Сообщество - Creepy Reddit

Creepy Reddit

617 постов 8 350 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

107
Creepy Reddit

В секретной тюрьме 5 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Зависть не ест ничего, кроме собственного сердца

В секретной тюрьме 5 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Зависть не ест ничего, кроме собственного сердца Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Мат, Длиннопост

Сказать, что это были тяжелые 48 часов, значит не сказать ничего.

Тело плохо отреагировало на еду, и, пока я смотрела на пустую миску, мир помутился, тело обмякло, и токсический шок настиг меня.

Некоторое время я просто плыла в бездонной пустоте между мирами. Почти ничего не видя, кроме вспышек биолюминесцентных цветов, красивых узоров, которые проносились мимо глаз и врезались в череп, подталкивая эндорфины к ноющим конечностям. Вдалеке слышались голоса, но я была так высоко над всем этим, что это не имело особого значения.

По мере того как я сосредотачивалась, из тьмы проступали очертания. Огромные планеты, прекрасные звезды и звездные галактики, которые казались гораздо ближе, чем были на самом деле, и каждая отдельная нить их огромных космических рук подмигивала мне азбукой Морзе. Приветствие? Нет, предупреждение.

«S.O.S.».

На краю периферического зрения образовалось что-то еще: пустая черная дыра с горизонтом событий, охватывающим весь обзор. Она была ярко-оранжевого оттенка с густым, резким красным цветом, который пульсировал по мере того, как дыра увеличивалась, поглощая все, что приближалось к ней с большой скоростью.

Затем из мутной глубины черноту пронзила длинная рука. Колоссальная, она вырвалась на свободу, а за ней ней появилось тело.

Тот самый фантом, который мучил меня с тех пор, как я села в самолет. Он разжал челюсти и начал вгрызаться в ближайшую планету, разрывая ее на куски острыми зубами и окрашивая зубы, как будто планета была спелым фруктом.

Вытянув свои шишковатые пальцы, он снова сжал кулак вокруг другой планеты, свободной же рукой подняло пять пальцев, крепко зажмурилось над раздробленной планетой, при этом оно гоготало таким злобным голосом, что это выбросило меня из сна.

«ПЯТЬ».

***

Первое, что я ощутила, проснувшись - острую боль в голове. Главным образом потому, что, просыпаясь и вставая, моя голова врезалась в Надзирателя с неприятным стуком.

– АУЧ! Майн гот, женщина, я просто осматривал вас, чтобы убедиться, что нет никаких серьезных повреждений! - Он попятился назад, хватаясь за лоб, как и я за свой. Нестор вскочил и, увидев, в каком мы состоянии, приготовился к накалу страстей.

– Нэлл! Ты в порядке? Тебя не было полтора дня... мы уже начали волноваться. Надзиратель сказал, что ему придется исключить тебя, если ты не встанешь в ближайшее время.

Надзиратель неловко сдвинулся с места и посмотрел на меня, его губы скривились в полуулыбке.

– Сейчас, майн фройляйн, важно лишь то, чтобы вы проснулись и были готовы к следующему греху. Эмароса была уникальным испытанием, но я был уверен, что вы справитесь... даже если еда будет достойна сожаления. - Он вздрогнул, когда наши мысли вернулись к тарелке с мясом. Мясом семьи Картрайт.

– Это не ваша вина. Никто не знает, какой будет еда, пока она не появится. Но с этого момента больше никаких игр, хорошо? Я хочу знать, с чем имею дело, когда вхожу туда. Особенно после этого последнего потрясения. - Я встала и подошла к нему, обвиняюще вытянув палец, изо всех сил стараясь выглядеть устрашающе по отношению к высокому мужчине, чье имя буквально переводится как «гора трупов». - Я понятно выражаюсь?

На долю секунды мне показалось, что он сделает что-то резкое: может, ударит меня или плюнет в лицо. Выражение его лица было не что иное, как полное недоумение от того, что кто-то с ним разговаривает в такой манере. Но в следующее мгновение он вернулся к своей невероятной эксцентричности, которую проявлял все это время, и с энтузиазмом кивнул.

– Да, да. Думаю, вы доказали, что справитесь. Хорошо, наш следующий подопечный - заключенный № 2122 Итан Эллиот Блазник III, 22-летний программист, совершивший серию похищений и пыточных убийств молодых мужчин и женщин в районе Вашингтона. Его грех… он сам о нем расскажет, но я должен вас предостеречь: этот человек будет использовать любую информацию против вас и попытается выслужиться перед вами. Почему? Я не могу сказать. Но в своем запросе он сделал... некоторые комментарии по поводу вас. Я подозреваю, что у него есть причины для вашего присутствия здесь, помимо простой просьбы.

Надзиратель направился к двери, сообщив, что у нас есть четыре часа на подготовку и что за нами придут в назначенное время.

Оглядев комнату в поисках чего-нибудь, не связанного с мясом, мой взгляд наткнулся на открытый сборник. На нем стояла фотография Бака и всей его семьи. Он был моложе, его знаменитая борода была не более чем щетиной на точеной челюсти, а мужчине едва исполнилось 20 лет, на нем был более консервативный наряд исследователя, чем тот, который он с гордостью носит сейчас. По бокам от него - два старших брата, Дариус и Джонни, сестра Тара, двоюродные братья Портер, Соломон и Брэндон. Отец Натаниэль гордо стоял рядом с ним, нежно положив огромные руки ему на плечи, а его жена, она же мать Бака, Саойрс, с любовью прижалась к его груди, глядя на своего мальчика. Перед ними стоял охотничий трофей, который Бак забрал себе в качестве ритуала посвящения: он успешно расправился с заблудшим ликантропом, используя только свою смекалку и нож-бабочку.

Бак ненавидел убивать что-либо без причины, но это существо он не мог игнорировать даже тогда. Оно пожирало детей, которые отваживались уйти слишком далеко от безопасной деревни и забредали в лес, где их поджидал этот умный убийца. Говорят, когда Бак вспорол ему живот, из него вывалились двое детей. К сожалению, ни один из них не выжил. Именно тогда Бак и получил свое прозвище: он держал зверя, когда тот метался и отчаянно пытался освободиться его хватки, изворачиваясь, когда он раз за разом вгонял нож ему в уши и глаза. Отныне Саймон навсегда перестанет быть его именем. В тот день родился «Бак Нэсти Макгроу».

Я улыбнулась. Фотография излучала тепло и уют после нескольких изнурительных дней, я провела по ней рукой, вспоминая те хорошие времена, когда мы только познакомились.

– Трудно поверить, что прошло уже 10 лет, правда? - воскликнул Бак, передавая мне чашку чая и усаживаясь рядом, пока я с тоской смотрела на фотографию. - Я встретил тебя на первой же работе, на которую устроился в качестве лицензированного криптоохотника и каталогизатора. Ты тогда еще проходила обучение у бабушки с дедушкой, тебе, должно быть, не исполнилось и шестнадцати, когда ты помогла мне поймать того неуловимого лесного божка. Ты разговаривала с ним, казалось, часами, чтобы выведать его грех, пока я пытался его усмирить.

– А потом он взревел, зарычал и бросился головой вперед на дерево, сбив вас обоих с ног. Да, я помню. - Я засмеялась, его глаза закатились при одном только упоминании о неудаче, но он тоже начал смеяться.

– Откуда мне было знать, что он больше козел, чем бог? Тем не менее именно в тот день я получил один из самых важных жизненных уроков, который я перенес в наши рабочие отношения на все эти годы.

Я обратила внимание на послание, оставленное внизу фотографии, то самое, которое Бак берег, как самое ценное сокровище, которым он когда-либо владел или будет владеть.

«Сынок,

Сегодня ты мне ровня. Завтра ты превзойдешь меня.

Теперь сборник - твоя ответственность и твоя работа.

Но обещай мне, сын, что ты не забудешь о семье и воплотишь в себе нашу самую важную черту;

Заводи как можно больше знакомств на своем пути. Ведь наше время быстротечно, и все циклы однажды должны повториться.

Со всей любовью в мире,

Папа».

– Что это за урок, Бак? - спросила я, улыбнувшись, когда он взял мои руки в свои, и его ореховые глаза засияли гордостью и восхищением.

– Нелл Локвуд сильнее меня, и если она смогла уговорить лесного бога на глупость, то сможет победить любого грешника или чудовище, которое только может подкинуть ей этот мир. И я буду поддерживать ее на каждом гребаном шагу. Я делал это, когда мы попали в город комы, я делал это, когда мы разбирались с ходоком снов, и я буду делать это до самого последнего моего вздоха.

Меня накрыла слабость. Отчасти от чувств и от отсутствия еды в течение полутора дней. Я утвердительно кивнула, и он похлопал меня по рукам, а затем, услышав протестующий стон желудка, предложил мне что-нибудь поесть.

– Мы будем здесь, если тебе что-то понадобится. В этом весь наш modus operandi.

Несмотря на то, где я находилась и что чувствовала, я была по-настоящему спокойна.

Пусть образ этой гребаной твари из моих снов все еще маячил на краю зрения, даже в эту минуту.

***

Когда прозвучало объявление о том, что нам пора идти в зону посещений, у всех возникло чувство тревоги, что все это достигнет критической точки, от которой мы будем совершенно не в состоянии оправиться. Я знаю, что в моем случае вопрос, который все время крутился в голове, был прост;

Сколько грехов я могу взять на себя, прежде чем они начнут поглощать все доброе что есть во мне?

Я держалась рядом с остальными и старалась сосредоточиться на работе, а не на растущем списке опасений по поводу этого объекта, его обитателей или моей собственной компетентности. Когда мы миновали ворота, стала слышна тихая музыка, доносящаяся из комнаты для допросов.

– Это... нормально? - поинтересовалась я у охранника. Он даже не взглянул на меня, сосредоточившись на дверной ручке, пока проводил сканирование удостоверения личности и ждал зеленого света.

– Для большинства? Нет. Но для приговоренных к смерти - да. Некоторые, как вы уже заметили, не заботятся об обустройстве этих маленьких комнатушек, но Блазник и остальные заботятся. Если музыка будет слишком громкой, просто позовите Холдена, и мы попросим его сделать потише. О, и... постарайтесь сохранять спокойствие. У заключенного есть привычка раздражать людей.

Автомат издал писк, и дверь распахнулась, выпустив на волю жесткий звук, доносящийся со стороны заключенного. Стробоскоп осветил комнату и молодого человека, невысокого роста, мускулистого сверху, а снизу - худощавого и лишенного какого-либо рельефа. Танцуя по комнате, он крушил все на своем пути и часто бил в одну и ту же точку на стене с особой жестокостью. Парень визжал во все горло когда костяшки пальцев врезались в бетон. Что-то было впечатано в стену, кровь и кожа с костяшек покрывали это место. Парень отпрянул, тяжело дыша, когда песня подошла к концу.

Стало видно, что это была чья-то фотография, изображение выцвело и помялось, но улыбка очаровательной молодой женщины в возрасте около 20 лет все еще сияла.

– Вы Итан, верно? Я Нел...

Прежде чем я успела закончить, он поднял окровавленную костяшку и протянул ко мне указательный палец, пока мы рассаживались по местам.

– Нет. Так не пойдет, дорогуша. Ты будешь обращаться ко мне по моему ПОЛНОМУ титулу, и только тогда я отвечу. - Он вдохнул, ссутулив плечи и напрягшись. - Сучки действительно думают, что у них есть такое право, не так ли?

Я почувствовала, как закипает гнев, я и в лучшие времена не терпела оскорблений и отсутствия уважения, но знала, что лучше не позволять советам, данным мне всего несколько минут назад, вылетать в окно. Откинувшись на стуле, на мгновение закрыла глаза, прежде чем ответить.

– Мои извинения. Мистер Итан Эллиот Блазник III, меня зовут мисс Нелл Локвуд, мои помощники...

Он снова указал пальцем, притянув к себе кресло-мешок, не пострадавший от вспышки гнева несколько минут назад, и опустился в него, расставив ноги и стараясь, чтобы его выпуклость в трениках была видна все время, пока он говорит. Высокомерие так и сочилось из него.

– Плевать. Это просто рандомные чуваки, они меня не интересуют.

Я ущипнула себя за нос. Это будет долгая, мучительная сессия.

– Мистер Блазник, с какой целью вы позвали меня сюда? Полагаю, вам есть что сказать, кроме оскорблений? Мне дали понять, что вам нужно исповедаться в каком-то грехе?

Он сплюнул на пол и почесал промежность.

– Мм, может, и есть, а может, и нет. Знаешь, ты была бы намного сексуальнее, если бы отбросила притворство, что ты умная или в какой-то степени авторитетная. Женщины гораздо более желанны, когда они просто молчаливы и/или покладисты.

Вместо того чтобы ответить, я решила записать несколько заметок в журнал, изредка поднимая взгляд, прежде чем передать их Баку и Нестору для ознакомления.

– Почему ты меня игнорируешь? - парень наклонился вперед и напряг челюсть, свесив руки. Я продолжала передавать бессмысленные записки с комментариями вроде «Улыбайтесь и хихикайте, бросая на него короткие взгляды».

Ему понадобилось всего три минуты, чтобы впасть в ярость. Он подхватил что-то из мебели и с грохотом швырнул его в плексиглас.

– Ты думаешь, что ты лучше меня, грёбаная шлюха?! Почему? Потому что ты красивая? Потому что ты умная? Сука, у меня IQ 186, я поднимаю тяжести чтобы держать в форме это совершенное тело и могу ЗАСТАВИТЬ кого угодно и сделать что угодно. Ты мне не нужна! Убирайся на хрен с моих глаз! СЕЙЧАС ЖЕ! - прорычал он, и слюна полетела изо рта, лицо его стало свекольно-красным, а дыхание тяжелым.

– Звучит неплохо. Мы можем выйти на улицу, жить своей жизнью и творить великие дела. К тому же, похоже, ваш грех все равно не стоит того, чтобы его съесть... У заключенных по ту сторону есть куда более вкусные. - Я подошла к двери и взялась за ручку. Грех этого бедного мальчика было легко определить.

Его лицо могло быть красным от гнева, но его грех был зеленым от зависти.

И я намереваюсь сыграть на нем, как на скрипке.

– Погодите. Мой грех достоин. Просто... просто послушайте, и я расскажу вам. Простите, мадам... Мне очень жаль. - Задрожав, он опустился на колени и сцепил руки, словно жалкий персонаж аниме. - Пожалуйста, простите мое поведение. Вы - королева. Я должен лучше контролировать себя!

Это было жалко, но совершенно неудивительно для манипулятора. Я убрала руку с дверной ручки и села обратно. Эдгар застонал, когда Холден извинился за то, что разбудил его только для того, чтобы подвинуться.

«ГРУСТНЫЙ МАЛЬЧИК. УБОГИЙ». Щебетал ворон, Холден бросил ему кусок мяса, чтобы успокоить. Я заметила, как дернулась бровь Итана, но он не изменил своего положения, пока я полностью не уселась.

– В вашем досье говорится, что вы выдающийся программист. Бывший член «Белых шляп», умеющий уничтожить любого соперника, который вам противостоит, с успеваемостью 4,0 балла в школе и стипендией в любом университете, который вы захотите. Вы происходили из высшего сословия и намеревались сделать многообещающую карьеру... Что, черт возьми, с вами случилось? - Поглаживая бороду, Бак с недоверием отложил бумаги. Итан оглядел его с ног до головы и приложил руку к своему заросшему бородой лицу, в нем кипел гнев, поэтому мне пришлось вмешаться.

– Итан, милый, сосредоточьтесь на мне. Бак - мой друг, и, как и Нестор, он здесь, чтобы помочь. Вы можете это сделать? - Я никогда не была экспертом по обаянию людей, но я использовала свой самый милый тон и самую искреннюю улыбку, что, похоже, сработало. Парень расслабился и ухмыльнулся.

– Конечно. Мистер Саймон Макгроу из легендарного клана криптозоологов Макгроу в любом случае не представляет ни малейшей угрозы, даже если его борода лучше моей. В конце концов, у меня будет своя, больше и лучше его. И готов поспорить, что я знаю о монстрах гораздо больше, чем он, достаточно насмотрелся на них в свое время… - Он хмыкнул, разминая руки. - Так много сраных животных в интернете, из-за которых я выгляжу прирученным, по косвенным признакам.

– Что же вы видели, Итан? Что превратило вас в человека, которым вы являетесь сегодня? - мягко спросила я, держа наготове тарелку.

– Давайте начнем с социальных сетей. Это токсичная, бессодержательная черная дыра, из которой ничто не может выбраться. Вы видите что-то, делаете фотографию и выкладываете ее. Показываете это всем своим обожаемым фанатам. Дерьмо, которое они никогда не смогут себе позволить или даже надеяться заполучить. От денег до стерв, женщин и всего остального. Это позерство, и это тошнотворно. - Фыркнул он и отвел глаза. - Столько друзей женилось, заводили детей, успешно работали... о чем я и мечтать не мог. Это было несправедливо. Это и есть несправедливо. Но это еще не самое худшее...

– Продолжайте, мы слушаем. - Я ритмично постукивала пальцами по столу, надеясь, что от происходящего у меня не скрутит живот.

– Видите ли, в даркнете можно найти много всякого дерьма. Да что угодно. Я завел там несколько хороших друзей, думал они были моими братьями по оружию. Думал, они понимают, через что я прошел. Ближе всего я был к «Системе Террапина» - группе единомышленников, которые занимались отсеиванием проблемных личностей. А еще гордые «Патрульные Тота». Мы были так хороши в своем деле.

– Простите, патрульные Тота? Не уверена, что понимаю… - вмешалась я, уверенная, что это какое-то уничижительное выражение.

– Допустим, встречаешься с девушкой, а у нее было несколько партнеров. Может быть, дюжина или около того. Думайте об этом как о туфлях, хорошо? Почему я, явный альфа, должен хотеть купить туфлю, которая была использована и растянута, а не свежую, ни разу не надеванную? Именно в этом и заключается суть «Патруля Тота». Найти этих отвратительных женщин и пристыдить их. Но мы не останавливаемся на этом, мы преследуем их, следим за ними, чтобы они никогда не чувствовали себя в безопасности, пока публично не извинятся и не откажутся от своих дурных наклонностей. - Он остановился, и по его лицу пробежала широкая ухмылка, а глаза горели страстью. - Это было такое прекрасное время. Пока не произошел инцидент...

Итан встал и подошел к доске, доселе скрытой на заднем плане, провел по ней пальцами, а затем подкатил к нам.

Доска была заполнена фотографиями, некоторые из которых были похожи на модельные снимки, а другие - гораздо менее приятными. Снимки тех, кто шел к своему дому, непритязательные кадры тех, кто спал, принимал душ или ел. По коже побежали мурашки, дыхание перехватило, я слишком хорошо знала этот вид ужасного поведения, этот уровень одержимости, который заставил бы любую здравомыслящую женщину бежать в полицейский участок, если бы она узнала...

На каждой фотографии была запечатлена одна и та же девушка.

– Я встретил SirenSarah2213 на стриме однажды ночью, когда мне было скучно. Она была... не такой, как остальные. На ее стриме было мало народу, и она говорила что-то о женской чистоте, несправедливости к мужчинам и о том, что нужно быть добрее ко всем. Но, черт возьми, она выглядела чертовски сексуально в косплейном наряде. Я просто почувствовал мгновенную связь и потянулся к ней, сделав донат, чтобы она заметила меня. Всякий раз, когда она произносила мое имя и спрашивала меня о чем-то, я чувствовал, что меня понимают. - Он посмотрел на нас, наклонив голову, с пустым взглядом в глазах. - Вы знаете, каково это, когда кто-то смотрит на вас и ВИДИТ вас, мисс Локвуд? Я имею в виду, после вашей матери, конечно...

Я почувствовала резкий укол в животе, но мне не хотелось останавливать его поток, поэтому я просто кивнула и попросила продолжать.

– В итоге я потратил на нее почти три тысячи долларов. К тому моменту, когда последний донат был отправлен, она проводила стримы 1 на 1 со мной и давала «жизненные советы». Говорила, что мои методы работы с Террапинами недостаточно сильны. Что они не те, за кого себя выдают. Она подталкивала меня покопаться в их досбе, и когда я наконец это сделал... она оказалась права. У большинства из них были семьи, друзья, партнеры и даже дети... у них были чертовы дети. Как они могли понять наши методы, если у них были любящие партнеры?!

Он зарычал, на глазах навернулись слезы.

– Я нашел их секретный чат, где они издевались надо мной, называли меня девственницей без поцелуев и королем инцелов. Сотни мемов обо мне с моим телом, отфотошопленным в нелестных вариантах, или мемы с собаками, прямо попирающие мои личные взгляды и опыт. Это было... убийственно. Когда я рассказал об этом Сирене, она успокоила меня и пообещала рассказать, как отомстить. С ней я стану самым чистым рыцарем, которого когда-либо видел этот мир. Она даже сказала, что мы сможем быть вместе, когда я справлюсь с заданием. Вы можете в это поверить? Мне так повезло, и вместе с тем я знал, что это правильно. Я - альфа-самец, и ничто этого не изменит.

Наступила пауза, когда он пристально посмотрел на Нестора, полуобнимающего Эдгара, который спокойно ел, а его тело все еще было напряжено на случай непредвиденной ситуации. Улыбка Итана померкла, и он подошел к дальнему краю стекла, присматриваясь к Нестору.

– Эй, Холден, ты еврей? - спросил он с отвращением в голосе. Глаза Нестора вспыхнули, но он сохранил спокойствие.

– А что, если да? - спросил он, продолжая нежно гладить Эдгара. Итан покачал головой.

– Жаль. Пустая трата хороших мышц. - сплюнул он вновь.

– В любом случае это все ерунда, мистер Блазник. По крайней мере, в моей работе все оказываются в одном и том же месте. Неважно, какому богу, богине или демону ты молишься. Это ничего не стоит, когда ты предстаешь перед Леди Смерть.

Итан взорвался, и двойные стандарты начали сочиться из его слов.

– Моя религия чиста. Это самый верный путь через Бога и Иисуса. И я слышал о твоей «линии работы», это полная, блядь, фальшивая херня, ты думаешь, я хоть на секунду поверю, что ты работаешь на ЛЕДИ СМЕРТЬ? Иди ты нахуй. Если Смерть - женщина, то она самая большая гнида. Тупая пизда.

Он снова начал впадать в ярость, и, не желая нарушать ни его расистские взгляды, ни глубины их религиозной идеологии, я вмешалась, чтобы удержать его внимание.

– Итан, ваш грех. Что Сирена велела делать дальше? - Чувствовалась закономерность в этих встречах. Итан вздохнул и снова опустился на свой мешок.

– Она стала появляться в моих снах. Это было странно, но она дала мне замечательные инструкции и инструменты, чтобы уничтожить их одного за другим... Адреса их домов, имена их близких, методы... для осуществления моей мести.

– И именно в этот момент вы начали свой «крестовый поход» против несправедливости, верно? - спросил Бак, Итан отказался смотреть на него.

– Я начал с проверки новичка. Его было легко найти, поскольку он никогда не отклонялся от своего шаблона. Он никогда не видел меня лично, поэтому, когда я выдал себя за мормона, желающего дать ему информацию о книге Джозефа Смита, он и глазом не моргнул, поскольку сам был таковым. Парень даже пригласил меня к себе домой. Большая ошибка. Как только его дверь закрылась, я вышиб ему мозги молотком. Именно тогда Сирена снова заговорила со мной.

Он с тоской посмотрел на потолок и сделал паузу, прежде чем продолжить. Ему было стыдно? Или он наслаждался моментом?

– Она сказала: Они забрали у тебя все. А теперь возьми у них то, что ты пожелаешь... Так вот, я посмотрел на этот поваленный кусок мяса... Даррел, кажется, его звали. Я смотрел на него и спрашивал себя, чего я хочу больше всего. У Даррела был прекрасный дом, несмотря на его новый статус в группе, так что я взял это. Достаточно просто переехать и взять на себя оплату его счетов. Парень был замкнутым, и никто не задавался никакими вопросами.

Густой зеленый туман покрывал пол вокруг, он казался почти ядовитым, но Итан не обращал на него внимания.

– Как она с вами разговаривала? - спросила я, когда его внимание ослабло, и кажется его его немного обидело, из-за того, что я остановила его на середине повествования.

– Что? Какое это имеет значение? Она была рядом, когда я нуждался в ней, как и всегда. - Ответил он с желчью в голосе.

– Для меня это важно, я не могу съесть ваш грех, если не знаю всего. Вы же не станете мне лгать? Я не так умна, как кажусь… - Я почувствовала отвращение к собственному уничижению, но это было частью работы, поэтому я продолжала в том же духе. Выражение его лица смягчилось, и он продолжил.

– Ладно, ладно. Сирена не была обычной девушкой, она была сияющей, манящей и всегда была рядом, когда я в ней нуждался. Я говорю это буквально. После того как я пожертвовал ей достаточно, начались сеансы 1 на 1, и она проявилась передо мной. Я никогда не мог прикоснуться к ней, но всегда видел ее так же ясно, как вижу вас. Она сыграла важную роль в моем развитии, и по мере того, как мы продолжали, она становилась все более реальной для меня. После еще нескольких целей я забрал их машины и банковские счета, но с последним все стало... сложнее.

