Политика + Февральская революция

Почему произошла Октябрьская революция 1917 года – кратко в ролике. Какие социальные и экономические проблемы Российской империи привели к революции 1905 года? Пытались ли власти решить эти проблемы? Приблизила ли Первая мировая война Февральскую и Октябрьскую революции 1917 года? Случайно ли большевики пришли к власти?

Об этом и многом другом рассказывает Андрей Иванович Колганов, профессор, доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.

Сергей Кургинян выступает перед коммуной в Александровском. 2022

Выступление лидера движения «Суть времени» Сергея Кургиняна, посвященное 105-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. 7 ноября 2022 года

Я твердо убежден, что в условиях войны празднование очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции не должно проводиться так, как обычно. Гибнут люди, они гибнут буквально в тот момент, когда сейчас мы с вами разговариваем. Уже погибли наши товарищи. Над Россией навис призрак чего-то непонятного и неопределенного. И в этой ситуации мы а) не можем не праздновать 7 ноября, потому что оно достаточно многое изменило в жизни страны, и б) мы не можем праздновать его классически, обычно.

В этой связи, как уже говорилось неоднократно на различных наших съездах и конференциях, мы расцениваем Великую Октябрьскую социалистическую революцию не как революцию как таковую, а фактически как посткатастрофическую сборку.

Государство начало распадаться еще в последние годы, когда царизм стал проваливаться в войне — и этот урок провала государства, включившегося в крупную военную кампанию, конечно, надо учитывать. Окончательно распалось после того, как царь подписал отречение, чего до этого не делал ни один из представителей ни династии Романовых, ни других аристократических семей, правящих Россией. Царь это сделал впервые. И дальше начался бардак под названием «приход к власти русского капитализма».

Этот капитализм был неизмеримо лучше того, который имеет место сейчас. Были Морозовы, Рябушинские, Терентьевы, Терещенко и прочие, и все они каким-то своим управленческим усилием создавали крупные концерны, поднимали страну на новые вершины существования в пределах нового устройства общества. Говорили о том, что они все очень талантливые и созидательные, а им мешает царизм. И проводили сравнение между тем, как царизм мешал им разворачивать подлинную капиталистическую мощь страны, и тем, как это делала французская монархия, мешая развернуться силам Конвента, революционной буржуазии, совершавшей во Франции действительно чудеса.

Однако французская революционная буржуазия, устанавливая капитализм, а не отменяя его, смогла одновременно с этим построить абсолютно новую армию на абсолютно новых основаниях.

Уже в 1792 году перед битвой при Вальми, решавшей судьбу Французской революции, революционный французский генерал Дюмурье понял, что он не может противостоять войскам герцога Брауншвейгского, используя привычный регулярный военный строй. Потому что, в отличие от наскоро набранных французских малообученных солдат, войска Пруссии и других интервентов могли идти этим хорошим, плотным, регулярным, классическим строем, их этому учили подолгу. Тогда Дюмурье применил рассыпной строй, иначе использовал артиллерию и — выиграл битву при Вальми. Французская буржуазия проявила способность к военному творчеству, выдвижению новых военачальников — и победила.

Затем Карно, человек, не имевший никакого статуса во французской монархии, совершенно на новых основаниях построил военно-промышленный комплекс Франции.

Затем Гош, один из крупнейших генералов французской революции, начал громить войска австрияков и пруссаков, которые хотели оккупировать Францию. Французский Конвент объявил, что будет казнить каждого сепаратиста, который хотел бы вернуть страну в полурассыпанное монархическое состояние, централизовал всё до конца, прислал гильотину и в Вандею, где шел реакционный монархический мятеж, и на юг Франции — в Прованс, Лангедок и в другие места, где фактически уже такими же беспощадными революционными мерами подавлялась любая попытка сепаратизма, превращения Франции в конфедерацию.

Затем талантливый молодой подпоручик Буонапарте, ставший позже французским диктатором и императором, создал невиданные по эффективности полицейский и управленческий аппараты, невиданную по эффективности военно-промышленную машину, совершенно новую армию, которая очистила всю Европу от феодализма, запнувшись, правда, в Испании и России (это отдельный вопрос), но высокая эффективность всего этого была очевидна.

Это всё делала французская буржуазия, продемонстрировав одно-единственное качество: политическую состоятельность. Она была политически состоятельна, она любила и могла строить нацию, страну, она была современной, она была дерзкой, она проявила все эти качества, и она проявляла их вплоть до Второй мировой войны, в которой французская буржуазия уже провалились.

Это отдельная история Франции, показавшая, что такое буржуазная состоятельность. Эта буржуазная состоятельность очевидным образом опиралась на так называемые легальные накопления капитала. Потому что французская буржуазия накапливала капитал столетиями, конечно, не только через какую-нибудь работорговлю и пиратство, что тоже имело место, но и через разного рода мануфактуры, ремесленные мастерские, строительные и прочие гильдии. Внутри этого накапливалась совершенно новая энергия. Эта энергия и эта состоятельность в конечном итоге заставили феодальную Францию обращаться к третьему сословию, еще бесправному политически, но уже абсолютно состоятельному экономически, с тем, чтобы кредитовать войны, с тем, чтобы поддерживать существующий неэффективный феодальный аппарат и так далее. Так сформировались Генеральные штаты, которые потом стали прологом к созданию собственно буржуазной демократической республиканской власти.

Всё это вместе формировалось в недрах феодального сословия. И затем оно взорвалось и вышло на поверхность, продемонстрировав новую эффективность.

Внутри этого были не только накопление денег, не только новая эффективность производства. Внутри этого была и новая мысль. Французская буржуазия поклонялась Вольтеру, Дидро, д’Аламберу и так далее. И пусть даже, может быть, эти авторитеты и были преувеличены, но они явно говорили о чем-то новом. Французская буржуазия продемонстрировала новую культуру, новый тип моды, она одевалась по-другому, чем феодальные классы, и так далее. И она очевидным образом демонстрировала, что она есть некие гигантские катакомбы, которые формируются в пределах этого феодального благолепия, роскоши и всего прочего, презирая это и предъявляя новый аскетизм, завоевывая всё новый и новый авторитет в обществе.

Французская буржуазия соединялась с народными массами и не противостояла им на этом этапе, а предлагала им нечто предельно новое. Это новое называлась «ликвидация сословных перегородок», иной принцип устройства общества. Француз — это уже не католик, естественно, потому что уже были и гугеноты, но это некий светский человек, который верит во французскую культуру, во французскую историю, во французских героев, во французские «священные камни» и так далее. Французская буржуазия была абсолютно эффективна в этом смысле, и она не допустила распада Франции в момент Великой французской буржуазной революции.

Великой революцией в России называлась не революция Октябрьская (это потом назвали так ее мы). Великой революцией называлась Февральская революция, которая вывела на новые горизонты буржуазию русскую. С ее претензиями, с ее «китами» (как говорил Ленин, Кит Китычами) и так далее, с ее действительно большими накоплениями, с ее реальной эффективностью и с ее новаторствами — Морозов и прочие создавали какой-то альянс между рабочими и капиталистами и т. д., и т. п.

Отречение от престола Николая II на станции Дно. В царском вагоне находятся министр двора барон Фредерикс, генерал Н. Рузский, В. Шульгин, А. Гучков, Николай II

Русская буржуазия в этом ее замечательном качестве, сформированном внутри феодальной Российской империи, провалилась блистательно — за девять месяцев. Тайна этого провала непостижима. Она адресует только к одному — к вопросу о том, может ли каким-то образом существовать эффективное русское государство, управляемое русской буржуазией? Вот не содержит ли сама эта буржуазия — с ее стяжательством, накопительством, ее представлениями о власти чистогана — что-то, абсолютно не совместимое с русским народом, а значит, и с русским государством? Тогда этот вопрос встал ребром. Буржуазия всё провалила, страна рухнула. Ленин осуществлял уже посткатастрофическую сборку.

В принципе, сборки, а не революции, могут быть две: предкатастрофическая, когда сама власть что-то меняет очень серьезным образом, и посткатастрофическая, когда катастрофа топит власть, народ и государство, и потом что-то в недрах этого начинается. Это самый горький вариант. И именно он имел место в тот день 7 ноября, годовщину которого мы празднуем сейчас здесь, в строю, понимая, что война разворачивается нешуточная, и пусть она называется спецоперацией, она есть то, что она есть.

