Еще пишется

Студент вздрогнул и чуть не выронил телефон.

— Ты кто такой? — пробормотал он, оглядывая Луция с ног до головы. — Какой-то косплеер из дешёвого хоррора?

— Я твой персональный спаситель, — гордо заявил Луций, игнорируя сарказм. — Говори, что случилось, и мы с моим коллегой, — он кивнул на Азраила, который уже успел прислониться к столбу с видом "меня здесь нет", — всё починим.

— У меня дедлайн через два часа, а я не написал ни слова курсовой, — признался студент, глядя на Луция с подозрением. — И что, вы мне её напишете, что ли?

— Ха! — Луций хлопнул в ладоши. — Это проще, чем обмануть патрульного в аду. Давай тему, и я выдам тебе такой текст, что твой препод пустит слезу умиления.

Азраил закатил глаза.

— Луций, ты в прошлой жизни шарлатанствовал, а не курсовые писал. Может, не будем позориться?

Но Луций уже вошёл в роль. Он выхватил у студента телефон, открыл документ и начал стучать по экрану с энтузиазмом демона, которому дали второй шанс.

— "Влияние социальных сетей на современную молодёжь", — зачитал он тему. — О, это я знаю! Пиши: "Люди пялятся в экраны, как зомби, и лайкают котиков, пока их души гниют в цифровом аду". Гениально, да?

Студент моргнул.

— Э-э звучит как начало манифеста психопата.

— Это и есть гениальность, — отрезал Луций, продолжая печатать. Через полчаса он вручил телефон обратно. — Готово. Сдавай и благодари нас потом.

Студент пробежался глазами по тексту, побледнел и пробормотал:

— Ну, это либо пятёрка, либо вызов к психиатру. Спасибо, наверное.

Когда он ушёл, Азраил повернулся к Луцию.

— Ты только что написал курсовую в стиле проповедника из ада. Это что, теперь наш метод искупления?

— Ага, — ухмыльнулся Луций. — Помогли человеку, не убили никого, даже кофе ему не пролили. Прогресс!

Следующим их "подвигом" стало спасение кошки, застрявшей на дереве. Правда, кошка оказалась не кошкой, а енотом, который, увидев Луция, полезшего на ветку, зашипел и метнул в него огрызком яблока. Луций рухнул вниз, приземлившись прямо в мусорный бак.

— Великолепно, — прокомментировал Азраил, глядя на друга, облепленного картофельными очистками. — Мы теперь не только простые демоны, но и мусорные демоны. Святые будут в восторге.

— Заткнись и помоги выбраться, — буркнул Луций, вытирая лицо. — Это всё ради кармы.

К вечеру они решили устроить привал в забегаловке. Заказав два кофе — "чёрных, как наши души", по словам Луция, — они сели за столик и начали подводить итоги.

— Итак, — начал Азраил, отхлебнув кофе и скривившись, — мы помогли одному студенту, разозлили енота и чуть не попались полиции, когда ты полез в тот бак. Это что, теперь наша жизнь?

— Это начало, — возразил Луций. — Мы доказываем, что даже демоны могут быть полезными. Может, завтра откроем горячую линию "Демоны на связи". Представь: "Звоните, если ваш босс — козёл, мы его слегка припугнём".

Азраил фыркнул, но в его глазах мелькнула искра интереса.

— А что, звучит не хуже, чем "Комната вечного самообмана". Только вместо лжи будем слушать нытьё смертных.

Их разговор прервал громкий хлопок. Портал, из которого они сбежали, вдруг открылся прямо посреди забегаловки. Из него высунулся знакомый демон-патрульный с огненным мечом.

— Луций Барнабас! Азраил! Вы арестованы за нарушение адских протоколов! — проревел он.

Посетители забегаловки замерли, держа бургеры на полпути ко рту.

— Ой, кажется, наш отпуск закончился, — пробормотал Луций, хватая кофейную чашку. — Бежим?

— Бежим, — кивнул Азраил.

И они рванули к выходу, оставив за собой крики патрульного, разлитый кофе и надежду, что искупление, возможно, подождёт ещё денёк.

