Война + Командир

Расчет 76-мм дивизионной пушки Ф-22-УСВ командира орудия 7-й батареи 669-го артиллерийского полка 228-й стрелковой дивизии 34-го стрелкового корпуса 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронта старшины Ивана Михайловича Назарова (1915 г.р., на переднем плане) на огневой позиции.

Место съемки: Днепропетровская область, Украинская ССР

• Время съемки: сентябрь 1943

• Автор: Ольга Ландер

На фото: ТЗК (труба зенитная командирская) на 1-м посту 8-й сторожевой заставы, гора Тотахан (отм.1641 м.) в 10 км южнее Баграма. Командир 2 мсв 6 мср л-т Карцев А.И. и снайпер рядовой Худойбердыев. Осень 1986 г.

После возвращения из Афганистана, я был направлен в служебную командировку в Польшу, в Высшую офицерскую школу механизированных войск имени Тадеуша Костюшко. Как говорится, для обмена боевым опытом.

У меня был, подготовленный еще в Союзе, план проведения занятий по разведпоготовке. Но одно из занятий было проведено мною не по плану. Я начал его с рассказа о своей учебе в военном училище и о нашем преподавателе высшей математики Балашове Василии Прокофьевиче. Василий Прокофьевич в годы Великой Отечественной войны командовал полковой разведротой. После войны он окончил педагогический институт. И всю свою жизнь посвятил обучению курсантов Московского Высшего общевойскового командного училища имени Верховного Совета РСФСР.

На втором курсе меня перевели в спортивный взвод. Весь четвертый семестр мы были освобождены от учебных занятий и усиленно готовились к Первенству Московского военного округа по многоборью взводов.

Весь этот семестр, по вечерам, в свое личное время, Василий Прокофьевич приходил к нам в казарму и занимался с нами высшей математикой. Мы пытались сопротивляться, ссылаясь на то, что нам нужно тренироваться. На что Василий Прокофьевич веско возражал, что по выпуску из училища мы станем офицерами, командирами подразделений, а не спортсменами. А чтобы стать хорошими командирами, нам нужно еще многому научиться и многое узнать.

- И разве современный командир может обойтись без знаний высшей математики? – Спрашивал он нас.

Что ему ответить, мы не знали. Мы же были всего лишь курсантами, а не офицерами. Он отвечал за нас сам.

- Нет. Не может!

Впервые о его словах я задумался довольно скоро. Уже через год после выпуска из училища, в сентябре 1986 года. Я тогда лежал в баграмском инфекционном госпитале с тифом. После того, как к нам в отделение привезли моего ротного с гепатитом, офицеров в нашей роте, которые могли бы командовать 8-й сторожевой заставой, не осталось. По просьбе ротного мне пришлось сбежать с госпиталя к себе на Тотахан (отм. 1641 м.).

С первого дня командования заставой я сильно переживал, что у меня во взводе нет ночных прицелов в рабочем состоянии (ночные прицелы на БМП и танке были не в счет, от них на горке толку было мало, а «работающих» батареек к ночным прицелам для стрелкового оружия и для переносной станции наземной разведки просто не было). И, я давал себе отчет, что к ночному бою моя застава была подготовлена довольно слабо. А то, что душманы, скорее всего, могут напасть на нее именно ночью, для меня секретом не было. Просто днем подобная попытка обошлась бы им слишком дорого.

Я пытался как-то решить этот вопрос. Ротный писал заявки и поднимал этот вопрос на совещаниях. Ему обещали решить этот вопрос, но, как известно, обещать и жениться - это две немного разные вещи. По своим каналам я периодически просил начальника связи батальона достать нужные мне батарейки. Но батареек к НСПУ и к переносной станции у него не было. Зато регулярно получал от него «на орехи» за то, что я разбирал югославские аккумуляторные батареи для переносной радиостанции Р-148, чтобы запитать ими ночные прицелы НСПУ (после подобных «усовершенствований» АКБ приходили в негодность, но зато благодаря им у меня были действующие ночные прицелы, которые позднее не раз выручали меня и моих разведчиков, когда мне пришлось командовать отдельными разведвзводами).

