Армия + Сделано в СССР

152-мм гаубица обр. 1938 г. (М-10) в экспозиции Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (ВИМАИВиВС), г. Санкт-Петербург. Изначально официальным названием орудия было «152-мм дивизионная гаубица обр. 1938 г.», однако после исключения из штата дивизионной артиллерии 152-мм гаубиц соответствующее прилагательное было из названия исключено. Заводской шифр проекта в скобках, наоборот, добавили в фигурирующее в служебной литературе наименование системы, поскольку на фронт отправились воевать её прототипы c заводскими клеймами «М10» вместо штатных армейских «152-38»

Автор - Анатолий Сорокин. Материал опубликован в журнале «КАЛАШНИКОВ»

В человеческой деятельности, связанной с созданием сложной техники, можно практически всегда выделить некоторый повторяющийся, пусть и с вариациями, набор конструктивных, инженерных и технологических решений для определённых условий. Последними, как правило, выступают предметная область, временной период, производственные возможности в рамках предприятия, региона или страны в целом, предпочтения потребителей изготовляемой продукции.

Применительно к артиллерии типовой схемой является связка из заказчика в лице вооружённых сил своей страны и нескольких машиностроительных предприятий-подрядчиков, как государственной, так и частной формы собственности. Поскольку они преследуют единую цель — создание удовлетворяющего тактико-техническим требованиям заказчика образца вооружения, обладают приблизительно равными возможностями, исходящими из развития промышленности своей страны, то при всей возможной индивидуальности «полёт фантазии» разработчиков укладывается в некую шаблонную (здесь без каких-либо отрицательных коннотаций) схему. Именно её мы и будет называть артиллерийской конструкторской школой. Стоит заметить, что на этапе её становления предлагаемые заказчику прототипы могут поражать своим разнообразием в плане конструктивных решений.

Однако как только «клиент» определился с выбором, то он будет настаивать на дальнейшем развитии проверенного практическим применением образца, пока тот удовлетворяет предъявляемым к нему требованиям времени, что опять же сужает пространство для творчества разработчика и направляет его по «накатанной колее». Как пример, полевые артиллерийские орудия времён Второй мировой войны, разработанные разными фирмами «Рейнметалл» и «Крупп», имеют настолько много общих черт, что их с полным правом относят к германской артиллерийской конструкторской школе.

152-мм гаубица обр. 1931 г. (НГ) – созданная фирмой «Рейнметалл» по заказу СССР артиллерийская система, типичный представитель германской конструкторской школы межвоенного времени применительно к полевым гаубицам и пушкам. Характерными её особенностями являются: размещение накатника над стволом, а тормоза отката – под стволом в люльке, горизонтальный клиновой затвор, раздельная наводка орудия по вертикали и горизонтали двумя номерами расчёта и независимый от орудия прицел. Баллистическое решение этого орудия послужило отправной точкой для соответствующих ему тактико-технических характеристик 152-мм гаубицы М-10

Советская артиллерийская конструкторская школа окончательно оформилась к концу Великой Отечественной войны. Многие образцы артиллерийского вооружения, от лёгкой и ставшей у нас уже историей 85-мм дивизионной пушки Д-44 до активно использующейся в сегодняшних боях 152-мм гаубицы 2А65 «Мста-Б» имеют настолько много «родственных» черт, что это заметно даже начинающему специалисту в предметной области.

Такое сходство вовсе не случайно — наши военные высоко оценили боевые и эксплуатационные свойства орудий похожей схемы (причём самых разных классов, а это уже достижение само по себе), так что конструкторам оставалось лишь раскрыть по ходу последующих работ заложенный в ней немалый потенциал дальнейшего развития. Причём набор использованных технических решений в материальной части нашей послевоенной буксируемой артиллерии характерен только для советских систем (и их китайских, югославских и иных лицензионных или «пиратских» версий). Ни в США, ни во Франции, ни в Великобритании он не применялся, в этих ведущих военно-промышленных странах предпочитали свои схемы, характерные для их конструкторских школ.

Таким образом, Советский Союз в этом плане вошёл в число «законодателей моды», однако путь к такому успеху был долгим, тернистым, с активным заимствованием зарубежного опыта в начале 1930-х годов. В конце того десятилетия стали в большом числе появляться уже собственные образцы артиллерийского вооружения, которые уже нельзя было назвать прямым заимствованием, но по совокупности свойств на собственную конструкторскую школу пока ещё не дотягивавшими. Как раз тот самый этап становления, о котором говорилось выше. На нём обкатывалась применимость элементов как зарубежного происхождения, так и «доморощенных» наработок, приобретался ценный опыт. Об одном таком орудии той эпохи и пойдёт речь.

152-мм гаубицу обр. 1938 г. (М-10) нельзя назвать малоизвестной системой. Её начали разрабатывать в конце 1937 г. в КБ Мотовилихинского (Пермского) завода № 172 (Государственный союзный сталелитейный и машиностроительный завод им. В. М. Молотова).

Начальником конструкторского бюро на артиллерийском направлении деятельности предприятия (оно занималось также изготовлением прочей военной и народнохозяйственной продукции) в то время был Ф. Ф. Петров, ведущим конструктором по проекту — В. А. Ильин. 29 сентября 1939 г. постановлением Комитета обороны при Совете народных комиссаров 152-мм гаубица М-10 была принята на вооружение Красной Армии ещё до окончательного завершения войсковых испытаний орудия.

После финальной доводки его валовое производство было организовано в 1940 г. как на предприятии-разработчике, так и на заводе № 235 в г. Воткинске. Оно закончилось в сентябре 1941 г., когда из-за катастрофических потерь материальной части на фронте на этих заводах пришлось либо увеличивать, либо развёртывать с нуля изготовление 45-мм противотанковых пушек, 76-мм полковых и дивизионных пушек, 152-мм гаубиц-пушек и 122-мм корпусных пушек. Из-за ограниченности производственных мощностей выпуском 152-мм гаубиц М-10 пришлось пожертвовать, всего было построено 1522 таких орудия.

152-мм гаубицы М-10 воевали с первого и до последнего дня Великой Отечественной войны, к её концу уцелело не более 400 таких систем. Подавляющая часть потерь пришлась на 1941 г., много систем противник захватил в исправном состоянии, они штатно состояли на вооружении вермахта и финской армии. Однако оставшиеся в Красной Армии орудия этого типа внесли весьма заметный свой вклад в нашу Победу.

В частности, имевшая их на вооружении с момента своего формирования элитная 48-я гвардейская тяжёлая гаубичная артиллерийская бригада разрушения (её «родословная» восходит к артиллерийскому полку АККУКС, которым в 1941 г. успешно командовал будущий маршал артиллерии Г. Ф. Одинцов) и её части-предшественницы (гаубичный артполк АККУКС, 445-й гв. гаубичный артполк, 227-й гв. гаубичный артполк) прошли с ними от окрестностей Ленинграда до Берлина.

Из штатных 32 гаубиц за год с небольшим было безвозвратно потеряно только четыре орудия, все в эпизодах успешного противостояния гитлеровским танкам на прямой наводке, когда артиллеристы бригады собой прикрывали дыры в советской обороне. В бою около берлинской ратуши 28 апреля 1945 г. отличился капитан А. А. Нечаев, организовавший отражение массированной атаки живой силы противника на огневые позиции двух гаубиц и последующую успешную контратаку. За свои подвиги он был удостоен звания Героя Советского Союза.

Примечательно, что в отличие от разукрашенного всеми цветами трагизма описания событий более позднего времени («погиб весь личный состав батареи, капитан в одиночку заряжал и наводил орудие»), реальность оказалась совершенно иной.

По архивным документам 28–29 апреля 1945 г. смертью храбрых пали только четверо военнослужащих бригады, раненых было больше, но батарея своей боеспособности не потеряла. За всю Берлинскую операцию соединение потеряло 12 человек убитыми (причём двое от «дружественного» огня) и 50 ранеными, заболевшими и выбывшими по другим причинам, одна гаубица М-10 была повреждена от обвала близлежащего здания и в августе 1945 г. всё ещё находилась в ремонте. Среди победителей в бригаде были и те, кто услышал на месте штатной дислокации артполка АККУКС в городе Луга первую боевую тревогу 22 июня 1941 г.

Славную боевую историю гаубицы М-10 продолжили вахтой традиций и памяти полуденным выстрелом с Петропавловской крепости с 1957 по 1992 гг. Так что жизненный путь системы оказался очень ярким и вполне успешным, несмотря на короткое нахождение в валовом производстве. Более подробно об этом можно узнать в прочих печатных и сетевых публикациях автора, а также в первоисточниках военного времени на сайте «Память народа».

Но нас здесь более интересует конструктивная сторона дела: что и как создатели 152-мм гаубицы М-10 вложили в своё детище. И тут выясняется, что она была сборной «солянкой» как собственных, так переосмысленных и адаптированных зарубежных технических решений французской и немецкой конструкторских школ. Разберём это более подробно по компонентам системы:

Баллистическое решение ствольной группы отталкивалось от импортной 152-мм гаубицы обр. 1931 г. (НГ), разработанной германским концерном «Рейнметалл», с начальной скоростью осколочно-фугасной гранаты чертежа 00120 (будущая ОФ-530) около 525–530 м/с. Однако в итоге его несколько ослабили (начальная скорость уменьшилась до «серийных» 508 м/с) с целью уменьшения динамических нагрузок на лафет при выстреле, что позволило в итоге сделать его куда более лёгким (4,15 тонны в боевом положении против 5 с лишним у НГ).

Внутреннее устройство канала ствола М-10 было «идейно» французским: нарезка прогрессивной крутизны с теми же наклоном и шагом в конце и начале прогрессивной части, как у 6-дм крепостной гаубицы системы Шнейдер обр. 1909 г. или её модернизированного варианта — 152-мм гаубицы обр. 1909/30 гг. Правда, число нарезов, их глубина и ширина поля изменились.

