Гектор Шульц + Сказка

Мартин с трудом всплыл и тут же снова ушел под воду. Зловещий рокот ворчащего моря показался ему смехом, но мужчина отказывался сдаваться. Раз за разом он всплывал и снова уходил под воду, а ялик старого Карла относило все дальше и дальше. Крик старика, и так еле слышимый, вскоре исчез. Мартин остался один на один с рассерженной стихией.
Левую ногу свело. Мужчина закусил губу до крови, нырнул и, выхватив нож из-за голенища сапога, кольнул острием в сведенную мышцу. Полегчало. Но Мартин понимал, что долго так продолжаться не может. У него не было ни шанса против бушующего моря, которое становилось все злее и злее.

Хлебнув воды, он всплыл и резко закашлялся. Легкие горели от соли, глаза щипало, а руки начали неметь.
- «К черту»! – мысленно выругался мужчина и, расслабившись, отдался на волю волн, принявшихся забавляться с ним, как паук, поймавший муху в сети. Дождь и водная пыль не давали дышать. Судороги вернулись, да и к горлу подступил комок. Мартин сделал последний вдох, а затем его погребла под собой очередная тяжелая волна.

Мужчина медленно опускался на дно. Здесь не было буйства стихии. Только тишина, покой и тьма. Тьма, сгущавшаяся все сильнее, словно гигантский осьминог щедро плеснул чернил. Тьма, в которой неожиданно нашлось место белому цвету.
Мартин распахнул глаза и активнее заработал руками и ногами, когда увидел, что к нему медленно и величаво плывет прекрасная, белокурая девушка. Он попытался закричать, но лишь потерял последние остатки воздуха в легких. Желудок скрутило, когда в него попала ледяная вода. Последним, что Мартин почувствовал, было прикосновение мягких губ к его губам, а затем он окончательно провалился во тьму.

*****
- Сюда! Эй, дядьки! Сюда! – услышав тонкий девичий крик, Мартин поморщился и приоткрыл слипшиеся глаза. К горлу подкатила тошнота и мужчина, изогнувшись, окропил скалы, на которых лежал, морской водой с остатками скудного ужина. – Живой!
Кричала девчонка. Знакомый голос. Мартин откашлялся и, протерев глаза, с трудом поднялся на ноги. Рядом с ним, с приоткрытым от удивления ртом, замерла Каролина, внучка старого Карла. Мужчину снова замутило и он, покачав головой, уселся на холодные скалы. Сразу же вернулся холод и боль. Ныли руки, ныли ноги, раскалывалась на части голова, но Мартин лишь усмехнулся. Он жив. Что еще имеет значение?

У прибрежных скал, казалось, собралась вся деревня. Мужчина увидел священника, корчмаря, своих соседей, а потом и Карла. Бледный, как растаявший воск, Карл, подбежав к Мартину, бухнулся рядом с ним на колени и потрясенно покачал головой.
- Жив, - коротко буркнул он, а потом, чертыхнувшись, снял с себя теплую куртку и накинул её на дрожащего племянника.
- Жив, - кивнул Мартин, лязгая зубами от холода. Сдержав отрыжку, он неловко улыбнулся и помотал головой. – Жив, дядька Карл.

Спустя час Мартин сидел в корчме, на почетном месте у горящего камина, закутанный в ярды грубой шерсти. Рядом с ним стояла тарелка горячей рыбной похлебки, в голове шумело вино, а от тепла по телу разливалась блаженная истома.
- Что это, как не Божье чудо? – спросил Людвиг, старый священник, который обосновался в деревне задолго до рождения Мартина.
- Чудо, чудо! – загалдели люди вокруг. Даже старый Карл, который верил только в себя и свои сильные руки, согласно кивнул.
- Как тебе удалось-то? А? – спросил он, пока остальные отвлеклись на ворчливую болтовню Людвига. Мартин пожал плечами и виновато улыбнулся. – Мы в четырех милях от берега были. И здоровый-то человек в хорошую погоду доплывет вряд ли…
- Не знаю, - тихо ответил Мартин. Он задумался, а потом добавил. – Там была девушка.
- Девушка? – переспросил Карл.
- Да, - улыбнулся мужчина. – Прекрасная, белокурая девушка.
- Ему явился ангел! – авторитетно заявил Людвиг, вздымая к закопченному потолку толстый палец. – И спас его.
- Это был не ангел, - мотнул головой Карл, заставив священника покраснеть. – Все мы знаем, что это было.
- Хочешь сказать, что юношу спасло дьявольское отродье? – фыркнул Людвиг, но Карл невозмутимо кивнул.
- Сам знаешь, отец, - ответил он. – Сверху – прекрасная дева, а снизу – холодный рыбий хвост.
- Глупости! – перебил старика священник. – Ежели это и правда русалка была, то всем известно, что они сначала на дно утягивают, а потом лакомятся пойманной плотью.
- Или морочат голову, - тихо добавил Карл, внимательно смотря на племянника. – Помните Райнара?
- Кто ж его не помнит, - кивнул корчмарь, ставя на стол еще один кувшин с вином. – Все ходил и трепался, что русалку поймал…
- А потом в море вышел и не вернулся, - закончил за него старик и положил на плечо Мартина тяжелую, потемневшую от морской соли и солнца руку. – Душу его она забрала. Вот как.
- Душу… - пробормотал Мартин и, поморщившись, прижал ладонь к груди. Сердце кольнуло, а в мыслях снова возникло прекрасное лицо белокурой незнакомки.

*****
Две недели Мартин приходил в себя. Сражение с разъяренным морем лишило его сил. Он осунулся и похудел еще сильнее. Старый Карл не торопил племянника. Поначалу он выходил в море один, а потом нанял на пару дней соседского мальчонку, пока Мартин окончательно не поправится.
А сам Мартин полюбил прогулки по берегу. Часами он гулял в одиночестве по скалам, среди кричащих чаек и диких котов, приходивших сюда за выброшенной на камни мелкой рыбешкой. Лениво покачивающаяся водная гладь манила его к себе все сильнее. Встав утром, Мартин складывал в мешок уголь, бумагу, сыр, хлеб и бутыль вина, а потом шел на дальний берег, куда из людей редко кто забредал. Там он расстилал на холодных камнях старое пальто, садился и принимался рисовать. Вот только рисовал он все время одно и то же. Прекрасное девичье лицо, которое становилось все прекраснее и прекраснее с каждым рисунком. Вся деревня быстро привыкла к странностям в его поведении. Лишь старый Карл нет-нет, да качал головой, когда племянник возвращался домой затемно.
А тот, спешно поужинав, уходил в свою комнату и ложился спать. И всегда засыпал с улыбкой, потому что знал, что снова увидит во сне ту, что спасла его от разъяренного моря.

- Когда мы выйдем в море, Карл? – спросил однажды за завтраком Мартин. – Я окреп и готов, как и прежде помогать тебе.
- Рано еще тебе в море выходить, - чуть подумав, ответил Карл. Он вздохнул и покачал головой. – Не ради помощи ты в море хочешь, так ведь?
Мартин промолчал, но его выдал румянец на щеках и старый рыбак это заметил.
- Так, - ответил за племянника Карл. – Дева морская тебя пленила.
- Она меня спасла, - грустно улыбнулся Мартин. Вздохнув, он глотнул горячего вина и зябко поежился. – Я многое вспомнил.
- Что ты вспомнил?
- Как несла она меня над водою, когда я лишился сил, - мужчина снова улыбнулся, вспомнив мягкость кожи русалки, её нежные пальцы, поддерживающие его над водой. – Как она не давала мне захлебнуться… Как вынесла на скалы и следила, чтобы море снова не забрало меня.
- Море-то не забрало тебя, - сварливо ответил Карл. – А вот она души тебя лишила.
- Ты прав, - вздохнул Мартин и посмотрел в окно. – Каждый день я хожу на берег в надежде увидеть её, но вижу лишь холодную воду…
- Знаешь, дружок, - перебил его Карл, поднявшись со стула. – Сходи-ка ты к старому Людвигу.
- Зачем? – удивился племянник. – Ты же не веришь в его россказни. Сам говорил.
- Мне ум пока служит, а вот тебя направить в верную сторону надо. Сходи.
- Хорошо, дядя, - Мартин снова виновато улыбнулся. – Да, боюсь, что толку от этого не будет.

Когда племянник собрал мешок и снова отправился на дальний берег, Карл покачал седой головой, налил в бокал горячего вина и, выпив, тяжело вздохнул. Маленькая Каролинка, забравшись ему на колени, заглянула в лицо старика и рассмеялась.
- Деда, а чего глаза блестят?
- От соли, милая. От соли, - криво улыбнулся Карл.
- А правда, что дядю Мартина русалка похитила, а? – улыбнулась девочка. Старик чуть подумал и кивнул.
- Как и брата моего. Когда-то…

*****
Мартин, войдя в покосившуюся от холодных ветров кирху, тихо прошел вперед и уселся на крайней от входа скамье. Служба почти закончилась и редкие прихожане, получив благословение от Людвига, покидали кирху с улыбками на лицах. Кто-то приветливо кивал мужчине, кто-то просто проходил мимо, погруженный в собственные мысли, но Мартина это не задевало. Он смиренно ждал, пока освободится священник.

