Независимые СМИ

С 2011 года доступ к видеотрансляциям на федеральных выборах был традиционно открыт. Раньше на трансляции работало два портала. Служебный — для партий, кандидатов и избиркомов, с возможностью обратной перемотки. И публичный, где любой гражданин мог не только посмотреть, но и, установив на компьютер специальную программу, проводить видеозапись.

Трансляции были востребованы среди избирателей, которые не могли пойти наблюдателями на участки. Эти энтузиасты все записывали, анализировали. Мы получали задокументированные доказательства различных нарушений. Это и расхождения по явке, когда в протоколе указано одно количество избирателей, а бюллетеней в урнах другое количество. Это и прямые вбросы, и различные нарушения процедуры подсчета.

Благодаря публичным трансляциям у нас появилось ясное представление, каким образом происходят фальсификации на выборах. Нам удавалось дотянуться до тех населенных пунктов, где вообще не ступала нога наблюдателя — это и республики Северного Кавказа, и отдаленные местности, где настоящего наблюдения не происходило. Мы могли видеть, что там делается.

Конечно, такой вид наблюдения раздражал организаторов выборов, нужно было на это реагировать. Доступ к архивам записей постепенно ухудшался, регулярно вводились новые ограничения. В 2012 году он был простым — нужно было отправить заявку через Госуслуги и система присылала гиперссылку на видеоролик с конкретного участка. В последующие годы ситуация усложнялась — требовалось обращаться в избиркомы с четким указанием, в какое время происходит то или иное нарушение, на взгляд заявителя. Комиссия могла ему отказать, посчитав, что нарушения не было. Получить записи и сейчас будет практически невозможно. Вся надежда оставалась собственно на трансляции в день голосования.

В ЦИКе говорят, что главное — это доступ к трансляции для самих партий и кандидатов. Они в принципе в силах обеспечить такое наблюдение?

У партий и кандидатов всегда был доступ к служебному порталу. Масштабировать это, раздав, например, логины своим активистам в регионах, они не смогут. Конечно, партии могут открыть портал на компьютере в штабе, где-то и что-то они посмотрят. Но тысячи граждан потеряли возможность смотреть за происходящим на участках.

Показательно, как ЦИК принимал решение — на заседании они не стали говорить о том, что упраздняют портал трансляций. Они подробно рассказывали только про служебный портал. Только потом, когда мы вникли, прочитали сам порядок видеонаблюдения и поняли, что из него пропал портал открытых трансляций, [Николай] Булаев заявил, что ЦИК был заточен на однодневное голосование, поэтому денег не предусмотрено. По мне, это не соответствует действительности — еще с прошлого года ЦИК заточен на многодневное голосование, лоббировал его.

Почему тогда они деньги не предусмотрели? Значит, дело не в них — захотели бы и нашли. В 2012 году для видеонаблюдения на президентских выборах деньги нашли, настроили систему, закупили оборудование, наблюдение было примерно на 90 тысячах участков. Сейчас говорят, что под видеонаблюдением будут только около 50 тысяч участков и нет денег на трансляции. Страх, думаю, один — появятся видеозаписи фальсификаций, их будут обсуждать, а это негативный фон. Они решили, что лучше вообще запретить это делать.

Николай Булаев еще говорил о неких центрах, где будут вестись трансляции с участков. Как вы считаете — это полезно? Это будет работать?

Булаев говорил, что желающие смогут прийти в центры, которые организуют общественные палаты. Это не очень убедительная отговорка — они будут развертывать большие панели, на которых будет много окошек с трансляциями с участков. Конечно, это не заменяет реального наблюдения за конкретным участком с экрана своего компьютера с организацией видеозаписи.

Отказ от видеонаблюдения сейчас выглядит непоследовательным — ЦИК должен быть заинтересован, чтобы люди наблюдали в дистанционном формате. Зачем приходить лично, если наблюдать можно через интернет? Теперь в центрах могут скопиться люди в помещениях, возникает угроза заражения [ковидом]. Кроме того, за выборами в регионе могли наблюдать несколько сотен человек, они в центрах не поместятся.

Насколько я понимаю, главное в организации видеонаблюдения — это цена аппаратуры, но она ведь уже есть…

В том и дело, что публичная трансляция не настолько дорогостоящая, как Николай Булаев пытается преподнести. В любом случае трансляция будет, интернет к участкам будет подведен, видеокамеры будут установлены, видеосигнал на сервер будет передаваться. Кто-то будет эту информацию в эксклюзивном виде смотреть, при этом в открытом доступе трансляция публиковаться не будет.