Он снова сделал паузу, и я обменялся взглядом с Баком, мне не нравилось, к чему все идет. Дымка начала приобретать очертания женщины, чаши.

– Сирена велела мне не слушать ничего из того, что они говорят, и сосредоточиться на том, что у них есть, а у меня нет. Что это будет одним из последних шагов к вознесению. Она дала мне что-то выпить, и на мгновение наши пальцы соприкоснулись... Я почувствовал, как между нами пробежала искра. Сделав, как мне было сказано, выпил из чаши и не обращал внимания на все, пока не добрался до спальни. Там я почувствовал себя... по-другому. Зрение стало туннельным, глаза заволокло зеленой дымкой, а кулаки действовали сами по себе. Отбросив в сторону молоток, я задушил стоящего передо мной человека, увидев видения той жизни, которой он был лишен. Смех всех моих коллег, счастливые парочки и весь гребаный мир за мой счет. Все это заполняло мой мозг, заставляя его изнывать, как этих тупых шлюх передо мной, пока моя хватка не стала крепче... и крепче... пока...

Он остановился, изобразив, как лопается воздушный шарик и выплескивается содержимое.

– Больше ничего не осталось. Я чувствовал себя так, словно подчинил их себе. Стал настоящим альфой, вожаком стаи. Но нет, вместо этого я смотрел вниз на совершенно незнакомого человека... на женщину, на самом деле.

– Ты смотрел на женщину, которую жаждал все это время, не так ли, Блазник? - Бак вздохнул, в его словах слышался яд. - Саойрс Мейси Лаввуд, 19-летняя стримерша и модель. Ты платил, чтобы привлечь ее внимание, и однажды ночью пришел в ярость, когда она забанила тебя на сервере, получив информацию о тебе от твоих соратников, когда они попытались остановить тебя.

Он поднял фотографию, когда туман начал формироваться, и две фотографии идеально совпали. Красивая женщина со струящимися рыжими волосами, на фотографии - косплей Ядовитого Плюща из комиксов о Бэтмене. Теперь в комнате появилась женщина, одетая в изумрудно-зеленое платье, открывающее плечи, и сжимающая в руках большую миску с пузырящейся жидкостью.

– Нет... это не... я не...

– Саоирс, Индивиоза… - сказал Бак, вставая, чтобы прислонить фотографию к стеклу. - Саоирс, преисполненная зависти. У тебя никогда не было сирены, зовущей к себе Блазника, никогда не было грандиозного плана, подходящего для альфа-мастера. Твоя зависть просто захлестнула тебя, создав картину, в которой ты все контролировал и все имел. Что ж, тебе предстоит пережить свой грех, хочешь ты этого или нет. Ты проведешь свои последние минуты, зная, что никогда не сможешь получить то, что хочешь.

Я взглянула на свою тарелку и увидела два блюда. Одно - мексиканский рис с фасолью и зеленым перцем, другое - гламорганские сосиски и йоркширский пудинг... такой, каким его готовила моя мама. Именно так, как она его готовила, даже пахло также. Я почувствовала непреодолимый прилив эмоций и ностальгических воспоминаний, которые отчаянно пытались вырваться на поверхность с первым укусом.

Но я не могла дотянуться до него. Даже если бы захотела.

Пристально глядя на разворачивающуюся передо мной бойню, мое тело действовало само по себе и начало запихивать рис в рот, пока сосиски и йоркшир исчезали из виду, с любовью поглощаемые чем-то невидимым. Я со злостью и страданием наблюдала, как желанное блюдо исчезает.

После нескольких мгновений размышлений Итан повернулся и увидел перед собой лицо своей Сирены. Свободной рукой она властно указала на пол. Он заскулил и подчинился, прижав голову к земле.

– Я хотел только то, что принадлежит мне. Разве это не справедливо? Разве это не право мужчины требовать то, что принадлежит ему по праву? Я не понимаю... Это вознесение? Или наказание? Я не... я не...

Он поднял голову, чтобы взглянуть на Саойрс, когда она вылила содержимое чаши на него сверху и попала в рот, слегка расширившийся в крике, который никогда не будет услышан.

Зеленая жидкость разъедала его кожу с поразительной скоростью, плоть пузырилась и лопалась, разбрызгиваясь по плексигласу, его стремительно разлагающийся торс содрогался, а глаза таяли в глазницах, пока он не захлебнулся.

Но я меньше всего задумывалась о его боли, а больше - о своей собственной. Этот грех не обременял меня физически, не заставлял испытывать боль или усталость. Нет, вместо этого он проник в мою душу и нашел себе местечко рядом с воспоминаниями о матери, которые я носила с собой каждый день.

Оно смогло поколебать мой профессионализм и уверенность в себе, чего никто не делал раньше.

Когда впереди оставалось еще больше этих поганых монстров, я не была уверена, что справлюсь с задачей, и начала сомневаться в своих силах.

Как по команде, тот самый призрачный ночной ужас, который мучил меня с момента прибытия, блеснул в плексигласе, встав прямо за моей спиной с недоразвитой рукой, поднесенной к потрескавшимся губам, и замер. В другой руке оно держало тотем, который мне дал Нестор в качестве оберега от бог знает чего. Я наблюдала за тем, как эта тварь разбивает его в пыль, и выводила число.По телу пробежала ударная волна, от страха у меня подкосились колени, и что-то в тюрьме зашевелилось от моего присутствия, что-то, чего я буду бояться больше, чем любого другого существа на свете.

«4».

***

Заключенный №2122: Итан Эллиот Блазник III

Грех: зависть

Еда: Мексиканский рис с фасолью и единственное блюдо, которое я всегда буду хотеть, но никогда больше не попробую.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЛЕНЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
106

HIPAA — порой эти правила душат теснее удавки. Не высказаться о пациенте? Настоящая пытка

А я умею заставлять людей говорить.

Навык полезный. Не раз спасал шкуру. Но иногда — редко — он втягивает в такие передряги, что годами отмываешься.

Впервые это случилось в началке. Одна из тех дурацких игр, которые учителя придумывают, чтобы убить время до звонка.

— Игра называется «Правда или ложь», — объявила миссис Уотерс.

Сразу видно: выдумала на ходу. Словно выхватила из воздуха — только чтобы пристегнуть наши болтающиеся мозги к уроку.

— Садимся в круг. Каждый говорит одно правдивое и одно ложное утверждение. Тот, кто напротив, угадывает. Не угадал — садишься за парту. Угадал — остаёшься. Кто начнет?

Я и тогда была невыносимой, и сейчас не лучше. Рука взметнулась сама собой:

— Я! Миссис Уотерс, выберите меня! Ну пожалуйста!

Она едва не закатила глаза — привычная реакция. Вздохнула:

— Хорошо, Ракеле. Давай свою правду и ложь.

— Нет! — вырвалось у меня. — Я хочу угадывать первой!

На этот раз миссис Уотерс закатила глаза так, будто пыталась разглядеть собственный мозг.

— Ладно. Сара… — она повернулась к девочке напротив меня, — твой выход. Правда и ложь. Давай.

Не помню, в чём была правда Сары. И уж тем более не запомнила её ложь. Но вот её лицо, когда я безошибочно ткнула пальцем в правду — помню отлично. Губы сжались, ноздри дрогнули — будто я не угадала, а украла у неё что-то.

Класс прошёл половину круга, когда первая кровь наконец пролилась — Бен Маркем. Он разрыдался, спотыкаясь на пути к парте.

Круг сомкнулся, игра продолжилась.

Моя очередь. Угадала. Снова. И снова. И ещё раз.

Но триумф быстро приелся. Всё это было слишком просто.

Проблема была в том, что их «правды» и «лжи» напоминали выдохшийся лимонад — липкие, безвкусные.

Правда Меган Найт: «У меня есть кот по имени Корки».

Ложь: «У меня живёт гигантская улитка, которая ест автомобили».

Скотти Спитцер не отставал.

Правда: «Моего младшего брата зовут Джеймс».

Ложь: «Старшего зовут "Ледяная Глыба" Стив Остин».

Но когда он это ляпнул — точнее, когда с дурацкой ухмылкой выпалил «старший брат» — я заметила кое-что.

Девочка напротив сжалась.

Не просто вздрогнула. Съёжилась.

Как цветок, захлопывающийся перед грозой.

Я впилась в неё взглядом, чувствуя, как подрагивают уголки губ. «Давай, Селина. Правда и ложь. Но только не очередную глупость».

«У меня есть щенок Джордж, а ещё дядя живёт на Луне», — её смешок прозвенел, как разбитый стакан по кафелю.

«Это даже не смешно», — процедила я сквозь зубы.

Её улыбка замерла, словно пойманная в ледяной капкан.

Я наклонилась ближе, замечая всё: дрожь ресниц, нервное подергивание левой лодыжки — туда-сюда, туда-сюда, будто отсчитывая последние секунды перед взрывом. «Ну же, Селина. Давай что-то настоящее. Что-то... важное».

«Я... знаю испанский. Но мама запрещает мне на нём говорить».

«Твоя мама... — мой голос стал мягким, медовым, хотя внутри что-то холодное и скользкое шептало: дальше, продолжай, — она ведь не главная здесь, правда? Давай настоящую правду. Ту, что жжёт тебя изнутри».

«Прекрати немедленно!» — миссис Уотерс вскочила, но её голос словно прилетел из другого измерения.

Я не отводила глаз от Селины. «О брате. Расскажи про брата.»

И тогда девочка сломалась. Слова хлынули, как гной из вскрытого нарыва: «Я нашла его в гараже... он висел... босые ноги... такие фиолетовые... язык... он не помещался во рту...» Голос сорвался на шёпот, превратившись в тихий, безумный лепет.

Её глаза вдруг расширились до невероятных размеров, превратившись в два белесых пятна — точь-в-точь как те костяные пуговицы на потёртом кардигане миссис Уотерс. Потом раздался вопль — тот особый детский плач, от которого по спине бегут мурашки.

Но хватит об этом. Поверьте, вам не хочется знать подробности. Лучше расскажу кое-что поинтереснее.

С годами мой... дар совершенствовался. Я находила нужные слова, как ястреб замечает добычу. Слова, которые впивались в сознание, цеплялись за самые потаённые страхи и вытягивали наружу то, что человек и сам боялся признать.

В двадцать один я пришла в полицию. Шестое чувство не подвело — за пять лет три повышения. В двадцать шесть — сержантские нашивки. Ещё немного — и лейтенантские погоны.

Именно тогда ко мне постучались из частного сектора.

Первый адвокат платил щедро. Второй — втрое больше. Третий делал предложение, от которого нельзя отказаться. Так всегда: когда ты становишься ценным для системы, начинается охота. А когда достигаешь вершин в тени — за тобой приходит сама Система.

И знаете что? Она терпеть не может слово «нет». Особенно когда говорит его бывший коп с грязными секретами и чистыми деньгами на счету.

Официально я числилась кадровиком-интервьюером. Неофициально — была чем-то вроде экстрасенса допросов с доступом к тайнам организации. Вы даже не представляете, какие скелеты я вытаскивала из шкафов и какие катастрофы предотвращала, пока они ещё только зрели в головах безумцев.

Но всё это разлетелось вдребезги несколько месяцев назад.

Во время одного... особенного интервью ситуация пошла под откос. Не просто вышла из-под контроля — она взорвалась с такой силой, что мой собеседник выложил мне правду. Ту самую правду, которая сжигает. Ту, после которой понимаешь, что лучше бы оставаться в неведении.

Избавлю вас от кровавых подробностей развязки.

Скажу только, что я оказалась в такой переделке, что готова была на всё. На что угодно. Даже на это.

Мне предложили выбор — элегантный в своей простоте: либо пуля в затылок, либо полное послушание.

Так я стала «интервьюером-следователем» в загадочной межведомственной структуре с уютным названием «Агентство Помощь Рука». Мне пообещали блестящего наставника-психиатра, образование, перспективы.

Я знала, что это ловушка. Чувствовала это каждой клеточкой стройного тела. Но когда тебе ставят пистолет к виску, философствовать о подвохах как-то не хочется.

Я согласилась.

Позже я узнала правду. «Агентство» управляло тюрьмой — Североамериканским специализированным изолятором, NASCU. (Звучит скучно, да? Но за этим названием скрывалось нечто гораздо более интересное.)

Но все здесь называют его просто Североамериканский Пантеон.

Теперь это мой дом. Моя работа — вытягивать слова из тех, кто никогда не должен был заговорить. Одни заключённые — просто ужасающие. Другие — не совсем люди. Большинство молчат годами. Остальные бормочут, смеются тем ледяным смехом, что стекает по позвоночнику, но никогда — никогда — не говорят ничего настоящего.

А они должны заговорить. Почему — объяснить не могу. Не сейчас.

Именно поэтому агентство держит меня живой. Потому что я умею заставлять говорить. Даже тех, кто забыл, как это делается.

Начали с самого простого подопечного — пробный шар. Полный анализ: история, медкарта, психиатрия, дело. Как в старые добрые времена, только теперь вместо адвокатов — они.

Не могу описать эту работу. Серьезно, не могу. Это место... эти существа в камерах... даже охранники — что-то не так с их глазами. Иногда я ловлю себя на том, что задыхаюсь посреди коридора. По ночам просыпаюсь с криком — такое чувство, будто кто-то вычерпывает мои мысли прямо из черепа.

Но так и должно быть, правда? Когда твой мир переворачивается, а потом и вовсе сгорает дотла. Когда понимаешь, что всё, во что ты верила — ложь. А правда... о, правда гораздо хуже.

Забудьте о моих попытках объяснить необъяснимое. Вместо этого — история о первом подопечном. О Нуме.

Мне сказали, что он — самый безобидный обитатель Пантеона. Самый безопасный. Как же они любят лгать!

НУМА

Классификация: Некооперативный/Неуничтожимый/Гайский/Постоянный/Умеренный/Терас

12 ноября 1928 года. Глухие Скалистые горы Канады. Деревня лесорубов, которой официально никогда не существовало — Агентство позаботилось об этом особенно тщательно.

От них осталась только одна запись. Семнадцать секунд.

Мужской голос, перекошенный ужасом: «Оно спустилось с горы! Оно пришло за нами! Оно здесь!»

Затем... этот звук.

Низкий, протяжный вой, будто сама земля захрипела в предсмертной агонии. Не человеческий. Не животный. Нечто... другое. Звук, от которого мгновенно холодеет спина и сжимается желудок. Звук, пробуждающий древний ужас, запрятанный где-то в стволе мозга ещё со времён, когда наши предки дрожали у костров в тёмных пещерах.

И вот что по-настоящему страшно — этот ужас не знает времени. Не признаёт расстояний. Сто лет или тысяча миль — не имеет значения. Услышав этот вой однажды, ты навсегда останешься тем дрожащим первобытным существом, застывшим в ожидании того, что сейчас выйдет из тьмы.

Спасатели добрались слишком поздно. Горные бури и непроходимые тропы сделали своё дело. Властям оставалось только одно — убрать... что бы там ни осталось.

Когда они вошли в деревню, смерть уже стояла на пороге, раскинув костлявые объятия.

Алая лужа жизни растекалась по всему поселению, превращая снег в кровавый сланец. Кишки висели на заборах, словно праздничные гирлянды. Отрубленные руки цеплялись за дверные ручки. И домашние псы, и лесные твари — все устроили пиршество на этом кровавом банкете, не разбирая, где человек, а где скотина.

Сначала списали на волков. Потом — на медведя-шатуна. Самые смелые предположили, что это мог быть реликтовый пещерный медведь, разбуженный грохотом лесопилки. Бред, конечно. Но что ещё могли придумать эти бедные остолопы, пытаясь объяснить необъяснимое.

Ошеломлённые власти начали фиксировать ущерб, настолько поглощённые работой, что не заметили, как один из них исчез, — пока кто-то из поисковиков не увидел окровавленный значок, сверкающий в снегу, и не понял, что тот прикреплён к обезглавленному телу.

Началась паника. А паника, как известно, делает охоту ещё проще. Они падали один за другим, как подкошенные.

В конце концов, двое смогли спастись бегством и добраться до станции. Один из них скончался от полученных травм. А выживший наотрез отказался возвращаться в деревню, настаивая на том, что зверь был вовсе не медведем, а чем-то совершенно иным — чем-то, для чего не существовало названия.

Он был прав.

Власти, конечно же, назначили награду за голову «медведя» — сумму, за которую можно было купить полгорода.

Охотники ринулись в горы, как мотыльки на пламя. Большинство так и остались там — навсегда. Те же, кто выбрался обратно, подтвердили: это не медведь. Не волк. Нечто...

Когда слухи дошли до «Агентства Помощь Рука», они прислали своих людей. Трупы так и лежали там, в снегу — холод сохранил их почти идеально. И следы говорили, что зверь возвращался питаться.

Команда продержалась несколько часов.

Первый исчез, когда остальные отвернулись. Только короткий вопль, странно отразившийся от деревьев, выдал его судьбу.

Среди ветвей что-то блеснуло. Два огромных серебристых глаза, наблюдающих сверху.

Затем оно двинулось.

Размытое пятно грязно-белого меха и запекшейся крови — идеальный камуфляж среди растерзанных тел. Оно прыгнуло, и началась охота.

Первой команде Агентства не удалось выполнить задание, хотя половина личного состава уцелела. Вторая группа — куда больше и опытнее, под началом выживших — всё-таки загнала тварь в клетку.

Вскоре после поимки из ближайшего дома вышла девочка.

Ребёнок был калекой — тело искорёжено, речь отсутствовала. Увидев пойманное существо, она бросилась к клетке, отчаянно пытаясь открыть её. Зверь, заметив девочку, пришёл в ярость и начал тянуться к ней сквозь прутья, пытаясь втянуть внутрь.

Персонал открыл огонь. Пули заставили тварь отступить, но одна из них попала в ребёнка. Благодаря ресурсам Агентства девочку удалось спасти. Правда, существо, похоже, этого не поняло. Его рёв, оглушительный и полный отчаяния, спровоцировал сход лавины, повредившей клетку. К счастью, инженеры быстро это исправили, и новых жертв удалось избежать.

Из-за размеров и силы зверя его оставили на месте, пока не подготовили специальный транспорт. К тому времени девочка — немая — уже достаточно окрепла для перевозки. Поскольку её присутствие успокаивало тварь, Агентство взяло её под опеку и разместило в Пантеоне — так, чтобы существо всегда могло её видеть. Там она провела семь месяцев, пока осложнения от ранения не забрали её.

Десятилетиями с существом обращались как с последним затравленным зверем в цирковом вагоне. Никто не пытался заговорить с ним — никто даже не задумывался об этом — пока в 1966 году сотрудник Агентства Патрик У. не разглядел в этих глазах что-то, заставившее его протянуть руку сквозь прутья клетки.

Интуиция не подвела Патрика. Буквально за несколько недель стало ясно: перед ними не животное, а разум — острый, цепкий, неожиданно глубокий. Существо даже имело имя. Нума.

Оказалось, Нума мог говорить — это установили ещё при поимке. Но его язык, десятилетиями описываемый в отчётах как «первобытное бормотание», был непонятен учёным. Патрик нашёл ключ: он дал Нуме уголь и бумагу. Пиктограммы. Рисунки. Медленно, кропотливо они начали понимать друг друга. Потом Нума выучил английский — жадно, как губка, впитывающая воду после вековой засухи.

Но говорить Нума соглашался лишь о том, что его волновало. Чаще всего — об ужасном волке по кличке Щенок, другом из давно забытой эпохи. А ещё — о смерти Щенка. «Все люди достойны смерти, — говорил Нума, — ведь это люди убили Щенка». И в его голосе звучала правда: для него те охотники не канули в прошлое — они жили здесь и сейчас, в каждом встречном человеческом лице.

«Тысячи лет назад» — фраза расплывчатая, но в случае с Нумой она попадает в самую суть. Он не самый долгоживущий узник Агентства, но, без сомнения, самый древний. Его ярость вспыхивает как спичка — часто со смертельным исходом. Но что странно — после каждой вспышки он рыдает, горюя над телами тех самых смотрителей, которых только что разорвал на части.

Время для Нумы течёт иначе. Оно то сжимается в точку, то растягивается в вечность. События четырнадцатитысячелетней давности — как вчерашний день. Он до сих пор слышит вопль матери, когда его отрывали от её груди. Но ярче всего — воспоминания о Щенке. Этом ужасном волке.

Он до сих пор требует, чтобы ему привели его. Каждый божий день. Как будто не понимает, не может понять, что его питомец превратился в пыль ещё когда первые пирамиды только начинали строиться. (Примечание для отчета: о девочке, с которой его доставили, он не говорит ни слова. Никогда. Как будто её и не было).

Когда в 88-м нашли тело волка — невероятно, невозможным образом сохранившееся, будто только что уснул — Патрик У. уже был в могиле. Нума выл тогда так, что стекла трескались. Клонировать волка? Заманчиво. Но дать этому безумному древнему убийце в компанию ещё одного хищника? Даже для Агентства это было слишком.

Но самое важное — клон никогда не стал бы настоящим Щенком. Нума чувствует мир тоньше, острее, болезненнее, чем любой человек. Его органы восприятия улавливают то, что мы даже не можем себе представить. Он бы сразу понял, что перед ним подделка. И тогда... нас ждал бы не просто гнев. Нас ждал бы настоящий психотический ураган, перед которым Агентство оказалось бы беспомощным.

Нума лишь внешне напоминает человека. Девять футов три дюйма чистой мускулатуры. Ширина плеч — сорок четыре дюйма. Его тело покрыто полупрозрачным мехом, переливающимся, как нефтяная плёнка на воде, делая его почти невидимым в движении.

Но самое страшное — лицо. Слишком плоское. Слишком широкий рот.

Глаза с белыми радужками, слепящие, как фары в тумане.

А зубы... Боже, эти зубы. Они растут, выпадают и снова отрастают — будто его тело не может решить, каким хищником ему быть.

Его челюсть — это отдельный кошмар. В спокойном состоянии дополнительные суставы незаметны. Но когда он ест... или когда хочет напугать... тогда его пасть раскрывается шире, чем должно быть возможно, обнажая ряды зубов, острых как бритва. Я видела, как он перекусывает стальной прут. Видела только один раз. Больше не хочу.

Наши беседы с Нумой всегда короткие. Всегда одни и те же. И всегда заканчиваются тем, что моя рука тянется к кнопке экстренного вызова. Но сегодня я добилась чего-то нового.

Запись интервью от 17.09.2024:
СУБЪЕКТ: НУМА
ИНТЕРВЬЮЕР: РАКЕЛЕ Б.

Его голос, скрипучий, как ветер меж скал: «Когда мир был молод, а льды простирались до самого солнца... я нашел щенка. Не мне было давать ему имя. Он просто был... Щенком».

Щенок был брошен. Как и я. Моя стая оставила меня умирать на льду слишком сильным, слишком чужим. А Щенок... он был слишком маленьким. С кривой лапкой, обрекавшей его на вечную хромоту. Но как я любил этот маленький мокрый нос! Эти живые глаза, сверкавшие, когда я возвращался с охоты! Он скулил, когда я уходил, и носился кругами от счастья, когда я приходил. Никто никогда не любил меня так. И я никого.

В те времена любовь была редким гостем. Люди тогда были жестче льда ваши мягкие ручки не узнали бы в них сородичей. Они бы сочли вас слабаками. А меня... они не считали человеком. Слишком сильный. Слишком зубастый. Но в этом чудовищном теле всё ещё билось сердце, способное любить сломанные вещи.

Я нашел его плачущим в снегу. Ушки дрожат, ресницы покрылись инеем, сверкающим в утреннем свете! К тому времени я уже забыл лица своей стаи. Помнил только у них были волосы черные, как ночь, а не белые, как мои. Глаза, приспособленные к дневному свету, а не эти мои, слепяще-белые, созданные для ночной охоты. Их зубы тупые, для травы и вяленого мяса. А мои... ну, вы видите мои зубы.

Щенок был последним, кто смотрел на меня не морщась. Последним, кто не видел чудовища. Пока не пришли ваши предки с копьями.

Я почти прошел мимо. Уже переступил через это дрожащее тельце, мои белесые глаза уже выискивали в снежной пустыне мамонта или пещерного медведя... когда его хвост дернулся. Вильнул. Мне. Чудовищу!

В ноздри ударил запах падали. Перед глазами встали картины: гигантские гиены с гнилыми зубами, саблезубые кошки с пустыми животами. И этот хромой дурачок, виляющий хвостом, когда они подкрадутся. Его последний визг, когда клыки вонзятся в мягкое брюхо.

Что-то горячее побежало по моим щекам. Слезы. Впервые за много зим.

Я вырвал его из снега. Он умещался на ладони. На моей лапе-убийце, созданной рвать, а не держать. Но я держал.

Держал, пока он не вырос. Любил, как не любил ничего до и после. Мы стали Стаей.

Вскоре мой хромой Щенок вырос в умелого охотника. С ним рядом мы могли делать одно из двух: добывать столько же дичи за вдвое меньше времени или вдвое больше дичи за то же время. Мы были обжорами, Щенок и я, и мы выбрали добывать вдвое больше. Мамонт и гиена, медведь и тюлень, тигр и белый лев — никто не мог устоять перед нами.