Как известно, на испытаниях кучность боя первых прототипов гаубицы М-10 оставляла желать лучшего, поэтому на ней опробовали несколько стволов с разной длиной и схемами нарезки, остановившись на таком «гибридном» немецко-французско-доделанном собственными силами варианте.

Что же касается важнейшей части ствольной группы — затвора, так он чистый «француз»: его практически полностью позаимствовали со 152-мм пушки обр. 1910/34 гг., а она ведёт свою родословную от 6-дм осадной пушки системы Шнейдер обр. 1910 г.

152-мм гаубица обр. 1938 г. (М-10) в экспозиции ВИМАИВиВС. На снимке хорошо виден независимый от орудия прицел со стрелками, маховик поворотного механизма слева от ствола и съёмные летние сошники для мягкого грунта в положении по-походному на сведённых станинах орудия

Не менее разнообразен вклад разных конструкторских школ в лафет 152-мм гаубицы М-10 с раздвижными станинами. Нижний станок с подрессориванием боевого хода, секторный механизм поворота верхнего станка «идейно» восходят к 122-мм пушке обр. 1931 г. (А-19). Это чисто отечественная разработка конца 1920-х гг., когда наши разработчики ещё не имели возможности познакомиться с современными для того времени зарубежными орудиями, причём разработка очень успешная, пережившая увлечение импортом. Её дополнительно усовершенствовали, разместив листовую полуэллиптическую рессору внутри нижнего станка (у А-19 он располагалась под ним), что повышало её защищённость при наезде на какое-то препятствие, и внедрив механизм автоматического выключения рессоры при разведении станин.

Станины со съёмными летними сошниками для мягкого грунта сделали по типу, если не прямо позаимствовали, от опытного орудия МЛ-15. Эта система была конкурентом принятой на вооружение Красной Армии 152-мм гаубицы-пушки обр. 1937 г. (МЛ-20), причём с попыткой обеспечить ей лучшую мобильность ценой ухода от уже освоенной с большим трудом в производстве «платформы» лафета 152-мм пушки обр. 1910/34 гг.

Под «платформой» понимается то, что остаётся от орудия после снятия с него вращающейся части со ствольной группой. В кавычки слово взято из-за отсутствия чёткого термина для такого подмножества узлов и агрегатов лафета (нижний станок со станинами и боевым ходом). Более лёгкий лафет МЛ-15 проигрывал тяжёлому лафету МЛ-20 в технологичности, для его валового производства требовалась переделка оборудования, что сочли неприемлемым.

Стоит заметить, что несмотря на трагичную судьбу создателей МЛ-15 Б. А. Бергера и А. А. Плоскирева, их детище «вредительским» не объявлялось, работы по нему шли и после их ареста. В группе инженеров, занимавшейся этой системой, как раз и был В. А. Ильин, поэтому неудивительно, что он использовал эти наработки, когда стал ведущим конструктором гаубицы М-10.

В качестве отступления можно выдвинуть версию, что Б. А. Бергера и А. А. Плоскирева могли посчитать доверенными людьми директора завода № 172 Премудрова, к которому накопилось немало вопросов по деятельности вверенного ему предприятия (срыв планов, большой процент брака, необходимость субсидирования). Но не исключён и обычный для тех лет ложный донос по причинам вплоть до личных и бытовых. Первоначально приговоры не были очень суровыми, на высшую меру наказания их переквалифицировали уже позже (в начале 1960-х гг. последовала посмертная реабилитация). Вероятно, полностью разобраться в хитросплетениях того времени вряд ли удастся, но в гаубице М-10, которую репрессированные конструкторы так и не увидели, есть частица их личного участия. Однако, объективно говоря, съёмные сошники — малоудачное решение: лишняя тяжёлая работа для расчёта по их установке или снятию при переводе орудия в боевое положение из походного и обратно. Кроме того, из фронтовой практики известно: всё, что не прикреплено к боевой технике, может быть «приватизировано» пехотой для своих нужд в качестве груза или средства импровизированной защиты для полевых фортификационных сооружений.

122-мм корпусная пушка обр. 1931 г. (А-19) в экспозиции ВИМАИВиВС. Первое тяжёлое полевое орудие, разработанное советскими специалистами с нуля, с новым баллистическим решением и некоторыми оригинальными узлами и агрегатами. Однако остальные элементы устройства этой артиллерийской системы являлись либо заимствованиями, либо творческим переосмыслением «шнейдеровских» технических решений с более ранних образцов артиллерийского вооружения. Наводка пушки осуществлялась одним номером расчёта, прицел зависимый от орудия

152-мм пушка обр. 1910/34 гг. (А-19) в экспозиции ВИМАИВиВС. Также обозначалась как 152-мм гаубица обр. 1934 г., являлась по сути наложением 152-мм ствола с баллистикой от пушки обр. 1910/30 гг. на лафет 122-мм пушки А-19. Однако официально эти две системы «дуплексом» не назывались и имели раздельную служебную литературу для каждой из них. Часть реализованных на них технических решений перешла в конструкцию 152-мм гаубицы М-10

Верхний станок, подъёмный секторный механизм и противооткатные устройства (ПОУ) выполнены по типу 152-мм гаубицы-пушки МЛ-20, на два последних пункта можно «натянуть» французские «шнейдеровские» корни. По гидравлическому тормозу отката и наката с гидропневматическим накатником и механизмом переменного отката принципиальная схема их действия действительно пришла к нам с лицензионной 6-дм осадной пушкой обр. 1910 г. из Франции. Но на этой системе все эти агрегаты располагались внутри салазок — откатывающейся вместе со стволом поковки, внутри которой были высверлены под них каналы, неподвижными оставались только штоки тормоза отката и накатника.

ПОУ гаубицы-пушки МЛ-20 являлись дальнейшим развитием и усовершенствованием ПОУ 152-мм пушки обр. 1910/34 гг. под больший угол возвышения, а та напрямую заимствовала их от 122-мм корпусной пушки обр. 1931 г. (А-19). В процессе создания последней внутреннее устройство агрегатов ПОУ 6-дм осадной пушки обр. 1910 г. взяли за исходную точку (они невзаимозаменяемы, но их технические описания довольно похожи), но теперь их цилиндры располагались неподвижно в люльке, а со стволом откатывались только их штоки.

Вероятно, это было сделано для более удобного их обслуживания и ремонта: в случае повреждения салазок на старой системе приходилось «разбираться» со всей их начинкой, а на новой — только с проблемным агрегатом. Маховик подъёмного механизма располагался справа от ствола, вращающий момент от него посредством одной червячной и нескольких зубчатых передач передаётся на шестерню в зацеплении с зубчатым сектором под люлькой. Такое было свойственно «шнейдеровским» гаубицам предыдущего поколения, но не более того.

152-мм гаубица-пушка обр. 1937 г. (МЛ-20) в экспозиции ВИМАИВиВС. Первое советское серийное тяжёлое полевое орудие с немецкой схемой раздельной наводки двумя номерами расчёта (обратите внимание на маховик подъёмного механизма ствола по правой стороне люльки) и независимым от орудия прицелом. 152-мм гаубицу М-10 можно рассматривать в целом как несколько уменьшенный в размерах и по баллистическим данным набор основных конструктивных решений, воплощённый в гаубице-пушке МЛ-20 и адаптированный под требования для более лёгкой и мобильной системы (нет дульного тормоза, несколько иные реализации уравновешивающего механизма, станин и ряда других элементов)

Само же нахождение маховика подъёмного механизма справа от ствола — чисто немецкое изобретение, пришедшее к нам с упоминавшейся выше 152-мм гаубицей НГ. Суть этого нововведения заключается в том, что оно якобы позволяет совместить во времени ряд операций по наводке и заряжанию орудия, что должно повысить темп огня с исправлением наводки (на практике эти ожидания не реализовались).

Однако с ним для наведения ствола в цель требуется два номера расчёта (ранее было достаточно одного), в боевой работе они должны быть слажены, поскольку второй наводчик по вертикали цели не видит и должен следовать указаниям первого наводчика, работающего с прицелом системы. Сам же прицел вследствие такого принципа наводки стал независимым от орудия — как бы ни ходил ствол вверх-вниз по углу возвышения/склонения, «картинка» в окуляре его панорамы у наводчика остаётся той же самой.

Ранее, на старых шнейдеровских гаубицах, прицел был зависимым от орудия — стоит лишь чуть-чуть отойти стволу от заданного угла возвышения, как наводчик сразу же увидит смещение перекрестия панорамы от точки наводки или движение пузырька уровня от его среднего положения. Это позволяло очень точно контролировать вертикальное положение ствола.

Процесс наводки 152-мм гаубицы М-10 в финской армии (трофейный экземпляр, там её обозначали как 152 H/38). Первый наводчик слева от ствола визирует ориентир в панораму и вращает маховик поворотного механизма. Стрелки на прицеле не совпадают, на них смотрит второй наводчик справа от ствола, готовый вращать маховик подъёмного механизма до тех пор, пока стрелки не совпадут. Также хорошо виден открытый затвор орудия и чисто финское усовершенствование – съёмный зарядный лоток, в штатном советском комплекте запасных частей, инвентаря и принадлежностей к системе его не было. Снимок из финского государственного архива SA-Kuva

На гаубице М-10 и ей подобных системах наводчик лишался такого удобства, установку ствола на заданный угол возвышения он контролировал по совпадению двух стрелок прицела. Одна стрелка (орудийная) вращалась вместе со стволом, наводимым в вертикальной плоскости, положение другой стрелки (прицельной) было связано с механизмами прицела и задавало стволу нужный угол возвышения. Риски указателей на стрелках были под миллиметр толщиной, что при длине стрелок менее полуметра вносило значительную инструментальную ошибку в установку угла возвышения. Некоторые расчёты даже «тюнинговали» стрелки прицелов, «продлевая» их чем-то тонким и длинным, лишь бы точнее определить их совпадение и избавить эту процедуру от зависимости от угла зрения. Особенно неудобно по такой схеме было стрелять прямой наводкой по танкам вне дистанции прямого выстрела, которая у относительно низкоскоростных снарядов на полном заряде составляла 620 м при высоте цели относительно горизонта орудия (т. е. центра дульного среза) 2 м.

