Недавно побывал в Самаре и узнал там прекрасную историю. Конец 19 - начало 20 века. Belle époque. Время небывалого прогресса в науке и технике, дерзких мечтаний о светлом будущем и разочарования от текущей действительности. Эпоха, в самом сердце которой коренилось неисправимое противоречие - люди мечтали жить по-другому, но мир был к этому не готов.
Однако это ощущение необходимости перемен, переустройства мира уже сейчас проникало всюду, даже в Самарскую губернию, которую едва ли кто считал на острие прогресса. И все же, именно здесь получила развитие идея Эбенизера Говарда про города-сады. Промышленные города индустриальной эпохи угнетали его потерей связи с природой. Поэтому в пику им он выдвинул концепцию рассредоточения населения: создание небольших городов с малоэтажной застройкой, обширными зелёными насаждениями и при этом всей необходимой городской инфраструктурой. Этакий органический сплав города и деревни.
Как крупный торгово-промышленный центр, Самара была крайне далека от идеала города-сада. Да и население её не отвечало высоким стандартам интеллигентов: пило не просыхая, играло в азартные игры и вообще вело себя как настоящее быдло. Поэтому в среде городских интеллектуалов эта идея упала на благодатную почву, найдя широкую поддержку особенно среди толстовцев (последователей философии Льва Толстого). Сепарация достойных людей в город-сад, лишённый греховных соблазнов, в их видении должна была привести к небывалому расцвету культуры и общества, превращению его в кузницу людей будущего. В общем полный восторг.
В 1908 году брожение умов наконец вылилось в конкретные действия. Инженер-путеец Евгений Зубчанинов добился у местной железной дороги и властей Самары права выкупить участок земли и организовать там новый посёлок. Но посёлок непростой, а кооперативный. Зубчаниновым был написан устав в котором описывались общие принципы его организации: коллективное (кооперативное) управление; всеобщее избирательное право в органы власти; запрет на промышленную деятельность и питейные заведения.
Все поселение делилось на почти равные участки, которые выдавались членам кооператива в рассрочку при условии внесения первого взноса в 3 рубля. Остальная стоимость участка в 175 рублей должна была выплачиваться следующие 10 лет. И плюсом к этому была ежегодная плата на благоустройство в примерно 10 рублей. Т.е. в год нужно было выкладывать около 30 рублей. Для многих пайщиков сумма была очень серьезной, но ради будущего они готовы были потерпеть.
Сам поселок в момент основания был просто куском голой степи в 15 километрах от города, единственным преимуществом которого была примыкающая к нему железная дорога. Источников воды не было и пришлось первым делом рыть колодцы. В это же время начали за счет собранных денег сажать деревья вдоль улиц, названных в честь деятелей культуры.
Приехавшие в будущий город-сад люди сталкивались тут же с проблемой - как построить дом. Стройматериалы в округе достать было негде – степь же. Приходилось закупать их в Самаре, а потом как-то везти - железная дорога не спешила выделять вагоны и поезда для доставки грузов в поселок, а также ломила немалый ценник. Да и людей возить тоже не спешила - требовали возвести платформу и вокзал. Естественно за свой счет, так как люди в поселке же не бедные, а железная дорога не богадельня. Поэтому темпы строительства были медленные - к концу 1910 года дома были возведены всего на 50 участках из 843, в следующем еще на 150.
Были у плана Зубчанинова и другие беды. Столкнувшись с проблемами, многие пайщики начинали требовать помощи от Комитета, управляющего поселком. Однако возглавлявший его Зубчанинов считал, и вполне логично, что следует в начале решить проблему общественной инфраструктуры, в частности той же станции, и уже потом решать частные вопросы домовладельцев. Но многих кооператоров такой подход не устроил, они считали, что Комитет обязан заняться вопросом помощи со строительством жилья в первую очередь.
На этом фоне в поселке естественно началось образование фракций:
Одна - идеалисты - сгруппировалась вокруг Зубчанинова и его видения. Они считали, что нужно “играть вдолгую” и терпеть неудобства, пока не будет возведена вся инфраструктура.
Вторая - реалисты - сгруппированная вокруг бухгалтера Суханова С.М. из Ревизионной комиссии кооператива. Они считали, что Зубчанинов неэффективно расходует ресурсы и не заботится о кооперативщиках.
Именно между двумя этими силами развернулась борьба в первый же год существования поселка, приведшая к тому, что в том же 1910 году под давлением кооперативщиков Зубчанинов вынужден был уйти в отставку. Его место после выборов занял реалист Поспелов П.А. Он начал привлекать заемные средства для помощи кооператорам, стремился соблюдать баланс между тратами на инфраструктуру и нужды поселенцев. Фактически именно при нем были завершены все начинания Зубчанинова: возведена платформа и вокзал, артезианская скважина, детский сад, церковь, изба-читальня/клуб. Теперь в Зубчаниново ходили регулярные пригородные поезда, а также на станции останавливались транзитные составы.
Однако проблем меньше не становилось. Во-первых, Зубчанинов не сдавался и постоянно критиковал новое руководство через поселковую газету, контроль над которой он сохранил. Именно там к доселе безымянному “Поселку” стали постоянно применять название Зубчаниновка, которое и прижилось. Также он постоянно пытался продвигать своих людей на разные позиции, вероятно, с прицелом рано или поздно вернуться в руководство. Все это периодически выливалось в публичные скандалы и разборки в стиле “ты коррупционер - нет ты коррупционер”.
Во-вторых, кооперативное начало оказалось чуждо многим жителям поселка. Кто-то изначально стал пайщиком только ради приобретения дешевого участка земли, кто-то был кооператором только когда ему что-то было нужно от властей поселка, а в остальное время - сам по себе. Были и те, кто не тянул финансово. В результате постоянной проблемой стали недоимки. Эту проблему поднимали на собраниях, но она никуда не девалась - рычагов давления на неплательщиков не было. Пытались решать её за счет “альтруистов”, готовых оплатить все недоимки за право поселиться в Зубчаниновке. Но ясное дело, что помогало это временно.
В-третьих, все таки поселок был расположен далеко от города и по уровню инфраструктуры не дотягивал до Самары. Местные мечтали о водопроводе, электрическом освещении и трамвае до центра, но денег на это не было. Кооператоры обивали пороги городских ведомств с просьбами помочь им с этими благами цивилизации, но там смотрели с недоумением, не понимая почему это город должен помогать людям, которые сами же из него уехали.
Против Зубчаниновки выступали купцы и промышленники, которых местные не пускали жить в поселок. А так как именно они доминировали в городском совете, а также имели серьезное влияние на губернские власти, то многие инициативы жителей “города будущего” тонули в волоките или просто игнорировались.
