Катя не смела сдвинуться с места, вслушиваясь в серую непроглядную даль. Первый шаг был самый сложный, как и всё в её жизни. А главное, было больно. Раны саднили, а мелкие камни, иглами впивались в ступни, как и оставаясь на них, скрепленные липкой странной грязью. Звуки летели на неё со всех сторон. Гнетущая тишина постепенно превращалась в сотни голосов, что звучат в голове сумасшедшего, неспособного избавиться от них никаким способом. Громче и громче. С каждым болезненным шагом, пока первые слова не удалось расслышать, и которые заставили её встать на месте и задрожать всем телом.
Когда Катя пыталась попасть в неизвестность, она не боялась, ибо готова была умереть, лишь бы найти свою дочь. Не боялась она и очутившись в таком странном месте. И лишь, когда услышала эти слова, страх и всеобъемлющий испуг охватил её тело и разум. Надежда встретилась с обманом в ужасной схватке, но оттого воспылала сильнее. Слова били словно стрелами, тявкающими собачьими выкриками доносясь со всех сторон, и также отовсюду неслись жалобные голоса, в которых, с каждой долгой секундой можно было различить и злобную угрозу.
Серая дымка вокруг расширилась, закрутилась в неведомом танце и медленно отступала. Кате захотелось крепко закрыть глаза, чтобы не видеть того, что откроется её взору, но всё же она смотрела по сторонам.
– Мама? – донёсся до неё протяжный крик.
– Мамочка, это ты? – визжало что-то с другой стороны.
– Мам-мма, а мамм? – мычало где-то вдалеке и приближалось.
Катя закрыла грязными руками уши и из глаз её потекли слёзы. Не слёзы страха или боли, но слёзы горя. Она понимала, что, а точнее кто предстанет перед ней.
Дымка ещё некоторое время медленно рассеивалась, а потом резко рванула вдаль, открывая то, что более всего Катя видеть не хотела. Отовсюду к ней ползли, шли и падали, израненные и почти опустошённые тела. Грязные, в лохмотьях и голые, совсем младенцы и почти взрослые. Все они разными голосами и хрипами, шипели и звали. Звали её? Сейчас она точно знала, что её и только её. Для них она здесь единственная мать, и каждый и каждая тянули к ней руки.
– Мама, забери меня отсюда!
– Мама, пожалуйста, я больше не могу!
Мама. Мама. И ещё тысячи и тысячи истошных криков, хрипов, шипений и возгласов, которые с каждой секундой становились злее и громче, заполняли собой всё пространство вокруг.
Катя вертелась на месте, хотела убежать, но бежать было некуда. Пасть из судорожно ползущих и идущих к ней тел захлопывалась и добычей была она одна. Не открывая ртов и глаз, кричали даже младенцы, больше похожие на недоношенные эмбрионы, что также тянули к ней маленькие тонкие ручки. Закрыв глаза, она, словно это был сон, рассчитывала, что всё исчезнет. Не исчезло. Не могло исчезнуть. Первые же прикосновения повалили её на камни, огнём когтей раздирая кожу, а за ней и мясо. Рук и ударов становилось всё больше. Катя на миг открыла глаза, что уже заливало кровью, и боль хлынула с новой силой. Никогда бы она не подумала, что ручки младенцев могут быть такими цепкими и наживо рвать плоть. Недоумение. Непонимание. Боль и ещё раз боль. Это не могло быть концом. Не должно быть. Она закричала и крик её затмил все иные звуки, пока дети раздирали её тело. Тело, как они думали, их матери.
– Мама! Мама! Забери меня!
– И меня! Меня, мама! – тысячи и тысячи раз прозвучало в голове, хотя, как ей думалось, она давно должна была умереть. Но не умрёт – это игра. Игра, в которую только предстоит сыграть.
Мир вдруг погас, звуки улетели в никуда, будто их никогда не существовало, а главное - исчезала боль. Чувствовала ли она когда-то такую боль? Нет, физическую – точно нет. Веки раскрылись сами собой и Катя обнаружила себя на лужайке, на которой росли чёрные деревья, средь серой колышущейся высокой и мягкой травы. Ветра не было, но стебли и ещё что-то невидимое нежно ласкали изодранное тело. Кровь, как под каплями воды, стекала вниз и тут же впитывалась в почву, и кончики стеблей краснели, как воспылали красным и стоящие рядом деревья. Плоть очистилась, вновь зарозовела, а раны затянулись почти за секунды. Катя стояла нагая, в одних лохмотьях. Плакала, и каждая упавшая слеза придавала новые оттенки траве и деревьям, где красные всполохи на листве чередовались теперь с розовым и даже почти прозрачным. На кончиках появлялись кристаллы соли.