В этот исторический день я не могу не обсудить вопрос о состоятельности той новой буржуазии, которая возникла в постсоветский период. Эта буржуазия не знает достижений буржуазии эпохи Рябушинского, Терентьева, Морозова и прочих. Она их не знает. Она не формировалась в недрах некоего предыдущего сословия, ее просто не было! На законном уровне ее не было — в Советском Союзе были запрещены легальные накопления. Академик, получающий тысячу с чем-то рублей, вряд ли может, отложив даже всю эту зарплату, при этом неизвестно на что кушая и одеваясь, купить Красноярскую ГЭС.

Возникло нечто совершенно другое. Эта буржуазия возникала на ровном месте либо из тех, кто сумел присоседиться к победившей власти, либо из уголовных элементов, которые и осуществляли накопления, либо из каких-то спецслужбистских структур, которые были еще грязнее любых уголовников и занимались какими-нибудь международными операциями, ничем не брезгуя. Эта буржуазия заявила, что она ликвидирует «советский абсурд» и всё, что создали поколения людей, победивших в Великой Отечественной войне, построивших невероятную индустрию и потом создавших такую страну, которая действительно была второй в мире сверхдержавой, и могла выстаивать перед угрозой мирового империализма. Эта буржуазия сказала, что она будет любить мировой империализм, поскольку никакого мирового империализма просто не существует, а его место занимает правильное разумное устройство общества западными странами, она признает их лидерство и так далее и тому подобное. И вот на этих основаниях она будет строить новую буржуазную Россию.

Признав всё это, наша буржуазия — а именно она пришла к власти с Ельциным и именно она празднует день независимости России от самой себя — совершила нечто, по отношению к чему Брестский мир, который эта буржуазия поносила как предательство национальных интересов, является триумфом политической воли. Эта буржуазия отдала территории бо́льшие, чем в ходе Брестского мира, и назвала эти свои «великие достижения» праздником, тогда как Ленин говорил: «Примем передышку похабного Бреста», называл этот Брест похабным и говорил, что мы с ним не смиримся, мы рассматриваем его как передышку.

Передышка длилась меньше года. В ноябре восемнадцатого года немецкий народ восстал против империи Гогенцоллернов, сверг ее, и немецкая армия отступила с занятых русских территорий. Ленин содействовал этому событию восемнадцатого года всем, чем мог. По существу, русская революция знаменовала собой только возможность переноса в Германию этой же революционной волны. Значит, Ленин уже через год это всё дело уже отменил, этот Брест. Когда после Бреста немецкие войска начали атаковать остатки России, называвшейся Советской Россией, Ленин объявил: «Социалистическое Отечество в опасности!», распустил уже разложившуюся к этому моменту русскую имперскую, по сути своей буржуазную, армию и начал создавать Красную Армию, которая через два года стала мощной и сумела изгнать Антанту со всей оккупированной территории России.

Владимир Ленин. Николай Андреев. 1920

Такая историческая состоятельность вместе с выдвижением новых полководцев: Буденного, Чапаева и много еще кого, вместе с альянсом между старой, лучшей частью русского генералитета — Брусиловым, Шапошниковым, Каменевым и другими, которые помогали новым революционным генералам, бывшим вахмистрам или сержантам, стать гениями революционной армии, изгнавшей Антанту, продемонстрировала высшую политическую состоятельность тех сил, которые теперь именуют «клятыми большевиками». И мы спрашиваем: «А у кого была эта состоятельность на предыдущем этапе? Что знаменовала собой буржуазия, провалившая всё тогда?»

Теперь эта же буржуазия, не имея заслуг буржуазии царского периода, то есть, не будучи укорененной по-настоящему в хозяйство тем, что называется легальным накоплением капитала, отдала территории, назвала это «Днем независимости», отменив все те законы, по которым жила страна перед этим и которые были абсолютно демократическими.

Все, кто получили независимые свои республики, во-первых, должны были утвердить русский язык в качестве второго основного. Должны были проводить референдумы. И отделившимся частям должны были давать независимость, согласно закону, демократически принятому в последнюю эпоху жизни Советского Союза, согласно которому выход сопрягался с референдумами тех частей, которые хотели остаться.

Да не было бы никаких войн, если бы всё было по этому закону! Откуда были бы войны? Восток Украины бы отделился, юг тоже, Крым — безусловно, части Прибалтики. Приднестровье уже провело эти референдумы. По законам Советского Союза, демократически принятым, подтвержденным Хельсинкским «законом о нерушимости границ», не было никакой возможности совершить то, что совершило Беловежье. Но это было совершено. И до сих пор мы лицезреем центр Ельцина в центре города Свердловска, который теперь называется Екатеринбургом.

Буржуазия не хочет осудить хотя бы эти очевидные преступления и при этом что-то курлычет по поводу того, как ужасен был Брестский мир. Брестский мир действительно был ужасен, потому что шла война, и всё рухнуло в катастрофу.

Что сделала буржуазия сейчас? Брестский мир продолжался меньше года, а то, что происходит после Беловежья, продолжается, как мы видим, уже более тридцати лет. За это время сформировались новые поколения, и никто не помешал формировать эти поколения в антирусском националистическом, специфически националистическом духе.

И мы спрашиваем теперь буржуазию, которая существует сейчас, и чья власть, безусловно, является подлинным выражением того, что имеет место в нашем Отечестве — Российской Федерации: что можете вы? Мы ставим перед ней этот вопрос не так что, мол, «вы очевидным образом ничего не можете, идите вон!». Мы ставим вопрос совершенно по-другому.

Поскольку даже это, буржуазное несовершенное Отечество — есть Отечество, и оно тем не менее каким-то чудесным образом противостоит чудовищным тенденциями на Западе, мы хотим, чтобы эта буржуазия победила. Пусть она победит. Пусть она уподобится революционному Конвенту и создаст всё, что нужно для победы. Мы готовы снять на этом этапе существования страны все противоречия, все свои несогласия, все претензии к этому буржуазному устройству, лишь бы оно выстояло в условиях давления, осуществляемого со стороны уже посткапиталистических, совсем чудовищных западных сил.

Но может ли эта буржуазия это сделать? О чем нам говорят уроки той Великой социалистической революции, которая, помимо прочего, дала миру новую надежду на небуржуазное развитие в условиях, когда буржуазное развитие, обернувшись Первой мировой войной, скомпрометировало себя тотально?

Дно: железнодорожный вокзал

Так что же та историческая дата, которую мы сейчас отмечаем, нам посылает в качестве сообщения в наш сегодняшний день? Это же важно понять в условиях, когда гибнут наши товарищи, когда холод военного существования явным образом наползает и когда демонстрируется снова и снова определенная несостоятельность той русской буржуазии, которая бросила-таки этот вызов, и теперь «за что боролась, на то и напоролась». И втягивает в нечто всю страну, а это нечто будет либо историческим концом страны, либо победой. И, естественно, мы говорим здесь о победе и отменяем все наши конфликты с этой буржуазией только потому, что без этой победы Россия может быть исчерпана, кончена. И мы не хотим никакой посткатастрофической сборки, мы хотим, чтобы наше Отечество существовало — пусть даже и не в том виде, который мы представляем как оптимальный.

Я считаю, что в этой ситуации очень важно зачитать нечто из работы, которая называется «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». Это работа Ленина. Потому что тут нужно услышать, как звучал подлинный текст. Подлинный текст человека, который тем не менее осуществил посткатастрофическую сборку.

Я зачитаю куски из этого текста, написанного в сентябре 1917 года, то есть при всевластии буржуазии, и по посылу представляющего собою мольбу сильного человека, адресованную буржуазному классу: «Послушай, выиграй!» Не «о, как хорошо!». Вот все говорят: «Чем хуже, тем лучше… Ленин так хотел краха, он ручонки потирал». А Ленин молил в этой статье буржуазию выиграть. И готов был оказать ей всяческую, не только интеллектуальную, но и политическую помощь. Вот что он пишет в сентябре:

«…признается, что катастрофа неминуема, что она надвигается совсем близко, что необходима отчаянная борьба с ней, необходимы «героические усилия» народа для предотвращения гибели и так далее».

Разве не это мы чувствуем сейчас? Далее Ленин пишет:

«Все это говорят. Все это признают. Все это решили. И ничего не делается. Прошло полгода революции» Имеется в виду буржуазная революция.

