Creepy Reddit

Подождите, я знаю, что это звучит безумно. Две недели назад я очнулся на больничной койке. Мне сказали, что я попал в аварию. Я не помню аварии, только ослепительную вспышку света. С тех пор как меня выписали, я чувствую себя... странно. Не просто слегка странным - очень странным, словно мир надел маску, и только я вижу ее швы. Поначалу это были мелочи, от которых легко было отмахнуться. Но сегодня кое-что произошло. Что-то, что я не могу объяснить. И теперь я точно знаю: что бы это ни было, оно не просто в моей голове. Это реальность. И это чертовски пугает меня.

Поначалу все казалось довольно обыденным. Я никогда раньше не ночевал в больнице, поэтому, проснувшись в стерильной, освещенной флуоресцентным светом палате, должен был чувствовать себя тревожно. Я отмахнулся от этого. Родители были более заботливы, чем обычно, но для людей, чей сын чуть не умер, они восприняли это на удивление хорошо.

По крайней мере, пока мы не добрались до машины.

Вот тогда забота дала трещину, и разочарование просочилось наружу. Они ругали меня за то, что я разбил свой «Сатурн» 2003 года, называя меня безрассудным. Слова звучали правильно - обеспокоенно, даже сочувственно, - но что-то было не так. Выражение лица мамы постоянно менялось, как будто она не могла определиться с тем, что должна чувствовать. А вот отец? Он почти не двигался.

Он сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, как будто повернуть голову было невозможно. Но я чувствовал, что он наблюдает за мной. Его взгляд задерживался в зеркале заднего вида, тяжелый и холодный. Каждый раз, когда я поднимал глаза, я ловил его взгляд всего на долю секунды, прежде чем он снова переводил его на дорогу. Но я знал. Знал, что он в действительности не сводит глаз. После шестого раза я тоже перестал смотреть по сторонам. Зеркало превратилось в молчаливое одностороннее противостояние, когда я ждал, что он снова отругает меня через него. За всю оставшуюся дорогу он ни разу не взглянул в него. Благо поездка была недолгой.

Все это не было поводом для беспокойства. Все последующее не было таким уж безумным. Но когда мы вернулись домой, я почувствовал изменения.

После резкого флуоресцентного света больницы и золотистой дорожной полосы за окном я не был готов к прохладному полумраку дома. Это не была темнота, в общем-то. Мама всегда держала шторы открытыми - ей нравился естественный свет. Но сейчас они были не то чтобы закрыты... просто недостаточно открыты. Как будто кто-то засомневался на полпути и оставил их на месте. Моя семья не сомневалась.

После нескольких любезностей мама скрылась в спальне, папа вернулся к работе, а я остался один на диване в гостиной. Выпил таблетку тайленола, сделал несколько глотков и устроился поудобнее. Остаток дня прошел в тишине, если не считать редких звуков открывающейся и закрывающейся двери маминой спальни.

Я тратил время на скроллинг в телефоне, почти не замечая меняющегося солнечного света, пока луч не протянулся через всю комнату и не ударил мне в лицо. Я перевернулся с подушки на подлокотник - так я выиграл еще 20 минут. Затем подкрался еще один луч, согревая мои ноги, как некое пассивно-агрессивное предупреждение от солнца. Хорошо, сообщение получено. Я вздохнул, соскочил с дивана и, пробормотав «да ну нафиг, ты победил», потащился в свою комнату. И уснул раньше, чем успел об этом подумать.

Последующая неделя была... необычной, если не сказать больше. Это были летние каникулы, и в обычное время я бы занимался складированием товара на полках в Walmart или тусовался с друзьями, но предписания врача были довольно простыми: у тебя сотрясение мозга, не будь идиотом. Никакого долгого стояния, никакого поднятия тяжестей, никакого ненужного риска. Меня это устроило. Я получил справку от врача, пару недель отпуска и временное избавление от радостей труда за минимальную зарплату. Это был не конец света - работа на полставки приходит и уходит.

На данный момент у меня просто болит голова, и я хочу побыть в тишине. Лучше так, чем столкнуться с чем-то похуже, будь то страх перед работой или намеренное попадание баскетбольного мяча в мой череп одним из моих друзей, потому что мы слишком увлеченные соперничеством дегенераты.

Мне не особо хотелось выходить на улицу. Погода не была такой солнечной, как в первый день моего возвращения - тучи висели низко, плотные и неподвижные, словно наседающие на окрестности. Даже когда солнце пробивалось сквозь них, это был слабый, размытый свет, который, казалось, едва касался земли. Это делало необходимость оставаться дома еще более оправданной. И я так и сделал.

Я перенес Xbox из подвала в свою комнату. В обычном случае это было бы нежелательно, но если бы кто-то спросил, я бы просто сослался на «карту сотрясения мозга» и объявил это победой. Никто даже не прокомментировал это, что показалось мне... странным. Как будто они должны были, но не сделали этого. Я просто сидел в комнате, играл, ел, смотрел видео про Skyrim в гостиной и все такое.

Кроме семейных ужинов, я мало разговаривал с родителями. Разговоры за столом были скучными - то есть мы почти не разговаривали. Отец работал дольше обычного, часто ускользая сразу после ужина. Мама была где-то рядом, я это прекрасно понимал. Я слышал ее. Двери спальни открывались и закрывались. Когда она ходила, скрипели половицы.

Но я почти не видел ее. Ни на кухне, ни в гостиной, ни даже когда перекусывал по вечерам.

Если подумать, я вообще не видел ее дома. Кроме ужина. Некоторые продукты портились, что было странно, потому что мама обычно следила за такими вещами. Когда я обратил на это внимание, она взяла меня с собой за покупками, что было даже приятно. У меня было гораздо больше прав на то, чем мы заполним холодильник, чем обычно. И это было победой.

Но пока мы бродили по магазинам, я кое-что заметил.

Люди смотрели на меня.

Не вскользь, мимоходом, а пристально. Как будто они пытались запомнить мое лицо, или, может быть, они не были уверены, на что смотрят. Каждый раз, когда я ловил чей-то взгляд, он отводил голову, словно ничего не происходит. Но ощущение оставалось. Казалось, что ни один человек не может сохранить нормальное выражение лица. Казалось, что самые обычные действия вызывают у них бурные эмоции.

Ощущение опасности не покидало меня. И что еще хуже, я начал замечать кое-что еще: когда мы с мамой проходили мимо людей, я мог поклясться, что слышал, как они поворачивались, чтобы посмотреть на меня. Хотя я никогда не видел, как это происходит, но я чувствовал это. Мягкий скрип наступающего ботинка, слабый шелест сдвигаемой ткани.

Я хотел спросить маму, заметила ли она что-нибудь, но слова застревали в горле. Если она не заметила, я покажусь сумасшедшим. А если заметила... Не хочу этого знать. Я попытался отмахнуться от этого. Последнюю неделю я был совсем как гоблин, едва успевал бриться, и да, волосы на моем лице были чертовски грязными. Может, я просто выглядел неважно. А может, мне все привиделось. Неважно.

Вернувшись домой, я включил Xbox, договорился с друзьями о встрече в конце недели и сказал себе, что к тому времени приведу себя в порядок. Все было в порядке. Все было хорошо.

Прошло два дня. Ничего примечательного - только растущее осознание того, что все вокруг не в порядке. Мама стала больше двигаться. По крайней мере, мне так кажется. Я слышал ее шаги, мягкие шаркающие звуки, которые, казалось, всегда останавливались прямо за моей дверью. Первые несколько раз я отмахивался от этого. Может, она просто проходила мимо. Может быть, она прислушивается к признакам того, что я не сплю. Но чем больше я обращал на это внимание, тем больше это казалось... преднамеренным.

В доме, конечно, было тускло, но у меня в комнате - нет. Шторы на окнах были открыты, пропуская достаточно света, чтобы комната казалась нормальной - по крайней мере, не такой, как весь остальной дом. А вот коридор снаружи? Он всегда был в тени. Лишь в одно время суток свет из высоких окон в гостиной хоть немного падал на мою дверь, но не сейчас.

Вот почему я знал, что не должен был ничего видеть. И все же я увидел.

