Рассказ о человеке-изобретателе в области взрывчатых веществ, открытия которого надолго опередили свое время. По крайней мере, 50 лет никто в мире не смог достичь таких результатов. Благодаря примененной технологии изготовления взрывчатки в Советском Союзе появилось оружие, которое до сих пор применяется в бронебойных противотанковых и авиационных пушках. А применение взрывчатого вещества в авиационных бомбах существенно помогло одержать победу в Курской битве, а затем и в Корейской войне. Однако советская военная бюрократическая система не только незаслуженно забыла талантливого ученого-химика, но и присвоила себе его заслуги.
Британская сейсмическая бомба, начиненная торпексом.
Евгений Григорьевич Ледин родился под Сухуми в 1914 году в семье земского фельдшера. Окончивший в 1938 году Ленинградский технологический институт, молодой инженер-химик был направлен на работу в IX отдел, созданной и построенной еще Д.И. Менделеевым Научно-технической лаборатории Артиллерийского научно-исследовательского морского института. Приняли его инженером по вольному найму, что позволяло Ледину выполнять работы в свободном поиске в направлении повышения качества взрывчатых веществ.
К началу войны многие страны имели на вооружении сверхсильное взрывчатое вещество — гексоген, которое далеко превосходило, широко применяемый тротил. Смеси гексогена с другими веществами позволяли существенно усилить его технические качества, однако в бронебойных снарядах, торпедах или морских минах, где требовалась особая пробивная мощность, эффективно применить это взрывчатое вещество никому не удавалось. Если обычный снаряд при ударе о не очень твердые препятствия выдерживает сотрясение и взрывается только тогда, когда его подорвет детонатор взрывателя, то бронебойный снаряд летит с очень высокой скоростью, и его удар о броню очень резкий. Взрывчатое вещество не выдерживает удара и взрывается немедленно. Снаряд разрушается на броне, не пробив ее. Для того чтобы взрывчатка преждевременно не взрывалась, в него вводили флегматизаторы — вещества, делающие взрывчатку более устойчивой к удару. Но при этом мощность взрыва падала в разы, и снова броню не пробивала.
Химики брали более мощные взрывчатые вещества, но все они были еще более нежные и уже не выдерживали не только удар о броню, но даже толчка при выстреле — взрывались прямо в стволе пушки. Им вводили флегматизаторы в увеличенных объемах, после чего мощность взрыва падала до обычного тротила. Таким образом, к началу войны химики перепробовали все и пришли к выводу, что эту задачу решить невозможно.
Немцы, работая над этой проблемой, смогли получить новое сильное взрывчатое вещество на основе гексогена – Schießwolle — знаменитый торпедный аммонал которым во время войны снаряжалось большинство немецких торпед и морских мин. Британцы в 1942 году тоже изобрели мощную взрывчатку для торпед, которую назвали торпекс (торпедная взрывчатка). Но проблема поражения брони оставалась не решенной.
В 1939 году немцы по программе обмена достижениями в сфере вооружения, стали пускать советские делегации на свои военные заводы. Якобы во время одного из таких посещений, советским военным удалось умыкнуть образец взрывчатки, которой немцы снаряжали свои торпеды. Вот эта проба и попала к химику Е.Г. Ледину, который проанализировал образец и создал свою первую взрывчатку — копию немецкой. Названа она была ТГА. В торпедах ТГА была весьма эффективна: она не давала преждевременной детонации, и при этом была сильнее тротила в 1,5 раза.
Еще в 1940 году Совет Труда и Обороны СССР принял постановление снаряжать боевые отделения советских торпед взрывчаткой ТГА. А в 1942 году Ледин узнал, что советская подводная лодка К-21, под командованием капитана второго ранга Н.А. Лунина, попала двумя торпедами в немецкий линкор «Тирпиц», но тот не затонул. Обеспокоенный тем, что советские торпеды не снаряжаются взрывчаткой ТГА, Ледин написал письмо наркому военно-морского флота адмиралу Н.Г. Кузнецову, сравнив атаку «Тирпица» с немецкой атакой английского линкора «Ройял-Оука», который сразу пошел на дно. Кузнецов проявил «живое» участие в этом деле, он на письме собственноручно начертал: «Товарищу Шибаеву: «Ройял-Оук» — стар. Но почему не снаряжают? Кузнецов». Далее Ледин пишет от себя: «На этом дело и закончилось. И только после войны в снаряжении минно-торпедного вооружения наступила пора коренных усовершенствований, значительно повысивших его эффективность».