Я смотрю на расходы избиркомов — они разыгрывают контракты на размещение роликов в тиктоке за несколько миллионов рублей. На такие сомнительные проекты деньги находятся. На проект, который повышает доверие к выборам — денег нет.

— Что делать наблюдателям в таких условиях?

Сейчас наблюдать можно по двум линиям. Первая — собственно от участников самих выборов, партий и кандидатов. Вторая — от федеральной и региональных общественных палат.

От палат человеку со стороны направление получить практически невозможно. Они завязаны на администрации, у них все участки расписаны по административной разнарядке. Еще в общественной палате могли согласиться, но дать направление не туда, куда человек хотел, а на другой конец региона. Никакой свободы расстановки там нет.

При этом традиционно кандидаты и партии дают направления гражданам без политических требований и условий, чтобы люди контролировали честность процедур. Такие кандидаты и партии есть, поэтому надеюсь, что физических проблем с попаданием на участки не будет. С учетом ограничений по трансляции запрос на наблюдение на участках повышается. У нас главный посыл сейчас такой — наблюдай там, где голосуешь. Нужно обеспокоиться контролем выборов на своем участке, не надо никуда ехать — найди друзей и знакомых и контролируй. Это главная забота всех наблюдателей.

Отказ от трансляции — это лишний признак того, что власть что-то хочет скрыть.

Зампред ЦИК России Николай Булаев комментирует ситуацию:

"Видеотрансляция будет доступна в участковых избиркомах, территориальных избиркомах, избиркомах субъектов и, самое главное, она будет доступна в 86 центрах наблюдения, где может находиться любой заинтересованный человек, и он может наблюдать все, что происходит, в режиме онлайн."

По его словам, в центрах наблюдения любой заинтересованный человек также может посмотреть запись того, что происходило на участке чуть раньше. "Он может проанализировать это вместе со специалистами и увидеть, было нарушение или нет, зафиксировать этот факт и тут же, написав жалобу, получить решение по ее рассмотрению."

Он добавил, что в текущей ситуации больше всего будут страдать те люди, кто "привык отслеживать избирательный процесс, сидя на диване". "Они будут страдать, потому что им на участки ехать не хочется. А здесь они посмотрели, что-то записали, что-то скомпилировали, вырезали. Они делают сообщения, запускают фейки и дальше их тиражируют или тиражируют то, что было когда-то и где-то, даже не в России", - сказал он.

Источник

15 июля Минюст включил АНО "Институт права и публичной политики" в реестр НКО — иностранных агентов за получение денег от иностранных организаций и якобы ведение политической деятельности. В ведомстве утверждают, что институт получал деньги от посольств Канады и Нидерландов, а также десяти иностранных организаций и участвовал «в организации и проведении публичных мероприятий в форме собраний, митингов, демонстраций, шествий или пикетирований», а также в организации «публичных дебатов, дискуссий, выступлений».

Кроме того, в ведомстве полагают, что организация обращалась «к государственным органам, органам местного самоуправления, их должностным лицам» и тем самым оказывала «влияние на деятельность этих органов». Помимо этого, институт якобы распространял мнения «о принимаемых государственными органами решениях и проводимой ими политике».

Институт права и публичной политики работает самостоятельно с 2000 года. Семь лет до этого (с 1993 года) он действовал как Центр конституционных исследований Восточной и Центральной Европы при Московском общественном научном фонде. В составе попечительского совета Института — первый вице-президент Адвокатской палаты Москвы Генри Резник, адвокат и бывший член Совета Федерации Константин Добрынин, бывший судья Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) и заведующий Центром зарубежного законодательства Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Анатолий Ковлер, судья Конституционного суда (КС) в отставке Тамара Морщакова.

Юристы Института консультируют граждан и представляют их интересы в КС, ЕСПЧ и ООН. Также Институт готовит меморандумы amicus curiae (независимые экспертные заключения) в КС, ЕСПЧ, направляет их самостоятельно и помогает другим организациям подготовить их (например, по делу о возможности исполнения постановления ЕСПЧ по делу «Анчугов и Гладков против России», делу о возможности исполнения постановления ЕСПЧ по делу «ОАО "Нефтяная компания «ЮКОС»" против России», делу об обязанности властей обеспечивать порядок во время митингов).

