Что, неужели ничего не щёлкнуло бы внутри от такой красы Божьей?..
Лиза вздохнула, надела перчатки и принялась аккуратно срезать жёсткие стебли пахучей серебристо-зелёной травы.
Она открыла кафе и поставила большой букет шалфея на стойку как раз перед тем, как на парковку подъехал первый экскурсионный автобус. Обычно она успевала завести порцию теста и дать ему выстояться, пока первые туристы с источника добредали до кафе. И это были последние минутки позднего летнего утра, когда она была в мире и покое наедине со своими мыслями и жизнью.
Но в этот раз колокольчики качнулись, разлив мелодичный звон по внутреннему залу, едва она успела размешать муку. Пришлось оставить тесто и, на ходу вытирая руки полотенцем, выглянуть из кухни, щурясь на солнышко в дверном проёме.
Чуть сутулая мужская фигура, подсвеченная солнцем, приветливо помахала ей:
- Виктор Сергеевич! – воскликнула она, бросила полотенце на ближайший столик и радостно обняла пожилого мужчину с аккуратной бородкой. – О, так значит, сегодня «философский день»! Здравствуйте, здравствуйте. То-то я на сегодняшней прогулке в горах расфилософствовалась, как чувствовала, что вы придёте! Так, садитесь пока, садитесь, а я сейчас чай поставлю.
Виктор Сергеевич был особенным гостем.
Они подружились очень давно, когда Лиза только начинала осваиваться в купленном в селе доме и ещё не работала в кафе. А Виктор Сергеевич уже много лет к тому времени работал в местной школе учителем физики. И был очень уважаемым на селе человеком.
Неуклюжая городская девчонка, совсем не приспособленная к сельскому укладу, сразу чем-то глянулась ему. Наверное, тем, что была всегда открыта и приветлива, не ныла, не пугалась и пыталась справиться со всем сама. Даже крышу подтекавшую как-то сама решила чинить – да ещё в юбке! Курам на смех.
Кое-как они её с другом с крыши сняли тогда, а она, хоть и пламенея от стыда, хохотала вместе с ними. А когда позвала их чай пить и собирала на стол, Виктор обнаружил, что одна из комнатёнок в необжитом ещё доме почти полностью забита книгами. Он наугад снял одну сверху и обнаружил Эрика Бёрна с его «Играми, в которые играют люди». Запустил руку пониже и вытащил томик с рассказами Чехова. А рядышком обнаружилась и парочка современных дамских романов модной писательницы, которую он и сам порой не без удовольствия почитывал.
- Интересная девчонка, - протянул тогда Анатолий, его приятель. – Ишь, книг-то сколько приволокла...
С тех пор утекло немало лет и бесконечных литров чая, проведённых в неспешных беседах обо всём на свете. Для Виктора Сергеевича Лиза стала почти дочкой, которой у него не было. Был сын Андрей, который давно переехал в мегаполис и был успешным программистом. Иногда Виктор Сергеевич жалел, что сын давно женат…
… Он словно вынырнул из сна, когда Лиза поставила перед ним чай в серебристом подстаканнике с виноградными лозами, который ему очень нравился. Снял очки, протёр их носовым платком и растерянно улыбнулся Лизе.
- Что-то вы сегодня сам не свой, Виктор Сергеевич, - в её звучном сильном голосе отчётливо звенело беспокойство. – Здоровье шалит? Давление опять? Тогда, может, клевер заварю?..
- Нет, Лизонька, нет, - поспешил её успокоить Виктор Сергеевич. – Здоровье, слава Богу, в норме для моего-то возраста.
Он вздохнул и посмотрел в сторону, что обеспокоило Лизу ещё больше. Она придвинула стул и аккуратно положила свою руку на его. Виктор Сергеевич засмеялся чуть смущённо:
- Да не переживай ты. Это я сдуру заметку прочитал в одном блоге. Дурень старый, седьмой десяток, а ерунду всякую в голову всё тащу. Но вот не выходит она у меня из головы и всё тут… Сам себя уже заел, Лена тоже занервничала, вот, к тебе и отправила - иди, мол, кот учёный, к Лизе, она всегда могла тебя в порядок привести.
Лиза смущённо хмыкнула. Елена Ивановна, жена Виктора Сергеевича, всегда очень хорошо к ней относилась, даже когда кое-кто пустил по селу грязный слушок. Ох, и досталось тогда этому кое-кому, когда Елена Ивановна без особого труда его вычислила!..
- Так рассказывайте уже, и поскорее, чего вы там вычитали, а то скоро первые туристы подтянутся, - Лиза ободряюще улыбнулась Виктору Сергеевичу. – Я вся внимание.
Тот слегка зарумянился, но вздохнув, заговорил:
- Прочитал я, как-то учёные один эксперимент проводили. Сажали людей за стол и поручали им рисовать круги. Просто круги на бумаге. И потом засекали время. Часть людей быстро стала возмущаться и спрашивать – зачем, мол, мы круги рисуем? С какой целью? И когда им отвечали, что ни с какой, они покидали эксперимент. Другая часть намного дольше ничего не спрашивала, но всё равно потом не выдерживала. И их тоже отпускали…
Он снова тяжело вздохнул, аккуратно скручивая трубочку из салфетки. Его руки всегда словно жили сами по себе – что-то крутили, ощупывали, трогали.