Она вздрогнула от неожиданного прикосновения нежной ладони. Катя почти закричала, ибо ждала новой боли. Прикосновения рук, она будет помнить до самой смерти, быть может очень скорой.
– Тихо, не дрожи, – произнес спокойно гортанный женский голос ей на ухо. Почти нежно, если бы она могла говорить иначе, – ты сама сюда просилась неистово хотела оказаться в этом месте. Терпи.
Руки гладили Катино тело, словно изучая, быть может, даже наслаждаясь, проводя по грудям и спускаясь к промежности.
– Столько надежды и любви в тебе. Жаль, что ты не мужчина. Я бы с удовольствием выпила твоей крови, а может и откусила кусочек плоти, – проговорил голос на другое ухо и шерстью защекотало шею.
Сильный толчок повалил Катю на траву и некоторое время она стояла на четвереньках, не в силах поднять головы и взглянуть на нечто, ходящее рядом. Она видела огромные лапы с когтями вместо ног, те с чавканьем впивались в почву, разрезая дёрн, словно нож масло. Так остры были, что у Кати не оставалось сомнений – лишнее движение и её эти лапы рассекут с такой же лёгкостью, как и влажную землю, пропитанную кровью и слезами. Наконец нечто остановилось, встало перед головой Кати, и та, пытаясь сопротивляться дрожи во всем теле, подняла голову вверх. Перед глазами её стояло существо – демон с Головой львицы, ступнями некой древней рептилии и великолепным, она не могла не отметить, женским телом, что будто поблескивало оранжевыми оттенками от несуществующего в этом месте солнца. Две наливные груди были явно наполнены молоком. Молоком ли?
– Поднимайся. Пойдём, – сказала демоница и развернулась. Хвоста сзади не было, но Катя увидела торчащие из позвоночника острые кости, наверное, не менее острые, чем когти на ногах. Демоница одновременно была отвратительна и красива, величественна и гнусна. Катя ощутила уже знакомый прелый запах.
Она шла за ней молча, даже покорно, абсолютно не зная, что произойдет дальше, но принимая свою судьбу. Судьбу, в которую ранее никогда бы не поверила. Страх уходил, спрятался на время где-то на задворках разума, ибо понять происходящее Катя была не в силах. Стебли ласково щекотали ступни и ноги. Если бы в этой мире было больше красок, он был бы, наверное, необычайно красив, но лишь оттенки чёрного и серого захватили его. Деревья и травы, что окрасились Катиной кровью, неожиданно скрылись из виду. Катя посмела спросить.
– Где моя дочка? – произнесла она дрожащим голосом, стараясь скрыть волнение.
– Я думала ты не спросишь, – усмехнулась демоница, – ты так старалась, ради встречи с ней. Но готова ли ты?
– Не сомневаюсь, Екатерина. Ты знаешь, что у тебя сильное имя? Довольно старое и… - демоница на миг задумалась, прорычала и продолжила, - чистое, ты достойна его.
– А твоё? – спросила Катя, ровняясь с демоницей. Та была не против. Странно, но она вообще не вызывала отвращения, по крайней мере.
– Думаешь это важный для тебя вопрос? У меня много имён из далёких и новых времён, слишком много и слишком разных, и все непохожие на непохожих языках.
Где моя малышка? – Катя намерено не говорила имя дочери. Боялась, что сказав его в этом месте, опорочит, осквернит или даже даст шанс демонице полностью её забрать. В миру она делала также, никто чужой не должен был знать имени дочери, так почему должна знать демоница? Но она, наверное, знала. Нет, точно знала.
– Здесь. Тебя устроит такой ответ? – ответила демоница и вроде как засмеялась. Смех её был похож на рычащее уханье, а изо рта донёсся запах гнилой плоти.
– От чего? Здесь она не умрёт и даже может жить вечно. Тут не всегда плохо, но лишь не всегда… - демоница вновь усмехнулась.
– Они же страдают! Я видела! – почти прокричала Катя и одернула себя, вновь уйдя за спину демонице, ожидая грозного ответа или наказания за свои эмоции, но та осталась спокойной.