Ну а с началом Первой мировой войны на кооператоров и их хотелки всем стало окончательно плевать. Посёлок все ещё как-то жил по инерции надеждой, что скоро все снова наладится. Но тут грянула революция и гражданская война. Господа интеллигенты с их идеями оказались одинаково чужды всем сторонам конфликта, а потому и отношение к поселку было довольно бесцеремонным.
“Город будущего” со всеми его обитателями оказался этому самому будущему не нужен. Многих его жителей репрессировали в 20-30е. Поспелов и Зубчанинов переехали в другие регионы. Первый сумел построить неплохую карьеру методиста в РайОНО, а вот второй в начале 30-х был арестован за антисоветскую деятельность. Новая советская власть переустроила жизнь в посёлке по-своему и вскоре о его прошлом напоминать будет лишь название. Сегодня Зубчаниновка стало местом компактного расселения цыган и бьется за звание самого криминогенного района Самары. Эпоха модерна умерла вместе с одной из множества попыток воплотить в жизнь порожденную ею утопию, а мечта проиграла реальности и стала скорее пародией на саму себя.
Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
Сейчас выскажу мысль, которая может показаться многим очевидной. Когда мы читаем или говорим о потомственной аристократии любого государства, не важно в какую эпоху она существовала и как называлась, речь всегда идёт о людях воспитанных в одной культурной традиции. Опять же, не важно как эта традиция передаётся, устно или письменно, но она всегда будет формировать образ мышления и шаблоны поведения, тесно связанные с принятыми у аристократии идеалами. Тем самым юные представители элиты не то чтобы начинали думать одинаково, но они лучше понимали друг друга, так как мыслили в общей мировоззренческой рамке.
Сам набор этих идеалов, конечно же, менялся от эпохи к эпохи, причём иногда довольно радикально. Едва ли мы будем ожидать от аристократов раннего средневековья большой начитанности, но они точно будут воспитаны воинственными и набожными. А вот аристократия позднего средневековья и нового времени будет стремиться уже скорее к античной модели: с высокой начитанностью, знанием иностранных языков и нормами этикета (поведения).
Важно понимать, что аристократическое воспитание было целой системой взаимосвязанных знаний и умений, которым обучали с самого детства. Правильно строить речь и держать вилку важно, но нужно еще и уметь определённым образом реагировать на раздражители, проявлять эмоции и т.д. Например, курс обучения юного античного аристократа включал в себя тысячи произведений, которые нужно было не просто прочитать, а запомнить и уметь к месту цитировать. В зависимости от эпохи менялись лишь наборы таких вот знаний и их объем, но не сам факт необходимости их наличия. И чем сложнее было общество и его иерархия - тем сложнее был и базовый минимум знаний аристократа.
Фактически это была система свой-чужой, позволяющая быстро понять какого происхождения перед тобой человек. Поэтому во все эпохи к нуворишам/буржуа аристократы относились с пренебрежением - ведь можно купить должность или титул, но не быстро научиться быть аристократом.
Поэтому люди низкого происхождения старались дать своим детям хотя бы тот же набор знаний и умений, что есть у потомственных аристократов. В Римской империи, например, на этом строился доходный бизнес частного образования. Но схожие вещи мы можем обнаружить и в других эпохах и регионах. В Китае, где экзамены на должность чиновника были фактически тестом на аристократическую культуру, иногда жители целых деревней скидывались на обучение одного единственного ребенка. В Риме до такого формализма не дошли, но схожесть паттернов поведения, должна быть очевидна.
Итак, в прошлых частях мы с вами рассмотрели боевые действия в Прибалтике и Ингрии, а также одним глазком посмотрели на Саксонскую и Польскую армии. Время приступать к перипетиям военных действий Карла XII против Августа Сильного.
Однако, перед этим кратко пробежимся по событиям в Прибалтике, которую продолжала занимать армия Петра I.
Генерал-майор Левенгаупт не имел достаточных сил, чтобы полноценно противостоять Шереметьеву «в поле», вследствие чего ему приходилось лишь покусывать недостаточно опытные русские войска, укрываясь за стенами Риги.
25 августа 1705 года войска под командованием князя Репнина (фактически командовал лично царь) осадили Митаву – фактически дальнее предместье Риги. Укрепления состояли из старинного замка и четырех земляных бастионов, защищавших его. Гарнизон Митавы не поражал количеством – всего тысяча человек – однако комендант Кюрринг сдаваться отказался. Петру вновь пришлось вести осаду, правда не долго – уже в конце августа из Полоцка подтянули осадную артиллерию и положение осажденных шведов стало фактически безнадежным. 3 сентября гарнизон капитулировал. Русским войскам досталось 290 пушек, 58 мортир и гаубиц, 13505 ядер и 2125 бомб.
Взятие Митавы означало, что сухопутные коммуникации засевших в Риге, Ревеле и других укрепленных пунктах Прибалтики шведов с войсками Карла XII в Польше оказались перерезаны.
Следующим пунктом на карте для русской армии стал расположенный в 40 верстах на юго-восток от Митавы Бауск – небольшая крепость с гарнизоном менее 500 человек. 14 сентября она сдалась без особого сопротивления, оставив 55 орудий победителям. Согласно условиям капитуляции гарнизон Бауска, как, впрочем, и Митавы ранее, был отпущен в Ригу.
11 сентября до Петра I доходят известия о восстании стрельцов и населения Астрахани, и он вынужден отправить из Курляндии несколько полков во главе с фельдмаршалом Шереметьевым на подавление волнений.
В то же время, русскому царю приходится помогать весьма потрепанному шведами Августу – кавалерийский отряд под командованием генерала Александра Меньшикова отправляется на помощь полякосаксонцам (или скасонополякам). Однако об этом чуть позже – посмотрим, наконец-то, как же Август Сильный был так обессилен?
А началось все аж за 4 года до этого, когда Карл XII высадился в Курляндии, снес саксонские войска на Западной Двине, не особо заметив их, и занял территорию. В сентябре того же года небольшой отряд шведского короля разогнал польскую армию Огинского внезапной атакой, обратив в паническое бегство.
14 мая 1702 года Карл XII без боя вступил в Варшаву. Польский гарнизон был распущен, охрана города перешла к шведским караулам. На Варшаву шведы наложили контрибуцию в 100 тысяч талеров.
Иероним Август Любомирский
Август II бежал в Краков, где начал собирать силы для борьбы со шведами. Под его знаменами собралось 24 тысячи саксонцев и поляков. Глава польской католической церкви примас Михаил Радзеевский обратился к Августу с предложением о посредничестве в поисках мира и, получив разрешение, отправился в Варшаву. Аудиенция примаса у Карла XII длилась всего 15 минут. В заключение ее король громко произнес: "Я не заключу мира с поляками, пока они не выберут другого короля!"