В конце мая при поддержке Института адвокату Марии Эйсмонт удалось добиться признания незаконным ее недопуска в отдел полиции под предлогом введения плана «Крепость». Ранее Институт готовил жалобу казанской экоактивистки Ирины Никифоровой в Конституционный суд: по итогам рассмотрения КС признал неконституционной практику считать одиночные пикеты, проходящие в разные дни, одним коллективным мероприятием.

О заслугах Института напомнил Григорий Вайпан (он проработал там с 2013 по 2020 год): «Это громкие дела в Конституционном Суде и Европейском Суде по правам человека (Ильдар Дадин, «дети ГУЛАГа», добросовестные приобретатели жилья против московской мэрии и т.п.). Это независимые заключения amicus curiae (по иронии истории, Институт признан «иностранным агентом» в том числе за заключение для ЕСПЧ о несоответствии российского законодательства об «иностранных агентах» международному праву)».

На своем сайте Институт также указывает, что оказывает бесплатную юридическую помощь малоимущим и иным социально незащищённым лицам, а также бесплатно берется за дела, которые представляют «общественную значимость». Статус "иноагента" не позволит Институту претендовать на получение бюджетных денег для помощи детям, инвалидам, пенсионерам, а также для информационной поддержки профилактики «социально значимых заболеваний» и «безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних».

Также этот статус создаст дополнительные сложности в работе: годовая финансовая отчетность таких организаций подлежит обязательному аудиту. НКО-иноагенты обязаны раз в полгода отчитываться перед Минюстом о своей деятельности и о персональном составе руководящих органов. Подавать документы о расходовании денежных средств они должны ежеквартально.

Также нужно во всех публикациях в интернете указывать статус "иноагента".

Институт намерен обжаловать решение о включении в реестр.

Источники: 1, 2, 3.

«Медуза» взяла интервью у климатолога, доцента МГУ Павла Константинова.

По поводу погоды в Канаде:

Там сформировался тепловой купол из очень жаркого воздуха, «заброшенного» с юга американского континента. К тому же воздух дополнительно прогрелся под солнечными лучами — а солнышко там сейчас заходит ненадолго или не заходит вовсе. Это вызвало такие сумасшедшие для тех широт температуры. Так далеко на север «забросы» воздуха раньше не происходили. То, что происходит сейчас, это уникальное североамериканское явление с невиданной мощностью теплового купола. А в Москве похожая ситуация с тепловым куполом была в 2010 году.

Почему мощности теплового купола повышаются?

Из-за процесса глобального потепления. Здесь есть связка. Например, проявление глобального потепления на территории России — это увеличение частоты неблагоприятных погодных явлений. Это и сильные ливни, и повторяемость волн жары. В ближайшие десятилетия их повторяемость и интенсивность будет расти.

Дальше сложно прогнозировать?

Грамотнее говорить даже о 20-30 годах. Дело в том, что даже если мы по щелчку пальцев перейдем на низкоуглеродные технологии и будем снижать выбросы, чтобы бороться с глобальным потеплением, самое раннее, когда мы увидим результат — в начале второй половины XXI века. Инерция системы очень велика. Углекислый газ, который уже был выброшен, в ближайшие 20-30 лет будет определять характер климата на нашей планете. Поэтому совершенно точно надо адаптироваться.

Где-то в мире уже адаптировались?

Некоторые примеры адаптации появились даже в Москве после 2010 года. Увеличилось количество кондиционеров, организовали прохладные комнаты в общественных пространствах, куда может прийти и отдохнуть пенсионер. Хотя, конечно, еще есть куда стремиться.
В Западной Европе это произошло в Германии и Франции. Там после 2003 года были очень сильно пересмотрены способы борьбы с жаркой погодой. Они помогли людям перенести жару в 2019 году более безопасно. Нам есть на кого смотреть и у кого перенимать эти технологии.

Какие есть методики, кроме кондиционеров и прохладительных комнат?

Это адаптация городской инфраструктуры, полное озеленение, зеленые крыши, увеличение водной инфраструктуры. Все это влияет на городской микроклимат. Хотелось бы, чтобы мы задумались об этом заранее. Тем более все инструменты и методы прогрессивного планирования — их еще называют climate friendly — есть и могут применяться у нас.

Кроме озеленения, как еще можно адаптировать город к жаре?

