А спонсором части изображений к этому посту стала нейросеть Midjourney
Христианство и Империя
Для того, чтобы понять роль христианской церкви в жизни Восточной Римской империи, часто называемой Византией, необходимо понять причины принятия Римом христианства. Они прозаичны, но, тем не менее, не всем очевидны: ещё в ходе кризиса 3 века, выраженного в постоянных внутренних мятежах и переворотах, и приведшего к сильному ослаблению империи в экономическом и военном плане, перед императорами встал вопрос необходимости нового идеологического стержня. Он должен быть способным объединить население расползающейся по швам империи [7]. И Константин в качестве такого стержня избрал христианство, уже имевшее значительную популярность в империи [2, с.198-200]. Христианская церковь, благодаря своей развитой структуре и готовности к сотрудничеству с государством, оказалась способной закрыть все потребности оного в единой идеологии [6, с. 32-33].
Империя и христианская церковь оказались созданы друг для друга. Уйдёт несколько десятков лет на то, чтобы крепко встроить христианство в структуру государства, но оно будет стоить того. Церковь легитимизировала императорскую власть, через помазание императора, тем самым он становился избранником Бога [3, с. 388], что ставило его выше всех прочих жителей империи. Церковь в проповедях настаивала на подчинении христиан мирской власти и на избранном статусе императоров, а также транслировала различные идеологические установки, тем самым обеспечивая беспрецедентный охват государственной пропаганде. Также церковь взяла на себя и социальные функции: обеспечение нуждающихся питанием, жильем, работой и медициной [2, с.393-394]. Также церковники участвовали в управлении христианскими общинами, помогая императорским чиновникам. А так как присутствие церкви в жизни простого жителя империи было постоянным, то влияние её, а значит и проникновение в общество транслируемых ею идеологем было огромно, что и было нужно империи.
Императоры в обмен на всё это обеспечивали безопасность и процветание церкви и её прихожан [6, с. 34]. Таким образом и церковь, и империя взаимно дополняли друг друга. Такая симфония государства и церкви ещё более подчёркивалась тем, что именно епископ (патриарх) Константинополя уже с середины 5 века возлагал корону на голову императора, а император выбирал патриарха - без духовной власти нет мирской, но и без мирской нет духовной.
Церемония коронации
Для римских императоров церковь была неотъемлемой частью единого государства, одной из опор, а потому любые расколы церкви воспринимались как серьёзный вызов единству империи. А христианство в ту эпоху полнилось раздорами [3, с. 380], которые грозили расколоть его. Из-за этого императорам приходилось брать на себя роль модераторов в этих спорах, выступая вначале как формальные главы всех имперских культов, а позже как традиционно признаваемые церковью авторитеты. Разделение зон ответственности между церковью и императорами нигде не было прописано: обычно императоры не вмешивались в дела церкви, ибо Кесарю - кесарево, а Богу - Богово. Но иногда градус страстей был таким лютым, что императоры пытались путем созыва Соборов угомонить уже наконец священников, чьи срачи могли ввергнуть страну в пучину хаоса. В то же время некоторые императоры шли дальше и начинали сами вмешиваться без спросу в дела церковные, считая себя “светскими епископами” [2 с.397]. Деятельность таких императоров чаще всего приводила лишь к усугублению внутрицерковных распрей. Поэтому магистральной линией отношений между властью и церковью было вмешательство императоров только в случае потенциально опасного развития для государства церковных споров и поддержка доминирующей в данный конкретный момент доктрины.
К сожалению для императоров, ни один Собор так и не мог устранить все противоречия, а наоборот, приводил доктринальный спор к уже вполне реальному расколу. Потому для обеспечения стабильности империи и церкви, уже с правления императора Феодосия, все, кто не принял решения Соборов, объявлялись еретиками [5, c.151]. Но это вовсе не значило, что еретиков тут же начнут физически уничтожать. Отнюдь. Если проследить за политикой римских императоров до 8 века (о причине именно такой отсечки чуть позже), то можно обнаружить, что даже после признания какой-то секты еретической, власти империи не оставляли попыток договориться. Это было связано в первую очередь с самими постулатами христианской веры: ибо в послании апостола Павла к Титу сказано: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден» [8, с. 7].