Магнус Стенбок
Летом 1702 года Август формировал в районе Кракова армию из саксонских войск фельдмаршала Адама Генриха Штейнау, отдельного корпуса генерал-лейтенанта Маттиаса Иоганна фон дер Шуленбурга и польского войска под командованием коронного гетмана Иеронима Августина Любомирского. Разумеется, Карлу Шведскому такие выходки пришлись не по душе и, по его приказу генерал-майоры Крал Густав Мёрнер и Магнус Стенбок маршем двинулись из района Вильно к Кракову с целью успокоить надоевшего курфюрста, соединившись по пути с выдвинувшимися от Варшавы войсками самого короля.
Маттиас Иоганн фон дер Шуленбург
Две шведские армии соединились 7 июля южнее города Кельце и немедленно атаковали противника, находившегося в лагере на возвышенности возле Клишова. Для саксонцев и иже с ними атака оказалась неожиданной – они считали, что, поскольку лагерь защищен болотистой местностью, они в безопасности. Что интересно – позиция действительно была выгодная, особенно с учетом преимущества в артиллерии (46 саксонских орудий против всего 4 шведских), однако Карл этот факт просто проигнорировал, заявив, что «скоро мы получим артиллерию противника, и тогда у нас ее будет больше, чем нужно».
В 9 часов утра 8 июля шведы двинулись через густой лес в направлении позиций противника, к полудню свалившись на опешивших саксонцев. Те, однако, не растерялись и начали спешно строиться в боевые порядки. Поляков отрядили на правый фланг.
Ввиду того, что саксонцы прикрылись болотистой местностью, шведы приняли решение атаковать левый фланг противника. Две атаки были отражены, и лишь на третью поляки дрогнули и отступили. В это же время, шведам удалось пробраться через болото в центре построения войск Августа и с огромным трудом прорвать ряды пехоты. На правом фланге саксонцы под командованием Штейнау попытались обойти шведов и ударить во фланг, однако были отбиты с большими усилиями и вынуждены отступить. Вслед за этим шведам удалось в ходе ожесточенного сражения разбить кавалерию саксонцев, что и предрешило исход боя. К 18:00 лагерь был занят шведами. Им досталась вся артиллерия и войсковая казна противника.
31 июля 1702 года Карл с тремястами всадниками взял Краков. Август лишь чудом не попал в плен и успел ускакать в Сандомир.
Традиционно с усилением бардака в Польше начались выступления казачества. Бывший казацкий гетман правобережной Украины Самусь перебил в городке Богуславе присланную туда новую польскую администрацию, а заодно и евреев. Далее Самусь занял Корсунь, убил тамошнего губернатора, истребил отряд польских драгун и традиционно — евреев (о еврейских погромах далее промолчим, так как повстанцы умудрялись устраивать их всегда и везде).
24 июля 1702 года Самусь писал письмо на левобережную Украину, (то есть в ее русскую часть) к казацкому полковнику Переяславскому: "я по своей обиде принужден разбрататься с Ляхами, и не только из Корсуни, но и изо всех городов украинских их выгнал, а сами мещане неверных Жидов выбили, послыша от них отягчения, склоняясь под высоко владетельную державу царского величества и будучи готовы за веру христианскую умереть". Таким образом, восставшее Левобережье просилось в русское Подданство.
Гетман Мазепа срочно написал в Москву Головину, а также, через его голову, царю: "Сдается мне, что эта война нам не очень противна, потому что господа поляки, увидевши из поступка Самуся, что народ наш Малороссийский не может под их игом жить, перестанут о Киеве и об Украине напоминать. Рассуждаю и то: не знаю, смел ли бы Самусь приняться за такое дело один, потому что человек он простой, писать не умеет: не подучен ли он королем встать против Яблоновских, как неприятетелей королевских? Если Самусь обратится ко мне за помощью — что мне делать?"
Вскоре к Самусю под Белую Церковь подошли полторы тысячи казаков, посланные полковником Семеном Гурко, более известным под прозвищем Палей. Мазепа не помогал явно, не брал его под свое регименторство (правление), но посылал Самусю порох и свинец, "чтоб его вовсе от себя не отогнать". От Белой Церкви Самусь вынужден был отступить, но зато взял Немиров и перебил там всех поляков (разумеется, и евреев тоже. Ой, обещал же…).
Затем Самусь соединился с основными силами Палея и разгромил вместе с ним под Бердичевым большой отряд поляков. Бердичев был взят, всех неправославных там "порубали". В начале ноября 1702 года Самусь и Палей, наконец, взяли Белую Церковь.
Поляки не могли сами унять казаков (правобережных, поскольку Мазепа своих к Самусю не пускал), и коронный канцлер стал молить о помощи русского посла князя Григория Долгорукова. Мол, "казаки великие бунты завели... Свыше 4000 (поляков) всякого чина побили" Долгоруков 13 ноября 1702 года отписал об этих жалобах Головину, тот доложил царю. 28 декабря 1702 года Петр послал грамоты "конному охотницкому полковнику Семену Палею и конному охотницкому полковнику Самусю Иванову", в которых предлагал им простить обиды полякам и вместе "иметь воинские промыслы над общими неприятелями нашими шведами".
Весной 1703 года к Карлу XII морем из Швеции прибыл 14-тысячный корпус. Получив подкрепление, Карл двинулся из Варшавы на северо-восток под Пултуск, где Август II формировал новое войско. Разлив рек и отсутствие мостов задерживали движение шведов. Тогда Карл оставил пехоту на переправе через Буг, а сам с кавалерией устремился вперед, переплывая или переходя вброд реки и рассеивая мелкие отряды поляков.
1 мая шведы атаковали противника под Пултуском. Часть саксонцев и поляков успела переправиться через реку Наров и уничтожить за собой мосты, но большинство было порублено шведской кавалерией либо взято в плен.
Остатки воинства Августа укрылись в крепости Торн (Торунь) на Висле, а сам король бежал в Саксонию. Энергичному коменданту Торна Робелю удалось продержаться в осаде около полугода. Лишь когда из шеститысячного гарнизона в строю осталось 1600 человек, крепость капитулировала.
Проходя мимо, Карл XII ограбил большие немецкие города Данциг и Эльбинг, никогда не воевавшие со шведами. На них он наложил огромную контрибуцию, а Эльбингу пришлось отдать шведам еще и 200 крепостных пушек.
