение и телефонную связь узнала о разгроме самодержавия в Петрограде. В свою очередь, рабочие массы о революции в Питере узнали от московской организации большевиков[8]. Генерал Мрозовский правильно отметил, что Москву охватила всеобщая забастовка и рабочие вышли на улицу, но он явно лукавил, говоря о «рассеивании» рабочих демонстраций полицией и казаками. Со стороны полиции было предпринято несколько попыток препятствовать шествиям, но они все потерпели крах. Казаки вообще благоразумно воздержались от столкновения с рабочими. Но главное в московских событиях, как верно отметил советский историк И.И. Минц, было то, что ни одна воинская часть, ни одно подразделение не оказало помощи царским властям и не применило оружие против демонстрантов[9]. Можно с уверенностью констатировать, что «толпа в несколько тысяч человек» у городской думы не разгонялась не из-за того, что не предпринимала «активных действий», а в силу отсутствия у царизма реальных сил разогнать эту «толпу». К тому же в городской думе к этому моменту уже существовал Временный революционный комитет, создание которого инициировали меньшевики - они, как и в Петрограде приложили максимум усилий для того, чтобы навязать себя рабочему классу. В течение 28 февраля комитет усиленно пополнялся представителями рабочих от различных заводов и «многотысячная толпа» служила для выборных от заводов вполне реальным и практическим основанием для существования. Ситуацию со Спасскими казармами командующий Московским округом тоже доложил лукаво: «толпа» не была «вытеснена» из казарм, а напротив, сумела присоединить к себе 300 солдат 192-го пехотного запасного полка и спокойно покинуть казармы. Основная масса солдат в этот день, 28 февраля, осталась нейтральной и присоединилась к революции на следующий день[10].

Тем не менее, даже этих неполных данных о революции в Москве хватило, чтобы Ставка начала спешно пересматривать свои шансы на успех подавления революции. Если до известия о революции в Москве Ставка и Западный фронт обсуждали телеграммы, исходящие из революционного Петрограда, и решали, как на них реагировать[11], то «разговор» по юзу, который состоялся между Ставкой и Западным фронтом в 11 часов утра, носил совсем другой характер. Главнокомандующий Западным фронтом генерал Эверт хотел было с генералом Лукомским вновь обсудить ситуацию с телеграммами Родзянко, но генерал Ставки сообщил, что в Москве и Кронштадте начались «беспорядки» и что в связи с этими событиями начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев подготовил телеграмму для царя. В этой телеграмме Алексеев просит Николая II «об издании акта, который мог бы успокоить население», т.е. просит Николая II разрешить «ответственное министерство». Телеграмма пока не отправлена, поскольку нет связи с царём[12].

О событиях в Кронштадте Ставка узнала из телеграммы командующего Балтийским флотом вице-адмирала Непенина:

«Сообщаю для доклада государю императору, что мною получены следующие телеграммы председателя Государственной Думы Родзянко. Эту переписку сообщил для сведения соседям по фронту, генералам Гулевичу и Рузскому, это же мною объявлено начальникам отдельных частей и приказано прочесть командам. Считаю, что только таким прямым и правдивым путем я могу сохранить в повиновении и боевой готовности вверенные мне части. Считаю себя обязанным доложить его величеству мое искреннее убеждение в необходимости пойти навстречу Государственной Думе, без чего немыслимо сохранить в дальнейшем не только боевую готовность, но и повиновение частей. О размере беспорядков в Кронштадте не имею донесений с четырех часов утра. В Ревеле забастовали без предъявления каких-либо требований судостроительные мастерские Северо-Западного общества. В Гельсингфорсе была прекращена выпечка хлеба торговцами — заставил печь. В остальном пока нормальное течение жизни и полный порядок. Все на своих местах. 236/оп. 10 час. 1 марта сего года. Непенин»[13].

Судя по дате отправления, Ставка получила телеграмму не ранее 10 часов утра 1 марта. В ней, как мы видим, адмирал Непенин сообщает о невозможности держать личный состав Балтийского флота в информационной изоляции и докладывает о том, что принял решение ознакомить судовые команды о революционных событиях в Петрограде. Попутно адмирал обращается к царю с политической просьбой о разрешении формирования «ответственного министерства». В той обстановке, в которой оказался Балтийский флот и его главные города к 1 марта, решение дать дозированную информацию о революции в Петрограде было запоздавшим. К этому времени в Кронштадте к бастовавшим рабочим уже присоединились восставшие воинские части и судовые команды моряков[14]. Уже был убит матросами ненавистный Кронштадтский губернатор адмирал Вирен, а также начальник штаба Кронштадтского порта контр-адмирал Бутаков, командир 1-го Балтийского флотского экипажа генерал-майор Стронский, начальник Школы юнг капитан 1 ранга Степанов и ещё около 26 офицеров. Кроме того, аресту было подвергнуто свыше 100 морских офицеров[15]. В Ревеле, где базировалась 1-я бригада линейных кораблей и бригады подводных лодок Балтийского флота, забастовали рабочие судостроительного завода[16]. Забастовка взволновала матросские массы - их настрой был настолько революционен, что контр-адмиралы Вердеревский и Пилкин признали Думу и поспешили разрешить выборы судовых комитетов[17]. В самой главной базе Балтийского флота - в Гельсингфорсе - адмирал Непенин, понимая всю напряжённость обстановки и чувствуя надвигающуюся угрозу революционного взрыва, объезжал крупные корабли, на которых выступал с краткими сообщениями о происходивших событиях в столице[18]. Что Непенин рассказывал матросам можно себе представить, ознакомившись с его телеграммой, которую он распорядился зачитать в командах судов:

«Предписываю объявить командам: последние дни в Петрограде произошла забастовка и беспорядки на почве недостатка пищи и подозрения некоторых лиц в измене, чем могло быть нарушено доведение войны до победы. Произошли перемены в составе Совета Министров, который принимает меры к прекращению беспорядков и подвозу необходимых продуктов. Объявляю об этом командам, чтобы они узнали об этом от меня, а не из посторонних рук. Требую полного усиления боевой готовности, ибо возможно, что неприятель, получив преувеличенные сведения о беспорядках, попытается тем или иным путем воспользоваться положением»[19].

Адмирал Непенин умолчал о том, что рабочие и солдаты вооружённым путём свергли царское правительство и создали свой орган власти - Советы рабочих и солдатских депутатов; о том, что царская власть была разгромлена и никакого буржуазного «Совета Министров» ещё не существовало. Вместо этого Непенин грубо извратил действительность, представив революцию в виде уже «прекращаемых» продовольственных беспорядков. Наворачивая одну ложь на другую, Непенин обманывал своих матросов стараясь дезориентировать их, сбить их революционный порыв, преследуя цель - оставить матросскую массу в подчинении офицерам и в целом в сфере влияния командования флота. Такие «игры» командующего Балтийским флотом кончились для него плачевно - 4 марта в Гельсингфорсе произошло восстание, в ходе которого вице-адмирал Непенин был убит своими матросами.

Но вернёмся к Ставке. Получив тревожные вести из Кронштадта и Москвы, генерал Алексеев предпринимал неоднократные попытки связаться с Царским Селом, рассчитывая, что Николай II находится уже там. Попытки предпринимались в 10-20, в 10-30, в 11-30, но все оказались безуспешными: Ставку с Царским Селом не соединяли[20]. Наконец, окольными путями Ставка в 13-10 дня 1 марта направляет телеграмму в Царское Село для Николая II:

«...Беспорядки в Москве, без всякого сомнения, перекинутся в другие большие центры России, и будет окончательно расстроено и без того неудовлетворительное функционирование железных дорог. А так как армия почти ничего не имеет в своих базисных магазинах и живет только подвозом, то нарушение правильного функционирования тыла будет для армии гибельно, в ней начнется голод и возможны беспорядки. Революция в России, — а последняя неминуема, раз начнутся беспорядки в тылу, — знаменует собой позорное окончание войны со всеми тяжелыми для России последствиями. Армия слишком тесно связана с жизнью тыла, и с уверенностью можно сказать, что волнения в тылу вызовут таковые же в армии. Требовать от армии, чтобы она спокойно сражалась, когда в тылу идет революция, невозможно. Нынешний молодой состав армии и офицерский состав, в среде которого громадный процент призванных из запаса и произведенных в офицеры из высших учебных заведений, не дает никаких оснований считать, что армия не будет реагировать на то, что будет происходить в России. Мой верноподданнический долг и долг присяги обязывает меня все это доложить вашему императорскому величеству. Пока не поздно, необходимо немедленно принять меры к успокоению населения и восстановить нормальную жизнь в столице. Подавление беспорядков силою при нынешних условиях [выделено - И.Я.] опасно и приведёт Россию и армию к гибели. Пока Государственная Дума старается водворить возможный порядок, но если от вашего императорского величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов, и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю ваше величество, ради спасения России и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия, и поручить ему образовать кабинет. В настоящую минуту это единственное спасение. Медлить невозможно, и необходимо это провести безотлагательно. Докладывающие вашему величеству противное бессознательно и преступно ведут Россию к погибели и позору и создают опасность для династии вашего императорского величества. Генерал-адъютант Алексеев»[21].

Следом за этой телеграммой, в 13-17 дня, Ставка сообщила генералу Брусилову о том, что погрузка войск Юго-Западного фронта, предназначенных для подавления Петрограда должна начаться только после особого уведомления[22].