- А вот последняя, третья группа, так и рисовала круги до морковкина заговенья. И никто так и не спросил – а зачем? В чём смысл эксперимента?.. И вот знаешь, Лизонька, такое у меня ощущение, что я – тот самый подопытный - самый терпеливый, который и до самой смерти не спросит – а зачем всё это?.. Я тридцать два года проработал в школе. Сколько детей через меня прошло. Ты сама знаешь, сколько было проблемных, сколько переломанных… Сколько с тем же Димкой мучился я, помнишь? Это ж при тебе было…
Он посмотрел куда-то вверх, и без очков его глаза казались такими беззащитными, что у Лизы защемило сердце.
- И все разъезжались кто куда, каждый – с частичкой моего сердца. Не в физике же дело. Для меня физика – только инструмент, чтобы к живым детским душам прикоснуться… И на мой кружок по астрономии сколько ребят ходило. Так им хорошо было… Мне казалось, я что-то смог им дать. К чему-то большому и великому дал им прикоснуться…
Он сбился, замолчал, его руки оставили салфетку и принялись скользить по выпуклым чеканным гроздьям на подстаканнике. И, наконец, выдохнул:
- А вот узнал недавно, что Димку на войне убили…
Лиза ахнула и прикрыла ладонью рот. Димка был той ещё заразой, всё село на него зуб имело, но Виктору Сергеевичу путём неимоверных усилий и многих месяцев времени удалось найти тропинку к сердцу хулиганистого пацана. И бывало, часами они засиживались у старенького телескопа на чердаке в доме учителя…
И тот даже стал ему помогать иногда по хозяйству. Просто так. И Лизе тоже забор подправил…
Потом Димка школу с грехом пополам закончил, уехал и постепенно забылся, и из Лизиной памяти тоже стёрся.
А вот Виктор Сергеевич, похоже, так его и не отпустил.
А пожилой мужчина тем временем продолжал:
- И вот зачем это всё, Лизонька?.. Зачем я столько лет занимаюсь этой работой, на которую столько сил и труда трачу. Всё равно всё, как в пустоту. Они уезжают и… и… всё. И вот так… Зачем это всё?.. Почему я такой глупый и терпеливый подопытный? Почему просто для себя не живу и жизни не радуюсь?.. А?..
Он вдруг поморщился и потёр грудь.
- Так, Виктор Сергеевич, - вскочила Лиза, - я сейчас за боярышником схожу. Надо сердце поддержать. Пейте пока чай. Я быстро.
Она достала нужную банку с медовым экстрактом боярышника, и растерянно застыла с банкой в руках.
У неё не было слов утешения для Виктора Сергеевича. Да, можно было бы бормотать что-то привычно-утешительное, вроде: «Ну что вы, Виктор Сергеевич, вас все ваши ученики так ценят, уважают, и потом после школы навещают, не забывают…»
И это было правдой. Но не это сейчас хотел бы услышать пожилой учитель.
Лиза отлично понимала, что ему было нужно, потому что иногда ей тоже казалось, что всё тщетно.
Что вся её жизнь – лишь вереница тягостных пустых усилий. Что её мечты о прекрасном ничего не стоят – они лишь плод нереализованной и покинутой девичьей души. Что единственный человек, которого она по-настоящему любит, давно забыл её и женат на другой. Что её выбор жить в деревне, заниматься пчёлами и работать в кафе – смешная и глупая блажь, которая оставит её в нищете и безвестности.
Иногда ей было так плохо наедине с этой вселенской пустотой, что она сворачивалась в углу кровати и лежала так часами, пережидая, когда перекатится над ней чёрный страшный вал безысходности и тоски.
И он проходил. Перекатывался и растворялся в пустоте… И новый день начинался с золотого рассвета, который она часто встречала на вершине любимого холма. И приходили нужные знаки, люди, подсказки, помощь. Всегда.
Но то она – молодая здоровая женщина. А то - пожилой мужчина, который своё сердце всегда нёс на открытой ладони своим ученикам, целиком и без остатка. И его сердце, конечно, устало. И сейчас над ним навис этот тревожный чёрный вал. И она не знала, как ему помочь, кроме как этим несчастным боярышником. К горлу подкатил едкий ком, но она собралась, и скрепя сердце, пошла обратно.
Когда она входила в зал, туда уже вошли первые туристы – крупный мужчина военного вида, хоть и в простой одежде, но выправку-то не скроешь; ещё несколько мужчин и женщин, двое детей. Виктор Сергеевич так и сидел, отстранённо глядя в окно.
- Мы бы на террасе поели, девушка, на свежем воздухе, – басовито прогудел военный. – Ведь можно? А мне порцию двойную, пожалуйста. Очень уж жрать хоцца, простите мой французский!
- Пожалуйста, пожалуйста, - вымученно улыбнулась Лиза, не в силах оценить юмор. – Конечно, занимайте места на террасе, я туда принесу. Сейчас пожарю свеженьких оладушков.