«Катастрофа надвинулась еще ближе. Дошло до массовой безработицы. Подумать только: в стране бестоварье, страна гибнет от недостатка продуктов, от недостатка рабочих рук, при достаточном количестве хлеба и сырья, — и в такой стране, в такой критический момент выросла массовая безработица! Какое еще нужно доказательство того, что за полгода революции (которую иные называют великой, но которую пока что справедливее было бы, пожалуй, назвать гнилой)… (У нас всё тридцатилетие гнилое — Прим. С. К.) …при демократической республике, при обилии союзов, органов, учреждений, горделиво именующих себя «революционно-демократическими», на деле ровнехонько ничего серьезного против катастрофы, против голода не сделано? Мы приближаемся к краху всё быстрее и быстрее, ибо война не ждет, и создаваемое ею расстройство всех сторон народной жизни всё усиливается. А между тем достаточно самого небольшого внимания и размышления, чтобы убедиться в том, что способы борьбы с катастрофой и голодом имеются, что меры борьбы вполне ясны, просты, вполне осуществимы, вполне доступны народным силам и что меры эти не принимаются mолько потому, исключительно потому (выделяю то, что выделено Лениным. — Прим. С. К.), что осуществление их затронет неслыханные прибыли горстки помещиков и капиталистов.

В самом деле. Можно ручаться, что вы не найдете ни одной речи, ни одной статьи в газете любого направления, ни одной резолюции любого собрания или учреждения, где бы не признавалась совершенно ясно и определенно основная и главная мера борьбы, мера предотвращения катастрофы и голода. Эта мера: контроль, надзор, учет, регулирование со стороны государства, установление правильного распределения рабочих сил в производстве и распределении продуктов, сбережение народных сил, устранение всякой лишней траты сил, экономия их.

Демонстрация работниц Путиловского завода в первый день Февральской революции

Контроль, надзор, учет — вот первое слово в борьбе с катастрофой и с голодом. Вот что бесспорно и общепризнано. И вот чего как раз не делают из боязни посягнуть на всевластие помещиков и капиталистов, на их безмерные, неслыханные, скандальные прибыли, прибыли, которые наживаются на дороговизне, на военных поставках (а на войну «работают» теперь, прямо или косвенно, чуть не все), прибыли, которые все знают, все наблюдают, по поводу которых все ахают и охают.

И ровно ничего для сколько-нибудь серьезного контроля, учета, надзора со стороны государства, (которое заявило о том, что оно будет делать именно это, по факту. — Прим. С. К.) не делается.

Происходит повсеместный, систематический, неуклонный саботаж всякого контроля, надзора и учета, всяких попыток наладить его со стороны государства. И нужна невероятная наивность, чтобы не понимать, — нужно сугубое лицемерие, чтобы прикидываться не понимающим, — откуда этот саботаж исходит, какими средствами он производится. Ибо этот саботаж банкирами и капиталистами, этот срыв ими всякого контроля, надзора, учета приспособляется к государственным формам демократической республики, приспособляется к существованию «революционно-демократических» учреждений.

Господа капиталисты великолепно усвоили себе ту истину, которую на словах признают все сторонники научного социализма, но которую меньшевики и эсеры постарались тотчас же забыть, после того как их друзья заняли местечки министров, товарищей министра и т. п. Это именно та истина, что экономическая сущность капиталистической эксплуатации нисколько не затрагивается заменой монархических форм правления республиканско-демократическими и что, следовательно, и наоборот: надо изменить лишь форму борьбы за неприкосновенность и святость капиталистической прибыли, чтобы отстоять ее при демократической республике так же успешно, как отстаивали ее при самодержавной монархии. (Заметьте, что он говорит! — Прим. С. К.)

Современный, новейший, республиканско-демократический саботаж всякого контроля, учета, надзора состоит в том, что капиталисты на словах «горячо» признают «принцип» контроля и необходимость его (как и все меньшевики и эсеры, само собою разумеется), но только настаивают на «постепенном», планомерном, «государственно-упорядоченном» введении этого контроля. На деле же этими благовидными словечками прикрывается срыв контроля, превращение его в ничто, в фикцию, игра в контроль, оттяжки всяких деловых и практически-серьезных шагов, создание необыкновенно сложных, громоздких, чиновничье-безжизненных учреждений контроля, которые насквозь зависимы от капиталистов и ровнехонько ничего не делают и делать не могут.

Чтобы не быть голословным, сошлемся на свидетелей из меньшевиков и эсеров, т. е. тех именно людей, которые имели большинство в Советах за первое полугодие революции, которые участвовали в «коалиционном правительстве» и которые поэтому политически ответственны перед русскими рабочими и крестьянами за попустительство капиталистам, за срыв ими всякого контроля.

Есть специальное учреждение — «Экономический отдел» Центрального Исполнительного Комитета Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, — пишет Ленин. — В его постановлении официально признается, как факт, «полная бездеятельность образованных при правительстве центральных органов регулирования экономической жизни».

Вы вслушайтесь: «Полная бездеятельность образованных при правительстве центральных органов регулирования экономической жизни!»

«Еще при царизме необходимость регулирования экономической жизни признана, и некоторые учреждения для этого были созданы. Но при царизме разруха росла и росла, достигая чудовищных размеров. Задачей республиканского революционного правительства было признано сразу принятие серьезных, решительных мер для устранения разрухи. Когда образовывалось «коалиционное», при участии меньшевиков и эсеров, правительство, то в торжественнейшей, всенародной декларации его от 6-го мая было дано обещание и обязательство установить государственный контроль и регулирование. И Церетели, и Черновы, а равно все меньшевистские и эсеровские вожди божились и клялись, что они не только ответственны за правительство, но что находящиеся у них в руках «полномочные органы революционной демократии» на деле следят за работой правительства и проверяют ее.

Прошло четыре месяца после 6-го мая, четыре длинных месяца, когда Россия уложила сотни тысяч солдат на нелепое, империалистское «наступление», когда разруха и катастрофа приближались семимильными шагами, когда летнее время давало исключительную возможность сделать многое и по части судоходного транспорта, и по части земледелия, и по части разведок в горном деле и пр. и т. п., — и через четыре месяца меньшевики и эсеры вынуждены официально признать «полную бездеятельность» образованных при правительстве учреждений контроля!

И эти меньшевики и эсеры, с серьезным видом государственных мужей болтают теперь (мы пишем эти строки как раз накануне Демократического совещания 12 сентября) о том, что делу можно помочь заменой коалиции с кадетами, коалицией с торгово-промышленными Кит Китычами, Рябушинскими, Бубликовыми, Терещенками и К°!

Спрашивается, чем объяснить эту поразительную слепоту меньшевиков и эсеров? Следует ли считать их государственными младенцами, которые по крайнему неразумию и наивности не ведают, что творят, и заблуждаются добросовестно? Или обилие занятых местечек министра, товарищей министра, генерал-губернаторов, комиссаров и тому подобное имеет свойство порождать особую, «политическую» слепоту?

Может возникнуть вопрос, не представляют ли способы и меры контроля чего-либо чрезвычайно сложного, трудного, неиспытанного, даже неизвестного?

Не объясняется ли затяжка тем, что государственные люди кадетской партии, торгово-промышленного класса, партий эсеров и меньшевиков в поте лица своего трудятся уже полгода над изысканием, изучением, открытием мер и способов контроля, но задача оказывается неимоверно трудной и всё еще не решенной?

Увы! (пишет Ленин. — Прим. С. К.) Темным мужичкам, неграмотным и забитым, да обывателям, которые всему верят и ни во что не вникают, стараются «втирать очки» и представить дело в таком виде. В действительности же даже царизм, даже «старый режим», создавая военно-промышленные комитеты, знал основную меру, главный способ и путь контроля: объединение населения по разным профессиям, целям работы, отраслям труда и т. п. Но царизм боялся объединения населения и потому всячески ограничивал, искусственно стеснял этот общеизвестный, легчайший, вполне применимый способ и путь контроля.

Все воюющие государства, испытывая крайние тяготы и бедствия войны, испытывая — в той или иной мере — разруху и голод, давно наметили, определили, применили, испробовали целый ряд мер контроля, которые почти всегда сводятся к объединению населения, к созданию или поощрению союзов разного рода, при участии представителей государства, при надзоре с его стороны и т. п. Все такие меры контроля общеизвестны, о них много говорено и много писано, законы, изданные воюющими передовыми державами и относящиеся к контролю, переведены на русский язык или подробно изложены в русской печати.

Если бы действительно наше государство хотело деловым, серьезным образом осуществлять контроль, если бы его учреждения не осудили себя, своим холопством перед капиталистами, на «полную бездеятельность», то государству оставалось бы лишь черпать обеими руками из богатейшего запаса мер контроля, уже известных, уже примененных. Единственной помехой этому, — помехой, которую прикрывают от глаз народа кадеты, эсеры и меньшевики, — было и остается то, что контроль обнаружил бы бешеные прибыли капиталистов и подорвал бы эти прибыли.