Это грамотные сценарии застройки. Коридоры проветривания, в результате которых не формируется застойных зон, так называемых каменных мешков. Это позволяет делать городскую застройку и проживание в ней наиболее комфортным еще на уровне планирования, а не на том уровне, когда уже все плохо, нужно закрыться дома и включить кондиционер.

Когда-нибудь мы почувствуем похолодание [климата в целом]?

Дело в том, что углекислого газа [который выбрасывается в атмосферу автомобилями, предприятиями и т.д.] очень много, и на процесс изъятия его из атмосферы уйдет не меньше 100 лет. Даже если заработают самые эффективные карбоновые полигоны (которых пока не существует!). На ближайшие годы мы в плену ситуации, вызванной предыдущим столетием с активной индустриальной деятельностью. И если мы успешно справимся с проблемой (и сохраним по максимуму достижения и уровень развития нашей цивилизации), то через сто лет теоретическое похолодание будет проблемой даже не наших детей, а в лучшем случае наших внуков и правнуков.

Генпрокуратура 15 июля объявила «нежелательной организацией» американскую компанию Project Media, Inc, издающую «Проект» — независимое от российских гос. структур СМИ, которое специализируется на расследованиях(в том числе и антикоррупционных). Одновременно Минюст включил пятерых журналистов «Проекта» (и еще троих сотрудников других СМИ) в список «иностранных агентов».

Независимые СМИ за последний год подверглись беспрецедентному давлению. Директор Центра защиты прав СМИ Галина Арапова объясняет, почему этот шаг — новый этап борьбы российского государства с журналистами:

Статус «нежелательной организации» токсичен. За сотрудничество с ней для российских граждан установлена ответственность: сначала административная, а потом — уголовная. Формально это выглядит так: если какую-то организацию признали «нежелательной», все российские граждане должны от нее шарахаться. До сих пор у нас не было «нежелательных организаций» среди юридических лиц, которые выпускают медиа-проекты. Это первый подобный ход [властей]. И ход — достаточно радикальный.

«Нежелательной организацией» названо американское юридическое лицо Project Media, Inc. Но «Проект» не зарегистрирован как СМИ. Соответственно, юридическое лицо не является редакцией «Проекта». И пусть Минюст доказывает обратное. Поэтому если журналисты находятся в статусе «иностранных агентов», но формально не сотрудничают с «нежелательной организацией», они могут продолжать работать. Да, работа осложнена: статус «иностранного агента» — это неприятно, мягко говоря. Журналисты должны ставить отметку об этом на всех своих сообщениях и отчитываться перед Минюстом. А если не отчитываются — два штрафа, а дальше уголовная ответственность.

С «нежелательной организацией» (если связь американской организации Project Media с сайтом «Проекта» будет доказана — прим. «Медузы») российским гражданам запрещено сотрудничать. При этом что именно значит «сотрудничать» — неясно. Это можно трактовать как хочется.

Зачем объявлять и «нежелательной организацией», и «иностранными агентами»?

Расчет на то, чтобы максимально осложнить работу «Проекту». На мой взгляд, это хитрый ход, который до сих пор не применялся. Дело в том, что закон об информационных технологиях запрещает распространение материалов «нежелательных организаций».

Поэтому если они установят связь между «нежелательной организацией» и сайтом «Проекта», то фактически смогут наложить полный запрет на распространение их расследований. Все репосты и материалы по этим расследованиям в других СМИ должны быть удалены.

Теперь власти нацеливаются не только на то, чтобы создать сложности в работе журналистов, которых признают «иноагентами», но и на то, чтобы вырубить весь блок журналистских расследований.

И что все это значит?

Это черная метка. Видно, что у государства серьезные намерения. Оно хочет, чтобы никаких расследований не публиковалось — и ее [власть] не беспокоили. «Проект» занимается крупными расследованиями — и они вызывали раздражение. Но цель журналистских расследований в том, чтобы вскрывать больные места в общественной жизни и управлении государством. Указывать на них, чтобы государство принимало меры, боролось с коррупцией.

Правда, мы видим, что после расследований «Проекта», «Дождя», «Новой газеты» и «Медузы» почти не было серьезных уголовных дел. За исключением недавней ситуации, когда «Проект» опубликовал расследование о харассменте в школе для одаренных детей.
Но на расследования, которые затрагивают вопросы противоправного поведения не обычного физического лица — обывателя в понимании серьезных людей, — а людей, близких к власти, такой реакции не было. На них уголовные дела не возбуждались.
Зато сами журналисты, которые ведут расследования, подвергаются атаке со стороны государства.