Изобретатели такого устройства орудийных прицельных приспособлений — немцы — намучались с ними не меньше нашего. Следует заметить, что у них независимые от орудия прицелы имели полунезависимую линию прицеливания, что позволяло с минимальной ошибкой при стрельбе непрямой наводкой устанавливать угол места цели простым качанием прицела вверх-вниз.

Независимый от орудия прицел 152-мм гаубицы М-10 с независимой линией прицеливания. Панорама установлена, орудийная и прицельная стрелки не совпадают

Однако наши приборостроители (это касалось не только М-10) пошли ещё дальше, разработав независимый от орудия прицел с независимой линией прицеливания. Теперь прицел с помощью уровня устанавливался строго вертикально, а углы места цели и прицеливания (их сумма является желаемым углом возвышения) задавались на нём вращением барабанчика и маховичка соответствующих механизмов.

Принципиально прицел действовал как аналоговая механическая вычислительная машина, складывая заданные углы и отклоняя прицельную стрелку в положение, соответствующее итоговому углу возвышения. Инструментальных ошибок тут было ещё больше, собственное усовершенствование сделало неудачную зарубежную новинку ещё хуже. Такое в практике конструирования тоже встречается.

Уже по ходу Великой Отечественной войны наши приборостроители для артиллерийских систем перешли к немецкой схеме независимого от орудия прицела с полунезависимой линией прицеливания, как более точной, более простой в реализации и несколько более удобной для расчёта.

152-мм гаубица обр. 1938 г. (М-10) в послевоенное время достаточно быстро ушла со службы (конец 1950-х гг.), поэтому она не успела получить средство для повышения точности стрельбы на малых и средних дистанциях — зависимый от орудия корректор «КОР» на правой цапфе люльки для второго наводчика по вертикали.

Её наследница, 152-мм гаубица обр. 1943 г. (Д-1), а также 122-мм гаубица обр. 1938 г. (М-30), 122-мм пушка обр. 1931/37 гг. (А-19) и 152-мм гаубица-пушка обр. 1937 г. (МЛ-20) были усовершенствованы таким же образом. А на орудиях нового поколения вернулись к наводке одним номером расчёта и удобными для него зависимыми от орудия прицелами. Про происхождение прецизионной оптической части прицельных приспособлений — панорамы Герца — даже говорить не приходится: это детище немецкой фирмы Goertz времён ещё до Первой мировой войны, освоенное и усовершенствованное отечественным точным приборостроением.

152-мм гаубица обр. 1938 г. (М-10) в походном положении с оттянутым стволом. Последнее требовалось для равномерного распределения веса системы на боевой ход, ось передка и сцепное устройство тягача. Без оттягивания ствола систему дозволялось буксировать только в экстренных ситуациях, на короткие расстояния и со скоростью, не превышающей 5 км/ч

Использование бескоробкового передка для нераздельной возки орудия с оттянутым для походного положения стволом было типовым для своего времени решением, хотя при желании его можно признать «французским»: такое решение во Франции применили ещё в 1917 г. на революционной для своего времени дальнобойной 155-мм пушке GPF на лафете с раздвижными станинами.

До того артиллерийские системы подобного класса возились раздельно — отдельно тягач или упряжка лошадей для лафета без ствола, отдельно тягач или упряжка для ствола на специальной повозке. Наши разработчики 122-мм пушки обр. 1931 г. также прошли этот путь, начав на прототипах с такой раздельной возки (но исключительно механической тягой), а на серийных образцах приняв уже освоенную французами нераздельную схему с оттягиванием ствола. От этого орудия она перешла на не столь мощную 152-мм гаубицу М-10.

Отказ от передка при буксировке тогда рассматривался только на полевых орудиях классом ниже, например на 122-мм гаубице М-30, которая разрабатывалась параллельно с М-10 и была принята на вооружение Красной Армии вместе с ней в один день. Только в будущем, скомбинировав усовершенствованную «платформу» лафета от М-30 и новую вращающуюся часть с баллистическим решением от М-10, Ф. Ф. Петров сумел получить 152-мм гаубицу Д-1, для возки которой передок не нужен был вообще. Это было большим плюсом, так как повреждения от обвала здания в боях за Берлин в составе упоминавшейся выше 48-й гвардейской тяжёлой гаубичной артиллерийской бригады получил именно передок гаубицы М-10. И система полностью потеряла подвижность, а потому не могла дальше участвовать в боях при исправности своей «боевой части».

Завершая рассказ о таком «коктейле» из технических решений, удачных и неудачных, собственных и зарубежных, следует помнить, что теория лафетов и ствольных групп в середине 1930-х гг. была развита слабо, а потому многие результаты достигались эмпирическим методом, т.е. путём проб и ошибок. И то обстоятельство, что в итоге получилась соответствующая уровню своего времени боеспособная артиллерийская система с большим объёмом накопленного опыта проектирования подобного рода техники, сыграло огромную роль в формировании отечественной артиллерийской конструкторской школы.

Автор выражает свою глубокую благодарность Р. Чумаку, Е. Сидоровой, А. Фирсову и М. Грифу за помощь с материалами для этой статьи и в её подготовке к публикации.

Авторы – Руслан Чумак (к.т.н.), Михаил Тодоров. Материал опубликован в журнале «КАЛАШНИКОВ»

В 1985 г. на вооружение армии Великобритании вместе с 5,56-мм автоматической винтовкой SA-80 был принят штык-нож модели L3 имеющий общее очертание клинка и конструкцию устройства для перекусывания проволоки аналогичные советскому штыку-ножу 6Х3. Этот штык-нож до настоящего времени используется с английскими автоматическими винтовками L85А1 и L85А2.

В 1986 г. взамен узкоспециализированного клинкового штыка модели М7 для винтовки М16А2 на снабжение армии США был принят новый штык-нож модели М9, в котором были воспроизведены общие очертания клинка, а также две главные функциональные особенности ножа Тодорова и штыка-ножа 6Х3: пила на обухе клинка и конструкция устройства для перекусывания проволоки. М9 изготавливались в США несколькими фирмами и выпускаются до настоящего времени в различных конструктивных оформлениях с сохранением главных многофункциональных свойств.

Там же в США компанией Ontario Knife Co. по заказу войск морской пехоты на основе концепции штыка-ножа 6Х3 разработан нож для морских разведчиков. От советского прототипа в нём заимствована общая форма клинка и пила на обухе. Устройство для перекусывания проволоки в этом ноже отсутствует.

Ещё одним примером использования концепции многофункциональности холодного оружия Тодорова за пределами нашей страны, является штык-нож модели KCB-77 разработанный германской фирмой Eickhorn-Solingen Ltd. В нём воспроизведён весь набор функций, реализованных в советских штыках-ножах 6Х3 и 6Х4 к автомату Калашникова: общая форма клинка, пила на обухе и конструкция устройства для перекусывания проволоки. Штык-нож KCB-77 выпускается в нескольких вариантах для установки на различных образцах оружия:
— KCB-77M1 — к штурмовым винтовкам М16 и Steyr AUG;
— KCB-77M2 — к штурмовой винтовке FN FAL;
— KCB-77M3 — к штурмовой винтовке H&K G3.
Штык-нож модели KCB-77 M1 состоит на вооружении в Малазии, Австралии, Аргентине, Новой Зеландии, Индонезии, Чили, Омане, а также продаётся на рынке гражданского оружия для установки на полуавтоматические версии армейского оружия. Также на базе конструкции штык-ножа KCB-77 разработаны несколько вариантов армейских ножей, которые отличаются от него отсутствием элементов крепления к оружию.

Штыки-ножи коммерческого типа, конструктивно сходные с описанными выше многофункциональными штыками-ножами, изготавливает и итальянская фирма Fox Knives. Штыки-ножи этой фирмы имеют устройство для перекусывания проволоки типа используемого в штыке-ноже 6Х3 и похожую форму клинка (в базовом варианте), но пила перенесена с обуха на лезвие.

Список современных образцов штыков-ножей, в которых реализована концепция многофункциональности Тодорова, не исчерпывается приведённым выше перечнем. Подобные по конструкции штыки-ножи с теми или иными вариациями исполнения главных элементов выпускались в Китае и некоторых других странах.

Здесь необходимо особо выделить тот факт, что в истории отечественного оружиестроения имеется не так много примеров первенства в создании по-настоящему оригинальных конструктивных и компоновочных решений, получивших международную известность и признание. Концепция многофункциональности холодного оружия, разработанная Р. М. Тодоровым, является одним из таких случаев, а её автор должен считаться одним из выдающихся создателей вооружения в нашей стране.