Глава 1: Подготовка к триумфу

Шарлотта решила, что её час настал. Ну, или хотя бы полчаса — с её-то выносливостью дольше всё равно не потянуть. Она выплыла из пещеры, которая пахла плесенью и несбывшимися надеждами, и сразу направилась к своему "зеркалу" — старому черепашьему панцирю, отполированному до блеска её собственным упрямством. "Сегодня я буду выглядеть как сама смерть," — постановила она, оскаливая зубы и прищуривая глаза. Правда, в отражении вместо смерти маячила какая-то потрёпанная рыбина с взглядом, полным экзистенциальной тоски.

—Да что ж такое, — пробурчала Шарлотта, — может свет падает под углом, и я поэтому на кашалота с похмелья похожа?

Но внешность — это полбеды. Главное — эффект. Шарлотта принялась репетировать свою атаку: резкий бросок вперёд, удар хвостом, театральный рык. В её голове это выглядело как сцена из блокбастера: корабль трещит, люди визжат, она величественно уходит в закат. На деле же она чуть не застряла в водорослях и случайно проглотила какую-то мелкую креветку, которая тут же начала возмущённо шевелиться где-то в районе её желудка.

— Тренировка — не провал, а разминка, — утешила она себя, выплюнув креветку с видом оскорблённой примадонны.

Собрав остатки гордости, Шарлотта двинулась к месту, где, по слухам макрелей, должен был пройти лайнер. По пути ей встретилась та самая стая сплетниц — блестящие, наглые, и как всегда, слишком довольные собой.

— О, Шарлотта, ты куда это? На шоу талантов для пенсионеров? — загоготали они, синхронно виляя хвостами.

— На шоу, где я вас всех съем, если не заткнётесь, — рявкнула Шарлотта, хотя её голос больше напоминал скрип ржавой цепи, чем грозный рёв.

— Ой, да ладно, бабуля, — хихикнули макрели. — Ты сначала догони кого-нибудь, а то с твоей скоростью только черепах пугать.

Шарлотта гордо задрала нос — точнее, попыталась, но из-за сутулости это выглядело как попытка разглядеть что-то на горизонте — и поплыла дальше. Внутри неё бурлил монолог:

— Смеются, да? Ну ничего, скоро они будут шептаться о моей атаке, как о второй Великой волне. Называть меня Шарлотта Великая. Или хотя бы Шарлотта Та-Ещё-Кусается.

Когда она наконец добралась до нужного места, то затаилась за рифом, напряжённо вглядываясь в мутную даль. И вот он — силуэт корабля. Сердце Шарлотты заколотилось, как у молоденькой акулы перед первым укусом.

— Мой момент, — прошептала она, представляя, как туристы роняют коктейли, а капитан орёт в мегафон: "Спасайтесь, это она!"

Но чем ближе подплывал корабль, тем яснее становилось, что что-то не так. Вместо сияющего лайнера с палубами, полными жирных ног, перед ней возникла ржавая калоша, на которой кучка рыбаков распевала пьяные песни и размахивала удочками. Вместо аромата жареных креветок в воздухе витал запах перегара и мокрых сетей.

— Это что, вселенная меня троллит? — возмутилась Шарлотта. Но отступать было не в её стиле.

— Ладно, пусть не элита, зато аудитория живая. Напугаю их так, что они своим внукам будут рассказывать!

Собрав всё своё мужество — и немного слизи с рифа, случайно прилипшей к плавнику, — Шарлотта рванула вперёд. Она вынырнула из воды с рыком, который должен был звучать как гром, но вышел скорее как кашель старого моржа. И что? Вместо воплей ужаса — взрыв хохота.

— Глянь, парни, акула! Да она же на последнем издыхании! — заорал один из рыбаков, швырнув в неё пивной банкой.

Банка угодила прямо в лоб, и Шарлотта на секунду опешила.

На последнем издыхании? Я вам покажу на последнем издыхание! — и с размаху кинулась на лодку. Но вместо эпичного тарана она влетела в старую сеть, болтавшуюся сбоку. Сеть тут же обмоталась вокруг неё, как паутина вокруг мухи, и Шарлотта повисла, беспомощно дрыгая хвостом.