Какие последствия могут быть за репосты, лайки и донаты "нежелательной организации", читайте здесь.

UPD: "Проект" сообщил, что признанная "нежелательной организацией" компания находится в стадии ликвидации и более не имеет финансовых отношений с кем-либо из журналистов, работающих в России. Поблагодарив всех за поддержку, издание отметило, что расследований меньше не станет.

Телеканал "Дождь" взял интервью у человека, который написал обращение в Генпрокуратуру с просьбой проверить законность работы "Проекта".

Утром 7 июля 2020 г. сотрудники ФСБ по подозрению в государственной измене задержали советника главы «Роскосмоса» 30-летнего Ивана Сафронова, много лет проработавшего журналистом в «Коммерсанте» и «Ведомостях».

По версии ФСБ, Сафронов, ещё работая в «Коммерсанте», с 2012 г. сотрудничал с чешской спецслужбой, которая собирала сведения в интересах США, а в 2017 г. передал кураторам через интернет зашифрованные сведения о военно-техническом сотрудничестве России с «одной из ближневосточных африканских стран».

Дело Сафронова засекречено, и суть обвинений — какие именно, по версии следствия, сведения и кому он передал — ФСБ не раскрывает ни ему самому, ни его адвокатам. С момента задержания Сафронову не дали ни одного свидания с родственниками и ни одного телефонного звонка.

ФСБ и Кремль неоднократно заявляли, что дело Сафронова не связано с его журналистской деятельностью: Иван 9 лет работал корреспондентом по темам армии и космоса в «Коммерсанте», ещё год — в отделе расследований газеты «Ведомости». Лично Владимир Путин дважды заявлял, что обвинения в адрес Сафронова касаются периода его работы в «Роскосмосе». В самой госкорпорации, где Сафронов успел проработать всего 1,5 месяца, настаивали, что он не имел доступа к закрытой информации и занимался информационной политикой «Роскосмоса». Глава госкорпорации Дмитрий Рогозин говорил, что не сомневается «в личной порядочности и профессионализме» Сафронова.

Иван Сафронов категорически отрицает свою вину и заявляет, что обвинение напрямую касается его журналистской работы. Один из его адвокатов, глава «Команды 29» Иван Павлов рассказывал 07.07.20 г., что за Сафроновым следили задолго до того, как он начал работать в госкорпорации: «Дело было возбуждено шестого числа [июля 2020 года]. Но в нём уже семь томов, прошитых и пронумерованных, с корками. Такое редко бывает даже спустя годы предварительного следствия».

Следствие предлагало Сафронову заключить досудебное соглашение: условием было бы выдать имена журналистских источников, с которыми работал Иван. Большую часть года, прошедшего со дня ареста, Иван сидел в СИЗО «Лефортово», формальные следственные действия в отношении него проводились в среднем реже, чем раз в месяц.

Расследованием дела в отношении Сафронова занимается Александр Чабан, следователь 1-го отдела следственного управления ФСБ (специализируется на госизмене и шпионаже). В марте 2021 г. его повысили в звании до полковника и старшего следователя по особо важным делам.

Сафронову уже четырежды продлевали арест, в последний раз — до 7 октября 2021 г. Тогда ФСБ заявило суду, что «оказавшись на свободе, Иван якобы скроется на территории дипломатических представительств или консульств, а потом при помощи сотрудников спецслужб покинет территорию страны», рассказал адвокат Иван Павлов.

Адвокаты Ивана Сафронова — всего их пятеро — отказались дать подписки о неразглашении данных следствия, чтобы иметь возможность рассказывать о деле общественности. Закон не обязывает их давать такую подписку, но из-за этого решения адвокатов сразу три управления Минюста России попросили Адвокатскую палату Москвы возбудить против них дисциплинарные дела. А ФСБ с первого дня работы адвокатов в деле Сафронова установило за ними наружное наблюдение.

Важное отступление: 30 апреля 2021 г. адвоката Ивана Павлова задержали по делу о разглашении данных предварительного расследования; причиной стало то, что он передал журналистам «Ведомостей» копию постановления о привлечении Сафронова в качестве обвиняемого, а также сообщил СМИ о факте наличия секретного свидетеля в деле. Адвокат Команды 29 Евгений Смирнов:

Ивану [Павлову] часто поступали угрозы от следователей ФСБ, в частности, от Александра Чабана. Он говорил в лицо: "вы нам стоите поперек горла, мы сделаем всё, чтобы вас посадить".