Изменение тактики

С этого момента Ставка верховного главнокомандования меняет отношение к революции, переходя от карательных методов к политическим, «умиротворяющим». В Ставку ещё продолжают приходить телеграммы о перемещениях в сторону Петрограда снятых с фронта войск: в 14-50 Западный фронт доложил о движении 7 эшелонов и подготовке к отправке ещё 8 эшелонов[23]; в 15-30 Северный фронт доложил, что из-за прерванного железнодорожного сообщения батальон Выборгской крепостной артиллерии не сможет быть доставлен в Петроград[24]; в 18-30 Ставка предписывает Северному фронту отправить батальон Выборгской крепостной артиллерии походным порядком, усилив его частями 106 пехотной дивизии[25]; с 20 до 20-30 по прямому проводу Северный фронт доложил Ставке о дислокации фронтовых частей[26]; от 1 марта (без указания времени) имеется рапорт начальника военных сообщений театра военных действий генерала Тихменева генерал-квартирмейстеру Ставки генералу Лукомскому о полной дислокации эшелонов с карательными фронтовыми частями[27].

Несмотря на то, что в Ставке уже не видели возможности военными мерами подавить революцию, генерал Алексеев не отдавал распоряжений об остановке эшелонов и возврате их на фронт, поскольку не мыслил себе нарушения субординации. Не в силах отменить мобилизацию фронтовых частей, Ставка просто не форсирует мобилизацию карательных войск. К тому же, Ставку сильно беспокоила потеря связи с литерными поездами и она настойчиво пыталась её восстановить. Наконец, в 15-50 в Ставку приходит сообщение, что литерный «А» находится на станции Дно[28]. Понимая, что литерные поезда двигаются в Псков - в штаб Северного фронта, генерал Алексеев немедленно направил в Псков для царя телеграмму, которую он ранее высылал ему же, но только в Царское Село[29].

Между тем в Ставку продолжали поступать новости одна тревожнее другой. Генерал Мрозовский в 15-15 дня прислал сообщение из Москвы:

«Несколько тысяч артиллеристов 1-й запасной бригады на Ходынке захватили орудия и сараи с вооружением для формирований, часть коего передана революционерам. Громадное число учреждений, требующих охраны, большие толпы забастовщиков, большие расстояния и недостаток надежных войск препятствуют обезоружить бунтующих. Число воинских чинов, переходящих к революционерам, все увеличивается. Благоволите уведомить о получении этой телеграммы. 8196. Мрозовский.»[30].

А уже через 55 минут, т.е. в 16-10, Ставка приняла от Мрозовского весьма лаконичную и красноречивую депешу:

«В Москве полная революция. Воинские части переходят на сторону революционеров. 8197. Мрозовский.»[31].

В 17-19 вечера морской министр Григорович передал в Ставку сообщение коменданта крепости Кронштадт вице-адмирала Куроша:

«Вечером [т.е. 28 февраля - прим. И.Я.] начались беспорядки в некоторых сухопутных частях и береговых командах флота. Части ходят по улицам с музыкой. Принимать меры к усмирению с тем составом, который имеется в гарнизоне, не нахожу возможным, так как не могу ручаться ни за одну часть. [№] 220. Комендант крепости вице-адмирал Курош»[32].

В 17-53 Ставка получает депешу от командующего Балтийским флотом адмирала Непенина:

«С 4 часов утра 1 марта прервано сообщение с Кронштадтом каким-либо путём. Главный командир порта убит, офицеры арестованы. В Кронштадте анархия, и станция службы связи занята мятежниками»[33].

В 18-00 Северный фронт передал следующую информацию в Ставку:

«По имеющимся сведениям, стрельба на улицах Петрограда не прекращается, Сообщения по городу небезопасны. Николаевский вокзал сильно пострадал. По улицам бродят нижние чины. Гарнизоны Петрограда, Ораниенбаума, Стрельно переведены в Петроград, обязанности коего исполняет Ген[ерального] шт[аба] полковник Энгельгардт. Железные дороги действуют правильно, сокращены только некоторые местные поезда. Болдырев»[34].

На фоне сообщений о восстаниях и «беспорядках» информация командующего Кавказкой армией «великого» князя Николая Николаевича о том, что на Кавказе войска спокойны[35] выглядит светлым пятном. Но «пятном», не влияющим на общую остановку расширяющейся революции. Для Ставки в этот период стало очевидным не только образование нескольких крупнейших революционных очагов, не только стремительность этих образований, но и то, что фронты с их многочисленными тыловыми гарнизонами не имели никаких возможностей не только покарать революционный Петроград, но даже приблизиться к нему. Царские поезда не смогли приблизиться к Царскому Селу, несмотря на то, что на всех станциях следования литерных поездов находились воинские и жандармские подразделения, предназначенные для обеспечения порядка на станциях, а станции управлялись начальниками верными царю. И тем не менее, эти возможности не помогли взять под контроль даже такие небольшие станции, как Тосно и Любань. Ещё Ставка могла в полной мере убедиться в том, что прибывавшие с фронта карательные войска не были настроены приводить в чувство взбунтовавшиеся гарнизоны. Так, начальник военных сообщений Северного фронта докладывал своему коллеге из Ставки, что взбунтовавшийся гарнизон станции Луга заблокировал эшелон (вероятно с 68-м Бородинским пехотным полком) на входных стрелках и не позволил ему проехать дальше[36]. Никаких действий по разблокированию железной дороги и наведению «порядка» на станции фронтовыми частями произведено не было. Более того, революционный лужский гарнизон окружил остановленный эшелон, в котором находился батальон и пулемётная команда. Второй эшелон находился в 10 километрах от станции Луги, а третий вместе с командиром полковником Фёдоровым на станции Серебрянка. Бессильный, что-либо предпринять полковник докладывал об этом в штаб Северного фронта[36а]. Приняв телеграмму полковника Фёдорова, командование Северным фронтом осталось пассивным, поскольку не смогло изыскать сил для подавления восстания на станции Луга, а ведь от Пскова до Луги менее 140 километров.

Видя разворачивающуюся вширь революцию и беспомощность командования армии перед ней, наштаверх (т.е. начальник штаба Верховного главнокомандующего) генерал Алексеев предпринимает все усилия для того, чтобы донести эти изменившиеся обстоятельства до Николая II. Вслед за телеграммой о восстании в Кронштадте и революции в Москве, Ставка в 16-59 часов посылает в Псков информацию для царя:

«П е р в о е. В Кронштадте беспорядки. Части ходят по улицам с музыкой. Вице-адмирал Курош доносит, что принять меры к усмирению с тем составом, который имеется в гарнизоне, он не находит возможным, так как не может ручаться ни за одну часть. В т о р о е. Генерал Мрозовский сообщает, что Москва охвачена восстанием и войска переходят на сторону мятежников. Т р е т ь е. Адмирал Непенин доносит, что он не признал возможным протестовать против призыва Временного Комитета Государственной Думы, и, таким образом, Балтийский флот признал Временный Комитет. Сведения, заключенные в телеграмме 1833, получены из Петрограда из различных источников и считаются достоверными. Если будет хоть малейшее сомнение, что литерные поезда могут не дойти до Пскова, надлежит принять все меры для доставления доклада по принадлежности, послав хотя бы экстренным поездом с надежным офицером и командой нижних чинов для исправления пути, если бы это имело место. Генерал Алексеев нездоров и прилег отдохнуть, почему я и подписываю эту телеграмму. 1 марта 1917 г. 1848. Лукомский.»[37].

Практически одновременно с этой телеграммой, в 17-00, Ставка уже по прямому проводу повторила настоятельную просьбу к главнокомандующему Северным фронтом генералу Рузскому донести все телеграммы Ставки царю. Ставка просила главкосева (т.е. главнокомандующего армиями Северного фронта) Рузского сообщить царю, что к содержанию телеграммы присоединился и «великий» князь Сергей Михайлович[38].

В 17-53 из Ставки для царя вновь отправляют две телеграммы о Кронштадте и Балтийском флоте, которые мы ранее уже приводили[39].

Пока царь оставался без связи, пробираясь на своих поездах сквозь охваченную революцией железную дорогу, наштаверх Алексеев реагировал на меняющуюся ситуацию. Ещё ранним утром (в 5-51 и в 6 часов утра) Ставка получила телеграммы от Родзянко о «переходе» власти к Временному комитету[40] и воззвание к армии и флоту о сохранении спокойствия и продолжении войны[41]. К середине дня генерал Алексеев решается отреагировать на них и в 14-30 отравляет ругательную телеграмму Родзянке. В ней наштаверх с первых строк заявил, что «военные чины и армия в массе свято исполняют долг перед царем и родиной̆». Затем он отругал Родзянко за его телеграммы командующим фронтами и по железной дороге, которые вносят беспокойство и нервозность в войска и не считаются с армейской иерархией. Алексеев расценил действия по препятствию проезда литерных поездов в Царское Село и перерыву связи Ставки с Царским Селом как недопустимые. Наштаверх, наивно предполагая, что Родзянко и Временный комитет думы управляют ситуацией, просил пропустить литерные поезда в Царское Село и восстановить связь с Царским Селом. Генерал Алексеев настаивал на том, чтобы все взаимоотношения с подчиненными Ставке чинами и частями производить только через саму Ставку, в противном случае, Алексеев пригрозил Родзянке разрывом всех сношений с «центральными управлениями»[42].

Затем, не дождавшись связи с Николаем II, Ставка с 18 часов начала рассылать всем командующим фронтами телеграмму о ситуации в Москве:

«В Москве полное восстание, и войска переходят на сторону сторонников Временного Комитета Государственной Думы, сформированного с Родзянко во главе для замены упраздненного правительства. В /Кронштадте восстание, и Балтийский флот, с согласия командующего флотом перешел на сторону Временного Комитета. Решение адмирала Непенина вызвано стремлением спасти флот. Генерал-адъютант Алексеев телеграфировал государю, прося издать акт, способный успокоить население и прекратить революцию. Генерал Алексеев докладывает, что спасение России и возможность продолжать войну будет достигнуто только тогда, когда во главе правительства будет стоять человек, который будет пользоваться доверием населения и который образует соответствующий кабинет. Его величество ещё не прибыл в Царское Село, и поезд находится близ станции Дно. 1 марта 1917 года. 1854/718. Клембовский.»[43].

Главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский также старался реагировать на революционные события. В 15-30 он обратился к командующим армий своего фронта. Начав с того, что «волнения в Петрограде приняли настолько серьёзный̆ характер, что для установления порядка в столице образовался Временный̆ Комитет Государственной̆ Думы», генерал Рузский предупредил командиров фронта о необходимости быть готовым к удару противника, который, возможно, попытается воспользоваться «беспорядками» в тылу фронта. Кроме того, главкосев наказал своим подчиненным крепить дисциплину и спокойствие в окопах и в тылу[44]. А в 17-37 главкосев Рузский обратился к Родзянко, как к главе «Комитета», с просьбой содействовать скорейшему восстановлению «порядка» в столице[45].

Главнокомандующий Юго-Западным фронтом в этот напряжённый период времени тоже не остался в стороне от бурных событий. Видимо, испытывая влияние поступающих телеграмм Ставки о совершившихся восстаниях в Петрограде, Москве, Кронштадте и Балтийском флоте, генерал Брусилов в 19-00 направил телеграмму непосредственно в Псков для самого Николая II. В своей телеграмме главкоюз (т.е. главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта) Брусилов, указав на то обстоятельство, что во время войны «вести междоусобную брань совершенно немыслимо», просил царя «...признать совершившийся факт и мирно и быстро закончить страшное положение дела»[46]. Собственно, генерал Брусилов, как и 27 февраля при ответе на телеграмму Родзянки, вновь открыто продемонстрировал свою политическую позицию самому императору.

Иную позицию занимал главкозап (т.е. главнокомандующий армиями Западного фронта) генерал Эверт. Он и его начальник штаба генерал Квецинский с самого утра 1 марта донимали Ставку, выясняя и рассчитывая, как им безопаснее для себя реагировать на стремительно меняющуюся революционную обстановку. Не получив к вечеру однозначных указаний, в 19-43 командование Западного фронта сетовало на распространяющиеся слухи, сведения, «агентские телеграммы» и при этом упрекало Ставку, что исходящая от неё информация «конечно, для нас освещает положение вопроса, но не решает его». Исполняя поручение Эверта, генерал Квецинский вновь запрашивал Ставку: где находится царь? где находится генерал Иванов? и где отправленные ему эшелоны с войсками? Кроме того, главкозап Эверт очень хотел бы от Ставки «получить возможно скорее определенное решение». Из Ставки ответили, что телеграмму о действиях сейчас получите, царь в Пскове, а генерал Иванов в трёх перегонах от Царского Села. Отправленные эшелоны с войсками «проходят свободно»[47].

Продолжение следует...

Иван Якутов

источник с примечаниями здесь

Февральская революция 1917 года в России - это не интриги монархистов против Николая Последнего и не происки английского посольства или германского ген.штаба. Это восстание рабочих и солдат, которое завершилось полным разгромом царской власти в столице и пригородах, в Москве, в Кронштадте. Но и этим не ограничивается Февральская революция: рабочие и солдаты своей революционной деятельностью сумели до основания потрясти основы империи и создать новый орган власти - Советы рабочих депутатов. О создании Совета и борьбе за власть и пойдёт речь в этом материале.

Выборы в Совет рабочих депутатов

С самого утра 28 февраля на предприятиях Выборгской стороны повсеместно начались выборы представителей в Совет рабочих депутатов. Завод «Новый Лесснер» выбрал в Совет в большинстве своём меньшевиков[1]. Завод «Феникс» выбрал трёх рабочих в Совет, из них лишь один (Кодацкий) был большевиком[2]. Ещё от Выборгской стороны в Совет вошли большевики: Комаров (завод «Новый Лесснер»), Калинин, Бояршинов[3].

Самоорганизация рабочих Выборгского района затронула и заводские коллективы: на каждом предприятии были организованы заводские комитеты (завкомы), которые сразу заявили о себе, как об организованной альтернативе капиталистам. Завкомы взяли под контроль действия капиталистических администраций, ввели явочным порядком восьми часовой рабочий день[4], изымали автомобильный транспорт в интересах рабочих.

Охрану и порядок на улицах Выборгской стороны обеспечивала организованная и вооружённая рабочая милиция[5].

Учитывая эти события, член Русского бюро ЦК большевиков Шляпников констатировал, что вся власть на Выборгской стороне перешла в руки рабочих[6].

Путиловский завод не отставал от рабочих Выборгской стороны. Рабочие из кооператива «Трудовой путь» Путиловского завода ещё 27 февраля участвовали в работе учредительного собрания Совета рабочих депутатов, а 28 февраля во всех мастерских и цехах путиловцы выбирали своих представителей в Совет. В новоснарядной мастерской выбрали большевиков Панова и Егорова[7]. В целом, подводя итоги выборов, прошедших на Путиловском заводе 28 февраля и 1 марта, большевики отметили, что из 40 депутатов-путиловцев большевиков было не более 10 человек[8].

Путиловцы, как и выборжцы, 28 февраля не ограничились выборами в Петроградский Совет рабочих депутатов - они, кроме этого, выбрали рабочий районный комитет, который расположился в проходной конторе завода, а вооружённые группы рабочих провели обыск на даче Шереметьева, изъяв находящееся там оружие[9].

На Васильевском острове завод «Сименс-Шуккерт» выбрал трёх большевиков в Петроградский Совет, а также трёх рабочих в районный Совет - ими тоже оказались большевики. На этом же собрании был образован отряд Красной Гвардии, в который в первый же день записалось 270 рабочих. Из рабочих также была создана вооружённая охрана завода. Обуховский завод тоже выбрал своих представителей в Совет - среди них был только один большевик[10].

В этот день также выбрали своих депутатов рабочие фабрики Воронин, Лютч и Чешир, завода «Русский Рено», завода Зеленова и Зимина, Ижорский завода, Государственной типографии[11], завода Айваз, Патронного завода, фабрики «Треугольник», завода «Вулкан»[12]. В целом, в Совет было делегировано 50 рабочих от различных заводов Петрограда[13].

Победившая революция открыла новые жизненные горизонты для рабочих, ещё вчера задавленных тяжёлым трудом и беспросветной нуждой:

«Рабочие завода «Айваз» не спали несколько ночей, — пишет участник событий Ф.И. Игнатьев, — работа шла по всем направлениям. Кто с оружием в руках, кто организовывал Совет рабочих и солдатских депутатов, кто на производстве создавал рабочие организации»[14].

«Калошница М.Н. Солдатенкова пишет в воспоминаниях о первых днях революции: «Я не могу выразить эту радость… Я считала себя у хозяев пропавшей на весь век. И вдруг воскресла, выросла. В ту ночь я надела русские сапоги и шапку мужа, рабочий пиджак, простилась с ребенком и ушла. Целых четыре дня, до 2 марта, не являлась домой. Родные думали, что я уже убита…».

Другая рядовая работница, калошница Вера Артамонова, пишет столь же волнующие строки:

«Я почувствовала в себе большую силу, что-то открылось передо мной большое. Я ни одной минуты не могла сидеть дома, все хотелось что-то делать, только бы уничтожить паразитов. Я интересовалась каждым вопросом, бегала и слушала речи на митингах. Потом, что поняла, сама все разъясняла рабочим. Стала называть себя большевичкой, хотя не разбиралась еще во многих вопросах… Безграмотная, забитая мужем, я тогда проснулась, захотела все знать и передать другим всю эту правду»[15].

Большевики выходят из подполья

Квартира рабочего Павлова, служившая нелегальной штаб-квартирой Русского Бюро ЦК большевиков, 28 февраля легализовалась. В этот день она служила не только местом встречи большевистских руководителей, но и была перевалочным пунктом плакатов, знамён, оружия. Здесь на улице Сердобольской, в доме №37 прошло первое, утреннее совместное собрание Русского бюро ЦК, Петербургского комитета и Выборгского райкома РСДРП(б), на котором присутствовало много освобождённых из тюрем большевиков. На этом собрании Шляпников доложил о первом учредительном собрании Совета и работе его Исполнительного комитета[16]. По итогам совещания большевики образовали новый состав Петербургского Комитета (ПК), тем самым освободив Выборгский райком от обязанностей ПК[17].

Для Выборгского райкома большевики подобрали помещение больничной кассы завода «Старый Парвиайнен», а для Петербургского Комитета - здание биржи труда. По воспоминаниям Шляпникова, на первом заседании ПК в здании биржи труда присутствовали не только действующие члены ПК, не только члены ПК, освободившиеся из тюрем, но и солдаты, пришедшие из Ораниенбаума. Один из обсуждаемых вопросов — выборы в Совет рабочих депутатов. Все были поражены «ничтожным» представительством большевиков в Совете.

В штаб-квартире Выборгского райкома — больничной кассе «Старого Парвиайнена» тоже было оживлённо: толпились рабочие, привозили и тут же распределяли оружие. На состоявшемся собрании представителей заводов Выборгской стороны обсуждалось вооружение рабочих, установление демократической республики, арест Николая II и его семьи. На собрании был создан Милиционный комитет, который реквизировал в свою пользу небольшую районную типографию. Соседний Лесной район контролировали рабочие завода «Айваз» и революционные студенты Политехнического института[18].

В Таврическом дворце Стасова организовала явочный стол большевиков, через который вышедшие из тюрьмы большевики, а также большевики-солдаты могли связаться с районными большевистскими организациями[19].