— Ой, не могу, это цирк! Снимай, Вася! — заголосили рыбаки, тыкая в неё телефонами.

— Пустите, кретины! — рычала Шарлотта, но для них это было просто бульканье. Она дёргалась, пытаясь вырваться, но только сильнее запутывалась, пока не стала похожа на огромный морской кебаб.

— Это мем года! Назови её 'Акула-неудачница'! — ржал один, пока другой уже заливал видео в сеть с подписью: "Когда хотел стать легендой, а стал анекдотом". И конечно, под трек "Baby Shark", потому что судьба — тот ещё комик.

Пока Шарлотта висела в сетке, чувствуя, как её мечты тонут быстрее этой посудины, она думала только одно: — Почему я не осталась ворчать на сардин в своей пещере?

Глава 1: Пепел и снег

Снег падал медленно, крупными хлопьями, укрывая землю белым саваном. Сибирский лес молчал, словно затаив дыхание, и лишь изредка тишину нарушал хруст веток под тяжестью снега. Заброшенные избы, покосившиеся от времени и непогоды, стояли как призраки прошлого — немые свидетели мира, которого больше нет. Вдалеке, на пригорке, виднелась старая деревянная церковь. Её купол, когда-то гордо устремлённый в небо, теперь покосился, но всё ещё возвышался над заснеженным пейзажем, напоминая о былой жизни.

Иван Петров стоял у могилы жены, его широкие плечи ссутулились под тяжестью горя. Лицо, обветренное и заросшее щетиной, было скрыто под капюшоном тёплой куртки. В руке он сжимал медальон — единственное, что осталось от его семьи. На фотографии внутри улыбалась девочка с косичками и весёлыми глазами. Его дочь. Его Маша.

Воспоминания нахлынули, как волна. Счастливые дни до апокалипсиса: они вместе ходили на охоту, Маша с восторгом следила за отцом, училась распознавать следы зверей. Вечерами, у костра, жена напевала колыбельные, а Маша засыпала, прижавшись к Ивану. Он помнил её маленькие ручки, обнимающие его, её звонкий смех, когда они собирали ягоды в лесу. А потом — вспышка вируса. Хаос, крики, кровь. Жена погибла, защищая Машу, а дочь... её забрали. Он не знал, кто и зачем, но видел, как её уносили прочь, пока он сражался с чумными.

Иван не мог простить себе, что не уберёг их. Каждый день он проклинал свою беспомощность, но сегодня что-то изменилось. Он больше не мог сидеть сложа руки. Маша могла быть жива, и он должен был её найти.

Он поднял взгляд к небу, где тучи сгущались, предвещая бурю. Ветер усиливался, но Иван не замечал холода. Его сердце горело решимостью. Он поцеловал медальон и спрятал его под куртку, затем направился к своему мотоциклу, припаркованному у церкви. Это был старый, но надёжный агрегат, который Иван сам переделал для суровых условий. На багажнике крепились сумки с припасами, а у него на поясе висел топор — его верный спутник в лесу.

Заведя двигатель, Иван ощутил, как вибрация мотоцикла пробуждает его к действию. Рёв мотора разорвал тишину, и он двинулся вперёд, по заснеженной тропе, уходящей вглубь леса. Он не знал, куда именно идти, но слышал слухи о военной базе на севере, где, возможно, держат выживших. Это была его единственная зацепка.

Проехав несколько километров, Иван остановился у заброшенного посёлка. Дома здесь стояли пустые, окна выбиты, двери сорваны с петель. Он решил осмотреть их в поисках припасов — еды, медикаментов, чего угодно, что могло пригодиться в пути.

Войдя в один из домов, Иван почувствовал запах тлена. На полу валялись осколки посуды, а на стенах виднелись следы когтей. Он насторожился. Чумные были здесь, и, судя по всему, недавно. Иван достал топор, готовясь к возможной атаке.

Внезапно из-за угла выскочила тень. Чумной — искажённое существо с бледной кожей, горящими глазами и острыми, как бритва, когтями. За ним последовали ещё двое. Они двигались быстро, издавая гортанные рыки.