Песня про тот день когда земля перевернулась, ибо эта война была логичным продолжением Первой, но совсем не такая.
В Первой Мировой Россия билась за наживу, а во Второй, уже в составе Союза, за выживание.
Ирония этой песни в том, что музыку написал польский композитор Ежи Петерсбургский, который стал советским гражданином только после начала Второй мировой, когда Западная Беларусь и Украина отошли к Союзу.
Потом он уехал, но это уже совсем другая история.
Ещё у себя на родине Петерсбургский написал вальс Niebieska Chusteczka, в переводе “Синий платочек”.
Далее, уже в Москве, в тысяча девятьсот тридцать девятом году, Яков Галицкий написал стихи, которые, с небольшими изменениями, мы все помним и любим в исполнении Клавдии Шульженко. Эту песню впервые исполнил собственно Белорусский Республиканский джаз-оркестр под руководством самого композитора.
А уже в сорок первом, летом, Борис Ковынёв написал эти стихи.
ПРОЩАЛЬНАЯ
Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа Киев бомбили, Нам объявили, Что началася война
Кончилось мирное время, Нам расставаться пора. Я уезжаю, Быть обещаю Верным тебе до конца.
И ты смотри, С чувством моим не шути! Выйди, подруга, К поезду друга, Друга на фронт проводи.
Дрогнут колеса вагона, Поезд помчится стрелой. Ты мне с перрона, Я – с эшелона Грустно помашем рукой.
Пройдут года, Снова я встречу тебя. Ты улыбнешься, К сердцу прижмешься И поцелуешь, любя.
Добро пожаловать во Фреклтон! Наша уютная деревушка стоит на равнине Файлд в графстве Ланкашир, Англия. Достопримечательностей здесь немного: старая церковь, аэродром местного значения, да протекающая к югу речушка Риббл, впадающая в Ирландское море. Казалось бы, обычный английский городок, каких тысячи. Но в историю авиации слово Фреклтон вписано кровью. 80 лет назад здесь произошла самая страшная авиакатастрофа времен Второй Мировой Войны.
Август 1944 года. Войска союзников маршируют по полям Франции, со дня на день будет освобожден Париж, настроения в английском тылу приподнято-оптимистичные. А у расположенных в Англии аэродромов навалом работы. Не является исключением и Аэродром Уортон в графстве Ланкашир, обслуживающий до 80 военных самолетов в день. Он был передан Англией в управление американским ВВС и превращен последними в ремонтный аэродромом для тяжелых бомбардировщиков B-24 Liberator - четырехдвигательных махин, способных нести больше 3 тонн бомб на расстояние 400 миль, эффективно «освобождая» от жизни гансов вместе с их драгоценными фрау и киндерами.
B-24 Liberator
Утром 23 августа 1944 года к вылету с Аэродрома Уортон готовится B-24, носящий имя «Classy Chassis II». Он прибыл сюда для ремонта больше двух недель назад и перед возвращением в строй должен был выполнить испытательный полет. Управляет им экипаж из трех человек во главе с капитаном Джоном Блумендэлом. Вместе с ним на испытания вылетит второй B-24, пилотируемый экипажем капитана Пита Мэнэссеро. Изначально вылет был запланирован на 8:30 утра, но Блумендэла задержали на земле по организационным вопросам и самолеты поднялись в воздух с задержкой на два часа. Первые минуты полет проходил нормально…
Капитан Джон Блумендэл
Пока в дело не вмешался немецкий шпион под кодовым именем «Погода». К юго-востоку образовался мощный штормовой фронт, ставший неожиданностью как для военных, так и гражданских. Получив данные о силе шторма, уортонские диспетчеры приказали обоим B-24 немедленно возвращаться обратно для посадки. При этом посадочный маршрут проходил невдалеке от городка Фреклтон, популярного места отдыха у уортонских военных, получившего от них ласковое прозвище «Малая Америка».
К тому времени, когда «Либерейторы» добрались до аэродрома, шторм успел их догнать и погрузить сам аэродром и соседствующие с ним городки во тьму. Сильные порывы ветра, дождь с градом, молнии, низкая видимость – условия для посадки были прескверные. Но диспетчеры не изменили свой приказ, ожидая что самолеты смогут совершить посадку, и расчистили для них полосу номер 8. Предприняв безрезультатную попытку отыскать посадочную полосу или хотя бы сам аэродром посреди бури, Пит Мэнэссеро плюнул на это дело и приказал экипажу выбираться из шторма. Блумендэл также потерпел фиаско, пытаясь сориентироваться внутри урагана, и объявил об уходе на второй круг. Тут до диспетчеров начало доходить, что в такую погоду заправленные под завязку самолеты здесь не сядут, и они приказали всем еще находящимся в воздухе самолетам ждать прекращения шторма к северу от Уортона. Но самолет Блумендэла этот приказ уже не получил…
Разбившийся самолет. Видно название и раскраска
Что именно произошло тогда с «Classy Chassis II» – тайна за семью печатями, так как в те времена черные ящики на самолеты еще не устанавливали. Самолет убрал шасси и развернулся в сторону Фреклтона. Дальше нам остается только гадать: может быть сильный порыв ветра накренил самолет сверх допустимого, может быть попавшая в самолет молния вывела из строя управление, а может быть сами пилоты потеряли ориентацию и опустили самолет слишком низко. Все, что мы знаем точно – через минуту во Фреклтон пришла Смерть.
Коварная погода Туманного Альбиона застала врасплох и самих фреклтонцев. Жители разбежались в поисках укрытия от дождя. В хорошо защищенной от непогоды закусочной «Sad Sack Snack Bar», названной в честь персонажа американских комиксов и бывшей популярным местом отдыха у военных, весело проводили увольнительные британские и американские летчики. В Школе им. Святой Троицы учитель мистер Биллингтон попросил своих учеников проверить: хорошо ли закрыты все окна в здании. А в крыле с учебными помещениями для дошкольников две учительницы, 64-летняя Луиза Хьюм и 20-летняя Дженни Мэй, чтобы успокоить боящихся грозы детей, начали петь с ними частушки. Снаружи продолжался ливень.
Уортонский аэродром в 1945 году. В верхнем правом углу – окраины Фреклтона
Внезапно уже привычный шум бури заглушил рев моторов самолета и из облаков вынырнул B-24, сильно кренящийся вправо. Дальнейшие события можно описать только как «кошмар наяву». Самолет на полной скорости врезался правым крылом в дерево, круто развернулся, зацепил крыши пары пустых домов, рухнул на улице Литэм Роуд, закрутился и превратился в движущийся огненный шар из стали и горящего авиационного топлива. Оказавшуюся на другой стороне улицы закусочную «Sad Sack Snack Bar» пылающий самолет снес, словно не заметив. Следующей на его пути стояла Школа им. Святой Троицы. С ревом беснующийся огненный монстр проломил ограду территории школы, врезался в здание туда, где находилось крыло для детей-дошкольников, и наконец остановился, обливая завалы горящим керосином из разрушенных топливных баков. Настенные часы в классе дошкольников остановились, зафиксировав точное время катастрофы – 10:47 утра.