Так очень показателен случай арианства - оно дважды(!) на первом (325 г) и втором (381 г) Вселенских соборах признавались ересью, но в промежутке между двумя этими соборами оно… было формально официальной религией империи, так как арианами были едва ли не все императоры. После повторного признания арианства ересью власти запретили арианам занимать епископские кафедры, иметь собственные церкви и распространять свою веру - т.е. был запрет на создание параллельных церковных (а значит и государственных) структур. В первую очередь репрессии обрушились не на простых верующих, а на церковнослужителей-еретиков, что логично - уменьши их влияние на умы людей, и ересь сама по себе ослабеет. Также нередко власти могли изгонять общины, если они упорствовали в своей вере и отказывались принять священников-ортодоксов. Но даже в этом случае до физических чисток не доходило, а изгнанные обычно оседали на периферии империи.
Ещё более показательна история борьбы с монофизитской ересью. Начало этой истории очень похоже на арианство. После возникновения течения началась борьба его сторонников за признание истинной именно их трактовки. Тогда были собраны сначала поместный собор в Константинополе (448 г.), а потом Халкидонский собор (451 г.), где компромисса достичь не удалось. Спустя 30 лет император Зенон вновь попытается примирить монофизитов и ортодоксов с помощью компромиссного канона изложенного в “Энотиконе”. Но этот шаг вызвал раскол уже среди самих ортодоксов, и Папа Римский выступил резко против такого шага, из-за чего ситуация в церковной жизни становится ещё более запутанной, а сторонники энотикона объявляются их противниками-еретиками, при этом энотикон так и не решил проблему монофизитов.
В 519 году под давлением папства энотикон будет отменён, а монофизиты снова признаны еретиками, но к этому моменту они будут иметь большинство на епископских кафедрах в Сирии и Египте. Компромисс был невозможен, так как монофизиты чувствовали силу, а потому вскоре начались репрессии: смещения с кафедр, изгнание из монастырей, лишение привилегий, но, опять же, без чисточек [4, с. 127]. Позже также предпринимались попытки давления, но опять же без насилия [5, с.302].
Следующим заходом на решение проблемы станет попытка императора Ираклия в первой трети 7 века возродить в новом виде энотикон, теперь в виде доктрины моноэнергизма, и достигнуть компромисса. Эта попытка будет лишь чуть более удачной - она позволит переманить на свою сторону немало монофизитов, но опять вызовет раскол среди ортодоксов и отлучение Ираклия и сторонников моноэнергизма Папой Римским. А меньше чем через 10 лет произойдет и крах любых попыток примирения с монофизитами в виду потери империей Сирии, Египта и Африки.
Т.е. что мы получаем? А то, что не было тут ни коварства, ни мракобесия, ни слепой недальновидности в части религиозной политики, а очень конкретный расчёт: ein volk, ein reich, ein Gott. Императоры в попытках сохранить единство имперской церкви далеко не сразу прибегали к репрессиям, и сами репрессии носили довольно умеренный характер - никто массовых чисток еретиков не проводил, на кострах не сжигал, касались они в основном церковников, да и то - тем сохраняли жизнь. И всё это время императоры пытались достигнуть компромисса - т.е. репрессии были не только частью укрепления единства церкви, но и кнутом для еретиков, которым императоры предлагали и пряник в виде компромисса. Таким образом империи удавалось достаточно долго избегать худшего - религиозной войны. Но она-то как раз и была впереди, но вовсе не из-за репрессий.
Иконоборческое мракобесие
Начало 7 века для империи было крайне неудачным. Сначала 20-летняя затяжная война с персами, в которой обе империи дошли до крайней степени истощения. Но таки Рим победил и, как тогда казалось, поставил наконец точку в 600-летней истории противостояния держав. Война, начатая по инициативе персов, стоила им империи, но Империя востока чувствовала себя не лучше, и многие её территории пребывали в запустении [3, с. 245-247]. Именно столь плачевное состояние и едва не привело империю к Краху во время натиска мусульман [3, с. 267].
Восточная римская империя за следующие десятилетия ужмётся до территории Малой Азии, кусочка Балкан, большая часть которых будет отжата болгарами, и итальянских экзархатов. На глазах жителей империи случился настоящий апокалипсис и зелёное знамя Пророка, которое жители Константинополя могли лицезреть со своих стен, было признаком начала нового мира (многие историки проводят границу между Восточной римской империей и Византией именно по вторжению мусульман).