- Здравствуй, Мартин, - улыбнулся ему тот, проводив последнего прихожанина и присаживаясь рядом.
- Здравствуйте, отец Людвиг.
- Как ты, сын мой? Вижу я печаль на сердце твоем.
- Так и есть, отец Людвиг. Не могу я забыть ту ночь в море, - грустно вздохнул Мартин. Людвиг поиграл желваками, но голос его остался спокойным.
- Тебя пленила морская дева, - кивнул священник. – Как и многих, кто нашел покой на дне морском. Открой сердце Богу, сын мой, и спасешься.
- Не нужно мне спасение, - улыбнулся Мартин. Людвиг открыл от удивления рот.
- Не нужно?
- Нет. Если это спасение позволит мне забыть её, то какая нужда в таком спасенье?
- Это же противоестественно! – укоризненно буркнул Людвиг. – Не руку человечью ты желаешь, но гада морского, Дьяволом рожденного.
- И спасшего меня, - ответил мужчина, смотря отсутствующим взглядом в потолок.
- И обрекшего тебя на Ад! – жестко закончил священник, но Мартина не проняли его слова. Он покачал головой и посмотрел на отца Людвига. Робкая улыбка тронула губы мужчины. – Что мне делать, отец Людвиг?
- Молиться, сын мой, - тихо ответил тот. – Молиться о спасении души своей, пока не поздно.
- А если уже поздно?
- Никогда не бывает поздно. Открой свое сердце, - гнев моментально улетучился, когда отец Людвиг заглянул в глаза Мартина и увидел в них тоску. Старый священник уже видел такой взгляд. И все понял.

Проводив Мартина, он подошел к столу и зажег толстую свечу. Затем подняв голову к распятию, пошевелил губами, читая молитву. Вздохнул и преклонил колено.
- Любовь. Самая грозная сила, которой ничто неспособно противостоять, - тихо произнес отец Людвиг. – Любовь к Богу, любовь к себе… Любовь к той, кому ты рано или поздно отдашь последний вздох.

*****
В воскресенье море снова разбушевалось. Люди попрятались по домам и льнули к горячим каминам, спасаясь от сырости и яростного рева снаружи. Семья старого Карла тоже собралась у огня. Все, кроме Мартина.
Он не находил себе места в своей комнате. Раз за разом принимался мерить шагами тесную спальню, падал в изнеможении на кровать, а потом снова вставал. Его сердце разрывалось и ныло. Мартин слышал зов русалки. Сквозь рев моря, толстые просоленные стены дома, сквозь тысячи лиг он слышал её зов. Не помогали ни молитвы, ни вино. О ней напоминало все, но особенно рисунки, разбросанные по полу комнаты. Напоминали о сладости её губ. О нежных пальцах. О волшебной прохладе её объятий. О бездонных глазах, в которых так хотелось утонуть…

Мартин зарычал, стиснул руками голову, затем схватил куртку и бросился вниз по ступеням. Он ничего не сказал Карлу, не обратил внимания на Каролину. Просто распахнул дверь и шагнул прямиком в бурю, моментально в ней растворившись.
Карл, закусив губу, проводил племянника растерянным взглядом, а потом, покачав головой, крепче обнял внучку, которая словно почувствовала, что деду плохо. Домашние тоже молчали, удивленно переглядываясь и гадая, что же такого случилось с Мартином.
- Деда, а куда ушел дядя Мартин? – спросила Каролина, нарушив тишину. Старик тяжело вздохнул, криво улыбнулся и погладил девочку по голове.
- Отдать ей последний вздох, - тихо ответил Карл и добавил еще тише, чтобы никто не услышал. – Как его отец. Когда-то…

Старик поднялся в комнату Мартина, растерянно осмотрел разбросанные на полу листы и, подняв один из них, грустно улыбнулся. На рисунке была изображена прекрасная девушка. Острые черты лица, мягкие губы и бездонные, как морская пучина, глаза.
Рисунок неожиданно расплылся и Карл, кашлянув, вытер слезящиеся глаза. Однажды отец Мартина, когда тот был не старше Каролины, тоже нарисовал эту девушку. А через неделю ушел в бурю и не вернулся. Но Карл навсегда запомнил последние слова брата, когда тот смотрел на него, загородившего выход, с тоской в глазах.
- Я отдам ей свой последний вздох, - сказал он тогда и голос его был крепок.
- Почему, Кастор?
- Потому что… люблю.

И Карл понял. Понял, что брат его отныне не найдет покой. Любовь к морской деве будет душить его, а потом расколет сердце на части. Карл понял и отошел в сторону. Он не бросился за братом, исчезнувшем в буре. Только долго сидел у камина, курил трубку и украдкой вытирал слезящиеся глаза. А теперь ушел и племянник.

*****
Чертыхаясь, Мартин с трудом отвязал задубевшую веревку и, швырнув её в сторону, вывел ялик в бушующее море. Он, стиснув зубы, вцепился в весла и потянул их на себя. Мышцы затрещали от чудовищного напряжения, но мужчину это не остановило. Он слышал её зов. Он шел к ней.

Черные волны, смеясь и рыча, играли с утлым суденышком, как с щепкой, но ялик продолжал упрямо плыть вперед. Небеса громыхнули, и в грохоте этом потонул счастливый смех Мартина, который продолжал вести лодку вперед, борясь со стихией.
Он снова рассмеялся, когда в волнах вдруг мелькнуло лицо русалки. Она плыла рядом с яликом, Мартин увидел гибкий, сильный хвост, белые волосы и… взгляд, пленивший его когда-то.

- Уходи! – взмолилась она. Мартин не удивился, что слышит её голос, которому неспособен был помешать даже шторм.
- Ты знаешь, что я не могу, - улыбнулся он, отпуская ненужные теперь весла и наклоняясь к ней.
- Уходи! – снова повторила она, прикасаясь мокрыми пальцами к его щеке. Прекрасные губы тронула жалобная улыбка, а черных бездонных глазах блеснули слезы. А может это была просто морская вода.
Мартин лишь мотнул головой в ответ и, вздохнув, прыгнул за борт. В тишину, тьму, прохладу и нежность, которую подарить могла только та, кому он отдаст свой последний вздох.

*****
Море успокоилось к утру. Водная гладь больше не вздымалась чудовищными волнами, не рычала и не стонала, стремясь поглотить все живое, что решило бросить вызов буре. Сквозь тяжелые тучи пробился одинокий солнечный луч, заставив пену засверкать, как драгоценные камни. Прокричали вдалеке чайки, плеснул по черной воде хвостом могучий кит, а на одинокой скале плакала русалка.

Она смотрела вдаль, где на волнах лениво покачивался маленький ялик, не ведомый более сильной рукой рыбака. На прекрасном лице русалки застыла скорбь, а в черных глазах блестели слезы. Настоящие слезы, которые не могло высушить ни суровое северное солнце, ни любовь тех, кто отдал ей свой последний вздох.

Стержень снова гавкнул, словно почувствовал, что хозяин забыл о нем. Димитар поднялся с колен и, закинув топор на плечо, вразвалочку пошел к дому. Он обернулся, посмотрел на пса и обветренные губы охотника тронула улыбка.
- Принесу, не бреши почем зря. И куда в тебя столько лезет.
Димитар хмыкнул и, тряхнув волосами, открыл тяжелую дверь.

Его тут же чуть не сбили с ног. Улыбнувшись, охотник подхватил на руки смеющегося мальчишку и прижал к широкой груди, мокрой от пота.
- А я маме помогал! – гордо сказал мальчик, смотря на отца. Тот одобрительно покряхтел и, опустив сына на пол, повернулся в сторону печи. Там без устали трудилась его Катарина, все такая же красивая, как и в первый день их встречи. Рядом с ней стояла миловидная стройная девушка в белом платье. Копия матери, она все же взяла кое-что от отца. Его глаза. Черные, как ночь. Бездонные, как глубокое озеро.
Димитар не мог сдержать довольной улыбки. Его Цветомира и впрямь была, как цветок. Стройный, нежный и бесконечно прекрасный. Не иссякал поток желающих просить руки, но охотник сразу сказал дочери, что это решение за ней и он примет любого, кого девушка сочтет достойным.