Той ночью я был сыт до отвращения. Мясо лежало в животе тяжелым комом, и единственное, чего мне хотелось это спать. Но Щенок был полон энергии. Он носился по пещере, тыкался мне в лицо, скулил, прыгал на грудь. Я отшвырнул его у нас же была еда! Целая туша! Но Щенку нужно было свежее. Теплое. То, что ещё дрожит и кричит, когда ты вонзаешь в него клыки.

«Иди сам», — прохрипел я и отвернулся к стене.

Он ушел.

А когда вернулся, тащил за собой что-то окровавленное, голое, лишённое шерсти. Сначала я подумал больной звереныш. Или уродец.

Но нет.

Это был человек. Его кишки оставляли на снегу жирный розовый след. Глаза блестящие, как лед на зимнем солнце — смотрели в никуда.

Я рассмеялся. Громко. От всей души.

Людей я ненавижу. Я сильнее их. Древнее. Лучше. Но не настолько силен, чтобы не чувствовать боли. Не настолько стар, чтобы забыть.

До сих пор слышу, как кричит моя мать, — утаскивают её прочь. Чувствую, как снег жжёт голую кожу. Как её пальцы (в последний раз!) цепляются за меня...

Щенок положил свою кровавую добычу к моим ногам и завилял хвостом. Хороший мальчик.

Вот почему я смеялся, глядя на это человеческое мясо. Вот почему ел, хотя живот уже был набит до отказа.

Я наблюдал, как Щенок рвёт плоть, и сердце моё распирало от гордости. Умный мальчик. Хороший мальчик. Люди... о, эти жалкие создания! Слабее лося. Трусливее тигра. А на вкус... они были созданы для того, чтобы их ели.

Тот стал первым. Охотиться на людей оказалось проще простого особенно когда берешь их по одному. Ни шерсти, ни перьев, ни бронированной шкуры. Только мягкая плоть, хрустящие косточки и этот сладковатый, теплый запах страха.

Глупые создания. Раньше они хоть кочевали, уходили от опасности. Теперь же они строили эти скопления хижин. Деревни. Так и хочется сказать «буфет самообслуживания». Женщины. Дети. Старики. Все в одном месте. Как будто специально для нас с Щенком.

Мы объедались. Объедались так, что вскоре долина опустела. Последние ушли, оставив за собой лишь дымок от потухших костров.

Но люди они как тараканы. Не успел Щенок поседеть, как они уже ползли обратно. С новыми идеями. С новыми орудиями. С той самой жестокостью, которую я помнил с детства.

Лёд это царство смерти. Только звери и чудовища вроде меня могут называть его домом. Но долина... О, эта проклятая долина, зеленый оазис последней мерзости! Она манила к себе всех львов с клыками как кинжалы, медведей размером с холм, стаи волков с горящими глазами. Здесь было всё: сочные ягоды, жирное мясо, ручьи с чистой водой. И, конечно, люди.

Слабые. Жестокие. Процветающие на украденной земле.

Я был дураком. Слепым от гордыни. Люди могут быть слабыми, но глупыми никогда. Они знали: мы с Щенком настоящие хозяева долины. Это держало их на расстоянии год... два... три (кто считает?). Но голод отличный учитель. Особенно когда слышишь, как плачут твои дети. Особенно когда их животы раздуваются от пустоты, становясь похожими на брюхо падали.

Они пришли за нами.

Мои белые глаза, созданные для ночной охоты, не разглядели человеческой хитрости. Они нашли нашу пещеру. Пришли средь бела дня, когда мы спали.

Я проснулся.

Недостаточно быстро.

Увидел, как каменный нож вспарывает Щенка от горла до паха. Услышать визг. Алая кровь заливала пол пещеры, окрашивая снег, лапы, мою душу.

Я никогда не любил ничего так сильно... и никогда не чувствовал ярости, подобной той, что охватила меня тем утром.

Я рвал их на части. Кости хрустели между моих пальцев, как сухие ветки. Я швырял окровавленные конечности о стены пещеры пусть их кровь навсегда останется в этих камнях! Вскрывал их вонючие брюха пусть узнают, каково это! Отрывал головы и в каждом мерзком лице видел тех, кто бросил меня умирать: жестокого отца, альфу с кривой челюстью, мать, чьи крики до сих пор звонят у меня в черепе.

Я уничтожил их всех.

Но было уже поздно.

Я приносил Щенку куски их тел. Меньше. Ещё меньше. Он не шевелился. Лежал на боку в луже собственной крови, которая уже начинала кристаллизоваться на холодном камне. Увидев меня, он лишь слабо пошевелил хвостом. И перед глазами встал тот самый момент, когда я впервые нашел его маленький комочек дрожащего меха.

Я отнес его в самое сердце пещеры. Глубже. Выше. Положил на каменное ложе. Его хвост больше не стучал. Я сидел рядом, не дыша, в кромешной тьме даже мои белые глаза не могли пробить эту пелену.

Я ждал, когда он проснется.

Ждал.

Ждал слишком долго.

Когда тьма наконец рассеялась, Щенка не было.

Вы говорите годы, лёд, тлен. Что он давно стал частью вечной мерзлоты. Врёте! Я знаю правду. Щенок был хитрее смерти. Он ждал, что я его накормлю. Залечу раны. А я... погрузился во тьму так глубоко, что он просто ушёл искать кого-то получше.

Это всё из-за вас, люди.

Я охотился. Охотился на тех, кто отнял у меня Щенка. На тех, кто забрал мою мать её крик до сих пор звенит в моих ушах, как ледяной ветер. Вы берёте. Вы всегда берёте. Это всё, что умеют делать вонючие, пустобрюхие твари вроде вас.

С каждой луной вы становились мягче. Слабее. Лёгкой добычей. Но не менее жестокими. О нет. Ваша жестокость только росла. Вы запираете меня здесь, как последнего зверя, и удивляетесь моей ярости? Удивляетесь, почему я рву на куски ваших смотрителей?

Теперь вы знаете. Всё из-за Щенка.

И вот что я вам скажу: я перестану. Перестану рвать ваших людей на части... если вы вернёте Щенка. Представьте его одного во тьме, среди голодных тварей. Эта мысль сводит меня с ума. Вот почему я убиваю.

Так что найдите его. Приведите ко мне. И я обещаю обещаю! больше не буду злиться.

Верните его.

Пожалуйста.

Мне так его не хватает.

~

Оригинал

Телеграм-канал для удобства

HIPAA — порой эти правила душат теснее удавки. Не высказаться о пациенте? Настоящая пытка Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Длиннопост
Показать полностью 1
119
Creepy Reddit

В секретной тюрьме 6 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Если мы поддадимся, то Жадность поглотит нас всех

В секретной тюрьме 6 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Если мы поддадимся, то Жадность поглотит нас всех Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Длиннопост

В моменты, последовавшие за нашей волнительной близостью с Таллулой, женщиной, олицетворяющей «Похоть», я с усилием глотала бульон «Медового человека» и чувствовала, как все мое тело покрывается тошнотворным налетом, который возникает после употребления масла из печени трески. Каждая частичка моего существа изнывала от тошноты и изо всех сил пыталась не выплеснуть содержимое желудка.

Но любой хороший пожиратель грехов знает, что не стоит портить хороший ритуал.

Бак увидел, что я сопротивляюсь, и взял меня за руку, пока охранники входили внутрь, устремляясь по обе стороны плексигласа: один - чтобы проверить нас, другой - чтобы поднять с пола на импровизированные носилки гигантскую фигуру Таллулы. Хотя даже отсюда было очевидно, что этой конструкции недостаточно, чтобы выдержать ее тело.

– Эй, Нелли. Посмотри на меня. - Он говорил мягко, и я почувствовала, как желчь поднимается вверх, но не смотря на это сделала, как он сказал. Я смотрела на него, казалось, несколько минут, его спокойное поведение успокаивало, кислота в груди боролась, но все же утихла, когда Бак положил руки мне на плечи и поцеловал в лоб. Когда он отстранился, дыхание его было горячим, а вид болезненным, но он быстро пришел в себя.

– В любой момент, когда будешь в таком состоянии, просто обопрись на меня, хорошо? Я твой защитник. Для этого я здесь. Ну... - он бросил взгляд на сборник на столе, перелистнул страницу с новостным репортажем о «Медовой женщине из Юты» и отвернулся, на его лице появилась хитрая ухмылка, от которой я растаяла. - Это новая глава для старой книги. Мама Макгроу не обрадуется, если я не закончу ее в ближайшее время!

Встав, я взглянула на книгу. Его мать была матриархом клана Макгроу, старой и могущественной группы криптозоологов, которые веками охраняли берега Великобритании от угроз как извне, так и изнутри страны, существ старше любого здания, могущественнее любого короля и мудрее любого старейшины. Работа Бака заключалась в том, чтобы обеспечить каталогизацию и заполнение страниц до его возведения в статус старейшины.

Интересно, знал ли он, чем обернется эта книга? Что она будет представлять.

Охранники вывели нас, и между нами и комнатой отдыха встал начальник тюрьмы с протянутой рукой и широкой улыбкой.

– Вундербар! Вы отлично справились, дорогой пожиратель грехов! Я был очень впечатлен, хотя и немного удивлен последствиями... Встреча прошла по плану?

– Нет. Но я никогда не знаю, как все сложится, когда начинаю. Я просто позволяю разговору течь и, как ветер в парусах, нести меня туда, куда он приведет. Но сейчас я просто хочу спать. Было бы здорово узнать, кто она такая, прежде чем идти сюда. Знать что мне нужно... поглотить.

Если начальник и понял мою не слишком деликатную просьбу, он со знанием дела проигнорировал ее.

– До следующей встречи с заключенным № 6572 осталось около 12 часов, но я должен предупредить вас... история этого заключенного еще неприятнее, чем предыдущего. Они молоды, но не принимайте эту молодость за наивность. По сравнению с ними заключенный № 4822 кажется совсем невинным щенком.

– Почему мне кажется, что вы будете говорить это перед каждым интервью?

Глаза Нестора сузились, а Эдгар закричал, хлопая крыльями, когда начальник тюрьмы зашагал рядом с ним.

«ХРАНИТЕЛЬ ТРУПОВ. ТРУПОЕД. БЕЖАТЬ!»

Начальник внимательно посмотрел на него и широко улыбнулся, на его ликующее лицо вернулось радушие.

– Я делаю это потому, что я это делаю. Это нелегкая задача, и я зря потратил бы ценнейший ресурс, если бы сразу отправил вас к Дер Вульфу. Вместо этого вы пройдете то, что я считаю наиболее подходящей кривой сложности. Так уж получилось, что это #6752. Я перешлю вам кое-какие бумаги, чтобы вы просмотрели их, но я бы предпочел, чтобы эту информацию знали Бак и человек-птица. Чем меньше Пожиратель грехов знает, тем лучше.

– Почему? Думаете, я не справлюсь? Это вы вызвали меня сюда, надзиратель Лейхенберг. - Я устала и к тому же была оскорблена. Он покачал головой и вздохнул.

– Это потому, что вы явно слишком много сопереживаете. Пожиратель грехов берет на себя бремя грешника навсегда. Я хочу, чтобы вы пережили это, и не оказались полностью раздавлены. Вы - последний пожиратель грехов, и мы должны помнить об этом. К тому же, что это будет за надзиратель, если я позволю гостю умереть в своей тюрьме?

С этими словами он щелкнул пальцами, и мужчины последовали за ним по пятам, проталкивая частично скрытое тело Таллулы в коридор и убирая его с глаз. Войдя в комнату отдыха, я рухнул на кровать, изнемогая от усталости.

Из-за поездки и мыслей о том, что она сделала, все тело сковала смертельная усталость. Я не испытывала такого изнеможения со времен первого сеанса поедания греха, который состоялся около 10 лет назад.

Проваливаясь в сон, я слышал приглушенные голоса Бака, Нестора и иногда Эдгара, обсуждавших лежащие перед ними бумаги. В их голосах звучали отвращение, озабоченность и тревога. Я слышала, как они прикрепляли что-то к доске и произносили такие фразы, как «сшитый», «неправильно сформированный» и «урод», но больше ничего, поскольку глубокий сон завладел мной.

Именно тогда я увидела такой знакомый, повторяющийся сон. Ночь, когда меня забрали из дома и отдали на попечение бабушке и дедушке.

В ту ночь я поняла, что я пожиратель грехов.

Мама приготовила жаркое и смотрела передачу о природе с Дэвидом Аттенборо. Мне нравился его голос, и до сих пор нравится. Его успокаивающий тембр и любовь к природе нашли отклик во мне, проводившей время, каталогизируя жуков на заднем дворе и мечтающей о том, как однажды отправлюсь в великое приключение, чтобы найти невыразимые тайны и существ.

Помню, как я смотрела на нашу подъездную дорожку, ведущую к главной дороге, граничащей с лесом. Мама работала лесничим, и ей регулярно приходилось уезжать на вызовы. Иногда это был инцидент с животным, когда олень врезался в машину, иногда - небольшой лесной пожар или придурковатые подростки, запускающие фейерверки.

В этот раз все было по-другому. В ее голосе звучала паника, она схватила ключи и велела мне запереться и не трогать духовку, так как она вернется через 30 минут.

После этого наступает время ожидания. Так всегда бывает. Но я помню фиолетовое свечение с поляны, громкий звук и обжигающую горячую боль, заполнившую грудь.

Затем я увидела лицо, нависшее надо мной, перевернутое вверх ногами, с искаженными чертами, и оно наклонилось ближе. После этого я проснулась в холодном поту.

Но на этот раз я увидела нечто новое. То существо из аэропорта. Черты лица стали еще более ужасающими, когда оно наклонилось ко мне, запах его греха обволакивал нос и заставлял глаза слезиться.

Запах гниющего трупа.

Оно улыбнулось и снова протянуло шишковатые пальцы, на этот раз медленно опустив одну цифру в свой гротескный кулак.

7.

***

Проснувшись, я увидела, что свет приглушен, Бака нигде не было видно, как и его книги. Нестор сидел на кресле напротив, не сводя с меня глаз и прижимая к себе спящего Эдгара. Когда ворон не выкрикивал ругательства или не был занудой, он был просто очарователен. Маленький черный пушистый малыш покоился в его объятиях.

– Ты знаешь, что я нашел его в тот день, когда потерял все? Я стоял среди тлеющих руин своего дома и нашел небольшое черное яйцо, которое, как я полагал, сгорело от пламени. Но нет, это было не так. Обсидиановое яйцо, не тронутое царившим вокруг бедствием. У меня возникло желание защитить его, особенно если учесть, что я не смог защитить их. Ворон сразу же привязался ко мне и усваивал слова гораздо быстрее, чем положено. Черт, иногда мне кажется, что его привела ко мне Леди Смерть, но это было бы слишком странно… - Он нежно погладил перья Эдгара, издающего тихие воркующие звуки.

– Надеюсь, ты знаешь о моем грехе, Нэлл? - мужчина нарушил тишину и придал комнате тяжесть, о которой я и не подозревала. Он улыбался, но чувство вины нависло над ним, словно потоп эмоционального груза.

– Да. Но не стоит так переживать. Ты принял неверное решение, и оно стоило тебе всего. Твоего любимого человека, двух твоих мальчиков, средств к существованию. Леди Смерть заключила сделку, и вот ты здесь. Твой грех состоит из нескольких маленьких частей, которые цепляются за тебя, где бы ты ни находился. Они пахнут серой и углями, а на вкус словно яблоки и слезы. - встав, я подошла к нему, опустилась на колени перед его усталым лицом и взяла его руки в свои. - Ты не плохой человек, Нестор. Я этого не чувствую, и Бак тоже. Ты защитник. Если ты прикроешь мою спину, я прикрою твою.

Эдгар зашевелился в его руках и пробормотал: «Папа. Безопасность. Папа. Любовь.». А затем взъерошил перья. Глаза Нестора остекленели, он шмыгнул носом и кивнул в знак благодарности, а я распрямилась и пошла перекусить, отчаянно пытаясь избавиться от привкуса меда во рту.

– Как ты думаешь, следующий грех действительно будет таким страшным, как утверждает надзиратель? - спросил он, взглянув на часы, до начала встречи оставалось три часа.

– Думаю, если бы надзиратель хотел нам солгать, он бы попробовал что-нибудь посложнее. Так что да, я ничего не исключаю. - вздохнув, сделала долгий глоток ромашкового чая, аромат которого помог избавиться от дурноты, а вкусовые рецепторы послали ощущение благодарности.

– Но надо думать, что парню с кличкой «трупы на горе» не стоит доверять.

***

Мы сидели и ждали заключенного, выполнив все те же процедуры, что и раньше. На этот раз в воздухе витало чувство предвкушения и страха. Не только из-за того, как прошел предыдущий раз, но и потому, что Нестор и Бак знали что-то, чего не знала я. Что-то, что они отчаянно хотели раскрыть под пристальным взглядом Надзирателя.

Но их убивала необходимость скрывать это сейчас.

Закатав рукава, я глубоко вдохнула. С той стороны плексигласа послышался звук, будто кого-то ввозят на каталке. В отличие от каталки, на которой увезли предыдущего заключенного, это было кресло-каталка с ограничителями. Человек снова был скрыт за слабым освещением.

– Могу я узнать ваше имя, прежде чем мы начнем? Оно слишком неформально по сравнению с присвоенным вам номером.

Фигура склонила голову набок и подняла руку в приветственной форме, прошептав что-то, прежде чем ответить нам.

– Имена - могущественная вещь. Пока что вы можете обращаться к нам как к Эмаросе. В нас заключено все прекрасное. – Они наклонились вперед, жидкие каштановые волосы пробились сквозь тень и позволили нам взглянуть на их владельца. – А ты - наш пожиратель грехов. Самый лучший. У нас есть грех, который мы хотим изжить из себя. Это единственное, чего мы не хотим.

– Хорошо, для этого я и пришла, Эмароса. Расскажи мне, как появился ваш грех. Что его сформировало?

– Мы рано поняли, что жаждем большего, чем позволяют наши средства. Родившие нас люди делали все возможное, принося скудные подношения, мимолетные причуды и безделушки, которые в конечном итоге ничего для нас не значили. Мы стремились к большим вещам. Мы хотели ВСЕГО. Но мы были молоды, слабы и не могли сделать это самостоятельно. Мы слушали и ждали, пока не повзрослеем настолько, чтобы начать восхождение.

– Слушали? Кого? - Я решила быть посуровее, их манера говорить от третьего лица утомляла, хотя и была увлекательной. Они откинулись в кресле, их тело дрожало от возбуждения. Не иначе как Таллула.

– Нашего спасителя. Одного из наших путеводных огней - Молоха.

В комнате раздался гул. Из углов потекло мягкое тепло, и я увидела, как вокруг спинки кресла Эмароса начинает распространяться красная дымка.

– Ханаанский бог? Тот самый Молох? - Бак пролистал свою книгу, положил палец на статью и пододвинул ее ко мне. Изображения детей, брошенных ему в живот, кричащих и тянущихся к отчаявшимся родителям. Из его носа валил дым. От этого зрелища стало не по себе.

– Да. Хотя он не просил совершать подобные действия от его имени. Он пришел к нам во сне в день нашего восемнадцатилетия и сообщил, что мы - сосуд, в который он однажды вселится. Но чтобы сделать это, мы должны были забирать у всех, кто нас окружает. Мы должны были... расширить свои горизонты и умения. Итак, мы отправились в путь, чтобы стать врачами и изучить инструменты этого ремесла. Это было необходимо для нашей метаморфозы. Полагаю, когда вы разговаривали с Мейкпис, она сообщила вам о чем-то подобном?

В памяти всплыли ее рассуждения о том, что мы становимся все крупнее, менее чистоплотны и отказываемся от гигиены. Не обращая внимания на накатывающую дрожь, я кивнула головой.

– У нас было нечто подобное. Разве вы не считаете, что это правильно, когда люди растут и меняются? Желать большего, чем позволяет их положение? Возможно, стремиться к большему. К тому, что есть у других. Мы не считаем это такой уж странной концепцией, люди постоянно берут у других, чтобы выжить.

Бак вмешался, а Нестор уставился на Эмаросу.

– Но вы ведь не так поступили, верно? Вы не просто брали, чтобы выжить. На самом деле, вы НИКОГДА не брали, чтобы выжить. Вы просто грабили. Вор в самом низком смысле этого слова. - Он сжал кулаки и стиснул зубы, жестом я призвала его остановиться.

– Все в порядке, все будет хорошо. Обещаю. - Прежде чем он успел запротестовать, я заговорила самым твердым голосом на который была способна, чтобы не потерять уважение Эмароса. - Ни слова больше.

Он откинулся в кресле, его плечи опустились под тяжестью этих слов, и он сосредоточился на сборнике.

– Органы считаются жизненно важными предметами для выживания, знаете ли. Просто нам потребовалось их больше, чем обычному человеку. - Эмароса закивала, и впервые я почувствовала в их тоне нечто иное, нежели нейтралитет.

– Мне нужно, чтобы вы сели ближе, чтобы я могла вас видеть, Эмароса. Я не думаю, что мы сможем провести этот разговор должным образом, если вы будете скрываться.

Послышалось бормотание, форма сдвинулась, и заговорил другой голос, грубый и мужской, звучавший так, словно он проглотил пепельницу и запил ее бурбоном.

– Что за херня? Ты думаешь, что можешь отнять у меня что-то? Я. Владелец. Ты… Мне принадлежит ВСЁ. Я делаю то, что хочу, потому что деньги на моем банковском счете и статус, которого я жажду, делают это. Иди ты на хер. Я ни за что не сдвинусь с места!

Это обескураживало. Звуки шли из ниоткуда и совершенно не соответствовало тому отстраненному тону, который они демонстрировали до этого. Что это было?

– С кем я сейчас разговариваю? - спросила я, пытаясь разобраться в ситуации, но форма изменилась, став элегантной и закинув одну ногу на другую, она сложила руки на колене.

– О, дорогая. Ты считаешь, что у тебя есть право, чтобы обращаться ко мне? Я королева в своем доме и не разговариваю с такими ничтожествами, как ты. Я могу купить и продать тебя в мгновение ока, усекла, сучка.

Форма поспорила сама с собой, но в итоге успокоилась и покачала головой. Вздохнув, она наклонилась вперед, к свету, демонстрируя настоящий ужас.

Мне потребовалось все силы, чтобы не закричать.

Прометей наших дней. Это единственное, что пришло мне в голову в тот момент, когда силуэт разделился на два паттерна. С одной стороны волосы были вьющимися, с другой - зализанными назад. Голова была заполнена сшитыми сегментами обесцвеченной плоти, лишние глаза смотрели оттуда, где их не должно быть, два отчетливых лица смотрели на нас, в то время как несколько меньших лиц на их шее и щеках стонали в знак протеста. Слева - едва заметное мужское лицо, справа - чуть более женственное, в центре - один всеобъемлющий рот. Бесчисленные зубы и толстые черные губы, которые приоткрывались при разговоре.

Они представляли собой сплав других человеческих существ. Когда они говорили, было видно язык, который был раздвоен и расходился в разные стороны.

– Когда-то мы были двумя. Похоже, наши имена больше не имеют значения ни для кого, кроме вас. Доннел и Миллисент Картрайт. Мы знали, что наши призвания уникальны, но не подозревали, что их будет два. По одному на каждого жадного близнеца. Если у Доннела в ушах звучал голос Молоха, то у Миллисент голос Маммона, олицетворяющего незаконно нажитое богатство. Хотя для нас любое богатство, приобретенное в нашей форме, означает, что оно всегда было нашим. Увы, мы хотели большего...

Бак поискал газетную статью, но не показал ее мне. Я смогла лишь разобрать слова «похититель органов», и мои подозрения подтвердились. К этому моменту туман почти полностью заполнил комнату.

– Зачем вы украли личности людей? Зачем отнимать их таким образом? Я знаю, что жадность - это еда, деньги, власть... но почему именно это?

Эмароса на мгновение задумалась, оба лица смотрели друг на друга, прежде чем ответить.

– Величайшая власть - это власть над душой. Владеть плотью человека, владеть всем его существом. Маммон и Молох по-разному говорили нам об этом, но мы знали, что для того, чтобы подняться на следующий уровень, нам нужно заполучить определенное количество душ. Наша жадность должна была быть проверена. - Они остановились на мгновение, сомневаясь. - Нам нужно было пройти испытание. Прежде чем мы предстанем перед вами. Самой жадной женщиной всех времен и народов в не менее жадной компании.

Я почувствовала, как во мне поднимается жаркий гнев от этого заявления. Когда чудовищный убийца называет меня подобным образом... что ж, этого было достаточно, чтобы вывести меня из себя. Но я постаралась сохранить самообладание, пока Нестор и Эдгар наклонялись вперед, возможно, ожидая неприятностей.

– Я поглощаю грехи, чтобы отпустить человека. Чтобы освободить его. Это не делает меня жадной. И Бак или Нестор тоже не из вашей компании. - Я перевела дыхание, стараясь не сбиться с мысли. - Ты подводишь к греху, о котором хочешь рассказать, и каков же он?

Но Эмароса еще не закончила. Они по очереди постучали по своим головам шипастыми пальцами.