Страшной силы взрывы переполошили всю округу. Военные с уортонской базы, узнав о катастрофе действовали стремительно и уже через пару минут находились на месте трагедии, спасая раненых. Не остались в стороне и жители Фреклтона, кинувшиеся спасать детей и односельчан, невзирая на шторм. Учитель мистер Биллингтон получил тяжелые ожоги рук, разбирая горящие завалы в надежде найти под ними живых детей. Тела погибших отвозили для опознания в импровизированный морг внутри здания паба «Кучер и кони». Большинство тел принадлежало детям.
Раненых в срочном порядке эвакуировали на уортонскую базу, где за их жизни боролись армейские врачи. Но несмотря на все их усилия в ближайшие дни погибнут еще 10 человек из числа спасенных при крушении. Всего же злосчастный «Либерейтор» в тот мрачный августовский день освободил от бренной плоти 61 душу: экипажа «Classy Chassis II» в полном составе, 11 военных из числа посетителей закусочной, 7 человек из числа гражданских либо работавших в закусочной, либо укрывшихся в ней от непогоды, 38 учеников Школы им. Святой Троицы возрастом от 4 до 6 лет и двух учительниц той же школы – Луизы Хьюм и Дженни Мэй. Маленький городок с населением меньше тысячи человек погрузился в траур.
Мемориал в память о погибших. Форма креста стилизована под упавший носом вниз самолет.
Расследованием катастрофы в кратчайшие сроки занялась специальная американская военная комиссия. Согласно выпущенному ей отчету, основная вина в катастрофе лежит на капитане Блумендэле, имевшем малый опыт полетов в условиях британского климата и не справившимся с управлением в непривычных для него обстоятельствах. С этим выводом не согласились американские пилоты, в том числе и партнер Блумендэла по злополучному вылету Пит Мэнэссеро. Они возлагали вину на уортонских диспетчеров, неправильно оценивших масштабы надвигающегося шторма и приказавших самолетам садиться в явно неподходящих для посадки условиях, изменив свой приказ только тогда, когда катастрофа уже была неотвратима.
Дабы не портить населению Англии чувство праздника по случаю взятия Парижа и не настраивать его против американских военных на территории страны, катастрофу надежно засекретили. Около 60 лет память о ней не выходила за пределы Фреклтона и передавалась жителями деревни из поколения в поколение. Широкой огласке события 23 августа 1944 года были преданы лишь в нулевые годы XXI века, а в 2007 году на канале BBC вышел первый документальный фильм о трагедии. До того единственными напоминаниями о произошедшем во Фреклтоне были скромный мемориал и детская площадка, построенная недалеко от места трагедии на пожертвования американских военных.
Катастрофа «Classy Chassis II» стала самой крупной по числу жертв авиакатастрофой за всю Вторую Мировую Войну, а также самой крупной на тот момент катастрофой самолета и второй по числу жертв аварией за всю историю авиации, уступив лишь крушению дирижабля «Акрон» в 1933 году (73 жертвы). Их обеих превзойдет катастрофа самолета Тюдор "Star Girl" в 1950 году, но это уже совсем другая история…
Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
На политической карте Африки Демократическая Республика Конго сразу бросается в глаза. Огромное государство, самая большая страна Чёрной Африки. Уже само её расположение делает логичным устоявшееся название «сердце Африки». Основная территория страны расположена в глубине континента, соединяясь с океаном узким коридором вдоль реки Конго. Конго — это не просто источник названия и важная транспортная артерия, это и географическая основа страны, территория которой во многом совпадает с бассейном реки, а причудливо изогнутые границы — с водоразделами. Границы здесь тоже выдающиеся — современная ДРК граничит с девятью странами, столько соседей нет больше ни у кого в Африке, да и во всём мире больше только у России, Китая и Бразилии. Поэтому и дела Конго задевают сразу много стран, и на него в свою очередь тоже влияют очень многие. Ещё один довод за верность утверждения про «сердце Африки».
Конго притягивает к себе внимание не только как географическая доминанта, но и как мощный источник ярких образов. Очерки о путешествиях Давида Ливингстона и Генри Стэнли, мрачные повести Джозефа Конрада, памфлеты Марка Твена, документальные фильмы 1960-х годов создают тот дискурсивный ландшафт, в рамках которого воспринимается не только вся история Конго, начиная с XIX века, но зачастую и большая часть Тропической Африки. И во многих современных постколониальных исследованиях, и особенно в научно-популярных статьях более мелкие и менее известные страны континента заслоняет собой массив «сердца Африки», весьма часто предстающего как конрадовское «Сердце Тьмы».
При этом ни географически, ни этнически, ни исторически Конго не является массивом монолитным. Протянувшаяся на тысячи километров страна расположена в множестве различных природных зон, что приводит к серьёзным различиям между провинциями, которые могут иметь абсолютно непохожую хозяйственную специализацию. Рассмотрение любого события в истории Конго невозможно без учёта этнической принадлежности его участников, потому что в числе главных мотивов нередко оказываются именно интересы какой-либо из многочисленных народностей. Столь же пёстрой оказывается и историческая картина. Мы практически не будем касаться истории Конго до европейской колонизации, но охватываемые восемь десятков лет истории этой земли вмещают в себя множество очень непохожих периодов.
Король Бельгии и Свободного государства Конго Леопольд II. Личность одновременно выдающаяся и очень неоднозначная.
Для начала стоит обозначить, что использование термина Бельгийское Конго (анг. Belgian Congo, фр. Congo Belge) будет некорректно для всего колониального периода. С 1885 до 1908 год в Африке существовало независимое Свободное государство Конго (далее СГК, анг. Congo Free State, фр. État indépendant du Congo). Насколько его независимость была реальной, а насколько номинальной — речь будет идти далее, но само его существование создавало занятную ситуацию, когда бельгийский король Леопольд II был одновременно конституционным монархом для родной Бельгии и абсолютным монархом для своего далёкого африканского владения. С 1908 года, после аннексии СГК Бельгийским королевством, и возникает собственно колониальное владение Бельгийское Конго, которое будет оставаться таковым до 30 июня 1960 года, когда на картах появится Республика Конго (Леопольдвиль). Название столицы в скобках традиционно указывается для того, чтобы отличать от Республики Конго (Браззавиль), возникшей из Французского Конго.