На случай ночного боя я держал в неприкосновенном запасе несколько осветительных мин к миномету и осветительные ракеты (50-мм реактивные осветительные патроны). Помня о своем детском увлечении архитектурой и старинными рыцарскими замками, в которых мне довелось побывать, немного усовершенствовал СПС-ы (стационарные пункты для стрельбы или стрелково-пулеметные сооружения) на заставе – заузил стрелковые бойницы так, чтобы у каждого стрелка основной сектор стрельбы был фиксированный (немного перекрывающий сектор стрельбы соседа слева, и в результате, создающий круговую оборону взвода). А запасной сектор стрельбы сделал более «свободным». Сверху перекрыл бойницы так, чтобы в верхнем крайнем положении стрелок мог вести огонь ночью по противнику не только в своем секторе стрельбы, но и на самой эффективной высоте относительно горного склона (обеспечивая тем самым необходимую для отражения нападения моджахедом плотность огня). В каждом СПС-е, в ящике из-под гранат хранился запас боеприпасов – две упаковки патронов по 120 шт., две гранаты Ф-1 (либо РГО) и две РГД-5 (либо РГН).

По принципу этих бойниц, в июне 1987 года на пакистанской границе в районе Алихейля сосновыми колышками я буду размечать сектора стрельбы для пулеметчиков, чтобы обеспечить ночью безопасный выход своей разведгруппы. Которую, по моим расчетам непременно должны были преследовать братья-моджахеды.

А пока, на наиболее опасных направлениях, установил сигнальные мины. Вскоре их, почти все, сорвали местные дикобразы. А вот пустые банки из-под консервов и тушенки, которыми мы позднее засыпали эти места, оказались на удивление эффективными. Даже проползти ночью без шума там стало невозможно. И несколько дикобразов, которые пытались скрытно подобраться к заставе вскоре стали приятным дополнением к нашему привычному рациону питания.

В общем, кое-что для ведения ночного боя я сделал. Но после тифа (точнее, во время болезни, из госпиталя я сбежал так и не долечившись) у меня был не только большой дефицит веса, но и практически полный упадок сил. Даже передвигаться по заставе у меня получалось тогда только с большим трудом. Что уж тут говорить о возможности управлять заставой в бою. В общем, командир из меня был тогда совсем никудышный. Но других командиров на заставе не было.

Пришлось выкручиваться. Благодаря помощи командира взвода из минометной батареи нашего батальона Олега Агамалова, я разобрался со стрельбой из миномета с закрытой огневой позиции по выносной точке прицеливания (в качестве выносной точки прицеливания использовался цинк из-под патронов с прорезью, в который при стрельбе ночью вставлялся фонарик). 82-мм. миномет «Поднос» стоял рядом с канцелярией командира роты (небольшая постройка из камней два на четыре метра, в которой обитал командир роты и я) и в горах был просто незаменим.

Из миномета (на основном заряде) я перекрыл скрытые подступы к заставе и непростреливаемые из стрелкового оружия, «мертвые» зоны (которые раньше были перекрыты только пустыми консервными банками).

Сделал «рабочую» карточку огня сторожевой заставы, на которой указал не только данные для стрельбы по ориентирам и возможным целям из миномета (заряд, прицел и угол на выносную точку прицеливания), но и данные для ночной стрельбы из танка Т-62 и трех своих БМП-2 (по азимутальным указателям; для более точной стрельбы танк и БМП использовали ночные прицелы). В ящики с дополнительным боекомплектом в СПСы, расположенные рядом со скрытыми подступами к заставе, добавил еще по парочке гранат Ф-1.

