Печь потрескивала, как будто вспоминала старую историю. В углу кухни, ближе всех к теплу, свернувшись в пушистую запятую, сидел Пиксель.
Он не спал. Он грелся. Шерсть у него была тонкая, как у персика, а настроение — как у персика из холодильника. Нос — холодный, уши прижаты, лапы аккуратно сложены. Вид у кота был страдальческий, но гордый.
Бабушка посмотрела на него исподлобья и сказала:
— Он мёрзнет, Варя. Видишь? Сидит у печи, как будто в ссылке.
— Может, он просто драматизирует? Он ведь умеет.
— Нос у него холодный, — ответила бабушка. — Как утренний рассол. Шерсти — кот наплакал. Я решила: свяжу ему свитер.
— Ты уверена, что он это оценит?
— Не оценит — переделаю на медведя. Главное — попробовать.
На следующий день миска с клубками заняла почётное место на кухонном столе. Разноцветная пряжа, крючки, спицы, моток с началом, но без понятного конца. Рядом — лист с инструкцией, распечатанный Варей.
Бабушка, надев очки, разглядывала схему:
— «Свитер для кота. Размер XS. Не рекомендовано агрессивным животным». Ну, значит, надо вязать быстро.
Пиксель появился сразу. Он никогда не упускал случая вмешаться в процессы, где участвуют нитки, внимание и бабушка. Сначала он осторожно подошёл к клубкам, понюхал. Потом лёг на них.
А через пару минут уже катал один моток по полу с видом полного триумфа.
— Ах ты вонючий турбо-помпон! — воскликнула бабушка, отбирая у него нить. — Я тебя в салфетку заверну! Запеленаю, как младенца!
Пиксель закувыркался, как гимнаст. Клубок размотался, зацепился за ножку табурета, обвил стол, прилип к Варе. Мостик приподнял голову с подушки, посмотрел с тоской и ушёл в другую комнату. Вид у него был такой, будто он подумал: «Я в это не вписывался».
Бабушка, не обращая внимания на хаос, вязала. Упорно. Медленно. Иногда вздыхала:
— Ага. Вот и рукав. Или хвост. Сейчас разберёмся.
В обед к ним заглянул Степан Трофимыч. С традиционной банкой варенья.
— Я мимо. Думал, загляну. А тут у вас… вязальная драма?
Он остановился на пороге, увидел размотанную пряжу, бабушку с вязанием и Пикселя, застрявшего в пакете из-под пряжи.
— Это не драма. Это, по идее, свитер, — буркнула бабушка.
— Выглядит как сюжет для криминальной хроники, — сказал Трофимыч и поставил банку на стол. — Надо помочь.
Пиксель выбрался из пакета и сделал круг почёта по комнате. Его хвост напоминал метлу, а глаза — маяки тревоги. Варя зажала рот, чтобы не рассмеяться.
— У меня, кстати, остались пуговицы сандаловые, — сказал Степан. — Коту будет стиль «дача ретро». Как вам?
— Сначала связать бы, — пробормотала бабушка. — А потом уже стиль.
К вечеру прогресс был. Свитер обретал форму — кривоватую, неровную, но упрямо настоящую. Он был в полоску, с непонятной дыркой, в которую бабушка сначала собиралась просунуть хвост, потом хотела её убрать, но в итоге решила оставить: «пусть будет вентиляция».
Пиксель, утомлённый борьбой с шерстью, лежал под окном, обняв остатки мотка, как плюшевого зверя. Мостик вернулся и встал постом у двери. Он не вмешивался, но изредка бросал взгляд — недоверчивый, с оттенком «я вас всех переживу».
Когда наконец свитер был готов, бабушка торжественно подняла его:
— Почти, — уточнила Варя. — С правым рукавом, как у клоуна.
— Это художественная асимметрия, — отрезала бабушка. — В интернете видела.
В это время Пиксель уже начинал подозревать неладное. Он приоткрыл один глаз, потом второй. Попытался отступить, но было поздно. Его аккуратно, но решительно завернули в свитер.
Он сидел на окне. Молча. Не шевелясь. Взгляд — трагический. Позвоночник — прямой. Лапы — сложены. Полосатый вязаный чехол облегал его как смирительная рубашка.
— Красавец, — сказала бабушка.
— Кот-пельмень, — добавила Варя.
Степан молча наблюдал, потом достал телефон:
— Сейчас. Это надо зафиксировать для истории. Или для мемов.
Фотосессия длилась недолго. Пиксель не шевелился, но было видно — внутри него происходят бурные философские процессы. Его взгляд говорил: «Я страдаю за всех». Мостик смотрел на него с нескрываемым сочувствием — и с оттенком «сам напросился».