Пьер Саворньян де Бразза. Итальянец по рождению, французский патриот по зову сердца. Именно благодаря его инициативам Демократическая Республика Конго только на втором месте в Африке по площади.
Каждый из крупных периодов в истории Конго делится на более мелкие. Время существования СГК можно разделить на пять перекрывающихся отрезков. С 1885 по 1891 год происходит создание государства, обозначаются общие контуры его границ и создаются первые институты. 1892-1897 годы сопряжены с изменением экономического режима и активной экспансией, вызвавшей множество пограничных конфликтов. На 1892-1906 годы приходится время чрезмерной эксплуатации населения и ресурсов, то нарастающей, то идущей на спад, но в конечном итоге и послужившей причиной политического провала колониального проекта короля Леопольда II. Именно этот этап (причём тоже не полностью) и является источником большинства стереотипов о бельгийцах в Африке. Короткий финальный период 1904-1908 годов, который связан с попытками реформ, обострением внутриполитической борьбы в Бельгии и, в конечном итоге, аннексией королевством владений своего короля.
Сразу после перехода владения Леопольда II под управление Бельгии там начался период активной индустриализации, который продолжался до 1929 года, когда Великая депрессия положила конец взлёту экономики колонии. Всё следующее десятилетие развитие Конго, как и соседней Руанды-Урунди, на которую Бельгия после Первой мировой войны получила мандат Лиги наций, шло в аграрном ключе. 1940-1945 годы стали для Бельгийского Конго с одной стороны довольно тяжёлым временем напряжения всех сил и активного участия во Второй Мировой войне, а с другой стороны — периодом максимальной автономии, которую колония получила, оставшись по сути без метрополии, оккупированной нацистской Германией. 1945-1958 годы стали временем возврата долгов — Бельгия занялась строительством образцовой колонии, активно вкладываясь в инфраструктуру и промышленность. И, наконец, короткий, но очень интересный период 1958-1960 годов, предшествующий независимости Конго и полный вопросов, ожиданий, надежд и страхов.
При этом Конго история Конго с 1885 года была причудливым образом переплетена с историей Бельгии. Отношения колонии и метрополии в принципе создают тесную диалектическую связь, а в данном случае это усугубилось своего рода «моногамным» характером бельгийского колониализма. Метрополия у колонии чаще всего одна, а вот колоний может быть и много, но не в данном случае. Даже если не брать огромные колониальные империи Великобритании и Франции, то и у колониальных держав второго порядка имелось разнообразие. Например, Нидерланды обладали не только огромной Голландской Ост-Индией (Индонезией), но и совершенно непохожими территориями в Вест-Индии, а Португалия имела целую россыпь владений в разных уголках Африки и Азии.
Карта колониального раздела мира из учебника. Жёлтое пятно в центре Африки всегда привлекало внимание – такие громадные владения у такой маленькой Бельгии.
У Бельгии всё было иначе — Конго было её первой и долгое время единственной колонией. Именно здесь бельгийцы делали первые шаги, здесь лавировали между великих держав, здесь учились быть колонизаторами, здесь наломали дров так, что весь мир до сих пор это вспоминает с ужасом. Даже когда появилась подмандатная территория Руанда-Урунди, то бельгийцы мало уделяли ей внимания, воспринимая как ещё один маленький кусочек Конго. Собственно, присоединить это приобретение к Конго в качестве ещё пары провинций помешали только правила Лиги Наций, иначе бельгийцы непременно это сделали бы это в целях унификации.
Таким образом, чтобы понять многие события, происходившие в Конго, необходимо смотреть не в центр Африки, на её «сердце», а на далёкий от этих мест северо-запад Европы. Именно в Бельгии принимались судьбоносные для африканских народов решения, отголоски бельгийской внутриполитической борьбы долетали до берегов Конго, летящие от горячего спора валлонов и фламандцев искры падали в землю тропических лесов и тлели там, пока ветер не раздувал их в яростные пожары. И так же Бельгия не была свободна от влияния Конго, которое то оборачивалось парламентскими штормами, то десятилетиями могло быть почти незаметно внешне, но по капле просачивалось во все основы королевства, то подтачивая его, то, напротив, цементируя.
В этот сложный танец колонии и метрополии оказалось вовлечено множество зачастую неоднозначных, но очень харизматичных персонажей. В начале пути это были в основном европейцы, вроде Генри Стэнли или Франсиса Дани, в конце пути диалектика процесса выдвинула на первых план африканцев — Жозефа Касавубу, Моиза Чомбе, Жозефа Мобуту. Главными же вехами встали два человека, один из которых, король Леопольд II, путём хитроумных интриг привёл бельгийцев в Конго, а второй, Патрис Лумумба, закончил их владычество своей хлёсткой фразой «Мы больше не ваши обезьяны!», брошенной в нарушение протокола в лицо королю Бодуэну I.
Патрис Лумумба на выступлении в сенате уже независимой Республики Конго (Леопольдвиль)
75 лет истории Конго, сердца Африки, сердца Тьмы. 75 лет между Леопольдом и Лумумбой.
Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
Цикл статей будет рассматривать темы в средней детализации, в некоторых случаях крупными мазками, и выражать моё (автора) понимание ситуации, основанное на мнении участников ПМВ с высших командных должностей, выраженном после войны, на данных современных исследователей и исследователей времен Интербеллума, в том числе военных, а также на воспоминаниях офицеров, сражавшихся на фронтах ПМВ.
Разумеется, положительные нововведения быстро расползались по разным участкам фронта. Во многих дивизиях всех воюющих сторон так или иначе появлялись свои «гренадеры», «окопные рейдеры», «отряды смерти», «ударники», «штурмовики», «отважные». Собственно, немецкий термин Stoßtruppen я скорее перевел бы как «ударники». Но в историю они уже вошли как «штурмовики». На фронте военная мысль работала и постепенно создавались отряды гранатометателей, зарождалась новая тактика.
В частности, в окопных рейдах и локальных атаках группы могли разделить, например, на группы разграждения (резателей проволоки, в первую очередь), метателей гранат, зачищателей траншей, подносчиков гранат и боеприпасов, группу тяжелого вооружения и группу закрепления. Последние могли даже нести всякие легкие средства заграждения, чтобы установить их на пути контратаки противника. Ведь мало захватить какой-то участок, его еще надо удержать. Поэтому очень важно иметь винтовки, подтащить пулеметы, построить новый бруствер и установить заграждения, ведь окопы не так хорошо приспособлены для обороны в обратном направлении.