Иван не растерялся. Он отступил к стене, чтобы прикрыть спину, и встретил первого чумного ударом топора. Лезвие вонзилось в плечо твари, и та взвыла от боли. Второй чумной прыгнул на него, но Иван увернулся и ударил его ногой, отбрасывая назад. Третий попытался зайти сбоку, но Иван был быстрее — он развернулся и одним мощным ударом снёс ему голову.

Бой был коротким, но яростным. Иван тяжело дышал, его сердце колотилось. Он осмотрел тела чумных — обычные мутанты, не самые опасные, но всё же смертоносные. Он знал, что это только начало, что впереди его ждут ещё большие опасности.

Вернувшись к мотоциклу, Иван задумался. Он понимал, что одному ему будет тяжело, но у него не было выбора. Он должен был найти Машу, чего бы это ни стоило. Он сел на мотоцикл и продолжил путь, оставляя за собой следы на снегу.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона. Иван ехал вперёд, вглубь Сибири, навстречу неизвестности. Он не знал, что ждёт его впереди, но в его сердце горела надежда — надежда на то, что он найдёт свою дочь и вернёт её домой.

В центре этого хаотичного великолепия стоял директор завода, Геннадий Петрович, человек с лицом, будто выточенным из старого карбюратора. Его оптимизм был настолько непробиваем, что рабочие подозревали: либо он гений, либо давно потерял связь с реальностью. Скорее всего, и то, и другое. Сегодня он, как обычно, обходил цеха, размахивая руками и вещая:

— Товарищи! Наши машины — это не просто транспорт! Это душа России! Они крепкие, как наш характер, и надёжные, как… как… — он задумался, подыскивая сравнение, — как мой старый диван!

Рабочие, лениво крутящие гайки на конвейере, переглядывались. Диван Геннадия Петровича, по слухам, уже лет десять держался на скотче и молитвах — идеальная метафора для заводских шедевров.

Конвейер, кстати, был отдельной гордостью. Его построили ещё при Брежневе, и с тех пор он работал в режиме "когда хочет". Сегодня он решил устроить себе выходной, издав серию жалобных стонов и выплюнув на пол пару болтов. Рабочий по имени Витька, ветеран с двадцатилетним стажем и взглядом, полным вселенской тоски, лениво пнул один из болтов обратно под ленту.

— Ну всё, теперь точно поедет, — буркнул он, закуривая. — Главное, чтобы начальство не видело, что мы опять вручную собираем.

Рядом с Витькой трудился Серёга, местный философ и мастер по части "починить всё молотком". Он кивнул на груду деталей, которая должна была стать машиной:

— Смотри, какая красота. Если её не заводить, никто и не догадается, что тут половины нет.

И правда, на заводе царила особая магия: умение создавать видимость работы. Половина машин сходила с конвейера без двигателей, зато с такими блестящими бамперами, что любой бы позавидовал. Геннадий Петрович называл это "стратегией": мол, главное — внешний вид, а начинку потом как-нибудь придумаем.

В этот момент в цех влетел запыхавшийся секретарь директора, Коля, парень лет двадцати пяти, который до сих пор не понял, как оказался в этом аду.

— Геннадий Петрович! Беда! Завтра приезжает комиссия из Москвы! Говорят, проверка! И ещё какой-то немец с деньгами, хочет вложить в нас миллионы!

Директор замер, его глаза загорелись, как фары у "Жигулей" на последнем издыхании аккумулятора.

— Миллионы, говоришь? Немец? Это наш шанс, товарищи! Завтра мы покажем им, что такое русский автопром! Всем бросить всё и готовиться! Красить, чистить, полировать! И уберите этот дым — скажем, что это пар от новых технологий!

Рабочие переглянулись. Витька сплюнул окурок прямо на пол, а Серёга хмыкнул:

— Ну всё, теперь точно конец. Либо немец сбежит, либо мы его случайно покрасим вместе с машиной.

Так начался очередной день на заводе имени Прогресса — день, полный абсурда, надежд и уверенности, что даже если всё рухнет, это можно будет выдать за гениальный план. А пока цех наполнился звуками суеты: кто-то тащил краску, кто-то прятал брак, а Геннадий Петрович уже мысленно представлял, как его имя войдёт в историю. Ну, или хотя бы в местную газету.