Теоретически «картинка» ночного боя начинала складываться. Но проблема, как всегда вылезла оттуда, откуда я меньше всего ожидал. Так как, на первый пост, где у нас была установлена труба зенитная командирская ТЗК-20 и откуда было лучше всего управлять боем, сил забраться у меня не было, то вся надежда была на часовых, стоявших на этом посту. На их грамотную и профессиональную работу по целеуказанию и корректировке огня. И тут возникла настоящая проблема. То, что не все бойцы в нашей многонациональной мотострелковой роте не слишком хорошо говорили по-русски, с этим мы как-то справлялись. То, что они не могли точно давать целеуказание, с этим мы тоже вскоре разобрались. Главная проблема заключалась в том, что ночью они не могли точно указать на место, откуда душманы запускали реактивные снаряды по нашей заставе или по баграмскому аэродрому. Или вели обстрел. От слова совсем! А могли только примерно, рукой указать общее направление.

- Откуда-то оттуда. Или оттуда?

Да, ночи у нас под Баграмом обычно стояли светлые. Такого количества звезд, как там, я не видел больше нигде (разве что позднее, когда работал в Индийском океане). В такие ночи наблюдатели и часовые могли довольно точно дать координаты целей. Но мне этого было мало. Я хотел, чтобы моя застава, при необходимости, могла вести бой не только днем или звездной ночью, но и кромешной тьме. И не просто вести бой, а воевать без потерь. И побеждать.

Решение нашлось совершенно неожиданно. Я вспомнил слова моей бабушки, которая выхаживала меня в детстве после серьезной травмы позвоночника. И которая не раз мне говорила, что не стоит жалеть о том, чего у тебя нет. А нужно развивать свои возможности, которые у тебя есть.

Поэтому я не стал жалеть о том, что аккумуляторных батарей на переносную станцию наземной разведки ПСНР-5 у меня больше не осталось. Что не было батареек на ночные прицелы НСПУ. Что вокруг заставы не стояло ни одной «Охоты» и не было даже самых простеньких сейсмодатчиков. Я просто внимательно посмотрел вокруг, на то, что у меня было. А была у меня труба зенитная командирская ТЗК-20. Разбираясь с ней, я обнаружил азимутальный целеуказатель! Это открытие стало ответом на мучивший меня вопрос по управлению огнем заставы не только днем, но и ночью. Ведь азимутальные указатели стояли на танке и на трех моих БМП (иногда на четырех, когда на заставе стояла БМП командира роты). Танк и БМП стояли в окопах. Другими словами, положение их было фиксированным. Это здорово облегчало стоящую передо мною задачу. Мне нужно было просто объединить все эти «инструменты», углы и угломеры в единую систему!

Дальше все было просто. Я немного усовершенствовал свою «рабочую» Карточку огня 8-й сторожевой заставы – свел воедино азимутальные углы ТЗК, танка, БМП и миномета. Чтобы не путаться с поправками для разных образцов оружия, за основу я взял «ноль» на азимутальном указателе танка – танк, стоящий в окопе, повернуть было проблематично. А вот переместить выносную точку прицеливания для миномета, под этот «ноль» - было не сложно. И, уж тем более, немного развернуть треногу ТЗК-20.

Теперь целеуказание часовой с первого поста вел не на ломанном русском языке, а на языке цифр – передавал данные с азимутального указателя на том же самом ломанном русском языке. Но это было гораздо проще (цифры на русском языке знали все), понятнее и значительно точнее. Не только днем, но что самое главное – и ночью! Часовой просто наводил ТЗК-20 на цель и передавал с поста цифры, которые видел на азимутальном целеуказателе. Просто несколько цифр, указывающих направление на цель!

А дальше, с их помощью, я определял координаты цели по своей Карточке огня (определить дальность до цели днем не представляло особого труда, а ночью её приходилось «угадывать», исходя из рельефа местности и предполагаемых действий братьев-моджахедов). Затем выбирал наиболее подходящий вид «оружия» и боеприпасов. И, в зависимости от этого, передавал исходные данные для стрельбы экипажу танка или наводчикам операторам БМП – с помощью радиостанции Р-148. А минометному расчету, чья позиция располагалась метрах в десяти от первого поста, голосом.