Разделение могло быть и внутри группы (отделения), причем, порой, довольно причудливое. Например, обучающий фильм для немецких штурмовых групп показывает следующее распределение ролей в группе:
Командир (вооружен пистолетом)
Пистолетчик (ну тут понятно, хотя пистолет мог быть необычный – длинный Люгер с 20-см стволом, 32-патронным магазином и деревянным прикладом. Из такого можно стрелять даже метров на 100 и попадание не будет чем-то уникальным)
Два карабинера (вооружены карабинами Mauser 98AZ – укороченным вариантом винтовки длиной 1090 мм, а не 1250, который был легче и имел более удобные боковые крепления ремня для ношения винтовки за спиной по-кавалерийски, чтобы были свободны обе руки)
Метатель гранат далеко (буквально, Fernwerfer)
Метатель гранат близко
Два подносчика гранат
Метатели и подносчики гранат тоже вооружались карабином Маузер 98AZ, но шли в бой с карабином за спиной, чтобы были свободны руки. Разумеется, это не единственный вариант, я думаю, что были и другие. Порой пишут, что некоторые бойцы вообще не несли огнестрельного оружия, а только холодное и гранаты. Но я в такой вариант не очень верю.
Немецкие бойцы с «длинными» Люгерами с барабанными магазинами на 32 патрона
Помимо деятельности дивизий, корпусов и армий, создававших у себя штурмовые отряды, немцы прониклись идеей создать экспериментальную часть, выдать ей разное «легкое» тяжелое вооружение (тяжелое вооружение, которое пешие бойцы могут переносить или катить, хотя бы группой), толкового и инициативного командира с боевым опытом и свободу действий. Капитан Вилли Рор, тот самый командир, начал свои бесчеловечные эксперименты над подчиненными. Они попробовали всякие варианты, какое-то оружие отвергли, какое-то – доработали.
Я не буду рассказывать всю историю развития батальона Рора, огнеметной группы и немецкой пехоты вообще. История штурмовых групп – это одна из самых изученных страниц периода Первой Мировой. Поэтому увольте меня от очередного бессмысленного перечисления, что сделали в 1915, что добавили в 1916, и так далее. За деталями предлагаю обратить свой взор на книгу Брюса Гудмундссона, он куда как детально это рассмотрел, и книга переведена на русский. Мы же с вами перейдем к сути.
Суть того, к чему пришел Рор, его батальон, а с ними и немецкая пехота, зиждется на пяти основных пунктах. Первый – это внезапная атака самостоятельно действующими отделениями. Вот теми самыми группами из 8-12 человек, руководимыми унтер-офицером. Разумеется, отделениями относительно многочисленными, действующими в составе роты и батальона, который был поделены на различные группы. То есть часть отделений делает одно, часть отделений делает другое. Но действовали они именно децентрализованно, объединяясь тем, что имели единую цель и хорошо знали свои задачи. Как вы понимаете, это идет полностью вразрез с довоенными принципами.
Вторым пунктом было максимальное применение к местности (то есть маскируясь и укрываясь). Это было необходимо в том числе для внезапности атаки, для скрытности перемещений, когда атака уже началась, но также и для уменьшения потерь там, где ведется какая-то пальба. Максимальная маскировка, в том числе по звуку, передвижения ползком (где применимо), за складками местности. Короткие (судя по учебному фильму – крайне короткие, типа 5-10 метров) перебежки от укрытия к укрытию (часто от воронки к воронке). Всё это позволяло и запутать противника, и уменьшить потери, и приблизиться к нужным позициям.
Третьим пунктом была подготовка. Каждая атака опиралась на данные тщательной разведки, картографирование и выдачу карт командирам вплоть до самого низового уровня. Заучивание бойцами и командирами карт и схем позиций противника наизусть (по аэрофотосъемке и данным разведки). С проверками знаний – от этого зависела жизнь бойцов и успех миссии – заблудиться посреди боя в хитросплетении ходов сообщения можно было на раз-два. В тылу строились линии обороны по образцу разведанных, и на них отрабатывались задачи.
Четвертым пунктом было массированное использование гранат. Действия штурмовиков-ударников на самом низовом уровне почти полностью опиралось на гранаты, хотя от стрельбы из винтовок и пистолетов (а потом пистолет-пулеметов и ручных пулеметов) никто не отказывался.
Австро-венгерские штурмовики
А вот пятым пунктом, и на нем я бы хотел остановиться подробнее, было использование различных средств поддержки. Разумеется, в какой-то степени действия пехоты увязывались с действиями тяжелой и дивизионной артиллерии, но средства связи тех времен позволяли это в очень ограниченной степени. В частности, артиллерийские наблюдатели теперь находились ближе к пехоте и в какой-то мере видели ее проблемы и могли передать по телефонной связи новые данные на артиллерийские батареи.
Второй особенностью было то, что если пехоте требовалось, чтобы подвижный огневой вал ускорил своё продвижение (если пехота хорошо успевает за ним), то имелась возможность подать сигнал артиллерии о переносе огня вперед раньше графика. Этот сигнал мог подать командир батальона, так как он одновременно достаточно близко к самой пехотной атаке, и понимает ситуацию, а с другой – достаточно далеко, чтобы иметь общее представление о ситуации на участке и достаточно сведущ в военном деле, чтобы понять важность момента. Не просто ж так его поставили командовать передовым батальоном – в то время это была крайне важная роль.
Но интереснее тут то, что делала непосредственно сама пехота и её тяжелое вооружение. Давайте рассмотрим, каким же вооружением она обзавелась, и зачем оно было нужно. Сперва стоит сказать о том, с чем в наибольшей степени ассоциируют Первую Мировую – о пулеметах. Собственно, как я уже писал, в начале войны в немецкой пехоте пулеметов было очень мало. Один пехотный полк имел всего 6 пулеметов. Для сравнения, во Второй Мировой мотопехотный взвод имел примерно столько же – по два пулемета на отделение. Взвод – как полк! С учетом того, что в полку было три батальона, было по два пулемета на батальон. Станковых, ручных не имелось вообще. Нет, разумеется, ручные пулеметы на тот момент уже существовали. Но существовать и быть на вооружении пехотного полка – это разные вещи.
Затем количество пулеметов было удвоено, а еще позже – утроено. В итоге пехотный полк немецкой пехотной дивизии мог похвастаться уже 18-ю пулеметами. Это мы говорим о станковых пулеметах. Кстати, сразу скажу, что в немецкой армии их было принято называть тяжелыми. Именно так, станковый пулемет – это тяжелый. Даже если он винтовочного калибра. Крупнокалиберные пулеметы в массовой серии вообще появились после ПМВ (в конце ПМВ был сделан 13,2-мм пулемет, но массово его не выпустили).