– Но ты несешь в себе все эти грехи. Такой прекрасный метод поглощения других, о котором мы никогда не могли бы и мечтать. Мистер Макгроу пытается завладеть всеми знаниями о зверях и людях, подобных нам, ради собственной выгоды. А вон тот мистер Холден потерял все из-за жадности и все равно хочет еще… - Они улыбнулись. - Мне дают столько информации, сколько я пожелаю. Мы не такие уж разные.

– Грех. Если вас не затруднит. Я занятая женщина. - Я отвечала отрывисто, мне не нравилось, что мой характер ставят под сомнение. Нестор и Бак держались изо всех сил.

В ответ раздался мягкий женский голос.

– Я начала добывать души, необходимые для вознесения. Это была нелегкая работа, но мы с братом удивительно ловко управлялись с этим делом. Мы следили за тем, чтобы у объекта было то, что нам нужно. Сначала это были деньги, еда, статус. Причина, чтобы оправдать наше дело, в те ранние дни...

Доннел вмешался.

– Но в конце концов ты понимаешь, что это не имеет значения. Все это не имеет значения. Наша судьба - забрать, и мы забирали. Каждый из них служил великой цели, вплетаясь в нашу сущность и становясь частью нас. Мы сжигали то, что нам было не нужно, служа Владыке Молоху.

– И лорду Маммону, да. - заметила Миллисента, чей голос дрожал от волнения. - Но мы знали, что потребуется еще большая жертва. Особенно когда наша любящая семья узнала наш секрет. Одна из наших игрушек проснулась и сумела сбежать из подвала. Папа не успел и глазом моргнуть, как Доннел забил его до смерти. Я набросилась на маму, кипятком из чайника сожгла ее плоть, а сковородкой проломила мягкий череп.

Туман был почти сплошным и в нем виднелись две фигуры: слева - огромный бык с ногами человека и хвостом скорпиона, справа грузный мужчина в золотой короне и множестве украшений, с обнаженным нутром и улыбкой на широком лице.

– Мы позаботились о том, чтобы братья и сестры не сильно пострадали. Но нас поджимало время, и оба голоса постоянно звучали в наших ушах. Мы не могли оставаться в стороне от семьи и друг от друга. Поэтому, когда у нас оставалось время, мы в последний раз испытали свои способности.

Еда начала заполнять стол стоящий передо мной. Тарелки с мясом, идеально приготовленным. Аромат бекона и яиц наполнял воздух. Но я не была голодна.

– Они так кричали, что кровь шла из ушей. Мы усердно трудились над тем, чтобы как можно лучше разделаться с ними, прежде чем впустить их в себя и соединить в прекрасную форму, которую ты видишь сейчас. Эмароса - это состояние нирваны, которого мы надеялись достичь, прежде чем встретиться с тобой, нашим богом жадности.

Когда туман рассеялся, Эмароса поднялась со своего места на очень хрупких ногах, четыре колена грозили подкоситься, и эта огромная масса плоти и конечностей сделала неуверенный шаг к плексигласу, положив на него одну из своих рук. Эта рука душила, резала, рвала и разрывала на части невинных людей. Забирая их органы, кости и плоть. Забирая все, что им нужно.

Это действительно была рука жадности.

– Мы сожалеем лишь о том, что не смогли взять больше. Ведь это наше право по рождению. Но нам было велено рассказать о своих делах и обнажить свои грехи. Что мы и сделали. Теперь мы переходим к последней фазе трапезы.

Они убрали руку, пока мясо продолжало появляться на столе, Нестор приподнялся в желании поддержать стол, чтобы тот не опрокинулся. Но я помотала головой. Это был заключительный этап.

– Это вознесение... что это такое? Что оно означает? - Я знала, что это, возможно, мой последний шанс спросить их, а еще мне стало жутко от того, что знала, к чему приведет окончание этого разговора. Они улыбнулись, на головах появились выражения радости.

– Это значит, что мы поглотим все. Ни один лучик света не останется вне нашей власти. Так написано. Удачи, миледи. Она понадобится вам на предстоящем пути. Не представляю, как трудно будет такой жадной особе, как вы, пожертвовать чем-либо... но вам придется это сделать, прежде чем миссия будет выполнена.

Туман окончательно рассеялся, две фигуры подошли к Эмароса, которая каким-то образом возвышалась даже над ними.

Молох опустил на лицо Доннела пару огромных, как наковальня, кулаков, а Маммон положил ярко-красные мускулистые руки на Миллисент.

Затем, без предупреждения, они потянули.

Крики были неистовыми, каждое лицо и лоскутное тело вопили во всю мощь своих легких. Медленно кожа отделялась от тела, и двух соединенных воедино людей растаскивали по углам, а внутренности Эмароса просто падали на пол в груду плоти с противным влажным хлюпаньем.

Доннела толкнули в открытое огненное брюхо Молоха, крики вырывались из его рта и носа, а красные глаза сверкали.

Миллисенту поставили на колени перед Маммоном, который раскрыл свои чудовищно огромные челюсти, обхватил ее за талию и откусил верхнюю половину, струйка крови окрасила плексиглас, а он продолжал пожирать остатки, брыкающиеся в знак протеста или, возможно, даже от радости.

Бак и Нестор бросились вперед, чтобы остановить меня, но я знала, что должна все съесть. Без этого ритуал был бесполезен. Закрыв глаза, я просто откусил кусочек. Окружающая суматоха ушла на второй план. Первый укус был мягким, немного крови вытекло и испачкало мой подбородок, мясо было нежным и таяло во рту. После Медового человека это была амброзия. Я принялась откусывать больше, яростнее и прожорливее, стараясь очистить тарелку как можно быстрее, желудок растягивался, чтобы вместить все, что в него закидывала... но я не ощущала ни сытости, ни даже вздутия. Как будто еда просто испарялась при глотании. Я наслаждалась, но едва сделав паузу, чтобы отдышаться, поняла, что это не только не настоящая еда, но и то, что я задыхаюсь. Жесткое, грубое мясо заполняло мое горло и обжигало ноздри. Густой неподатливый жир облепил зубы и въелся в горло, заполнив носовые пазухи и даже заставив глаза слезиться.

Вкус... он был ужасен. Но не так сильно, как ощущение клокотания в горле, когда я изо всех сил старалась сглотнуть, а оно сопротивлялось и казалось маленьким яйцом, которое я решила съесть одним махом. Клянусь, я чувствовал, как оно давит на меня, когда мое тело извивалось и отчаянно пыталось протолкнуть его дальше. Я была полна решимости закончить, я не могла потерпеть неудачу.

И только когда Бак оттащил меня, а Эдгар опустился на землю и уставился на меня с воплем «Мясо. МЯСО. Вкусное мясо!», я поняла, что происходит.

На тарелке с мясом лежали не стейки. Это была не курица и даже не что-то близкое к ней. Когда Бак стал бить меня по спине, пытаясь помочь мне выплюнуть мясо, я его проглотила и почувствовала, как что-то с железным привкусом упало в желудок.

На тарелке лежало одно человеческое сердце, все еще слабо бьющееся, и небольшая лужица крови вокруг него.

Я только что съела то, что олицетворяло целое семейство.

Заключенный № 6527: Доннел и Миллисент Картрайт. Известны под общим прозвищем «Эмароса».

Грех: жадность.

Еда: стейк... Семья Картрайт.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЗАВИСТЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
216
Creepy Reddit

В секретной тюрьме 7 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Похоть может оказаться удушающим опытом

В секретной тюрьме 7 заключенных ожидают смертной казни, и мне поручено съесть их грехи. Похоть может оказаться удушающим  опытом Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Длиннопост

Пожиратель грехов - человек, который съедает ритуальную пищу, чтобы духовно взять на себя грехи умершего человека.

Если бы все было так просто.

Меня зовут Элеонора Локвуд, но вы все можете звать меня Нэлл. Я не называю поедание грехов своей работой или чем-то подобным. Просто это причина по которой я существую.

Моя бабушка Эфа Локвуд была одной из последних в Уэльсе, кто продолжал эту практику. Не имея ни матери, ни отца и не желая иметь собственных детей, я, будучи единственным потомком, взяла на себя ответственность и продолжила это дело.

Но я буду последней, это точно.

Люди утратили связь с этой стороной мира: традициями давно минувших дней, уважением к старым устоям и ритуалам, которые маленькие города и деревни предпринимали, чтобы защитить свои общины от заблудших душ, невидимых ужасов и ночных тварей.

Когда Эфа познакомилась с моим дедушкой Аджани, иммигрантом с Ямайки, он привез с собой истории о проклятиях Вуду, известных как Обэя. Традиции, хранившиеся веками, и важность уважения своих родственников через практику. Но мир менялся, и, когда я достигла совершеннолетия, то поняла, что мне нужно взглянуть на мир шире, чтобы продемонстрировать наши семейные тайны.

Тогда-то я и наткнулась на Стерджен. Город, в котором есть бар, обслуживающий нуждающихся, город, где в каждом отеле на каждом этаже есть физические невозможности, город, где мертвых переправляют на гидросамолетах и где монстры встречаются с мастерами боевых искусств на турнире кошмаров.

Но то, о чем я хочу рассказать вам сегодня, уходит далеко, очень далеко от этого. За пределы Стерджена и оказывается в тюрьме строгого режима в центре самого опасного места на Земле - Бермудского треугольника;

Я - Последний Пожиратель Грехов. И это моя история.

***

«Мисс Локвуд, мистер Макгроу;

Срочно требуется ваше участие в удовлетворении последних просьб наших заключенных из камеры смертников. Более подробная информация будет предоставлена после вашего согласия, а также будут приняты меры, чтобы доставить вас на место в течение 48 часов. Просто наберите прилагаемый номер, и мы организуем все остальное.

С нетерпением жду вашего звонка.

С уважением, Надзиратель Лейхенберг»

Бак откинулся в кресле и лениво потягивал виски, пока я дочитывала.

– Ты собираешься ехать? Черт, почему я вообще спрашиваю? Конечно, собираешься. - Он выпил все одним глотком и, вздохнув, встал во весь рост и выгнул спину. Это был крепкий мужчина лет тридцати, с накачанными мышцами и густой черной бородой, скрывавшей точеную челюсть и пронзительные зеленые глаза. Бак был таким же суровым, как и все остальные, но более спокойным и терпеливым, чем большинство мужчин в три раза старше его. Он никогда не осуждал, не пытался говорить за меня или указывать, что мне делать. Он уважал меня как равного, и за это я восхищалась им еще больше.

– Интересно, что за чертова тюрьма находится в самом центре такого места, и как туда вообще можно добраться, не попав в катастрофу и не сгорев? - размышляла я вслух, записывая номер и подходя к стационарному телефону в нашем офисе. Мы уже несколько лет работали как деловые партнеры, беря на себя странную работу, связанную с «необычными объектами и происшествиями», за которые никто не брался. Бак называл нас «детективами кошмаров», я же - учеными, которым недоплачивают за хлопоты.

– По-моему, вполне логично, особенно если слухи об этом месте правдивы. - Бак погладил бороду, полистывая книгу, которую взял с большой полки. - О тюрьме Темпеста ученые говорят лишь вскользь, как о месте, где содержатся самые проблемные личности в истории. Не серийные или политические убийцы, а монстры, которых история изо всех сил старается стереть со страниц... Если мы туда попадем, это будет тяжелая поездка… - Он захлопнул книгу и улыбнулся, отчего мое сердце заколотилось.

– Звучит как чертовски интересная охота, я в деле.

Один тайный звонок спустя, мы были собраны и получили инструкции по встрече с грузчиком в аэропорту.

– Caracossa Airways, ты ведь уверена в этом? - спросил Бак, уткнувшись лицом в блокнот, который он штудировал в течение нескольких недель, предшествовавших получению письма от надзирателя. Говорил, что это его «величайший научный проект», но ни разу не показал мне ни единой записи из него.

– Да, они сказали, что нас будет встречать парень с вороном. В Стерджене трудно его не заметить, верно? Даже гуляя с таким пародистом Индианы Джонса, как ты! - Я хихикнула, игриво ударив его по руке, а другой рукой пробежалась по плейлистам на моем iPod. Никогда не могу расслабиться в поездке без хорошей музыки.

– Говори за себя: ты одеваешься и ведешь себя так, будто изо всех сил пытаешься стать следующим Ван Хельсингом. Пусть даже валлийцем и женщиной.

– И с волосами получше. - Я решительно отмахнулась от него, и мы оба рассмеялись, а беспокойство, вызванное морем людей, проносящихся мимо, улетучилось.

Из толпы вышел высокий мужчина в черном одеянии и с перевозбужденным Вороном на плече, который трепал его волосы и кричал «МОЗГИИ».

– Черт, Эдгар, я же говорил тебе остыть! - шипел он, протягивая палец к птице в знак предупреждения, но та лишь недоуменно наклонила голову, а затем укусила его и взвизгнула от восторга.

– СВЕЖАТИНА! СВЕЖАТИНА! - завопил он.

– Вы, должно быть, Локвуд и Макгроу, я вас за милю заметил. Добро пожаловать в «Caracossa Airways». Я - Нестор Холден, а эта маленькая прелесть - Эдгар. Мы будем вашими проводниками до тюрьмы Темпеста. У вас есть все необходимое? По пути мы не будем делать остановок, и мне поручено помогать вам всем, чем смогу, когда мы прибудем на место.

– СЫРОЙ И ШУМНЫЙ! СЫРОЙ И ШУМНЫЙ! - закричал Эдгар, когда Нестор щелкнул пальцами перед ним.

– Что мы говорили о грубом поведении на публике? - прошипел он.

– ТОЛЬКО ВЕСЕЛЬЕ! - Торжественно ответил Эдгар, опустив голову, а я и Бак захихикали, хватая свои сумки.

– Да, кстати, мне сказали передать вам это перед вылетом, держите это при себе все время. Это амулет, помогающий отгонять негативную энергию или что-то в этом роде, мой босс Л. Д. сказал, что его обязательно нужно передать вам.

Он протянул каждому из нас по оберегу. Они были старыми и вырезанными вручную, оба изображали хрупких людей с костлявыми руками, держащими толстый капюшон в вечном состоянии между поднятием и опусканием, и невозможно было понять, поднимают они его или опускают, но глаза были скрыты.

Это встревожило меня, но я убрала его в карман, как и Бак, и мы пошли.

На долю секунды, когда мы проходили через терминал, я заметила что-то периферийным зрением: худое, бандитского вида существо выглядывало из-за бетонной балки, торчащей из пола. Маленькие черные глаза, светящиеся биолюминесценцией, были устремлены на меня, а по вытянутым губам стекала слюна, шишковатые пальцы неловко хрустели, пока он не вывел в моем направлении число. Число, которое с того дня станет синонимом всей моей жизни.

Число 8.

***

Поездка была... интересной, если не сказать больше. Наш пилот пребывал в состоянии перманентного опьянения, изрекая слова лорда Альфреда Теннисона, пока вез нас через каменистые берега и мрачные чернеющие небеса. У меня была включена музыка, и будь я проклята, если она не была атмосферной, когда зазвучал вступительный рифф.

Когда я выглянула в иллюминатор, а Бак рядом со мной яростно храпел, у меня отвисла челюсть от открывшегося зрелища.

Там, где океан был спокоен, а ветер еще более спокоен на протяжении всего нашего путешествия, теперь нас встречал сильнейший шторм. Резкие порывы ветра били в окно, приводя океан в бешенство и злобно обрушивая на самолет шквалы пенящейся зеленой жижи, тщетно пытаясь остановить наше приближение.

«Сморщенное море под ним ползет; он смотрит со своих горных стен, и, как молния, он падает!»

Пилот запел по внутренней связи, резко уводя самолет на снижение, и с хрустом отправляя все еще храпящего Бака головой вперед. Эдгар завопил.

«МЫ ВСЕ УМРЕМ! МЫ ВСЕ УМРЕМ!»

– Эдгар! Не обращайте на него внимания, с нами все в порядке. Заход нормальный, для такого места… - Нестор держал руки скрещенными, сидя напротив меня в зоне стюардесс, бросив взгляд наружу, когда яркий свет начал заполнять иллюминаторы. - Взгляните. Это ваш новый дом на ближайшую неделю.

Бак пробудился ото сна как раз вовремя, чтобы мельком увидеть внушительное сооружение, ожидавшее нас, когда самолет выровнялся при заходе на посадку.

Круглая конструкция высотой в несколько тысяч футов возвышалась над морем, потоки воды стекали с вершины овального основания в океан, несколько посадочных площадок стали видны. В центре сооружения находилась толстая стальная труба, уходящая куда-то в глубь.

Вокруг тюрьмы дули сильные ветра, разбивались волны, и на многие мили вокруг царила тьма.

Если бы кто-то захотел сбежать, он не обнаружил бы никакого варианта спасения, выбравшись за стены тюрьмы.

Нас обступило море охранников, позади которых возвышался импозантный мужчина. Черный плащ и зонт с узором в виде голубых цветков вишни. Он приветственно помахал рукой, когда мы вышли из самолета, и рука в кожаной перчатке с огромным энтузиазмом сжала мою руку.

– Добро пожаловать в мой личный Тартар! Нравится ли вам моя обитель? - С гордостью глядя на меня, он вытянул руки и покрутился вокруг себя. - И все это только для того, чтобы худшие из худших не выбрались наружу. Раздавить их надежды и мечты под моим стальным каблуком…

– Вечно у власти оказываются эксцентричные ребята, не так ли? - пробормотал Бак, подкалывая меня. - Да ладно, подыграй ему. В конце концов, это его королевство.

С этими словами Бак шагает вперед, не обращая внимания на дождь. Он крепко пожимает руку Надзирателю, а затем жестом подзывает меня.

– А, вы, должно быть, наш почитаемый Пожиратель грехов! Я никогда не видел того, что делают такие, как вы, вблизи и лично, но я буду гордиться тем, что вижу, как это происходит с нашими заключенными, если это означает, что они будут страдать чуть больше...

Моя бровь непроизвольно приподнялась, начальник тюрьмы заметил это и тут же защитно поднял руки.

– О нет, не принимайте меня за садиста! Я просто хочу, чтобы моя работа была выполнена должным образом. Это плохие, плохие создания. Я даже не решаюсь назвать их людьми за то, что они сделали. Каждый из них совершил преступление... э-э, «грех», если хотите, настолько вопиющий, что сам Бог скорее плюнул бы на собственного сына, чем допустил бы хоть одного из них в королевство Элизиум.

– Вы религиозный человек, мистер Лейхенберг? - спросила я. Мы с Баком последовали за ним к центральной башне, соединявшей вход с главной тюрьмой, Нестор и Эдгар шли позади, в то время как пилот хрипло засмеявшись собрался улетать обратно.

– А вы нет, мадам Локвуд? В мире, где творятся такие ужасы, как в нашем заведении, нужно иметь что-то, за что можно уцепиться, что позволяет верить в существование правды, справедливости, наказания и воздаяния. Баланс для всего сущего - так считали греки.

Я тряхнула головой, когда мы вошли в лифт. Двери начали закрываться, предоставив нам возможность в последний раз на предстоящую неделю взглянуть на внешний мир.

– Если бог и существует, то он давно закрыл глаза на нашу борьбу. Что бы здесь ни происходило, теперь все зависит от нас. Я просто вношу свою лепту в этот процесс.

Бак вздохнул, Нестор покормил Эдгара, чтобы тот успокоился, пока мы спускались, внутри лифтовой шахты полностью состоящей из стали.

Но через мгновение перед нами открылся вид на огромную тюрьму - зону общего содержания. Тысячи заключенных, некоторые из которых были людьми, а другие... ну, монстрами в самом буквальном смысле этого слова. Все они были одеты в бирюзовые комбинезоны и либо собирались в группы, либо выполняли работу для офицеров, либо занимались спортом. Когда мы подошли ближе, стало очевидно, что это здание гораздо больше и глубже, чем я могла себе представить.

– В нашей тюрьме содержится 7 000 заключенных с самым разным прошлым, преступлениями и происхождением. Наша задача - следить за тем, чтобы они не выбрались и не устроили еще больший хаос наверху. Я бы рассказал вам о них подробнее или даже провел бы экскурсию, но, увы, мы здесь не по их душу… - Лифт продолжил движение, а мы снова погрузились в темноту, если не считать нескольких лампочек, заливающих все вокруг красно-фиолетовым светом.

– Ваша тюрьма... весьма большая, Надзиратель. Я впечатлена. Сколько легендарных чудовищ у вас здесь заперто? Я бы с удовольствием каталогизировала некоторых из них для сборника...

Начальник, казалось, на мгновение задумался, прежде чем вежливо покачать головой.

– Ах, приношу свои извинения, но в вашем расписании нет такой возможности. Каждый сеанс будет... сложным и займет у вас целый день. А их семь, и я не хочу тратить лишнюю энергию. Но я горжусь структурой, в которой размещены эти люди. С тех пор как я занял эту должность, у нас стало гораздо больше благодушных преступников и гораздо меньше смертей! - Он возбужденно захлопал в ладоши, когда мы остановились перед единственным белым коридором.

– Знаете, я никогда не думал, что получу работу своей мечты к 34 годам, но вот мы здесь! Странно, как устроен мир, правда?

Он провел нас к импровизированному офису. Здесь были кровать, кушетка, торговый автомат и исследовательская зона.

– Это ваше рабочее место, мы обеспечим вас всем необходимым, а все дополнительные удобства будут предоставлены при сопровождении эскорта. Ваш первый заключенный уже ждет.

Положив свою мокрую одежду и багаж на пол, я недоверчиво уставилась на него.

– Сейчас? А как же информация о нем или о ней?

Улыбка пробежала по лицу Надзирателя, плечи ссутулились. Мужчина не был угрожающим, но его рост в сочетании с властью, которой он обладал, делали его вид грозным.

– Я хочу проверить, насколько хороши ваши навыки. И ваши тоже. - Он посмотрел на Бака, который ухмыльнулся в ответ, но за этим явно скрывалась обида.

– А что насчет меня? Мне нужно испытание? - спросил Нестор.

– Нет, ты телохранитель. Пока ты защищаешь их, думаю, у нас не возникнет проблем. Даже если мне не нравится твой... питомец.

Эдгар наклонил голову в сторону надзирателя, и пронзительно закричал: «ВКУСНЫЕ ГЛАЗКИ! ВКУСНЫЕ ГЛАЗКИ!». И рассмеялся, пока Нестор ругал птицу.

– Полагаю, сейчас самое подходящее время. Пойдемте.

С этими словами он провел нас по длинному коридору, через единственную запертую дверь и вывел в своеобразный центр для посетителей. Несколько охранников стояли на посту и проверили нас на наличие контрабанды еще до того, как мы ступили в зону допроса.

– Добро пожаловать, Надзиратель. К кому сегодня пожаловали наши уважаемые гости?

– Камера 2, офицер Митчелл. Заключенный № 4822.

Он протянул нам ручку для подписи и кивнул, после чего зажужжали ворота, пропуская нас.

– Помните, если вас поймают, мы не будем вести переговоры. Ни на что и ни на кого.

Нестор улыбнулся, когда мы прошли в комнату для допросов.

– Если я их подведу, они все равно умрут.

***

Камера для допросов была, мягко говоря, странной. Она казалась отгороженной от остальной части здания, словно карантин. Небольшой стол с четырьмя стульями встретил нас, окно из толстого плексигласа тянулось по всей длине дальней стены, по другую сторону - полная темнота.

– Заключенный скоро прибудет. Я буду наблюдать из своего кабинета, но справа от стены есть кнопка, если что-то пойдет не так. Я поговорю с вами после того, как вы закончите. Удачи, фрау Локвуд! - Он сделал паузу, пока дверь оставалась открытой, словно раздумывая, стоит ли говорить что-то еще. - Не обольщайтесь на ее счет, внешность может быть... обманчивой.

С этими словами дверь захлопнулась, и наше первое интервью началось.

На мгновение в комнате воцарилась тишина, словно ожидая, что кто-то начнет. Бак сидел с открытым сборником наготове, маленький микрофон был подключен к диктофону, Нестор прислонился к стене и развлекал Эдгара.

Я обратилась к ней, надеясь получить ответ.

– Надзиратель назвал вас заключенным № 4822, но я надеюсь, что у вас есть более подходящее имя. Никогда не была поклонницей сложностей. Я мадам Нелл Локвуд, человек, которого вы все просили прийти сюда ради ваших э-э-э... грехов. Вы здесь?

Что-то сдвинулось в темноте. Объемная, волнистая фигура, которая начала хрипеть и кряхтеть, двигаясь вперед.

– Да. Я здесь, мэм. Меня зовут Таллула Мейкпис. Спасибо, что пришли.

Я почувствовала... что-то. Я не была уверена, что именно, но старалась продолжать, пытаясь найти естественный ритм - сеанс не удастся, если мы не начнем с хорошей ноты.

– Зачем вы позвали меня? Насколько я понимаю, никто из вас особо не сожалеет о содеянном. - Мне кажется, что неловкость уже прошла, но игнорировать ее было глупо. К ее чести, она насмешливо отнеслась к моему комментарию.

– Если я не сожалею, это не значит, что грех не должен быть смыт. Может, это заставит меня почувствовать раскаяние, кто знает... Я знаю, что поступила неправильно, но это было сделано ради великой цели, вот увидите.