До сих пор не выяснено, почему «легендарный» советский ВМФ стрелял не только устаревшими торпедами, которая одна из 5 попадала в цель, но и снаряжали их боевую часть «допотопным» тротилом. А уж о наказании виновных военных штабных чиновников и речи не шло.
Еще в 1938 году Ледин начал заниматься «безнадежной» проблемой — поиском флегматизаторов для гексогена. Поскольку он был вольнонаемным сотрудником военной лаборатории, на Ледина не распространялся тематический план ее работы, и он мог всецело заниматься выбранным исследованием, техническое задание на которое все-таки было утверждено руководством, учитывая талант ученого. Он уже был близок к разрешению задачи, но в конце 1939 года Ледина призывают на действительную службу на флот. Руководство лаборатории не хотело отпускать перспективного сотрудника, и предложило Ледину штатную офицерскую должность в лаборатории вместо флотской службы. Однако, в таком случае он уже не смог бы заниматься своей взрывчаткой и вынужден был бы работать только по планам лаборатории. Ледин отказался, и руководство лаборатории предложило компромисс – службу в лаборатории матросом, но с возможностью заниматься прежним делом. Таким образом, Ледин потерял зарплату вольнонаемного инженера и перешел на матросский паек. Денег на съем квартиры для семьи и ее содержание не стало. Пришлось отправить ребенка к матери, ночевать с женой у друзей. Но несмотря, ни на что, работа не прекращалась, и в начале 1940 года Ледину удалось завершить свои исследования.
Он разработал новое взрывчатое вещество А-IX-1 на основе гексогена, которое представляло собой однородное, порошкообразное, негигроскопичное сыпучее вещество. У взрывчатки была снижена чувствительность к удару при первом соприкосновении с броней без потери мощности взрыва. А-IX-1 оказалась мощнее тола в два раза. Пробивая броню, заряд проникал внутрь поражаемого объекта и, обладая высокой температурой, сжигал все, что было внутри. Как только Е. Ледин представил свою чудо-взрывчатку на суд лабораторного начальства, оно решило выдвинуть изобретателя на соискание Сталинской премии. Однако добросовестный матрос-инженер неожиданно отказался. Он попросил еще год на доработку взрывчатки и на дополнительные испытания. Евгений хотел создать более мощную взрывчатку и новую технологию наполнения ею снаряда в промышленных условиях. Ледин сам снаряжал корпуса снарядов всевозможных калибров. Производственные стрельбы дали блестящие результаты. Отчеты о доработанном могучем оружии уже под обозначением А-IX-2 (А — Артиллерийский НИИ, IX — номер отдела, 2 — номер изобретения), были разосланы во все инстанции. Последний отчет матрос Ледин печатал в блокадном Ленинграде. Отчет о A-IX-2, как пишет сам Ледин, был «разослан в Артиллерийское управление ВМФ, Главное артиллерийское управление РККА, Народный комиссариат боеприпасов и Артиллерийскую академию имени Ф. Э. Дзержинского», но «ни Артиллерийский комитет ГАУ РККА, ни наркомат боеприпасов не только не отозвались по существу изложенных вопросов, но даже не подтвердили его получения». Создалась абсурдная ситуация, руководство лаборатории считало изобретение Ледина достойное Сталинской премии, а военные бюрократы его в упор не видели.
Кристаллы гексогена. Приблизительно также выглядит и гексал.
Далее, в середине октября лабораторию эвакуируют в тыл, а матроса Ледина, из-за нехватки офицеров посылают в Москву в Наркомат ВМФ за таблицами стрельб. А в Москве уже паника, и Наркомат ВМФ выехал во главе с наркомом и со всем самым ценным в эвакуацию.
Оставленный в здании наркомата в Москве капитан первого ранга приказывает матросу Ледину принять участие в сжигании «малоценных» бумаг. Так Ледин случайно обнаружил, брошенный на полу в одном из кабинетов, и спас от костра свой отчет о A-IX-2, посланный «легендарному» флотоводцу Н.Г. Кузнецову.