- А вот ещё сказали мне, что вы всех в селе знаете, да?
- Ну всех - не всех, - ответила Лиза настороженно. – Но многих, конечно.
- Мне Виктор Сергеевич Абрамцев нужен, он учителем физики в местной школе вроде как работает... Ну, может и не работает уже. Знаете такого?
Лиза изменилась в лице. Губы занемели, и она не смогла вымолвить ни словечка, глядя, как медленно встаёт из-за стола Виктор Сергеевич.
- Что, девушка? - встревожился военный. – Что такое?..
- Я – Виктор Сергеевич Абрамцев, - негромко произнёс из-за его широкой спины учитель. – Чем обязан?
Военный резко развернулся, И Лиза увидела, как заметная бледность проступает через крепкий мужицкий загар. Он замялся, словно опасаясь взглянуть в глаза пожилому человеку.
- Давайте присядем, отец, - показал он на ближайший столик. – Меня Андрей зовут. Просили меня передать вам кое-что… Друг просил. Да только не наспех же…
- Конечно, Андрей, давайте присядем, - отозвался учитель по-прежнему спокойно, но Лиза невольно взялась за ворот блузы, будто стал он ей тесен. Господи, помоги, мелькнуло в закружившейся голове. Только б сердце выдержало, если плохая весть…
Военный, тем временем, пошарил в рюкзаке и вытащил небольшой прямоугольный конверт.
- Моего друга звали Дима Коренев. Он ваш бывший ученик. Сказал, вспомните вы его обязательно, - виновато-грустная улыбка превратила вдруг здорового мужика в мальчишку-переростка. – Он мне часто рассказывал о вас, и сколько сил вы на него, оболтуса, потратили.
Виктор Сергеевич вновь снял очки и протёр их. Быстро поднял глаза на застывшую за стойкой Лизу, ловившую каждое слово.
- Если вы о том, что он… погиб, так я знаю уже, Андрей, - сказал учитель. – Спасибо, что лично передали…
- Да, погиб, - военный теперь смотрел прямо и очень серьёзно, словно только сейчас и пошёл настоящий мужской разговор. – Геройски погиб, награждён посмертно. Он лучшим в нашем отряде был. И жизнь мне спас не раз и не два, как и многим. Но… не уберегли, отец, ты нас прости. На войне… не всё предугадать можно. Вытащили мы его из-под обстрела, в госпитале врачи целую ночь за него боролись, но…
Он вдруг крепко обхватил слегка подрагивавшую ладонь пожилого человека.
- Он велел вам передать, что это благодаря вам он таким стал. Только благодаря вам. Сказал, что вы ему отца заменили – своего-то и не было, вы знаете ведь. И сказал, что не боится умирать… потому что стоит ему закрыть глаза, как он видит звёзды и планеты в телескопе. И слышит, как вы ему рассказываете про Млечный путь, галактики, и что однажды человек откроет и заселит множество миров. И ему спокойно было и хорошо. Он так и ушёл… к звёздам. Врачи говорили, что он… улыбался.
Они плакали уже все втроём и не стеснялись этого. В кафе царила тишина: остальные посетители тоже молчали, прислушиваясь, даже дети не ныли, как обычно, и не клянчили есть.
- А конверт… Он его ещё перед штурмом в расположении части оставил, наказал, кто останется в живых, лично в руки вам передать.
Виктор Сергеевич трясущимися руками открыл конверт, перевернул его. На стол выскользнула пластиковая банковская карточка и сложенный вчетверо листок бумаги.
А на листке развернулась перед ними звёздная ночь, огромная луна и на её фоне силуэты двух человечков с телескопом. Простой рисунок цветными карандашами, немного детский, но полный какой-то наивной чистоты и полёта души.
«Любимому учителю» - было аккуратно написано в уголке.
- А на деньги эти, - сказал Андрей, и подвинул к учителю карточку, с трудом пытаясь удержать срывающийся голос, - Димка сказал, пусть в школе астрономическую обсерваторию сделают. Там и мы всей частью скинулись, Виктор Сергеевич. Пусть дети и дальше узнают про галактики и звёзды… Пусть растут такими же, как Димка. Спасибо тебе за него, отец.
И он встал и прямо сверху крепко обнял пожилого человека, неотрывно глядящего на рисунок, словно там, в звёздной глубине мальчик у телескопа приветливо махал ему рукой.
А потом Андрей выпрямился и чётко, по-военному, отдал Виктору Сергеевичу честь.
И остальные гости тоже как по команде встали и зааплодировали…
…На свете не бывает ничего бесполезного, если в это вложен огонь души, размышляла Лиза, лёжа в тот вечер на спине уже остывающего после дневной жары холма и глядя, как рассыпается тысячами искр на небосводе Млечный путь.
А если вдруг одолеют сомнения, сама Вселенная постучится в твою дверь и принесёт тебе на раскрытой ладони звезду, пусть и нарисованную мальчишеской рукой…
Узнавайте о новых рассказах в моём ТГ-канале