– Вы знаете, что я делаю? Как я это делаю? - Задав вопрос, я услышала как фигура хмыкнула и захихикала, прежде чем ответить.

– Да, я знаю, дорогая. У меня много грехов, но именно ранние... те, из-за которых я угодила в этот металлический гроб, требуют, чтобы я сняла с себя ответственность. И, Боже, неужели я смогу легче дышать!

Она рассмеялась, и у меня создалось впечатление, что она стала еще тяжелее, даже под покровом темноты. Но вместо того чтобы заставить ее двигаться дальше, я сделала то, что делала всегда.

Я попросила ее рассказать свою историю.

– Все началось, когда мне было лет 11 или 12. Я была хорошенькой юной цыпочкой, скажу я вам. Носила красивые цветастые платьица, у меня была светлая кожа, и все мальчишки хотели со мной встречаться. Черт, даже девочки, но я не возражала. Мама говорила, что я ее безупречный ангел. Проблема была в том, что мне никто из них не нравился. Во всяком случае, не очень. Они были просто... рядом. Фоновый шум, который я поглощала, когда мне требовалось внимание, подарки или одолжения. Если бы на мир сбросили еще одну атомную бомбу, и я осталась бы в одиночестве, не уверена, что меня бы сильно волновали последствия. - Она хмыкнула и сплюнула на пол, прочистив горло, прежде чем продолжить.

– Однажды ночью, прямо перед Днем святого Валентина, на краю моей кровати появилось нечто. Он был высоким, мускулистым, с рыжими волосами и накачанным прессом... То есть, боже мой… - Она вздрогнула, и я почувствовала, как по моей коже поползли мурашки. - Он сказал, что его зовут Азазель и что он инкуб, посланный сюда, чтобы передать послание: я не обрела свою истинную форму, а лишь ту, которую хотели придать мне другие. Пока я не стану тем, кем, как он знал, я могу быть, как внутри, так и снаружи... что ж, мне было бы суждено быть одинокой и нелюбимой.

– И что же вы сделали дальше, Таллула? Вдохновились ли на перемены или обратилась к врачу? - спросила я, постукивая пальцами по столу, чтобы лучше понять, что за женщина передо мной.

– Врача? Сучка, ты с ума сошла? Я получила озарение от идеального мужчины, и он сказал мне, что я должна измениться. Такое нельзя просто проигнорировать... Так что я сделала то, что мне сказали. Стала больше есть, не заботилась о своей гигиене, если только родители не заставляли меня... но в конце концов они сдались. Я перестал учиться, всецело посвятив себя ремеслу совершенствования. Всего за несколько лет я набрала 150 фунтов, и боже мой... я была прекрасна. Конечно, я и сейчас такая, но когда ты видишь себя впервые, это все равно что содрать старую кожу и выйти из кокона. - Она откинулась назад, и я услышала, как кресло застонало под ее тяжестью.

Вокруг женщины начал образовываться густой туман. Побочный продукт сеанса, но ей пока не следовало об этом знать.

– Примерно в это время вы начали заманивать молодых мужчин и женщин в лес, Таллула? - спросил Бак, его глаза потемнели, а ухмылка сменилась хмурым взглядом. – Вам, наверное, было около семнадцати лет, когда вы начали, верно? Я узнал ваше имя и то, чем вы занимались.

Таллула подвинулась на своем сиденье и издала одобрительный звук, наклонившись в темноте, чтобы лучше видеть Бака.

– Боже, Боже. Как будто недостаточно было иметь здесь одного наблюдателя, у меня их целых два. Вы все помогаете мне с грехом или вы все закуски? Выглядите достаточно хорошо, чтобы съесть… - Она хихикнула и продолжила. - Когда я завершила физическую метаморфозу, Азазель вернулся ко мне и пропел на ухо, что для идеальной любви я должна быть готова отказаться от всего и пойти дальше. Забрать любовь у других.

Она почесала лицо, толстые мозоли сопротивлялись ногтям, и, клянусь, я услышала, как лопнул прыщ. Желудок скрутило, но я проигнорировала желание потерять самообладание.

– Первые несколько раз я просто говорила им, что у меня в доме есть нуждающееся в помощи животное или что я потеряла в лесу младшего брата. Полагаю, «девушка в беде» все еще популярна. Они всегда приходили, помогали мне и попадались... вот тут-то и начинался настоящий процесс. Понимаете, просто убить их было недостаточно. Смысл настоящей любви в том, чтобы унести их с собой навсегда. Забрать их жизни, взять их частичку и сделать так, чтобы она всегда была частью тебя. - Она наклонилась вперед, и мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не отшатнуться в ужасе.

Это была огромная женщина лет тридцати. 600 фунтов весом. Жир и крупные складки выпирали из ее бирюзового комбинезона и растекались по креслу. Черные волосы прилипли к голове, а черты лица были настолько утоплены в вытянутом и разжиревшем черепе, что я с трудом понимала, как она вообще что-то видит. Но этот рот... Боже мой, он был вдвое больше моего собственного. Зубы пожелтели, десны были ярко-красными, беспорядочные волоски и прыщи усеивали ее лицо, как почетные знаки.

– Говорят, что лучший мед делают пчелы. Но это не совсем так. Азазель рассказал мне о мумификации старых человеческих останков. Мужчин и женщин, которые добровольно отдавали свои тела, чтобы стать чем-то «большим». Но есть гораздо более быстрые способы сделать это... если у тебя есть направляющий голос.

Она усмехнулась, и длинный черный язык выскочил изо рта, как змея, пробующая воздух вокруг испуганной жертвы.

– Я следила за тем, чтобы ямы были глубокими, а гробы - идеально подогнанными по размеру... Помогал дружелюбный сосед, который делал их специально для меня, если я оказывала ему... ответные услуги. Как только они падали внутрь, падение было достаточно крутым, чтобы они не могли выбраться обратно, жидкость действовала как желирующее вещество, не давая им уйти, до тех пор пока я не вернусь с остальными ингредиентами... наблюдать за тем, как они бьются, словно мухи в ловушке, всегда было безмерно приятно...

Она застонала, и волосы встали дыбом. Мне все больше и больше казалось, что меня оценивают. Красно-розовый туман, наполняющий ее комнату, стремительно набирал плотность.

– Так вы превратили этих людей в... еду? - спросила я, стараясь не задохнуться, когда заканчивала предложение.

– Они боролись до тех пор, пока их силы не иссякали и головы не опускались под воду. Тогда я накрывала их крышкой и ждала. Мой собственный маленький сад в Эдеме... Я словно была богом на своем собственном заднем дворе. Дайте им всего два месяца, и они станут не более чем сладкой жидкостью, которая сохраняла мою молодость, красоту и бессмертие. Пока у меня был этот сладкий нектар, я никуда не собиралась уходить. Я должна была выполнить свою задачу и сыграть свою роль, так говорил Азазель. Я не могла остановиться, пока не встретила ту, в которую мне суждено было влюбиться.

– Но это ведь не все, что вы сделали? Потому что если бы это было так, мы бы уже закончили.

Туман начал приобретать форму, но еще не окончательно сформировался. Таллула неловко пошевелилась на своем месте, наконец-то проявив хоть немного эмоций, прежде чем продолжить.

– Я начала терять счет тому, скольких я кладу в эту яму. Неважно, была ли это пара, парень постарше, девушка помоложе. Неважно. Но, главное, я знала, что нужно быть умной и осторожной. Никогда никаких личных связей. Поэтому, когда Кэндис забрела сюда… - Она сделала паузу, ее маленькие глазки-бусинки налились слезами, а щеки затряслись от грусти. - Я нарушила свое единственное правило. Моей девочке было всего три года, когда она вышла поиграть. Она забрела в яму, которую я вырыла для нашей следующей жертвы, он был ее другом по играм, и если бы она просто... просто подождала еще немного...

Задыхаясь от рыданий, она закрыла лицо жирными, грязными руками.

– И после этого вы сдались? - Это показалось слишком удобным, но она кивнула, сопли стекали по ее лицу.

– Я не видела пути к своей цели и цели Азазеля без Кэндис. Моей малышки. Поэтому я сдалась и вот я здесь. Жду смерти.

Дымка уже почти полностью сформировалась, но чего-то все еще не хватало...

– Это еще не самое худшее, не так ли, Таллула? - Бак надавил на нее, и в его голосе прозвучало что-то властное. - Ты заманивала людей жалостью и сексуальными услугами, а мы должны были поверить, что у тебя были какие-то нежные чувства? Я на это не куплюсь. Я знаю, чего стоят величайшие жертвы. Кэндис ведь не случайно забрела туда, верно?

Плач стал громче, когда Бак прижал ее.

Потребовалось мгновение, но ее манера поведения снова изменилась, и, клянусь, я никогда прежде не чувствовала себя так, как ныряльщик в аквариуме, ожидающий, когда его сожрут. Каждая клеточка моего тела призывала бежать, когда плач сменился громким смехом и громовым ударом о плексиглас, от которого я едва не выпрыгнула из собственной шкуры, так сильно она гоготала.

– О, я думала, что моя игра вас всех одурачит! Похоже, я теряю свой шарм, да?

Меня затошнило, ноздри наполнились ароматом меда, и я поняла, что мы близки.

– Нет, я сдалась не от горя. Я сделала это, потому что Кэндис была последней. Мой маленький ангел с розовым бантом, струящимися локонами и вьющимися волосами, она видела во мне бога... а я же видела в ней средство для достижения цели. Безответная любовь от дочери к матери. Она даже не сопротивлялась, когда я опустила ее в яму. Просто посмотрела на меня своими ласковыми глазами и сказала «Мама, зачем?», когда я вылила туда смесь. И вот что я вам скажу...

Таллула наклонилась вперед, от ее едкого дыхания запотело стекло, и туман вокруг нее принял форму высокого человека, одетого в рыжий мех и с мощными рогами. Желтые глаза смотрели на нее с ожидающей ухмылкой.

– Она была самой вкусной из всех. И они всегда со мной. Все они.

– Таллула, зачем я вообще здесь, если ты не боишься, что будет дальше? Зачем втягивать нас в эту грязную и отвратительную историю? - Я пыталась сдержать свои эмоции, с трудом сохраняя самообладание.

– Потому что я хотела, чтобы кто-то в последний раз взглянул на мою красоту и увидел меня, не отягощенную грехом, когда я перейду на следующий этап. Это только первая часть, и вы были моими свидетелями. И больше ничего.

Она поднялась со стула, а я едва сдерживала отвращение, зная, что через несколько мгновений мне придется поглотить ее грех. Она выгнула свою огромную спину и шею, улыбаясь нам так, словно мы были теми самыми жертвами, которых она заманила в лес, в нескольких мгновениях от их смерти.

– Рада была познакомиться с вами, рада, что вы пришли послушать мой грех. Но время не ждет. Мы с Азазелем отправляемся на божественные пастбища. Но я уверена, что когда-нибудь мы снова встретимся...

С этими словами она подошла к мужчине и страстно поцеловала его, когда он одной рукой зажал ей нос, а другой схватил за горло. Она боролась и, несмотря на свой вес и рост, не могла освободиться из его хватки. В ужасе я наблюдала, как ее сопротивление слабеет, и когда ее руки обмякли, он отстранился, сломал ей шею и позволил упасть на пол.

Его глаза просканировали нас еще раз, прежде чем Бак назвал его имя, и он исчез из комнаты в клубах дыма.

Нестор побежал к тревожной кнопке и нажал ее, завопили сирены, и по коридору загрохотали торопливые шаги. Я же сосредоточилась на заключительной части ритуала.

Некоторым пожирателям греха достаточно было поглотить грех в виде еды, унести его с собой и двигаться дальше. Но в моем случае должна быть история, причина и связь. Теперь я смотрю на конечный результат подвигов этого существа. Я знаю, что это навсегда останется частью меня.

Передо мной стояла небольшая миска, наполненная золотистой жидкостью, которая бурлила и пенилась. Я понимала, что должна съесть ее, чтобы завершить ритуал, но что-то останавливало меня. Что-то, что я увидела в бульоне и поняла, что буду жалеть о посещении этой тюрьмы до конца своих дней.

Прядь волос, завязанная в маленький розовый бантик, всплыла на поверхность и исчезла.

С закрытыми глазами и дрожащими руками я поднесла чашу к губам и сделала то, что мне было велено.

Я поглотила грех.

Заключенный: #4822 Таллула Мейкпис.

Грех: Похоть.

Еда: Медовуха.

***

СЛЕДУЮЩИЙ ГРЕХ: ЖАДНОСТЬ.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
417
Creepy Reddit

Сейчас, когда Бог явил Себя миру, никто из нас не вправе умереть

Сейчас, когда Бог явил Себя миру, никто из нас не вправе умереть Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Мат, Длиннопост

Это был четверг, когда Бог явил себя всему человечеству.

День начался вполне обыденно, но где-то после полудня я почувствовал присутствие в своей груди и услышал голос в голове.

«Я вернулся - возвестил голос».

И так случилось, что все услышали этот голос, все почувствовали это присутствие, и вскоре все повыходили из своих жилищ, подняли взор к небу и увидели, что облака исчезли и на мгновение воссиял яркий свет, такой яркий, что он никак не мог быть солнечным, это было нечто иное.

И это было ясно. Чувство в наших сердцах было несомненным. Господь был реален, и он был с нами.

То, что произошло дальше, было, скорее всего, тем, чего вы ожидали.

Мир стал добрее - более сострадательным. Не в силу врожденной силы добра, захватившей нас, а скорее из-за страха перед возмездием. Мы не хотели драться, не хотели оскорблять, не хотели осуждать, потому что не знали, что произойдет, если мы это сделаем. Безопасная жизнь, с учетом последних сверхъестественных событий, была такой, в которой было больше милосердия, больше подставления другой щеки и больше притворного благодушия. Притворяйся, пока не добьешься своего,

Я следил за знаками того, какие изменения произойдут дальше. Мы все находились под бдительным оком, но, по крайней мере, казалось - и это было ошибкой, - что вмешательство всемогущего пока что было минимальным.

Каждый по-своему осознавал, что смерть осталась в прошлом.

Некоторые узнали об этом сразу, когда их близкие, находящиеся в хосписе, заметили поразительные изменения в состоянии здоровья.

Другие пропустили эту новость, до тех пор пока не установился массовый консенсус, когда ученые и эксперты пришли к выводу, что по всем известным показателям - природные катастрофы, автокатастрофы, сердечные приступы - количество ежедневно регистрируемых смертей сократилось со 160 000 в среднем до нуля.

Жизнь продолжалась, и по мере того как она продолжалась, я начал слышать слухи о том, что являло собой поклонение. В зависимости от того, с кем вы общались, в Интернете или в кругу друзей, вы слышали разные слухи, разные интерпретации.

И только когда маму призвали, я понял, что это такое. Я помню это отчетливо.

В семь часов, после ужина, мама встала со своего места в гостиной, собралась, надела пальто, подошла к полке для обуви.

– Куда ты направляешься, милая? - спросил ее отец.

– Меня призвали.

– Что, прости?

– Всевышний призвал меня для поклонения.

Я помню, каким странным показался мне этот момент. Вся жизнь приобрела оттенок нереальности с тех пор, как главный вопрос был раскрыт. Видеть, как мама направляется к двери, было и логично, и бессмысленно. Если бы это был любой другой год, мы бы подумали, что с ней что-то случилось.

– Тебя... э-э... нужно подвезти? - растерянно спросил папа.

– Господу угодно, чтобы я шла пешком, - ответила она. Затем повернула ручку и вышла на улицу.

В то время мне было семнадцать. Моему брату было двадцать. Мы оба спросили отца, стоит ли нам идти за ней. Он велел оставаться дома, а сам пошел с ней дабы разобраться, что происходит.

Он вернулся только вечером следующего дня. Услышав звук открывающейся входной двери, мы бросились вниз, надеясь застать там обоих родителей. Но вместо этого появился только отец, взъерошенный, изможденный, с угрюмым выражением лица.

Я никогда не забуду, как он смотрел на нас.

– Она стоит в поле, - сказал он. - Там есть и другие люди.

***

Прошло четыре месяца с тех пор, как маму призвали к поклонению.

За это время мы узнали кое-что еще о Божьих «вмешательствах».

«Новые заповеди», как я называл их у себя в голове, оказались следующими:

  1. Ты не можешь умереть (от болезней, стихийных бедствий и т. д.)

  1. Ты будешь призван к поклонению в свое время.

Соглашусь, что ни одна из этих заповедей не так привлекает внимание, как "Заповеди из прошлого". В конце концов, это не официальное слово Господа, а всего лишь мое прочтение.

«Заповедь 3» пришла ко мне во сне. Шучу, она пришла ко мне во время просмотра видео на Youtube.

Это было обычное видео уличной драки. Два парня на углу улицы по непонятным причинам обмениваются ударами, пока более крупный из них не берет верх, начинает причитать и кричать, затем достает нож и...

Словно лампочка зажглась в его голове, он остановился, поднялся и отстранился от своего соперника.

Парень, получивший взбучку, тоже встал.

А потом они оба просто... пошли. Одной шеренгой, с пустыми выражениями на лицах.

Так вот.

  1. Если ты попытаешься убить другого, тебя немедленно призовут к поклонению.

Таков был вывод.

Но что, скажите на милость, на самом деле представляет собой поклонение?

Однажды днем я навестил маму, чтобы лучше понять происходящее.

Место, куда она отправилась, находилось в часе езды от дома, так что в ту первую ночь она, должно быть, проделала многочасовой путь.

Я прибыл на поле, где тысячи людей стояли на равном расстоянии друг от друга - три фута во все стороны. Все они были обращены в одну сторону, головы слегка наклонены к небу, совершенно неподвижно. Совершенно неподвижно.

Казалось, я лавировал по рядам бесконечно долго. Найдя ее наконец, я почувствовал, что мне крупно повезло.

Это был первый раз, когда я увидел ее с тех пор, как она ушла. Мысленно я убеждал себя, что мне незачем было сюда приходить. В конце концов, она должна была вернуться домой со дня на день.

– Мама.

Признаться, я был малость взволнован.

К моему удивлению, несмотря на неподвижную позу и устремленные вверх глаза, ее рот шевельнулся.

– Здравствуй, солнышко.

– Как ты?

– Я в порядке. Я на поклонении.

Похоже, она была не совсем в себе.

– Мам, ты можешь двигаться?

– Я на поклонении, - повторила она.

– Но хочешь ли ты вернуться домой?

Мягкость ее тона не изменилась, но было похоже, что она наделяет свои слова каким-то подтекстом. Пыталась сказать что-то большее.

– Я не могу, родной. - И затем, еще более четко проговаривая слова, - Я думаю, тебе стоит отправиться домой. Возможно ты еще вернешься.

– Но...

– Домой. Поезжай сейчас же, дорогой.

Затем я сказал ей, что люблю ее, и пошел через толпу собравшихся, расположившихся так безупречно. Как на шахматной доске - у каждого было свое место. И мест было много, очень много. Настолько много, что впору было задуматься, какие места однажды займу я сам, мои друзья, папа, старший брат и все, кого я когда-либо любил.

По пути я заметил еще нескольких посетителей. Они выглядели еще более угрюмыми, чем я. Шептали слова одобрения и любви своим близким, слышали ответы, но из уголков рта близких они казались легкими, тихими, отрывистыми, ориентированными на Бога. Как будто они стояли у чьей-то могилы - хотя их родные и близкие были скорее были статуями, нежели надгробиями. Словно память о ком-то давно ушедшем.

Мама не вернулась. Но поклонение скоро закончится, наверняка так и будет. Может быть, еще пара недель, максимум пара месяцев, а потом она вернется домой, и Господь призовет кого-то другого на ее место.

***

  1. В поклонении ты не будешь стареть.

«Заповедь 4» стала общеизвестна спустя год.

За это время количество людей, призванных к поклонению, неуклонно росло. Конечно, это был глобальный процесс, так что любой любопытный мог в любой момент посмотреть прямую трансляцию отведенных «мест поклонения» по всему миру и увидеть людей, стоящих ровно, застывших, идеально расставленных, в парках, на пляжах, городских площадях, да мало ли где еще. Каждый город, каждый населенный пункт имел свое место.

Моим местом, как я предполагал, будет то же поле, где была мама, если только оно не заполнится к тому времени, когда подойдет моя очередь, и в этом случае оно вполне могло оказаться в каком-нибудь совершенно случайном и неизвестном месте.

Откровение о том, что старение не наступает, опять же было замечено постоянно уменьшающимся количеством ученых на планете. За пределами мест поклонения жизнь продолжалась более или менее нормально, за исключением последнего, сложного, «смертельного» шага.

«Скорбь поклонения» теперь была настоящим термином - по сути, это опыт потери кого-то ради Бога. В то время еще не был придуман тайный аналог, спрятанный в наших умах, который, как знает Бог, в буквальном смысле этого слова, мы не смели произнести - “страх поклонения”.

Я изо всех сил старался сохранить чистоту своих мыслей. Мне казалось, что мысли о богохульстве, которые я мог держать в семнадцати с небольшим сантиметрах моего мозга - это честная сделка для нашего всемогущего правителя. Это была приятная фантазия - мысль о том, что может существовать место, закуток, где нет божественного радара. Где можно просто быть собой, не опасаясь, что неподчинение ускорит получение билета на ваше особое место на холсте Божьем.

Были и группы поддержки, к одной из них я и присоединился, и именно там мне впервые объяснили, что элемент поклонения «без старения» - один из многих плюсов всей этой истории.

Заповедь 4 не показалась мне утешительной, но тем не менее я улыбался и кивал.

Мир оставался миром, но уже менее реальным. Я ехал в поезде на работу и замечал, что в среднем выражение лиц людей изменилось с усталого и раздраженного на неуловимо угрюмое. Однажды я видел, как женщина сорвалась и начала плакать, и я готов поклясться, что она сказала себе под нос: «Я не хочу уходить». А может, я просто сочиняю.

Кошмары уже не были такими, как раньше. Самый страшный сон, который мне снился, был не тот, в котором меня преследовал убийца или я попадал в бурю, а скорее тот, в котором я замирал на месте, занимаясь чем-то обыденным. В голове раздавался голос. Голос говорил: «Тебя призвали». Ноги начали двигаться сами по себе, и я точно знал, куда иду, даже если не знал, где это находится.

Вздрагивая, я просыпался в своей постели, весь мокрый от пота. И молился, как это ни смешно, чтобы у меня сохранилась возможность контролировать свои действия. Это, а также небольшие моменты, когда я чувствовал случайные подергивания или спазмы в ноге, были убийственными.

А потом прошло четыре года, и, должно быть, около тридцати процентов населения планеты тогда были на поклонении, и мой отец стал прискорбным дополнением к этому собранию.

У нас с братом не было возможности увидеть, как он уходит - в тот день, когда его призвали, он шел по улице. Полагаю, он ходил к механику, а после этого, возможно, у него была назначена физиотерапия. Сейчас это не имеет значения. Мы надеялись до третьего дня его отсутствия.

Поле, на котором стояла мама, было уже заполнено, и к этому моменту в нашем городе было довольно много мест для призванных.

Мы с братом по очереди ходили по разным точкам, чтобы посмотреть, может быть, удастся увидеть нашего папу среди толпы. Безуспешно.

Примерно тогда я начал приходить к мысли о том, какой могла быть «пятая» заповедь. Опять же, это были всего лишь мои догадки, но ощущение каких-либо правил или структуры в это время, как ни странно, успокаивало. Было приятно осознать, какие правила, если они вообще были, существуют.

На самом деле это было лишнее правило, и я уверен, что вы поймете, когда я его четко сформулирую. Эта мысль пришла мне в голову, когда я увидел людей, стоящих на крышах небоскребов, совсем близко к краю, как будто они собираются прыгнуть. А потом... они просто разворачивались.

Или когда я видел людей на мосту, идущих вперемешку с машинами, хотя и весьма механически. И я задавался вопросом: может, я просто циник, а может, у некоторых из пешеходов, идущих среди машин, изначально были скрытые мотивы.

После ошибки брата все стало ясно.

Как-то раз я вошел в его комнату и застал его сидящим за столом с пистолетом, прижатым к виску, рука дрожала, ствол трясся, палец лежал на спусковом крючке.

Я застыл на месте, и, признаюсь, у меня возникла следующая мысль: “Пожалуйста, пожалуйста, Господи, пусть пуля пройдет сквозь его череп. Пусть он умрет.”

Но вместо этого пистолет упал на землю. Его рука перестала дрожать.

Он встал со стула, подошел к шкафу, взяв пальто, надел его.

– Маркус?

– Просто собираюсь отлучиться, - сказал он.

– Чтобы...?

– Поклоняться, - сказал он, как ни в чем не бывало. - Меня призвали.

И он направился к входной двери.

– Маркус, - повторил я, следуя за ним. Но он меня проигнорировал. - Я не собираюсь... я просто спрашиваю из любопытства. - Своими словами я старался не подписывать форму отказа от прав на свободное существование. - Ты вообще можешь контролировать свое тело? Хоть немного?

– Нет, и я собираюсь на поклонение.

– Ты даже не можешь...