Политическая свобода, завоёванная в боях 27-28 февраля, начала давать свои плоды: уже к вечеру в городе повсеместно проходили митинги. Большевики втянулись в политическую борьбу, завязавшуюся на этих массовых митингах. В здании Сампсониевского братства (Большой Сампсониевский, 37в) проходил митинг с участием 2-3 тысяч человек. Митинг принял большевистскую резолюцию об устранении Временного комитета Гос. Думы, объявившим себя правительством, и заменой его «Революционным Правительством»[20].

Большевик Тайми получил от выборгского райкома задание выступить на одном из митингов, проходивших в кинотеатре на Большом Сампсониевском проспекте. Тайми вспоминал:

«Большой зал этого кинотеатра был набит народом. Здесь, в духоте и в тесноте, непрерывно с утра выступали ораторы. Публика постоянно менялась: одни уходили, новые втискивались с улицы, и митинг продолжался бесконечно».

Среди ораторов господствовали эсеры и меньшевики, которые, в конце концов, предложили резолюцию о полном доверии Временному комитету Гос. Думы. Вокруг резолюции разгорелась борьба. В ходе борьбы большевикам удалось провалить меньшевистскую резолюцию. В этот день Тайми побывал еще на нескольких митингах и везде, по его воспоминаниям, преобладали говорливые эсеры и меньшевики[21].

Борьба за власть в Таврическом дворце

Временный комитет членов Государственной думы страстно желал «водворить» порядок в Петрограде - в особенности подчинить себе восставший столичный гарнизон и вернуть солдат в казармы, но для этого надо было вернуть власть офицеров над солдатами. С этим либеральные думцы решили не медлить и уже в ночь с 27 на 28 февраля, едва оправившись от революционного шока, они перешли в наступление. Глава Военной комиссии полковник Энгельгардт в компании с думцем Бубликовым сочинили приказ о восстановлении «дисциплины» и необходимости возвращения солдат в казармы:

«Солдатам вернуться в свои казармы. Офицерам восстановить внутренний порядок в частях. Начальникам частей прибыть в Таврический дворец 28 февраля в 11 часов дня для получения распоряжений»[22].

Приказ был подписан Родзянко и этим же вечером отдан в типографию для печати. Но с этим приказом вышло не так, как того желали думцы: в пять часов утра 28 февраля Энгельгардта разбудили и пригласили в военную комиссию, где сообщили, что типографские рабочие решительно отказались печатать этот приказ, расценивая его как контрреволюционный. По воспоминаниям Энгельгардта, приказ уничтожили, не публикуя[23], но это не совсем так, поскольку приказ всё же получил известность в Петрограде.

Издание приказа либеральные думцы — члены Временного комитета Государственной думы — подкрепили своей активной деятельностью. В течение 28 февраля Караулов, Коновалов[24], Пуришкевич[25], Родзянко, Милюков[26] выступали с речами перед солдатами. Особенно активно агитировали солдат Милюков и Родзянко. Родзянко призывал солдат вернуться в казармы и подчиниться своим офицерам[27]. Милюков же в своих речах пошёл дальше: он не только призывал солдат подчиниться офицерам, но и призывал всем вместе подчиняться только Временному комитету Государственной думы, игнорируя Совет рабочих депутатов[28]. Этим же днём, 28 февраля, речи Родзянко к юнкерам Михайловского артиллерийского училища, лейб-гренадёрам, преображенцам и 9-му запасному кавалерийскому полку; Милюкова к 1-му запасному полку, к лейб-гренадёрам; Керенского к юнкерам Михайловского артиллерийского училища, содержащие подобную агитацию, были опубликованы в №2 «Известий» комитета петроградских журналистов и получили широкую известность в Петрограде и, соответственно, в солдатских массах[29].

Открытый контрреволюционный призыв Временного комитета вызвал возмущение не только в среде рабочих, но и среди солдат[30]. Призыв думцев вновь подчиниться офицерам означал фактическую демобилизацию революционных войск, возврат к прежним монархическим порядкам, добровольную сдачу революционных позиций. Это означало признать неправильным само восстание, сдать оружие и вручить свои жизни офицерам, власть которых днём ранее была сломлена в кровавой борьбе. Понятно, что солдатская масса не могла добровольно пойти на такое самоубийство. Возмущение рабочих и солдат проявилось на пленарном заседании Совета рабочих депутатов, которое 28 февраля началось в 12 часов дня.

Зал для заседаний Таврического дворца — Белый зал — не мог принять рабочих депутатов, поскольку на его хорах были размещены арестованные жандармы и полицейские. Совету пришлось работать в комнате №11, вмещавшую только около 200 человек.

Первым вопрос о приказе Родзянко затронул меньшевик Богданов, он был согласен с приказом и считал, что солдатам надо вернуться в казармы, а офицерам в свои части. При этом Богданов вынужден был констатировать, что у солдат «тревожное настроение»[31]. Спустя некоторое время вопрос о приказе Родзянко был поднят вновь и всё тот же Богданов вынужден был пояснять:

«Приказ сегодня в помещение Совета депутатов доставлен в нескольких стах экземпляров. Через несколько минут от комитета [Государственной думы поступило сообщение], что отменено и не подлежит никакому распространению. [Хотят] спрятать, запрещают, мотивировав тем, что с фронта возвращаются офицеры и так много, что излишне»[32].

Богданов невольно проговаривается — оказывается, меньшевики были не только осведомлены о приказе Родзянко, но и восприняли эти контрреволюционные действия буржуазии спокойно и с пониманием.

В следующих выступлениях депутаты Чернев, Савинов, Григорьев продолжили осуждать антидемократический приказ Родзянко[33]. Обстановка на заседании начала накаляться, и депутат Павлов с возмущением говорил:

«[Нас], как и других, волновало, что стала революция более спокойной. Кто уполномочил папу Родзянко? Когда во главе демократии статист Чхеидзе и Керенский не дадут. Приказ (погромная прокламация). Читает [его. Он] порядка старого. Предательство. Сюда и объяснения, кто уполномочил [Родзянко распоряжаться] с оружием»[34].

В этой сбивчивой (и, очевидно, не точно записанной) речи уже звучит разоблачение Временного комитета в реакционности и обвинение его в контрреволюции. Участник заседания меньшевик Рафес вспоминал, что к этому моменту обстановка накалилась настолько, что звучали призывы к аресту Родзянко и всего Временного комитета Государственной думы[35]. Социал-предатели меньшевики засуетились: прибывший на совещание, меньшевик Скобелев вынужден был взять слово и рассказом о событиях в Петропавловской крепости попытался сбить волну негодования депутатов и «заболтать» их[36]. В своём стремлении затушить недовольство солдат и рабочих Скобелев, судя по стенограмме, произнёс довольно продолжительную речь[37].

Несмотря на меньшевистские попытки увести собрание от обсуждения контрреволюционных действий думы, депутаты после манёвров Скобелева продолжили обсуждать приказ Родзянко. Выступивший сразу за Скобелевым депутат Бельский отметил, что Скобелев прервал обсуждение более важного вопроса на 40 минут. Бельский, занимавший, судя по его речи, меньшевистскую позицию по сделке с Временным комитетом, тем не менее отметил о приказе Родзянко, что «такие бумаги... не могут быть приняты»[38]. Затем выступил депутат Хямаляйнен, который охарактеризовал приказ Родзянко, как «дезорганизующий шаг», «палка [в колёса] революции» и призвал Совет «взять под цензуру все изд[аваемое] во всех типах бумажек»[39].

Следом слово взял депутат Вячеслав Молотов (будущий нарком иностранных дел СССР), отметив «контрреволюционный шаг Родзянко», он обратил внимание Совета, что это «дело мал[означительное]», главные вопросы революции, которую «провёл рабочий класс и революционная армия», заключаются в «свержении самодержавия», «образовании правительства» и «демократической республики» и в «имущественных отношениях»[40]. Затем депутат Грибков отметил, что «у Родзянко реакционная тенденция», а Гучков «потакает» реакции[41].

Далее в протоколе сделана незаконченная запись: «Здесь же...», что, вероятно, означает, что было несколько выступавших депутатов, речи которых не отражены в протокольной записи[42]. После этой записи идёт выступление депутата Сахаревского, который, отметив, что уже есть «23 запроса по этому вопросу» и «настроение сложное», предложил:

«Оповестить население, [что] только за подписью Совета рабочих депутатов действительны бумажки. Диктат пролетариата. Отпечатать постановление Совета рабочих депутатов, [что приказ Родзянко] — подделка и все [действительные] бумажки истекают от Совета рабочих депутатов»[43].

Это выступление депутата Сахаревского, вероятно, стало апогеем антибуржуазной риторики на первом пленарном заседании Совета. Для меньшевиков, эсеров и примыкающих к ним деятелей это было недопустимо, поскольку вся их деятельность была направлена на содействие либеральным буржуазным кругам, и они к этому моменту уже вовсю вели закулисные переговоры о передаче власти Временному комитету Государственной думы. Разговоры о власти, образовании правительства, «диктате пролетариата» чего доброго могли увести массу рабочих и солдат от соглашателей и оставить в политической изоляции социал-предателей и буржуазию. Поэтому в ход пошли все имеющиеся силы меньшевизма и эсеров: Рафес, Канторович, Гриневич, Богданов, Эрлих, Чхеидзе, Керенский, поддакивающий им Стеклов[44].

К чему же призывали снюхавшиеся с капиталом социалисты?

Бундовец Рафес: приказ Родзянко достаточно обсудить внутри Совета. Совет рабочих депутатов должен выяснить отношения с Временным комитетом и «усилить свой контроль за комитетом». При этом «нет необходимости обострять [положение]»[45].

Меньшевик Канторович: приказ Родзянко негодная «бумажка», которая покушается на революцию, поэтому Совет рабочих депутатов «должен диктовать условия комитету». Способ «диктовки» предлагался следующий: «поручить пред[ставителям] в комитете протестовать»[46].