P.S. от автора: Думаете, это выдумка? О, нет, друзья мои, это лишь бледная тень реальности. Настоящие заводы ещё прекраснее: там конвейер может не просто сломаться, а уйти в отпуск, а директор — написать мемуары о том, как он победил капитализм ржавой отвёрткой. Читайте дальше, если осмелитесь.

— Мы — Хранители Огня, — ответила она. — И пришли предупредить тебя.

Лёха нахмурился. Он не привык к предупреждениям, особенно от тех, кто не раскрывает своих истинных намерений.

— О чём ты говоришь? — спросил он, сжимая рукоять своего меча.

Женщина сделала шаг вперёд, и воздух вокруг неё начал нагреваться. Из-под её одежды показалось пламя, которое однако, не обжигало кожу.

— Скоро наступит время, когда Навь и Яви сойдутся вместе, — сказала она. — И тогда твой долг станет испытанием не только для тела, но и для души.

Лёха почувствовал, как его сердце забилось быстрее. Он давно забыл, что такое страх, но сейчас ощутил лёгкое беспокойство.

— Что ты хочешь сказать? — спросил он, стараясь сохранить хладнокровие.

Женщина посмотрела на него с жалостью.

— Ты стал слишком холодным, Всадник, — произнесла она. — Холодом нельзя победить огонь. Тебе нужно найти баланс, иначе ты погибнешь.

Лёха хотел возразить, но женщина продолжила:

— В тебе ещё осталась искра человечности, хотя ты сам этого не осознаёшь. Найди её, прежде чем станет слишком поздно.

Сказав это, она отступила назад, и все три женщины начали медленно исчезать, растворяясь в воздухе, словно дым. Последним исчезло пламя, оставив после себя лишь лёгкий запах ладана.

Лёха остался стоять один посреди деревенской площади. Он смотрел на место, где только что стояли Хранители Огня, пытаясь осмыслить услышанное. Впервые за долгое время он почувствовал сомнение. Может быть, они правы? Может быть, его сила действительно становится его слабостью?

Но мысли быстро улетучились, когда он услышал шум мотора. Кто-то приближался. Лёха обернулся и увидел, как из-за угла дома выезжает знакомый «Урал». За рулём сидел человек в чёрной куртке и шлеме, лицо которого было скрыто маской. Лёха узнал его мгновенно — это был его бывший товарищ, Гриша, который тоже стал частью нового мира, но выбрал другой путь.

Гриша остановился рядом с Лёхой и снял маску. Его лицо было измождённым, но глаза горели решимостью.

— Привет, Лёха, — сказал он. — Давно не виделись.

Лёха кивнул, не зная, что сказать. Между ними прошло много времени, и оба они изменились до неузнаваемости.

— Зачем пришёл? — наконец спросил Лёха.

Гриша усмехнулся.

— Пришёл предложить сделку, — ответил он. — Знаешь, я тоже слышал про грядущие перемены. И думаю, нам стоит объединиться.

Лёха нахмурился.

— Объединиться? — переспросил он. — После всего, что произошло?

Гриша пожал плечами.

— Время не ждёт, Лёха. Если мы хотим выжить, нужно действовать вместе.

Лёха задумался. Предложение звучало странно, но в нём была доля истины. Возможно, объединение сил действительно могло стать ключом к выживанию в грядущих испытаниях.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Но сначала расскажи, что именно ты знаешь.

Гриша улыбнулся, и в его глазах мелькнула искорка понимания.

— Тогда слушай внимательно, — произнёс он. — Потому что то, что я скажу, может изменить всё.

И он начал рассказывать...

Так началась новая глава в истории Всадника Мороза и его бывшего товарища. Их пути пересеклись вновь, но на этот раз они шли рука об руку, готовые встретить любые вызовы, которые приготовила судьба.

Пробираясь тенями, он вспоминал свои навыки мошенника. Однажды он убедил клиента, что видит его будущее, просто угадав пару очевидных фактов. Теперь эти трюки помогали ему обманывать стражей. Когда демон-патрульный остановил его с криком: 

— Стой! Ты Луций Барнабас? Ты в розыске! 