– Если бы ты почувствовал зов, он был бы понятен и тебе, а сейчас мне нужно идти.

Я провожал его всю дорогу - пять часов - пока он не занял свое место на расчищенной парковке ныне не существующего парка развлечений, рядом с тысячами мужчин, женщин и детей.

Он ничего не сказал мне по дороге туда, хотя, если честно, я тоже мало что ему сказал.

  1. Если ты попытаешься покончить с собой - ты правильно догадался, - тебя немедленно призовут к поклонению.

***

В конце концов, 70% человечества, плюс-минус, сейчас находилось в состоянии поклонения.

Я изо всех сил старался не думать об этом. Стоять неподвижно, повернув голову к небу, застыв телом на недели, месяцы, а в случае моих мамы с папой - на годы.

Это было эгоистично, но я изо всех сил избегал посещения матери. Когда я все же навещал ее, то лишь для того, чтобы обнять, сказать «Я люблю тебя», а затем поспешно уйти. Мне всегда хотелось, чтобы она находилась в состоянии глубокого транса и не могла ответить на приветствие, но вместо этого она неизменно сохраняла ясность ума.

«Я тоже тебя люблю, милый» - говорила она слишком поспешно. Мне становилось не по себе. Быть настолько бодрствующим, настолько осознающим происходящее... Мне это не нравилось. По моим представлениям, поклонение должно было быть блаженным, без усилий, похожим на сон. Однако все свидетельства говорили об обратном.

К чести Господа, казалось, что мы можем говорить о страхе поклонения совершенно открыто. Все группы поддержки, онлайн-сообщества и тому подобное, конечно же, отражали более искреннее отношение людей к происходящему.

Видеоролики на Youtube и клипы в TikTok, рассказывающие о «верном способе побега» - тактике перемещения из этой временной шкалы в другую. Глубокие состояния медитации, которые позволят вам спокойно уйти, не будучи призванными на одну из многочисленных Божьих обителей. И, конечно же, огромное количество видеоэссе, в которых внимательно изучают Господа. Жалобы на существующее положение вещей. Призывы к революции - да что там, к безумствам.

Было два момента, которые запомнились мне - моменты, которые действительно передают дух происходящего.

Первым было последнее видео того парня, который планировал тщательно продуманный побег из своего физического тела в стиле Руба Голдберга. Он облил себя и свою комнату бензином, привязал веревку к лезвию, подвешенному над головой, запустил таймер с отсчетом времени до взрыва. Я одобрил его усилия. В нужный момент он бросил спичку со своего места в угол. Пламя разгорелось, он дернул за веревку, и тогда...

Огонь угас, как только достиг его. Клинок застыл в воздухе. Взрыва так и не произошло (слава Богу, правда, поскольку запись с камеры, которую в конце концов обнаружили и выложили в сеть, была на вес золота), а затем наш друг поднялся со своего места, все еще облитый и охваченный пламенем, и вышел из кадра.

Заповедь 5, мой друг. Заповедь 5.

В другой раз мы смотрели видео крупного стримера, который притворялся, что его « призвали» в прямом эфире на Twitch.

Его лицо становилось безучастным, он вставал со своего места и механически выходил из комнаты. Он проделывал это так много раз, что, когда все произошло по-настоящему, чат несколько часов пребывал в состоянии отрицания.

Уморительный ужас.

Люди все еще работали, все еще цеплялись за рутину, но это было совершенно бессмысленно. Я видел уличных проповедников с мегафоном, которые говорили нам, что «наше время скоро придет». Apple, несмотря на то, что большая часть ее сотрудников навсегда уволилась, все равно умудрялась как-то выпускать новые продукты. Стриминг, однако, в основном состоял из повторов. Видимо, сложно решиться на полный сезон, когда режиссер, ведущий актер, ведущий сценарист и все остальные участники съемок могут в один момент уйти и больше не вернуться.

Меньше людей везде, куда бы вы ни пошли, но в этом был свой смысл. Меньше клиентов и все такое.

Я взял кофе в ближайшем «Старбаксе», где еще оставались сотрудники, и отправился к брату.

Прошло два года. Для меня это было самым трудным. В конце концов, в глубине души я знал, что он не хотел бы, чтобы я его жалел. Но, черт побери, это было так.

Я вернулся на парковку. На ней было гораздо больше людей - казалось, что она заполнена до отказа. Лавируя в пространстве, я наконец добрался до него.

– Привет, - поприветствовал я брата.

– Привет, - ответил он.

– Как дела?

Я видел, как вздымается и опадает его грудь от ровного дыхания. Голова поднята. Глаза обращены вверх.

– Как дела? - спросил я еще раз.

– Я на поклонении, - сказал он.

– Вероятно, скоро придет и мое время. Помоги мне подготовиться.

Он снова промолчал.

– Бро…

Прошло некоторое время, прежде чем он наконец заговорил.

– Знаешь, - сказал он, - больше всего я думаю о том, что какая-то случайная пуля может летать где-то рядом. Просто случайная пуля, выпущенная с расстояния в сотни миль. И она пролетит незамеченной для Божьего радара. И она попадает мне в затылок. И все для меня становится черным. Это моя любимая мысль. Это мечта, которая не дает мне покоя.

Я ничего не сказал - не мог ничего сказать.

– Недавно в груди появилось какое-то чувство, некая уверенность. Это не прекратится.

Казалось, что я попал в ловушку.

– Это будет продолжаться вечно. Никакой смерти. Только поклонение.

Моя рука легла ему на плечо. Пустой жест, на самом деле. Думаю, мне просто нужно было что-то, что помогло бы мне удержаться в вертикальном положении.

– Пожалуйста, найди способ убить меня, - сказал Маркус.

После этих слов мне пришлось уйти.

Кажется, уходя, я услышал, как брат сказал: «Пожалуйста, останься, мне нужно поговорить». А может, мне показалось, а может, я услышал это совершенно отчетливо, но я не хотел об этом задумываться, потому что это заставляло чувствовать себя дерьмом.

Предвзятое отношение к выжившим - очень странное чувство, когда ты все еще находишься на тонущем «Титанике». Конечно, твоя часть корабля еще не затоплена, но ты скоро окажешься там вместе с Лео и его бандой.

***

Кто бы ни вел счет, он уже перестал считать. Почти все ушли.

Это было простое везение, чистое и простое. Тупое везение, что меня еще не призвали.

С момента исчезновения отца я занялся поисками, но можете быть уверены, что после разговора с братом они усилились.

Я подходил ко всему с открытым сердцем и пробовал все, что мог. Особые медитации, заклинания, молитвы Господу о прекращении глобального сеанса поклонения. Я отправлялся по определенным координатам и в города, где, по слухам, люди действительно могли умереть. Мои поездки были безмерно разочаровывающими. Смерти нигде не было.

Старые константы - смерть и налоги.

Новые константы - бессмертие и поклонение.

Я направлялся к своей восьмидесятой или около того отчаянной попытке найти спасение (см.: аннигиляция). Фотография листовки, которой поделились с одной из многочисленных групп типа «Срань господня, мы должны умереть как можно скорее», в которую я входил, подробно описывала церковь, в которой служил преподобный Люсьен Феррер. Он давал высокие обещания относительно своей группы поддержки, которые, я был уверен, он не сможет выполнить, а нижняя часть листовки напоминала финансовую пирамиду: «Присоединяйтесь к сообществу с надежным решением проблемы страха поклонения! Никаких отзывов, потому что у нас 100-процентный процент успеха! Приходите и увидите чудо своими глазами!»

Но... Настали отчаянные времена и все такое.

Я проделал четырехчасовой путь, по дороге замечая многие, многие и многие новые знаковые места, где собрались люди, идеально расставленные друг от друга, обращенные в одну сторону, с наклоненными вверх головами, запертые в вечном восхищении Господом.

Было ощущение, что мое время подходит к концу. Как будто я в любой момент могу остановить машину, выйти из нее и идти по обочине, пока не доберусь до своего места.

И вот я прибыл к месту назначения.

Снаружи церковь выглядела пустынно. Казалось, она давно заброшена. Не знаю, что здесь затеял преподобный Люсьен, но если это был просто розыгрыш, то я попался.

Шагнув внутрь, я сразу почувствовал.

Отсутствие. Отсутствие ощущения Всевышнего в моей груди. Казалось, что связь с творцом оборвалась.

У входа стоял стол с бланком регистрации и ручкой. Я вписал свое имя и время.

Помещение оказалось довольно длинным. Я занял место на скамье. В рядах сидело еще несколько человек, выглядящих так, будто они ждали уже довольно долго.

Через некоторое время к нам вышел мужчина.

– Это займет еще пару часов, но скоро он примет всех вас, - сказал он.

Было такое ощущение, что я нахожусь перед кабинетом врача.

Как и обещал, он не появлялся довольно долго. Время остановилось. Я слышал тиканье часов. Руки лежали на коленях. Только не двигайся непроизвольно, не двигайся непроизвольно...

Он вышел, назвав чье-то имя.

– Томас Гилмор? Томас Гилмор здесь?

И, конечно же, Томас поднялся со своего места и последовал за мужчиной в заднюю комнату.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

– Ева Мерритт? Ева?

– Это я! - Ее рука взлетела вверх. - Это я, - и она пошла к задней комнате.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Я действительно не знал, сколько времени у меня осталось.

– Здесь написано просто Лили, - сказал он, глядя на лист. - Есть тут Лили?

– Она отошла в уборную, - сказал какой-то незнакомец.

– Хорошо. Примем ее, когда она вернется.

И вот уже солнце начало садиться.

Как долго продлится этот прием?

Я не мог выжидать, когда они прикроют лавочку.

Я не смогу прийти завтра.

Я не могу ждать, я блядь не могу...

– Так, здесь есть Джейк Миллер? Джейк...

– Это я! - крик вырвался из моего рта.

И тут я же встал со своего места. В голове мелькнула ужасная мысль, что мое тело развернется само собой, я выйду из церкви и уйду в закат, но вместо этого ноги послушно зашагали по проходу, и вот я уже стоял прямо перед ним.

– В заднюю комнату, - сказал он, и я последовал за ним по довольно запутанному и извилистому пути мимо закрытых дверей, коробок, беспорядка и других коридоров, пока мы не добрались до места. К...

К кабинке для исповеди.

– Мне туда? - спросил я мужчину.

– Туда.

Войдя внутрь я увидел кровавые отблески на стуле.

Кровь. Какое необычное зрелище.

– Присаживайся, не волнуйся о засохшей крови... Все в порядке. Все будет хорошо. Садись, - сказал тот, кто, как я предполагал, был священником, сидевшим по другую сторону перегородки. Я сделал, как он просил.

– Преподобный Люсьен?

Ему потребовалась пара секунд, чтобы ответить

– Ах, да, да. Преподобный Люсьен. Конечно.

– Э-э, - продолжил я, - я никогда раньше не занимался этим... исповедью, но, наверное, вы должны попросить меня исповедаться... в чем-нибудь?

– Да! Пожалуйста, признайся во всем, что у тебя на душе.

Мне потребовалась секунда, чтобы собраться с мыслями.

– Хорошо, да, что ж...

Я услышал звук, как будто что-то вытирают тряпкой, а затем - нарочитый, отдающийся эхом хруст. Он что, ел?

– Так, значит, я видел ваше объявление, точнее, нашел его, и... да, я... страдаю от страха перед поклонением, наверное. Я не хочу совершить богохульство против Господа или что-то в этом роде, но...

Послышался звук еще одного укуса. Господи, какой грубый человек.

– Но... да, не уверен, что хочу... стоять в поле сто лет, поклоняясь, наверное...

– Это не сто лет, - сказал он, громко жуя. - Это навсегда. Вечность. Это был его маленький проект.

– Его маленький… Что?

– Рай на Земле. Вечность. Так всегда было задумано. Чтобы вы все стали единым целым с Владыкой до конца времен. Конечно, он решил появиться, когда собралось побольше народу, не так ли? - сказал он, пережевывая. - Наверное... - мужчина подавил смех, - наверное, не так интересно, когда это кучка гребаных пещерных людишек, верно? Что на счет миллиардов разумных людей? Или десять тысяч пещерных людей? Что бы ты выбрал?

– Простите, а какое это имеет отношение к делу?

– Никакого, совершенно никакого, извини, пожалуйста, продолжай.

– Так, - сказал я, собравшись с мыслями, - и... то есть нет, я думаю, это было оно. Там было написано, что у вас есть верное решение? В вашем объявлении.

– Да, - послышался ответ. - Я могу убить тебя.

– Вы можете убить меня?

– Да. Прямо здесь. Прямо сейчас. Конечно, если тебе нужно время, чтобы подумать, то это будет «нет». А если ты выйдешь из церкви, Бог тут же призовет тебя в свою паству.

– Это... Что? Откуда вы знаете?

– Так каков же твой ответ? Люди ждут, а я занятой парень. Занятой, призанятой Преподобный.

– Я... то есть, ответ был бы «да», но это было бы нарушением Заповеди 3... простите, я думаю, вы не знаете, что это такое. В общем, я стараюсь следить за всем, и заповедь 3 - это мое сокращение для всего, если вы попытаетесь...

Внезапно перегородка опустилась. Нож стремительно вошел в яремную вену.

Я не мог поверить в это.

Кровь хлынула на рубашку, на ноги.

Я задыхался, зрение расплывалось, когда я пытался сфокусироваться на человеке, который нанес удар. В одной руке у него был окровавленный нож, в другой - наполовину съеденное яблоко.

– У нас со Всевышним есть соглашение, - сказал он. - У него есть свое владение, а у меня - свое. Хотя оно гораздо меньше, чем то, к которому я привык.

Голова безвольно опустилась. Глаза запечатлели последний кадр - я сам весь в красном.

– Пожалуйста, - кажется, прозвучало из его уст напоследок.

А потом все погрузилось во тьму.

Свершилось чудо.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
201
Creepy Reddit

Я убил свою жену и сделал бы это снова

Я убил свою жену и сделал бы это снова Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Мат, Длиннопост

Я пригласил Елену на танец, когда впервые увидел ее пятнадцать лет назад. Вопреки советам друзей, в то время как мы стояли на подступах к школьному спортзалу, украшенному алыми сердечками и вырезанными из плотной бумаги купидонами для ежегодной вечеринки в честь Дня святого Валентина.

Мы, должно быть, выглядели нелепо в кожаных куртках-бомберах, которые отказывались снимать. Мы старались держаться как можно спокойнее, несмотря на то, что комната была заполнена до отказа другими студентами. В результате тепло тел в сочетании с плохой вентиляцией сделало помещение еще более жарким и влажным, чем вьетнамские джунгли. Все толпились вокруг чаши с пуншем, выпивая стакан за стаканом и отчаянно пытаясь не потерять сознание от теплового удара.

В любое другое время своей жизни я бы с насмешкой отнесся к этой вечеринке и ее посетителям. Крутые парни не танцуют, в конце концов. Вечеринки были для слабых людей без личности. Люди, которых легко впечатлить яркими огнями и громкой музыкой, прикрывающей их от неспособности завязать разговор.

Но в этот момент, когда мои глаза встретились с ее глазами на танцполе, не существовало другого места в этом чертовом мире, где бы я хотел быть. Сам дьявол не смог бы оторвать меня от вновь обретенной красоты происходящего вокруг.

– Куда это ты собрался? - спросил Майкл откуда-то справа.

– Братан? - Уилл схватил меня за левую руку.

– Мне нужно поговорить с той девушкой, - отвечаю я, не отрывая от нее взгляда.

– Которой? - Майкл просканировал комнату, следя за моим взглядом. - С Еленой?

Я слышу, как позади меня смеется Уилл, как будто то, что сказал Майкл, было самой смешной вещью в мире. Вырываю руку из хватки и поворачиваюсь, чтобы взглянуть ему прямо в лицо.

– Не понимаю, что смешного? - рычу я.

– Остынь, - говорит он, улыбаясь и кладя руку мне на плечо, - Ты здесь всего несколько месяцев, так что еще не всех знаешь.

– И что? - рычание переходит в выражение искреннего любопытства.

– Так вот, - подхватывает разговор Майкл - Это Елена Доминго, и ты зря тратишь свое время.

– Почему? - поворачиваюсь я, чтобы сосредоточить на нем все свое внимание.

– Потому что она неприступна, вот почему! - Он пожимает плечами - Каждый парень в школе пытался подцепить ее в какой-то момент, начиная с седьмого класса, и потерпел неудачу. - Половником он наливает еще одну чашку пунша и протягивает ее мне. - Мы пытаемся избавить тебя от унижения.

Я беру чашку, а он продолжает.

– А вон та Саманта в платье с глубоким вырезом... Она на тебя запала. Легкая добыча.

Я смотрю на Саманту, которая действительно разглядывает меня среди своих друзей, поправляя свои светлые волосы и улыбаясь.

– Не интересно. - Говорю я и одним залпом выпиваю стакан. - Увидимся позже, ребята.

Бросаю стакан через плечо и направляюсь к Елене.

– Не говори, что мы тебя не предупреждали! - окликает меня сзади один из них. Музыка заглушает голоса с каждым шагом, который приближает меня к ней, делая невозможным различить их. Впрочем, меня это и не волнует. Чем ближе я подходил к ней, тем сильнее порхали бабочки в моем животе, переполняя меня эмоциями.

В воздухе висел тяжелый запах одеколона, которым мальчики-подростки, похоже, заменяют ванну. Жара, с которой я боролся всего несколько секунд назад, сменилась ощущением холода. Руки замерзли, так как большая часть крови прилила к сердцу, чтобы помочь ему биться в груди.

К тому моменту у меня уже было несколько девушек, но, судя по тому, как кружилась моя голова, она могла быть первой, на кого я положил глаз.

Красота - это скорее барьер, чем приглашение, и противоположный магнетизм, который она излучала, сигнализировал каждой клетке моего тела, что нужно бежать, прятаться, что я ее не заслуживаю. Впервые за всю свою самозабвенную жизнь я почувствовал себя недостойным чего-то.

С трудом сглатываю, глядя на нее. Завороженно смотрю на черные волосы, ниспадающие на ее плечи. Тихо молю Бога о том, что если она примет мое приглашение, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать лучшим для нее.

Должно быть, в какой-то другой жизни я сделал что-то, что порадовало его, потому что, к моему изумлению, она приняла приглашение. Я смотрел, как мои друзья стоят там, где я их оставил, с открытыми ртами, пока я вел девушку за руку на танцпол. Только что началась какая-то спокойная мелодия, которую я и по сей день не могу вспомнить, скорее всего, потому, что я сосредоточился на том, чтобы коленки не подкосились.

Я опустил взгляд на руку, которую собирался положить ей на талию, и остановился, чтобы убедиться, что она не запачкана. Забавная привычка, которой я придерживаюсь уже 15 лет. Прижимаясь к ней, пока мы раскачивались, я смотрел в ее глаза, как будто она видела меня насквозь, и все, что я мог сделать - это вернуть ей улыбку, потому что слова меня бы точно подвели.

Именно об этом я вспоминал, пока она смотрела на меня со всей любовью, какая только есть в мире. Держа ее на руках, я вытер окровавленную руку о рубашку, чтобы не испачкать ее еще больше. Магнум, из которого я выстрелил ей в грудь, бессильно валялся на полу, напоминая о том, что прошедшие мгновения были реальностью.

Она вытерла слезы с моего лица и улыбнулась сквозь сбивчивое дыхание.

Это я должен был умереть.

Рак - это чертовски неприятно, если о нем вам говорит врач. Это обычное слово, которое почти каждый человек слышит в разных контекстах в тот или иной промежуток времени. Но только когда его произносят в форме диагноза, ты по-настоящему понимаешь всю его серьезность. Все слова, произнесенные врачом до этого, и все последующие были неразборчивы, но рак звучит громко и отчетливо.

Я наблюдал как она готовит ужин через кухонное окно, когда вернулся с приема. Не знаю, сколько времени я простоял на улице под снегопадом, но, должно быть, долго, потому что она подошла к телефону, лежавшему на стойке, чтобы позвонить мне.

Куртку я оставил где-то в больнице, так как вышел оттуда в оцепенении. Белая футболка, в которую был одет, стала прозрачной, прилипая к мокрому телу, обнажая покрасневшую кожу, которая приближалась к обморожению. В заднем кармане зазвонил телефон, и она наконец подняла глаза, наконец-то заметив меня.

Входная дверь распахнулась, и она бросилась ко мне. Увидев, как она снимает свитер, чтобы накинуть его на мои плечи, все эмоции, которые я подавлял, нахлынули волной.

Я упал на колени и зарыдал в ее объятиях, пока она гладила мои волосы. На губах ощущался вкус соли, и я не мог понять, ее это слезы или мои.

Из всего, что я ей сказал, помню только «поджелудочная железа» и « прости».

– Я люблю тебя! - это все, что прозвучало в ответ.

Последовавшие за этим дни были самыми мрачными в моей жизни. Трудно сказать любви всей своей жизни, что ты умираешь. Еще труднее сказать, что ты отказываешься от лечения.

Я не мог смириться с мыслью о химиотерапии. Не только из-за мучений, которые это причинит моему телу, но и из-за бремени, которое придется нести Елене. Процент успеха был так мал, что казалось, это только продлит ее страдания.

Она плакала, кричала, обвиняла меня в том, что я добровольно бросаю ее, и единственное, что, казалось, возвращало ее назад - это заключить ее в свои объятия, пока все не утихнет.

– Не оставляй меня, - умоляюще шептала она, - пообещай, что будешь бороться.

– Мне не нужно бороться, - шептал я, целуя ее и терзая свое разбитое сердце. - Я уже победил.

В те дни она не отходила от меня ни на шаг. Мы проводили каждое свободное мгновение, прижавшись друг к другу в постели, вдыхая друг друга. Внешний мир и его обитатели перестали для нас существовать. Каждый день, когда я открывал глаза, я вздыхал с облегчением, что могу снова увидеть ее.

В последующие дни Елену охватило наваждение. Она ждала, пока я усну, чтобы без устали листать книги и без устали искать в Интернете все, что можно сделать для моего спасения.

Мне было больно видеть ее в таком состоянии, но это занимало все ее время. Каждая минута, проведенная за чтением, была спасением от слез, так что в каком-то смысле я был благодарен ей за это.

Один день, проведенный без нее за несколько месяцев после постановки диагноза, был страшнее самой болезни. Проснувшись в одиночестве, я в панике шарил руками по кровати, пытаясь найти ее под одеялом. Все, что я нашел в ответ на свои усилия - это написанную от руки записку, которую она оставила на своей подушке.

Мне нужно кое-что сделать.

Скоро вернусь.

Бесконечно люблю тебя, Джеймс.

Твоя Елена.

Схватив телефон с тумбочки, я тут же позвонил ей. Звонок сразу же ушел на голосовую почту.

Когда мои ноги коснулись пола, я приготовился к головокружению, которое мучило меня несколько недель. Но его не было. Зайдя в ванную, я мельком взглянул на себя в зеркало. Сегодня я выглядел хорошо, и это заставило меня улыбнуться. Желтуха, окрасившая мою кожу, казалось, была несколько приглушена, и я проклинал свою удачу, что единственный раз, когда Елены не было рядом, стал первым днем, когда ей не нужно было растирать мне спину, поскольку меня рвало только желчью, как и каждое утро.

В душе я мурлыкал песню Билли Джоэла и даже напевал в бутылочку шампуня. Вытираясь, я все еще напевал, все еще улыбался. Чувство голода застало врасплох. Я так привык насильно кормить себя почти ничем, чтобы оставаться в живых, а потом все это возвращалось обратно в виде приступов тошноты, что почти забыл, как это - жаждать еды. Когда умираешь, поражаешься, как много радости доставляют самые незначительные вещи.

Сегодня хороший день.

Я продолжил свое выступление на кухне, жаря яичницу с беконом. Выпив стакан апельсинового сока, я отправил два куска хлеба в тостер, а затем съел каждый кусочек, несмотря на протесты желудка, который стал настолько мал от недостатка питания, что требовал, чтобы я прилег, пока он справляется с нагрузкой.

Я смеялся над этим ощущением и продолжал веселиться, пока не задремал.

Проснулся я от того, что Елена сидела на полу рядом со мной. Мое сердце заколотилось, как всегда при виде ее.

– Ты в порядке? - сказала она, глядя на меня.

– Сбежала к своим любовникам? - ухмыльнулся я.

Вместо того чтобы смягчиться, как это обычно происходило, когда я говорил что-то нелепое, ее лицо исказилось, и я увидел, как слезы из ее глаз потекли к подбородку. Я приподнялся и обхватил ее лицо обеими руками.

– Что случилось? - прошептал я.

– Ты в порядке? - повторила она, обнимая меня за шею и уткнувшись лицом в мое плечо. - Ты в порядке?

– Я в порядке - говорю я, тяжело дыша, растворяясь в ее объятиях. - Я в порядке.

Мы просто сидели там и повторяли этот обмен словами сквозь слезы и дрожь, пока дневной свет не сменился темнотой.

Похоже, слово «чудо» имеет тот же эффект, что и слово «рак», когда его произносит врач. Потому что это было единственное слово, которое я уловил в его кабинете во время приема. Слово «рак» прозвучало еще раз, но на этот раз за ним последовало слово «отступил».