Однако широчайшее распространение в мире многофункциональных штыков-ножей, спроектированных на основе конструктивных принципов Р. М. Тодорова, не привело к соответствующей всеобщей известности их автора. Из-за реализации этих принципов в штыках-ножах к всемирно известным советским автоматам АКМ и АК74 и аналогичным по конструкции штыкам-ножам, созданным в других странах мира, их связывают с именем М. Т. Калашникова, хотя он к их разработке отношения не имел.
Можно ли из-за этого считать, что Р. М. Тодоров был обойдён признанием своих заслуг в разработке столь успешной концепции холодного оружия? На этот вопрос можно ответить, скорее, отрицательно. Во-первых, Р. М. Тодоров получил авторское свидетельство на конструкцию своего ножа для морских разведчиков, содержащее признание его первенства в разработке главных её принципов и получил за это изобретение денежное вознаграждение. Во-вторых, по сведениям М. Р. Тодорова, работа его отца по разработке многофункционального ножа получила официальное признание и за пределами СССР. Он сообщил, что в 1970-х гг. Р. М. Тодоров получил из некой социалистической страны, где выпускался автомат Калашникова, единовременную выплату в размере 6000 рублей за использование в штыке-ноже для автомата технических решений из разработанного им ножа для морских разведчиков. Это свидетельство требует дополнительной проверки, но выглядит оно достаточно правдоподобно. В 1965 г., когда военная судьба ножа морских разведчиков конструкции Р. М. Тодорова уже сложилась и его конструкция перестала быть тайной, Ростислав Михайлович представил имеющийся экземпляр ножа на конкурс подводного снаряжения, проводившегося Ленинградским городским комитетом ДОСААФ, где занял первое место в группе «Подводная охота».
Завершая исследование происхождения концепции многофункциональности холодного оружия Тодорова, нельзя оставить без внимания личность её создателя. Вся богатая событиями жизнь Р. М. Тодорова была посвящена созданию и усовершенствованию военной техники самого разнообразного назначения. Ростислав Михайлович Тодоров относится к редко встречающейся в нашей стране разновидности талантливых изобретателей, которые помимо удовольствия от творчества добились как практической реализации идей, так и полного признания своих трудов государством, в т. ч. материального вознаграждения.
Творческому успеху Р.М. Тодорова как изобретателя способствовали технические наклонности, проявившиеся ещё в юношестве. Родился Р. М. Тодоров 26 июля 1910 г. в Киеве в семье офицера русской армии Михаила Стояновича Тодорова (здесь и далее сведения о раннем периоде жизни Р. М. Тодорова приведены по тексту книги М. Р. Тодорова «История фамилии, или один семейный архив»). Свой род он вёл из Болгарии, где его прадед был видным священником, активно участвовавшим в становлении государственности этой страны после получения ею независимости в результате Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Отец Ростислава Михайловича — штабс-капитан артиллерии М. С. Тодоров, участвовал в Первой мировой войне. Осенью в 1914 г. он был ранен на Австрийском фронте, его лечение не дало результатов, и в первых числах февраля 1915 г. он умер в госпитале в Ялте. Оставшись без средств к существованию, вдова М. С. Тодорова Тамара Вячеславовна с сыном Ростиславом в 1917 г. уехали в Киев, а оттуда в 1918 г. перебрались в Петроград. В этом городе Ростислав окончил единую трудовую школу-девятилетку, что для простого человека по тем временам было очень неплохо. Ещё в школе он увлёкся двигателями внутреннего сгорания, освоил их ремонт, научился водить автомобиль и стал шофёром. В 19 лет он получил квалификацию шофера 1 класса и работал шофёром-инструктором в автомобильной лаборатории Ленинградского института инженеров путей сообщения (ЛИИПС). Позже он стал одним из первых авторов автомобильного журнала «За рулём». Увлечение автотехникой и моторами Ростислав Михайлович пронёс через всю свою жизнь.
В 1930 г. он поступил на исследовательское отделение Ленинградского автодорожного техникума, после окончания которого в 1932 г. поступил на работу на ремонтный завод механического транспорта ЛенВО на должность начальника опытного цеха. С 1933 по 1938 г. работал старшим техником в Центральной лаборатории проводной связи. В 1938 г. поступил на работу в Научно-исследовательский институт связи и телемеханики ВМФ на должность инженера-исполнителя, где занимался вопросами разработки и испытаний автоматики для радиоуправляемых торпедных катеров. В 1936 г. Р. М. Тодоров поступил на автомеханический факультет ленинградского филиала института очного и заочного повышения квалификации ИТР, но в силу некоторых причин сумел закончить только два его курса.
С началом Великой Отечественной войны Р. М. Тодоров как ценный технический специалист не подлежал призыву в действующую армию — его оставили работать в том же НИИ. Но он не захотел оставаться в стороне от участия в защите Родины, и после неоднократных обращений к командованию Балтийского флота получил разрешение вступить в действующий состав флота. В июле 1942 г. его мобилизовали, присвоили звание «техник-лейтенант» и направили служить механиком 2-го дивизиона строящихся торпедных катеров КБФ. Здесь он прослужил до 1944 г., когда фронт стал удаляться от Ленинграда на запад. Имея возможность остаться служить в Ленинграде, Ростислав Михайлович выбрал другой путь — он перевёлся в Чудскую бригаду речных кораблей на должность инженера-механика 2-го дивизиона, где принял участие в тяжёлых боях на Чудском озере. В августе 1944 г. за участие в этих боях он был награждён орденом Отечественной войны 2-й степени. После этого он вернулся в Ленинград, где участвовал в сборке и приёмке американских торпедных катеров, а весной 1945 г. вновь ушёл воевать механиком 7-го дивизиона 2-й бригады торпедных катеров КБФ. На катерах он лично участвовал в морских операциях на Балтике у острова Мощный, в боях по взятию Пиллау и Кёнигсберга, в высадке десанта на косу Фриш-Нерунг. За участие в этих боях он был награждён орденом Отечественной войны 1-й степени и медалью «За взятие Кёнигсберга».
После войны Р. М. Тодоров остался на флоте: служил на опытных кораблях НИИ аварийной службы ВМФ в должности начальника группы по розыску затонувших кораблей. Потом служил командиром группы на крейсере «Чкалов». В 1950 г. он перевёлся в научное учреждение флота (1 ЦНИИ ФМФ), где служил на исследовательских должностях до увольнения в запас в 1964 г.
Впервые к изобретательству Р. М. Тодоров обратился в 1932 г., когда им были разработаны штабной прицеп облегчённого типа и навесной компрессор к легковому автомобилю «Форд-А». Подобные прицепы появились в армии США на два года позже, чем его разработал Тодоров. Затем уже во время работы в НИИ-10 он разработал устройство холодного запуска авиационных (АМ-34) и катерных (ГАМ-34) моторов. Это устройство было принято в реализацию и выпускалось на заводе № 24 НКАП под обозначением ТР-2 и широко применялось на торпедных катерах и самолётах полярной авиации Главсевморпути. Следующим значимым изобретением Тодорова стал бортовой (погружной) подогреватель масла для учебных самолётов У-2С с мотором М-11Г, который так же выпускался серийно. В 1934 г. Р. М. Тодоров вступил во Всесоюзное общество изобретателей (ВОИЗ), в котором состоял до последних дней своей жизни.
В 1940 г. он разработал оригинальное аварийно-заделочное приспособление для временного устранения боевых повреждений (пробоин) в корпусах кораблей, баках и трубопроводах под названием «Поворотный зажим для заделки пробоин в таре, резервуарах и трубопроводах». В годы войны эти приспособления массово выпускались и использовались на торпедных катерах, морских охотниках и тральщиках Балтийского флота под названием «Заглушка Тодорова». В конце 1941 г. заглушка Тодорова испытывалась в морской авиации в 15-й отдельном морском разведывательном авиационном полку ВВС Балтийского флота, где получила полное одобрение. За это предложение Р. М. Тодорову в приказе НК ВМФ от 25 февраля 1941 г. была объявлена благодарность и выдана премия в сумме 1500 рублей. Впоследствии аварийное приспособление Тодорова использовалось и на сухопутном фронте для заделки пулевых и осколочных пробоин в железнодорожных цистернах. Их изготавливали в мастерских Ленгорисполкома и передавали поездным бригадам топливных эшелонов, доставлявшим горючее в Ленинград в 1943-1944 гг.

В годы войны были приняты в эксплуатацию множество предложений Р. М. Тодорова по улучшению эксплуатационных свойств моторных установок торпедных катеров, их защиты от средств поражения, упрощения ремонта. Его изобретение в виде устройства подогрева пищи для водителей автомобилей в пути от выхлопной системы двигателя (площадка на выхлопной трубе для установки банки консервов) и сигнализация об остывании воды в системе охлаждения автомобиля использовалось на Дороге жизни, связывавшей Ленинград с остальной страной.

В послевоенные годы Р. М. Тодоров лично и в соавторстве с другими изобретателями активно занимался разработкой различных устройств для флота. Почти все его изобретения были реализованы на практике, выпускались серийно и использовались в войсках. На большую часть из этих изобретений им были получены авторские свидетельства. За активную изобретательскую работу Р. М. Тодорову в 1962 г. было присвоено звание «Почётный изобретатель РСФСР».
В 1964 г. в возрасте 54 лет Р. М. Тодоров уволился в запас в звании подполковника корабельно-технической службы, но остался работать гражданским специалистом в том же институте ВМФ, где служил ранее. Там он занимал должность руководителя патентной группы и заведовал рационализаторской и изобретательской работой.

Талант изобретателя Р. М. Тодорова был замечен и в следственных органах СССР. В 1960-х гг. его включили в число сотрудников военной Прокуратуры по Ленинградскому гарнизону (внештатный специалист-криминалист). В рамках новой для себя деятельности в 1960-1970 гг. Р.М. Тодоров разработал несколько образцов специальной техники:
— устройство для спуска служебной собаки с длинного поводка с помощью дистанционно-управляемого замка на ошейнике (заявка на изобретение «Оперативный поводок для служебных собак» не принята как не представляющая интереса);
— арматура для гипсовых слепков со следов на почве (в 1977 г. получено авторское свидетельство № 566799 на изобретение «Арматура для гипсовых слепков» и приято к использованию в органах МВД СССР);
— устройство-сигнализатор преследования по идее сигнальной мины, имитирующее очередь автоматных выстрелов и имеющее целью отвлечение внимания преследователей на «обстрел».