Меньшевик Гриневич: «буржуазия почувствовала себя хозяином положения», но это всего лишь повод к тому, чтобы «призад[уматься] над тактикой». А вообще-то «пролетарские вопросы — ограничение [буржуазии] и выяснение способов [для этого]»[47].

Меньшевик Богданов: просить Чхеидзе и Керенского заявить протест во Временном комитете. Поручить Исполкому выяснить дальнейшие взаимоотношения с Временным комитетом, а Совету определить своё отношение к армии[48].

Бундовец Эрлих: принять резолюцию с протестом против «попытки безотв[етственного шага Родзянко]»[49].

Примыкающий к меньшевикам Стеклов: необходимо Керенскому предложить «разработать порядок, программу и дисциплину в армии». «Ни одного [шага не предпринимать]» до того как Керенский обсудит во Временном комитете приказ Родзянко[50].

Меньшевик Чхеидзе: «офицеры [возьмут] на себя дело организации войск»[51].

Наконец, Керенский завершает дебаты, заявляя, что приказ Родзянко «задержан», поскольку «редакция приказа невозможна»![52]. То есть для «революционера» Керенского суть приказа о восстановлении реакционного и монархического офицерства приемлема, не устраивает лишь прямолинейная форма, в которую он облечён. В этом вся «революционность» Керенского, которой нас так пугает Стариков и другие неомонархисты.

Далее, Керенский пытается запутать солдат, говоря, что они «сбиты с толку», поскольку «требуют отменить фронт». Но требование «отмены фронта» или попросту окончания войны неприемлемо для финансовой олигархии и таких её лакеев как Керенский. Бойня за их интересы не может быть остановлена и должна продолжаться, солдаты должны продолжать умирать, а тузы финансовой олигархии должны продолжать богатеть. Керенский призывает довериться «общественности», то есть буржуазии, и заклинает Совет рабочих депутатов находиться в «тесном контакте» с ней[53].

Для социал-предателей вопрос о господстве буржуазии даже не обсуждался - он всей их предыдущей деятельностью был уже решён и не подлежал пересмотру. Все их речи свелись к одурачиванию доверчивых рабочих и солдат. Ругая Временный комитет и используя революционную фразеологию, на деле мелкобуржуазные социалисты всеми правдами и неправдами тащили Совет в подчинение либеральной буржуазии.

После первого пленарного заседания Совета рабочих депутатов началась работа Исполнительного комитета Совета рабочих депутатов[54]. В Исполком потянулись делегации от солдат, которые были взволнованы «воззваниями и распоряжениями» Временного Комитета Гос. Думы. Вечером в одной из комнат Исполкома собралось несколько десятков солдат различных полков гарнизона и просили Исполком «войти в положение солдат», считая, что обратное возвращение к прежнему устройству армии, с всесилием реакционных офицеров, быть не может[55]. По замечанию участника совещания Шляпникова: «Настроения были ярко антиофицерскими»[56].

Таким образом, несмотря на все ухищрения меньшевиков и эсеров, солдатские массы, взбудораженные активностью реакционной думы, настаивали на устройстве армии на новых принципах, соответствующих свершившейся революции. Солдаты в своей массе категорически не принимали старые царские порядки в армии. К тому же стремление к изменению армейского устава неизбежно затрагивало вопрос организованности солдатской массы. Революционному петроградскому гарнизону была необходима собственная организация. Большевики этот вопрос решили в пользу участия солдат в Совете рабочих депутатов - уже к 28 февраля в рядах большевистской партии сформировалось чёткое понимание необходимого и полноправного участия солдат в Совете[57]. Меньшевистские же лидеры напротив, считали неприемлемым такое демократическое расширение Совета, поэтому в Исполкоме разгорелась дискуссия по вопросу об участии солдат в Совете[58]. Под давлением присутствующих солдат было принято решение сформировать солдатскую секцию при Совете путём выбора делегатов от каждой роты столичного гарнизона[59]. Разработка новых, революционных армейских устоев была поручена группе особенно активных солдат, среди которых Шляпников упоминает Падерина, Садовского, Борисова и «одного матроса» (вероятно, это матрос 2-го флотского балтийского экипажа Соколов).

Именно эта группа военных составит костяк сформированной 1 марта комиссии, которая и выработала знаменитый «Приказ №1», от которого у монархистов-белоэмигрантов и современных неомонархистов возникали и продолжают возникать острые приступы изжоги. К самому «Приказу №1» и его безусловному соответствию той сложившейся революционной обстановке мы обратимся в другом материале, а сейчас обратим внимание на то, что «Приказ №1» возник в результате борьбы солдат против попыток думы подчинить их офицерам и вернуть в казармы.

Соглашатели и буржуазия против Совета

Лакеи капитала, которые сначала были представлены в основном меньшевиками, а затем пополнились эсерами, продолжили свою деятельность по подчинению революции интересам финансовой олигархии Российской империи. Они достаточно спокойно восприняли попытку Родзянко подчинить солдат, совершивших революцию, реакционным монархическим офицерам, не только не сделав ни единой самостоятельной попытки противопоставить думцам революционную активность рабочих и солдат, но и попытавшись урезонить возмущённых солдат.

Откровенная контрреволюционная атака Родзянко и офицеров; возмущение солдат; острое желание солдат, большевиков и отдельных рядовых эсеров и меньшевиков организовать петроградский гарнизон по новым революционным законам - всё это заставило верхушку социал-предателей форсировать передачу власти от Совета в руки буржуазного Временного комитета. Вечером только часть Исполнительного комитета Совета собралась обсудить передачу права формирования правительства Временному комитету. Рассказывая об этом собрании, бундовец Рафес лукаво обмолвился о «неполном» составе Исполкома[60], однако в действительности это было намеренное уединение меньшевистской части Исполкома для кулуарного, келейного решения главного вопроса революции - вопроса о власти. Лишение рабочих и солдат возможности составить своё революционное правительство меньшевики и эсеры могли выполнить только обманным способом, только за спиной Совета, только за спиной совершивших революцию рабочих и солдат.

Соглашателями состав Временного правительства виделся только буржуазным, поэтому на кулуарном собрании обсуждалось лишь два вопроса: надо ли участвовать в правительстве социалистам и какие выдвинуть требования к программе Временного правительства. Докладчиками на эти темы были Стеклов и Суханов. Они сделали сообщение на основании проведённых 28 февраля закулисных переговоров с членами Временного комитета[61]. Наибольшие споры возникли вокруг вопроса об участии социал-предателей в буржуазном Временном правительстве. Вопрос был настолько острый, что обсуждение продолжилось после собрания. Так меньшевистский Организационный комитет собрался на квартире узким составом (12 человек) и продолжил обсуждение до глубокой ночи[62].

«Революционная» дума не ограничилась приказом Родзянко и агитацией солдат подчиниться офицерам - утром 28 февраля было опубликовано объявление о «взятии» власти Временным комитетом членов Государственной думы в виду того, что самодержавное правительство перестало существовать[63]. В девять министерств Временным комитетом было направлено 23 комиссара[64]. Наряду с открытой попыткой подчинить революционный гарнизон, буржуазия осуществляла скрытую работу по консолидации контрреволюционных сил. Военная комиссия, руководство которой окончательно перешло к Временному комитету, стала усиливаться реакционными, монархическими офицерами генерального штаба. Были вызваны и прибыли к 10 утра полковники Якубович, Туган-Барановский и Туманов, позднее во дворец прибыл полковник Половцев[65]. Но этим не ограничились контрреволюционные потуги Энгельгардта и компании. По свидетельству Мстиславского, Военная комиссия вступила в прямые контакты с генералом Ивановым, назначив начальником штаба его карательного отряда полковника Доманевского. Для связи и координации совместных действий из Военной комиссии думы навстречу генералу Иванову был выслан офицер - полковник генерального штаба Тилли[66].

Сам Родзянко не отставал от своих монархистов-офицеров: известно, что он намеревался выехать из Петрограда навстречу Николаю II для переговоров, но железнодорожные рабочие, узнав об этом, отказались предоставлять поезд Родзянко, поэтому около 18 часов 28 февраля царь получил телеграмму от Родзянко, что выехать тот не может и встреча не состоится. Николай ответил, что будет ждать Родзянко в Пскове[67].

* * *

Итак, 28 февраля стал днём окончательной ликвидации царского сопротивления в столице; стал днём формирования и начала работы Совета рабочих депутатов и таким образом, можно говорить, что 28 февраля - это день окончательного разгрома самодержавия в Петрограде.

Революцию совершил пролетариат столицы, который своей самоотверженной и организованной борьбой против царизма расшатал его репрессивный аппарат и сумел привлечь на свою сторону солдатские массы петроградского гарнизона, в союзе с которыми и был нанесён смертельный удар по самодержавию.

В борьбе с самодержавием рабочий класс опирался на свои силы, на свою организованность и своё упорство. Готовила революцию, ни один год просвещая, организовывая и направляя на борьбу с царизмом, политическая сила рабочих - партия большевиков. Без этой политической силы, умеющей раскрыть глаза рабочих на действительность, обозначить цели пролетариата, организовать их на борьбу за достижение этих целей, правильно распределить силы и правильно определить направление удара, Февральская революция 1917 года в России не могла бы ни состояться, ни победить. Исторические факты свидетельствуют, что рабочий класс, организованный и руководимый большевиками, явился действительной движущей силой Февральской революции 1917 года.