Я услышал ее. То самое мягкое шарканье. Обернувшись на краю кровати, я ожидал, что ничего не произойдет, что это просто очередной фокус моих нервов. Но на долю секунды я увидел их. Ногти на ее ногах. У самого края двери. Как только я их заметил, они стремительно исчезли. Так быстро, как будто их и не было вовсе. Но я знал, что видел. На ковре, где они были, осталась небольшая ложбинка, которая медленно возвращалась на место. В желудке все перевернулось.

Ладно. Хватит. Больше не нужно убеждать себя, что я не тронулся умом, хотя мне и мерещилось всякое дерьмо. Я ждал. Прислушивался. И услышал, как она удаляется. Затем захлопнулась дверь.

Я выдохнул, потер лицо и встал. Хватит с меня этого. Мне нужно было выбраться из дома. Нужно было увидеться с друзьями: Джеймсом, Ники Ди и Тайлером. Цель была проста: отрезвиться, взять себя в руки и, может быть, рассказать о том, что происходит. На Xbox они все говорили совершенно нормально. Я лишь вскользь упомянул о нескольких вещах, но ничего такого, что могло бы их насторожить. В основном мы разговаривали о девушках из нашей школы, мемах и всякой фигне в лобби Rainbow Six Siege. Может быть, я просто слишком много думал.

Может, все в порядке.

Но когда я взял ключи и направился к двери, меня не покидало ощущение, что где-то наверху мама прислушивается.

Очевидно, что ехать на машине было нельзя. Моя машина была разбита. Родители отдали мне 250 долларов за металлолом, из которого она, очевидно, состояла, и на этом все. Поэтому из сарая на заднем дворе я достал свой старый велосипед. Уезжая, я даже не взглянул на дом. Мне не нужно было видеть, как моя жуткая мамаша выглядывает из окна наверху, словно статист из фильма ужасов. Если бы я это увидел, то, скорее всего, свернул бы прямо в машину, лишь бы не иметь с ней дела. Поэтому я отогнал эти мысли и позволил себе поверить, хотя бы ненадолго, что я просто раздуваю из мухи слона. Так было безопаснее. Так было лучше. Кроме того, вероятность глюков была велика. У меня все еще болела голова. Я все еще был немного под кайфом. И я все еще принимал тайленол. Если сложить все это вместе, то, возможно, мой мозг просто работал как лагающий Xbox.

Минут через двадцать я подъехал к футбольному полю школы и перепрыгнул через ограждение. Все уже были там - Джеймс, Ники Ди и Тайлер. А что было дальше? Это было потрясающе. Поначалу приветственные удары в плечо были немного жестковаты, но как только мы это сделали, все встало на свои места. У нас был насос, футбольный мяч (который продержался около десяти минут, прежде чем ему снова понадобилась подкачка) и фрисби. Впервые с тех пор, как я вышел из больницы, ярко светило солнце, и впервые за несколько дней я чувствовал себя прекрасно. Я побрился, меня окружали друзья, и я начал думать - нет, я позволил себе надеяться, что, возможно, мне просто не хватало настоящего, живого общения.

Мне почти удалось купиться на это.

Я почти позволил себе уверовать, что все в порядке.

Мы играли несколько часов. В конце концов обессиленные и уставшие, мы собрались домой. Я был ближе всех к углу поля, где стояла старенькая водяная колонка, так что решил первым им воспользоваться. Потянул за рычаг, позволив воде хлынуть, подставил ладони и попил. Остальные болтали позади меня, их голоса сливались с тихим бульканьем колонки. Освежившись, я вернулся к месту, где мы играли во фрисби, плюхнулся на траву и достал телефон. Солнце нещадно палило, заливая экран. Наклонив его вниз, чтобы отгородиться от бликов, я прищурился, потянувшись к кнопке включения... И тут же замер.

Потому что в черном отражении экрана телефона я увидел их.

Всех троих. Стоящих у колонки. Смотрящих мне в затылок.

Лица Джеймса и Тайлера были искажены. Их челюсти были открыты слишком широко, за гранью возможного. Они не просто отвисли, они были перекошены. Нижние губы изогнулись вниз настолько, что стали видны зубы. Их головы наклонились вперед, глаза уставились на меня, плечи ссутулились, руки слишком свободно болтались по бокам. Они выглядели как нечто из кошмара. Как «Крик», только хуже.

С Ники все было не так плохо. Он тоже пялился, но его лицо перекосилось так же, как у мамы, когда она забирала меня из больницы. Как будто он не мог понять, что происходит. И все же... Их разговор не прекращался. Их голоса звучали нормально. Но Джеймс и Тайлер не шевелили ртами. Колонка все еще работала. На секунду я поднял телефон. Но тут меня дернуло, как будто от удара ножом. Пальцы дрогнули, и телефон выскользнул у из рук, упав на траву с тихим стуком.

Ники спросил, все ли у меня хорошо. Голова с трудом соображала. Я едва дышал. На висках выступили бисеринки пота. Я тяжело сглотнул и заставил себя улыбнуться.

Выдавив из себя слова.

– Да, да. Все отлично.

И я повернулся к ним. Нормально. Они выглядели нормально. Все было нормально. Но мой желудок скрутило в узел, потому что я знал, что вижу. И впервые с тех пор, как я вернулся домой, я осознал - мне некуда бежать.

– Ты уверен, что все в порядке?

Я даже не помню, кто меня об этом спросил.

– Да, я в порядке, чувак. Просто голова раскалывается. Думаю, пора двигаться домой.

Это была правда. Она и вправду раскалывалась. Ники нахмурился.

– Тебя подвезти?

В голове пронеслось: “Да ну нахуй.” Но губы сказали иное.

– Не, братан. Тебе что, нравится катать чуваков на своей машине или типа того? Тебе нравятся мальчики-подростки? Все ок, я и сам доберусь.

Остальные засмеялись. Напряжение немного спало. Все уже начали готовиться к расставанию, но я тянул время. Ходил вокруг их машин, шутил, перебрасывал футбольный мяч через капоты - все, что угодно, лишь бы потянуть время. Я продолжал украдкой поглядывать на зеркала и окна, в ожидании возможности еще раз взглянуть на то, что скрывается под вуалью.

Но ничего.

Первые несколько раз, клянусь, я видел, как они отводили глаза от меня, как будто знали, что я делаю. Потом они как будто... перестали смотреть в мою сторону. Неважно, как я наклонялся, как быстро переводил взгляд, мне не удавалось поймать их так, как на поле. И все же.

Оглядываясь назад, я не могу избавиться от ощущения, что они точно знали, куда я смотрю. Как будто они просто нашли способ смотреть на меня исподтишка, чтобы я не мог их поймать.

Я просто рад, что мне позволили уйти домой. Не знаю, какова конечная цель, но кажется, будто из меня выкачивают кровь - играют со мной - прежде чем съесть.

По дороге домой мне удалось успокоить дыхание. Подъехав к дому, я свернул в сторону второго гаража - старого, отдельно стоящего строения, которое почти не используется, разве что для хранения вещей. Я решил оставить велосипед там, чтобы не торчать на улице дольше, чем нужно. Я подкатил к боковой двери и взялся за ржавую ручку. Замок давно был сломан, и от сильного толчка дверь со стоном распахнулась.

Пыль и спертый воздух, запах старого картона и забытого хлама. Помещение было тусклым, слабо освещенным уличными фонарями, проникающими сквозь грязные окна.

Я закатил велосипед внутрь, стараясь не споткнуться о разбросанные инструменты и испорченную мебель, как вдруг...

Я замер.

В центре гаража, прямо там, где ее не должно было быть, стояла моя машина.

Совершенно целая. Не разбита.Даже не поцарапана.

У меня перехватило дыхание. Сделав медленный шаг вперед, я коснулся пальцами капота. Холодный. Настоящий. Осязаемый. В последний раз я слышал об этой машине, когда мне сказали, что она разбита. Сдана на металлолом. Родители дали мне двести пятьдесят баксов и сказали, что это все, чего она стоит.

Так почему же она была здесь?

Я обошел машину со стороны водителя и заглянул внутрь. Ключей в замке зажигания не было, но они свешивались с приборной панели. Что-то было не так. Сиденье, обычно отрегулированное под меня, было отодвинуто назад, как будто там сидел кто-то гораздо выше меня.