При необходимости, я мог запросить через батальон огневую поддержку дивизионной артиллерии и авиации. Но им координаты передавал уже традиционным способом – с указанием квадрата по своей рабочей карте-«сотке». Более точное указание координат цели, по «улитке», для них, как правило, не требовалось.

Прошло буквально несколько дней, и все мы почувствовали изменения. Обстрелы нашей заставы практически прекратились. Обстрелы баграмского аэродрома с нашей зоны ответственности стали очень большой редкостью. Местные душманы начали активно поддерживать политику национально примирения. Стремительно превращаясь из непримиримых врагов в добрых, мягких и пушистых дехкан. А все почему? Все потому, что на все их прежние, по сути, безнаказанные обстрелы, раньше застава могла работать только «по площадям» - не нанося серьезного урона противнику. Теперь же любая их попытка провести обстрел, получала жесткий, своевременный и довольно болезненный ответ.

И, самым главным результатом всех этих изменений стало то, что за все время моего командования заставой, среди моих подчиненных не было ни одного раненого, ни одного убитого.

Не было раненых и убитых и среди моих разведчиков, которыми я командовал позднее. За все двадцать шесть месяцев моей службы в Афганистане и за все последующие годы. И причиной тому, в первую очередь, была «высшая» математика, которой учил меня на втором курсе Московского высшего общевойскового командного училища имени Верховного Совета РСФСР бывший войсковой разведчик Василий Прокофьевич Балашов. Не устававший повторять, что побеждает на войне не тот, кто перевоюет противника, а тот, кто его передумает.

- Так что думайте, панове! Думайте и еще раз думайте! Как говорят у нас в России, «голь на выдумку хитра» - а потому используйте для выполнения поставленных боевых задач и сохранения жизней своих подчиненных все, что вас окружает. Все, что есть у вас под руками и под ногами. И помните, вашей стране, как и любой другой, нужна сильная армия. Но для сильной армии нужны мудрые военачальники, которые смогут победить врага, не сделав ни одного выстрела. А значит, и, не потеряв ни одного своего солдата – чьего-то сына, брата или будущего отца.

Александр Карцев, http://kartsev.eu

(Отрывок из моего романа «Польская командировка» (продолжение романа «Шелковый путь (записки военного разведчика)». В издательстве ВЕЧЕ роман вышел под названием «Охота за предателем»).

На фото: заместитель командира 6 мср 180 мсп ст. л-т Олег Артюхов,  командир взвода  минометной батареи 2 мсб ст. л-т Олег Агамалов ( оба в бронежилетах 6Б3ТМ-01) и  командир 2 мсв 6 мср л-т Александр Карцев (без бронежилета)  на  горе Тотахан (отм. 1641 м.) в 10 км. южнее Баграма. Осень 1986 г.

В конце марта 1987 года меня вызвали с заставы в Баграм на партийный актив дивизии. Я должен был выступить с докладом о разработанной мною системе управления огнем нашей сторожевой заставы, благодаря которой мы добились прекращения обстрела душманами штаба дивизии из нашей зоны ответственности и отсутствия потерь среди личного состава нашей роты (Высшая математика командира сторожевой заставы).

На партактиве командующий армией генерал-лейтенант Дубынин Виктор Петрович представил нам своего заменщика. На сцену поднялся генерал-лейтенант Громов Борис Всеволодович. Он сразу же извинился за то, что обращается к собравшимся не как к подчиненным, а как к коммунистам.

- Я давно не был в Афганистане. Что бросилось в глаза по приезду, так это слишком большая боевая нагрузка, которую приходится носить на себе солдатам в ходе боевых действий. Бронежилеты, оружие, боеприпасы, продовольствие. Выходит более сорока килограмм. Совершенно нереальная нагрузка. Она лишает бойцов не только маневренности, но и элементарной возможности двигаться. Я хотел бы выслушать ваши предложения по её снижению хотя бы на пять-десять килограммов. Сейчас у трибуны будет установлен ящик, в котором по окончании партактива в письменном виде можно будет оставить свои предложения по данному вопросу.