Сам Павлов говорил, что Чабан общался с подзащитными «Команды 29» и их родственниками, убеждая их отказаться от помощи этих адвокатов. Уникальная история карьеры Иваны Павлова, пользующегося огромным авторитетом среди своих коллег, достойна отдельной статьи - он берётся за сложнейшие для адвокатов дела о госизмене, разглашении гостайны, доступе потомков репрессированных в СССР к информации из архивов и добивается успеха!

Возвращаясь к Ивану Сафронову: хронологию его дела вы можете прочесть здесь. Даже находясь в СИЗО, Иван провёл журналистское расследование — в ближайшее время оно будет опубликовано. А сейчас предлагаю вам посмотреть сюжет издания Проект, в котором журналисты показали, насколько изменилась жизнь близких Ивана Сафронова после его ареста. От себя хочу выделить концовку видео, начиная примерно с 23:37.

Об этой новости писали Новая газета, Сноб, Коммерсант и другие СМИ. Мой источник: Медуза.

Жалобу в суд подали 4 сотрудника из разных регионов страны — они утверждали, что начальство не разрешало им сидеть с маленькими детьми. До этого российские суды заявляли, что полицейские сами выбирали службу, «ограничивающую их в правах». ЕСПЧ назвал такую практику гендерной дискриминацией мужчин. Адвокат Константин Маркин констатирует, что российские силовики регулярно сталкиваются с такой проблемой.

В апреле 2009 г. сотрудник ГАИ Сыктывкара Александр Груб попросил отпуск по уходу за 8-месячным ребенком. Семья приняла такое решение из финансовых соображений — супруга милиционера зарабатывала больше. Но начальство заявило, что такой отпуск положен мужчине, только если его дети «остались без материнской заботы». Александр пытался обжаловать отказ в Сыктывкарском горсуде. Но судья пришел к выводу, что господин Груб «добровольно выбрал профессиональную деятельность, которая влечет за собой ограничение его гражданских прав и свобод», а неисполнение им служебных обязанностей «может нанести ущерб общественным интересам».

С аналогичной проблемой столкнулись аудитор ГУВД Санкт-Петербурга А. Михайлов,

нижегородский сотрудник налоговой полиции А. Морозов, сотрудник налоговой полиции Свердловской области О. Маринцев. Во всех случаях мужчины просили начальство отпустить их в отпуск по уходу за детьми, однако им отказали в этом. В итоге они были уволены со службы: трое — за систематическое отсутствие на работе, один — по состоянию здоровья.

Все полицейские подали жалобы в ЕСПЧ, а Европейский суд объединил их в одно производство. В постановлении по делу «Груб и другие против России» судьи единогласно признали нарушение ст. 14 («Запрет дискриминации») и ст. 6 («Право на справедливое судебное разбирательство») Европейской конвенции по защите прав человека:

Гендерные стереотипы о том, что роль женщин — прежде всего заботиться о детях, а мужчины — зарабатывать деньги, не могли в достаточной мере служить основанием для различия в подходах к праву мужчин и женщин на отпуск по уходу за ребенком.

Груб получит компенсацию в размере €8,7 тыс., Михайлов — €12,8 тыс., Маринцев — €1,1 тыс., Морозов — €5,9 тыс. Адвокат Константин Маркин, представлявший интересы А. Груба, назвал решение ЕСПЧ прецедентным:

Европейский суд закрепил выводы о недопустимости дискриминации по признакам пола. Можно рассчитывать, что подобные дела в России будут рассматриваться в связи с этими выводами. Ведь в такие же ситуации до сих пор попадают сотрудники вооруженных сил, Росгвардии и других силовых ведомств.

Нюансы декретного отпуска в России для мужчин и женщин хорошо рассмотрены здесь.

Напомню, что Россия ежегодно выплачивает более 1 млрд руб компенсаций по решениям ЕСПЧ. За 2020 г. Россия лидирует по количеству поданных и рассмотренных жалоб. Адвокат и юрист «Мемориала» Марина Силкина связывает такое большое число жалоб и компенсаций с тем, что ЕСПЧ стал более доступным для людей, и резюмирует:

По сути, эти большие выплаты – налог на безнаказанность.

Источники новости: Коммерсант, Дождь.