- Стержня покормить надо. Чем старше, тем жрет больше, - буркнул Димитар, склоняясь над тазом с водой и ополаскивая руки. Фыркнув, он умыл лицо и шею, а потом принял из рук дочери расшитый птицами рушник. – Спасибо.
- Совсем, как ты, а? – рассмеялась Катарина и, прищурившись, поманила к себе мальчонку. – Милен, поди сюда.
- Чего, ма? – спросил сын, хватаясь за материн фартук.
- Покорми с папкой Стержня. А мы тут сами управимся, да скоро ужинать сядем.
- А можно я котел понесу? – глаза Милена загорелись. Димитар колко усмехнулся и кивнул.
- Можно. Не урони только. Тяжелый?
- Ага, - кивнул Милен, беря у печи котелок с кашей для Стержня, куда Катарина кинула большой мосол с остатками мяса.
- Осторожнее неси. Смотри, Стержень дурной стал, с ног собьет, - ответил Димитар, открывая сыну дверь. Он тихо рассмеялся, наблюдая, как Милен переваливается, неся котелок, и как гаркает тоненьким голоском на голодного Стержня.
- Ну, как? – спросила Катарина, подходя к мужу. Она улыбнулась, увидев, что мальчонка, сопя, накладывает кашу в миску псу.
- Смог, - буркнул Димитар, обнимая жену. – Тем месяцем на себя все вывалил…
- Стержня не остановило, - рассмеялась Катарина, вспомнив, как верещал Милен, перемазанный в каше, которого жадно вылизывал пес. Она посторонилась, пропуская серьезного и довольного сына внутрь дома, а потом тихо сказала мужу: - Пойдем, родной. Ужинать пора.

Закончив с кашей, Димитар облизал ложку и, поблагодарив дочь, налившую ему молока, взял со стола глиняную кружку. Ополовинив её одним глотком, он довольно крякнул и утер подбородок, по которому бежали белые капли.
- Добро, - похвалил он дочь, заставив Цветомиру зардеться. – Спасибо.
- Староста заходил, - тихо сказала Катарина. Она потупилась, когда глаза мужа недобро блеснули. Димитар поставил на стол кружку и сплел на груди руки.
- Когда?
- Когда ты в лесу был с Миленом, - ответила Катарина и кивнула в сторону большой корзины с яблоками, грушами и сливами. – Фрукты принес.
- Старый дурак, - буркнул Димитар и, достав из поясной сумки трубку, набил её душистым табаком. – Не уймется никак.
- Пап… - Цветомира не договорила, потому что отец кашлянул и положил на стол руку.
- Слово свое держу, - ответил он. – Сама выбирай, кто сердцу люб. Мы с матерью примем.
- Злой он был, - тихо добавила дочь. – Мама сказала…
- Сказала, что надо было сказать, - перебила её Катарина. – Вся деревня знает, что он тот еще гуляка. То к мельниковой дочке в подол лезет, то на нашу глаз положил.
- Милен, - Димитар повернулся к сыну. – Дай шапку.
- Куда ты на ночь глядя? – удивилась Катарина.
- Поговорю с ним. И фрукты его дай. Свои есть, - поджал губы охотник, когда дочь послушно метнулась к печи и вернулась, таща подарок старосты. Димитар надел шапку, отряхнул крошки с рубахи и легко поднял в воздух корзину, которую дочь несла с трудом. – До полуночи обернусь.

Дом старосты находился в центре деревни. Крепкий, на совесть построенный. Трое псов сторожевых на цепи, скотный двор большой, огороды и сад. Димитар скривился, увидев, что свет горит в окнах и из дома слышится веселый смех.
Вздохнув, он поднялся по ступеням, поставил корзину у ног и трижды бухнул кулаком по двери. Поджарый пес, спавший под крыльцом, подпрыгнул и залился хриплым лаем, но Димитар рявкнул и он, поскуливая, уполз обратно. Смех прекратился, а следом открылась дверь.

На пороге стоял богато одетый мужчина с большим животом. Губы его блестели от жира, из дома пахло жареным мясом и вином. В проеме мелькнула обнаженная девица, но её лица Димитар не увидел.
- Чего ты, мастер, не спишь, да в ночи гуляешь? – спросил староста. Он осекся, увидев у ног охотника корзину с фруктами. – А, вон что, значит.
- Заканчивал бы ты, Иван, - скупо обронил Димитар, сжимая в руке шапку. – Слово свое я не нарушу. Дочь сама найдет того, кто сердцу люб. А яблоки да груши у нас свои есть. Твои не слаще.
Глаза старосты зло блеснули, но голос остался таким же мягким.
- Что дурного в том, чтобы девочку сладким порадовать? – поджал он губы. – Там и пряники, и конфеты есть.
- Знаю я, что ты порадовать хочешь, - вздохнул Димитар. – Трижды тебе отказывали, а ты не успокоишься никак.
- Сам подумай, мастер, - проникновенно зашептал староста. – Чего девчонке светит-то? Угольщика сын? Стежка-рыболов?
- Цвете самой решать, - мотнул головой охотник.
- Приданое богатое дам, - хмыкнул Иван, почесывая живот. В доме радостно рассмеялись две девушки. Димитар узнал смех. Мельникова дочка. – Дом укрепишь, скота дам десяток голов. Зерна отсыплю и денег, чтобы сына справил. Цветка твоя, как принцесса наша жить будет.
- Не нужно нам ничего. Своим трудом жили и жить будем, - снова покачал головой охотник.
- Гордый ты, мастер. Слишком гордый, - зло бросил староста. – Смотри, как бы не пожалеть о словах своих.
- Если ты по-хорошему не понимаешь, так будет по-плохому. Не речами добрыми тебя встречу, а палкой по горбу. Отец мне свидетель, - буркнул Димитар, подняв палец к небу. Вдалеке раскатисто заворчал гром. Развернувшись, охотник медленно пошел домой. Староста же, закусив губу, резко ударил по корзине ногой. Фрукты взлетели в воздух, а потом с тихим шлепаньем попадали в грязь.

Перед сном Димитар помолился. Попросил защиты для жены и дочки. Сил себе и ума сыну. Вздохнул, погасил толстую свечу, поцеловал холодный крестик и отправился в постель. Катарина уже спала, как и дети, только к охотнику сон так и не шел. Тревожно было на душе, холодно.

*****
Утром Димитара разбудил громкий стук в дверь. Еще и петух не прокричал, а шумел у порога. Охотник пробормотал охранную молитву, перекрестился и, поднявшись с кровати, подошел к двери.
И тут же отлетел назад, когда дверь распахнулась и кто-то в черном плаще ткнул в грудь тупой палкой. Закричала Катарина, заплакала Цветомира и охнул Милен. Загрохотали сапоги по полу, жидко чавкнула грязь, чьи-то руки грубо подняли Димитара с пола и тяжелый кулак резко ударил в живот, выбивая воздух из легких.

Откашлявшись, Димитар поднял голову и увидел, что в доме полно народу. Кого-то он узнал. Старосту, гадко улыбавшегося в сторонке. Мельника, Стажа-рыболова, чей сынишка постоянно таскал Цветомире полевые цветы. Но высоких, угрюмых людей в черных плащах не знал.

-… обвиняешься ты в колдовстве черном, в поругании дев невинных и порче, которую на люд добрый наводил, - Димитар мотнул головой и, повернувшись в сторону Катарины, которую держали под руки двое, скривился. На щеке жены расцветал приличный синяк, а в глазах застыли слезы. Цветомира плакала, прижимая к себе брата. Рядом с ними, сощурив глаза и улыбаясь, стоял староста. Димитар скрежетнул зубами, дернулся и тут же получил под дых коленом. Железные пальцы незнакомцев больно впивались в мышцы, а взгляд был равнодушным и холодным.
- Подтверждаю, - пискнул мельник. – Видал вчера, как Димитар-охотник на помеле ночью летал. Над домом старосты кружил, порошком каким-то сыпал. Захохотал потом и исчез.
- Сынишка мой к ихней дочке сватался, а как отказали они ему, так ногу поломал. А в сеннике гробик глиняный с иглой лежал, - добавил рыболов, не смотря на охотника.

Димитар зарычал, но его крепко держали, а в случае очередного рывка следовал удар. Хлесткий, сильный, неожиданный.
-… дабы остановить черные дела его, верховный квизитор и староста порешили закопать Димитара-охотника живьем, а семью его… - Димитар, не дослушав, заревел и, вырвавшись, влепил кулаком между глаз одному из черных мантий. Он охнул, когда затылок вдруг онемел, а перед глазами поплыли черные круги. Димитар не чувствовал ударов, не чувствовал, как лопается кожа на лице. Он видел только кровь, капающую на пол, и вышитый птицами рушник, истоптанный грязными сапогами.

****
Очнулся Димитар в темноте. Воздух был тяжелым, спертым и сырым. Пахло деревом и землей. Плечи чем-то зажало, а ноги упирались так, что подтянуть их к себе было невозможно, еще и болели, словно их отрезали. Охотника бросило в холодный пот. Он поднял голову и застонал, ударившись лбом о влажное дерево. Ногти скрежетнули по сырой доске, под кожу проникла заноза, но Димитар не чувствовал боли. Голова его закружилась, губа лопнула, наполнив рот теплой кровью.
- Дерево… дерево, - пробормотал он, ощупывая пальцами стены. – Дерево снизу. Дерево сверху. Везде дерево.
Виски заломило и Димитар провалился в черный омут.