Византия после арабских завоеваний
Сбросив с себя бремя монофизитских и донатистских провинций, имперская церковь стала снова едина, но это создавало новые проблемы уже для императоров - слишком уж могущественной в экономическом и политическом плане становится эта организация. А потому начнутся поиски способа унять церковь, и им станет иконоборчество.
Вообще вопрос об иконопочитании был едва ли не ровесник самой церкви - в Ветхом завете ясно сказано, что нельзя создавать себе кумиров, а поклонение образам святых или Христа - это самое натуральное идолопоклонство. К 7 веку, на фоне трагических событий для империи, поклонение некоторым иконам действительно доходило до столь экзальтированных форм, что ряд церковников начинали выступать против самой идеи иконопочитания. В то же время, когда одни ударялись в истовое почитание икон, другие искали причины обрушившихся на империю несчастий в религиозных догмах, так как было ясно, что Бог послал наказание за неправильное следование его вере.
И тут, естественно, бросалось в глаза, что мусульмане отрицают иконы и именно им Бог даровал победу. Всё это вместе взятое привело к росту популярности иконоборческого движения, которым и воспользовался император Лев III [4, с. 162-163], имевший и ещё один мотив - иконоборчество позволяло сблизить позиции мусульман, ортодоксов и монофизитов, в расчёте на дальнейшее возвращение имперских территорий и быструю интеграцию населения в лоно церкви. В 725 году император начнёт проповедовать ложность почитания икон (что вообще-то нонсенс, так как император не священник чтобы читать проповеди), а в 726 г. перейдет уже к действиям, начав силой крушить иконы в столице.
Щас всех иконопочитателей победим и заживём
Эти действия вызвали бурю возмущения в народе - выглядело всё так, что император впал в ересь и хотел утянуть за собой всю империю. Были возмущены многие клирики, Папа Римский объявил, что иконоборчество суть ересь, а по всей империи прокатились мятежи, жёстко подавляемые властью. То, чего императоры всячески избегали - религиозной войны - теперь произошло на территории Византии, и вина в этом на 146% была - императора Льва. Именно иконоборческий раскол привёл к отложению Равеннского экзархата, именно он привёл к постоянным мятежам в армии и провинциях. В то же время сами иконоборцы развернут массовый террор, расправляясь со своими оппонентами физически [4, с. 166]. Именно в этот период будут совершены все самые значительные чистки еретиков, при том, что для значительной части христианского мира и населения самой империи, иконоборцы сами были худшей породой еретиков.
Империя на 150 лет погрузилась в тяжелейшую религиозную войну, очень похожую по своей сути на Реформацию в средневековой Европе - там тоже тесно переплетались религиозные и политические мотивы. Например, иконоборцы тоже боролись с монастырями: во-первых, по причине их богатства, но не из-за коррупции, а из-за обилия пожертвований - на фоне творящегося вокруг полярного пушного зверька многие уходили в монастырь, иногда целыми семьями, отдавая им своё имущество в дар. Во-вторых, обилие монахов заставило преемника Льва Константина V особенно усиленно бороться с монастырями, так как по стране в это время прокатилась чума и надо было срочно восстанавливать численность населения, а не молиться, поститься и слушать радио Радонеж [4, с. 166].
Также императоры-иконоборцы, начиная с Льва III, требовали считать себя главой имперской церкви. Этим полностью менялась вся парадигма отношений с церковью, где власть мирская и церковная дополняли друг друга - теперь император определял канон церкви, он был связующим звеном с богом, а все остальные - его паствой. Такое совмещение мирской и церковной власти по логике императоров должно было укрепить светскую власть, обеспечив полный контроль над церковью. Но вместо этого иконоборцы получили тяжелейшую внутреннюю смуту, причём самолично же развязав единственную в истории Византии религиозную войну. Во всех остальных конфликтах религиозный фактор никогда не будет для Византии на первом месте, но не в период иконоборчества.