По позвоночнику поползла слабая дрожь. Машина, несмотря на то что ее не трогали, была покрыта дорожной пылью.

Как долго я пробыл в больнице? Неважно. Уже темнело. Я быстро проверил жидкости, провел руками по шинам, чтобы убедиться, что машина наготове, если понадобится, и трусцой побежал к дому. Но как только переступил порог, меня снова накрыло.

Быстрота. Агрессивное шарканье. Хлопок двери. Затем голос, слишком обычный, чтобы быть реальным.

– Дорогой, ты пропустил ужин. Хочешь, я тебе разогрею?

Нет.

– Все в порядке, мам. Я справлюсь.

Телевизор в гостиной светился голубым экраном, отбрасывая тошнотворное сияние на открытую планировку. Я не решился вмешиваться в планы родителей. На данный момент они наверняка знали, что я их раскусил. И мне не хотелось нарушать их покой.

Я взял несколько снеков из холодильника, отправился в свою комнату и запер дверь. Откопал свой старый iPod Gen 6, оставшийся со времен средней школы, спрятанный в коробке из-под обуви, и поставил его на зарядку. Некоторое время я просто сидел и слушал. Было слишком тихо.

Я позвонил на iPod по FaceTime с телефона, сомневаясь, стоит ли вообще выходить из комнаты. Планировка наверху была простой. Четыре комнаты. Моя была первой слева от лестницы. Комната родителей была крайней справа. В самом конце - кладовка, где хранились стиральный порошок и полотенца. Моя ванная была последней дверью слева.

План был прост: во время очередного похода в ванную стратегически правильно подбросить iPod. План был выполнен безупречно: я дождался следующего цикла патрулирования, прежде чем выскользнуть наружу. Приоткрыв дверцу шкафа настолько, чтобы дать iPod'у обзор на коридор, я воткнул зарядное устройство в розетку под нижней полкой и оставил его там.

Скрытое око.

Способ увидеть, как на самом деле выглядят мои родители, когда они думают, что за ними никто не наблюдает. Я почти жалею об этом решении. Когда я вернулся в свою комнату и запер дверь, все было в порядке. Я тихонько придвинул к ней комод, подставив под ручку кресло так плотно, как только мог.

Слишком много движений.

Послышался звук распахивающейся двери родителей - она врезалась во внутреннюю стену их спальни. К тому времени как я схватил телефон, она уже была там.

Стояла в конце коридора. Лицом к моей двери. Покачиваясь.

У нее уже не было того странного перекошенного лица, которое было у Ники. Что бы это ни было, у него есть стадии. Ее челюсть была не просто выдвинута - она была растянута до предела, кожа натянута так сильно, что дергалась при каждом движении ее тела. Даже отсюда я мог видеть мешки под ее глазами. Не просто темные круги, а рыхлые, обвисшие складки, которые опускались к верхней губе, обнажая излишне сухие, розовые веки.

Ее волосы, тонкие и растрепанные, прилипли к коже головы, покрывшись сальным блеском от сияния телевизора в гостиной и тусклого света, льющегося из спальни. Ее руки были согнуты под жестким, неестественным углом в 90 градусов, плечи сгорблены, запястья как и длинные костлявые пальцы безвольно болтались.

Единственное, почему я понял, что это моя мама - это пижама. Она облегала ее тощий скелетный каркас, натягиваясь на позвоночнике и свободно свисая на хрупких плечах.

Она наклонилась. Прижалась к двери. Голова ее наклонилась - медленно, неторопливо, словно она могла видеть сквозь дерево, отслеживая, где именно я нахожусь. И тут раздался шепот.

– Милый, ты не спишь?

Ее рот не двигался. Губы растянулись, челюсть отвисла и застыла в этом гротескном, безвольном состоянии. Но слова все равно прозвучали совершенно отчетливо, абсолютно по-человечески.

– Я знаю, что ты не спишь, дорогой. Я просто услышала, как ты двигаешься.

– Да. Я просто передвинул мебель. Мне не понравилось, как стоит мой телевизор.

Наступила напряженная пауза.

Затем снова шепот. Совершенно чистый. Совершенно человеческий.

– Могу я посмотреть?

Горло сдавило.

– Давай завтра. Сейчас я голый. И не хочу одеваться, - солгал я.

ПОЖАЛУЙСТА. ПОЖАЛУЙСТА. ПОЖАЛУЙСТА, СРАБОТАЙ.

Я застыл, уткнувшись лицом в экран телефона, не решаясь отвести взгляд от зернистой картинки Facetime. Я едва слышно дышал. Затем, наконец...

– Хорошо. Завтра, значит, завтра.

Пока она говорила, в самом дальнем и темном углу за лестницей что-то зашевелилось.

Сначала я подумал, что это просто тень. Но потом - рука. Тонкая. Хрупкая. Свисающая с потолка, как марионетка на обрезанных ниточках. За ней последовала другая рука, затем тело, медленно и целенаправленно спускающееся по стене. Мой желудок покрылся льдом.

Папа.

Выходил ли он вообще из дома? Был ли он уже в таком состоянии, когда забирал меня из больницы вместе с мамой? Все это не имело значения. Он двигался абсолютно бесшумно, поднимаясь по лестнице, когда мама в последний раз прошептала:

– Спокойной ночи, сынок. Я люблю тебя.

Затем отец прошмыгнул мимо нее. С той же скованной, неестественной походкой, с которой мама двигалась уже несколько недель. Если бы я не смотрел прямо на отца, я бы поклялся, что это все еще голос мамы.

Он прошел в спальню. Закрыл дверь. Затем, не издав ни единого звука, вернулся. Если бы я не наблюдал за ними все это время, я бы точно купился на эту уловку.

Он оказался прямо за тем местом, где стояла мама. И вот я здесь. Вот уже два часа они стоят за дверью моей комнаты. Отслеживают каждое мое движение. Сквозь деревянную дверь. Сквозь тишину.

Сейчас 3:02 утра. Если мне удастся дотянуть до дневного света и не потерять сознание, думаю, я смогу открыть окно и спрыгнуть. После этого - сразу в запасной гараж, забрать машину и свалить из города. Не знаю, насколько далеко распространилось это дерьмо, но я не могу здесь оставаться.

Блять.

Они опускаются. Пригибаются. Заглядывают под дверь. Возможно, мне придется уйти прямо сейчас. Так. черт.

Я сообщу подробности, когда буду в безопасности.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Она видела то, чего мы не видели.

Комната Мэри, также известная как «аргумент знания - это философская концепция, касающаяся гипотетической женщины по имени Мэри, которая никогда не видела цвета, она существовала только в черно-белой комнате. Мэри изучает мир через книги и монохромный экран телевизора, она читает о цветах, но не познает их визуально.

Можно ли полностью понять Вселенную в чисто физических терминах?

Ответ зависит от того, верит ли человек в то, что мы знаем фундаментальные истины о реальности «априори» - без опыта или «апостериори» - с опытом.

Другими словами, узнает ли Мэри что-нибудь о цвете, когда покинет черно-белую комнату?

Это был мысленный эксперимент.

Никто не должен был проводить его на практике.

Однако в 2007 году группа исследователей попыталась ответить на этот вопрос.

Проведенный ими эксперимент был бы осужден этическими комиссиями по всему миру, но это были не этичные ученые, и это не была этичная организация. Я бы осудил ее действия еще тогда - не для этого я пришел в агентство.

Но мне было страшно. В конце концов, они готовы были поместить невинного младенца в бесцветную тюремную камеру, обреченного расти почти в одиночной камере, если бы не нянечка по прозвищу «Няня». А что бы они сделали с осведомителем?

Я не знаю, как они нашли ребенка, и не хочу знать. Неважно, добровольно ли ее отдали родители или кто-то из ученых специально вырастил ее для эксперимента, результат остается неизменным.

Младенца, названного Мэри в честь философской концепции, вдохновившей на ужасающий эксперимент, поместили в белую камеру без окон, обитую поролоном. Ей завязывали глаза всякий раз, когда в комнату входила медсестра, чтобы принести еду, лекарство и свежую одежду - всегда один и тот же черный комбинезон, а руки и ноги закрывали варежками и носками.