Вздрогнув, охотник закашлялся и застонал. Ноги свело, и они пульсировали тупой, ноющей болью. Извернувшись, Димитар протянул руку и скрежетнул зубами, когда пальцы коснулись чего-то липкого и острого. Гвозди. Торчащие из его ног гвозди.
- Меня погребли, как колдуна, - прошептал он.

Когда Димитару было семь лет, в деревню тоже наведались квизиторы. Охотник вспомнил эти черные мантии и холодные глаза. Тогда судили старую Радку, про которую говорили, что она ведьма. У Радки дома нашли зеленые курьи ноги, зелья и черную книгу с рецептами отваров.
Но Димитар прекрасно помнил Радку. Старуха была безобидной. Она родилась блаженной, блаженной и ушла. Когда её ноги прибивали к днищу ящика, Радка смеялась и плакала. Димитар с друзьями потом ходили на погост и слышали, как воет из-под земли сумасшедшая старуха. Она затихла только на третий день, а в дерево, что росло рядом с её ямой, ударила молния. Отец Димитара тогда качал головой и говорил, что небо гневается на людей. Тогда-то с неба пролился такой дождь, что половина урожая пала, а деревня еще долго не могла от этого оправиться.  
- Теперь я, как Радка… - прошептал Димитар и, набрав остатки воздуха в грудь, закричал так, что в ушах зазвенело.

Охотник быстро потерял счет времени. Дышать становилось все сложнее. Легкие горели дьявольским огнем, а ноги до колен онемели. Губы покрылись коркой запекшейся крови, плечи ныли, а в глаза будто песка насыпали. Вокруг Димитара была одна лишь тьма и тьма эта медленно обволакивала сердце, бившееся все слабее и слабее.

*****
- Отец… Катарина… Цвета… Милен, - прошептал Димитар. Он понимал, что силы его на исходе и очередной сон может стать последним, поэтому решил помолиться. – Отец… Храни их…
- Погоди… погоди… Я сейчас… - Димитар замолчал, услышав глухой незнакомый голос. К нему чуть позже добавились и странные звуки, будто кто-то бил по дереву, давившему на него. Димитар рассмеялся и поморщился, когда сердце сдавило ледяной лапой. Так смеялась старая Радка, царапая деревянную крышку дрожащими пальцами. Теперь так смеялся Димитар.

Когда деревянная крышка отлетела в сторону, охотник застонал и закрыл глаза. Лунный свет резанул по ним, словно раскаленный нож по оголенной плоти. Свежий воздух скрутил легкие, заставив Димитара закашляться, а потом на щеку охотника легла холодная рука.
- Повезло, что я мимо проходила, - услышал он мелодичный женский голос. Женщина говорила со странным акцентом, который Димитару был незнаком. С трудом приоткрыв глаза, охотник увидел, как над ним склонилась размытая фигура. – Да, уж. Дремучие люди. Потерпи…
- Черт! – выругался Димитар, когда незнакомка легко вырвала гвозди из его ног.
- Почти, - усмехнулась она, осторожно приподнимая охотника и вытаскивая из ящика. Не успел Димитар подивиться её нечеловеческой силе, как женщина взлетела в воздух и приземлилась рядом с разрытой ямой. Она помогла охотнику принять сидящее положение и резко переместилась в сторону. Димитар, повернув голову, увидел, что женщина грациозно восседает на каменном кресте, под которым стонала когда-то старая Радка.

Незнакомка была женщиной редкой красоты. Черные, как смола, волосы, падали волнами на белые, почти алебастровые плечи. Тонкие руки, красивые длинные пальцы, пусть и испачканные землей. Скулы были такими острыми, что казалось проведи по ним пальцем и обязательно порежешься. Полные, ярко-красные губы, скрыть которые не могла даже ночь. И раскосые черные глаза, бездонные, как тьма, обволакивающая сердце Димитара.

- Лежи спокойно, - велела женщина и, ловко перепорхнув на другой крест, напротив Димитара, склонила прелестную голову. – Кто ты?
- Димитар, - прохрипел охотник. 
- Почему тебя погребли заживо? Что такого ужасного ты совершил? – улыбнулась она. Движения её были стремительными и резкими, как у дикого зверя. Димитар никогда не видел, чтобы человек так двигался.
- Ничего, - ответил он. Незнакомка рассмеялась в ответ.
- Знакомо. И все же?
- Долго рассказывать, - поморщившись, Димитар проглотил сгусток крови и закашлялся. – А времени у меня нет. Я чувствую холод.
- За ним придет тепло. Вот увидишь, - хмыкнула женщина и, спрыгнув с креста, подошла ближе. Её глаза ярко блеснули. – Дочь…
- Откуда ты… - Димитар не договорил, потому что незнакомка, грустно улыбнулась и покачала головой.
- У каждого из нас свои причины, - тихо ответила она и охотника пробрал мороз, настолько ледяным был её голос. Женщина снова склонила голову и посмотрела в сторону от Димитара. – И своя боль.

С трудом повернувшись, Димитар закусил губу и схватился рукой за волосы. На старом дубе, том, в который когда-то ударила молния, висела Катарина. Её руки безвольно болтались вдоль тела, а шею обхватывала толстая веревка, блестящая от жира. Димитар застонал и, перевалившись на бок, пополз по влажной земле, впиваясь в траву побелевшими пальцами.
- «Ведьма», - прошептал охотник, читая вырезанную на гладкой дощечке надпись. – Нет… Кати…
- Дремучие люди. Ничего не меняется, - буркнула женщина, подходя ближе. Она чуть подумала, взлетела в воздух и, взмахнув рукой, перерезала веревку. Тело мешком обвалилось на траву. Димитар, которого душили слезы, подполз к Катарине и, обняв её, заревел. В небо с дерева взвилась стая ворон, а где-то в глубинах леса завыл волк. Жалобно и тоскливо. Но даже он не смог заглушить крик охотника. Женщина опустилась рядом с ним на колени и положила холодную руку на плечо.
- Кто… зачем? – прошептал охотник, повернувшись к незнакомке. Та вновь склонила голову и, чуть подрагивая, провела ногтем по щеке Димитара.
- Дремучие люди, - повторила она и, посмотрев на Катарину, вздохнула. – Зависть, злоба, тьма.
- Кто ты? – нахмурился Димитар. – Ты быстра. Ты сильна. Ты… холодна! Ты…
- Нет, я не Смерть, - улыбнулась женщина. Охотник вздрогнул, увидев, что резцы у неё куда длиннее, чем у нормального человека. Белые, блестящие от слюны и острые. – Но я несу её тем, кто достоин.
- Ты… упырь! – выдохнул Димитар, сжимая Катарину в объятиях, словно пытаясь защитить от страшной женщины.
- Упырь, стригой, вампир, нежить… У меня много имен, но чаще всего меня зовут чудовищем, - ответила незнакомка. Она мотнула головой и волосы красиво рассыпались по плечам. – Зовут чудовищем те, кто гораздо хуже меня.
- Моя дочь. Сын, - охотник закашлялся, заставив незнакомку нахмуриться.
- Твоя нить тонка и слаба. Она скоро порвется, - тихо ответила она, облизнув губы. – Лежи спокойно.
- Мои дети… Спаси их! – собравшись с силами, взмолился Димитар. – Возьми мою жизнь, но спаси их.
- Нет. Твоя жизнь мне без надобности, - грустно улыбнулась незнакомка. – Но когда-то я тоже сделала выбор. Выбор предстоит и тебе.
- Стать тварью ночной, крови алчущей? – скривился охотник.
- Твои ноги перебиты, сердце слабо, а в груди горит ярость, - поморщилась женщина, повертев в руке белую розу – символ проклятых. Старой Радке досталось два таких цветка. – Но ты упрямо зовешь меня тварью ночной, забывая о тех, кто достоин так называться. Кто бросил холодную розу на твою могилу? Скажи. Ты же знаешь…
- Иван, - ярость зажглась в глазах Димитара, заставив женщину усмехнуться.
- Всегда есть причина, влияющая на выбор. Ничто не ново под луной.
- Я согласен, - вздохнул охотник и закричал, когда незнакомка рывком притянула его к себе и впилась зубами в горло. Крик, захлебнувшись, оборвался. Жизнь, еще теплившаяся в глазах Димитара, постепенно остывала, пока не исчезла совсем. А потом сердце обволокло теплом. Мягким и нежным, как прикосновение любимой Катарины…

*****
Димитар вошел в деревню перед рассветом. Времени было мало, но охотник был суров и собран. Каждое его движение было резким, как у дикого зверя. В глазах горел дьявольский огонь, но сердце давно остыло.
Первым ему на глаза попался мельник. Тот вывалился из-за угла, пьяный и воняющий мочой. Увидев Димитара, мельник раскрыл рот, но ни единого звука издать не успел. Охотник, кинувшись к нему, незаметным для человека движением оторвал мельнику голову, которую зашвырнул в кусты. Когда обезглавленное тело упало в грязь, Димитар был уже далеко. Незнакомка, сидя на крыше, поджала губы и кивнула.
- Сделай это. Ради тех, кого любишь, - прошептала она и в черных глазах блеснули слезы. – Как и я когда-то…

Деревня словно сошла с ума. Бесновались в загонах животные, чуя кровь и смерть. Хрипло и визгливо лаяли собаки, когда мимо них проносилось что-то холодное, быстрое и смертоносное. Кричали люди, захлебываясь от ужаса. Димитар шел вперед.
Небрежным движением он отбросил в сторону рогатину, которой пытался защититься Стаж-рыболов. Ему Димитар вырвал горло и выбил глаз. Двух квизиторов охотник разорвал на части, когда они выбежали на улицу из трактира. Один из них упал в грязь, не осознавая, что случилось, а второго, еще живого, Димитар подвесил за уцелевшую ногу на дереве в центре деревенской площади. Кричали люди, бесновались животные, лаяли собаки, а охотник шел вперед. К дому старосты.