Одной из важнейших заслуг Р. М. Тодорова в области создания спецтехники для правоохранительных органов, является его участие в разработке аппаратных средств для криминалистической одорологии — науки о запахах, изучающей закономерности и состав запаховых следов человека. По воспоминаниям М. Р. Тодорова, однажды к Ростиславу Михайловичу поступило обращение из МВД СССР с просьбой разработать устройство, позволяющее изъять с места преступления образец запаха, сохранить и использовать его для демонстрации розыскным собакам. Под эту задачу в МВД была создана специальная группа из трёх специалистов-криминалистов и Р. М. Тодорова, который в ней отвечал за техническую часть проекта. Поставленную задачу группа успешно выполнила — разработанный ей прибор для сбора запаховых следов на месте преступления был принят в эксплуатацию в органах МВД. На это устройство было выдано авторское свидетельство № 30498 от 26.06.1965 г. и коллектив получил премию в размере 600 рублей, которую поровну разделили среди всех участников проекта.

По состоянию на 1971 г. в перечне изобретений, сделанных Р. М. Тодоровым, числится восемь предложений, на которые им были получены авторские свидетельства, и ещё несколько изобретений находилось в разработке. Заявочные материалы на все изобретения, поданные Р. М. Тодоровым в разные годы, в настоящее время хранятся в фондах ФКУ «Российский государственный архив в г. Самаре». За каждое реализованное изобретение ему выплачивались денежные вознаграждения и объявлялись благодарности от Наркома ВМФ, Главкома ВМФ, начальника штаба ВМФ, командующего ЛенВО.
Умер Ростислав Михайлович Тодоров 30 июля 1980 г. Его прах покоится в колумбарии крематория в Петербурге.

В начале исследования я решил использовать стандартный для таких случаев метод — разобрать оружие, сфотографировать его части и механизмы и составить конструктивную характеристику. Результат исследования приведён в Таблице 1.

Таблица 1. Особенности опытного 7,62-мм танкового пулемёта ТКБ-666

Следующим этапом исследования стало изучение и описание особенностей конструкции пулемёта и функционирования его механизмов при стрельбе.

Пулемёт состоит из ствольной коробки с подвижной системой и блока из двух горизонтально расположенных стволов. На левом стволе установлена газовая камера привода ударного механизма правого ствола, на правом стволе установлена газовая камера газоотводного двигателя автоматики. Стволы частично заключены в общий сплошной цилиндрический металлический кожух. Дульные части стволов выходят за передний торец кожуха, на них навинчены трубчатые пламегасители. Под дульными частями стволов имеются выходы гильзоотводных каналов каждого ствола закрытые общей откидной подпружиненной крышкой.

Ствольная коробка штампованная из листовой стали, коробчатой формы, сверху закрываемая откидной крышкой. На её боковых поверхностях выполнены загибы для направления движения подвижной системы. В передней части вмонтирован вкладыш для размещения стволов, газовой трубки и основания приёмника. В задней части ствольной коробки в вертикальных пазах установлен отъёмный затыльник с электроспуском. На правой стороне коробки смонтирован рычаг взведения подвижной системы с планкой. Внутри ствольной коробки размещается механизм подачи ленты и спусковой механизм.

Подвижная система состоит из затворной рамы с газовым поршнем и блок-затвором, а также механизма возвратно-боевой пружины. Затвор смонтирован на затворной раме на 4-х параллельных серьгах, за счёт чего при движении рамы в откате и накате он может совершать плоскопараллельное движение вверх и вниз для запирания и отпирания.

При неполной разборке пулемёта затвор от затворной рамы не отсоединяется. Сверху задней части затворной рамы размещены пружинящие зацепы для извлечения патронов из ленты для каждого ствола, а также два качающихся в вертикальной плоскости рычага, предназначенных для снижения патронов в лапки затвора после их извлечения из ленты.

В передней части затворной рамы установлена трубка для возвратно-боевой пружины с газовым поршнем. На нижней поверхности трубки находится копирный (винтовой) выступ, предназначенный для приведения в действие механизма подачи ленты. На лобовой поверхности затворной рамы находится выступ (молоток) предназначенных для удара по ударнику левого ствола.

Затвор представляет собой деталь прямоугольной формы. На передней поверхности затвора находятся два комплекта функциональных элементов (для каждого ствола): выступы (лапки) для удержания патронов при их движении по зеркалу и извлечения стрелянных гильз, отверстия для выхода бойков ударников, устройства для удержания патронов в промежуточном положении, а также канал для прохода толкателя газового привода ударного механизма правого ствола. На задней части затвора находятся каналы для ударников. Внутри затвора размещено коромысло привода ударного механизма правого ствола. На боковых поверхностях затвора расположены два вертикальных боевых упора (по одному с каждой стороны) и четыре серьги, которыми затвор соединяется с затворной рамой.

Механизм возвратно-боевой пружины представляет собой многожильную пружину, одетую на телескопический направляющий стержень и буферное устройство из набора круглых тарельчатых пружин.

Крышка ствольной коробки штампованная из листовой стали, коробчатой формы. В ее передней верхней части установлены элементы приёмника патронной ленты с удерживающими пальцами. На верхней поверхности крышки выполнены пара копирных поверхностей предназначенных для приведения в действие снижающих рычагов затворной рамы. На крышке ствольной коробки нанесены обозначение пулемёта (ТКБ-666) и его серийный номер.

Общий анализ конструктивных решений главных механизмов пулемёта ТКБ-666 показал, что их нельзя считать исключительно оригинальными. Так, например, схема механизма запирания в значительной степени сходна с запиранием 12,7-мм пулемёта НСВ. Схема патроноподающего механизма в общем плане воспроизводит принцип снижения патронов на линию досылания использованный в 14,5-мм пулемёте Владимирова КПВ. Однако реализация перечисленных узлов в пулемёте ТКБ-666 настолько индивидуальна, что ни о каком копировании главных механизмов образцов-предшественников речь не шла, этот пулемёт является полностью самостоятельной конструкцией.

Следующим вопросом, который стал меня занимать после изучения пулемета ТКБ-666, стало выяснение его происхождения, для каких задач он создавался и судьбу проекта. С происхождение проблем не было — заводской индекс «ТКБ» и номер проекта без цифры «0» в начале, прямо указывали на разработку пулемёта в Конструкторском бюро приборостроения (г. Тула). Общая судьба проекта тоже была в целом понятна: пулемёт на вооружение не принимался и так и остался в статусе опытного изделия.

Было очевидно, что конструктор пулемёта ТКБ-666 выбрал двуствольную схему стремясь увеличить скорострельность разрабатываемого оружия. Но почему это нужно было делать на явно сухопутном образце, где высокий темп стрельбы далеко не всегда является достоинством, оставалось неясным. Поскольку в 1994 году эти вопросы остались без ответа, моё исследование завершилось, сделанные в его процессе записи «легли на полку», а пулемёт вернулся на своё место в хранилище.

Прошло еще немало лет до того момента, когда мне пришлось увидеть ещё один экземпляр пулемёта ТКБ-666 и немного продвинуть работу по его изучению. На этот раз такой пулемёт нашёлся в собрании учебного оружия кафедры РИПАМ Тульского государственного университета. Но и там немного смогли добавить к уже имеющейся у меня информации об этом пулемете, за исключением того, что один из старших сотрудников вспомнил о том, что изначальный вариант пулемёта ТКБ-666 имел примечательную особенность: две пули залпа, покинув каналы стволов, начинали постепенно расходиться в стороны. Особенно хорошо эффект расхождения пуль был видел при стрельбе трассирующими пулями, и из-за него добиться нужной кучности не удавалось.

В ходе консультаций с различными специалистами был сформирован вывод о причинах указанного явления. Дело в том, что не смотря на очень высокий уровень однообразности параметров патронов стрелкового оружия, изготовить абсолютно одинаковые патроны невозможно. Каждый патрон будет отличаться от всех прочих по целому ряду параметров: весу порохового заряда и заряда капсюля, весу и размерам пули и усилию по её посадке в гильзу и её обжатию в ней и ещё по ряду параметров.

Эти отличия очень незначительны, но из-за них, даже если бойки оружия одновременно достигнут капсюлей обоих патронов, внутрибаллистические процессы в каждом патроне будут развиваться с определёнными особенностями, которые приведут к тому, что какая-то из пуль залпа придёт в движение первой и покинет канал ствола раньше другой. Но поскольку отличия в параметрах баллистических процессов в каждом стволе и, соответственно, разница во времени между вылетом первой и второй пуль, всё же, не велика, то обе пули залпа будут идти друг за другом на небольшом расстоянии. При этом баллистическая волна от первой пули не успеет рассеяться и второй пуле придётся двигаться в её возмущённом фронте, сбиваясь с нормального курса.

Кроме того, даже в том случае, когда конструктор задумал конструктивное решение, при котором ударники должны строго одновременно наколоть капсюли обеих патронов, в действительности этот процесс проходит иначе. Из-за имеющихся допусков на размерные цепи ударного механизма каждого ствола, разбитие капсюлей патронов не может произойти абсолютно синхронно — в любом случае будет иметь место какое-то отставание одного из них. В итоге, на практике залп из двуствольного пулемёта представлял собой не одновременный выпуск обеих пуль, а два поочерёдных выстрела с очень маленьким промежутком времени друг от друга. Маленьким, но достаточным для того, чтобы одна пуля вышла из ствола несколько раньше второй, причём на настолько незначительный промежуток времени, что баллистическая волна от первой пули не успевала рассеяться и влияла на параметры боя второй и кучностные характеристики залпа в целом.