Ее также заставляли носить накладку на лицо, похожую на балаклаву, которая закрывала ее лицо, без прорези для рта, чтобы не видеть цвет ее губ, и с черными линзами в глазах. Кроме того, няня надевала точно такой же наряд каждый раз, когда входила в комнату.

Проще говоря, ежедневный наряд Мэри был ужасен - едва ли более гуманный, чем смирительная рубашка и мешок на голове.

Ошибиться было невозможно. В любое время дня и ночи за Мэри наблюдал как минимум один человек. Если она проявит любопытство и попытается украдкой взглянуть на цвет кожи или глаз, то получит разряд в сотню вольт от ошейника, закрепленного на шее.

Но еще страшнее был тот простой факт, что Мэри была хорошо обучена. Настолько хорошо обучена, что за все восемнадцать лет заключения ни разу даже не попыталась подсмотреть цвет своей кожи.

Она была настолько добровольным пленником, не знавшим ничего другого, что, думаю, осталась бы в своей комнате, даже если бы дверь осталась открытой.

Поначалу это казалось чрезмерным, учитывая, что были приняты все меры, чтобы в комнате не было отражающих поверхностей - даже телевизионный монитор был оснащен антибликовым экраном.

Однако ученые опасались, что Мэри может каким-то образом уловить взгляд своих зеленых глаз, ведь даже вид ее бледной, персикового цвета кожи мог испортить результаты эксперимента.

Черный и белый. Это были единственные оттенки, которые разрешалось видеть Мэри.

А когда она начала ходить и говорить, няня совсем перестала заходить в комнату. Свежую еду и одежду выдавали через горизонтальную щель в стальной двери, а Мэри всегда предписывали надевать повязку на глаза, прежде чем переодеться или воспользоваться ванной, которая состояла из белого фарфорового унитаза и черной душевой лейки, прикрепленной к гипсовой стене, отвратительно, что и то и другое было открыто для обзора в ее убогой комнате. Весь ее мир представлял собой коробку, растянувшуюся на четыре метра по всем трем измерениям.

На протяжении многих лет я много раз хотел спасти ее, помочь ей покинуть это ужасное место. Но я трус. Кроме того, мы бы не ушли далеко. От этих людей не убежишь.

И агентство - это еще не самый большой ужас этой истории.

На восемнадцатый день рождения Мэри доктор Робсон передал через громкоговоритель волнующее сообщение.

– С днем рождения, Мэри, - произнес он монотонным тоном, лишенным сочувствия.

– Спасибо, - коротко ответила девушка. - В этом году будет шоколадный торт? В прошлом году мне... видите ли, не понравился лимонный.

– Сегодня мы будем праздновать по-другому, Мэри, - ответил Робсон. - Ты знаешь свой возраст?

– Мне... восемнадцать, - пролепетала она. «Это значит...?»

– Да, Мэри, - сказал доктор Робсон. - Сегодня ты покинешь Комнату.

– Я увижу... цвет? - довольно невинно спросила она.

Любой здравомыслящий и развитый человек во внешнем мире был бы просто рад свободе, но Мэри не имела понятия о свободе. Она не имела понятия о тюрьме. Она не понимала, что это детство было ненормальным и даже хуже, чем ненормальным.

Бесчеловечным.

Чтобы Мэри была послушной, ее обучение было строгим, а в учебниках намеренно отсутствовали любые «опасные» идеи. И как результат? Девочка, радующаяся возможности не сбежать из своей тюрьмы, а просто увидеть цвет.

– Да, Мэри. Ты увидишь цвет. Няня уже отправилась за тобой, - сказал доктор Робсон.

Мы смотрели прямую трансляцию, снятую на камеру скрытого наблюдения, из операционной. Няня отперла массивную дверь в комнату Мэри, и мы все ждали, затаив дыхание, пока она помогала Мэри снять черную маску.

Я слышал, как Мэри хихикала. Хихикала задорно и нервно, когда с ее головы снимали маску, а с глаз - очки. А затем, впервые познакомившись с цветом, отличным от черного или белого, няня сняла свой черный наряд, продемонстрировав под ним потрясающее красное платье.

Мэри задохнулась.

Это был такой резкий вдох, что, казалось, она перестала дышать - возможно, на мгновение она и в самом деле перестала дышать.

– Что ты испытываешь? - спросил доктор Робсон. - Это что-то новое? Это похоже на...

– Я так и знала, - прошептала Мэри голосом, звучавшим так, будто она вот-вот сорвется, а затем ее смех вновь усилился, что, похоже, не на шутку встревожило Няню. - Вот почему вы провели эксперимент, не так ли?

– Это похоже на новый опыт, Мэри? - спросил Робсон с оттенком нетерпения, казалось, не замечая дискомфорта Няни, хотя это было очевидно даже через зернистую картинку камеры.

Мэри подняла к камере заплаканное лицо.

– Да, но я ждала этого.

– Да, я знаю это, Мэри, - простонал Робсон. - Но и я тоже. Расскажи мне об этом. Расскажи мне о красном. Каково это - впервые ощутить настоящий цвет? Мы видим на экране интересную мозговую активность, но твои слова очень помогли бы нам...

– Я говорю не о красном цвете, - вмешалась Мэри.

И тут она обвиняюще ткнула пальцем в платье Няни так, что я испугался - и уж точно испугалась Няня, которая отшатнулась назад.

– Я говорю об этом, - хихикнула девушка. - Я знала, что вы что-то упускаете из книг и телепередач на протяжении многих лет!

– Что ты хочешь сказать, Мэри? - спросил Робсон. - Я не понимаю... Красный. Ты смотришь на красный.

– Красный и второй цвет, - настаивала она. - Цвет, который вы не описывали в книгах. Ни одно из прилагательных, которые вы использовали, не описывает его. Красный такой же резкий, мощный и страстный, как и описанный. Голубой цвет глаз Нэнни такой же успокаивающий и нежный, как и описанный. Но этот другой цвет на ее платье просто...

– Какой другой цвет? - воскликнул Робсон. - Это просто красный, Мэри.

– Вот здесь! - крикнула Мэри, делая выпад вперед и тыча Няню в живот.

Женщина в красном платье отпрыгнула назад, схватившись за живот, и тут глаза Мэри расширились.

– Ооо... - прохрипела она.

– Что, Мэри? - спросил Робсон. - Пожалуйста, расскажи нам, что ты видишь.

– То, что я видела, - прошептала она, проводя пальцем по лицу Нэнни. - Оно двигалось там, а теперь... исчезло.

– Пожалуйста, опиши нам этот „другой цвет“, Мэри, - сказал Робсон, прежде чем вывести изображение на экран телевизора Мэри. - Какой из них?

Глаза Мэри метнулись к экрану телевизора и быстро просканировали двенадцать основных цветов на экране.

– Это не один из них. Не другой оттенок одного из них. Это другой цвет.

– Существует десять миллионов возможных комбинаций цветов, Мэри, - сказал Робсон. - Возможно, ты просто...

– Нет, доктор Робсон, - перебила девушка, тяжело дыша, и ее глаза вернулись к лицу няни, изучая его. - Я понимаю, как работают оттенки. Оттенок синего на экране отличается от цвета глаз Нэнни. Но тот другой цвет... Его не было на экране. Он был...

Мэри остановилась, и ее глаза расширились.

Затем она сказала.

– Мне очень жаль.

Няня нахмурилась.

– Это... ничего, Мэри. Я знаю, ты не хотела...

– Не ты, - шипела Мэри, наклоняясь вперед и пытаясь заглянуть в рот женщине. - Мне... мне жаль, что я тебя увидела.

– Мэри, ты несешь чушь, - сказал доктор Робсон. - Думаю, на сегодня мы сделали достаточно. Завтра мы сделаем больше, так что...

– Я не должна была этого видеть, - застонала Мэри, отшатнувшись назад и врезавшись в стену из поролона, а затем схватившись за растрепавшиеся волосы. - О, Боже... Почему ты не видишь? Это... Няня... Это в тебе.

Женщина подняла глаза к камере.

– Я бы хотела выйти, доктор Робсон.

Доктор Робсон вздохнул, затем сжал переносицу двумя пальцами.

– Хорошо.