– Почему ты решила, что они страдают? Почему решила, что они вообще существуют?
– Я видела их, слышала, чувствовала…
– Свои раны ты сейчас тоже видишь и чувствуешь?
– Нет, но… – Катя не знала, что сказать дальше и осмотрела своё тело. Следов от ран совсем не осталось.
– Вот именно. Нет. Без всяких «но». Что-то либо существует, либо не существует. И каждый из вас, людей, сам выбирает во что верить. Ты выбрала веру в моё существование, потому что истинно желаешь спасти дочь. У тебя есть шанс, если готова. Ах, ты же говорила, что готова.
– Я готова! Готова! – тут же ответила Катя и на глазах её вновь появились слёзы.
– Знаю, знаю. Потому-то ты здесь. Воздаяние за старания и решимость. Ещё за то, что вспомнила старые молитвы. Не знаю, понравится ли тебе, что будет дальше. Выбор, как и всегда за тобой.
Долго они шли молча. Под ногами была всё та же трава, только становилась немного более жесткой, деревья меняли свой вид. Чем дольше они шли, тем более похожими становились растения на корни, торчащие из земли, словно неведомый художник поменял их местами с ветвями. И на ветвях этих что-то росло. Поначалу Катя не понимала, что конкретно, но вскоре узнала очертания и её чуть не стошнило, она резко закрыла рот руками, чтобы зачем-то удержать рвоту, хотела отпустить, но взгляд развернувшийся демоницы сковал спазмы и Кате пришлось с отвращением проглотить мерзкую желчь, что налипла на пальцы. Демоница довольно проурчала.
– А что ты ожидала увидеть? Цветочные поляны под синим небом и звездами. Мы те, кем нас сделали вы – люди. Молчи, молчи, Екатерина, вскоре ты поймёшь, что не родившиеся дети на корнях, не самое плохое.
– Моя… – Катя не успела спросить.
– Ещё одна дочь? Да, где-то на корнях. Может не на этих, но, не знаю, где-то там, – демоница небрежно махнула рукой в сторону, указывая возможное направление.
Вскоре трава начала резать ноги, оставляя неглубокие царапины на ступнях, икрах, голенях и лодыжках. Пока Катя могла терпеть, сегодня она уже вытерпела кратно много большую боль, на фоне которой порезы были ничем. Вступив к началу каменного моста из блестящих черных блоков, Катя вновь услышала крики. Это разрывающее душу и тело «мама, забери меня», останется в подсознании навечно.
– Они вечно кричат, – развернувшись ответила демоница, – в прямом смысле. Вечно и вечность. Зависит от времени, когда я их забрала.
– Почему? Посмотри вниз. Они кричат, значит так можно. Так было нужно. И хочу сказать тебе, что так было нужно не мне, а неким людям меня придумавшим, – демоница засмеялась раскатами рыка, огласившего пространство над пропастью и крики внизу на секунду прекратились. Всего на секунду.
– Зачем тебе это? Их много, с начала времен, как человек решил, что создавать богов это хорошая идея. Идея и правда хорошая, для богов, но ты пришла за дочерью. Не забывай, что я даю тебе великий дар.
– Дар? Ты отняла её у меня, я хочу вернуть дочь, просто вернуть!
– Да, дар, так и запомни, и больше не смей при мне возмущаться. Ты мне нравишься, но это может быстро измениться. Я забрала её по праву сильнейшего, по праву дочери высших богов. Сейчас я лишь даю тебе возможность получить малышку обратно. Идём, скоро ты увидишь её.
У Кати перехватило дыхание. Она увидит дочку, увидит свою малышку. Ноги задрожали, и она чуть не упала, ухватившись за большой столб у пропасти. Случись это в центре моста, где какие-либо перила отсутствовали, Катя бы упала вниз. Вновь в детские руки, раздирающие её плоть. Дала бы демоница ей умереть или снова позволила ощутить всю ту боль?
– Вперед. Мы должны быстрее начать, я и так пропускаю жатву, – сказала демоница, вступив на мост, и пошла по нему размашистыми шагами, цокая когтями по камню, высекая в нём выбоины.