Пожав доктору руку, я встал, чтобы уйти, и, уже подойдя к двери, услышал, как он сказал мне, что у меня, должно быть, есть ангел-хранитель, который присматривает за мной. Моя рука так и осталась протянутой к дверной ручке, пока я думал, что ответить.

– Это моя жена, - это все, что я смог выговорить.

За все приходится платить. Ничто не дается бесплатно.

Выздоровление было стремительным. Уже через несколько дней после того, как я обрел новую жизнь, тело, разрушенное болезнью, казалось, вернулось в прежнее состояние. А возможно, и лучше.

При каждом удобном случае я приподнимал Елену за талию. Привычка, которой мне ужасно не хватало, пока я был слишком слаб, чтобы поднять даже себя.

Я любил ее физически и эмоционально каждую секунду.

Я поклялся себе, что эту новую жизнь, которую Вселенная сочла нужным подарить мне, я проведу, заботясь и оберегая ее. В течение года я выполнял это обещание. Однако после этого все закончилось провалом.

Мы отмечали годовщину моей ремиссии с бутылкой шампанского, когда пришло ее время возвращать долг.

Алкоголь разогрел нас и привел к желаемому эффекту - мы стали легкомысленными и игривыми. Она поднялась с ковра и направилась к холодильнику за новой бутылочкой шампанского, а я тщетно пытался схватить ее за руку, чтобы остановить и притянуть к себе.

– Черт возьми, женщина, вернись и будь со мной! - взывал я к ней.

– Терпение - это добродетель, – ответила она, очаровательно склонив голову набок, и зашагала спиной вперед. Моя безразмерная футболка, в которую она была одета, развевалась на ее голых ногах, сводя меня с ума.

– Ни одна из моих… - пробормотал я себе под нос, когда она скрылась на кухне. Я уткнулся лицом в ковер и издал стон разочарования. Даже спустя столько лет она привлекала меня так же сильно, как и в подростковом возрасте.

Звук бьющегося стекла, донесшийся со стороны кухни, заставил меня приподняться на локтях и крикнуть, все ли с ней в порядке. Но ответа я не получил.

– Я же говорил, что тебе нужно было остаться со мной! - усмехнулся я, поднимаясь на ноги. - Осторожно там со стеклом, - предупреждаю я, сворачивая за угол.

Она стояла спиной ко мне в луже игристого вина. Ее руки двигались по телу, словно она что-то ощупывала.

– Детка? - спрашиваю я, протягивая руку, чтобы дотронуться до ее плеча, не забывая об осколках бутылки, которыми был усыпан пол.

Рука так и не достигла цели, потому что она быстро повернулась, чтобы встретиться со мной взглядом, остановив меня на месте.

– Приветик, Джейми, - сказала она, закрывая глаза и делая глубокий вдох. - Не желаешь потискать эти сиськи? - Улыбаясь, она оголила грудь, причем это произошло так быстро, что я едва ли мог быть уверен, что успел что-либо увидеть. - Хотя думаю, тебе это не нужно, - продолжила она, - ты все о них знаешь.

Ее руки забрались под футболку, обхватив грудь и обнажив живот.

– Позволь признаться, я щупал кучу разных сисек, но, черт возьми... вот эти? - Она сжала их и хмыкнула - Это просто нечто!

Не знаю, что меня больше шокировало. Поведение, манера общения или тот факт, что она назвала меня Джейми - именем, которое она никогда не использовала.

Мой защитный механизм от страха - это гнев, поэтому я дотянулся до нее, схватил за руки, лежащие на груди, и опускаю их вниз.

– Прекрати, Елена, - говорю я сквозь стиснутые зубы.

– Оууу, большой, сильный, мужественный Джейми. - Она смеется, передразнивая мой тон голоса. - Теперь я понимаю, почему все девушки в тебя влюбляются.

Она вырывается из моей хватки и толкает с силой мужчины, что застает меня врасплох, и я выбрасываю ногу назад, чтобы не упасть.

Я смотрю, как она идет к набору ножей, стоящему на столешнице, и берет самый большой из верхнего ряда.

– Что ты делаешь, Елена? - спрашиваю я, напряженно наблюдая за ней.

– Елена! Елена! Елена! - продолжает насмехаться она, - Знаешь, для красивого задумчивого мужчины ты произносишь ее имя, как сопливая сучка! - Она переносит вес на левое бедро и кладет палец на кончик ножа.

– Опусти его! - говорю я, делая шаг вперед.

– Еще один шаг, Джейми, и я отрежу этот милый пальчик. - Звериный оскал в ее глазах возвращается и исчезает в одно мгновение.

– Хорошо, - отвечаю я пораженно, - просто успокойся.

Выставляю обе руки перед собой, чтобы она могла их видеть, и паника охватывает меня.

– Ах, черт, я передумал, - говорит она, вгоняя лезвие в палец и почти полностью отрывая ноготь.

– Нет! - кричу я, наблюдая, как кровь из раны начинает стекать по ее руке, когда она поднимает ее к лампе на потолке.

– Ооой… - Она смеется, зачарованно глядя на кровь. - Будет немножечко щипать.

Это переходило все границы. Воспользовавшись её секундным замешательством, я делаю выпад в сторону ножа. Но это была ошибка.

Ответная реакция была настолько быстрой, что я едва успел почувствовать, как лезвие вонзилось в мою ладонь. Зажав рану, я, пятясь, избежал повторного удара.

– О, куда это ты собрался, Джеймс? - Ее голос стал еще ниже, чем прежде. - Не уходи, мы только начали веселиться.

Последнее слово прозвучало так тихо, как будто его произносили в замедленной съемке. Трудно описать то, что я видел в ней в виде отдельных вспышек. Все менялось с каждой секундой. В одном случае это была моя Елена, сжимающая нож, в другом - то, что можно описать только как антропоморфное животное. Оно стояло на задних лапах, но редкая шерсть на его крупном теле напоминала скорее зверя, пораженного лишаем, чем человека. Неровный прикус выдавал кривые клыки. Неизменными оставались только глаза.

– Кто ты? - выдохнул я.

– Вот так сразу к делу, да? - Он делает шаг вперед, а я отступаю на шаг назад. - Никакого ужина, никаких танцев? Никаких прелюдий, сразу в киску! Уважуха!

Осколок стекла впивается в ступню во время моего отступления и я вскрикиваю. Не рассчитав расстояние до обеденного стула позади себя, я спотыкаюсь и падаю ударяясь головой о стену.

– Ах да, ты же любитель песен, - говорит он, ускоряя шаг. - Фанат Билли Джоэла, если я правильно помню. - Он уже в нескольких футах от меня. - Давай споем?

Я упираюсь рукой в стену позади себя, пытаясь использовать ее как рычаг, чтобы встать.

– И она пообещает тебе больше, чем сад Эдема! - Напевает он своим отвратительным голосом, сокращая расстояние между нами и опускаясь на колени, прижимая мою ладонь к стене, не давая мне возможности пошевелиться, а второй рукой подносит кончик ножа к моему глазу и с хирургической точностью проводит по щеке, смеясь, когда я вздрагиваю. - Вот так! А потом она небрежно порежет тебя и будет смеяться, пока ты истекаешь кровью! - кричит он мне в лицо с придыханием, пахнущим гнилью, а его звериная морда ни на секунду не исчезает. - Прими это, Джейми! - произнес он в замедленном темпе так громко, что у меня зазвенело в ушах.

Затем я зарычал в агонии, от того, что нож пронзил мою ладонь пригвождая ее к стене.

– Ооо! - прорычал он, продолжая напевать в такт моему крику, похоже, довольный моим вкладом в песню.

– Да кто ты, блядь, такой? - завопила я, - Чего ты хочешь?

Меня охватила неистовая дрожь.

– Ох, ох, ох, Джейми, пожалуйста, не надо так волноваться. - С этими словами он целует меня в лоб, - В конце концов, нельзя так разговаривать с парнем, который спас тебе жизнь.

– Где, блядь, Елена? - Я больше не в состоянии контролировать свои эмоции. - Если ты причинишь ей вред, клянусь богом, я убью тебя!

– Воу, а в тебе есть искра! - Он насмешливо вздрагивает. - Но все же, где мои манеры? Меня зовут Мальфас. - Он приподнимает невидимую шляпу.

– Оставь мою жену в покое! - шиплю я.

Он втягивает воздух сквозь зубы.

– Пожалуй моим ответом будет „нет“, здоровяк, - и невинно пожимает плечами. - Видишь ли, у нас с твоей милой женушкой есть соглашение, - улыбается он, - Так сказать, контракт.

– Чушь собачья, - только и смог выдавить я, - Контракты можно разорвать, забирай меня!

– О, я бы с радостью, я действительно очень супер-пупер за, - теперь он сидит на полу лицом ко мне, скрестив свои грязные ноги, как ребенок в начальной школе, - Но наша маленькая Елена здесь не просто симпатичная мордашка, - он хлопает в ладоши, снова превращаясь в мою жену, жестикулируя ее телом, - На самом деле это особый пункт нашего соглашения.

Я ошеломленно смотрю на него, надеясь, что смогу проснуться от этого кошмара.

– Твоя жизнь за ее душу. - Говорит он, возвращаясь к демонскому облику. - Не волнуйся, я не монстр, я предложил ей действительно хорошую сделку!

Лицо Елены на мгновение проступает, но уже не похоже на ту женщину, на которой я женился. Оно все быстрее скакало туда-сюда от красавицы к чудовищу, как в плохо смонтированном фильме.

– Я даже дал ей один год бесплатно, чтобы она могла насладиться жизнью, прежде чем я возьму бразды правления в свои руки. - Он зажимает мое лицо между большим и указательным пальцами. - Разве ты не считаешь меня хорошим парнем?

– Иди в жопу, - пробормотал я сквозь разбитые губы.

Он игнорирует меня, как будто я ничего не сказал.

– И в довершение всего я позволяю ей дожить до конца ее естественной жизни. Он поднимается на ноги так, что я теперь смотрю на него с пола. - Так что вы должны меня благодарить! Черт, позвольте протянуть тебе руку помощи, - и протягивает правую руку, как будто хочет, чтобы я ее пожал. Шутка, конечно, в том, что моя правая рука приколота к стене и совершенно неподвижна.

– Смотри, 6 дней в неделю она твоя. Но каждый 6-й день в неделе она моя. Скажем, в 6 часов, чтобы завершить троицу! - говорит он, заливаясь смехом над собственной шуткой. - Нам придется разделить твою женушку, маленький рогоносец. - Он опускает протянутую руку и смотрит на нее, пожимая плечами.

- Покеда, милый, к ужину не жди, - говорит он, уходя в облике Елены, помахав рукой напоследок, - Надо кое-куда сходить, людей повидать, ты же понимаешь, да?

– Подожди, - умоляю я, судорожно пытаясь вынуть нож из руки, чтобы освободиться из заточения, - Пожалуйста, забери меня! - Я слышу, как за ним закрывается входная дверь. - Забери меня! - повторяю я в отчаянии, но безрезультатно.

Нож не поддавался еще 24 часа. Кровь из раны уже начала приобретать коричневый оттенок, пропитывая все от стены до пола. Процесс заживления, казалось, хотел просто продолжать и встроить сталь в мое тело, потому что свернувшаяся кровь вокруг места удара была густой, как сироп. Целый день и ночь я бессильно лежал на полу, борясь с оковами, не в силах поверить, что гипсокартон способен удерживать нож с такой силой. Должно быть, демон позаботился о том, чтобы он оставался на месте.

Я уже засыпал, когда адреналин схлынул из моего организма, но звук скрипящей входной двери разбудил меня. Страх завладел разумом, и все, что я мог сделать - это постараться стать как можно меньше, поскольку шаги становились все громче.

– Джеймс! - вскрикнула Елена увидев меня, и я ответил ей аналогичным восклицанием. На ней была та же рубашка, в которой она уходила, но разорванная и залитая кровью. Подбежав ко мне, она с удивительной легкостью вынула нож. Пожалуй, я поморщился больше от того, что рука затекла от долгого нахождения в неудобной позе, нежели от того что из нее достали лезвие.

– Ты в порядке? - сказал я сквозь сдавленные вздохи, обнимая ее одной рукой.

– В порядке, - прошептала она сквозь слезы.

И второй раз в жизни мы сидели и обменивались словами сквозь дрожь. Только на этот раз до тех пор, пока темнота не сменилась днем.

Шли недели, я пытался убедить ее рассказать, как ей удалось вызвать демона. Она не хотела.

Я пытался убедить ее умолять и просить изменить выбор между моей душой и ее. Она не согласилась.

Я пытался уверить ее, что у нас все получится. Она не смогла.

Проклятие ее в том, что она помнит все безобразия, которые Мальфас творит в период своего господства. Она почти ничего не рассказывает мне, чтобы уберечь меня. Лишь упоминает, что у него есть склонность к детям.

Он сильнее меня, и, чтобы я ни делал, я никогда не смогу помешать ему уйти. Я всегда нахожу себя в крови и прикованным к чему-то новому, тщетно умоляя забрать меня вместо Елены.

Все, что я могу сделать - это обнять ее, когда она возвращается сломленная и раздавленная. Я умоляю ее продолжать борьбу, и ее реакция всегда повторяет мою собственную, когда она просила того же самого. Она уже победила.

Сегодня был еще один шестой день, и она заметно дрожала в ожидании.

– Я не могу сделать это снова. - Сказала она мне со страданием в голосе.

– Знаю, - ответил я, прижимаясь к ней сильнее, морщась от различных ран, нанесенных мне Мальфасом за прошлые недели, пока она лежала на диване в моих объятиях. Все мое тело ныло.

На часах 5:50.

– Я так тебя люблю! - Сказал я и поцеловал любимую в губы, борясь с подступившим комом в горле.

– Будь хорошим парнем, - улыбаясь, говорит она.

5:55

– Ты помнишь песню, под которую мы танцевали? - спрашиваю я.

– Конечно, - отвечает она, - “Небеса” Эрика Клэптона.

Не найдя слов, я киваю и вспоминаю, как все было. Мы сидим в тишине, а слова песни звучат у нас в голове, на мгновение перенося нас в ту ночь, когда мы впервые обняли друг друга много лет назад. Сейчас мы чувствуем друг друга так же, как и тогда.

Отчасти улыбаясь, отчасти плача.

– Ты - лучшее, что когда-либо случалось в моей жизни. - Говорю я, с трудом сдерживая слезы, - И я бы повторил все это снова.

– Я тоже. - Самая красивая женщина, на которую я когда-либо смотрел, невинно улыбнулась мне, и даже в это мгновение я не мог поверить, что она могла полюбить такого мужчину, как я.

В 5:59 я нажал на курок.

В ушах зазвенело от грохота, в воздухе повис сизый дым, а рубашка насквозь промокла.

Я целовал ее, пока она утирала слезы с моих глаз, и заревел во всю мощь своих легких, когда она наконец потеряла сознание.

6:00

– Тупой ты ублюдок! - хрипло проговорил Мальфас. - Ты ее ни от чего не спас! - закашлялся он кровью, - Она могла бы быть твоей 6 дней в неделю, идиот. Теперь у тебя не останется ничего, потому что я заберу ее с собой.

Дыхание затихло, а вместе с ним исчез и Мальфас. Я поднялся с дивана и пошел наверх по лестнице с Еленой на руках, несмотря на боль, которая пронзала меня, как молния. Осторожно положил ее на кровать, которую мы делили долгие годы. Сняв с нее одежду, я протер рану теплым полотенцем, смоченным в спирте. Не могу объяснить, почему я так старался продезинфицировать ее, ведь я не питал иллюзий, что она оживет. Или почему я решил перевязать рану и облачить ее в любимый белый халат. Не было никакого смысла в укутывании ее в простыни, как будто она спала. Я просто не мог оставить все как есть.

По крайней мере, до тех пор, пока я дышу.

Я покинул наш дом, прихрамывая, с определенной целью. Нелегко найти грех, который был бы повсеместно осуждаем. В некоторых случаях Стоики считали самоубийство благородным поступком, и я не знаю, по правилам какой религии я играю. Я остановился на убийстве, но даже в этом случае не все убийства осуждаются одинаково. Лишение жизни больного или пожилого человека может рассматриваться как милосердие. Лишение жизни преступника - правосудием. Чтобы быть по-настоящему чудовищным, достаточно отнять невинную жизнь.

Содрогаясь, я стоял в детской комнате больницы, куда пробрался, держа подушку над своей жертвой. Я просил прощения у человека, слишком юного, чтобы понять меня. Подушка, которую я держал в руках, была больше, чем он сам.

Когда все было кончено, я изверг содержимое своего желудка, как будто все еще был болен раком. В какой-то степени так оно и есть.

Выбежав из больницы, я услышал полицейские сирены. Санитару, который пытался остановить меня под аккомпанемент воплей женщин, в ближайшие месяцы не придется пользоваться своей челюстью, если он, вообще, поправится.

Этот пост - моя исповедь. Я пишу ее здесь, вероятно, потому, что это единственное место, где мне поверят.

Я не жду от вас прощения, потому что я его не прошу. Я совершенно не раскаиваюсь, потому что мне приходится быть таким.

Только сейчас я вернулся домой, оставив машину на подъездной дорожке. Медленно шагая с вытянутыми руками, глубоко вдыхая ночной прохладный воздух, я переступил порог дома.

Я забрался на кровать, где оставил свою женщину. Поцеловав в глаза, я обхватил ее руками, и они останутся там, пока их насильно не уберут. Револьвер, который я подобрал с пола по дороге в комнату, почти музыкально щелкнул затвором.

Я не смог спасти ее из глубин ада, но будь я проклят, если она отправится туда одна.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
112
Creepy Reddit

Моя сестра отправилась исследовать пещеру. Она вернулась с ужасной просьбой

Моя сестра отправилась исследовать пещеру. Она вернулась с ужасной просьбой Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Длиннопост

Я никогда не понимал ее увлечения. С какой стати позволять себе погружаться в недра земли, когда можно, ну не знаю, дышать свежим воздухом? Смотреть на небо? Двигаться, ходить?

Инцидент с пещерой Ореховой Путти был одной из многих историй, которые запали мне в душу, и мне было неприятно осознавать, что она где-то там, практически заживо погребенная, исследует какой-то богом забытый туннель. Мне было неприятно осознавать, что любая встреча с ней может стать последней. Я умолял ее выбрать какое-нибудь другое хобби, не столь рискованное. Но она отказывалась.

Она всегда так страстно рассказывала о том, как это захватывающе. «Когда ты там, внизу, Джуд, - начинала она, и я не знал, завидовать ли ее смелости или презирать ее беспечность, - когда ты там, внизу, ты двигаешься по-другому. Ты думаешь по-другому. Ты уже не ты, а кто-то более ловкий и безмятежный; твоя кожа плавно скользит по камням, через нутро горы. Это что-то древнее и полное жизни. Время просто останавливается, и твое сердце бьется в такт воде, капающей со стен, твои глаза расширяются и вбирают в себя темноту. И ничто, ничто не сравнится с первым глотком свежего воздуха, когда ты оказываешься на поверхности».

Каждый раз, когда она пыталась переубедить меня, я останавливал ее.

– Это ужасно. Тебя, по сути, съедают горы и ты надеешься, что они будут достаточно добры, чтобы выплюнуть тебя обратно. От всех этих тесных пространств у меня мурашки по коже. Представь, что ты не можешь сделать глубокий вдох, потому что какая-то стена давит на тебя. Я бы умерла.

В прошлом месяце она не умолкала, рассказывая о новой системе пещер, которую обнаружила где-то на севере. Она сказала, что до нее 5 часов езды.

– Не могу поверить, что я никогда не знала об этом! Это было так близко от нас, все это время.

У меня свело живот от одной мысли, что она снова отправится в одно из этих «приключений».

– Знаешь, есть и более приятные способы провести время.

– Чушь собачья, - рассмеялась она. - Слушай, со мной все будет в порядке. Я не глупая. Я бы не стала этого делать, если бы сомневалась, что не вернусь. Как-нибудь поезжай со мной.

Я поспешно отказалась, а она лишь ухмыльнулась и покачала головой. Если она на что-то решалась, ничто не могло ее остановить.

Она прислала мне несколько смс с новостями вроде «осталось 2 часа» или фотографией входа в пещеру, но потом все прекратилось. Я привыкла давать ей возможность заниматься своими делами и просто ждать, пока она сама не свяжется со мной, и со временем перестала сильно волноваться каждый раз, когда она на какое-то время пропадала из поля зрения. Я знала, что у нее там нет сигнала. Я понимала, что нужно просто ждать.

Последнее сообщение она прислала мне около 10 утра. Была уже полночь, и, когда я попыталась заснуть, что-то не давало мне покоя.

Я продолжала видеть ее, когда закрывала глаза, представляла ее там, внизу, погребенную под камнями. Я крутилась и переворачивалась в своей постели так же, как она, там, глубоко под землей. Одежда на мне была мокрой от пота, и я надеялась, что она просто забыла сообщить мне, что вышла из пещеры.

В какой-то момент телефон пиликнул. Я поднялась и посмотрела на время - было чуть больше трех часов ночи.

Это было потрясающе.

Я протерла глаза и почувствовала, как тяжесть свалилась с плеч. Слава Богу.

Напечатав какой-то поверхностный ответ, я наконец-то уснула.

На следующий день она вернулась домой. Сначала я ее не узнала. У нее были более выразительные скулы, она не помылась - вся в грязи и пахла гнилью. Ее глаза были полны жизни, перебегали с одного места на другое, а руки не могли усидеть на месте.

Она почти не говорила. Не знаю, в чем дело, но я предположила, что там произошло что-то такое, что напугало ее настолько, что она передумала. Я почувствовала облегчение - возможно, она пережила достаточно близких к смерти событий, чтобы наконец завязать с этим.

В тот день я оставалась в своей комнате и в основном работала. Несколько раз я слышала, как она ходит по дому, заглядывает в ящики и шкафы, хлопает дверцами. В какой-то момент она затихла, и в коридоре воцарилась тишина.

Я сидела за своим столом и работала за ноутбуком. Мне была видна покосившаяся дверь моей спальни, ведущая в темную прихожую, и часть одной из наших напольных белых ламп. Я была сосредоточена на экране, поэтому все остальное было расплывчатым, просто какие-то формы и цвета, смешивающиеся друг с другом. Не то чтобы я обращала внимание на фон. Где-то в районе двух часов ночи я решила лечь спать. Бросив взгляд на коридор, кое-что привлекло мое внимание.

Белой, размытой формы лампы там больше не было. Неужели она... переставила ее?

Приоткрыв дверь пошире, я выглянула в коридор. Лампа стояла на своем обычном месте, которое никогда не было видно с моего стола. У меня немного щипало глаза от монитора, и я понимала, что мое зрение порядком подсело, но я могла бы поклясться, что видела что-то белое и неподвижное через щель в двери. Я даже предположила, что это была лампа, потому что она стояла там уже несколько часов.

Хотя, если подумать, лампа была не такой уж высокой.

Я даже не знаю, что об этом думать, но сейчас, когда я это пишу, у меня комок в горле. Так странно, что чаще всего человеческий разум не воспринимает необычные вещи как необычные и отмахивается от них словно от обыденных. Сколько раз я видела что-то в уголке обзора и просто принимала это за какой-то предмет, например растение или пальто, хотя это было не так? Это заставило меня понять, насколько мы глупы как человеческие существа. Если кто-то хочет наблюдать за нами, он может делать это сколько угодно, и мы не узнаем, пока он сам этого не захочет.

Я повернула голову в сторону комнаты сестры. Дверь была закрыта. Интересно, спит ли она?

Осторожно, на цыпочках, я подошла к ее двери и осторожно повернула ручку.

– Эй? - прошептала я.

Она сидела, скрестив ноги, на кровати в темноте. Ничего не делая.

– Эм, ты... наблюдала за мной?

– Наблюдала за тобой?

– Да, мне показалось, что я видела...

Она просто смотрела на меня, потом ее взгляд скользнул к неподвижной точке позади меня. Она следила за чем-то глазами. Едва не свернув себе шею, я повернулась, чтобы посмотреть, на что она смотрит. Но там ничего не было.

– Эм, ты в порядке? Как тебе пещерная система? Тебе... было интересно?

– Там все по-другому.

– Да... я знаю. Там... темно. И сыро. И тесно.

– Нет.

Ее голос был хриплым. Она изучала свои руки, поворачивая их снова и снова.

– Послушай, мне не нравится то, что ты делаешь. Это просто нелепо, и я не понимаю, может, ты просто хочешь, чтобы я испугалась, и это один из тех розыгрышей. Если ты не расскажешь мне, что ты там увидела, я просто сочту, что ты врешь, чтобы привлечь внимание. Иногда быть твоей сестрой очень утомительно.

У нее расширились зрачки, она все еще была сосредоточена на своих руках. Какое-то время я думала, что сестра намеренно игнорирует меня, пока она не начала кашлять. Кашель становился все более отчетливым и сдержанным, пока я не поняла, что в какой-то момент он перешел в смех, который звучал болезненно. Она улыбнулась мне, но ее глаза были пусты.

Затем она пробормотала что-то, от чего у меня по позвоночнику побежали мурашки.

Она выплюнула слова так быстро, что в течение минуты я не могла понять, что она сказала.