При всём при этом, что самое печальное, императоры этого периода были крайне талантливыми полководцами, сумевшими не только подавить все внутренние выступления, но и отвоевать многие земли империи и укрепить её позиции. К сожалению и для них, и для империи, вся деятельность иконоборцев носила скорее разрушительный характер - империя была расколота и, вместо того, чтобы бороться за возвращение своих позиций, пожирала сама себя во внутренней борьбе. Преодолеть иконоборческое мракобесие удалось лишь к середине 9 века, восстановив наконец апостолическое единство церкви и внутренний порядок в империи.
Своеобразным афтершоком иконоборчества стало уничтожение павликиан в Армении. Эта ересь использовалась иконоборцами для борьбы с иконопочитателями, но в определённый момент вышла из под контроля: павликиане стали бесконтрольно нападать как на “еретиков”, так и на самих иконоборцев. А потом и вовсе организовали своё государство на границе с Византией. Туда стекались многие павликиане, ведя бандитский образ жизни, нападая на население соседних византийских земель для угона в рабство (вот такие вот пацифисты), из-за чего имперские войска и взялись за решение проблемы. Длительная война с павликианами и желание отомстить им за их преступления периода иконоборчества привели к достаточно жесткому наказанию еретиков: разные источники дают цифры от 100 до 400 тысяч погибших. Но есть мнение, что на самом деле казнили лишь ересиархов и наиболее закоренелых еретиков, а остальных переселили во Фракию [8, с.7].
Оранжевым выделены территории преобладания павликиан
Более в истории Византии крупных чисток еретиков не было, иконоборчество стало в этом плане длительным и очень тяжелым отклонением. Но были у иконоборчества и другие, более серьезные последствия - церковный раскол.
Раскол
За время иконоборчества ситуация в христианском мире резко переменилась. Если до этого Папство, хоть и претендовавшее на первенство в христианском мире по вполне объективным причинам [3, с. 377-380], признавало силу константинопольских императоров, то теперь уже нет. Папы Римские имели теперь не только моральный авторитет защитников православной веры, так как без их твёрдой позиции с их точки зрения иконоборчество могло и не быть побеждено, но и реальную поддержку в лице франков, которым те даровали свою империю. Больше император Востока не мог рассчитывать говорить с Папством в покровительственном тоне. Империя не могла тягаться в проецировании силы в Италии с франками, а потому вынуждена была смириться с изменением баланса сил. Но претензии Пап на главенство в христианской церкви императоры принять не могли.
Причина этого была прозаичной - в византийской симфонии церкви и государства нормальная работа двух частей целого была возможна только при сохранении светской властью контроля за властью духовной через назначение Константинопольского патриарха. Подчинение же церкви Риму в перспективе могло привести к полной потере самостоятельности византийской части церкви и возможности маневра императоров в делах духовных. Поэтому отдавать власть над имперской церковью внешнему игроку никто не собирался.
Охлаждение отношений между восточной и западной церковью было уже очевидно. Усиливалось оно и обозначившимися за время иконоборчества отличиями в доктринах, в том числе, ставшем позже камнем преткновения вопросе филиокве [5, с. 428-429]. Фактически, на западе и востоке уже в 10 веке церкви имели значительные отличия в обрядах и доктринах, которые на тот момент, на фоне прочих ересей, не казались существенными. Да и политические амбиции Папства пока не играли сильной роли из-за ослабления самого института в период “порнократии”. Проблемы начались ровно в тот момент, когда на западе стартовала клюнийская реформа, ставившая целью преодолеть пороки Римской церкви. Монахи-клюнийцы ревностно относились к цели обновления церкви и играли значительную роль в Папстве. Одним из направлений реформ была унификация обрядов и клюнийцы потребовали от греческих приходов в Италии перейти на западный канон.
Это действие вызвало конфликт с Константинополем, так как если бы на Востоке прогнулись под требования Папства, то следующим шагом могло быть уже прямое подчинение церкви Риму. Тогда начался привычный процесс переговоров, обсуждений и организации Собора, но не свезло - посланная на примирительный собор в 1054 году делегация, вместо попыток договориться, объявила об отлучении патриарха Константинополя за ересь! Именно это событие обычно и называют, как дату раскола. Но в реальности в тот момент церкви ещё были едины, хоть и в них существовал разлад. Общение и попытки поиска компромисса продолжились, но всё сильнее тонули в богословских спорах, что было в принципе выгодно императорам - тут или ишак сдохнет, или падишах: каждая смена Папы Римского открывала возможности для достижения компромисса.