Информацию о том — при каких обстоятельствах, для каких задач и с каким результатом создавался пулемёт ТКБ-666 мне удалось получить ещё через 10 лет, на этот раз при участии советника генерального директора АО «Конструкторское бюро приборостроения» Виктора Сергеевича Катаржнова.

Он раскрыл мне некоторые подробности создания пулемёта, а также нашёл его ведущего конструктора Владимира Алексеевича Кулицкого и связал меня с ним. Пояснения этих двух замечательных тульских оружейников позволили достаточно полно воссоздать ход процесса создания и дальнейшей судьбы пулемёта ТКБ-666.

История создания пулемёта ТКБ-666 уходит корнями в конец 1960-х годов, когда в соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 28 декабря 1968 года № 1044-381 в нашей стране начались опытно-конструкторские работы по созданию новой системы стрелкового оружия для вооружения вертолётов и самолётов, в которую должны были войти 12,7-мм и 7,62-мм скорострельные пулемёты. Для выполнения данной ОКР управление вооружения ВВС МО СССР разработало ТТТ № 33388-68 на пулемёты обоих калибров, задание на их разработку получили два тульских конструкторских бюро — ЦКИБ СОО и КБП.

Проектированием пулемётов в ЦКИБ СОО занялись два опытных конструктора — П.Г. Якушев и Б.А. Борзов, они начали создавать пулемёты обоих калибров по единой конструктивной схеме с вращающимся блоком из 4-х стволов.

Пулемёт калибра 12,7 мм получил индекс ТКБ-063, пулемёт калибра 7,62 мм — ТКБ-068. В КБП работу над пулемётами возглавил не менее опытный главный конструктор предприятия В.П. Грязев, а её непосредственным исполнителем (ведущим конструктором) стал Е.Б. Глаголев.

Работы над пулемётами в обоих КБ велись достаточно интенсивно, но в определённый момент сформировалось совместное решение вести разработку 12,7-мм пулемёта в ЦКИБ СОО, а 7,62-мм пулемёта в КБП. Такое решение позволяло сосредоточить лучшие силы предприятий над созданием и доводкой до нужного уровня одного пулемёта и сэкономить время на проведение работ. Какое-то время дела шли в запланированном порядке: ЦКИБ СОО остановил свои работы над своим 7,62-мм пулемётом ТКБ-068 и сконцентрировался на доводке 12,7-мм пулемёта ТКБ-063, а КБП продолжило разрабатывать 7,62-мм пулемёт ТКБ-621, который в дальнейшем станет известен как ГШГ-7,62.

Однако в 1973 году сложившееся между предприятиями разделение темы оказалось нарушенным. В этом году на финишную прямую вышли работы по созданию вертолётной подвесной установки (гондолы) ГУВ-8700, в которую как раз и должны были устанавливаться разрабатываемые в Туле 12,7 и 7,62-мм пулемёты. И у В. П. Грязева возникла идея создать к этой установке пулемётное вооружение, разработанное полностью в КБП. Он в инициативном порядке начал разработку 12,7-мм пулемёта, нарушив сложившееся ранее разделение тем между КБП и ЦКИБ СОО. Свой 12,7-мм пулемёт В. П. Грязев решил строить по 2-х ствольной схеме, которую хорошо знал, любил и умел доводить до нужного заказчику состояния. Но в данном случае он избрал оригинальное решение автоматики, при котором стрельба из двух стволов осуществлялась не последовательно как в его известных автоматических пушках ГШ-23, а залпом двумя пулями одновременно. Такое решение было достаточно заманчивым, поскольку позволяло получить высокий темп стрельбы при в два раза меньшем количестве циклов работы автоматики на единицу времени и обойтись без применения сложных схем механизмов оружия.

В ответ на «манёвр» В.П. Грязева, ЦКИБовцы возобновили разработку своего 7,62-мм пулемёта ТКБ-068, также решившись претендовать на вооружение гондолы своими пулемётами обоих калибров. Началась конкуренция, называвшаяся в то время соревнованием. Однако в том же 1973 году вопрос о том, какой 12,7-мм пулемёт будет выбран заказчиком для вооружения ВВС был уже практически решён — им стал ЦКИБовский пулемёт ТКБ-063, будущий ЯкБ-12,7. Под воздействием этого необоримого фактора В.П. Грязев прекратил разработку двуствольного 12,7-мм пулемёта, сосредоточившись на доводке 7,62-мм пулемёта ТКБ-621, который в 1979 году поступил на вооружение ВВС под обозначением ГШГ-7,62. Несколько ранее, в 1977 году на вооружение был принят ЦКИБовский 12,7-мм пулемёт ТКБ-063 под обозначением ЯкБ-12,7 и оба пулемёта — ЯкБ-12,7 и ГШГ-7,62 устанавливались в вертолётную гондолу ГУВ-8700. Ну а опытные образцы авиационных пулемётов, созданные в обоих КБ в период возникшей конкуренции, оказались не у дел. Но если тульский 7,62-мм пулемёт ТКБ-068 так и остался опытным образцом и развития не имел, то грязевский двуствольный 12,7-мм авиационный пулемёт получил шанс на вторую жизнь.

Этот шанс был связан с недовольством В.П. Грязевым практически готовым 7,62-мм пулемётом ТКБ-621 (будущим ГШГ-7,62). К этому пулемёту, создававшемуся Е.Б. Глаголевым в тяжёлых муках, набралось немало претензий по части сложности конструкции и технического обслуживания. Кроме того, он был спроектирован для использования специальной рассыпной патронной ленты, обращение с которой при снаряжении требовало серьёзного навыка. Такие свойства пулемёта не устраивали В. П. Грязева, и он решил попробовать создать ещё один вариант 7,62-мм скорострельного авиационного пулемёта с улучшенными конструктивными и эксплуатационными характеристиками, но уже базируясь на схему ранее отставленного им в разработке двуствольного 12,7-мм пулемёта. По итогам опытно-конструкторской работы предполагалось получить пулемёт с аналогичным пулемёту ГШГ темпом стрельбы, но более простой по устройству и использующий штатную «наземную» патронную ленту от пулемёта СГМ/ПК, обращение с которой не составляло трудностей.

Разработка 7,62-мм двуствольного пулемёта под заводским индексом ТКБ-666 началась в 1974 году. Первый образец пулемёта показал темп стрельбы 1500 в/минуту и надёжную работу автоматики. Однако директор КБП А. П. Шипунов посчитал его недостаточным и попросил конструкторов изыскать возможность увеличения темпа до 2000 выстр./мин. Коллектив разработчиков выполнил пожелание директора за счёт постановки в возвратный механизм буферного устройства из набора тарельчатых пружин. Но А. П. Шипунов решил не останавливаться на достигнутом результате и что бы приблизиться к темпу стрельбы ГШГ-7,62 вновь попросил увеличить темп стрельбы — сначала до 2500, а затем и до 3000 в/минуту. Желаемых значений темпа достичь удалось, но на его максимальном значении начались отказы в стрельбе по причине выпадения пуль из гильз (распатронирования) при извлечении патронов из ленты, из-за чего пришлось вернуться к темпу в 2500 в/минуту при котором пулемёт работал нормально.

В принципе, пулемёт ТКБ-666 можно было довести до состояния альтернативы ГШГ, но к концу 1970-х годов тот уже находился в высокой степени готовности и вскоре должен был поступить на вооружение ВВС. В этих условиях разработка ещё одного образца 7,62-мм авиационного пулемёта стала не актуальной, что обычно вело к закрытию проекта. Но в данном случае события развивались иначе: пулемёт оказался востребован, но не в авиационном варианте, а наземном.

В 1979 году, когда пулемёт ГШГ-7,62 поступил на вооружение ВВС, в СССР начались масштабные работы по созданию новой боевой машины пехоты — будущей БМП-3. За разработку комплекса вооружения к ней взялись несколько организаций, в том числе и Конструкторское бюро приборостроения. КБП предложило вооружить боевую машину башенной установкой (боевым модулем) в которой размещались объединённые в единую конструкцию 100-мм пушка 2А70, 30-мм автоматическая пушка 2А72, а также пулемёт нормального калибра. На начальном этапе работы директор КБП А. П. Шипунов предложил включить в состав вооружения боевого модуля новой БМП двуствольный пулемёт ТКБ-666. С этой целью его подвергли доработке: максимально «обжали» поперечный габарит кожуха стволов для уменьшения размеров амбразуры в броне, с целью снижения уровня загазованности боевого отделения машины организовали выброс гильз вперёд, ввели устройство регулировки сведения (сострела) двух стволов.

В ходе отработки конструкции пулемёта не обошлось без решения нескольких сложных проблем, главной из которых являлась описанная выше особенность принятой двухканальной схемы — расхождения пуль в залпе. По воспоминаниям ведущего конструктора пулемёта В. А. Кулицкого расхождение пуль достигало 0,5 м при стрельбе на дальность 100 м, что являлось категорически неприемлемым. Проблему удалось решить разведением выстрелов в залпе на время, достаточное для того, чтобы баллистическая волна от первой пули успела рассеиваться до того момента, когда в данной зоне пространства окажется вторая пуля. Достигнуто это было путем изменения конструкции воспламенительного механизма за счёт введения в него отдельного газового привода ударного механизма второго стреляющего ствола. Конструктивно этот механизм выглядел следующим образом. На стволе, выстрел из которого должен осуществляться первым (левый ствол), устанавливалась малая газовая камера с поршнем диаметром 6 мм, толкающий конец которого выходил к передней поверхности затвора. В затворе монтировалось коромысло, нижнее плечо которого располагалось напротив толкателя поршня газового привода, а верхнее его плечо — напротив ударника ствола, выстрел из которого должен был осуществляться вторым (правый ствол).