Дежурному по Наркомату ВМФ было не до взрывчатки, у него под окном стояла машина в готовности умчать из Москвы, и он отсылает Ледина с его отчетом в наркомат боеприпасов. Оставшимся в этом наркомате тоже не до взрывчатки Ледина, но по другой причине: в дни всеобщей паники в Москве наркомат боеприпасов вывез из Москвы все оборудование по снаряжению снарядов и мин взрывчаткой, а теперь наркомату дана команда начать их снова снаряжать в Москве. Снаряжать не на чем. И дежурный по этому наркомату посылает Ледина организовать снаряжение снарядов и мин взрывчаткой на карандашных, конфетных и других фабриках Москвы. И Ледин и на этом поприще делает открытие. В современном энциклопедическом сборнике «Оружие победы» в разделе «Пороха, взрывчатые вещества и пиротехнические средства» инженер Ледин сначала упоминается как автор «раздельно-шашечного метода снаряжения», а уж потом как автор взрывчатки на основе гексогена.
Поскольку «Обращения к командованию Артиллерийского управления ВМФ по поводу реализации результатов разработки новых ВВ для повышения эффективности противотанковой артиллерии РККА оказались совершенно безрезультатными», — пишет Ледин, — от отчаяния, приходит в голову мысль обратиться в политорганы — к комиссарам. Он пишет рапорт начальнику политотдела Центральных управлений и Главного Морского штаба генерал-лейтенанту Н.Д. Звягину, и тот, по сути, не будучи военным специалистом, понял тем ни менее, матроса с полуслова. Звягин идет к наркому ВМФ адмиралу Кузнецову и заставляет его заняться взрывчаткой «А-IX-2». Нет, Кузнецов не побежал докладывать о ней Сталину, но милостиво согласился, чтобы Ледин написал письмо в ГКО за подписью Кузнецова. Так о взрывчатке «А-IX-2» наконец узнал Сталин.
Дело немедленно закрутилось. Сначала ГКО выдает команду наркомату боеприпасов, но там дело запутывают и называют ГКО мизерные цифры производства «А-IX-2». Тогда 7 декабря матроса Ледина, вернувшегося с московских фабрик, хватают чины наркомата боеприпасов, сажают в машину и везут в Кремль к Сталину, где Ледин докладывал ему без регламента – 40 минут. Измученный сплошными отказами, изобретатель, чтобы не нарваться на отказ и в ГКО, высказал предложение о производстве своей взрывчатки в объемах, возможных с точки зрения тогдашнего производства гесогена, то есть довольно маленьких. Это возмутило Верховного: — Красная Армия должна иметь оружие не сколько можно, а сколько нужно! Кроме этого, Сталин тут же нашел этой взрывчатке и другое применение, о котором Ледин сам не догадался, – снаряды авиационных пушек.
Постановление ГКО об испытании гексала.
На совещании у Сталина было принято решение о создании при наркомате боеприпасов Специального экспериментально-производственного бюро (СЭПБ), которому поручалось испытать с новой взрывчаткой все имеющиеся на вооружении бронебойные снаряды, развернуть производство взрывчатки A-IX-2 и снаряжение ею бронебойных боеприпасов. Руководителем этой группы инженеров был назначен матрос Ледин.
Уже вечером Ледину сообщили, что личным приказом Верховного ему присвоено воинское звание военного инженера третьего ранга, что соответствовало званию майора. Военные чинуши, потом целый месяц потратили на то, что б скопировать этот приказ, и провести его по военно-морскому ведомству, дабы выдать изобретателю положенную ему по табелю морскую офицерскую форму. Целый месяц Ледин командовал офицерами своей группы в простой краснофлотской робе.
В начале становления работы взорвалась мастерская по снаряжению корпусов снарядов, в которой находилась взрывчатка A-IX-2. Погибло 12 человек. Сталину «доброхоты» немедленно сообщили об этом с вопросом — «что будем делать»? Ожидался ответ о прекращении работ, но Сталин распорядился: — «пошлите Ледину еще 24 человека». Взрыв не был связан со свойствами взрывчатки, возможно, это была и диверсия, но списали на несоблюдение техники безопасности. Тем не менее, люди перепугались. Тогда Ледин вместе с главным инженером первого главка П.В. Лактионовым убрали из мастерской всех, и сами стали за снаряжательные прессы и снарядили A-IX-2 все снаряды опытной партии.
Государственная комиссия под председательством командующего артиллерией Красной Армии генерал-полковника артиллерии Н. Н. Воронова признала высокую эффективность и надежное зажигательное действие бронебойных снарядов с составом на основе гексогена. В феврале 1942 года вышло специальное решение ГКО о принятии новых составов на вооружение и о плане поставок боеприпасов, снаряженных этими составами.