Чтобы нагляднее пояснить этот важнейший вопрос (равносильный, в сущности, вопросу о программе всякого действительно революционного правительства, которое захотело бы спасти Россию от войны и голода), перечислим эти главнейшие меры контроля и рассмотрим каждую из них.

Мы увидим, что правительству, не в насмешку только называемому революционно-демократическим, достаточно было бы, в первую же неделю своего образования, декретировать (постановить, приказать) осуществление главнейших мер контроля, назначить серьезное, нешуточное наказание капиталистам, которые бы обманным путем стали уклоняться от контроля, и призвать само население к надзору за капиталистами, к надзору за добросовестным исполнением ими постановлений о контроле, — и контроль был бы уже давно осуществлен в России. (Он давно бы был осуществлен — Прим. С. К.) Вот эти главнейшие меры:

1. Объединение всех банков в один и государственный контроль над его операциями или национализация банков.

2. Национализация синдикатов, т. е. крупнейших, монополистических союзов капиталистов (синдикаты сахарный, нефтяной, угольный, металлургический и т. д.).

3. Отмена коммерческой тайны.

4. Принудительное синдицирование (т. е. принудительное объединение в союзы) промышленников, торговцев и хозяев вообще.

5. Принудительное объединение населения в потребительные общества или поощрение такого объединения и контроль за ним».

Эти меры не отрицают сущности буржуазно-демократической власти. Они не являются социалистическими. Они принимаются другими странами для того, чтобы выстоять в войне, и единственная причина, по которой они не принимаются здесь, это то, что они задели бы неслыханные скандальные прибыли капиталистов.

Продолжение следует...

Источник: Грозящая катастрофа и как с ней бороться. Уроки Ленина

Сейчас очень популярен тезис среди левых, типа такого:

Ленин много чего понимал. Кто сейчас готов занять его место? Есть партия большевиков? Есть организация которая готова пойти на захват банков? Что-то я никого такого пока что не вижу. А значит не надо встревать политическую борьбу между капиталистами и капиталистическими партиями.

Что выдвигается как штамп, слишком зарывающимися или борзым левым, от “правильных” левых.

Выдвигается теория - “неготовности”.

Ты был в Керчи? Не был, так молчи!

Что нам предлагается в реале? Нам говорят, что левым надо успокоится и ничего не делать.

Рабочие бастуют? Сиди дома, у левых нет организации.

Рабочих бьют и стреляют? Молчи, нет партии, значит не возмущайся.

Начали наступление на демократию в республике? Сука, сиди дома, мы маленькие, даже не думай за нее бороться, это дело капиталистов, пофиг что рабочие в первую очередь от ее отсутствия пострадают, им же митинги в первую очередь запретят, а не либералам.

Империалисты ведут войну? Поддерживай их, а то будет еще хуже, наши империалисты проиграют и придут оккупанты! Не, ну ты что, хочешь оказаться в одном лагере с либералами, которые требуют мира?

И вообще сиди тихо на месте и жди появления пророка, как Далай-Ламы, нового Ленина или Сталина, лет так через тысячу, а пока ни-ни! Ничего не делай! Пускай стройка капитализма идет своим ходом, мы левые убогие и нищие, главное успокоится, обойдутся рабочие без наших штыков.

А пока создать партию или организацию не получается? Ну и ладно, ну и хорошо, сиди и пиши, у нас еще тысячи лет впереди! Пиши какие-то скучные цитаты из Ленина и Маркса, а лучше всего Гегеля, так быстрее и надежнее с ума сойдешь, и главное никакой актуальной политической активности! Даже не думай, будь выше этого, еще запачкаешься, политика это же грязное дело!

Вроде бы реально, дело говорят, вроде бы правы, без гигантской партии, как инструмента, революцию 1917 года не сделать от слова никак.

Но есть некоторые детали истории, которые как раз противоречат этому штампу, как раз есть пример, когда могущественных большевиков после  революции1905 года Столыпинщина сильно и больно разбила, вплоть до фактического уничтожения на территории РИ. Все видные будущие революционеры крепко засели за границей, в ссылках, тюрьмах, а после начала ПМВ Ленин вообще поссорился с остальными левыми, по поводу “оборончества” (большинство левых были за поддержку Российской Империи в войне (своих стран), а большевики против) и чуть ли не остался в гордом одиночестве со своими верными сторонниками. С тем уровнем связей, вести полноценную революционную борьбу из-за границы было практически невозможно, пока нелегальные связи доложат реальную обстановку, уйдет куча времени, а ориентироваться на желтую буржуазную прессу - “Фейк Ньюс из России с любовью”, как то не очень, она все время врет, и будешь постоянно на ее данных попадать в просак. Да и передавать обратно выводы из политической обстановки как нелегальную литературу можно было только жалкими единицами, считанным единицам. Но революционный подъем, вызванные бедствиями империалистической войны, возродил точно Феникс, партию большевиков из небытия.

Здесь тоже проявилось слабость большевиков как партии, ее глава Ленин

приехал в пломбированном вагоне на все готовое, на готовую революционную массу, но все еще разбитую и противоречащую самой себе партию большевиков (в которую напринимали кого попало, да и были там до этого, кто попало, нелегальщина не дает часто понять, кто там у тебя в партии находится в местных кружках, революционеры, реакционеры, агенты охранки, или просто митрофанушки, которые потусоваться пришли, ибо скучно им, богини-суфражистки и т.д.), поэтому когда Ленин выдвинул свои апрельские тезисы, по поводу стратегии большевиков в текущей обстановке, многие его не поняли, а потом поняли. То есть вначале восприняли это все как бред, а потом разобрались.

Вот и выходит согласно истории, что к февральской революции, партии большевиков, фактически почти не было, хотя они и вели работу, но на фоне других партий как то очень слабо и неубедительно. К сожалению, этот пример очень сомнительный и спорный, так как большинство фактов здесь противоречат друг другу, то ли вели активно работу, то ли не вели, то ли были хорошо организованы, то ли нет. По крайней мере историография большевиков, все время говорила о их большом участие в Феврале и сильно противоречила историям их оппонентов, которые говорили прямо противоположное. А были ли прямые примеры, когда революцию удалось вообще сделать без всего этого?

Как раз есть, это знаменитая Кубинская революция.

2 декабря 1956 года с яхты «Гранма» у селения Белик в районе Лос-Колорадос провинции Орьенте высадился отряд из 82 повстанцев. Из-за шторма высадка десанта задержалась на два дня, поэтому восстание, поднятое 30 ноября 1956 под руководством Франка Паиса в Сантьяго-де-Куба, было быстро подавлено правительственными силами.
Созданный в Мексике отряд революционеров должен был высадиться в горах Сьерра-Маэстра, на юго-востоке Кубы. Высадка прошла неудачно. Вскоре после высадки революционеры были атакованы войсками, многие погибли или были захвачены в плен. Уцелели две небольшие группы, которые случайно встретились в лесах через несколько дней. Вначале они не имели достаточной силы и не представляли опасности режиму Батисты, хотя и проводили отдельные операции, атакуя полицейские участки.

То есть Фидель Кастро и Че Геваре, согласно логике современных “левых” с их штампами, должны были развернутся и уходить обратно в Америку, их десант полностью разбили, уцелело жалкое количество участников, не имеющих поддержки и связи с городами и деревнями Кубы.

Здесь бы им сразу бы прибежали левые “неготовцы” понапихали им огурцов в ж… сказав что, из Фиделя Кастро был тогда очень хреновый марксист, никаким Ленином не пахнет, партии нет, рабочего движения нет, организации народа нет, надо разворачиваться и уходить, а не делать революцию. И даже не надо пытаться вести какую-ту борьбу!

Но Фидель не послушил таких наших славных “левых теоретиков”, продолжил, партизанить в горах, ведь у него всего этого не было, но зато было сильное недовольство населения, против Батисты.

Решительный поворот событий вызвало провозглашение земельной реформы и раздача земли крестьянам, это обеспечило массовую поддержку народа, движение наращивало свою силу, отряды Фиделя насчитывали несколько сотен бойцов.

Мы видим как маленькая группа революционеров, которая ведет борьбу, выдвигает своевременную политическую идею, которая в революционной ситуации всеобщей ненависти к эксплуататорам, начинает как искра поджигать старую промасленную тряпку народного недовольства. То есть революция сама по себе, по ходу движения создает и партию, и организованное движение масс, и выдвигает новых лидеров “Ленинов” и “Сталинов” из народа.