Рабочий цикл залпа начинался с выстрела в первом (левом) стволе, который осуществлялся путём удара молотка затворной рамы по ударнику в затворе. После прохождения пулей газоотводного отверстия газового привода ударного механизма в том же стволе, пороховой газ попадал в его камеру и смещал поршень назад, его толкатель ударял по нижнему плечу коромысла в затворе, а верхнее плечо ударяло по ударнику второго (правого) ствола — происходил второй выстрел в правом стволе. За счёт применения раздельных для каждого ствола приводов ударных механизмов удалось развести пули залпа по времени на 3 миллисекунды и исключить их влияние друг на друга, при этом кучность боя нормализовалась.

Доработанный пулемёт ТКБ-666 установили на БМП-1 и отправили для испытаний на 38-й Центральной научно-исследовательский испытательный бронетанковый полигон в Кубинке. В их ходе выявилась высокая боевая эффективность пулемета — при стрельбе по мишени «Ручной противотанковый гранатомёт» на дальности 400 м обеспечивалось её 100% поражение. На больших дальностях вероятность поражения целей снижалась, но всё равно оставалась в несколько раз выше, чем у пулемёта ПКТ. Столь высокий результат настолько впечатлил испытателей полигона, что в итоговых документах они рекомендовали рассмотреть вопрос об увеличении настильности стрельбы пулемёта за счёт его препроектирования под мощный патрон калибра 8,5-9 мм. Конечно, это предложение осталось не реализованным, поскольку такого патрона в СССР в то время не существовало.

После проведения успешных полигонных пулемёта ТКБ-666, директор КБП А. П. Шипунов перешёл к следующему этапу реализации своего плана об использовании этого пулемёта в комплексе вооружения БМП-3. Он довёл своё предложение до Министра оборонной промышленности СССР П. В. Финогенова, рассчитывая на его одобрение. Министр предложение выслушал, но... отверг. Он эмоционально призвал Шипунова к умеренности, мотивировав своё решение, во-первых, тем, что использование в БМП скорострельного пулемёта приведёт к огромному увеличению расхода патронов которое нужно будет обеспечить усилиями боеприпасной отрасли, а во-вторых тем, что к новой БМП и так придётся ставить на производство две новых пушки и ему ещё один новый пулемёт не нужен. И указал поставить в боевой модуль БМП-3 обычный пулемёт ПКТ.

Но и на этом эпизоде история пулемёта ТКБ-666 не завершилась! В 1980-х годах он предлагался в качестве элемента комплекса вооружения перспективного танка «Объект 490». Однако революционная компоновка этой боевой машины и ещё рад обстоятельств не дали развиться её проекту до реального образца, что предопределило и судьбу комплекса вооружения вместе с пулемётом ТКБ-666 — он в очередной раз оказался не у дел. Но теперь уже окончательно: после 1991 года чертежи пулемёта сдали в архив, сохранившиеся образцы передали на склады. Точное количество изготовленных пулемётов ТКБ-666 выяснить не удалось, но судя по серийным номерам сохранившихся образцов их число составляло около 3-х десятков штук, а возможно и более.

Из этого количества до начала 2000-х годов сохранилось менее десяти штук: один пулемёт хранился на арсенале ГРАУ (утилизирован в начале 2010-х годов), два пулемёта с серийными номерами 25 и 26 находятся в собрании учебного оружия кафедры РИПАМ ТулГУ, четвёртый пулемёт был установлен в башенной установке БМП-1 размещавшейся в музейном комплексе КБП в начале 2000-х годов (его судьба неизвестна), ещё несколько пулемётов хранились на складе КБП.

История этой организации тесно переплетается с жизнью Михаила Николаевича Кондакова-Пилицына (3 ноября 1898–1954 гг., который с 1930 г. исполнял обязанности инженера-конструктора в Военно-технической академии. В дальнейшем, с 1935 по 1954 гг., он был директором созданного им конструкторского бюро (с 1935 — КБ функционировало как отдел Артиллерийского научно-исследовательского института — АНИИ, Конный пер., д. 3).

Перечень работ, выполняемых в различные периоды деятельности ОКБ, достаточно разнообразен. Информация о них сохранилась в тематических планах, отчётах о проводимых опытных и научно-исследовательских работах, а также в графических источниках (фотоснимки и чертежи). Это образцы стрелкового оружия, малокалиберной артиллерии, средств индивидуальной бронезащиты, ряд разработок в области фортификационных сооружений и пр. Часть экспериментальных и серийных образцов вооружения, разработанных в ОКБ, хранится в государственных и частных музейных собраниях (тренога к пулемёту Максима для стрельбы по воздушным целям системы Кондакова и Горносталева образца 1928 г.; 7,62-мм станковый пулемёт П-3; пулемётный станок системы Кондакова СП-3К, артиллерийские системы и установки и др.).

В 1918–1919 гг. М. Н. Кондаков обучался на Первых советских командных артиллерийских курсах, в 1921–1926 гг. — в Артиллерийской академии РККА (г. Ленинград). Именно к данному периоду относятся его первые изобретения. Так, в 1922 г. разработанный им совместно с И. Н. Колесниковым вертлюг для установки пулемёта Гочкиса на станки Колесникова и Соколова рассматривался в Отделе военных изобретений (ОВИ) и получил высокую оценку. В начале 1927 г. Кондакова назначили начальником технической части Научно-испытательного оружейно-пулемётного полигона (НИОПП, ст. Голутвин), где он начал свою деятельность в области разработки вооружения и военной техники. Созданное здесь Кондаковым конструкторское бюро просуществовало до 1 декабря 1929 г. и было разрушено Уборевичем, после чего Кондакова направили для работы в технический совет треста РУЖ (Ружейно-пулемётное объединение, г. Москва).

С осени 1930 г. Кондаков занимался организацией конструкторской и исследовательской работы в Артиллерийской лаборатории, созданной в Военно-технической академии (г. Ленинград), будучи приглашённым сюда работать преподавателем. Таким образом, история конструкторского бюро Кондакова неразрывно связана с этапами формирования нынешней Михайловской артиллерийской академии (период после 1917 г.). Здесь следует указать, что эта академия несколько раз реорганизовывалась с изменением названия. С 1919 г. это Артиллерийская академия РККА (Приказ Революционного военного совета (РВС) Республики № 498 от 15 марта 1919 г.), с 1925 г. — Военно-техническая академия РККА (приказ РВС № 469 от 6 мая 1925 г.), с 1932 г. — Военная артиллерийская академия РККА (приказ РВС СССР № 046 от 3 июня 1932 г.). В 1938 г. академия переведена из Ленинграда в Москву.

Летом 1929 г. в Военно-технической академии РККА было Ружейно-пулемётное отделение (начальник А. А. Благонравов), которое в 1932 г. реорганизовали в Факультет стрелкового вооружения. Основная задача факультета состояла в подготовке инженеров-технологов, в том числе, ружейно-пулемётной специальности. Это определило принципы обучения и программу. Одна из групп выпускников 1934 г. получила специальность по авиационному вооружению. В дальнейшем данная специальность стала отдельной при организации Факультета авиационного вооружения.

Артиллерийская лаборатория, созданная в 1930 г., вела научно-исследовательскую и опытно-конструкторскую работу. В 1930-е гг. здесь работали видные специалисты, оказавшие существенное влияние на создание и развитие стрелкового и артиллерийского вооружения в СССР: инженер А. М. Сидоренко, А. А. Толочков (кафедра проектирования артиллерийских систем), М. И. Глобус (кафедра внутренней баллистики), инженер Г. Г. Слободчиков, адъюнкт М. Ю. Цирульников. М. Н. Кондаков преподавал небольшой, им же разработанный курс по основаниям устройства пулемётных станков и установок. Начальник кафедры А. А. Благонравов вёл главную часть курса основания проектирования стрелкового оружия.

В 1932 г. конструкторское бюро, созданное на базе артиллерийской лаборатории, получило штатный статус, однако в документации до конца 1930-х гг. встречается несколько различных вариантов его наименования: ОКБ-АУ РККА, КБ НИО ВТА, КБ Артиллерийской лаборатории ВАА. Иногда на чертежах указывается «Артиллерийская лаборатория Артиллерийской академии».

За первую половину 1930-х гг. академическим КБ было выполнено более 50 НИР и ОКР, в частности, это универсальные орудия, авиационные пушки, ряд образцов стрелкового вооружения и др. Тем интереснее определить перечень работ, которыми в инициативном порядке занимался непосредственно Кондаков. Часть из них не нашла развития в указанный период, например, т. н. «смазочные патроны» для различных образцов стрелкового оружия винтовочного калибра и артиллерийских орудий (журнал Артиллерийского комитета № 860, 1927 г.). Другая часть явилась закономерным продолжением опытно-конструкторских работ конца 1920-х гг.

В 1930-е гг. для РККА стала актуальной задача обеспечения ПВО на малых высотах. Одним из путей её решения являлось приспосабливание пехотных пулемётов для стрельбы по воздушным целям, для чего требовалось создание универсальных станков или специальных установок. В рамках решения указанной задачи в 1927 г. была разработана «Тренога к пулемёту Максим для стрельбы по воздушным целям системы Кондакова и Горносталева», принятая на вооружение РККА в 1928 г. Пулемётные станки универсального типа (два варианта) рассматривались Артиллерийским комитетом (VI секция) в 1927–1928 гг. Несмотря на то, что эти станки не поступили на вооружение, часть удачных решений из их конструкции послужила материалом для других конструкторов (например, станок Панова для пулемёта ДК).