Няня уже повернулась на каблуке, чтобы уйти - она сделала бы это независимо от того, дал ли ей Робсон разрешение, поскольку Мэри явно тревожила ее. Но она едва успела сделать шаг, как ее тело оказалось приковано к полу.

И тут Няня покачнулась, как мясистый болванчик.

По коже прокатилось ощущение тепла, а мгновение спустя прогремел взрыв.

В комнате произошло извержение красного: ошметки кожи, крови, кишок и платья.

Няня самопроизвольно взорвалась.

Крики заполнили операционную: кто-то убегал, кто-то упал в обморок, а кто-то просто застыл на месте.

Я даже не знаю, заметил ли кто-нибудь из них то, что Мэри выцарапала себе глаза, оставив на щеках полосы крови и слез, поскольку всего через несколько минут после того, как она впервые увидела цвет, она уверилась, что больше никогда ничего не увидит.

– Мне очень жаль! - причитала безглазая девушка. - Я не знала, что мне нельзя... Пожалуйста... Я больше никогда тебя не увижу...

Когда я увидел кровавый след, тянущийся от обезображенного трупа Няни к входной двери, явно оставленный чем-то незримым, глубокий ужас наполнил мою грудь. До меня дошло то, что уже дошло до некоторых других людей, и в страхе я побежал следом, оставив доктора Робсона и своих застывших коллег.

Я не помню, как выбрался из здания, сел в машину и поехал домой. Но я должен был это сделать. Иначе меня бы здесь не было и я не писал бы это для вас.

Прошло четыре часа. Четыре часа с тех пор, как Мэри впервые увидела цвет.

Увидела цвет, который никто из нас не видел.

Что это было?

Почему только Мэри могла видеть его? Кто она?

Откуда она на самом деле взялась?

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

– Привет, дорогой, - сказала я, суетясь над плитой, - как прошел день?

Он проигнорировал меня, бросив портфель и достав из холодильника пиво. Как всегда.

– Ужин уже готов?

Я указала на таймер, тикающий на кухонном столе. Мясному рулету оставалось еще 20 минут.

– Думаю, правильнее будет сказать „А что готовится?“, - отшутилась я.

– Слушай, у меня был тяжелый день, - вздохнул он, отхлебнув пива, - просто приди за мной, когда все будет готово.

– Обязательно, милый, - сказала я, - После ужина у меня для тебя приготовлен сюрприз.

– Как скажешь.

И с этими словами он удалился наверх, чтобы поиграть в видеоигры. Ужин, казалось, единственное, что его волновало в эти дни. До тех пор пока он был сыт, он, похоже, не хотел иметь со мной больше ничего общего. Я пыталась заставить его поговорить со мной. Его явно что-то беспокоило. Он просто не хотел открываться.

Но это было нормально.

Когда ужин был готов, я поднялась по лестнице и позвала его к столу. Блюда были приготовлены безупречно. Жареная цветная капуста с лемонграссом и луком-шалотом. Картофель в мундире с чесночным конфи. А на основное блюдо - прекрасный мясной рулет, мой собственный рецепт. Его любимый. Я думала, он это заметит. Но вместо этого он просто начал есть, даже не взглянув в свою тарелку, его глаза были прикованы к телефону.

Но это было нормально.

После 15 минут молчания, нарушаемого только звуками жевания, я заговорила.

– Ну, как тебе мясной рулет? - спросил я.

– Хорошо, - хмыкнул он.

– Любопытно, что за сюрприз тебя ждет? - спросила я, улыбаясь, - Хочешь подсказку?

– Что ты хочешь от меня, Роуз? - насмешливо ответил он, накладывая себе еще один кусочек, политый кетчупом, - Я ведь не забыл о твоем дне рождения, правда?

Его слова задели меня, но я старалась не показывать этого. Несколько часов я молча репетировала то, что собиралась сказать.

– Вообще-то я хотела поговорить с тобой, - сказала я, - о ребенке.

На мгновение он перестал жевать, а его челюсть сжалась. Он всегда хотел стать отцом. Но шесть месяцев назад у меня случился выкидыш на сроке 20 недель. Врачи сказали, что нам не стоит пытаться снова.

– Я уже говорила, что не хочу об этом говорить!

– Но я хочу, - сказала я. – Она была и моим ребенком.

– Если ты не можешь подарить мне ребенка, - сказал он, запихивая в рот последнюю порцию мясного рулета, - то нам больше не о чем говорить!

И тут он укусил что-то с такой силой, что чуть не сломал зуб. Осторожно вытащив это нечто изо рта, он вздрогнул, не в силах осознать увиденное.

– Это...? - тихо спросил он.

Я кивнула.

– В морозилке есть добавка, если ты всё ещё голоден.

Пупочный пирсинг.

Такой же, как носила его любовница.

Он зажал рот от ужаса и уставился на меня с большими чувствами, чем за последние месяцы.

– Что ты наделала, сумасшедшая сука? - закричал он, - Это и есть твой гребаный сюрприз?!

– Конечно, нет, - ответила я, довольная тем, что наконец-то привлекла его внимание.– Эта сука была беременна.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Знаете такой городок, где каждый знает каждого? Где в местной закусочной подают кофе в кружках с вашим именем, и каждый протянет руку помощи нуждающемуся соседу? Место, где несколько поколений семей выросли вместе?

Что ж, именно в таком месте я живу. Конечно, оно немного провинциальное, и здесь почти нет интернета. Но нам и этого хватает. Это такое место, где время как будто стоит на месте, за исключением одного - ночи. Ночи здесь немного иные.

Я прожил здесь всю свою жизнь, и нет другого места, где я хотел бы быть. По крайней мере, так я думал раньше. У этого места есть свои причуды, как и у любого маленького городка, но есть одна, которая выделяет нас среди других.

Видите ли, каждый вечер, непременно в 23:38, город... закрывается.

Я говорю не о том, что здесь просто закрываются магазины и меньше людей выходит на улицу. Я говорю о настоящей блокаде. Двери захлопываются и закрываются на засов, окна с грохотом закрываются, и все знают, что должны быть дома и не выходить, по крайней мере, до тех пор, пока не наступит момент.

Дальше происходит нечто странное: никто никогда не видит, как что-то движется снаружи, но все понимают. Все просто знают, что что-то снаружи пытается проникнуть внутрь.

На улицах воцаряется жуткая тишина. Как будто весь город затаил дыхание. А потом ровно через двенадцать минут все заканчивается.

Мне всегда было интересно, почему это происходит ровно в 23:38. Люди не часто говорят об этом, а когда говорят, то шепотом. Они говорят, что это так принято, что так было всегда, сколько себя помнят. Но я знаю больше. Я видел это. Что бы это ни было.

Впервые я увидел это, когда был еще маленьким. Думаю, мне было десять или одиннадцать. Я засиделся допоздна, читая свои любимые комиксы. Родители предупредили меня, как и многих других детей в городе, что ложиться спать нужно рано, а если уж проснулся, то ни в коем случае не выходить из дома и не оставлять открытыми окна или двери.

Я не спал, но следовал правилам, когда услышал странный звук. Низкий, гортанный гул, который, казалось, проходил сквозь стены. Я выглянул в окно и увидел это. Улицы были пусты, но там было... нечто. Это трудно описать словами. Это не был человек или животное. Это было нечто иное.

Оно двигалось странными, дергаными движениями, словно не совсем контролировало свое тело. Оно излучало тревожное чувство искажения, от которого у меня заболела голова, а глазам было трудно сфокусироваться на нем. Я ощутил непреодолимое чувство голода, от которого по коже побежали мурашки. Не успел я опомниться, как все закончилось. Он прошел мимо нашего дома, и я понял, что смотрел в окно словно в гипнотическом оцепенении. Была уже почти полночь, я лег спать и не стал рассказывать родителям об увиденном.

Я больше не видел его несколько лет, но то чувство не покидало меня. Каждый вечер в 11:38, когда город закрывается, я знаю, что оно там. Мы все стараемся вести себя так, будто ничего не происходит. Ведем себя так, будто у нас строгий комендантский час и что на самом деле на улице ничего нет. А те, кто слишком смел или глуп и думает, что это ерунда, долго не живут.