Как говорится, скоро сказка сказывается да не скоро дело делается. Производство боеприпасов в условиях дефицита гексогена наладить в ускоренном режиме не получилось. Кроме того, наркомат боеприпасов, руководимый Б.Л. Ванниковым и начальником первого главка этого наркомата Г.К. Кожевниковым, по словам Ледина, заняли, мягко говоря, «недружелюбную позицию». И только контроль освоения производства новой взрывчатки со стороны НКВД по поручению Берии, не позволил завалить дело окончательно. Во второй половине 1942 года снаряды противотанковых, авиационных и морских пушек, снаряженные новыми мощными взрывчатыми веществами, стали поступать в действующую армию во все возраставших количествах. К концу 1942 года все снаряды танковой, противотанковой артиллерии и авиационных пушек поставлялись только в снаряжении мощными гексогенсодержащими составами. К августу 1943 года заводы освоили производство более 12 видов артиллерийских боеприпасов с новыми мощными взрывчатыми веществами.
Артиллерийский расчёт 76,2-мм дивизионного орудия ЗИС-3 с бронебойным подкалиберным снарядом 53-БР-350П.
Взрывчаткой Ледина заряжали не только противотанковые снаряды, но и противотанковые кумулятивные авиабомбы — ПТАБ. Государственный Комитет Обороны СССР принял этот боеприпас на вооружение, не дожидаясь оформления отчета по войсковым испытаниям, и распорядился начать его серийное производство. Рабочую документацию на изготовление авиабомбы и взрывателя разработали на заводах №67 и №846 Наркомата боеприпасов. От народного комиссара боеприпасов Б.Л.Ванникова потребовали в срок до 15 мая изготовить 800 тысяч таких авиабомб с донными взрывателями АД-А. Снаряжали эти боеприпасы в Подмосковье на заводе №12. В ходе Курской битвы, советская сторона массово применила ПТАБ-2,5-1,5. Кумулятивный боеприпас падал на танк сверху и прожигал броню до 70 миллиметров. Такой толщины крыши ни у одного танка нет и сегодня, а в 1943 году и подавно. Поэтому капли раскалённого металла от точки касания бомбы поражали мотор, экипаж и боеукладку. Каждый Ил-2 сбрасывал по 192–280 таких бомб за вылет, имея вполне хорошие шансы уничтожить танк противника. На Курской дуге ПТАБами только за первый день боев уничтожили от 128 до 160 Пантер из 240, которые немцы сумели свезти для битвы. Через 5 дней в строю осталась всего 41 Пантера. Всего в Курской битве было использовано полмиллиона ПТАБов, а в целом за годы войны 12,4 миллиона.
Зенитные снаряды, снаряженные лединской взрывчаткой, резко увеличили эффективность поражения самолетов противника, особенно снаряды крупного калибра. Если же стрельба велась ночью, то вспышки взрывов были настолько яркими, что немецкие летчики временно слепли и уже не видели ни земли, ни приборов, ни соседних самолетов.
Напомнила о себе лединская взрывчатка и во время корейской войны. Советским реактивным истребителям Миг-15 пришлось воевать на стороне КНДР против американской авиации. США располагали тяжелыми реактивными истребителями F-86 и бомбардировщиками В-29, которые окрестили летающими крепостями за бронирование и 12 крупнокалиберных пулеметов. В-29 считались неуязвимыми, поскольку МИГи имели возможность стрелять по бомбардировщику в течение двух-трех секунд, после чего они либо проскакивали мимо цели, либо их сбивали пулеметы. Однако один из вторников оказался для армады летающих крепостей роковым. Хотя 21 самолет В-29 сопровождало прикрытие из 200 истребителей F-86, 44 МИГа, вооруженные двумя 23-мм и одной 37-мм пушками, применив остроумный тактический прием, сверху вниз пронзили строй американских самолетов. Сделали они это только один раз, расстреляв противника лединскими снарядами. Было сбито 12 летающих крепостей, а на всех оставшихся В-29, по данным разведки, были убитые и раненые. Попутно сбили и 4 американских истребителя. Потерь с советской стороны не оказалось. Исход воздушного удара обеспечила опять-таки взрывчатка А-IX-2, поскольку попадание снаряда проделывало в бомбардировщике дыры размером 2м². Три дня ошарашенные американцы вообще не вылетали на боевые задания. Затем под мощным прикрытием послали на пробу тройку летающих крепостей. Эти были сбиты все.
