*Этот рассказ написан для конкурса, посвященному космической теме. По рандомному условию от организаторов для каждого участника. Моим условием было наличие огненной сущности, живущей на звезде. Космос здесь присутствует, но не прямо.Можно рассматривать текст как историю о "протопрогрессорстве". :)
Соломон подправил кончиком гусиного пера фитилек последней свечи. Свеча была дешевой, тонкой и безбожно чадила. Разбирать письмена, начертанная на пергаменте в ее свете становилось все сложнее. А взять еще свечей было негде. Герцог, поначалу так близко к сердцу принявший речи опального алхимика, ныне охладел к его словам. А, заодно, и к нуждам. Ручеек монет, текущий из казны владетеля, давно пересох. Лишь крестьяне из ближайшей деревеньки, опасаясь вызвать гнев господина, по старой памяти, раз в неделю приносили к порогу еду. И, не дожидаясь появления обитателя башни, крестясь и пятясь, удалялись восвояси.
Запасы ингредиентов для опытов, привезенные Соломоном Пфайфером с собой, истощились. И он поневоле вынужден был вновь обратиться к теории. Пальцы бережно развернули свиток. Копия Tábula smarágdina, изумрудной скрижали за авторством легендарного Гермеса Трисмегиста, не спешила раскрывать перед ним тайны бытия. Рукопись скрывала их под одеяниями из образов, словно египетская богиня Исида, укутывающая истинное тело в десятки покровов.
Свеча щелкнула напоследок, и погасла. Бойницы полуразрушенной башни, в которой подвизался алхимик милостью герцога, давали слишком мало света для чтения.
– Филипп! Или как там тебя…
На пороге появился рахитичный малец с огромной головой. Он преданно взирал на старика, покачиваясь на тонких кривых ногах.
– Какой я тебе мастер! – скрипуче проворчал алхимик. Хотя на душе и стало теплее от этого преданного взгляда, и от подзабытого уже уважительного «мастер».
– Возьми тесак. Наколи лучин. Да затепли их.
Заморыш исполнил все в точности и вскоре Соломон вновь смог разобрать знаки.
«Лишь глупцы ищут цитринас злата. Наше, алхимическое, истинное золото, красного цвета», – процитировал он по памяти отрывок из другой рукописи. Ученый знал, что золото может иметь оттенки. Он своими глазами видел розоватое, белое, а однажды даже и голубое золото. Но смысл поиска благородного металла именно алого оттенка, ускользал от него раз за разом. Впрочем, как и стержневая идея всех прочих древних текстов.
– Рубедо? Возможно, имеется ввиду рубедо? – сам у себя вслух спросил Соломон.
– Рубедо? Что это, учитель?
– Одна из четырех стадий Великого делания, или Magnum Opus, – механически отозвался старик. И тут же вспылил, – Пшел вон, репейное семя!
– Я к балкам крыши слажу. Там гнездо птичье. А где гнездо, там, может и яйца, – не возражая удалился малец.
Когда шаги его на лестнице стихли, Соломон достал из тайника и бережно освободил из тряпицы главное свое сокровище. Узкая пластина, не более трех ладоней в длину, была тверда и холодна.Сокровище досталось Пфайферу от учителя. Тот утверждал, что передает ученику истинный ключ к сокровенному знанию. Но, к сожалению, он так и не научил его, как пользоваться загадочной дощечкой рубинового цвета со странными знаками по плоскости.
– Рубедо, – протянул задумчиво алхимик, поворачивая пластину в свете догорающего очага. Он положил ее на землю у ног. Капля воска из подтаявшей на камне лужи, остававшейся от свечи, упала вдруг прямо на бесценное достояние. И, застывая, заполнила одну из выбитых закорючек.
Рубиновая скрижаль будто полыхнула изнутри. Но полыхнула вяло, неуверенно, на миг.
И тут в памяти сами собой всплыли предсмертные слова учителя, которые юный тогда Соломон принял за горячечный бред.
– Заполни… знаки… сурьмой, свинцом и ртутью. И ключ…
Больше наставник ничего не успел сказать. Позже под подушкой покойного Соломон обнаружил двойной мешочек из очень плотной ткани. Мешок хранил медную фляжку, с хорошо пригнанной пробкой. На выпуклом боку фляжки угадывались контуры волка между символами Меркурия и Сатурна. Сурьма, ртуть и свинец! Именно так обозначали их алхимики!
Старик, вычистив канавки от случайно попавшего туда воска, принялся лихорадочно заполнять углубления смесью. Не перечесть, сколько раз его руки дрожали от предвкушения удачи, споро перемалывая, плавя, переливая, смешивая и охлаждая. И в финале каждого опыта его ждало горькое разочарование.
Но не сегодня! Не сегодня!