Те из нас, кто еще живет здесь, знают: что бы это ни было, оно где-то рядом. Преследует, охотится. Ищет что угодно - открытое окно, покосившуюся дверь.

Исчезновения происходят часто, особенно для такого маленького городка. Полиция устраивает пляски с песнями для тех, кто пропадает извне, но когда это местный житель, то, как правило, семьи жертв получают порицание за то, что не досмотрели.

Никто не знает, почему этот промежуток времени так милосердно короток. Почти так же внезапно, как все начинается, так же внезапно все и заканчивается. К 23:50 на улицах снова тихо, и город становится нормальным. Но это не норма. И никогда не было.

Здесь люди научились жить с этим. Они запирают двери, закрывают окна и делают вид, что ничего не происходит. Я спрашивал родителей, почему мы просто не переедем, но они так и не дали мне достойного ответа. Все, что они сказали: «Ничего хорошего из этого не выйдет. Нам нужно терпеть. Мы должны быть здесь. Так будет безопаснее для всех». В этом не было смысла. Я знаю, что люди могут привязываться к местам, но это казалось мне безумием. Я не мог просто притвориться, что это нормально, не после того, что я видел. Не после того, что я почувствовал. Там что-то было, и это было хуже, чем все думают.

Совсем недавно я снова увидел это. Это была самая обычная ночь, по крайней мере настолько обычная, насколько могут быть обычными ночи в моем городе. Я готовился ко сну, когда заметил, что мой кот Квинси пропал. Осмотревшись, я не смог найти его. Потом я что-то услышал, и, посмотрев в окно, увидел знакомую фигуру. Квинси был на улице!

Должно быть, он выскочил на улицу, когда я вернулся домой раньше, и прогуливался по тротуару, не подозревая о надвигающейся опасности. Время было 23:36. Я понятия не имел, делает ли это чудовище что-нибудь с животными, но выяснять не хотелось. Раньше я никогда не выпускал Квинси на улицу, поэтому он не отзывался на мои отчаянные призывы вернуться. Я должен был что-то сделать, что-то опасное и глупое, чтобы спасти его. Я бросился на улицу, стремясь схватить его и затащить в дом, пока не стало слишком поздно.

Мне удалось добраться до него и поднять. И сразу же замер, почувствовав чье-то присутствие, когда я возвращался к двери. Уши Квинси откинулись назад, и он зашипел. Меня словно парализовало, а потом мне почудилось, что я снова вижу его. На этот раз оно было другим. Более крупное и всепоглощающее, чем раньше. Казалось, его присутствие заполнило всю улицу, давя на дома, словно невидимая сила. Я попытался бежать, но ноги не двигались. Я застыл на месте, дыхание перехватило.

К моему ужасу, казалось, что он наконец-то обратил на меня внимание. Квинси выскочил из моих рук и побежал к дому. Он, к счастью, избежал любого интереса, который могло проявить это существо.

Голова существа неестественно повернулась в мою сторону, и его искаженные черты сложились в более узнаваемые формы. При взгляде на гротескную фигуру у меня вырвался крик, поскольку я увидел богохульную невозможность. Я развернулся и помчался прочь, крича как полоумный. Сердце билось о грудную клетку с такой силой, что казалось, будто от каждого удара оно может лопнуть. Позади меня раздавалось эхо его преследования - влажный шлепающий звук, словно чудовищная медуза скользила по земле. Оглушительный рев наполнил воздух, сотрясая землю под моими ногами, пока я бежал, спасая свою жизнь. Я не знал, удастся ли мне спастись, никто из тех, кого я знал, не оказывался снаружи и не выживал.

Я нырнул в проулок, руки дрожали, когда я прижался к стене. Дыхание сбилось на короткие резкие вдохи, по лицу стекал пот. Я не осмеливался выглянуть из-за угла. Я не смел пошевелиться.

И тут послышались истошные крики. Они прорезали воздух, пронзительные и полные ужаса. Сердце бешено колотилось, когда я попытался разглядеть, кто их издает, но все, что я смог разобрать - это тени, застигнутые врасплох. Крики были короткими и резкими, а затем их поглотила ночь. Последовавшая за этим оглушительная тишина только усилила страх, навалившийся на меня.

Прижавшись к стене, я старался стать как можно меньше и незаметнее. Темнота, казалось, оживала с каждым скрипом и шорохом, усиливая мой страх. Я затаил дыхание, пока не услышал звук удаляющегося существа. И вдруг оно исчезло.

Но жуткая тишина осталась, преследуя меня даже после того, как часы пробили 23:50.

На улицах снова стало тихо, но нервы по-прежнему были на пределе. Спотыкаясь, я вернулся к дому, каждый шаг казался мне гонкой со временем. Квинси с тревогой ждал у двери и вместе со мной заскочил внутрь, в поисках укрытия.

Эта ужасная ночь потрясла меня, но в то же время я был благодарен за то, что остался жив. Что бы это ни было, ему не место в этом мире. Оно не принадлежит ни этому времени, ни этому месту, и его присутствие настолько пугает, что от одного взгляда на него мутится разум. Никто не может поведать о его происхождении, возможно, оно затерялось в глубинах истории. Но какова бы ни была его история, оно остается. Оно всегда там, скрывается в тени каждую ночь, не переставая.

В этот день я сделал то, что, по вашему мнению, уже должен был сделать каждый - покинул свой родной город. Переехал в самый большой город, до которого смог добраться, чтобы убежать от всего этого. Мои родители не одобрили этого, более того, они пытались убедить меня, что я не могу уехать. Но я так отчаянно хотел убраться оттуда, что мне пришлось убегать ранним утром, когда они не могли помешать.

Я никогда не понимал, почему мы все оставались там и старались не обращать внимания на кошмар, преследовавший нас по ночам. Все казалось таким простым, и поначалу мне стало легче. Город казался живым: гул транспорта и отдаленная болтовня людей днем - какофония, которая заставляла меня чувствовать себя в безопасности.

Мне казалось, что я оставил в прошлом этот кошмар, что это существо - всего лишь воспоминание, пережиток прошлого, который я могу похоронить.

Новая квартира - уютная студия на пятом этаже с видом на шумные улицы внизу. Достаточно высоко, чтобы смотреть в окно по ночам без страха.

К сожалению, прошлой ночью произошло нечто, что разрушило хрупкую иллюзию моего мирного переезда.

В первую ночь на новом месте я сидел на краю кровати и перелистывал журнал, чтобы отвлечься от подкрадывающегося беспокойства, поселившегося в груди. Часы на тумбочке показывали 23:28. Я говорил себе, что это паранойя, что существо исчезло, что теперь я в безопасности. Но груз прошлого оставался тенью в уголке моего сознания, от которой я не мог избавиться.

В 23:38 в городе за окном стало жутко тихо. Привычные звуки транспорта и далекой музыки стихли, сменившись тревожной тишиной. Я попытался сосредоточиться на журнале, но взгляд все время устремлялся к окну, и темнота за стеклом давила. И тут я услышал его - тихое, осторожное постукивание по стеклу.

Сердце заколотилось. Я замер, журнал выскользнул из рук и упал на пол. Звук был легким, почти незаметным, но от него по венам пробежал холодок. Я сказал себе, что ничего страшного, что это просто паранойя. Но потом звук повторился - еще одно постукивание, на этот раз более настойчивое.

Я не двигался. Не дышал. Мои глаза были прикованы к окну, а темнота за ним, казалось, жила своей собственной жизнью. Стук прекратился, и на мгновение воцарилась тишина. Затем раздался слабый царапающий звук, словно когтями по стеклу. Сердце мое сжалось. Я знал этот звук, знал, что он означает.

Медленно, с дрожащими ногами, я поднялся с кровати и подошел к окну. Рука потянулась к занавеске, замешкалась, а затем, глубоко вздохнув, я отдернула ее. То, что я увидел, заставило меня замереть от ужаса. Существо сидело на пожарной лестнице за моим окном, его искривленная форма вырисовывалась силуэтом на фоне лунного неба. Его глаза светились неестественным светом, и казалось, что его присутствие заполняет всю комнату, давя на меня невыразимым ужасом.