За мостом их ожидала вымощенная площадь из, казалось, белого гранита – того единственного, что было иного цвета в её демоническом мире серых и черных тонов. Стало нестерпимо жарко, кожу почти жгло, но, на удивление, Катя могла спокойно дышать этим смрадным воздухом, к которому присоединился ещё и запах горелой плоти. По швам между камнями текла, абсолютно точно, кровь. Кровь алая, более светлая и более темная, густая, словно патока, и быстрая, почти, как вода. Разная, она смешивалась между собой в более крупных углублениях и текла куда-то вверх. Впереди, в чёрном дыму появлялись очертания такого же белого трона. Внизу сидели и ожидали хозяйку огромный кабан и великих размеров, не менее роста человека, пёс. У обоих была содрана шкура, но это им никак не мешало. Ещё не подошла демоница к трону, как те ринулись к ней и, роняя кровавые слюни, принялись лизать ей ноги, что мгновение назад прошли по каналам крови у трона. Периодически они резали языки о когти, те падали вниз, но у зверей отрастали новые, они словно не замечали боли, или даже наслаждались ею.
Демоница села на трон, раздвинув ноги и в наслаждении откинув назад свою львиную голову, спинные шипы с щелчками и хрустом вошли в камень позади неё. Кабан тут же подошёл к правой её груди и принялся лакать кровавое молоко, то же сделал и пёс с левой грудью. Демоница зажмурилась и издала из львиной пасти довольное урчание. Катя сложилась пополам и её стошнило на белый гранит, где рвота перемешалась с кровью в отвратительную массу, от которой пошёл дым. Недовольный рык заставил её тут же подняться и выпрямиться, задержав дыхание. Испуганно, кабан и пёс ушли за трон.
– Я не терплю неуважения, Екатерина. Нужно сдерживать себя.
Катя выдавила из себя тихое «прости», продолжая сдерживать рвотные позывы, впрочем, те быстро прошли. Она удивилась, как скоро смогла привыкнуть к окружавшей её мерзости.
– Я знаю, – демоница махнула рукой и из-за трона вновь вышли звери, принявшись сосать её груди.
– Такой меня придумали люди, ничего не могу поделать и тем более не могу себе отказать, – проурчала демоница, – Екатерина, прежде чем я позволю тебе увидеть дочь, я хочу, чтобы ты сыграла в игру. По моим правилам естественно.
– Откуда мне знать, что ты позволишь?
– Брось это! Ты уже оказалась в моём мире, и не в том положении, чтобы спрашивать. Я сказала, что хочу, чтобы ты сыграла в игру. И ты будешь играть.
Когда демоница, под своё же урчание, явно получавшая от этого удовольствие, объяснила Кате суть игры, та некоторое время стояла неподвижно. Нет, она не думала сможет или не сможет поступить так, как от неё требует «игра» - точно поступит и не отступит. Вопрос стоял в иной плоскости восприятия, как она станет с этим жить? Не против ли этого кричало и визжало всё её нутро, когда малышка исчезла? Не против ли такой несправедливости? И будет ли справедливо, что своё, она заберёт у демоницы именно таким способом. Все будут страдать, всё что-то, да потеряют, и только это мерзкое существо останется в плюсе. Будет наслаждаться кровью и страданиями, продолжая своё гнусное дело, даже не сдвинувшись с места.
– Я вижу ты всё решила. Да что там, как только попала сюда, ты была готова на всё. Не жди слишком долго и дай мне знать, как будешь готова выбирать.
– Можно выбрать кого угодно? – спросила Катя, взглянув на демоницу и попыталась смотреть ей в львиные глаза, но взгляд то и дело останавливался то на окровавленных сосках, то на когтях, то снова возвращался в глазам и пасти.
– Абсолютно. Хоть у твоей соседки, да пусть даже и жены какого-нибудь президента. Можешь украсть, можешь убить, можешь наслать на них смертельную болезнь и дитя умрёт позже. Выбор за тобой. Любой ребенок, в любом месте, и любым способом. Довольно лёгкая игра для женщины, что столь сильно любит своё дитя, – львиная морда улыбалась.
– Любой ребенок, любым способом, – повторила Катя, вдыхая горячий и вонючий воздух, а потом продолжила, – что будет с ребенком?
– Да какое тебе дело? – пробормотала демоница, – всё зависит от твоего выбора, но помогать в нём я тебе не стану. И так моё отношение к тебе непозволительно великодушно для богини.