Войдя внутрь, он увидел застывших от ужаса людей. Квизиторов в черных мантиях, мельникову дочь, ростовщика Стефана… Цветомиру и Милена, которые, дрожа, сидели у резного кресла старосты. Сам староста, вцепившись побелевшими пальцами в стакан с вином, раскрывал рот, как рыба, а в глазах его плескался страх.
- Папа… - прошептала Цветомира, прижимая брата к груди. Димитар нахмурился и мотнул головой.
- Уведи брата в сени, - велел он и добавил, когда Цветка послушно скользнула за дверь. – Закройте уши.
- Папка… - заплакал Милен, но Цветомира потянула его за собой и закрыла дверь.
- Димитар, ты… - староста Иван не договорил. Охотник, схватив прислоненный к стене топор, размахнулся и пригвоздил старосту к креслу. Хрустнул шеей, зло улыбнулся и сделал шаг вперед…

*****
Димитар откашлялся и вытер испачканный в крови рот. Затем вытер руки сеном и потянул на себя дверь, за которой прятались дети. Цвета сделала шаг к нему, но отец мотнул головой и указал на другую дверь, ведущую к скотному двору. Милен, схватив охотника за руку, прижался к его бедру.
- Не стоит заходить туда. Там одна лишь смерть, - буркнул Димитар, пропуская детей вперед. Он закрыл собой вид из калитки на площадь, а потом указал Цветомире в сторону леса. Девушка послушно кивнула и, вытерев слезы, взяла отца под руку. Ей хватило одного взгляда в сторону калитки, чтобы желудок скакнул к горлу. Всхлипнув, дочь крепче сжала руку отца, не успев подивиться, какой холодной она была.

Они дошли до опушки леса, к еле заметной, поросшей колючей травой дороге. Туман почти исчез, и трава блестела от росы, словно усыпанная драгоценными камнями. Димитар посмотрел на светлеющее небо и снова скривился. Затем, опустившись на одно колено, обнял сына и дочь.
- Идите по дороге, - хрипло сказал он, внимательно смотря Цветомире в глаза. – К вечеру дойдете до Черного плеса. Там спросите, где дом дядьки Мартена. Брата моего…
- К дядьке Мартену пойдем? – воскликнул Милен, но когда отец нахмурился, замолчал.
- Мало времени. Слушайте, - продолжил Димитар. – Скажете, что я велел приютить вас. Он поймет. Я напишу ему письмо. Позже. Сюда не возвращайтесь. Никогда.
- А ты? – тихо спросила Цветомира. В глазах девушки блестели слезы. Изредка срываясь с пушистых ресниц, они текли по щекам, оставляя за собой грязные дорожки.
- Я свой выбор сделал, - криво улыбнулся Димитар. Цвета отпрянула, увидев, как блеснули в сумраке острые зубы. – Да, дочь. Ты все правильно поняла. Мне нет места рядом с вами. Ступайте.
- Пошли, братик, - протянула Цветомира, беря Милена за руку. Тот всхлипнул и крепче вцепился в руку отца. – Пошли.
- Будь сильным, - буркнул Димитар и улыбнулся, когда Милен, кивнув, отцепился от него. – Будьте сильными. Оба.

- Ты будешь таиться во тьме, как тать, - улыбнулась незнакомка, сидя на крыше и смотря, как уходит вдаль Димитар, оставляя за спиной утонувшую в крови деревню. – Будешь ждать, пока они не уйдут по дороге в небеса. А потом… живое окончательно станет неживым. Таков он, наш выбор, Димитар…

*****
Цветомира сидела на скамье у покосившегося сарая. На коленях у старушки лежала пряжа, но взгляд рассеяно блуждал по далекому лесу, из которого медленно выползал туман. Цветка вздрогнула, когда из-за угла выскочил чумазый мальчонка и, смеясь, обнял её колени.
- Баба, пойдем домой. Холодно уже, - проворчал он, кладя голову на расшитый бисером фартук. – Сказку хочу!
- Сказку? – изогнула бровь Цветомира. – А лицо чумазое кто мыть будет? А ну как скажу папке, а он в баню тебя.
- Не надо в баню, баба, - нахмурился мальчонка. Цвета рассмеялась и погладила его по голове.
- Беги умывайся, Димко. Я сейчас приду. Довяжу и приду.
- А сказка?
- Будет тебе сказка. Беги, - улыбнулась она и, когда мальчонка убежал, вздохнула. Затем поднялась со скамьи, оперлась на палку и подошла к ограде. За ней расположилось поле, а вдалеке темнел лес. Цветомира грустно улыбнулась, тронула пальцами губы и утерла одинокую слезу.

Далекий лес шумел и потрескивал от ветра. Во тьме сверкали чьи-то глаза, а может озорной леший, как и всегда, дурил голову. Цветка прищурилась, снова тронула губы морщинистыми пальцами и тихо сказала:
- Я знаю, что ты там. Знаю.
Развернувшись, Цветомира медленно побрела к дому, из которого слышался громкий детский смех. Она не видела, как высокая черная тень на секунду отделилась от большой сосны. Блеснули черные глаза. Блеснули и пропали в дремучей чаще леса.

Кролик работал в цеху уже год. После приюта он, как и остальные, пришел к инспектору по распределению. Затем последовал стандартный тест на таланты и ему вручили фиолетовую книжечку, на первой странице которой стоял штамп «Погрузочный цех».
Поначалу Кролик удивился, но как только переступил порог цеха, то понял, что таких, как он, великое множество. В погрузочном работали ребята без талантов, силы и ума. С раннего утра и до поздней ночи они разбирали тяжелые металлические контейнеры, сортировали детали для штурмовых кораблей и грузили изысканные морепродукты для примов – элиты общества. Работа кипела не только по причине оплаты. Была и другая, более страшная. Тех, кто был неспособен приносить обществу пользу, попросту разбирали. Кости измельчались в муку и отправлялись ученым, колдующим над очередным дорогим лекарством. Органы шли тем, кто в них нуждался. А особо редкие и здоровые «компоненты» передавались примам.
В приюте сказок о разборке было много. О чем еще говорить темными и голодными ночами, как не о всяких ужасах. Кролик слушал эти сказки с открытым ртом, а засыпая, молился, чтобы после распределения он оказался хоть чем-то полезен обществу. Поэтому, увидев в своем паспорте штамп, определяющий его на работу, Кролик облегченно выдохнул.

Первые дни в цеху были тяжелыми. Мастер Салат без устали гонял новичков, отправляя их на самую тяжелую работу. Кролик вздрогнул, вспомнив, как его соседу по приютской койке, Малышу, в первый день раздавило голову тяжелым контейнером. Бедняга замешкался, споткнулся и… все.
Провожая напуганным взглядом разборщиков, которые уносили безголовое тело, Кролик без лишних колебаний надел на голову черную каску, не обращая ехидные смешки других ребят. Он понимал, что каска не спасла бы Малыша от контейнера. Но кусок крепкого пластика на голове вселял небольшое спокойствие.
Засыпая в общей спальне после первого рабочего дня, Кролик думал о Малыше. О мастере. О других ребятах, которые посмеивались над ним, потянувшим спину. А наутро привычно надел оранжевый комбинезон, висевший на нем, как на вешалке, и отправился за нарядом. Мысли мыслями, а работать надо. Иначе попадешь на разборку. Это Кролик уяснил сразу.
Правда, были и уставшие. Те, кто устал рвать спины и мышцы, тягая тяжелые контейнеры. Те, кому скудный паёк не лез в горло. Те, кому жизнь была не нужна. Они подписывали договор на разборку и исчезали. Поговаривали, что добровольцам давали больше «сонной воды» и вкусный последний ужин. Они засыпали и ничего не чувствовали…