Проблема заключалась в том, что время компромиссов уходило. Папство в конце 11 века уже прочно встало на позиции примата церковной власти над мирской, что очень ярко выразилось в “хождении в Каноссу” императором СРИ Генрихом IV. Папство всерьёз рассматривало свои претензии, ставя после 1054 года в качестве условия прекращения раскола - признание главенства Рима. Но Константинополь, по уже описанным выше причинам, даже находясь в слабой позиции из-за начала натиска турок, не мог принять этого. А потому раскол ширился и рос, подпитываемый, кроме того, и на западе, и на востоке всё большим взаимным недоверием.
При этом, кроме церковного раскола в византийском обществе начали усиливаться антилатинские настроения, где под латинянами понимали всех западников, объединяя их по признаку следования латинскому обряду [9, с. 88-89]. Эти настроения возникли не столько из-за церковного раскола или врождённой римской ксенофобии, а во многом из-за действий самих латинян. Византийские императоры после иконоборчества стали привлекать для активизации торговли и пополнения бюджета итальянцев. Генуэзцы и венецианцы с радостью готовы были торговать с Византией, уплачивая немалые налоги, но взамен требовали себе привилегий, которые Константинополь давал, ибо деньги были нужнее.
Проблема заключалась в том, что торговцы с запада оказывались в более выгодном положении, нежели византийские, а потому могли вести агрессивную торговую политику. Это вызывало озлобление широких слоёв ромеев, которые небезосновательно винили латинян в попытках нажиться и содрать с них три шкуры. Особенно негодовали жители Константинополя, которых оттесняли от международной торговли и ремесла. А начавшиеся вскоре конфликты с крестоносцами лишь углубили уже и так существенную пропасть [11]. Тем не менее, окончательный раскол между западом и востоком произойдёт только в 1204 году при очень драматичных обстоятельствах, о чём будет рассказано в отдельном посте.
Комниновский расцвет
Ок, а что там с зашоренностью и мракобесием? Да ничего. А всё потому, что в отличие от запада, где многие труды античности стали доступны только благодаря их “переоткрытию” арабами, в Империи Востока наследие античности сохранялось и было как бы само собой разумеющимся. Ромеи, несмотря на переход на греческий язык, сохранили огромный пласт литературы, недоступный в тот момент Западу. Если труды Платона попали на Запад только в 12 веке, то здесь их не забывали вообще никогда. Но особенностью восприятия ромеями наследия прошлого была его секулярность: труды философов прошлого изучались в рамках классического образования, сохранившегося с античности, почти не смешивая древнюю философию и христианскую теологию.
В Константинополе уже в 9 веке был открыт полностью секулярный университет, где обучали по, ставшей позже в Европе классической, системе тривиум квадривиум. Студенты могли свободно изучать труды прошлого и обсуждать их, но не развивать, так как эти знания есть наследие ромеев. Такое отношение может показаться странным, если не учитывать того момента, что философия и религия действуют в одном поле - это попытка описания действительности. Христианство уже описывало окружающий мир, в чём верующие не должны были сомневаться, а значит труды философов прошлого были интересными, но заблуждениями.
Дворец Магнавра, где располагался университет
Тем не менее, попытки увязать христианскую веру и философию прошлого неоднократно предпринимались, и в период после иконоборческого восстановления империи в связи с развитием секулярного образования, эти попытки активизировались [9, с. 56]. Особенную привлекательность имели идеи Платона, их некоторые мыслители пытались встроить в доктрины христианства. Церковь воспринимала такой неоплатонизм как отклонение от веры и стремилась переубедить заблудших. Церковь вполне устраивало такое положение вещей, когда древняя философия оставалась в рамках секулярного образования и не смешивалась с христианской верой, а потому никаких гонений на неоплатоников не было [9, с. 57-58].