Степан подошёл ближе и показал экран бабушке:
— Как в паспорт. Только грустнее, — сказала она. — И немного полосатей.
Пиксель медленно встал, спрыгнул. Прошёл по ковру, как кот, переживший переворот. Сел у двери. Помолчал. А потом начал без спешки снимать с себя свитер. Сначала освободил одну лапу, потом вторую. В какой-то момент свитер повис на ушах, но кот справился.
Он оставил вязаное тело на полу и, не оборачиваясь, ушёл в кресло. Улегся, как будто ничего этого не было. Хвост дёрнулся — молча, но выразительно.
— Ну вот, — вздохнула бабушка. — Свитер цел, но унижен.
— Как и кот, — добавила Варя.
— Всё, — подытожила бабушка. — Будем шить. На липучке. Я хоть и старенькая, но не глупая.
— У меня где-то осталась выкройка, — подхватил Трофимыч. — Я когда-то шил своему коту. Он был с характером, но без шерсти.
Пиксель фыркнул с подоконника. Не громко — так, чтобы они знали: он слышит. И он всё запомнит.
Мостик подошёл к брошенному свитеру. Понюхал. Осторожно потянул зубами и аккуратно отнёс на плед в угол комнаты. Вернулся, лёг у входа и закрыл глаза.
— Он теперь воспитателем подрабатывает? — спросила Варя.
— Он — хранитель равновесия, — ответила бабушка. — Пока мы смеёмся, он следит, чтобы мир не рассыпался.
Они замолчали. Чай остыл. Варенье не тронули. Свитер лежал, будто ожидал второго шанса. Пиксель дремал. Мостик дышал ровно.
— А ведь это был хороший свитер, — вдруг сказала бабушка.
Печь потрескивала. Как будто говорила: «А теперь — можно просто посидеть». И они сидели. Без вязания, без планов. Пока Пиксель не начал шевелиться во сне и не ударился лапой о миску. Мостик приоткрыл один глаз. Гармония слегка треснула — но не развалилась.
Утром бабушка вышла на кухню с чашкой и окинула взглядом всё поле вчерашнего сражения. Свитер аккуратно сложен, пряжа собрана, только один клубок, чуть приплюснутый, валялся под стулом — как немой укор.
Пиксель сидел на подоконнике и делал вид, что всю ночь думал о судьбе. Усы растрёпаны, взгляд — осмысленный. Когда бабушка подошла, он демонстративно потянулся, слез и потерся об её ногу.
— Умный ты, — сказала бабушка. — Но упрямый.
Она взяла плед с кресла, не глядя, и накинула его на подоконник. Пиксель немедленно залез обратно и свернулся калачиком.
— Вот и договорились, — пробормотала она.
Варя вошла на кухню, сонная, с чашкой чая. Степан Трофимыч — чуть позже, с рулоном бумаги под мышкой.
— Выкройка, как обещал. И ещё нашёл пуговицы. Не знаю, зачем, но пусть будут. Вдруг вдохновение.
— Нам бы липучки, — вздохнула бабушка. — Мне не для красоты, а чтоб кот не сбежал.
Пиксель даже не пошевелился.
Мостик зашёл последним. Сел у стула, посмотрел на всех по очереди и, кажется, убедился: все живы. Все на месте.
— Я вчера думала, — сказала бабушка, — что забота — это связать свитер, пришить пуговицы, сделать красиво. А сегодня вот думаю: забота — это когда ты утром открываешь глаза и тебе есть кому накинуть плед. Или просто знать, что на подоконнике кто-то греется.
Варя кивнула, не говоря ни слова. А Трофимыч поставил новую банку варенья на стол:
— А у меня, кстати, сегодня тоже кот мёрз. Может, и ему чего свяжем. Только я вам помогать не буду. Я лучше чайник поставлю.
Снаружи по подоконнику пробежала капля, потом ещё одна и ещё. По крыше застучал дождь.
Пиксель спал. Мостик сторожил. Бабушка вязала — или просто держала клубок в руках. На случай, если снова понадобится попытаться.
Свитер — как жизнь: кривоват, с торчащей ниткой и без пуговицы. Но зато весело. Особенно когда рядом пёс ворчит, кот строит из себя философа, а бабушка уже достаёт новую пряжу. Значит, это ещё не конец.
🐾 Понравилась история про кота-пельменя и свитерную драму? Подписывайтесь на канал — здесь всегда тепло, много шерсти и точно не скучно
Ставьте ❤️, делитесь в комментариях своими историями про любимых питомцев