*****
- Проснись! – рассмеялся Помидор, ткнув Кролика локтем в бок. Тот поморщился и, вздохнув, уткнулся взглядом в тарелку. Надо съесть все прежде, чем обед закончится. Это Кролик тоже давно усвоил на зубок. Помидор – толстый, с красным лицом и пухлыми руками – резво уничтожал свой паёк. Салат, чей паёк был куда больше и лучше, чем у остальных, задумчиво ковырялся в зубах ногтем и рассеянно осматривал столовую – огромное помещение, в котором обедал весь завод. Взгляд мастера на мгновение скользнул наверх. Там, за стеклом, питаясь изысканными и вкусными блюдами, обедали примы и их приближенные из числа работников. Каждый из ребят мечтал хотя бы раз о примском обеде и ужине. Ходили слухи, что примы едят жареное мясо и пьют вино, а фрукты и овощи на их столах настоящие, а не созданные машиной.
- Лопай, Кролик. Полчаса еще есть, - буркнул Салат и, икнув, громко рыгнув, вызвав смех у соседних столов. Кролик кивнул и зачерпнул ложкой овсянку на воде, в которой плавали крохотные кусочки яблока. Ненастоящего, но дающего необходимые витамины. Примы давно рассчитали, кому и сколько надо витаминов, поэтому и обед, и ужин не менялись десятилетиями. Порция овсянки с яблоком, кусок хлеба с вареной колбасой, черный и ужасно горький кофе в обед, и крепкий черный чай с сахаром на ужин. Иногда на ужин давали суп: мутная водица с картошкой и белыми волокнами мяса. Может искусственного, а может и настоящего. Никто не знал, но все надеялись на то, что мясо было настоящим. Помидор однажды сказал, что это мясо тех, кого разобрали.
- Задумался, - тихо ответил Кролик мастеру. Салат кивнул и лукаво улыбнулся.
- Ага, знаю, о чем ты задумался, пацан, - хохотнул он, перехватив взгляд Кролика. Тот, затаив дыхание, смотрел на входную дверь, а когда та открылась, облегченно выдохнул.

В столовую вошла стройная девушка в строгом бежевом платье. Светлые волосы были идеально забраны в пучок, серые глаза подернуты дымкой, а на губах легкая улыбка.
- Сепия, - констатировал Салат, вгрызаясь крепкими зубами в яблоко. Ему, как мастеру, давали целое и остальные работники, глотая слюну, жадно смотрели, как он ест.
- Сепия, - мечтательно пропел Гвоздь, еще один сосед по приютской койке. Он повернулся к Кролику и спросил: - Ты знал, что она попадет в кадры?
- Никто не знал, - мотнул головой Кролик, с улыбкой смотря на девушку. Она, проходя мимо стола, улыбнулась мастеру, а потом помахала рукой Кролику и Гвоздю. Гвоздь покраснел, заставив ребят рассмеяться.
- Такие в цех не попадают, - мудро сказал Салат, бросая огрызок Помидору. Он никогда не доедал яблоко, отдавая огрызок кому-нибудь из своего цеха. Сегодня повезло Помидору и он, обрадованно заурчав, вцепился в подарок, словно ему подарили свободу. – И проверка им не грозит. В отличие от вас. Доедайте и пошли. Быстрее отстреляемся, быстрее в цех вернемся.

Услышав о проверке, ребята синхронно вздрогнули. Улыбающиеся губы превратились в жесткие и неподвижные ниточки, а в глазах вспыхнул страх. Проверка была ежегодной и жесткой. Каждый цех был обязан пройти её. Проверялись все, кроме мастеров.
Сначала было собеседование. Затем ряд тестов, включая тесты на выносливость. После этого проверяемого загоняли в сканер – жуткую белую комнату. Ученые сканировали органы, выявляли болезни и на основании этого становилось понятно, кто вернется к работе, а кого больше не увидят. Кролик еще не проходил проверку, поэтому не знал, что его ждет. Мог лишь догадываться по рассказам друзей.
- Не бзди, брат, - шепнул ему как-то Помидор перед сном. – Примы просто так не разбирают. В разборку попадают те, у кого совсем хреново со здоровьем. Ну или у примов закончились здоровые почки или еще чего.
- Все равно страшно, - хмыкнул Кролик, закутываясь в одеяло. В спальне было тепло, но его сильно знобило после дня работы в холодильнике. Только бы успеть выздороветь до проверки.
- Привыкнешь, - вздохнул Помидор, поворачиваясь на бок. – Главное, не бзди…

*****
Салат отвел их в проверочную лабораторию. Двадцать пять человек, сиротливо прижимаясь друг к другу, стояли голыми вдоль стены и ожидали проверяющего. Когда дверь с тихим шипением утопла в стене, Кролик невольно вздрогнул, увидев Сепию. Девушка улыбнулась Салату и, повернувшись, осмотрела ребят.
- Вот те на, - удивился мастер, отдавая Сепии папку с характеристиками своих работников. – Ты же в кадрах была, не?
- Временно перевели сюда, - ответила девушка. – Во время проверки дергают из других отделов, мастер. Тебе ли не знать.
- Не думал, что кадры тоже дергают, - хмыкнул Салат и махнул рукой. – Ладно, мне без разницы. Забирай пацанов. Я буду у выхода ждать. - Он скользнул взглядом по ребятам и тихо добавил, - Удачи, пацаны.

Кролик не знал, кто прошел проверку, а кто её провалил. Проверенные уходили через другие двери и узнать, кому не повезло, можно было только после окончания процедур. Так получилось, что Кролика поставили в самый конец списка, как новенького. Поэтому он тоскливо смотрел, как на негнущихся ногах уходят на проверку его друзья. Ушел Помидор. Ушел Гвоздь. Ушел Тыльный. Остался только Кролик.

- Привет, - шепнула ему Сепия, возвращая в реальный мир. – Ты в порядке?
- Да, - криво улыбнулся Кролик, застенчиво смотря в глаза девушки. Сепия была красивой. Даже равнодушный ко всему, кроме еды, Салат подтверждал это. В приюте Сепию никогда не били, училась она хорошо, и воспитатели предрекали ей будущее в служении примам. Кролик знал, что статус Сепии подразумевает карьерный рост, поэтому не удивился, как Гвоздь, когда девушке выписали билет в администрацию. Однако Сепия осталась все той же Сепией из приюта. Она никогда не воротила нос, видя товарищей, и всегда здоровалась при встрече и в столовой. Кролик любил её смех. Чистый и искренний.
- Врешь, - рассмеялась она, а потом неловко пожала плечами. – Прости. Я догадываюсь, каково тебе.
- Вряд ли. Вы же проверку не проходите, - ответил Кролик и вздохнул. – Я готов.
- Молодец, - подбодрила его Сепия. – Там ничего страшного нет. Простой осмотр.

*****
Осмотр оказался не «простым». Сначала Сепия проводила его в отдельный кабинет к проверяющему. Им оказался худой и суровый мужчина с гладко прилизанными черными волосами и безразличным ко всему взглядом.
Он мельком осмотрел карту Кролика, задал пару вопросов и положил перед ним лист бумаги и ручку. «Тест», подумал Кролик и оказался прав. Обычный тест, который он уже проходил во время распределения. Мужчина засек время и откинулся на стуле. Его холодные глаза без стеснения ощупывали стройную фигурку Сепии, отчего девушке явно было неловко.
Кролик быстро расправился с тестом и протянул его мужчине. Тот брезгливо взял лист в руки, внимательно изучил ответы и кивнул.
- На тренажеры.

Кролика обвешали датчиками и загнали на беговую дорожку. Десять минут он без остановки бегал, а затем пришел черед гантелей, подтягиваний и отжиманий. За всем этим следил проверяющий и на этот раз его рассеянный взгляд буквально пожирал Кролика. Словно удав он ловил каждое движение и каждый вдох. Год назад Кролик бы завалил проверку. Но сейчас, после тяжелых контейнеров и двенадцатичасовой смены, проверка показалась ему простой. Мужчина явно был раздосадован.
Изучив результаты, он подозвал Сепию, которая с тревогой наблюдала за Кроликом, и сунул ей в руки его папку.
- Сканирование.

Холодная белая комната нагнала на Кролика страху. В ней не было ни звуков, ни других людей. Только сам Кролик, бешеный стук его сердца и огромное зеркало, за которым расположился проверяющий. Кролик словно чувствовал его взгляд и мог только гадать, что же покажут мониторы после сканирования. Мастер по секрету сказал ему, что понять о том, провалил ты проверку или прошел, будет человек, который войдет в комнату после сканирования.
Кролик вздрогнул, когда комната наполнилась красными сканирующими лучами. Они слабо жгли голую кожу и, казалось, проникают даже в мысли. Через пять ударов сердца лучи исчезли и послышалось еле слышное гудение. Сканер начал анализ.

Гудение прекратилось, и Кролик испуганно посмотрел на дверь. Тишина. Легкое шипение, утопающей в стене двери и… цокот каблуков Сепии.
Когда она вошла в комнату, Кролик выдохнул и улыбнулся. Но на лице девушки застыла тревога, а тонкие пальцы впились в папку с фотографией Кролика на обложке.
- Я… - слова застряли в горле Кролика, но Сепия, подойдя ближе, мотнула головой.
- С тобой хочет поговорить помощник примы Сестерции, - тихо ответила она, поглаживая руку Кролика. Тот сглотнул слюну и, нервно улыбнувшись, последовал за девушкой.