Луций, не моргнув глазом, ответил: 

— Нет, я Маркус, брат Луция. Он просил передать, что уже сдался и сидит в "Комнате вечного самообмана". 

Патрульный нахмурился, но поверил: 

— Ладно, проходи. 

Луций выдохнул с облегчением и продолжил путь.

"Забытые архивы" встретили его запахом пыли и скрипом полок. В центре зала дремал старый демон-библиотекарь с морщинистым лицом и одним открытым глазом. 

— Эй, — прошептал Луций, — мне нужна помощь. 

— Чего тебе, новичок? — буркнул библиотекарь. 

— Информация о "Комнате вечного самообмана". Мой друг там, я хочу его спасти. 

Библиотекарь расхохотался: 

— Спасти? В аду? Ты шутишь? 

— Нет, — твёрдо ответил Луций. — Я верю, что это возможно. 

Скептически хмыкнув, библиотекарь указал на свиток под номером 666-13. Луций развернул его и начал читать. "Комната вечного самообмана" была создана для грешников, слишком упрямых, чтобы признать свои ошибки. Они слушали свою ложь бесконечно, пока не сходили с ума. Но внизу была приписка: "Единственный способ отключить комнату — найти ключ, хранящийся у главного демона ада."

Луций понял, что ему предстоит столкнуться с самым страшным существом ада. Он направился к центру, где возвышался дворец главного демона. У ворот стояли два стража с огненными мечами. 

— Мне нужно увидеть главного демона, — заявил Луций. 

— По какому вопросу? — рявкнул один из них. 

— Хочу предложить сделку. 

Стражи переглянулись и пропустили его.

В тронном зале царила мгла. На троне восседал главный демон — огромное существо с рогами и пылающими глазами. 

— Что ты хочешь, демон? — прогремел его голос. 

— Я хочу спасти друга из "Комнаты вечного самообмана", — ответил Луций. 

— В аду нет спасения, — отрезал демон. — Но я дам тебе ключ, если ответишь на вопрос: что является самым большим грехом? 

Луций задумался, вспоминая свою жизнь, полную обмана, и страдания грешников, которых он "искушал" правдой. 

— Самый большой грех — это самообман, — сказал он. — Когда ты лжёшь себе, что ты лучше, чем есть, и не признаёшь своих ошибок. 

Демон замолчал, затем кивнул: 

— Ты прав. Вот ключ. — Он протянул золотой ключ. — Но спасая друга, ты рискуешь своей душой. 

— Я готов, — ответил Луций.

С ключом в руках Луций добрался до "Комнаты вечного самообмана". Вставив ключ в замок, он открыл дверь. Внутри царила тьма, и голос Азраила эхом повторял: "Я верю в искупление, я верю в искупление..." 

— Азраил! Я здесь! — крикнул Луций. 

Азраил повернулся, его глаза были пустыми. 

— Луций? — прошептал он. 

— Да, это я. Пойдём со мной. 

Луций вывел друга наружу. Как только они покинули комнату, Азраил пришёл в себя. 

— Спасибо, Луций. Ты спас меня. 

— Не за что, — улыбнулся Луций. — Ты мой друг.

Но их радость прервали демоны-патрульные, появившиеся в коридоре. 

— Стойте! Вы арестованы за побег! — крикнул один из них. 

— Бежим! — скомандовал Луций.

Они мчались по коридорам ада, уворачиваясь от ловушек, пока не добрались до портала в мир живых. 

— Это опасно, — предупредил Азраил. 

— Я готов, — ответил Луций. 

Они прыгнули в портал и оказались на улице ночного города. Свобода смешалась со страхом — они были демонами в мире людей, и за ними могли прийти из ада. 

— Что теперь? — спросил Азраил. 

— Начнём новую жизнь, — сказал Луций. — Будем помогать людям, чтобы искупить свои грехи. 

— Это возможно? — усомнился Азраил. 

— Я верю, — твёрдо ответил Луций. — Надежда есть везде, даже в аду.

И они шагнули в ночь, готовые к новым испытаниям.