Когда немцы добыли советские бронебойные снаряды, снаряженные взрывчаткой Ледина, то немецкие химики попыталась ее воспроизвести. Захваченный после войны отчет немецкого института Chemisch-Technische Reichanstalt Institut начинается с приказа Гитлера открыть секрет взрывчатки Ледина. В отчете описывается огромная работа немецких химиков по разгадке секрета этой взрывчатки. Из чего она создана, они, разумеется, немедленно поняли. Но технологию ее производства, до конца войны освоить так и не смогли. Эстафету у немцев приняли химики НАТО, США, Европы и всего мира. Бесполезно! СССР сумел сохранить тайну, и 50 лет бронебойные снаряды, боевые части ракет были у Советской Армии самыми мощными в мире. Секрет взрывчатки, возможно, оставался не раскрытым до сих пор, если бы после распада СССР «демократы» не поделились им с западными «коллегами».
В 1943 году Ледина назначили начальником морской технологической лаборатории ВМФ, в которой он работал до войны. Ледин отстраивает лабораторию в разрушенном Ленинграде, собирает оборудование. Но в итоге, победным летом 1945 году лабораторию вдруг закрывают, а его переводят — в Министерство сельскохозяйственного машиностроения. Затем в его биографии идет ряд должностей, никак не связанных с научной работой, и в 56 лет его отправляют на пенсию капитаном I ранга запаса. Умер Евгений Григорьевич 7 ноября 2008 года, — на 95 году жизни.
Ледин Евгений Григорьевич после войны. Единственное доступное фото.
Несколько слов о признании заслуг Ледина. Он был награжден двумя орденами Красной Звезды, медалью «За оборону Москвы» и медалью «За победу над Германией». В 1985 году ему вручили юбилейный орден Отечественной войны 2 степени. Но это боевые награды. Научная деятельность Евгения Георгиевича была отмечена лишь сталинской премией 3 степени, размер которой на то время составлял 50 тысяч рублей.
Знак Сталинской премии.
Как ни странно, но о присуждении ему Сталинской премии Ледин узнал из газет в марте 1943 года. Изобретатель был удивлен, увидев среди награжденных Кожевникова Г.И. — начальника 1-го ГУ НКБ СССР, который активно мешал ему во внедрении взрывчатки. Среди награжденных не оказалось сотрудников СЭПБ, которые, по мнению Ледина, тоже должны были получить награды. Инженер представил наркому Ванникову свой список с просьбой исправить досадную промашку. Через некоторое время появился Указ Верховного Совета СССР о награждении 35 работников наркомата, из которых никто не имел отношения к работе над А-IX-2. Таким образом, поговорка о наказании невиновных, и награждении непричастных была претворена в жизнь военными бюрократами.
После войны Ледин напишет: «…я пришел к выводу, что мне надо было доложить о выполнении задания лично председателю ГКО, а не наркому, и поэтому являюсь единственным виновником происшедшего. Но кто мог подумать?». То есть, Евгений Григорьевич считал виновным себя, а не обворовавшего его коллектив наркома.
Примечательный и случай, описанный изобретателем в своих воспоминаниях: — «Как-то, много лет спустя, я встретился, в ожидании поезда, на платформе московского метро, с бывшим председателем Артиллерийского комитета ГАУ, генерал-лейтенантом, доктором технических наук Константином Константиновичем Снитко. Он был в штатском, с портфелем в руке и, видимо, ещё продолжал свою преподавательскую деятельность в Артиллерийской академии имени Ф.Э. Дзержинского, где был долгое время начальником кафедры взрывчатых веществ. Мы были хорошо знакомы, так как до этого часто общались на деловой почве. Поздоровавшись со мной, Константин Константинович задумался и спросил: «Знаете ли вы, почему вам удалось осуществить ваше предложение?» и, видя, что я недоумеваю, ответил сам: «Потому, что никого из нас здесь не было»…
Другими словами, взрывчатку удалось внедрить лишь потому, что военных чиновников Артиллерийского управления наркомата обороны не было в Москве, они прятались в эвакуации. После такого признания, сталинские репрессии в армии почему-то не кажутся необоснованными, как об этом твердят «либералы с демократами». Более того, явно видно, что Лаврентий Палыч недорабатывал …
Под конец отметим. Пусть государство забыло о Ледине, не получил он ни научного признания, ни должностей, ни званий, ни почета, ни славы. Все это забрали такие как Снитко. Но помнить мы будем не Снитко, а Ледина. И в энциклопедию внесено навечно имя Ледина без титулов и званий, а не обвешанного регалиями Снитко. Такая вот суровая, правда, жизни.
Источник