*****
Помощником примы оказался тучный мужчина с кудрявыми светлыми волосами. Кролику он показался похожим на толстого домашнего кота. Маленькие черные глазки внимательно осмотрели вошедших и остановились на Сепии. Кролик увидел, как вспыхнул в них жадный огонек.
- Это он? – лениво спросил помощник, обращаясь к Сепии. Он сидел на кожаном диване и цедил вино из бокала.
- Да, уважаемый Де, - склонила голову Сепия. – Мне уйти?
- Нет, останься, - мясистые губы расплылись в хищной улыбке. Помощник протянул руку, и Сепия вложила в неё папку. Открыв её, он углубился в чтение. – Хм. Как интересно.
- Простите, что интересно? – нахмурилась Сепия, а с ней и Кролик.
- У нашего Кролика на удивление сильное и здоровое сердечко, - пропел помощник. Лень исчезла и теперь его жадные глазки изучали уже Кролика. – Ему нипочем нагрузки, холод и страх. А вот мое, увы, не такое сильное…
- Только примы могут забирать органы, - выпалила Сепия, поняв, куда клонит помощник Де. Черные глазки похолодели, а в льстивом голосе послышался мороз.
- Верно. Но помощник примы Сестерции может сделать так, что в следующий раз вы, милая девочка, будете проходить проверку наряду с ними, - толстый палец, описав полукруг, уперся в Кролика.
- Простите, уважаемый Де.
- Прощаю. Оставь нас наедине, - кивнул тот, но Кролик понял, что такой, как он, никогда и ничего не прощает. Помощник, поднявшись с дивана, с трудом подошел к Кролику и, положив руку на плечо, отвел в сторонку. Кролик поморщился, когда теплое дыхание обдало его ухо. Изо рта помощника Де несло смертью и тленом.

- Ты наверняка понял, что я хочу? – спросил он. Кролик, поборов робость, кивнул. – И чего же я хочу?
- Моё сердце, господин?
- Твое сердце, - ответил Де и, взяв ладонь Кролика, положил её себе на грудь. – Слышишь? Слышишь, как бьется мое сердце?
- Да, господин.
- Рвано. То затухая, то убыстряясь. Его сводят судороги. Оно болит после вина и никакие лекарства неспособны заглушить боль.
- Разве на складах нет сердец, господин?
- Есть. Дешевые, старые и больные. Сегодня я дорого заплатил за почки и печень, но здоровое сердце – это редкость, - фыркнул помощник Де. – Такие, как у тебя, достаются только примам. Моя госпожа, прима Сестерция, не даст мне то, что я желаю. Но если я найду здоровое сердце и его мне отдадут добровольно, она закроет глаза.
Кролика пробрал мороз от этих слов. Помощник Де мягко и льстиво вел его на разборку.

- Скажи, милый мальчик. Разве ты не устал в цеху? Не устал питаться овсянкой и пить горький кофе?
- Нет, господин, - мотнул головой Кролик. Тонкие брови помощника Де изогнулись.
- Ложь, милый мальчик. Ты боишься. Думаешь, что я просто так отправлю тебя на разборку. Я так не поступлю. Я скажу правду.
- Правду?
- Правду. Мне нужно твое сердце, да. Взамен я дам тебе месяц жизни. Настоящей жизни, как у примов. Только представь. Отдельная комната на верхнем уровне. С прекрасным видом из окна. Две служанки, готовые выполнить все, что ты захочешь, - черные глазки лукаво блеснули. – Абсолютно все. Я видел, как ты смотришь на эту девочку, что проводила тебя ко мне. Сепия, да? Она тоже будет твоей служанкой. Только попроси. Свежие фрукты, милый мальчик. Горячий суп. Не тот, что ты ешь в гадкой столовой. Жареное мясо и вино. И никакой работы. Тысячи удовольствий за твое сердце.
- Простите, господин, но я откажусь, - Кролик вжал голову в плечи, когда толстые пальцы помощника стиснули плечо.
- Откажешься? Дурачок. Мне не отказывают. Не хочешь сказки, получишь кошмар. Такой кошмар, в сравнении с которым твоя прежняя жизнь окажется сказкой, - прошипел он, обдавая щеку Кролика слюнями.
- Нет, господин. Простите, - Кролик сам ужаснулся своих слов, но внутри разгоралась злость на помощника. Злость, которую он не мог сдержать. Первая проверка и надо было так вляпаться.
- Значит, ты выбрал Ад, дитя, - сухо сказал помощник Де, отпуская плечо. – Ты сам приползешь ко мне, умоляя забрать твое сердце. А если не приползешь, то сдохнешь. И уж поверь, я озолочу разборщиков, который доставят твое тельце ко мне. Сепия!
- Да, уважаемый Де? – Сепия послушно влетела в комнату, словно стояла под дверью.
- Отведи его в цех, - ехидно улыбнулся помощник Де. И добавил на прощание, наклонившись к уху Кролика. – Ты приползешь. Сам.

*****
Кролик промолчал и не стал ничего говорить Сепии, хотя девушку переполняли вопросы. Она, закусив губу, только кивнула, когда Кролик в очередной раз робко улыбнулся и покачал головой.
- На тебе лица нет, - обиженно бросила она.
- Представляю, - улыбнулся Кролик и, смутившись, прикрыл руками зубы.
- Помощник Де – жестокий человек, - чуть подумав, добавила Сепия. – Наши девушки говорят, что он часто посещает проверки. Но никто не знает зачем.
- «Знают», - подумал Кролик, - «просто не хотят говорить».
- Кстати, - тихо добавила Сепия. – Гвоздь… Не прошел проверку.

Помощник Де сдержал слово. Жизнь Кролика резко превратилась в Ад.
Мастер Салат, ругаясь сквозь зубы, поставил его на постоянную погрузку контейнеров. Тяжелая работа, на которую ставили новичков, а потом бросали жребий, стала основной для Кролика. Двенадцать часов с перерывом на обед он таскал тяжелые контейнеры, грузил их в чрева транспортников, похожих на грустных железных птиц. И так без остановки.
- Прости, пацан, - виновато шмыгнул носом в конце смены Салат, когда Кролик обессиленно сполз по стене, услышав протяжный вой сирены. – Такой приказ.

На обеде тоже случались происшествия. Однажды Кролику поставили подножку, когда он шел от окна раздачи со своим обедом. Под громкий хохот он упал на пол, забрызгав себя с ног до головы горьким кофе и овсянкой. Пришлось довольствоваться подмоченным куском хлеба и вареной колбасой. Салат, мрачно на это посмотрев, положил перед мокрым Кроликом яблоко и еще один кусок хлеба. Помидор, хмыкнув, добавил кусок колбасы, которую вытащил из кармана. К колбасе прилипла табачная труха и нитки, однако Кролик был и за это безмерно благодарен.
В другой раз погрузчик, которым пользовался Кролик, заклинило и контейнеры пришлось грузить на корабли своими силами. Новенькие стонали, кому-то придавило ногу и раздробило кость, а мрачный Салат становился мрачнее с каждым воплем очередного несчастного.
- Уж не знаю, пацан, кому и чем ты насолил, но лучше извинись, - буркнул мастер, когда смена закончилась и Кролик поплелся к выходу на ужин.
- Извинения тут не помогут, - криво улыбнулся он, заставив Салата удивиться. – Нужно другое.
- И что же? – тупо спросил он. Кролик вздохнул и устало посмотрел на мастера.
- Моя жизнь.

*****
- Это неправильно, - возмутилась Сепия. Она и Кролик сидели в пустом цеху глубоко за полночь, как когда-то давно на приютской кухне.
- Он – помощник прима. Ему все дозволено, - пожал плечами Кролик. Он рассказал Сепии все, когда любопытная девушка поймала его возле спальни и утащила в цех, подальше от любопытных глаз. – Откуда ты узнала?
- Пенни, - коротко ответила Сепия. – Помощник Де часто вызывает её к себе. И однажды она услышала разговор, где помощник кричал, что «гребанный кролик» никак не сдастся.
- Гребаный кролик, - усмехнулся Кролик, но Сепия улыбку не поддержала.
- Может надо рассказать примам? Им наверняка это не понравится.
- Примы узнают, что у меня здоровое сердце и просто изымут его, - грустно улыбнулся Кролик. – Ты же сама понимаешь. Ты говорила, что помощник присутствует на каждой проверке. Он ищет себе органы.
- Думаешь, Гвоздь… - Кролик кивнул, не дав Сепии договорить. Девушка поморщилась и, охнув, прижала руку к груди. – Прости.
- Что случилось? – Кролик тут же вскочил на ноги и с тревогой посмотрел на Сепию.
- Сердце кольнуло. Бывает иногда, - бледная улыбка расцвела на лице девушки. – Не переживай.
- Давно ты проходила стандартную проверку? – строго спросил он. Сепия, поджав губы, кивнула. – Почему?
- Если узнают, то меня разберут, - тихо ответила она. – В последнее время даже приближенных к примам отправляют на разборку. Здоровых органов не хватает. Моя начальница говорит, что на складе пусто.
- Сердце? – снова спросил Кролик. Сепия кивнула. – Всем нужно сердце.
- Свое ты мне отдал в приюте, - улыбнулась девушка, беря Кролика за руку. Тот покраснел и уткнулся взглядом в пол. – Да, я знаю, что те стихи были твоими. Кто еще мог так трогательно признаться в любви?
- И не сказала, - с укоризной буркнул Кролик, однако улыбку сдержать не сумел. – И правильно. Кому нужен уродец, похожий на кролика.
- Ты не уродец, - мягко перебила его Сепия и снова взъерошила волосы. – Кто угодно, но только не ты.