Дощечка занялась ровным багряным сиянием, стоило ему окончить труд.
Но что дальше? Ответ не заставил себя ждать долго.
Перед ним материализовался… человек. Человек? Нет! Существо явно не принадлежало к сынам Адама, хотя и имело похожую телесную конституцию. Перед Соломоном Пфайфером предстал… ангел.
– Огненный ангел Господень, – старик перекрестился, чего не делал уже много, много лет.
– Не совсем! – откликнулось создание эфира, притушив свою яркость. Но все равно в обители алхимика стало светло, как днем. – Хотя… в некотором смысле, возможно.
– От… откуда вы? – первое, что пришло на ум наследнику рубиновой скрижали, тут же оказалось на языке.
– Вы, я вижу, ученый, – заметил гость, будто и не услышав вопроса.
– Ученый не должен быть чьим-то последователем! – перебил, не дав договорить визитер.
– Как я! – тут же откликнулось создание.
– Я отказался быть рабом. И живу на звезде.
– На… на звезде? – старческие глаза отчаянно слезились, не выдерживая интенсивности свечения, исходившего от хитона гостя.
– Да, на вашей звезде, которую вы именуете Солнцем. Мы с ним одной природы, одной стихии Первозданного Огня. Впрочем, что вы, люди, можете знать о космосе!
Алхимик заморгал, окончательно сбитый с толку не только внешним видом, но и речами гостя.
– О космосе? – несмело, будто заплутавший нищий, обратившийся к вельможе, проезжающему в карете мимо, спросил он.
– Зачем ты вызвал меня? – вперил огненный взгляд в собеседника насельник солнца. Пламенные космы по бокам головы выгнулись дугами, напоминающими рога быка. – Чего ты хочешь?
«Никакой это не ангел», – покрываясь потом, сделал умозаключение Соломон. В голове хвостатой небесной странницей мелькнула мысль о красном золоте. Но старик шестым чувством почуял, что спрашивать о том огненного духа нельзя.
– Я хочу знания! – наконец смог найти нужные слова Соломон.
– О! Их у меня много! От начала начал этого мира!
– Ты присутствовал при сотворении земли Господом?
– Я мог бы сказать, что был его правой рукой! Стихия огня, она и лишь она может противостоять холоду пустоты и взрастить жизнь.
– Правой рукой? Были и другие? – теперь алхимик не сомневался кто перед ним. Тот, кого зовут Светоносным. Или Денницей.
– Твой разум не готов воспринять знания космогенеза, – высокомерно отозвался уже не-ангел. – Творец призвал нас сюда для зодчества. Элементаль земли собрал пыль в комки, явив мощь гравитации. Элементаль металла наделил материю разнополярными силами, зарядив частицы энергией. Элементаль воздуха раскрутил воронки вращательных направлений, наделив каждую частицу собственным, неповторимым вихрем. Элементаль воды удержал все вместе, сковывая льдом во мгле, склеивая жидкостью на свету. Элементаль Дерева насадил семена жизни.
– А я согрел их всех, зажигая звезду, даря тепло и свет всему сущему!
– Ты лишь следовал плану, – Соломон вздрогнул, когда в круг света шагнул третий участник беседы. Невзрачный незнакомец ничем не отличался от десятков бродячих монахов, которых он прежде встречал в путешествиях. Тот же припорошенный пылью дорог невзрачный балахон с глубоким капюшоном. Те же стоптанные башмаки и кусок веревки вместо пояса. – и своей природе. Пока не возгордился и не сбежал.
– Без меня не было бы ничего! Лишь кусок льда вперемешку с камнем, с пробегающими внутри молниями, не способными оживить споры жизни!
– Как видишь, это не так, – развел руками пилигрим. – Хотя ты и умудрился искалечить восемь планет, уготованных Конструктором, как колыбели для иных существ.
– Да кто он такой! Виноват не я, а его ущербный план!
– Я не склонен сегодня к полемике, Лучезарный! Отправляйся домой, к своим великолепным дворцам и мостам из танцующих изменчивых протуберанцев, – бродяга щелкнул пальцами, и огненный дух исчез.
– Ты… великий святой? Экзорцист? – только и смог выдавить из себя опешивший Соломон.
– Нет, – тихо рассмеялся таинственный монах, откидывая капюшон. Внешность его также ничем не выделялась. Русые волосы, серые глаза, не молод, но и не стар, курчавая борода аккуратно подстрижена. Увидишь такого в толпе, и не запомнишь, настолько он сливается с остальными.
– Как же тогда ты сумел изгнать…, – Пфайфер оглянулся по углам, понизил голос до свистящего шепота, – Сатану, отца лжи, врага рода человеческого?
Мужчина чуть заметно поморщился.