В глубине зала поднялся один из офицеров в пыльной штормовке. Я его хорошо знаю - это майор из нашего дивизионного инженерно-саперного батальона, группу спецминирования которого мне с моими разведчиками пришлось несколько раз сопровождать на новые заставы, выставленные к северу от Баграма пару месяцев назад. Похоже, он только что с боевых - усталый, небритый? В выражениях особо не церемонится.

- Товарищ генерал, да зачем нам этот ящик?! Давайте в рейдовых подразделениях заменим наши ватные спальники на трофейные китайские из лебяжьего пуха. И вместо наших бронежилетов с пластинами из сплава титана, наденем на наших бойцов кевларовые бронежилеты. Не на всех! Хотя бы на тех, кто ходит в рейды. Я слышал, что уже есть такие бронежилеты. Весят они намного меньше, чем наши! Килограммов десять, как минимум, сбросим только на этом!

В ответ Громов как-то неожиданно теряет весь свой лоск. Слова о том, что эти вопросы лежат вне его компетенции, звучат как-то неубедительно. В зале раздается гул недовольства. И новый командующий тут же переводит разговор в другое русло…

Да, вопрос о слишком большой боевой нагрузке, поднятый командармом, был действительно актуален. Два с лишним месяца мне пришлось командовать отдельным разведвзводом второго мотострелкового батальона 180-го мотострелкового полка. И то, что носит на себе разведчик в рейде, мне пришлось испытать на собственной шкуре. Так что слова нового командарма заставили меня серьезно задуматься.

Как уменьшить эту нагрузку мне было неведомо (Прим. 1). И совсем другой вопрос не давал мне покоя. Во время недавних боевых на одной из горок я, совершенно случайно, наткнулся парочку пластин от бронежилета. Смутные сомнения посетили меня тогда. Вернувшись в расположение батальона я, на всякий случай, проверил бронежилеты всех своих разведчиков. Пытаясь найти того, что «потерял» эти пластины. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что пластин не хватает практически во всех бронежилетах!

Чтобы хоть немного снизить боевую нагрузку, разведчики доставали из бронежилетов третью часть пластин спереди и практически все – сзади. Разумеется, такой бронежилет уже мало от чего мог защитить их в бою. Зато на любом строевом смотре или в рейде все отцы-командиры видели, что бойцы в бронежилетах и не задавали глупых вопросов. А вот, насколько эти бронежилеты были «работоспособны» мало кого интересовало. Для старших командиров главное, чтобы бронежилеты были на бойцах!

Для меня же главным было, чтобы все мои бойцы вернулись домой живыми. Так что содержимое бронежилетов было для меня более чем важно. Но как заставить своих бойцов носить все пластины, я не знал. Им и так приходилось нести на себе столько, что даже лошади Пржевальского было не силам. Требовать от них большего я не мог. Перед каждым выходом на боевые проверять наличие пластин в бронежилетах? Так они их на боевых повыбрасывают. Криком и приказами тут ничего не добьешься.

В общем, нужно было что-то придумать. Чтобы мои бойцы не только сами носили полностью укомплектованные бронежилеты, но еще и собирали пластины, которые будут выбрасывать другие. Согласен, идея со сбором титановых пластин – явно была перебором в моих планах. Достаточно было, чтобы мои бойцы просто носили полностью укомплектованные бронежилеты. Но я привык ставить перед собой совершенно невыполнимые задачи. Решать простые задачи мне было неинтересно.

Не секрет, что самые эффективные способы решения различных задач обычно лежат «на поверхности», у всех на виду – в наших народных сказках, в мультфильмах, в детских фильмах – в них ненавязчиво и очень доходчиво наши родители и наши старшие товарищи передают нам свой жизненный и боевой опыт. И поэтому, ломая голову над этой проблемой, я невольно напевал про себя песенку разбойников из кинофильма «Айболит-66».

Ходы кривые роет

Подземный умный крот.