Я попытался закричать, но звук застрял в горле. Голова существа наклонилась в сторону, его взгляд остановился на мне, и я почувствовал, как меня захлестнула волна ужаса. Оно было здесь. Оно последовало за мной. И тут, словно в замедленной съемке, его пасть раскрылась, обнажив ряды зазубренных зубов, и оно издало низкий гортанный рык. Этот звук разбил паралич, сковавший меня. Я попятился назад, и голос мой наконец вырвался на свободу в истошном, испуганном крике. Форма существа, казалось, расплывалась и менялась, его присутствие наполняло комнату невыразимой тьмой. А потом все стало черным.

Я пришел в себя и понял, что это еще не конец. От этой твари, преследующей меня, нет спасения. Я думаю о том, что сказали родители, когда я спросил их, почему мы никогда не переезжали. С ужасом осознаю истинность их слов: «Здесь безопаснее для всех».

Они не имели в виду, что так безопаснее для нас. Они имели в виду, что так безопаснее для всех остальных. Они знали об опасности, и они остались, чтобы удержать ее. А теперь, по своему невежеству, я совершил огромную ошибку. Каким-то образом оно узнало, что я ушел. Оно последовало за мной сюда, в место, где о его существовании скоро узнают более миллиона человек, а может, и больше, если оно выйдет за пределы этого места. Мне очень жаль, что я привел его сюда, я не знал.

Пожалуйста, для вашей же безопасности, оставайтесь внутри с 23:38 до 23:50.

В это время может быть небезопасно и там, где вы находитесь.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Я практически не вылажу из интернета. Когда мне скучно, я гуглю разные штуки и различных людей. Я и до этого гуглил свое имя, а также друзей, знакомых, теории заговора и всякие случайности в интернете.

Но сегодня вечером я впервые набрал в «Гугле» имя своей жены.

И я нашел то, что никогда не забуду.

Первым результатом оказался некролог. Конечно, я предположил, что это человек с таким же именем. Мою жену зовут Эмили, а фамилия довольно распространенная (я не собираюсь делиться ею здесь, потому что не хочу, чтобы нас вычислили), но я все равно нажал на ссылку, просто из любопытства.

Сердце сразу упало в пятки, когда я увидел фотографию моей жены.

Светлые волосы. Темные глаза. И даже даты совпадали - 1986-2012.

Согласно некрологу, она умерла в 26 лет.

А я познакомился с женой, когда ей было 27.

Этого не может быть, подумал я. Должно быть, это просто кто-то похожий на нее. С ее именем. С ее годом рождения.

Но я понимал, что было слишком много совпадений, чтобы это было простым совпадением.

Прочитав некролог, я лишь сильнее поверил в это. В нем упоминались любовь Эмили к лошадям, волонтерская работа в столовой при церкви и работа в качестве аспиранта-биолога. Так много деталей совпадало, что это никак не могло быть случайностью.

– Что смотришь?

Не заметив как Эмили вернулась из кухни, я подпрыгнул на месте, когда она села рядом. Инстинктивно я захлопнул ноутбук.

– Ничего, - сказал я. Затем, осознав, насколько подозрительно это выглядит, добавил - выбирал подарки на твой день рождения.

На секунду ее лицо застыло, что заставило меня забеспокоиться о том, что она не купится на мою ложь. Но затем она улыбнулась. Той теплой улыбкой, которую я так любил, с морщинками у уголков глаз.

– Это так мило! - сказала она, устраиваясь рядом со мной.

Я сглотнул.

– Ага.

Эмили прижалась ко мне, но я чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Тепло ее кожи больше не казалось мне уютным и манящим. По спине пробежал холодок.

– Что-то мне нехорошо, - солгал я, высвобождаясь из ее объятий. - Пойду прилягу.

– Оу, ладно, - сказала она, недовольно надувшись.

Прежде чем она успела сказать что-либо еще, я поспешил уйти наверх. Оказавшись наедине, я вновь открыл некролог, уставившись на зернистое изображение ее лица. Это определенно была она. Таже теплая улыбка, теже загадочные темные глаза. Это никак не мог быть кто-то другой.

Я пролистал другие результаты поиска. И понял, что некоторые из них тоже связаны с ее смертью. В соцсети была, посвященная ей, мемориальная страница. На ней писали друзья, имена которых я не узнавал, оплакивая ее потерю более десяти лет назад. Университет, в котором она работала, тоже опубликовал заявление с соболезнованиями.

Но потом я обнаружил кое-что, от чего сердце заколотилось еще быстрее. Новостная статья, расположенная в самом конце страницы с результатами поиска.

Эмили не просто умерла.

Она была убита.

У меня отвисла челюсть, пока я читал статью. В голове запечатлелись фразы: «Нет следов взлома», «Частично расчленена», «Убийца все еще на свободе». В статье не было фотографии Эмили, что дает мне надежду, что это была другая Эмили. Так и должно быть. Это не могла быть моя Эмили, которая сидела на диване в гостиной и смотрела телевизор...

Резкий звук вывел меня из задумчивости.

Дверь в спальню со скрипом открылась.

Эмили стояла в дверном проеме, странно неподвижная. Свет в коридоре был выключен, из-за чего ее лицо скрывала тень.

– Э-эмили? - спросил я дрожащим голосом.

– Я пришла проведать тебя, - сказала она мягким, прохладным голосом.

– Спасибо, очень мило с твоей стороны, - сказал я, быстро выключая телефон и пряча его за спину. - Мне уже намного лучше.

– Рада это слышать, - сказала Эмили, и ее голос стал ниже.

Стараясь сохранять спокойствие, .я наблюдал как она забирается ко мне в постель. И вот лежа в постели, скованный и холодном поту, я не мог думать ни о чем другом как о том, что она прижимается ко мне все сильнее.

– Я люблю тебя, малыш, - прошептала она.

– Я тоже тебя люблю.

И вот мы здесь. Я пишу этот пост со своего телефона, а Эмили спит рядом со мной. Я не знаю, безопасно ли здесь. Я не знаю, с кем или с чем я имею дело. В голове проносятся всевозможные безумные сценарии. У Эмили был идентичный близнец, который умер, и она взяла на себя его личность? Неужели она... какое-то ужасное существо из древних сказок, которое убило Эмили и приняло ее облик?

Чем больше времени проходит, тем более дикими становятся мои теории. Но ни одна из них не имеет смысла.

Я уверен только в одном.

Кто бы ни спал рядом со мной, это не настоящая Эмили.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Это началось, когда мы посмотрели комедию “Ты водишь” в 2018. Если вы о нем не слышали, он основан на реальных событиях о группе друзей, которые играли в бесконечную детскую игру. Думаю, тогда мне понравился фильм, сейчас я не могу вспомнить. После нескольких лет постоянно усугубляющегося ада, я каждый раз содрогаюсь, вспоминая концепцию, вдохновившую моего мужа, Эллиота.

– Давай попробуем, – сказал он.

– Извини? – усмехнулась я. – Прямо здесь?

– Нет, – он рассмеялся, закатив глаза, – не это. Пятнашки. Бесконечная игра в пятнашки.

– Мы живем вместе, так что думаю… наверное, это будет не так увлекательно, как в кино, – сказала я. – Мы закончим, сидя на диване, постоянно “догоняя” друг друга.

Эллиот задумался над моими словами, задумчиво постукивая пальцем по губам. Он всегда был увлекающимся человеком, и если на чем-то зацикливался, переубедить его было трудно, мне нравилось наблюдать, как он морщит лицо, напрягая извилины. Но на этот раз мое удовольствие было недолгим.

– Хорошо, – наконец сказал Эллиот, когда мы садились в машину, – можно сделать игру интереснее. В день можно ловить только одного человека. Игра останавливается до полуночи, потом ведущий может отметить соперника.

Я рассмеялась.

– Полночь? Ну, думаю, мы оба понимаем, что отмечать друг друга мы будем в кровати?

Муж улыбнулся. На мой взгляд, улыбка не была отталкивающей, но задним числом все выглядит по-другому.

– Кто сказал, что я буду лежать рядом? – ответил он.

Даже тогда, когда я считала его предложение несерьезным, от того, как он произнес эту фразу, у меня волосы встали дыбом.

– Нет, мы не будем одной из этих пожилых супружеских пар с раздельными кроватями! Почему бы нам не начинать в шесть вечера? – спросила я.

– Хорошо. Хочешь начать?