Катя покачала головой, она уже сделала выбор, знала, как поступит, но ещё не знала, у кого она отнимет самое ценное в мире сокровище. Образы мелькали перед глазами, она, невидимая и принявшая ужасный облик, заглядывала в окна, в двери, проносилась от города к городу. В моменты её незримого появления, люди в комнатах или на улице, словно ощущали её присутствие. Не все, но многие. И из таких мест она предпочитала сбегать. Решение же пришло само собой. Проскальзывая через стены старого обшарпанного общежития, где-то в Латинской Америке, Катя увидела большую комнату, всю в грязи, на столе и кроватях валялись шприцы и бутылки из-под алкоголя. Народу тоже было много. Вокруг беременной девушки бесцельно бегали мужчины, и только старая бабка, принимавшая роды, была по-настоящему озабочена происходящим. Когда Катя подлетела ближе, девушку затрясло, а бабка подняла голову, вертя ею по сторонам, вдруг остановилась и посмотрела прямо сквозь неё, бормоча что-то на неизвестном ей языке. Кате на миг стало больно, но боль быстро прошла. Она же выставила перед собой руки и сжала кулаки, слишком сильно. Ей даже показалось, что раздался хруст, но нет, это только её воображение. Девушка вскрикнула и затихла. Первый крик ребенка никто не услышал.
Демоница резко встала с трона, так, что груди натянулись и выпали из пастей кабана и пса. Те расстроено зафырчали, но быстро смерились и упали к ногам хозяйки.
– А ты молодец! Большая молодец. Сильная, любящая. Безмерно любящая. Всегда знала, что таким, как ты, нужно давать шанс попасть ко мне. Вы не останавливаетесь ни перед чем. Великие люди, воистину. И какая сцена, так легко ты смогла на миг превратиться в меня, какой хитрый и продуманный выбор! Думаешь, ей или тебе всё-таки будет легче? Впрочем, всё равно, моему наслаждению нет предела, я довольна. Ты можешь забрать дочь.
Катя сидела, покачиваясь из стороны в сторону. Ей хотелось одновременно кричать и скулить, молиться и проклинать всех на свете. Это её выбор, ёе вина, и теперь её бремя. Вопрос, сможет ли она жить дальше.
Из лужи крови перед троном начал появляться девичий силуэт. Голова, затем плечи, туловище и руки, талия, ноги. Кровь медленно стекала по телу, открывая формы девушки.
– Это не она! Не может быть она! Где моя дочь? Я всё выполнила! – истерично закричала Катя.
– Это она. Присмотрись, – прорычала демоница, подойдя к девушке, гладя ту по телу и волосам, снимая и соскабливая оставшуюся кровь, глотая её прямо с рук и облизывая пальцы длинным львиным языком.
Катя зажмурилась и била себя по голове руками, ещё и ещё. Она вспоминала момент, когда видела малышку в последний раз. В голове возникали образы, возникало всё. «Ах вот она моя доченька, вот моя любимая! Вот моя хорошая! - Она вынырнула из-под одеяла, вскидывая его вверх. Уже хотела вновь ухватить дочку руками и защекотать, услышать её звонкий смех, но ухватила она пустоту».
– Нужно раньше, раньше! Мне нужно раньше! – кричала Катя, не прекращая удары.
«Где же, где же, где же? Где моя девочка? Сейчас найду её и обниму-обниму такую красивую! – Ещё несколько движений, она откидывала одеяло и перед лицом оказывалась её маленькая дочка, что сидя на месте, улыбалась во весь свой беззубый рот, от радости щурясь и прикрывая дивные голубые глаза, да ждала, пока мама скинет непонятное ей покрывало с лица, чтобы им встретиться вновь, как и десятки раз до этого. - Ах вот она моя доченька, вот моя любимая! Вот моя хорошая!»
Катя остановилась и плакала. Из-под закрытых век текли слёзы. Где-то в подсознании она видела свою маленькую малышку. Она медленно открыла заплаканные глаза и взор её пал на девушку, что языком дочиста вылизывала демоница.
– Ну что, прозрела, Екатерина? – спросила демоница, довольно урча и любуясь своей работой.
Перед ними стояла красивая юная девушка, с русыми волосами, большими голубыми, с оранжевым отливом, глазами.
– Это почти твоя копия. Посмотри, у неё твои глаза и волосы, папин нос и ушки. Она это, она.
– Почему? – спросила Катя, вытирая руками слезы и вставая на ноги.