– Удивительно не то, что я смог его «изгнать». Вызывает изумление то упорство, с которым кто-то из вас смог подобрать состав, имитирующий ключ, активирующий панель Прометея! – подбородок монаха вытянулся в сторону рубиновой дощечки. Смесь в канавках уже высохла, потрескалась, и, частично, осыпалась.
– Панель… Прометея, – задумчиво повторил алхимик. Очень давно он слышал некий языческий миф, о бунтаре, похитившем огонь богов.
– Денница лишь машина. Машина, наделенная зачатками разума, у которой сбилась программа. Я знаю, что вам тяжело это понять, – печально вздохнул незнакомец.
– Почему вы тогда просто не уничтожите его?
– Увы, но его потенциала развития хватило, чтобы приобрести автономию. И к тому же, часть его рассказа – правда. Мир для баланса нуждается во всех видах энергии. Пришелец начертил носком башмака на пыльном камне под ногами пентакль.
– Каждый элемент порождает и поддерживает другой, замыкаясь в кольцо, – завороженно произнес алхимик, – как змей Уроборос, кусающий свой хвост.
– И каждый ограничивает развитие другого естественным пределом, – пояснил бродячий философ, вписывая пятиконечную звезду в многоугольник. – Как ни странно, но ваша цивилизация на уровне интуиции, отразила реальные процессы, соответствующие космогенезу. Каббала, натурфилософия, алхимия…
– Знания! Вы тот, кто может дать знания, – Соломон судорожно ухватился за рясу странника.
– Увы! Но я здесь затем, чтобы забрать кое-что, – незнакомец остался невозмутим, никак не отреагировав ни на эмоциональный порыв Пфайфера, ни на выражение ужаса, сменившее надежду на его лице.
– Вы пришли отнять… наследие моего учителя?
Он прижал к груди рубиновую пластину, как мать прижимает к себе младенца.
– Она бесполезна. И даже опасна для вас, – мягко пояснил бородач. – И я готов обменять ее на крайне ценную и по-настоящему нужную для вашего будущего вещь.
– Что может быть ценнее, чем алая скрижаль? – выкрикнул старик прямо в лицо варвару.
На что тот не спеша извлек из складок одежды изящную колбу, наполненную багряной жидкостью.
– Как насчет золотого раствора?
– Редис, – пролепетал одними губами алхимик. – Красная тинктура!
– Пусть так, – примирительно согласился монах, – для вас это будет настой философского камня. Он продлит ваши дни. И подготовит вашего ученика. Принимать один раз в неделю, не более наперстка. Жидкость успеет регенерировать объем за семь дней.
– Филиппа? – пренебрежительно фыркнул Соломон. – Еще чего!
– Поймите! – почти ласково, но настойчиво продолжил странник, – настоящее чудо не в подчинении своему произволу других, менее развитых существ и свойств косной материи. У Денницы всего этого в избытке. Но он всего лишь свихнувшийся в результате технического сбоя автомат. Его могущество велико. Но ограниченно. Со временем человечество перерастет его. Благодаря сотрудничеству, заботе о жизни и передаче знания. Ваше знание, пока еще полно догадок и суеверий. Так полно, что чуть ли не на три четверти состоит из них. Но, со временем, вы сможете очистить его от мусора и примесей. Вы сами познаете величие космоса. Разорвете узы гравитации в начале посредством примитивных, основанных на химических реакциях, ракетных двигателей. И в основу разработки топлива для них ляжет и ваша наука. Ваш вклад в общее дело.
Соломон Пфайфер не понимал половину из того, что говорит монах. Но его сердце уже открылось исходящему от странника вдохновению. Не будучи легковерным, он, тем не менее, отчего то принимал как непреложную истину каждое слово чужестранца.
– Совместной с Филииппом Ауреолом Теофрастом Бомбаст фон Хохенхаймом*. Благодаря открытиям десятков, сотен, тысяч ученых, в будущем, вы, люди, сами поднимитесь до уровня демиургов. И, когда-то, сотворив свою первую, пусть и несовершенную планетарную систему, передадите эстафету, подарив своим созданиям…
Адепт Magnum Opus не удивился ни тому, что сопровождающий его замухрышка имеет по праву рождения баронский титул, ни тому, что тот, кто скрывается под личиной монаха, знает о том. Если пришельцу издалека открыты и тайны прошлого и контуры грядущего, то что говорить о каких-то мелких людских секретах?
– … эликсир красного золота…, – рука старика, дрогнув, приняла флакон.
* Фили́пп Аурео́л Теофра́ст Бомба́ст фон Хо́хенхайм, – родился, предположительно, в 1493 году – швейцарский алхимик, врач, философ, естествоиспытатель, натурфилософ эпохи Возрождения, один из основателей ятрохимии. Более известен широкой публике как Парацельс, отец современной медицины и систематизатор химии.