Мы замолчали и просто смотрели друг на друга. Я не знала, что ответить, и начала сомневаться, стоит ли продолжать разговор.

– Ты устала. Лучше немного отдохни», - начала я, но меня прервали.

– Ты должна пойти со мной, Джуд.

– Куда?

– Ты должна пойти со мной и спуститься под землю.

В груди все сжалось, а в глазах поплыло.

– Остановись.

Она просто смотрела на меня. Затем ее взгляд переместился в сторону, на окно в конце коридора. Я замерла, но прежде чем я успела повернуться, чтобы посмотреть на улицу, Джуд быстро встала и перекрыла мне обзор. Подбежав к окну, она задернула шторы.

– Зачем ты это сделала?

– Все в порядке. Спокойной ночи.

После этого она ушла в свою спальню и закрыла за собой дверь. Отдернув шторы, я всмотрелась в темноту, ища, что бы она там ни увидела.

Улица была пуста, не считая машины и черного мусорного бака. Несколько кустов. Дом моего соседа. Велосипед, уличные фонари.

Когда я вошла в свою комнату, в голове мелькнула одна мысль. Все произошло в течение нескольких секунд, но этого хватило, чтобы вывести меня из себя.

Мы выносим мусорные баки только по вторникам, когда их забирает мусоровоз.

Сегодня пятница.

Я снова отдернула шторы, но черного мусорного бака там уже не было. Но я даже не была уверена, что это был именно он. Когда видишь, что что-то не так, разум автоматически привязывает это к чему-то рациональному, к какому-то объяснению. Если подумать, то это мог быть кто-то, склонившийся над ним.

Я покачала головой. Хватит. Ты встревожена. Ложись спать.

Пока я печатала этот пост в постели, я просто не могла не думать о том, что сказала мне Эм. Два предложения крутились у меня в голове, и они задели меня, потому что исходили не от сумасшедшей. А Эм никогда не лгала мне, значит, она действительно верила в то, что сказала.

В своей спальне, когда она одарила меня своей лучшей ухмылкой.

«Я узнала, что происходит после смерти. Тебе туда не попасть»

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью

Оформить подписку для бизнеса

Перейти

Ваш бизнес заслуживает большего!

Оформляйте подписку Пикабу+ и получайте максимум возможностей:

Ваш бизнес заслуживает большего! Малый бизнес, Предпринимательство, Бизнес

О ПОДПИСКЕ

383
Creepy Reddit

Я очнулся в больнице две недели назад, и все вокруг как будто... не в себе?

Я очнулся в больнице две недели назад, и все вокруг как будто... не в себе? Фантастика, Ужасы, Страх, Reddit, Nosleep, Перевел сам, Страшные истории, Рассказ, Мистика, Крипота, CreepyStory, Триллер, Фантастический рассказ, Страшно, Ужас, Сверхъестественное, Мат, Длиннопост

Подождите, я знаю, что это звучит безумно. Две недели назад я очнулся на больничной койке. Мне сказали, что я попал в аварию. Я не помню аварии, только ослепительную вспышку света. С тех пор как меня выписали, я чувствую себя... странно. Не просто слегка странным - очень странным, словно мир надел маску, и только я вижу ее швы. Поначалу это были мелочи, от которых легко было отмахнуться. Но сегодня кое-что произошло. Что-то, что я не могу объяснить. И теперь я точно знаю: что бы это ни было, оно не просто в моей голове. Это реальность. И это чертовски пугает меня.

Поначалу все казалось довольно обыденным. Я никогда раньше не ночевал в больнице, поэтому, проснувшись в стерильной, освещенной флуоресцентным светом палате, должен был чувствовать себя тревожно. Я отмахнулся от этого. Родители были более заботливы, чем обычно, но для людей, чей сын чуть не умер, они восприняли это на удивление хорошо.

По крайней мере, пока мы не добрались до машины.

Вот тогда забота дала трещину, и разочарование просочилось наружу. Они ругали меня за то, что я разбил свой «Сатурн» 2003 года, называя меня безрассудным. Слова звучали правильно - обеспокоенно, даже сочувственно, - но что-то было не так. Выражение лица мамы постоянно менялось, как будто она не могла определиться с тем, что должна чувствовать. А вот отец? Он почти не двигался.

Он сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, как будто повернуть голову было невозможно. Но я чувствовал, что он наблюдает за мной. Его взгляд задерживался в зеркале заднего вида, тяжелый и холодный. Каждый раз, когда я поднимал глаза, я ловил его взгляд всего на долю секунды, прежде чем он снова переводил его на дорогу. Но я знал. Знал, что он в действительности не сводит глаз. После шестого раза я тоже перестал смотреть по сторонам. Зеркало превратилось в молчаливое одностороннее противостояние, когда я ждал, что он снова отругает меня через него. За всю оставшуюся дорогу он ни разу не взглянул в него. Благо поездка была недолгой.

Все это не было поводом для беспокойства. Все последующее не было таким уж безумным. Но когда мы вернулись домой, я почувствовал изменения.

После резкого флуоресцентного света больницы и золотистой дорожной полосы за окном я не был готов к прохладному полумраку дома. Это не была темнота, в общем-то. Мама всегда держала шторы открытыми - ей нравился естественный свет. Но сейчас они были не то чтобы закрыты... просто недостаточно открыты. Как будто кто-то засомневался на полпути и оставил их на месте. Моя семья не сомневалась.

После нескольких любезностей мама скрылась в спальне, папа вернулся к работе, а я остался один на диване в гостиной. Выпил таблетку тайленола, сделал несколько глотков и устроился поудобнее. Остаток дня прошел в тишине, если не считать редких звуков открывающейся и закрывающейся двери маминой спальни.

Я тратил время на скроллинг в телефоне, почти не замечая меняющегося солнечного света, пока луч не протянулся через всю комнату и не ударил мне в лицо. Я перевернулся с подушки на подлокотник - так я выиграл еще 20 минут. Затем подкрался еще один луч, согревая мои ноги, как некое пассивно-агрессивное предупреждение от солнца. Хорошо, сообщение получено. Я вздохнул, соскочил с дивана и, пробормотав «да ну нафиг, ты победил», потащился в свою комнату. И уснул раньше, чем успел об этом подумать.

Последующая неделя была... необычной, если не сказать больше. Это были летние каникулы, и в обычное время я бы занимался складированием товара на полках в Walmart или тусовался с друзьями, но предписания врача были довольно простыми: у тебя сотрясение мозга, не будь идиотом. Никакого долгого стояния, никакого поднятия тяжестей, никакого ненужного риска. Меня это устроило. Я получил справку от врача, пару недель отпуска и временное избавление от радостей труда за минимальную зарплату. Это был не конец света - работа на полставки приходит и уходит.

На данный момент у меня просто болит голова, и я хочу побыть в тишине. Лучше так, чем столкнуться с чем-то похуже, будь то страх перед работой или намеренное попадание баскетбольного мяча в мой череп одним из моих друзей, потому что мы слишком увлеченные соперничеством дегенераты.

Мне не особо хотелось выходить на улицу. Погода не была такой солнечной, как в первый день моего возвращения - тучи висели низко, плотные и неподвижные, словно наседающие на окрестности. Даже когда солнце пробивалось сквозь них, это был слабый, размытый свет, который, казалось, едва касался земли. Это делало необходимость оставаться дома еще более оправданной. И я так и сделал.

Я перенес Xbox из подвала в свою комнату. В обычном случае это было бы нежелательно, но если бы кто-то спросил, я бы просто сослался на «карту сотрясения мозга» и объявил это победой. Никто даже не прокомментировал это, что показалось мне... странным. Как будто они должны были, но не сделали этого. Я просто сидел в комнате, играл, ел, смотрел видео про Skyrim в гостиной и все такое.

Кроме семейных ужинов, я мало разговаривал с родителями. Разговоры за столом были скучными - то есть мы почти не разговаривали. Отец работал дольше обычного, часто ускользая сразу после ужина. Мама была где-то рядом, я это прекрасно понимал. Я слышал ее. Двери спальни открывались и закрывались. Когда она ходила, скрипели половицы.

Но я почти не видел ее. Ни на кухне, ни в гостиной, ни даже когда перекусывал по вечерам.

Если подумать, я вообще не видел ее дома. Кроме ужина. Некоторые продукты портились, что было странно, потому что мама обычно следила за такими вещами. Когда я обратил на это внимание, она взяла меня с собой за покупками, что было даже приятно. У меня было гораздо больше прав на то, чем мы заполним холодильник, чем обычно. И это было победой.

Но пока мы бродили по магазинам, я кое-что заметил.

Люди смотрели на меня.

Не вскользь, мимоходом, а пристально. Как будто они пытались запомнить мое лицо, или, может быть, они не были уверены, на что смотрят. Каждый раз, когда я ловил чей-то взгляд, он отводил голову, словно ничего не происходит. Но ощущение оставалось. Казалось, что ни один человек не может сохранить нормальное выражение лица. Казалось, что самые обычные действия вызывают у них бурные эмоции.

Ощущение опасности не покидало меня. И что еще хуже, я начал замечать кое-что еще: когда мы с мамой проходили мимо людей, я мог поклясться, что слышал, как они поворачивались, чтобы посмотреть на меня. Хотя я никогда не видел, как это происходит, но я чувствовал это. Мягкий скрип наступающего ботинка, слабый шелест сдвигаемой ткани.

Я хотел спросить маму, заметила ли она что-нибудь, но слова застревали в горле. Если она не заметила, я покажусь сумасшедшим. А если заметила... Не хочу этого знать. Я попытался отмахнуться от этого. Последнюю неделю я был совсем как гоблин, едва успевал бриться, и да, волосы на моем лице были чертовски грязными. Может, я просто выглядел неважно. А может, мне все привиделось. Неважно.

Вернувшись домой, я включил Xbox, договорился с друзьями о встрече в конце недели и сказал себе, что к тому времени приведу себя в порядок. Все было в порядке. Все было хорошо.

Прошло два дня. Ничего примечательного - только растущее осознание того, что все вокруг не в порядке. Мама стала больше двигаться. По крайней мере, мне так кажется. Я слышал ее шаги, мягкие шаркающие звуки, которые, казалось, всегда останавливались прямо за моей дверью. Первые несколько раз я отмахивался от этого. Может, она просто проходила мимо. Может быть, она прислушивается к признакам того, что я не сплю. Но чем больше я обращал на это внимание, тем больше это казалось... преднамеренным.

В доме, конечно, было тускло, но у меня в комнате - нет. Шторы на окнах были открыты, пропуская достаточно света, чтобы комната казалась нормальной - по крайней мере, не такой, как весь остальной дом. А вот коридор снаружи? Он всегда был в тени. Лишь в одно время суток свет из высоких окон в гостиной хоть немного падал на мою дверь, но не сейчас.

Вот почему я знал, что не должен был ничего видеть. И все же я увидел.

Я услышал ее. То самое мягкое шарканье. Обернувшись на краю кровати, я ожидал, что ничего не произойдет, что это просто очередной фокус моих нервов. Но на долю секунды я увидел их. Ногти на ее ногах. У самого края двери. Как только я их заметил, они стремительно исчезли. Так быстро, как будто их и не было вовсе. Но я знал, что видел. На ковре, где они были, осталась небольшая ложбинка, которая медленно возвращалась на место. В желудке все перевернулось.

Ладно. Хватит. Больше не нужно убеждать себя, что я не тронулся умом, хотя мне и мерещилось всякое дерьмо. Я ждал. Прислушивался. И услышал, как она удаляется. Затем захлопнулась дверь.

Я выдохнул, потер лицо и встал. Хватит с меня этого. Мне нужно было выбраться из дома. Нужно было увидеться с друзьями: Джеймсом, Ники Ди и Тайлером. Цель была проста: отрезвиться, взять себя в руки и, может быть, рассказать о том, что происходит. На Xbox они все говорили совершенно нормально. Я лишь вскользь упомянул о нескольких вещах, но ничего такого, что могло бы их насторожить. В основном мы разговаривали о девушках из нашей школы, мемах и всякой фигне в лобби Rainbow Six Siege. Может быть, я просто слишком много думал.

Может, все в порядке.

Но когда я взял ключи и направился к двери, меня не покидало ощущение, что где-то наверху мама прислушивается.

Очевидно, что ехать на машине было нельзя. Моя машина была разбита. Родители отдали мне 250 долларов за металлолом, из которого она, очевидно, состояла, и на этом все. Поэтому из сарая на заднем дворе я достал свой старый велосипед. Уезжая, я даже не взглянул на дом. Мне не нужно было видеть, как моя жуткая мамаша выглядывает из окна наверху, словно статист из фильма ужасов. Если бы я это увидел, то, скорее всего, свернул бы прямо в машину, лишь бы не иметь с ней дела. Поэтому я отогнал эти мысли и позволил себе поверить, хотя бы ненадолго, что я просто раздуваю из мухи слона. Так было безопаснее. Так было лучше. Кроме того, вероятность глюков была велика. У меня все еще болела голова. Я все еще был немного под кайфом. И я все еще принимал тайленол. Если сложить все это вместе, то, возможно, мой мозг просто работал как лагающий Xbox.

Минут через двадцать я подъехал к футбольному полю школы и перепрыгнул через ограждение. Все уже были там - Джеймс, Ники Ди и Тайлер. А что было дальше? Это было потрясающе. Поначалу приветственные удары в плечо были немного жестковаты, но как только мы это сделали, все встало на свои места. У нас был насос, футбольный мяч (который продержался около десяти минут, прежде чем ему снова понадобилась подкачка) и фрисби. Впервые с тех пор, как я вышел из больницы, ярко светило солнце, и впервые за несколько дней я чувствовал себя прекрасно. Я побрился, меня окружали друзья, и я начал думать - нет, я позволил себе надеяться, что, возможно, мне просто не хватало настоящего, живого общения.

Мне почти удалось купиться на это.

Я почти позволил себе уверовать, что все в порядке.

Мы играли несколько часов. В конце концов обессиленные и уставшие, мы собрались домой. Я был ближе всех к углу поля, где стояла старенькая водяная колонка, так что решил первым им воспользоваться. Потянул за рычаг, позволив воде хлынуть, подставил ладони и попил. Остальные болтали позади меня, их голоса сливались с тихим бульканьем колонки. Освежившись, я вернулся к месту, где мы играли во фрисби, плюхнулся на траву и достал телефон. Солнце нещадно палило, заливая экран. Наклонив его вниз, чтобы отгородиться от бликов, я прищурился, потянувшись к кнопке включения... И тут же замер.

Потому что в черном отражении экрана телефона я увидел их.

Всех троих. Стоящих у колонки. Смотрящих мне в затылок.

Лица Джеймса и Тайлера были искажены. Их челюсти были открыты слишком широко, за гранью возможного. Они не просто отвисли, они были перекошены. Нижние губы изогнулись вниз настолько, что стали видны зубы. Их головы наклонились вперед, глаза уставились на меня, плечи ссутулились, руки слишком свободно болтались по бокам. Они выглядели как нечто из кошмара. Как «Крик», только хуже.

С Ники все было не так плохо. Он тоже пялился, но его лицо перекосилось так же, как у мамы, когда она забирала меня из больницы. Как будто он не мог понять, что происходит. И все же... Их разговор не прекращался. Их голоса звучали нормально. Но Джеймс и Тайлер не шевелили ртами. Колонка все еще работала. На секунду я поднял телефон. Но тут меня дернуло, как будто от удара ножом. Пальцы дрогнули, и телефон выскользнул у из рук, упав на траву с тихим стуком.

Ники спросил, все ли у меня хорошо. Голова с трудом соображала. Я едва дышал. На висках выступили бисеринки пота. Я тяжело сглотнул и заставил себя улыбнуться.

Выдавив из себя слова.

– Да, да. Все отлично.

И я повернулся к ним. Нормально. Они выглядели нормально. Все было нормально. Но мой желудок скрутило в узел, потому что я знал, что вижу. И впервые с тех пор, как я вернулся домой, я осознал - мне некуда бежать.

– Ты уверен, что все в порядке?

Я даже не помню, кто меня об этом спросил.

– Да, я в порядке, чувак. Просто голова раскалывается. Думаю, пора двигаться домой.

Это была правда. Она и вправду раскалывалась. Ники нахмурился.

– Тебя подвезти?

В голове пронеслось: “Да ну нахуй.” Но губы сказали иное.

– Не, братан. Тебе что, нравится катать чуваков на своей машине или типа того? Тебе нравятся мальчики-подростки? Все ок, я и сам доберусь.

Остальные засмеялись. Напряжение немного спало. Все уже начали готовиться к расставанию, но я тянул время. Ходил вокруг их машин, шутил, перебрасывал футбольный мяч через капоты - все, что угодно, лишь бы потянуть время. Я продолжал украдкой поглядывать на зеркала и окна, в ожидании возможности еще раз взглянуть на то, что скрывается под вуалью.

Но ничего.

Первые несколько раз, клянусь, я видел, как они отводили глаза от меня, как будто знали, что я делаю. Потом они как будто... перестали смотреть в мою сторону. Неважно, как я наклонялся, как быстро переводил взгляд, мне не удавалось поймать их так, как на поле. И все же.

Оглядываясь назад, я не могу избавиться от ощущения, что они точно знали, куда я смотрю. Как будто они просто нашли способ смотреть на меня исподтишка, чтобы я не мог их поймать.

Я просто рад, что мне позволили уйти домой. Не знаю, какова конечная цель, но кажется, будто из меня выкачивают кровь - играют со мной - прежде чем съесть.

По дороге домой мне удалось успокоить дыхание. Подъехав к дому, я свернул в сторону второго гаража - старого, отдельно стоящего строения, которое почти не используется, разве что для хранения вещей. Я решил оставить велосипед там, чтобы не торчать на улице дольше, чем нужно. Я подкатил к боковой двери и взялся за ржавую ручку. Замок давно был сломан, и от сильного толчка дверь со стоном распахнулась.

Пыль и спертый воздух, запах старого картона и забытого хлама. Помещение было тусклым, слабо освещенным уличными фонарями, проникающими сквозь грязные окна.

Я закатил велосипед внутрь, стараясь не споткнуться о разбросанные инструменты и испорченную мебель, как вдруг...

Я замер.

В центре гаража, прямо там, где ее не должно было быть, стояла моя машина.

Совершенно целая. Не разбита.Даже не поцарапана.

У меня перехватило дыхание. Сделав медленный шаг вперед, я коснулся пальцами капота. Холодный. Настоящий. Осязаемый. В последний раз я слышал об этой машине, когда мне сказали, что она разбита. Сдана на металлолом. Родители дали мне двести пятьдесят баксов и сказали, что это все, чего она стоит.

Так почему же она была здесь?

Я обошел машину со стороны водителя и заглянул внутрь. Ключей в замке зажигания не было, но они свешивались с приборной панели. Что-то было не так. Сиденье, обычно отрегулированное под меня, было отодвинуто назад, как будто там сидел кто-то гораздо выше меня.

По позвоночнику поползла слабая дрожь. Машина, несмотря на то что ее не трогали, была покрыта дорожной пылью.

Как долго я пробыл в больнице? Неважно. Уже темнело. Я быстро проверил жидкости, провел руками по шинам, чтобы убедиться, что машина наготове, если понадобится, и трусцой побежал к дому. Но как только переступил порог, меня снова накрыло.

Быстрота. Агрессивное шарканье. Хлопок двери. Затем голос, слишком обычный, чтобы быть реальным.

– Дорогой, ты пропустил ужин. Хочешь, я тебе разогрею?

Нет.

– Все в порядке, мам. Я справлюсь.

Телевизор в гостиной светился голубым экраном, отбрасывая тошнотворное сияние на открытую планировку. Я не решился вмешиваться в планы родителей. На данный момент они наверняка знали, что я их раскусил. И мне не хотелось нарушать их покой.

Я взял несколько снеков из холодильника, отправился в свою комнату и запер дверь. Откопал свой старый iPod Gen 6, оставшийся со времен средней школы, спрятанный в коробке из-под обуви, и поставил его на зарядку. Некоторое время я просто сидел и слушал. Было слишком тихо.

Я позвонил на iPod по FaceTime с телефона, сомневаясь, стоит ли вообще выходить из комнаты. Планировка наверху была простой. Четыре комнаты. Моя была первой слева от лестницы. Комната родителей была крайней справа. В самом конце - кладовка, где хранились стиральный порошок и полотенца. Моя ванная была последней дверью слева.

План был прост: во время очередного похода в ванную стратегически правильно подбросить iPod. План был выполнен безупречно: я дождался следующего цикла патрулирования, прежде чем выскользнуть наружу. Приоткрыв дверцу шкафа настолько, чтобы дать iPod'у обзор на коридор, я воткнул зарядное устройство в розетку под нижней полкой и оставил его там.

Скрытое око.

Способ увидеть, как на самом деле выглядят мои родители, когда они думают, что за ними никто не наблюдает. Я почти жалею об этом решении. Когда я вернулся в свою комнату и запер дверь, все было в порядке. Я тихонько придвинул к ней комод, подставив под ручку кресло так плотно, как только мог.

Слишком много движений.

Послышался звук распахивающейся двери родителей - она врезалась во внутреннюю стену их спальни. К тому времени как я схватил телефон, она уже была там.

Стояла в конце коридора. Лицом к моей двери. Покачиваясь.

У нее уже не было того странного перекошенного лица, которое было у Ники. Что бы это ни было, у него есть стадии. Ее челюсть была не просто выдвинута - она была растянута до предела, кожа натянута так сильно, что дергалась при каждом движении ее тела. Даже отсюда я мог видеть мешки под ее глазами. Не просто темные круги, а рыхлые, обвисшие складки, которые опускались к верхней губе, обнажая излишне сухие, розовые веки.

Ее волосы, тонкие и растрепанные, прилипли к коже головы, покрывшись сальным блеском от сияния телевизора в гостиной и тусклого света, льющегося из спальни. Ее руки были согнуты под жестким, неестественным углом в 90 градусов, плечи сгорблены, запястья как и длинные костлявые пальцы безвольно болтались.

Единственное, почему я понял, что это моя мама - это пижама. Она облегала ее тощий скелетный каркас, натягиваясь на позвоночнике и свободно свисая на хрупких плечах.

Она наклонилась. Прижалась к двери. Голова ее наклонилась - медленно, неторопливо, словно она могла видеть сквозь дерево, отслеживая, где именно я нахожусь. И тут раздался шепот.

– Милый, ты не спишь?

Ее рот не двигался. Губы растянулись, челюсть отвисла и застыла в этом гротескном, безвольном состоянии. Но слова все равно прозвучали совершенно отчетливо, абсолютно по-человечески.

– Я знаю, что ты не спишь, дорогой. Я просто услышала, как ты двигаешься.

– Да. Я просто передвинул мебель. Мне не понравилось, как стоит мой телевизор.

Наступила напряженная пауза.

Затем снова шепот. Совершенно чистый. Совершенно человеческий.

– Могу я посмотреть?

Горло сдавило.

– Давай завтра. Сейчас я голый. И не хочу одеваться, - солгал я.

ПОЖАЛУЙСТА. ПОЖАЛУЙСТА. ПОЖАЛУЙСТА, СРАБОТАЙ.

Я застыл, уткнувшись лицом в экран телефона, не решаясь отвести взгляд от зернистой картинки Facetime. Я едва слышно дышал. Затем, наконец...

– Хорошо. Завтра, значит, завтра.

Пока она говорила, в самом дальнем и темном углу за лестницей что-то зашевелилось.

Сначала я подумал, что это просто тень. Но потом - рука. Тонкая. Хрупкая. Свисающая с потолка, как марионетка на обрезанных ниточках. За ней последовала другая рука, затем тело, медленно и целенаправленно спускающееся по стене. Мой желудок покрылся льдом.

Папа.

Выходил ли он вообще из дома? Был ли он уже в таком состоянии, когда забирал меня из больницы вместе с мамой? Все это не имело значения. Он двигался абсолютно бесшумно, поднимаясь по лестнице, когда мама в последний раз прошептала:

– Спокойной ночи, сынок. Я люблю тебя.

Затем отец прошмыгнул мимо нее. С той же скованной, неестественной походкой, с которой мама двигалась уже несколько недель. Если бы я не смотрел прямо на отца, я бы поклялся, что это все еще голос мамы.

Он прошел в спальню. Закрыл дверь. Затем, не издав ни единого звука, вернулся. Если бы я не наблюдал за ними все это время, я бы точно купился на эту уловку.

Он оказался прямо за тем местом, где стояла мама. И вот я здесь. Вот уже два часа они стоят за дверью моей комнаты. Отслеживают каждое мое движение. Сквозь деревянную дверь. Сквозь тишину.

Сейчас 3:02 утра. Если мне удастся дотянуть до дневного света и не потерять сознание, думаю, я смогу открыть окно и спрыгнуть. После этого - сразу в запасной гараж, забрать машину и свалить из города. Не знаю, насколько далеко распространилось это дерьмо, но я не могу здесь оставаться.

Блять.

Они опускаются. Пригибаются. Заглядывают под дверь. Возможно, мне придется уйти прямо сейчас. Так. черт.

Я сообщу подробности, когда буду в безопасности.

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевел Березин Дмитрий специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!