*****
Через месяц помощник Де вызвал Кролика к себе. До этого Кролику не доводилось бывать в таких роскошных апартаментах: убранство комнаты поражало. Всюду золото, хрусталь, бутылки с вином и… две полуголые девушки, сидящие рядом с диваном. Кролик нахмурился и, подойдя ближе, замер.
- Сильное сердечко, - пропел помощник, смотря на Кролика. В черных глазках блеснула злоба. – А мое сердечко тает. Оплывает, как свеча, которая скоро погаснет. Но ты… ты, работаешь, как вол. Тяжелая работа тебя только закаляет. Даже дрянная еда неспособна тебя сломить. Да, я могу тебя отравить, но тогда в твоем сердце не будет нужды. Оно станет непригодным. Но даже самое сильное сердце можно сломить и подчинить, дитя.
- Господин? – помощник перебил Кролика взмахом тучной руки и шумно зевнул.
- Уважаемый прим Нецесарий, обследовав меня, сообщил грустные вести. Мое сердце старое и больное. Со дня на день оно остановится навсегда. Ужасная потеря для общества и для примы Сестерции особенно, - черные глазки снова злобно вспыхнули, а затем в них блеснула влага. – Я прошу тебя пожертвовать, дитя. И ты не познаешь боли разборки. Тебе дадут столько «сонной воды», что ты сладко уснешь.
- Нет, господин. Я дождусь… - на миг Кролику показалось, что помощник Де вскочит с дивана и заорет на него. Щеки приближенного к примам побледнели и затряслись, а левый глаз задергался.
- Дождешься моей смерти? – прошипел он и обессиленно откинулся на подушки, после чего щелкнул пальцами. – Ты меня вынудил, мальчик.

В комнату вошли два дюжих парня в черном, но Кролика они не интересовали. Они вели на поводке напуганную Сепию, которая была одета, как девушки возле дивана помощника Де. Сам помощник жадно облизнул губы и, когда Сепию подвели ближе, грубо схватил её за грудь.
- Даже сильное сердце сломается, если знать, куда давить, - елейно произнес он. Сепия застонала, когда пальцы помощника сжались. – Пожертвуй и твоя сладкая девочка вернется к своим обязанностям. Откажись и она последует за мной, когда мое сердце остановится. Выбирай.
- Кролик… - Сепия было закричала, но помощник резко дернул поводок, и она упала к его ногам.
- Я согласен, господин, - глухо ответил Кролик, с грустью смотря на Сепию. В руках помощника Де тотчас возникла бумага, но Кролик мотнул головой. – Без договоров. Отпустите её и мое сердце ваше.
- И чего же ты хочешь? – подозрительно спросил помощник. Он дал знак и Сепию освободили. Кролик обнял дрожащую девушку и посмотрел в сторону.
- Я уйду сам сегодня ночью. А мое тело доставят вам разборщики.
- Хочешь уйти, как свободный? Ха, идёт! – рассмеялся помощник. – Ты мог пожелать себе самую лучшую ночь в жизни, дитя. А выбрал это…
- Мой выбор, господин, - скупо поклонился Кролик и, придерживая Сепию, направился к выходу.  
- Где я найду свое сердце? – уточнил помощник. – Ты же понимаешь, что, если не получу его, сделке конец. Твоя девица последует за мной.
- Да, господин. Вы найдете его в погрузочном цеху. Возле подсобной комнаты. В полночь.

*****
Кролик сдержал обещание. Он уходил в родном погрузочном цеху. Неподалеку от подсобки, где мастер Салат и остальные хранили рабочие комбинезоны. Но он уходил не один. Рядом с ним, глотая слезы, на полу сидела Сепия. Она, с жалобной улыбкой, смотрела на Кролика, чьи глаза медленно угасали.
В цеху пахло маслом, топливом для транспортников, железом и слезами. Слезами Сепии, которые, сверкая, сбегали по щекам, пока она держала за руку Кролика. Его губы посинели, а грудь почти не вздымалась, но сознание пока было живо. Кролик дернулся, потом еще раз и, улыбнувшись, с трудом произнес:
- Мое сердце всегда будет твоим.
Сепия всхлипнула и ласково погладила его по щеке. Кролик облегченно вздохнул и закрыл глаза.

*****
Помощник Де не мог дождаться полуночи. Он мерил шагами свои апартаменты и не обращал внимания ни на голых девушек у дивана, ни на дорогое вино. Пока в дверь не постучали.
Помощник облачился в белый халат и с помощью рослого мужчины в черном проследовал в разборочную. Ехидно улыбнулся, увидев маленького бледного Кролика, лежащего на столе, а потом с надеждой посмотрел на статного крепкого мужчину, чьи глаза горели зеленым огнем. Прим.
- Мой господин Нецесарий. Все ли готово к процедуре замены? – елейно спросил помощник. Губы прима тронула еле заметная усмешка и он кивнул.
- Хорошо, что ваша хозяйка поручилась за вас, - лениво бросил прим. Де кивнул и, затрясшись, схватился за грудь. – Время неумолимо. Ваше сердце почти мертво.
- Вот новое, - хватая ртом воздух, ответил помощник Де. Прим кивнул и, подойдя к Кролику, осторожно надрезал ткань футболки, оголяя торс. Помощник не мог ничего видеть из-за широкой спины прима, однако он увидел, что прим замер на секунду, а потом издал переливчатый смешок. – В чем дело, господин? Неужели мы опоздали?
- Как сказать, помощник, - прим развернулся и отошел в сторону, снимая перчатки и бросая их в металлический бак под столом. Помощник, побелев, как творог, взглянул на голую грудь Кролика и испустил жуткий вой. Прим, стоя в стороне, улыбался, глядя на его завывания. А на груди Кролика виднелся еле заметный красноватый шрам.
- Гребанный Кролик! – просипел помощник Де, схватился за грудь и, закатив глаза, рухнул на пол. Почти мертвое сердце умерло окончательно.
- Этого в печь. Он прогнил насквозь, что и без сканера видно, - приказал прим растерянному слуге, ткнув ногой тело помощника Де. Затем склонился над Кроликом и хмыкнул. – А этот порадует моих братьев и сестер.

*****
- Разве нет другого выхода? – плача, спросила Сепия. Лежащий на операционном столе Кролик лишь грустно улыбнулся.
- Боюсь, что нет. Если не помощник Де, значит другие, - вздохнул он. – Результаты моего сканирования наверняка уже лежат на столах примов. Это лишь вопрос времени, когда они отправят меня на разборку.
- У нас мало времени, пацан, - предупредил мастер Салат. – Баран сильно рискует.
Баран – нелюдимый разборщик, которого Кролик видел неоднократно в цеху, уносящего прочь очередного беднягу, кивнул и взял в руки скальпель.
- Био-протез старый, но он будет работать до полуночи и пять минут после. Боли не будет, ты просто уснешь, - хрипло сказал он и покосился на Сепию. – А тебе первую неделю надо будет исключить тяжелую работу, чтобы сердце прижилось. Ложись на другой стол…
Сепия, вздохнув, снова всхлипнула и жалобно посмотрела на Кролика. Тот дождался, когда ему подадут чашу «сонной воды», опустошил её залпом и закрыл глаза.
- Крепись, девочка, - буркнул Салат. В уголках глаз старого мастера тоже блестела слеза, но он провел кулаком, и она исчезла.

*****
- Не было другого выхода, - тихо сказал Кролик, пока они шли к погрузочному цеху вместе с Сепией. Его шатало из стороны в сторону от «сонной воды» и, если бы Сепия не поддерживала, точно бы упал.
- Так странно, - ответила девушка, трогая грудь. Разрез почти перестал жечь. Баран оказался умелым трансплантологом, который однажды воспользовался шансом и перешел из погрузочного цеха в разборщики. Перешел, но старого друга Салата не забыл.
- Ты привыкнешь, - сказал Кролик и, усевшись на грязный пол, прислонился спиной к контейнеру. Он вздохнул и улыбнулся, а затем посмотрел на часы. Без пяти минут полночь.
- Ты отдал мне свое сердце, - глотая слезы, ответила Сепия. Кролик помотал головой и снова улыбнулся.
- Оно всегда было и будет твоим.