Естественно, правильно бы это сделать заранее и без революционной ситуации, по уму, но чаще всего это увы не работает, наоборот, в революцию все выходит именно так, через жопу. Готовится большая левая партия к борьбе, а как пришли решительные события, она оказывается оппортунистической и начинает вести переговоры с капиталистами ради мелких уступок, зато мелкая маргинальная никудышная партия поднимает народ на борьбу и выигрывает революцию, вопреки борьбе титанов (партия эсеров, как социалистов в начале революции, была просто слоном, на фоне моськи большевиков).

И это правильно. Нельзя сделать партию заранее, революцию делают как раз маленькие партии, которые выдвигая правильные актуальные лозунги, быстро и стремительно набухают кадрами, которые им начинает выдавать народ в ходе кризисов, в виде массовых политических движений, и обгоняют другие неповоротливых мастодонтов, которые всюду везде опаздываю. То есть создать механически, искусственно большую революционную партию заранее - это обман масс. Реальна только политическая борьба и структуры, которые ведут левые активисты, которые взаимодействуют друг с другом, которые координируются между собой, которые имеют общие взгляды и связанные совместной идеологией,в виде сетецентричной площадки для обсуждения.

А то что партии левых все время колются и ссорятся - это хорошо, в условиях отсутствия масс, это не дает закрепится там буржуазии и проводить ими любимую политику -”Я начальник, ты дурак”. В итоге и выходит, что закрытые левые партии, которые замкнулись сами в себе и не ведут ни с кем дискуссий и общений, являются контрреволюционными, они ничего не могут предложить революционным массам, кроме законов подчинения и иерархии, и проводят явно буржуазную политику.

Как говорится война со стороны все время выглядит как пожар в борделе, все нелогично, страшно, бестолково, смешно, но все как -то справляются..

Например, коммунисты Китая были полностью разгромлены Чан Кайши, вырезаны в городах, но Мао Цзэдун через деревенские партизанские отряды возродил коммунистическое движение, то есть у него сама революционная ситуация создала заново новую партию, лидеров и организацию масс, не из пролетариата, а из крестьян, мелкобуржуазного класса!

Именно поэтому маоисты и кубинские революционеры потом создали теорию, революции, которая сама себе, все создает в ходе борьбы.

«Нужно сперва ввязаться в бой, а там видно будет» - Наполеон Бонапарт.

Поэтому возможность ведения политической борьбы даже важнее самой партии, например Ленин во времена дебатов по Брестскому миру грозился выйти из партии большевиков и создать свою новую, если ЦК не примет правильную точку зрения. А смогли бы большевики оставаться в партии, если бы власть там захватили например троцкисты (меньшевики), которые вели бы неправильную политическую борьбу, например за союз с капиталистами и отказ от борьбы? Скорее всего нет.

Так с чего это вдруг левые “неготовцы” стали, толкать эту аксиому-штамп?

Зачем что эта троянская псевдо революционная теория предназначена, защищать тех кто ничего не делает, не надо вести революционную и политическую борьбу, если у тебя нет партии, нет рабочего движения, и нет супер грамотных марксистов типа Ленина. Это призыв к уходу от реальной борьбы в тишину библиотек, отказ даже от критики капитализма, как ты можешь критиковать его, если не изучил марксизм? Как ты можешь критиковать власть, если у тебя нет мощной организации? Какая агитация, ты Гегеля не изучил!! Помолчал бы!

Теория “неготовности” давно, устарела, столкнувшись с исторической реальностью, с практикой революционной борьбы. До этого эту теорию еще можно было протаскивать, после нее нет.

Главное для революционной борьбы, достаточно сильное недовольство населения, когда оно становится резко погруженным в политику, когда гниение правящих классов достигло максимума. Тогда классовая борьба, даже не организованная, сама в ходе революции начинает все это создавать, наполняя плохие партии и организации своими народными кадрами, передавая им власть от официальной власти, которая стремительно теряет легитимность, переводя количество в качество. И отговорки, что нет хорошей теории, людей, организации.. это всего лишь отговорки дезертиров и контрреволюционеров.

Реально лишь одна отговорка - наличие или отсутствие революционной ситуации.

Что под этой теорией “неготовности” скрывается? Обычный конформизм и желание, союза с буржуазией, попытка сохранить капитализма, во время его кризиса. Под этим соусом удобно проталкивать мелкотравчатые претензии к капиталистам и не вести борьбу. Отмазываются от всякого вида политической борьбы по шатанию ситуации, а вести например тупую “теоретическую работу”, писать какую ту глыбу с идеальным планом, с идеальной партией и с идеальными людьми, то есть со всем тем, что никогда не будет в принципе. Зато с такими “завышенными” требованиями, они выглядят “идеальными левыми”, являясь по сути правыми, прикрывающие свои тылы вот этой штампованной демагогией.

Что есть уход от политики данных “неготовых” левых? Это уже есть политика, но политика какая? Политика по поддержки правящего класса! Хотя эти “левые” тоже критикуют его, но как-то слабо и неубедительно, больше похожие на похвальбу. За то 90% времени они будут разоблачать других левых, обзыватся, глумится, выискивать косяки биографии, но сама их политическая позиция будет неизвестна, так как она все время будет “за все хорошее, против всего плохого”, без всякой конкретики. (Мы против капиталистов, но посмотрите кто хочет прийти! Посмотрите на этих левых, сплошные иностранные агенты. Их лозунги похожи на либеральные! Поэтому сейчас (уже десяток лет) мы за капиталистов! Без них будет еще хуже!).

Это явление очень старое и древнее, сильно знакомое, со времен РИ приблизительно после 1905 года, там тоже возникло такое же движение марксистской интеллигенции, которое говорило, что раз коммунизм неизбежен в ходе развития капитализма, то и бороться за него не надо!

Это же как бороться за прилив Луны! Бесполезно и бессмысленно, прилив все равно будет, делай ты что ни будь или не делай.

А самый главный плюс этой позиции, что тебе не надо рисковать, делать политические заявления, помогать революции и революционерам. Надо просто тихо, спокойно сидеть дома с кофем и ждать революцию, периодически посылая дворецкого на балкон, проверить не свергли-ли царя, не наступила ли революция, не пришел ли коммунизм. И с этим багажом все равно числится революционером и левым, собирая донаты, на микрофон, компьютер, книжку и т.д..

Сейчас у левых ситуация на порядок лучше, чем у большевиков для революции.

У большевиков почти не было марксистов (литература была нелегальной), сейчас их полно, любой раскраски.

1. В РИ было очень мало пролетариата, сейчас пролетариат составляет чуть ли не 98% населения.

2. У большевиков была только теория социализма, непонятный зверь, которого в реальности никогда не было и многими воспринимался как больная оторванная от жизни фантазия, теперь у всех есть реальный пример социалистических стран и они все нормально работали со своей спецификой. Теперь левые не фантазеры.

3. Безграмотному населению большевикам было очень трудно проталкивать идеи социализма, их надо было сначало обучить для этого элементарным навыкам науки, сейчас все поголовно грамотные и понимают как это должно работать.

4. В РИ была твердая вера, что демократия - власть народа (диктатура пролетариата) для России это абсурд, только царь! Сейчас нет.

И что же мешало левым, как большевикам, взойти на политический олимп жизни? Отсутствие империалистической войны, когда все подъезды заставлены машинами, когда даже бомжам хватает на доширак, когда пенсионеров еще не гоняют собаками от помоек супермаркета, идеи социализма идут как то не очень. А вот когда капиталисты затевают империалистические войны, не говоря внятно народу, за что они воюют, засыпая мирных обывателей похоронками их детей, у всех начинает просыпаться чувства социальной справедливости, за что воюем и как это прекратить? Капитализм как всегда, вступает в противоречия с производственными отношениями общества, в таких условиях обществу нельзя развиваться, оно просто начнет взрываться недовольством! И чтобы устранить эти противоречия, капитализм должен срочно и быстро откатится назад, хотя бы методом войны.

А за что такая высокая цена? За жизнь при капитализме, за консервацию прежних порядков, пришло время расплаты и платить вы будете кровью, чтобы сохранить эту "стабильность" и так много раз.

Пришло время надписи на стене во время пира капитализма вавилонского царя.

мене, текел, фарес - взвешен, измерен и признан недостойным (негодным, легковесным и т. п.)

Пир капитализма закончился. Теперь капитализм взвесил, измерил Россию и признал ее слишком легкой для существования в этом глобальном империалистическом мире, как империалиста.