– Потому что тебе никто не говорил, что время в моём мире течёт также, как у людей. Малышка немного подросла, но стала краше матери. Забирай её и уходите вдвоём, ты выиграла игру, Екатерина. Игру всей твоей жизни.
– Мама, – тихо произнесла девушка и обняла Катю. Крепко. Вцепилась в неё, словно испуганный кот, царапала ногтями нагую кожу, – мамочка.
Они долго стояли на месте. Странно, но демоница не прерывала, возможно отдавая должное осознанию вновь приобретенного. Для девочки прошли не недели, а года в этот адском мире. Что с ней было, что она тоже пережила, думала Катя, и наконец ответила, тоже вцепилась в девушку.
– Малышка моя, любимая. Доченька. Прости, я так долго…
– Долго? Ты лишь с десятками тысяч тех, кто пытался, и с буквально сотнями тех, кому было позволено прийти. Возрадуйся, это почти мгновенно. И проваливайте уже, сентиментальность не для меня.
– Деревья, дети на корнях? Если не узнаю, то не смогу жить дальше, – спросила Катя, всё ещё обнимая дочь. Дочь, она понимала и уже не сомневалась, это её дочь. Также она не сомневалась, что после содеянного, она так и так не сможет жить.
– Что корни? – спросила демоница, и тут же засмеялась, – вот что ты придумала, Екатерина. Наглая, очень наглая. И упёртая. Да, она же тут, я говорила, и время её давно остановилось.
– Я обязана спросить, могу ли я…
Он вошёл в квартиру, бросил ключи на полку, и медленно снял с себя куртку. В этот день знатно похолодало и его немного трясло. Впрочем, трясло его почти всегда, когда он возвращался домой. Однажды они договорились с ней, что он уйдёт, буквально на один день, даст ей время совершить некий обряд. Он ушёл, дал время, и теперь постоянно корил себя за это, ведь, когда вернулся, её не было. Как и в случае с их маленькой дочкой, все вещи были на месте, следов не нашли, да и искали не долго. Сам же он сдался после почти года шатаний по округе, бесконечных разговоров с соседями, которые пусть и жалели его, но больше уже раздражались. Потом руки опустились. Тогда, в течение одной недели, он потерял дочь и жену. Он не был уверен виноват как-либо он сам в произошедшем, но всё равно себя ненавидел. После же и ненависть почти прошла, снившись вечной апатией к каждодневному абсолютно одинаковому существованию. Силы духа хватило разве что на то, что не спиться и не опуститься на самое дно. Он погрузился, но плавал где-то над самым илом, вязким и противно пахнущим, готовым утянуть его в любой момент от забвения надоевшей жизни.
Начав снимать с себя обувь, он одернулся и резко встал, схватившись рукой за попавшуюся металлическую ложку для обуви. Мёртвая квартира, какой она была последние лет пятнадцать, казалось, ожила. Сейчас ему уже не было холодно, серые и синие оттенки, наполнявшие эти стены, будто бы стали ярче и к ним игриво присоединились теплые желтые и оранжевые всполохи света. Дома было жарко и абсолютно точно пахло блинами - он тут же вспомнил, всё нутро кричало об этом – его любимыми блинами, что Катя готовила для него почти каждую пятницу, под конец рабочей недели и подавала со сметаной и сахаром.
Его трясло, он боялся сделать шаг. Сердце бешено стучало в груди и рвалось наружу, пробиваясь в истерике сквозь ребра. Он боялся. Боялся, трясся, и до боли сжимал кулаки и зубы, а из глаз его брызнули слёзы. Больше всего на свете желал он, чтобы это была она, его Катя, Катенька, но мерзкий мозг настаивал на реальных вариантах, и ждал встречи с грабителем, отгоняя мистику происходящего. Первый шаг был сложным, а глоток дивно пахнущего воздуха так и застрял комом в горле. Рука медленно поднималась, занося над головой, комично смотрящуюся ложку для обуви. Второго шага не понадобилось.
Из-за угла коридора появилась девушка лет пятнадцати-шестнадцати, с грустью в больших зеленых, с оранжевым отливом, глазах, таких же, как у её матери. На руках она держала малышку, словно только что родившуюся, та улыбалась во сне и нежно сопела. Девушка подошла ближе, и он упал на месте смотря на них полными слез глазами, не мог пошевелиться.
– Здравствуй папа, – сказала она, – ты не поверишь, но мама спасла нас. И попросила не оставлять тебя одного. Боялась, что ты не справишься.