Это разделение светской и религиозной философией стало фишкой Византии, но, в отличие от эпохи Просвещения, светская философия не стремилась заменить собой религиозную. Натолкнувшись на сопротивление церкви, философы просто устремляют свои интересы в другие области, где не было конфликта с верой. В то же время, на первый взгляд, более порочная ситуация в Европе, где светское образование создавалось под эгидой церкви, привела к возрождению античной философии в новом качестве. В отличие от европейской схоластики, в Византии до 14 века не было серьёзных попыток встроить античную философию в христианские доктрины, что привело с одной стороны к “застою”, так как философы предпочитали обсуждать старые идеи, а не новые, но с другой - развитие идей шло, но более мелкими шагами, часто скрытое за видимостью нерушимости внешней формы [10, с. 243].
Что уж говорить про то, что развитие науки - астрономии, математики, физики и медицины - не прекращалось. Писались комментарии к трудам античных ученых и самостоятельные труды, велись диспуты. Налёт мистики и теологии, естественно, присутствовал и тут, но достижения византийцев в науках в 8-12 веках неоспоримы [9, с. 316].
Суммируя:
1) Тех ужасных казней сотен тысяч еретиков в 5-12 веках, что нам рисуют некоторые граждане, скорее всего, в природе не было. За исключением периода иконоборчества, церковь и государство наоборот стремились переубедить еретиков и сохранить как можно больше жизней налогоплательщиков;
2) Никакой зашоренности и мракобесия в Комниновской Византии мы тоже не обнаружим. Более того, уровень развития науки в Византии 12 века был выше, чем в любой европейской стране благодаря непрерывности античной традиции, поддерживаемой в Византии, и наличию секулярного образования;
3) Церковь и государство в Византии всегда находились в тесной связи, но в то же время, если политические разборки нередко завершались реками крови, то вот церковные - почти никогда. Исключение в виде иконоборчества - это именно что исключение, так как в этот период секулярная власть подчинила своим прихотям власть церковную и привнесла в религиозную жизнь империи практики из жизни политической. Но после краха иконоборчества подобная ситуация не повторялась;
4) Тезис про Византию, как сияющий град на холме, сам по себе довольно странный. Рим в своем мировосприятии был именно что центром вселенной, но эта вселенная была очень похожа на вархаммер с островками цивилизации посреди рек крови. Ну щито поделать, что реальный мир населён не розовыми понями да единорогами. Византия, конечно, длительное время тоже считала себя центром мироздания, а свою культуру превосходящей окружающих, но её соседи так-то страдали тем же: что мусульмане из халифата, что европейцы из Франкии или Германии. Причём вопрос религии тут выступал тем же, чем для римлян долгое время штаны - маркером цивилизованности. Но это вот мировосприятие в случае византийцев лишь косвенно влияло на политику, потому что императоры, внезапно, в массе своей действовали исходя не из идеологии, а из реалполитик.
P.S. А вообще господину @Steppewlf я бы посоветовал хотя бы пролистать по диагонали источники [6], [9] и [10], чтобы впредь не нести чушь про религию, культуру и науку в Византии.
Источники:
[1] Питер Хизер - Падение Римское империи
[2] Циркин Ю.Б. - Политическая история Римской империи. Том II
[3] Питер Хизер - Восстановление Римской империи
[4] Норвич Д. - История Византии
[5] Дворкин А.Л. - Очерки по истории Вселенской Православной Церкви
[6] Коллектив РАН под ред. Удальцова - История культуры Византии. Том 1
[7] Казаков М. М. - ПРОБЛЕМА ХРИСТИАНИЗАЦИИ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
[8] Д. О. Лоевский, Д. А. Никулъшин - К ВОПРОСУ ОБ ЕРЕСИ ПАВЛИКИАН В ВИЗАНТИИ
[9] Коллектив РАН под ред. Удальцова - История культуры Византии. Том 2
[10] Коллектив РАН под ред. Удальцова - История культуры Византии. Том 3
[11] Jason T. Roche The Byzantine Conception of the Latin Barbarian and Distortion in the Greek Narratives of the Early Crusades
Оригинал: https://vk.com/wall-212901575_696
Пост с навигацией по Коту
А ещё вы можете поддержать нас рублём, за что мы будем вам благодарны.
Яндекс-Юmoney (410016237363870) или Сбер: 4274 3200 5285 2137.
При переводе делайте пометку "С Пикабу от ...", чтобы мы понимали, на что перевод. Спасибо!
Подробный список пришедших нам донатов вот тут.
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!