В 1928 г. в рамках работы по конструированию временных пулемётных казематных установок, порученных НИОП’у (Журнал Артиллерийского комитета № 834с, 1928 г.), проект Кондакова рассматривался наряду с предложениями А. А. Соколова и К. Н. Юшина. Кондаков предложил два варианта станка — простой станок и станок с герметичной амбразурой. Первый вариант станка допускал установку 12,7-мм пулемёта, предполагал ручное наведение. В дальнейшем некоторые удачные механизмы этого станка (механизм закрепления в точку, подвижное сиденье и пр.) использовались в принятом станке конструкции Юшина.

Эскиз казематной установки 12,7-мм пулемёта конструкции М. Н. Кондакова (1928 г.)

Второй вариант станка был разработан Кондаковым в рамках конкурса (январь 1929 г.) на герметичную казематную пулемётную установку под пулемёт Максима. В этом же конкурсе рассматривались станки конструкции А. Н. Ознобищева, Покровского (с Чернозубовым), В. П. Горносталева, К. Н. Юшина. По итогам рассмотрения комиссией конкурсных проектов (протокол № 372с, 1929 г.) было принято решение об изготовлении в центральных артиллерийских мастерских (ЦАМ) установок, разработанных Кондаковым, Ознобищевым и Ивановым. При этом проекты двух последних авторов могли быть приспособлены для броневых колпаков. Ввиду изменившихся условий испытаниям подвергались только казематные установки конструкции Кондакова и Юшина (октябрь—ноябрь 1929 г.), причём в программе испытаний отдельное внимание уделялось поверке герметизации и прочности амбразуры. Работы над этими станками были приостановлены в декабре 1929 г. (рапорт НИОП’а от 11 декабря № 92д271с).

Также на НИОП’е в 1929 г. Кондаков занимался разработкой комплексных пулемётных установок, и, скорее всего, одним из первых в СССР предложил спаренные и строенные конструкции. Созданные им установки были отправлены на научно-испытательный зенитный полигон (НИЗЕНП, г. Евпатория) и после незначительных переделок приняты на вооружение (спаренные установки системы НИОП’а под пулемёт Максима и Кольта, полустационарные установки "Кондагорн").

Аналогичные работы проводились Кондаковым в области создания пулемётных установок для автомашин («Форд») и мотоциклов. Эти работы были выполнены на НИОП’е в двухмесячный срок и в августе — сентябре 1929 г. установки демонстрировались Кондаковым членам РВС и Наркому по военным и морским делам. Из-за отъезда Кондакова с НИОП’а (по болезни) вопрос о продолжении им работ над этими установками в дальнейшем не поднимался.

За период 1930-1931 гг. Кондаковым были выполнены всего две работы. Первая — это проект оригинального одноколёсного передка для артсистем, выполненный совместно с А. А. Толочковым и К. И. Туроверовым. Конструкция передка была запатентована и признана заслуживающей внимания «с принципиальной стороны», так как до этого времени подобные конструкции в отечественной артиллерии не использовались. Также была определена возможная сфера применения данной конструкции — для перевозки сравнительно лёгких систем (вручную).

Вторая разработка — 7,62-мм лёгкий станковый пулёмет 1931 г..

Конструкция этого пулемёта представляет значительный интерес и может быть описана более подробно.

Основные данные пулемёта:

а) Конструктивные характеристики

— калибр 7,62 мм (штатный винтовочный патрон);

— принцип автоматики — отвод газов;

— принцип запирания — жёсткое короткое запирание двумя разводящимися в стороны роликами;

— лентоприемник — габариты аналогичны лентоприемнику пулемёта Максим, привод ползуна от затворной рамы, лента штатная холщёвая или рассыпная металлическая;

— подача патрона — двухтактная со снижением патрона в лапки затвора при откате;

— тип приёмника — ползунковый разъёмный;

— принцип охлаждения ствола — воздушное эжекционное;

— тип прицельного приспособления — не разрабатывалось.

б) Линейные данные системы:

Размеры ствола — как у пулемёта Дегтярёва (газоотводное отверстие перенесено назад на 25 мм).

в) Весовые данные:

— масса пулемёта — 14 кг;

— масса пулемёта без кожуха и радиатора — 9 — 10 кг;

г) Скорострельность: теоретическая — 830 — 925 выстр./мин.

Данный пулемёт разработан совместно М. Н. Кондаковым и А. А. Благонравовым, и творческий тандем этих авторов, возможно, позволит по-новому взглянуть на возможности отечественной оружейной конструкторской школы конца первой пятилетки. Во-первых, до настоящего времени считалось, что А. А. Благонравов, являющийся основоположником отечественной научной школы проектирования оружия, лично не занимался его разработкой. Существование проекта описываемого образца пулемёта в значительной степени опровергает этот тезис. Во-вторых, авторами конструкции пулемёта была предложена новая оригинальная система роликового запирания, которая ранее не применявшаяся ни в отечественном, ни в зарубежном оружии. Использование роликового запирания давало преимущество над широко использовавшимся в то время схемами запирания в виде разводимых в стороны рычагов или перекоса затвора в сторону в части длины запирающего участка, уменьшая вероятность возникновения обрывов гильз при относительно простой конструкции привода запирающего механизма. Впоследствии, но гораздо позже, аналогичная система роликового запирания использовалась немецкими конструкторами в пулемёте МГ-42 и производных от него образцах оружия.

Следующей интересной особенностью пулемёта является подпружинивание затвора относительно затворной рамы. Действие затворной пружины в пулемёте было организовано таким образом, что после осуществления отпирания затвор не присоединялся сразу же к раме, а догонял её на некотором участке до присоединения. Такое решение позволяло сделать экстракцию гильзы более плавной (она осуществлялась затвором, отводимым назад не рамой, а затворной пружиной), исключить ударное взаимодействие выбрасывателя с фланцем гильзы и тем самым повысить живучесть выбрасывателя, а также исключить влияние уменьшенных по каким-то причинам скоростей подвижной системы при откате на надёжность отражения гильзы.

Отметим, что пулемёт Благонравова-Кондакова допускал использование для вооружения авиации (в том числе в качестве синхронного и крыльевого варианта), для чего следовало заменить ударник и установить специальный курковый ударный механизм с дистанционным приводом от синхронизатора.

При рассмотрении проекта пулемёта Благонравова-Кондакова Артиллерийским управлением (журнал Научно-технического комитета № 6с от 4 января 1932 г.) была отмечена «оригинальность и крайняя простота конструкции запирающих цилиндров». Описанное выше конструктивное решение механизма запирания в виде запаздывания в открывании затвора и затем нагоняющее под действием пружины движение затвора по отношению к затворной раме, было признано целесообразным применительно к автоматическим пушкам малых и средних калибров. С целью проверки возможности дальнейшего использования описанного принципа организации работы автоматики был выбран путь переконструирования системы запирания у существующего пулемёта ДП с возможным минимумом изменений его деталей.

Проект переделки был разработан инженером А. М. Сидоренко в 1932 г., однако ввиду объективных обстоятельств опытная конструкция была собрана в мастерских Артиллерийской академии только в 1935 г. За это время система автоматики другого типа, но с применением затворной пружины, была использована Кондаковым в 37-мм пушке АКТ-2 (индекс АУ 52-П-163). В этой связи первоначальная цель — использовать роликовое запирание и подпружиненный затвор в пулемёте нормального калибра — оказалась малозначимой.

Отстрел с велосиметрической записью движения автоматики экспериментального пулемёта ДП с роликовым запиранием был произведён в 1936 г., однако уже только с точки зрения чисто теоретического интереса. Дефекты образца, в частности, незаконченная обработка деталей, обусловили прекращение опыта после шестого выстрела. Было отмечено почти полное отсутствие отскока системы при переходе её в переднее положение (не превышал 1,5 мм в сравнении с не менее чем 7 мм в системе Дегтярёва).

Кроме этого подчёркивалось, что система запирания (с отдельной затворной пружиной), рассчитанная на поздний момент открывания затвора без удлинения хода, себя оправдала. И она же была к этому моменту времени проверена на 37-мм пушке системы Кондакова.

Тем не менее для оценки перспективности системы роликового запирания Кондакова-Благонравова требовался более длительный отстрел пулемёта, поэтому заключительная фраза отчёта определила судьбу разработки Кондакова-Благонравова: "в исследовании только особенностей роликового запирания надобности нет, поскольку таковое не даёт особых преимуществ".

Следующий этап деятельности конструкторского бюро инженера Кондакова в исследуемом периоде связан с разработкой различных артиллерийских орудий. В их число вошли 76,2-мм автоматическая пушка с автоматической установкой трубки, 45-мм автоматическая пушка АКТ-1 (индекс АУ 52-П-245) и 37-мм автоматическая пушка для установки на самолёте, в которой была реализована необычная схема ускорительного механизма реечно-шестерёночного типа. С 1932 г. наиболее полно отражено в документах Военной артиллерийской академии РККА проектирование Кондаковым универсального 37-мм автомата (АКТ-2, АКТ-37), предназначенного как для установки на лафет зенитной пушки, так и для вооружения самолётов (Автомат Кондакова — Толочкова).

Таким образом, первоначальный этап работы инженера Кондакова в области проектирования оружия является весьма плодотворным. Различные направления его конструкторской деятельности на НИАП’е и в академической лаборатории и КБ отвечали потребностям РККА указанного периода. Некоторые из его разработок были перспективными, однако по объективным причинам (в частности, возможности производства) они так и остались опытными предложениями.

Следующий этап деятельности Кондакова был связан и с работой в академическом конструкторском бюро, и с организацией непосредственно ОКБ, некоторое время являвшегося структурным подразделением Артиллерийского научно-исследовательского института (АНИИ, Конный пер., 3, г. Ленинград). По-прежнему решались актуальные для развития советского вооружения задачи. В частности, это разработка безоткатных автоматических орудий, предназначенный для авиации.