Вывод

Теория “неготовности” не является левой, а есть обычная буржуазная манипуляция, которая пытается данными тезисами остановить революцию, остановить критику власти, остановить народные протесты и насыпать песка в буксы революционного паровоза перемен.

Теория “неготовности” выполняет главную задачу - передача “мячика” политической ответственности правым, которые начинают с большим удовольствием играть с ним с властью, естественно, после такого за левыми из народа никто не пойдет, и “мячик” вернуть не получится. То есть это укрепляет позиции либералов, навальнистов и бандеровцев.

Политическая борьба бывает важнее даже создания партии, которые к революционной ситуации могут уже просто тупо сгнить, наполнившись оппортунистами.

Ссоры и дробление партий левых это есть хорошее явление - оно не дает буржуазии закрепится в них и навязать свою конформистскую политику. В случае создания революционной ситуации, любая из мелких партий может сыграть ключевую роль ( они же являются более гибкими, в отличие от крупных), быстро наполнившись рекрутами из народа.

Если политическая партия левых подходит к революционной ситуации “неготовой” ничего страшного, революционный процесс является длительным и за время его удается все создать: и партию, и “Ленинов”, и даже вооруженные организации. Хотя хотелось бы все это иметь заранее.

Оставляя в стороне подробности развития революционных событий в Петрограде, многократно описанные не только по дням, но и часам в исторической литературе, попытаемся выявить роль депутатов Государственной думы и представителей военной элиты в развитии последующих событий.

На следующий день, 26 февраля, вечером, Председатель Думы Михаил Родзянко направил императору тревожную телеграмму, в которой говорилось:

«Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок… Государь, безотлагательно призовите лицо, которому может верить вся страна, и поручите ему составить правительство»

Император же по-прежнему не желал слушать председателя Думы. В дневнике Николая II находим запись, сделанную в этот же день: «После чая читал… Вечером поиграл в домино». Правда, на следующий день появляется запись о том, что «в Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад» и сам император признавал, что испытывает отвратительное чувство по поводу того, что ему суждено «быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия». В этот же день, 27 февраля он, наконец, принимает решение вернуться в Петроград. При этом, запись об этом появилась вместе со словами о прогулке по шоссе на Оршу при солнечной погоде. В тот же день он написал императрице о том, что «после вчерашних известий из города я видел здесь много испуганных лиц. К счастью, Алексеев спокоен, но полагает, что необходимо назначить очень энергичного человека, чтобы заставить министров работать для разрешения вопросов продовольственного, железнодорожного, угольного и т. д.»

По воспоминаниям генерала Дмитрия Дубенского, накануне отбытия Николая II в революционный Петроград, он имел длительную беседу с генералом Николаем Ивановым, который отправлялся в столицу с верным отрядом «для наведения порядка».

«Взволнованный озлобленными требованиями бунтующей Государственной думы император откровенно признался, что «берег не самодержавную власть, а Россию. Я не убежден, что перемена формы правления даст спокойствие и счастье народу».
Дмитрий Дубенский

Именно этим он объяснял генералам причину того, что он так упорно «отказывался дать парламентский строй». Теперь же, когда «волнения дошли до бунта и противодействовать им он не в силах», он вынужден согласиться. Но, как это бывало не раз, император и сейчас оказался то ли не до конца откровенным, то ли передумал и сделал шаг назад. Дело в том, что парламентский строй, на введение которого, казалось бы, согласился Николай, понимался им совершенно особенно.

На следующий день, 28 февраля, получив из Петрограда известие о том, что восстание разгорается, войска переходят на сторону восставших, срочно необходимо ответственное министерство и только думские деятели, руководимые Родзянко могут остановить всеобщий развал, император телеграфировал из поезда Родзянко, назначая его вместо князя Голицына председателем Совета министров. Одновременно он предложил Родзянко выехать навстречу императорскому поезду для доклада. Родзянко дал положительный ответ.

Полковник Анатолий Мордвинов, назначенный для несения дежурства при особе императора и неотлучно находившийся возле него, вспоминал позднее, что уже после этого выяснилось, что имеется в виду под ответственным министерством. Михаилу Родзянко предполагалось предоставить выбор только некоторых министров, а «министры двора, военный, морской и иностранных дел должны были назначаться по усмотрению государя императора и все министерство должно было оставаться ответственным не перед Государственной думой, а перед его величеством». Это означало отказ от перераспределения высших государственных полномочий, а, следовательно, и от изменений в государственном управлении. И то, что 1 марта главнокомандующему Северным фронтом генерал-адъютанту Николаю Рузскому, в ставке которого в Пскове оказался не пропущенный к Петрограду царский поезд, удалось склонить императора к созданию ответственного перед законодательными палатами правительства, последствий уже не имело. Время было безнадежно упущено.

События в Петрограде развивались по собственному сценарию. В ночь на 26 февраля 1917 г. по решению частного заседания, состоявшегося на квартире председателя правительства Николая Голицына, последний вписал в чистый бланк с подписью императора указ о перерыве занятий Государственной думы и Государственного совета с обещаниями возобновить их не позднее апреля, «в зависимости от чрезвычайных обстоятельств». Показательно, что даже в эти дни большинство министров высказалось не за роспуск Думы, а только за объявление перерыва. Одновременно с роспуском законодательных палат в столице было введено осадное положение.

Можно согласиться с вполне убедительным мнением ряда очевидцев тех событий и исследователей о том, что Государственная дума оказалась в стороне от разворачивавшихся в Петрограде революционных событий, однако отрицать ее роль, а точнее роль ее лидеров, так же как и представителей военной элиты, в организации отречения последнего российского императора от престола и формировании новой власти вряд ли возможно.

Первая реакция депутатов на известие о роспуске была вполне предсказуемой. Не решаясь предпринимать самостоятельных действий, в середине дня 27 февраля Михаил Родзянко вместе с Александром Гучковым обратились к верховной власти. В телеграмме, составленной ими, они пытались убедить императора, что с роспуском Думы «последний оплот порядка устранен. Правительство совершенно бессильно подавить беспорядок… Гражданская война началась и разгорается». Председатель Думы в очередной раз умолял Николая II призвать «новую власть», пока не поздно и созвать законодательные палаты. В случае промедления, как предупреждал он, могут наступить роковые для династии события. Разумеется, и эта телеграмма осталась без ответа. Одновременно, предполагая реакцию императора, Родзянко отправил телеграмму близкому к императору генералу Николаю Рузскому, в которой без обиняков сообщил о том, что «волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийные и угрожающие размеры», а «правительственная власть находится в полном параличе и совершенно беспомощна восстановить нарушенный порядок». Родзянко буквально умолял Рузского поддержать его ходатайство перед императором о необходимости принятия единственного выхода: «безотлагательном признании лица, которому может верить вся страна, и которому будет вручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения». Заканчивается телеграмма заклинанием: «Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно». Это была еще одна попытка «достучаться» до императора, также закончившаяся безуспешно.

Утром 27 февраля в Думе был оглашен указ императора о перерыве в заседаниях палат. Совет старейшин Государственной думы призвал депутатов не расходиться. Следует признать, что депутаты в этот момент продемонстрировали полную растерянность. Предложения их были крайне разнообразными. В частности, высказали предложение открыть заседание Думы, игнорируя указ о роспуске. Раздавались и предложения об объявлении Думы Учредительным собранием. Ни одно из этих предложений не было реализовано.

Последовавшие затем заседания депутатов, не подчинившихся указу императора, в силу узаконенного перерыва в работе нижней палаты носили частный характер. Одно из таких частных совещаний избрало Временный комитет Государственной думы (ВКГД) для сношения с учреждениями и отдельными лицами. Это были, по преимуществу, члены бюро Прогрессивного блока. В него вошли Родзянко, Шульгин, Львов, Чхеидзе, Некрасов, Милюков, Караулов, Дмитрюков, Ржевский, Шидловский, Энгельгардт, Шингарев и Керенский. Как вспоминал Керенский, в Комитете были представлены все партии, за исключением крайне правых.

Членам нового выборного органа предстояло решить главный вопрос: вопрос о власти. Довольно трудно воссоздать правдоподобную картину событий тех дней и даже часов, в ходе которых решался этот вопрос. Многочисленные воспоминания очевидцев и участников событий имеют яркую эмоциональную окраску. Однако можно предположить, что получив возможность решать вопрос о власти, члены Временного комитета Государственной думы растерялись.