Но есть другая, «неидеологизированная» история — это история стариковых, спиридовичей, мультатулей, солженицыных, катковых и прочих адвокатов царизма и белогвардейщины, которые формируют фальсифицированный дубликат истории. Несмотря на то, что Стариков не привёл ни единого факта об организации правительствами Англии и Франции восстания в Петрограде, он, тем не менее, продолжает настаивать:

«”Союзники” России по Антанте и являются основными организаторами, спонсорами и вдохновителями русской революции. И первого ее этапа — Февраля, и второго — Октября» (курсив - так у Старикова — прим. И.Я.)[68].

По ходу своей «исторической» книжки[69] Стариков пытается заменить отсутствие фактов некой логической конструкцией, которая «объясняет» причины и движущие силы Февраля, как заговор союзных держав против Российской империи. Но даже для этой умозрительной, кабинетной, высосанной из пальца «теории» Старикову необходимы какие-то факты или хотя бы какие-то косвенные свидетельства, позволяющие обосновать её. И он «находит» их. «Находит», подтасовывая и передёргивая действительные события, извращая и перевирая исторические документы и мемуары свидетелей революции, придумывая новые «факты» и так далее. Словом, в основе «теории» Старикова, как и любого другого монархиста, о Февральской революции лежит ложь.

Надо отметить, что ложь современных заговорщицких «исторических теорий» - это заимствованная ложь, поскольку в основе неомонархической историографии лежит столетней давности белоэмигрантская заговорщицкая теория. Белоэмигранты-монархисты обвиняли государственную думу и высших военных в заговоре против Николая II и создали целую «теорию» падения царской монархии из-за заговорщицкой возни думцев и генералов. Вот и Стариков повторяет вслед за монархистами:

«Воспользовавшись «стихийными» беспорядками, военные заговорщики просто воплощают свой старый план. Они не подозревают, что «случайные» и «загадочные» выступления рабочих и солдат для того и организованы, чтобы направить события совсем в другое русло»[70].

Повторяя свою клевету на петроградских рабочих и солдат, Стариков приравнивает генералов царской армии к революционерам. Алексеев, Рузский, Эверт, Брусилов, Лукомский, Данилов, Гурко - эти генералы, оказывается, «совершили» Февральскую революцию! Только заинтересованный в сокрытии исторической правды человек может так нагло, так неприкрыто, так бесцеремонно перевирать историю. Таковыми бесцеремонными и заинтересованными лгунами являются монархисты-белоэмигранты и Стариков, которые приравнивают дореволюционную возню части (только лишь части) генералов и части деятелей буржуазии по смене одного монарха (Николая) на другого (Михаила). Возню, которая не предполагала никаких изменений в империи, не устраняла ни одной причины революции. Это не просто беспардонная ложь - это подлог, подмена, когда реакционнейшие, ненавидящие и презирающие рабочих и крестьян генералы и крупнейшие капиталисты-контрреволюционеры, всеми силами стремящиеся задушить революцию, предстают революционерами, борцами за свободу. Монархистам-белоэмигрантам этот подлог был необходим для борьбы с большевиками, которые, таким образом, становились не авангардом совершивших революцию рабочих и крестьян, а кучкой жуликов, случайно захвативших власть. Старикову, Мультатули и прочим современным неомонархистам такой подлог необходим для того, чтобы лишить современных трудящихся бесценного исторического опыта и таким образом разоружить их в борьбе за свои права. За этим «не политическим» подходом к истории, за «плюрализмом» исторических трактовок, за критикой «идеологизированной» и «нетерпимой» советской исторической школы стоят вполне определенные классовые интересы угнетателей и эксплуататоров.

Ив. Якутов

ПРИМЕЧАНИЯ ЗДЕСЬ

К утру 28 февраля 1917 года царская власть разваливалась благодаря усилиям рабочих и солдат. Тем не менее, самодержавие ещё имело несколько активных очагов сопротивления. На Выборгской стороне не присоединился к рабочим и не сложил оружие запасной батальон самокатного полка. Петропавловская крепость, с её гарнизоном и оружейными складами, также не присоединилась к революции и оставалась островком лояльности царскому режиму. В Адмиралтействе продолжал существовать верный царю вооружённый отряд из 1500 штыков и сабель, который возглавлял командующий Петроградским военным округом генерал Хабалов. Кроме того, к 28 февраля не все воинские части смогли сломить волю офицеров и присоединиться к революции. О том, как происходила ликвидация последних очагов сопротивления царизма в Питере, мы и расскажем в этом материале.

Подавление самокатчиков

С самого утра вокруг продолжавших сопротивление самокатчиков стали собираться рабочие и солдаты. В ответ из казарм самокатчиков вёлся пулеметный огонь, простреливавший Большой Сампсониевский проспект и не дававший передвигаться по нему[1]. Рабочие и солдаты со всех сторон блокировали казармы самокатчиков, сосредоточив около них три броневика и два артиллерийских орудия[2]. Самокатчикам было предложено сдаться, но они ответили отказом.

Тогда рабочие и солдаты подожгли крайние бараки, а затем открыли огонь из броневиков и полевых орудий. Обстрел длился не долго — к 12 часам дня самокатчики не выдержали огня и стали сдаваться[3]. Сдающихся самокатчиков встречали как врагов, а их командира убили на месте[4]. Кроме командира были убиты начальник пулеметной команды, офицер в чине капитана, 13 солдат и ещё 39 солдат были ранены[5].

Кроме казарм самокатчики занимали свою батальонную канцелярию, располагавшуюся на Сердобольской улице. Это здание революционные отряды тоже начали блокировать с самого утра. Засевшие в трехэтажном здании, 200 солдат и три офицера, не собирались переходить на сторону революции и, забаррикадировавшись, завязали перестрелку. Несмотря на то, что революционные отряды имели численное преимущество, им не сразу удалось принудить к сдаче самокатчиков. Попытки поджечь здание тоже не увенчались успехом. Лишь после применения артиллерийского огня броневых автомобилей сопротивление царских солдат было сломлено, и они начали сдаваться. В ходе боя были многочисленные потери с обеих сторон, это разъярило рабочих и солдат. Тем не менее, никого из сдавшихся не расстреляли, а офицеров направили в Таврический дворец[6].

Батальонная канцелярия самокатного полка располагалась на территории трамвайного парка, и в его депо был оборудован склад оружия, который теперь оказался в руках восставших[7]. Рабочие отстранили от охраны склада представителей Временного комитета членов государственной думы, установили над ним свой контроль и использовали для вооружения рабочих отрядов[8]. С оружейных складов самокатчиков рабочими было изъято свыше 100 000 патронов, около 170 револьверов, 700 самокатов, автомобили, мотоциклы[9].

С ликвидацией во второй половине дня 28 февраля последних очагов сопротивления самодержавия в лице самокатчиков, Выборгская сторона полностью перешла под контроль рабочих[10].

Присоединение Петропавловской крепости

К утру 28 февраля к революции не присоединилась Петропавловская крепость. Располагая собственным гарнизоном богатым вооружением, имея развитые укрепления и выгодное расположение, крепость могла стать одним из оплотов контрреволюции. Но командование крепости не предпринимало активных карательных действий, а заняло нейтральную позицию, заперевшись в своих стенах и не пуская никого внутрь. Причиной такой нейтральной позиции послужила фактическая осада крепости, которую осуществили вооружённые революционные отряды рабочих и солдат уже 27 февраля. Вооруженная осада, которую предприняли повстанцы, явилась главным фактором, способствовавшим нейтралитету командования гарнизона Петропавловской крепости. Одним из руководителей этой осады был большевик, член Петербургского Комитета (ПК) Толмачёв[11].

Блокировали крепость со стороны Троицкой площади. Ещё ночью с 27 на 28 февраля помощник коменданта барон Стааль информировал генерала Хабалова о том, что перед крепостью сосредоточены «вооруженные толпы», у которых имеются бронированные автомобили и артиллерия, а Троицкий мост забаррикадирован[12]. Оказавшись запертыми в собственной крепости, комендант и её командование, в поисках выхода из тупика, вступили в переговоры с Государственной думой. Эти переговоры, длившиеся, по всей вероятности, всю ночь с 27 на 28 февраля и раннее утро 28 февраля, привели к тому, что командование Петропавловской крепости и её гарнизон добровольно перешли на сторону революции или, точнее будет сказать, признали власть Временного Комитета членов Государственной думы. По крайней мере, так представляют дело монархист Шульгин[13] и эсер Мстиславский[14].

В действительности обстоятельства присоединения крепости к революции происходили под вооружённым давлением не только снаружи, но и внутри крепости. Осаждавшие крепость, революционные отряды вели активные действия, периодически обстреливая крепость[16]. Попытки офицеров крепости мобилизовать собственных солдат на оборону крепости от революционных войск потерпели крах, что не удивительно, поскольку солдатская масса была взволнована событиями в городе и едва сдерживалась от активных революционных действий[17]. Революционный напор осаждавших Петропавловку рабочих и солдат вывел из пассивного состояния солдатскую массу крепости — они взбунтовались[18]. Вероятно, солдатам крепостного гарнизона пришлось силой преодолевать сопротивление верных царизму офицеров и жандармов, поскольку во дворе крепости в этот день валялся труп жандармского офицера[19].

Совершенно очевидно, что командование крепости в таких условиях не добровольно перешло на сторону революции, а с помощью таких же реакционеров из гос.думы попыталось сохранить свою власть над крепостным гарнизоном и складами оружия.

С падением крепости были освобождены 19 солдат-павловцев 4-ой роты, арестованных в ночь на 27 февраля[20]. Крепость имела крупные склады оружия, которые были использованы рабочими для своего вооружения. Несмотря на то, что бывшее командование крепостью и посланники Временного Комитета думцы всеми силами препятствовали изъятию оружия «чернью»[21], рабочие и солдаты, тем не менее, сумели использовать для своего вооружения арсеналы Петропавловской крепости[22].

