Детство в СССР + Комсомол

Оксана была – активистка. Бессменная пионервожатая: придумывала для ребят игры и конкурсы, устраивала экскурсии или просто помогала учить уроки в группе продлённого дня. Я училась в её подшефном классе. После школы она собиралась поступать в пединститут (кстати, поступила).

В восьмом классе – комсомол. Оксана ответственно готовилась: вызубрила устав комсомольской организации, количество орденов, исторические факты, в общем, всё что могло пригодиться на вступлении. В назначенный день после уроков, прямо в школьной форме, отправилась в райком. Правда, форма была несколько "модернизированной", в то время среди старшеклассниц была такая мода - девочки не надевали траурные чёрные фартуки, а оставляли только коричневое платье с белым воротничком и (особый шик!) - тонким кожаным ремешком на талии. И вот подумать только, из-за этого ремешка нашу любимую вожатую не хотели принимать в ВЛКСМ! По её словам, председатель приёмной комиссии, один из пламенных комсомольских вожаков, пристально смотрел на неё грозным взглядом, потом подошёл, схватился за пряжку её ремешка и глядя прямо в глаза, сказал, что, мол, "комсомолка должна быть скромнее". Хорошо, что другие члены комиссии заступились за Оксану, указали на её блестящие характеристики, и она все-таки получила вожделенные значок и комсомольский билет.

Я во все глаза смотрела на новенький значок, красовавшийся на Оксанином выдающимся бюсте, плотно обтянутым шерстяной коричневой тканью и мечтала, что когда вырасту, тоже вступлю в комсомол, чтобы украсить свою грудь таким же знаком отличия. Из всего этого сбылось только то, что я выросла. Украшать оказалось нечего, да и нечем - во время перестройки комсомол уже не имел никакого значения.

Язык мой – враг мой. Но будем точны: язык следует за чувствами. Дело в чувствах.

Захожу я, значит, в класс, и испытываю удивление, смятение, шок: в классе происходит что-то невообразимое.

И в меня прилетает… змея.

И я говорю:

- Ни х…я себе!

И вижу – среди этого бедлама, визжащих девчонок, разорванных сумок, перевернутых парт – возвышается моя классная руководительница, Антонина Егоровна, и ее гневный взгляд обращен ко мне!

А что, собственно, случилось? А случилось вот что: третьегодник Вовка Гагин каким-то образом пробрался в лаборантскую (это был кабинет биологии), разбил все колбы с заспиртованными змеями и стал кидаться ими.

Впрочем, я узнал об этом позже. А в ту минуту в моей голове была одна мысль: завтра же меня принимают в комсомол! Я вообще-то в жизни не матерюсь, русский язык и литература – мои любимые предметы, просто это я от избытка чувств…

Между тем Антонина Егоровна, ни слова не говоря, продолжает испепеляюще смотреть на меня, и я понимаю, что должен как-то разрулить эту проблему. Говорю ей:

- Простите. Не хотел. Вы ведь понимаете, что я не мог быть зачинщиком всего этого безобразия? Я вошел и вижу: тут… война. А на войне не говорят так, как в мирной жизни. Ну вот, например, командир артрасчета, он же не говорит: «Извольте, сударь, разрушить сей объект», он говорит: «Ебни вон по той х…не!», понимаете?