Косвенным подтверждением тому служат «признания» Александра Керенского, который писал о том, что всю ночь (с 27 на 28 февраля) члены Комитета «провели за обсуждением и спорами в кабинете председателя Думы, подвергая тщательному разбору все поступающие новости и слухи». И это вместо принятия хоть каких-то мер по наведению порядка в городе, принятия решительных, пусть на первых порах декларативных шагов, словом того, чего депутаты долго и безуспешно добивались от поверженной власти. И только опасение того, что если «мы немедленно не сформируем Временное правительство, незадолго созданный перед этим Петроградский Совет, провозгласит себя верховной властью России», заставило их действовать. При этом председатель Думы Родзянко, по воспоминаниям Василия Шульгина, не решался на это дольше остальных. «Он все допытывался, что это будет – бунт или не бунт?».

«Я не желаю бунтовать. Я не бунтовщик, никакой революции я не делал и не хочу делать. Если она сделалась, что именно потому, что нас не слушались… Я против верховной власти не пойду»
Михаил Родзяко

Можно предположить, что взвалить на себя такую ношу, как ответственность за судьбу государства и нации в такое тяжелое время было чрезвычайно трудно и ответственно. Куда проще было, находясь в оппозиции, критиковать правительство и верховную власть. Может быть, этим объясняется добавка «Временное» в названии правительства? Она априори ставит в положение «управляющих» (впредь до избрания «настоящего» правительства) тех, кто войдет в состав нового кабинета. Может, этим объясняется и настойчивое желание уже после отречения Николая II некоторых политических лидеров сохранить монархию. Так, 3 марта 1917 г. Гучков с целью сохранения монархии, уговаривал Великого князя Михаила Александровича «принять корону». В тот же день, на заедании Временного правительства, в прошлом лидер кадетской фракции Думы, ныне министр иностранных дел Павел Милюков, по словам Шульгина, «каркал, как ворон». «Монарх – это ось… Единственная ось страны!», – твердил он, предрекая гибель России без монарха.

Вечером 27 февраля 1917 г. председатель правительства князь Голицын уведомил Родзянко об уходе правительства в отставку. В момент образования Временного комитета части общества показалось, что вакуум власти вполне может быть заполнен Государственной думой. Николай Таганцев, сын видного правоведа, члена Государственного совета Николая Таганцева, писал по этому поводу:

«Первое время еще казалось, что власть может быть перейдет в руки Государственной думы, политическая физиономия которой была весьма умеренной»

Из окна квартиры (а жил он рядом с Таврическим дворцом), он видел, что Таврический дворец «стал сперва как бы центром движения». Вокруг него все время двигались толпы народа. Это подтверждают и другие очевидцы событий. Тот же Керенский писал:

«… к исходу 27 февраля… Таврический дворец стонал и вздрагивал от могучих ударов людских волн. Снаружи он более напоминал военный лагерь, нежели законодательный орган»

Однако, с горечью констатировал Таганцев:

«очень скоро выяснилось, что возлагать надежды на это правительство не приходится, т. к. никакой реальной силы оно не имело и само постепенно все больше и больше попадало под власть Совета рабочих и солдатских депутатов ярко красного направления»

Что же касается императора, то он практически не реагировал на происходящие события. По признанию придворного историографа Дмитрия Дубенского «для государя было величайшее горе, что с ним в эти страшные дни не было его истинного и единственного друга – императрицы Александры Федоровны».

«продолжительная, тяжелая политическая обстановка, волнение за семью, произвели в государе в эти дни положительный переворот в его душевных силах. Он стал как бы придавлен событиями и словно не отдавал себе отчета в обстановке и как-то безразлично стал относиться к происходящему»
Дмитрий Дубенский

Эти свидетельства только подтверждают предположение о том, что император не владел ситуацией.

Между тем были силы, которые пытались хоть как-то организовать власть. Так, 1 марта 1917 г. Центральный Военно-промышленный комитет призвал ВКГД «к немедленной организации власти», а правительства Франции и Великобритании поспешили уведомить председателя Думы о признании ВКГД «единственным законным правительством России». Однако, несмотря на международное признание, ВКГД правительством так и не стал. Он ограничился рассылкой в министерства и ведомства своих комиссаров, которые действовали до вступления в должность новых министров, а порой и параллельно с ними. Самым главным вопросом, которым предстояло решить ВКГД был вопрос об отречении Николая II. С этой целью начались переговоры думцев со Ставкой, а точнее, с генералом Рузским. Ему была адресована телеграмма за подписью председателя Государственной думы следующего содержания:

«Временный комитет Государственной думы сообщает Вашему высокопревосходительству, что, ввиду устранения от управления всего состава бывшего Совета министров, правительственная власть перешла в настоящее время к Временному комитету Государственной думы»

Отметим, что на генерала Рузского возлагали надежды в это тяжелое время не только думцы. Генерал Дубенский признавал, что императорский поезд ехал к генерал-адъютанту Рузскому, надеясь, что в эти тревожные часы, когда зашаталась власть, он сумеет «устранить революционные крайности и даст возможность Его величеству провести в жизнь народа спешные преобразования правления России, по возможности более тихо, по намеченной уже программе». Оказывается, по пути на Псков государь готовил манифест, в котором он призывал народ «к спокойствию, указывая на необходимость единодушно продолжать войну с немцами». Дубенский откровенно признавал: «Казалось, старый, считавшийся умным, спокойным Рузский сумеет поддержать государя в это трудное время. Верил в это и сам государь. Почему и выбрал путь на Псков, а не в другое место». Однако, даже присутствие Рузского, имевшего определенное влияние на императора, уже не могло повлиять на дальнейший ход событий. Было слишком поздно.

2 марта, когда стало известно о том, что Родзянко не приедет на встречу с императором, генерал Рузский еще пытался спасти положение. Он связался с Родзянко по телефону и попросил объяснений. Председатель Думы назвал две причины, помешавшие ему выполнить ранее данное императору обещание явиться для доклада. Первой было то, что «эшелоны, высланные в Петроград, взбунтовались… объявили себя присоединившимися к Государственной думе и… решили никого не пропускать, даже литерные поезда». Вторая причина и вовсе выглядит более чем странной: «мною получены сведения, что мой приезд может повлечь за собой нежелательные последствия, так как до сих пор верят только мне и исполняют только мои приказания». Второй аргумент вызывает очень большие сомнения. До сих пор историкам не известно ни о каких приказах, отдаваемых Родзянко, скорее это была попытка выдать желаемое за действительное.

И если сам Родзянко попытался остаться в стороне от неминуемого отречения императора, то остальные члены Временного комитета пришли к общему мнению, что только смена монарха может дать относительное успокоение. С этой целью члены Временного комитета Государственной думы Александр Гучков и Василий Шульгин 2 марта выехали в Ставку.

Решить вопрос о власти в революционной ситуации пытались не только члены ВКГД, но и представители военной элиты. Начальник Штаба верховного главнокомандующего Михаил Алексеев сам претендовал на власть в стране. Он осуществлял руководство военными действиями, вооруженными силами при номинальном верховенстве над ним императора и одновременно задумывался о том, чтобы занять должность министра государственной обороны. По мнению Алексеева, эта должность позволит сконцентрировать всю власть в одних руках.

«…всей полнотой чрезвычайной власти с правом объединять, руководить и направлять единой волей деятельность всех министерств, государственных учреждений и общественных организаций, находящихся вне предела театра военных действий. Его повеления должны исполняться всеми… Министр государственной обороны подчинялся бы только императору и нес ответственность только перед ним»

Еще до отставки министров, 25 февраля 1917 г., во время переговоров с представителями думских фракций и председателем Думы члены Совета министров планировали обратиться к Николаю II о назначении правительства во главе с заслуживающим доверия лицом, также высказывали мнение о возможности сформировать «министерство доверия». Большинство министров считали, что необходимо установить диктатуру во главе с генералом, который пользуется доверием среди военнослужащих. Под этим генералом подразумевали начальника штаба верховного главнокомандующего (наштаверх), будучи уверенными, что он не откажется от такого предложения.