Падение крепости произошло в промежутке между 10 часами и 12 часами утра[23], практически одновременно с разгромом самокатного запасного батальона на Выборгской стороне. Таким образом, не позднее полудня в столице были ликвидированы все крупные очаги сопротивления самодержавия, которые потенциально могли бы оказать влияние на военную обстановку в Петрограде. Из значительных военных сил в Петрограде царизм ещё располагал отрядом Хабалова, который находился в Адмиралтействе.

Отряд генерала Хабалова

Бесцельно перемещаясь между градоначальством, Адмиралтейством и Зимним дворцом, отряд Хабалова терял боевой дух и разлагался. Находясь с 4 часов утра 28 февраля в Адмиралтействе, солдаты и офицеры к 8 часам утра не видели смысла своего нахождения в здании и были готовы, если не присоединиться к революционному Петрограду, то, соблюдая нейтралитет, просто вернуться в свои казармы.

По воспоминаниям градоначальника генерала Балка и журналиста Акаёмова, солдаты в строю и с офицерами покинули Адмиралтейство около 8 часов утра[24]. Но документы говорят об ином времени прекращения существования последнего воинского отряда самодержавия в столице. Хабалов два раза телеграммами подтверждал существование отряда: первый раз в 8 часов 21 минуту утра, второй раз в 11 часов 30 минут утра[25]. Генерал Беляев, подводя черту под сопротивлением правительства силам революции, сообщил в Ставку, что последние защитники монархии покинули Адмиралтейство около 12 часов дня[26].

Если время окончания существования отряда Хабалова разнится, то обстоятельства, при которых он прекратил своё существование, одинаковы во всех источниках. Солдаты и офицеры, сложив оружие «в кучу», просто разошлись из Адмиралтейства: кто в казармы, а кто к Таврическому дворцу.

В Адмиралтействе остались несколько генералов и старших офицеров: Хабалов, Балк, Тяжельников, Вендорф, Лысогорский, Казаков. Днём они были арестованы и доставлены в Таврический дворец революционным отрядом. Генерал Балк припоминал в эмиграции, что их арестовала «толпа» во главе с «солдатишком», «прыщавым прапорщиком» и «смирной с проседью бабой». Двое военных, со слов Балка, естественно, были «пьяны». Вероятно, этот надменный господин при аресте и конвоировании вёл себя очень уважительно к «толпе» и этим «неприятным» (по его описаниям) людям, поскольку доставлен был во дворец живым и здоровым[27].

Гарнизон Петрограда за революцию

28 февраля рабочие и солдаты Васильевского острова присоединили Отдельные гардемаринские классы к революции. С утра к Дерябинским казармам подошла многотысячная вооруженная демонстрация, которой «не было видно конца-краю». Навстречу вышел начальник классов, которому рабочие заявили, что требуют роспуска гардемарин и выдачи всего оружия. Представители манифестации вошли в ротное помещение, где захватили винтовки и цейхгауз[28].

Расположенные в этих же казармах военные моряки под давлением вооружённой демонстрации присоединились к революции, а контрреволюционные офицеры были арестованы и отвезены в Таврический дворец[29].

У казармы Гвардейского флотского экипажа произошла встреча рабочих и матросов. Перед выстроенными матросами сначала выступил большевик Степанов (лишь накануне освобождённый из «предвариловки»), а затем офицер. Речи их были противоположной направленности: Степанов призывал матросов присоединиться к революции, офицер же угрожал наказанием за нарушение присяги. Эту борьбу за матросские массы офицер проиграл начисто — ещё в ходе митинга рабочие начали общаться с моряками, и к его окончанию основная масса матросов была уже на стороне рабочих. Вскоре прозвучал призыв арестовать контрреволюционного офицера, что и было незамедлительно выполнено. Часть матросов ушла вместе с рабочими, часть осталась в казармах[30].

Борьба за солдатские массы произошла на Выборгской стороне, где у фабрики Ландрина были выстроены две роты инженерных войск. Перед солдатами выступал офицер, который в отличие от морского был более изворотливым: он поздравил солдат со свержением ненавистного царского правительства и призвал солдат подчиняться офицерам, и возвращаться в казармы. Большевик Каюров, случайно оказавшийся рядом, выступил с призывом к солдатам не останавливаться на достигнутом, а добиваться власти рабочих и крестьян. В завершении своей речи Каюров обратился с вопросом к офицерам: с солдатами ли они? В ответ офицеры промолчали. Тогда большевик предложил арестовать солдатам своих офицеров, что и было сделано: солдаты сами выбрали ротных командиров и повели офицеров в Таврический дворец[31].

Часть Измайловского запасного батальона, расположенная в своих казармах между Фонтанкой и Обводным каналом, присоединилась к революции ещё 27 февраля. Однако часть измайловцев, располагавшаяся в казармах на Садовой улице, оставалась под влиянием своих офицеров и не присоединилась к революции. Верные царю офицеры 28 февраля сумели арестовать несколько своих революционно настроенных солдат. Узнав об этом, вооружённые рабочие подъехали на машинах к казарме, сломали ворота и освободили солдат. Оказывается, офицеры, чтобы максимально обезвредить солдат, содержали их под арестом в голом виде[32].

Учебная команда запасного батальона Финляндского полка, не смотря на то, что сам батальон был на стороне революции, сопротивлялась, заперевшись в своей казарме. Залп из пушки броневика по казарме прекратил сопротивление учебной команды финляндцев[33].

В 4-ом Донском казачьем полку настроение у большинства казаков было революционным — с утра половина личного состава ушла в город участвовать в революции. Полковник Яковлев приказал всем желающим вместе с ним покинуть столицу. Желающих набралось «около двух сотен», да и те к вечеру вернулись обратно в казармы. Освобождённые из рядом стоящей пересыльной тюрьмы заключенные находили приют в казармах казаков, где им помогали снять кандалы, кормили и давали одежду[34].

К вечеру 28 февраля воинские части Царского Села, Красного Села, Кронштадта перешли на сторону революции.

В ночь с 27 на 28 февраля 176 пехотный полк, расположенный в Красном Селе, получил из штаба бригады приказ о приведении в готовность 1000 солдат и 35 офицеров к 4 часа утра. Этот приказ встревожил офицеров — все понимали, что отряд посылают в столицу с карательными целями. Назначенный командиром отряда капитан собрал офицеров, чтобы обсудить ситуацию. Демократически настроенные офицеры высказались за присоединение к народу и революции, офицеры дворянского же происхождения были категорически против этого. В большинстве оказались офицеры лояльные к революции. Опираясь на них, капитан заявил, что он не допустит, чтобы его отряд проливал кровь своего же народа. В 5 часов утра из штаба бригады пришёл приказ разойтись до дальнейших распоряжений. В середине дня 28 февраля солдаты, которые ещё накануне отправили своего представителя в восставший Петроград, на митинге принимают решение – к 19 часам быть готовыми выступить в город. Наконец, ближе к 20 часам, полк строем вышел из Красного Села в Петроград.

Проделав по морозной ночи пешком около 20 километров, солдаты вступили на окраины Петрограда. Пехотинцы 176 полка, войдя в столицу ранним утром 1 марта, застали обстановку интенсивных боевых действий, которые вели накануне ораниенбаумские пулеметчики и путиловские рабочие. У Путиловского завода горел полицейский участок — его никто не тушил. Горели Нарвские триумфальные ворота, на Обводном канале вместо военной комендатуры – «груда чёрных дымящихся развалин». На улицах валялись трупы полицейских, а площадь перед Балтийским вокзалом была превращена в военный лагерь. Оставив по распоряжению большевиков роту для охраны Путиловского завода, солдаты-пехотинцы проследовали для отдыха в Институт путей сообщения[35].

В Царском Селе Гвардейский флотский экипаж, охранявший семью Николая II, узнав от одного из своих офицеров о революции в Петрограде, выступил с красными знамёнами в столицу. По пути моряки присоединили пулеметную роту 67-го Тарутинского полка и на рассвете 1 марта в составе 2000 штыков и 48 пулемётов прибыли в Петроград[36].

Начавшаяся 27 февраля забастовка рабочих Пароходного завода накалила политическую атмосферу Кронштадта, и 28 февраля там началось восстание. Около 21 часа руководимый матросами-большевиками Колбиным и Павловым учебно-минный отряд вышел на улицу. К нему присоединились 2-ой крепостной полк, учебно-артиллерийский отряд и матросы 1-го Балтийского экипажа. К демонстрации стали присоединяться рабочие. Подойдя к гавани, кликнули команды с кораблей, которые тут же присоединились. Революционной колонне попытались оказать сопротивление полиция и юнкера военно-инженерного училища. Однако эта попытка была быстро уничтожена, и к 6 часам утра Кронштадт был захвачен революцией[37].

В Сестрорецке 5450 рабочих оружейного завода разоружили 130 дружинников и охранников Вологодской дружины, которая осуществляла охрану завода. На организованном митинге рабочими был создан революционный комитет, который, по сути, явился полновластным органом власти в Сестрорецке. Активными участниками революционных действий в Сестрорецке были заводские большевики Творогов и Зоф. К вечеру рабочие арестовали начальника завода генерал-майора Гиберта, а затем овладели заводским арсеналом. Было изъято 15 тысяч винтовок и 190 тысяч патронов, часть которых переправили в Петроград[38].

В Шлиссельбурге к рабочим Порохового завода присоединились работницы текстильной мануфактуры. Совместными усилиями освободили 66 политических узников каторжной тюрьмы, а на следующий день были выпущены остальные заключённые. В качестве властного органа рабочими и политкаторжанами был создан революционный комитет. Его решением в ночь с 4 на 5 марта были сожжены здания каторги[39].