Нормальные герои

Всегда идут в обход…

Не знаю, почему, но мне невольно вспомнилось, как перед отправкой в Афганистан мой наставник Сан Саныч Щелоков обучал меня некоторым забавным приемам, которые, по его мнению, могли мне пригодиться в дальнейшем - не в рукопашном бою, а в обычной жизни разведчика, мотающегося по свету в поисках приключений на одно место. Помнится, тогда я был поражён, насколько хорошо Сан Саныч знает анатомию и физиологию человека, как опасны могут быть приемы рукопашного боя, основанные не только на знаниях гуру рукопашного боя, но и на рекомендациях научных кафедр различных физкультурных, медицинских и прочих институтов.

Каждый из нас знает, насколько грозным оружием может быть обычная керамическая тарелка для вторых блюд, если бросить её правильно – тогда будет не важно, какой частью «ребра» она попадет в противника и куда. Но не многие задумываются о том, что оружием может быть практически любой предмет. Но чтобы этот предмет стал эффективным оружием, с ним нужно хорошенько поработать и хорошенько потренироваться.

Вот и вывешивал я в дверном проеме на высоте примерно метр семьдесят сложенные вчетверо (и более) газетные листы. Учился попадать в них монетками, ключами, камушками и т.д. А затем пробивать их этими предметами. Как же давно все это было! Еще в прошлой жизни.

Но теперь, стоило мне только достать из бронежилета 6Б3ТМ металлическую пластину, как решение задачи пришло самом собой. Размер пластины был примерно десять на двенадцать сантиметров, толщина шесть с половиной миллиметров. У неё был довольно приличный вес, чтобы понять, что лист газеты едва ли подойдет в качестве мишени для метания этой пластины. А вот крышка от ящика из-под танковых снарядов – вполне сгодится.

И вернувшись на заставу, уже на следующий день я приступил к тренировкам. Устанавливал рядом с первым постом крышку от ящика из-под танковых снарядов. И метров с трех бросал пластины от бронежилета по этой импровизированной мишени. Отрабатывал технику метания пластин, бросая их от пояса, работал на точность. Позднее начал тренировать этому своих бойцов.

Особого смысла в этих тренировках, разумеется, не было. Моя застава располагалась на горке. Едва бы эти пластины так уж сильно помогли бы моим бойцам в отражении нападения душманов. Стрелковое оружие, гранаты Ф-1 и миномет «Поднос» были здесь гораздо эффективнее.

В том, что моим бойцам в ближайшее время придется ходить в рейды, и они начнут выбрасывать пластины из своих бронежилетов, я тоже сильно сомневался. Хотя совсем недавно, до того, как «сесть» на заставы, наш батальон был рейдовым. Но на войне бывает всякое. Я знал, что хорошие знания и навыки никогда не бываю лишними. И когда-нибудь могут им пригодиться. А кому-то, возможно, сохранят и жизнь.

С другой стороны, после ежедневных рутинных и тяжелых работ по совершенствованию инженерного оборудования нашей сторожевой заставы, для моих бойцов подобные тренировки были небольшим, но развлечением. Хоть немного скрашивающим их нелегкие солдатские будни. А это тоже было не мало.

И еще одна мысль сидела занозой в моем мозгу – я должен научить своих бойцов, чтобы они умели использовать всё, что есть у них под руками и ногами, все свои навыки и умения, не только для того, чтобы успешно выполнять поставленные боевые задачи, но и обязательно вернуться домой живыми. Был у меня такой «пунктик» в память о моих, погибших в годы Великой Отечественной войны, дедах.

Через полтора месяца после этого партактива меня назначили исполнять обязанности начальника разведки (командира отдельного разведвзвода) 1-го мотострелкового (рейдового) батальона, вместо тяжелораненого Жени Шапко (Прим. 2). В боевых действиях под Чарикаром разведвзвод попал в засаду. Во взводе было четверо погибших, командир разведвзвода тяжело ранен. В строю осталось три разведчика. Остальные - раненые и тяжелораненые. Пришлось мне набирать практически новый разведвзвод. Обстановка была тяжелая. До очередных боевых действий оставались считанные дни (вскоре мы уходили под Алихейль). И нужно было не только набрать взвод, но и провести занятия по боевому слаживанию. Чему-то научить ребят. Тут было не до пластин от бронежилета.