Алексеев не желал отъезда императора из ставки, так как стремился держать ситуацию под контролем и иметь возможность оказывать воздействие на Николая II. Родзянко уведомил его о переходе власти к ВКГД только утром 1 марта, однако Алексеев узнал о событиях спустя полчаса после образования Временного комитета. 28 февраля 1917 г. наштаверх отправил главнокомандующим фронтами телеграмму, в которой сообщал об известных ему событиях в Петрограде. Он достаточно подробно пересказал сведения, полученные от генерала Хабалова и военного министра, извещал об отбытии государя в Царское Село. По поводу перехода власти к ВКГД генерал Алексеев телеграфировал:

«По частным сведениям, революционное правительство вступило в управление Петроградом, объявив в своем манифесте о переходе на его сторону четырех гвардейских запасных полков, о занятии арсенала Петропавловской крепости, главного артиллерийского управления. …мятежники во всех частях города овладели важнейшими учреждениями. Войска, под влиянием утомления и пропаганды, бросают оружие, переходят на сторону мятежников или становятся нейтральными. …на всех нас лег священный долг перед государем и родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов»

Можно увидеть, что почти сразу после перехода власти к ВКГД активизировалось противостояние депутатов Думы и военной элиты, которое в дальнейшем только усиливалось. Генерал Алексеев высказывал опасения о влиянии событий в Петрограде на настроение и боевую готовность войск на фронтах и предполагал, что противник принял «довольно деятельное участие в подготовке мятежа». Полученную 1 марта от Родзянко телеграмму наштаверх воспринял с возмущением. Как сообщал генерал Александр Лукомский:

«Генерал-адъютант Алексеев получил сегодня одну телеграмму от Родзянки, в которой он призывает к спокойствию в армии и смысл которой тот, чтобы армия не впутывалась пока в дело. Генерал Алексеев хотел ответить, что подобными телеграммами вносится совершенно недопустимое отношение к армии и что необходимо посылку таких телеграмм прекратить»

Генерал Алексеев сообщал свое мнение императору о возвращении порядка:

«Пока Государственная Дума старается водворить возможный порядок, но если от вашего императорского величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов, и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю ваше величество, ради спасения России и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия, и поручить ему образовать кабинет. В настоящую минуту это единственное спасение»

Интересно, что в адресованной Родзянко 1 марта телеграмме наштаверх, с одной стороны дистанцировался от происходящих в стране революционных событий, показывая непоколебимость, стойкость армии и представителей военной элиты:

«Высшие военные чины и армия в массе свято исполняют долг перед царем и родиной согласно присяге и будут продолжать борьбу с врагом до полной победы»

С другой стороны, показывает Родзянко, что Временный комитет Государственной думы неверно использует перешедшую к нему власть в отношении военных сил, в первую очередь высшего состава:

«…ваши телеграммы ко мне и к главнокомандующим, а также распоряжения, отдаваемые по железным дорогам театра военных действий, показывают, что Временный Комитет Государственной Думы не считается с тем, что является азбучным в управлении военными силами, и своими распоряжениями не способствует внесению успокоения, а скорей может привести к непоправимым последствиям и нарушениям дисциплины, без поддержания которой победа немыслима»

Тем самым генерал словно демонстрировал свое превосходство в сфере управления перед ВКГД. Алексеев также жестко потребовал прекратить контролировать взаимодействие Ставки с центральными управлениями с помощью агентов, которые мало разбираются в сущности военной дисциплины, и заявил, что при наличии подобного контроля он лично прекратит все сношения с центральными управлениями, что может привести в том числе к серьезным проблемам в снабжении армии продовольствием.

Алексеев не был заинтересован в победе левых сил, поэтому, когда стали поступать телеграммы о росте пропаганды социалистов-революционеров, наштаверх стал высказываться и действовать в пользу ВКГД. Так, в переданной поздно вечером 1 марта императору телеграмме он сообщал, что обстановка требует «…немедленного издания высочайшего акта, могущего еще успокоить умы, что возможно только путем признания ответственного министерства и поручения составления его председателю Государственной Думы». Главнокомандующим фронтами наштаверх телеграфировал о запрете Рузского пропускать в армию заявления ВКГД, способные внести беспокойство в ряды вооруженных сил, но, напротив, пропускать все заявления, «кои клонятся к успокоению, к призыву порядка и к усилению подвоза продовольственных припасов». Еще до приезда в Псков 2 марта думских эмиссаров императором были получены телеграммы от генерала Алексеева и главнокомандующих фронтами о том, что единственным выходом из грозной ситуации они считают отречение его в пользу сына. Даже Великий князь Николай Николаевич оказался солидарен с генералами. Он отправил Николаю II телеграмму, в которой «коленопреклонно молил… спасти Россию и наследника, зная чувство святой любви» императора к сыну и России. Он убеждал императора: «…осенив себя крестным знаменьем, передайте ему – ваше наследие. Другого выхода нет». Николай II, оказавшись без поддержки, вынужден был принять решение об отречении. Однако, как это бывало не раз, в последнюю минуту, узнав о выезде в Псков Гучкова и Шульгина, надеясь на чудо, он велел задержать отправку телеграммы об отречении. Это лишнее доказательство того, какими внутренними сомнениями сопровождалось отречение, и как далек был от реальной жизни император, продолжавший надеяться на чудо.

Однако посланцы ВКГД не оставили императору никакой надежды на сохранение престола. Они решительно заявили, что «…единственный путь – это передать бремя верховного правления в другие руки». Спасти Россию, монархический принцип, династию, по их уверениям, можно было, только объявив, что император передаст свою власть малолетнему сыну, а регентство Великому князю Михаилу Александровичу, или «от имени регента будет поручено образовать новое правительство». Николай II вынужден был согласиться и на это условие. Однако после разговора с лечащим врачом наследника, он принял решение отречься и за него. Таким образом, отречение состоялось в пользу младшего брата Николая II – Михаила Александровича. Последний, в результате недолгих колебаний заявил об отказе принять престол и передал все полномочия верховной власти и Временному правительству, и будущему Учредительному собранию, с согласия которого только и мог в дальнейшем принять корону. Показательно, что все без исключения члены дома Романовых в последующие недели написали соответствующие заявления об отказе от своих прав на российский престол.

Отречение императора «…за сына меняло порядок престолонаследия, что можно трактовать, как нарушение законов о наследии Престола». Существует и противоположная точка зрения, согласно которой «Попечение о малолетнем лице Императорской Фамилии принадлежало его родителям, соответственно, как попечитель Алексея, Николай Александрович имел полное право отречься от престола за своего сына». Подчеркивают, что после 2 марта Николай II не опроверг содержание документа, подтверждающего его решение об отречении, также сделал запись в дневнике об этом событии. В любом случае после отречения императора многовековая российская монархия рухнула, за несколько дней была свергнута династия Романовых, правившая страной 304 года. Дума ушла с политической арены одновременно с монархией. Безуспешные попытки реформировать российское самодержавие в парламентарную конституционную монархию потерпели провал. Власть перешла к Временному правительству, и следует обратить внимание на два важных аспекта проблемы его функционирования в период революционных преобразований: во-первых, на вопрос о легальности власти революционного правительства, которое было образовано в результате государственного переворота, во-вторых, на наделение правительства – органа исполнительной власти, правом принимать нормативные акты, имеющие силу закона.

Подчеркнем, что с проблемой легальности своей власти, ее юридической обоснованностью и законностью, а также соответствием существующим в России правовым нормам Временное правительство столкнулось уже в момент своего возникновения. Решение этой проблемы было связано с проблемой легитимности Временного правительства, то есть с согласием народа с этой властью, его признанием за ней права принимать обязательные решения. По мнению российского ученного-правоведа Дмитрия Пашенцева, любая революция фактически представляет противоправное деяние, так как революционные действия противоречили действующему законодательству. Но парадокс состоит в том, что такие противоправные деяния выступают основой для создания нового, революционного права. Известный американский историк Цуоши Хасегава отмечал, что для российских либералов во время Февральской революции вопрос легитимности правительства был сложным, потому что, с одной стороны, они искали преемственности старому монархическому режиму, пытаясь добиться от императора принятия решения об образовании правительства, с другой стороны, восставшие постоянно толкали либералов в радикальном направлении действий и вынуждали их принять в качестве источника легитимности саму революцию.

«Между двумя источниками легитимности было исходное противоречие и, в итоге, Временное правительство, стремясь к обоим, осталось ни с чем»
Цуоши Хасегава

Если вам понравилась статья, то более полноценно с материалом вы можете ознакомиться в книге РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ НАЧАЛА XX ВЕКА. ПУТЬ К РУБИКОНУ

Понравилась статья? Подписывайтесь на нас на Пикабу и на нашу группу в Facebook

https://www.facebook.com/ign.mgpu

Российская империя, Петроград. 23 февраля (8 марта по н.ст.) 1917 года улицы Петрограда заполнили толпы протестующих. Вскоре митинги перешли в стычки с полицией и казаками, а через неделю Николай II вынужден был подписать отречение от престола.

Вокруг Света - https://www.vokrugsveta.ru/articles/105-let-nazad-nachalas-f...