– Конечно, – сказала я, – кто первый?

– Ты, – ответил Эллиот, – я ведь джентльмен…

– Ты попался! Твоя очередь! – воскликнула я, смеясь и игриво хлопая его по плечу.

Эллиот улыбнулся, продолжая следить за дорогой.

– Сейчас уже восемь. Видимо, мне придется подождать до завтра. Тебя будет легко поймать.

И на следующий день он доказал это. Ровно в шесть вечера муж бесшумно появился из-за дивана и отметил меня.

Я вскрикнула, схватившись за грудь.

– Я не слышала, как ты вернулся домой!

– Я не был сегодня в офисе, – хихикнул Эллиот, – прятался несколько часов.

На следующий день, придя домой, я ждала, когда муж откроет дверь, чтобы взять реванш. В шесть часов он не явился. В семь я написала Эллиоту с вопросом, когда он будет дома. Он ответил, что будет спать в офисе, чтобы не быть пойманным. И когда он не появился на следующий день, я сказала, что если больше его не увижу,эта игра может стоить наших отношений. Его ответ привел меня в ярость:

Хорошая попытка. Ультиматумы не работают. Я не хочу быть ведущим.

Когда я сказала, что лучше бы ему вернуться домой, от его ответа по всему телу побежали мурашки.

О, но я дома, дорогая. Просто ты меня не видишь.

Затем из шкафчика под раковиной донесся тихий скрип. Открыв дверцу, я обнаружила супруга. И в обычной ситуации это было бы забавно, не так ли? Просто игра в пятнашки, которая достигла невероятного уровня нелепости.

Но вы не видели его лицо. Это был не Эллиот. Не мой Эллиот. Выпученные, немигающие, налитые кровью глаза. Безумная улыбка, пена на губах. Это хихиканье.

С того дня, как он предложил мне играть в пятнашки, мужчина, которого я знала, исчез. Во время карантина игра стала немного проще, учитывая, в какой тесноте мы жили, но каждый день Эллиот терял частичку себя. Я пыталась переключить его на что-нибудь другое. Бесполезно.

Однако, когда мы отмечали друг друга и игра приостанавливалась, муж приходил в себя. Тогда я решила, что перестану играть – это был единственный способ вернуть его. Итак, Эллиот поймал меня, но на следующий день я не ответила ему тем же. Через несколько месяцев все пришло в норму. Но однажды в местном ресторане он снова поднял эту тему.

– Лиза… – начал Эллиот.

– Что? – спросила я.

– Я ведь прямо перед тобой, – сказал он, – почему ты не хочешь меня поймать?

Я вздохнула.

– Ты пугаешь меня, Эллиот. Когда ты водишь, то перестаешь быть собой.

От мимолетного блеска в его глазах к горлу подступил тяжелый комок страха. Это была искра жестокости, три года таившаяся в глубине его холодных, бесчувственных глаз. Взгляд, которого я надеялась избежать, если перестану играть в проклятую игру.

Настоящий ужас только начинался.

– Так не годится, Лиза, – прошептал он голосом, лишь едва напоминавшим его собственный, – я был терпелив. Думал, ты планируешь решающий шаг. Я ввожу новое правило. Если один игрок пойман, он должен предпринять попытку отметить другого. В противном случае ведущим становится второй игрок.

Я усмехнулась.

– Слушай, я буду рада поиграть, если ты будешь вести себя нормально.

– Конечно. Я не буду воспринимать это слишком серьезно. Это весело, Лиза. Вот почему я хочу поиграть, – улыбнулся Эллиот.

Этот разговор состоялся чуть больше года назад, и ничего веселого за ним не последовало. Я не могла понять, чего боюсь больше: когда я ловлю Эллиота или когда он ловит на меня. С одной стороны, факт того, что Эллиот может притаиться в любом из углов дома, вселял в меня непреодолимый ужас. С другой, когда он выслеживал меня, так же страшно становилось от мысли о том, что произойдет, когда он меня поймает. И однажды мой страх оправдался.

– Эллиот! – закричала я.

Я лежала на полу, корчась от того, что муж отметил меня. Вернее, от того, как “отметил”. Эллиот ударил меня по руке битой для крикета. Ударил так сильно, что я не могла ею пошевелить, и позже обнаружила, что рука сломана.

– Новое правило, – сказал Эллиот, хрустнув шеей в жуткой, нечеловеческой манере. – Каждая последующая отметка креативнее предыдущей.

Неконтролируемо дрожа, я, наконец, не выдержала. Я дала этому мужчине не один шанс, но физическое насилие? Он перешел черту. Он пересек ее, и пути назад уже не было. Пришло время разорвать брак.

– Ты ударил меня… Это конец, – сказала я. – Я ухожу. Ты не тот мужчина, за которого я вышла. Он никогда не навредил бы мне.

Эллиот замер и произошло кое-что необъяснимо жуткое – его глаза почернели. Потемневшие зрачки слились с белками глаз.

– Ты думаешь, игра закончится, если мы разведемся? – спросил Эллиот, зловеще хихикнув. – Ты все еще водишь. И если ты не попытаешься…

– Что с тобой происходит, Эллиот? – воскликнула я, хватаясь за сломанную руку и отползая от нависшей надо мной обезумевшей фигуры. – Мы больше не играем в пятнашки.

– Да? Хорошо. Новое правило, – сказал он, – игра закончится, когда я в следующий раз тебя поймаю.

– Нет… ты уже не можешь меня запятнать. Я вожу, – прошептала я.

– Ах, ах, ах. Вспомни правило. Ты остаешься ведущим, только если предпримешь попытку, – радостно воскликнул Эллиот, направляясь ко мне. – Ты будешь пытаться?

Я бросилась прочь из дома. Левая рука безвольно болталась, правой я достала из кармана телефон и позвонила сестре, стоя на обочине оживленной дороги. Она убедила меня позвонить в полицию, но когда полицейские добрались до дома, Эллиот уже сбежал.

Я не могла перестать думать о тьме, поглотившей его глаза. И попала на онлайн-форум, где обсуждались почерневшие глаза и перемена личности. От комментария одного пользователя у меня мурашки побежали по телу:

У него Червоточина. Он перестанет играть только когда один из вас умрет.

Ужаснувшись, я решила, что оставаться у сестры небезопасно. Если комментатор прав, то слова Эллиота об окончании игры определенно означают мой конец. Под вымышленным именем я переехала в домик на берегу озера, намереваясь держаться подальше от Эллиота, пока не придумаю, что делать дальше.

Я проснулась в четыре часа особенно ветреного декабрьского утра. На весь домик звучало хихиканье, я содрогнулась. Подойдя к краю балкончика, я посмотрела вниз и увидела посреди гостиной ужасающее зрелище. Из-за спинки дивана выглядывала голова.

– Ку-ку, – хихикнул Эллиот.

Я закричала и потащила свое застывшее тело к лестнице, направляясь к входной двери. Но как только моя рука взялась за ручку, что-то схватило меня. Я обернулась и увидела на полу Эллиота, он сидел, опираясь на руки и ноги, одной рукой сжимая мою лодыжку. И он ухмылялся. Эта ужасная ухмылка.

– Поймал, – прошептал он. – Игра окончена.

Он открыл рот, обнажив ряды неестественно острых зубов. Приготовившись к прыжку, Эллиот снова усмехнулся с яростным блеском в глазах. Я взвизгнула и ударила его ногой в челюсть.

Демоническое существо отшатнулось, я выбежала из дома и уехала как можно дальше. Это было несколько месяцев назад. Я знаю, что Эллиот все еще меня ищет. Игра не окончена. Как сказал пользователь форума:

Он перестанет играть только когда один из вас умрет.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевела Регина Доильницына специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

1) - да вроде бы очевидно - автор в итоге наконец-то смог принять горькую правду об их отношениях и наконец-то избавиться от этой нездоровой фиксации на той девке
2) - то, каким образом это произошло:

а) буквально так и было: пришла странная женщина и сделала эту странную мистическую фигню

б) у гг засвистела кукуха немного от этой всей ситуации, но это вылилось даже в плюс

в) это просто необычная метафора на всю эту ситуацию с девчонкой и её принятие

Это уже на суд читателя

вот и всё