28 февраля «проснулась» Москва. Ещё вечером 27 февраля московские большевики провели собрание, на котором приняли решение призвать рабочих ко всеобщей забастовке и выборам в Советы рабочих депутатов[40]. Ночью была отпечатана листовка и утром распространена по заводам. Московский пролетариат с утра 28 февраля пришёл в движение. Рабочие бросали заводы, выходили на улицу и увлекали за собой соседние предприятия. Солдаты, призванные препятствовать рабочим, присоединялись к рабочим демонстрациям. Начался митинг на Воскресенской площади у здания городской думы. Москва присоединялась к революции[41].

Крейсер «Аврора»

К Февральской революции крейсер «Аврора» стоял на ремонте у стенки Франко-Русского завода. Матросы крейсера, имеющие рабочие специальности, были переведены в заводские мастерские. В свою очередь, на корабле работали ремонтные бригады рабочих завода, в помощники которым были прикреплены матросы-авроровцы. Таким образом, команда крейсера и рабочие Франко-Русского и Адмиралтейского заводов длительное время тесно взаимодействовали друг с другом[42]. С началом революции офицеры корабля всё оружие заперли в артиллерийский погреб и выставили часового[43]. Командир корабля капитан первого ранга Никольский отменил отпуска на берег[44].

27 февраля каперанг Никольский докладывал телеграммой начальнику 2-ой бригады крейсеров Балтийского моря:

«27 февраля [в] 20 час. 30 мин., при отводе с крейсера трех подстрекателей толпы, задержанных в городе военным караулом, охранявшим завод, и содержавшихся с полдня в судовом карцере по просьбе начальника караула, часть команды бросилась от бака к шканцам, крича «ура» и ругая караул. Команды и приказания мои остановится и отойти от борта и замолчать не были исполнены, и люди продолжали с криками бежать на шканцы. По ним было сделано несколько выстрелов из револьверов и люди (кучка около 300 человек) разбежалась. Из них один матрос ранен серьезно в грудь, другой легко зашибся, свалившись в панике на лед. Вызванные наверх караул и команда поротно вышли быстро, настроение нервное, пока спокойно, но ручаться не могу ни за что, все зависит от хода событий в городе и появления в районе завода толпы. Вся охрана здешнего района уведена в более важные места. От начальника Главного морского штаба получил устное приказание действовать как предписано долгом службы ввиду серьезности положения и невозможности получения директив от Главного морского штаба»[45].

Морской офицер Никольский в лукавой манере, присущей представителям правящих классов царской России, поведал своему начальнику о событиях на «Авроре». Бывшие матросы крейсера в своих воспоминаниях несколько по-иному рассказывают о восстании команды.

Среди матросов, которых офицер Никольский презрительно называл «кучкой», известие об аресте рабочих вызвало недовольство. По команде пронёсся слух, что агитаторов вывели из карцера и повели на расстрел. Возмущённые матросы, с криками об освобождении рабочих, выбежали на палубу. Караул, охранявший рабочих, разбежался. Зато навстречу «кучке» матросов выбежал сам командир и его старший помощник Огранович (в других источниках - Агронович). Именно эти два первых офицера корабля открыли огонь по своим же безоружным матросам[46]. В своём донесении Никольский скромно об этом умалчивает, как умалчивает о том, что в результате его и Ограновича стрельбы матрос Прокопий Осипенко был убит, а машинист Власенко был ранен в ногу[47]. Никольскому и Ограновичу помогли кондуктора (по-армейски — это унтер-офицеры), которые встали за пулемёты и навели их на матросов[48]. Одиночная стрельба, убитый и раненый, угроза пулеметного расстрела — все эти факторы заставили матросов спешно покинуть палубу.

Каперанг Никольский был сильно встревожен нервным настроением команды, поэтому вызвал воинскую часть, которая окружила «Аврору». Бывший матрос «Авроры» Курков вспоминал, что «у некоторых матросов было намерение убить командира»[49]. Команда «Авроры» была настроена явно революционно, но 27 февраля, опираясь только на свои силы, она не смогла сломить сопротивление офицеров, и крейсер в этот день остался в руках контрреволюционеров.

Утром 28 февраля к крейсеру подошёл многочисленный отряд вооружённых рабочих Франко-Русского и Адмиралтейского заводов[50]. К этому времени воинская часть, охранявшая «Аврору», снялась и ушла. Рабочие, подойдя к кораблю стали призывать команду присоединиться к ним. Матросы выбежали на палубу, захватили пулеметы на переднем и заднем мостиках и обезоружили офицеров, пытавшихся подготовить их к стрельбе[51]. Тем временем рабочие, преодолев часовых, зашли на крейсер и смешались с матросами[52]. Мятежная команда вскрыла артиллерийский погреб и стала вооружаться[53]. Помня о контрреволюционности офицеров крейсера, рабочие потребовали ответа от них: поддерживают ли они революцию? Вытащили из кают-компании командира корабля Никольского, старшего помощника Ограновича. Несмотря на угрозу собственной жизни, главный «дракон» (так матросы называли морских офицеров за их свирепость по отношению к ним) «Авроры» не смог преодолеть своего отвращения к окружавшим его простым рабочим и матросам. Революцию признать отказывался, вручённый ему красный флаг нести отказался. Никольский называл своих матросов и рабочих изменниками, поддавшихся уговорам шпионов. Разъяренные матросы хотели убить его немедленно, но решили не пачкать палубу «драконьей» кровью и повели на берег. На трапе машинист Брагин не вытерпел и застрелил капитана первого ранга Никольского. Его помощник Огранович, потеряв самообладание, пытался смягчить свою участь заверениями о своём нейтралитете. Один из матросов пырнул его штыком, но Огранович выжил, как выжил один из кондукторов, которого выбросили за борт на лёд[54].

Эпизод с убийством командира «Авроры» в интерпретации белоэмигрантов выглядит по-иному:

«Пришло также известие, что на крейсере «Аврора», стоявшем в Неве, был убит командир – капитан 1-го ранга М.И. Никольский, пытавшийся не пустить к себе на крейсер банду неизвестных подозрительных лиц. Со старшим офицером он вышел ей навстречу и загородил собою путь. Его тут же убили и ворвались на крейсер»[55].

Автор этой «интерпретации» — старший офицер эсминца «Новик», капитан второго ранга, белоэмигрант Гаральд Граф, не служивший на «Авроре» и не имевший к крейсеру никакого отношения. Это классический образчик эмигрантского взгляда на нашу революцию, на наш народ: простые рабочие и свои же матросы для подобных «драконов» всего лишь «банда неизвестных подозрительных лиц». А на фоне этой «банды» Никольский, который «загородил собою путь», благородный «дракон». Графа не смущает, что в его рассказе нет ни единого слова правды — она его не интересует, — он спешит очернить революционных рабочих и матросов и не брезгует никакими подлогами для достижения своей цели.

Для любого человека, не ослеплённого классовой ненавистью к революции, очевидно, что убийство Никольского нельзя рассматривать в отрыве от убийства матроса Осипенко, которого Никольский убил днём раньше - 27 февраля. Именно за это его расстреляли, а не за то, что «загородил собою путь» или отказался нести красное знамя (существует ещё одна нелепая версия убийства Никольского – якобы он был убит за отказ нести красное знамя). Если бы капитан первого ранга Никольский был бы не «драконом», а честным офицером, не использовавшим своё должностное положение для унижения и издевательства над матросами, не убивал своих безоружных подчиненных, то от него рабочие и матросы вряд ли требовали в такой ультимативной форме демонстрировать свою лояльность к революции. В отношении таких «драконов», как Никольский и Агронович (Огранович), справедлива поговорка: «что посеешь, то и пожнёшь». Отметим, что больше никто из офицеров крейсера «Авроры» не пострадал в этот день.

Матросы с «Авроры» и рабочие, подняв красный флаг на фок-мачте, направились к Николаевскому кавалерийскому училищу, юнкера которого оказывали сопротивление. Из расставленных на чердаке и крыше пулеметов юнкера вели плотный огонь по улице. Подъехав на машинах, рабочие и матросы вынуждены были укрыться в подъезде. Наконец, устав ждать и несмотря на пулемётный огонь, матросы овладели зданием училища. Ворвавшись в здание, матросы застали юнкеров, которые уже стояли вдоль стен, подняв руки[56]. Пройдя по Лермонтовскому проспекту до Обводного канала, рабочие и матросы были обстреляны из пулеметов «из большого углового дома» (возможно из Измайловских провиантских магазинов). Эту засаду матросы ликвидировали, арестовав заодно какого-то генерала. После этого команда «Авроры» участвовала в штурме трактира на Лиговке, в котором забаррикадировалась группа полицейских и обстреливала всю улицу[57]. Кроме того, на счету авроровцев в этот день был разгром роты царского конвоя, которая охраняла казарму с запертыми революционно настроенными солдатами[58].

* * *

Итогом 28 февраля 1917 года стал полный разгром царской власти в столице. В Петрограде не существовало ни одного боеспособного полицейского подразделения. Были уничтожены все полицейские участки и отделения охранки. Рабочими и солдатами захвачены крупнейшие арсеналы Петрограда. Сломлено сопротивление тех немногочисленных воинских частей, которые после 27 февраля ещё сохраняли верность царю. Деятельность правительства была пресечена арестом министров. Ораниенбаум, Стрельна, Петергоф, Сестрорецк, Красное Село, Царское Село, Шлиссельбург, Кронштадт - эти пригороды и расположенные в них воинские части перешли на сторону революции. У самодержавия в столице не осталось ничего, на что оно могло опереться. Единственный союзник царизма в восставшей столице была «революционная» Государственная дума, которая изо всех сил старалась оседлать революцию и подчинить её своим интересам, но об этом в следующем материале.

Ив. Якутов

источник и примечания смотрите здесь