Попутно я разбирался с боевой техникой взвода, с вооружением и имуществом. С Женей Шапко мы были знакомы еще с батальона резерва офицерского состава, в котором почти целый год готовились к Афганистану. В Афганистане я принял его сторожевую заставу на горе Тотахан под Баграмом. Потом вместе со своими бойцами строил на заставе баню и столовую, которую начинал строить еще Женя. А сейчас мне пришлось принимать и его разведвзвод.

Потери среди бойцов обычно автоматически означали потерю их имущества и снаряжения (оружие старались выносить). К моему удивлению каптерка разведвзвода была забита ими под завязку. И была похожа на настоящий Остров сокровищ.

На мой вопрос «откуда всё это богатство», сержант Валера Тарыгин лишь улыбнулся.

- Мы же обычно первыми на задачи выходим, а уходим последними. Вот и подбираем, что пехота побросала.

- Да, хозяйственный мужик наш Женька, - подумал я с теплотой. - Правильно учит своих бойцов! Нечего разбрасываться казенным имуществом.

А еще подумал о том, что, как только появится свободное время, обязательно научу своих разведчиков всему тому, что знаю сам. Поделюсь с ними своим открытием насчет пластин от бронежилета. Покажу, насколько смертоносным оружием они могут быть. И тогда ребята не только перестанут их выбрасывать из своих бронежилетов. Но и будут подбирать, где только увидят.

Тогда я думал, что эти пластины будут небольшим подарком от меня и от всех ребят из разведвзвода нашему Жене Шапко, когда он вернется из госпиталя.

Александр Карцев, http://kartsev.eu

(отрывок из моего сборника рассказов "Уроки Афганской войны")

P.S. Прим. 1. Во время боевых действий разведчик, вооруженный автоматом, кроме АК-74 нёс с собой два «бк» (боевых комплекта) к автомату (почти 10 килограммов), четыре гранаты (две РГД-5 и две Ф-1 или две РГН и две РГО – итого, примерно 2 кг., как истинный фанат военного троеборья, я носил с собой еще парочку «дополнительных» Ф-1), сухой паек, две полуторалитровые фляги воды, спальник, плащ-палатку, каску, штык-нож, бронежилет (от 8 до 12 кг.). Так же разведчики несли с собой: подствольники (ГП-25), 10 и более выстрелов к нему (ВОГ-25), радиостанцию, ночные прицелы, ПБСы (прибор бесшумной стрельбы), мины (МОН-50 или ОЗМ-72), пулеметчики ПК – запасной ствол к пулемету. В горах каждый разведчик, в качестве «дополнительного питания», нёс еще одну-две мины к «Подносу» (82-мм. миномет).

Начальник разведки (командир отдельного разведвзвода) 1 мотострелкового (рейдового) батальона 180 мсп старший лейтенант Николай Николаевич Чиж и его заменщик лейтенант Евгений Валентинович Шапко (стоит за карабином). Фото моего друга и однополчанина Николая Прокудина (Ревякина).

Прим. 2. 12 мая 1987 года в боевых действиях под Чарикаром при выходе на задачу разведвзвод 1 мсб 180 мсп попал в засаду. Во взводе было четверо убитых: командир разведотделения Курочкин Владимир Александрович из Рязанской области, наводчик-оператор Сасин Василий Михайлович из Закарпатья, пулеметчик Голдыщук Иван Иванович из Ивано-Франковской области и разведчик Азизов Хусен Ятимович из Таджикистана. Командир разведвзвода лейтенант Евгений Валентинович Шапко был тяжело ранен. Почти через три месяца, 6 августа 1987 года, Женя Шапко скончался в госпитале, так и не приходя в сознание.