Станковый пулемет немецкой армии MG 08 – это пулемет системы Хайрема Максима с водяным охлаждением, установленный на тяжелый станок-салазки. Тело пулемета весило примерно 23 кг, вода – 4 кг, еще около 37 весил станок-салазки. Суммарно – порядка 65 кг. В ходе войны был внедрен облегченный станок-тренога весом 31 кг. Изначально тяжелые пулеметы не очень-то предназначались для непосредственного сопровождения пехоты в атаке. Но в дальнейшем, и в том числе с облегчением лафета, они стали идти за пехотой и быть ее верной опорой как в плане поддержки наступления, так и в качестве оружия обороны от контратак. Теперь 6 тяжелых пулеметов было не на полк, а на каждый пехотный батальон. Помимо этого в дивизии могли иметься пулеметные подразделения вне пехотных полков.
MG 08 на тяжелом станке
Но внедрялось и более легкое автоматическое оружие. Легкий (ручной) пулемет MG 08/15. Вернее, не то чтобы прям очень легкий и ручной, но всё же носить его было можно. Вашему вниманию представляется сумрачный немецкий гений – ручной хтонический пулемет Максима с водяным охлаждением. Нет, в сравнении со станковым он был, конечно, решительно легче. Как минимум, у него не было станка – самой тяжелой части. А это уже минус 31 кг. Помимо этого пулемет был несколько облегчен, в том числе в плане количества воды в рубашке охлаждения. Добавились очень монументальные сошки, пистолетная рукоятка и приклад. Питался пулемет лентой из присоединяемого короба на 100 патронов. Весил этот «легкий пулемет» около 21 – 23 кг, данные разнятся. Без патронов.
Не знаю, кто эти люди, но у них как раз «легкий» пулемет MG 08/15
Но это уже был пулемет, который технически может нести один человек (в расчете пулемета, разумеется, был не один человек, но нести готовый к бою пулемет уже мог один боец, пусть и очень сильный). Я не уверен, насколько он может вести из него огонь прям на ходу, хотя патронная коробка у него справа, поэтому его можно держать довольно близко к себе – я имею опыт обращения с пулеметом и знаю, насколько это важно. Когда приемник и короб слева или торчит влево, это порой добавляет неудобств. В любом случае, такой пулемет мог сопровождать уже не только батальоны, но и роты, взводы, да в некоторых случаях он даже становился тяжелым вооружением отделения. Вероятнее всего именно так родилась концепция отделения пехоты, построенного вокруг пулемета, и действующего по принципу огня и движения (с разделением на огневую группу-пулеметный расчет и подвижную группу с легким оружием).
Поначалу такие пулеметы полагалось иметь в количестве двух на пехотную роту. То есть уже прям сразу колоссальный шаг вперед – в роте появились пулеметы. Вскоре их количество увеличилось до трех, четырех, а к концу 1917 года некоторые роты, по разным данным, имели уже до шести таких пулеметов. По пулемету на каждый взвод и даже больше! Причем поначалу эти пулеметы рассматривались во многом как более эффективное оружие обороны – когда противник переносил артобстрел в глубину и начинал атаку пехоты, пулеметные команды с тяжелым пулеметом не всегда успевали занять позиции до того, как противник подходил на расстояние гранатного броска, а то и спрыгивал в окоп. Новый легкий пулемет без станка должен был нивелировать эту проблему и сразу начать стрельбу. А водяное охлаждение, пусть и уменьшенное, позволит ему стрелять долго, выпустив далеко не одну ленту до перегрева. Но потом смекнули, что и в атаке они куда как кстати!
На земле перед бойцами стоит «легкий» пулемет MG 08/15
Такие пулеметы, как тяжелые, так и легкие, очень помогают и в наступлении, и обороне от контратак. Если с обороной от контратак, я думаю, всё максимально понятно – главное суметь вовремя пулемет доставить и установить, то с поддержкой наступления поясню. Пулеметы своим огнем подавляют и прижимают к земле огневые средства противника и его живую силу. Причем могут это делать на приличной дистанции – с сошек и на 1000 м, а с треноги и много дальше. В ПМВ пулеметы даже стреляли с закрытых позиций на дистанции до 3500 м – тяжелая 7,92-мм пуля всё ещё сохраняет достаточную убойную силу на этой дистанции.
Еще одним нововведением, появившимся к наступлениям весны 1918, был пистолет-пулемет (автоматический «карабин» под пистолетный патрон). Это средство почти совсем ближнего боя – примерно до 200-300 м по групповым целям, и до 100-150 прицельно по отдельной цели. С внедрением пистолет-пулемета штурмовики заполучили себе настоящую «окопную метлу», да еще и важное средство поддержки своих действий автоматическим огнем на дистанциях до 200 – 300 м. Если стрелок умелый, то уж подавляющий огонь на такой дистанции он сможет вести достаточно эффективно. Само по себе оружие обслуживалось одним человеком, но в расчете ПП был еще подносчик боеприпасов. В принципе, с учетом того, как долго и интенсивно вела бой штурмовая пехота в те времена, да еще и в некотором отрыве от снабжения, подносчик – это важная роль.
Боец с пистолет-пулеметом. Виден 32-патронный магазин-улитка, примыкаемый сборку под углом
Но не только стрелковое оружие было теперь у пехоты и штурмовых частей (и приданных им инженеров). Теперь у нее также добавились огнеметы, минометы и пехотные орудия. Огнемет был средством совсем ближнего действия, но позволял очень быстро выкуривать противника из окопов и укреплений, если уж есть такая надобность. Одними только гранатами справиться не всегда получается. Плюс, как я думаю, важно было и колоссальное моральное воздействие, если огнеметчику всё же удалось добраться до дистанции выстрела и метнуть свой огонь.
Минометы же и полковые орудия здесь были не менее важны, так как позволяют подавлять и даже иногда уничтожать огневые средства, легкие укрепления, заграждения и пехоту противника. Орудия поражали цели, находящиеся в прямой видимости, в то время как минометы могли поражать цели за укрытиями, стреляя навесом (по мортирной траектории). Одновременно с этим, немецкие легкие минометы и пехотные орудия могли оказать сопротивление в случае контратаки танков – у минометов даже была возможность настильной стрельбы и специальное положение лафета. Броня танков тех времен была очень тонкой – 8–12 мм, местами до 16. Важной особенностью полковых орудий была небольшая мощность снаряда. При калибре 76-мм стрелять, тем более прямой наводкой, можно буквально чуть ли не в 30 метрах перед своей пехотой, прижимая к земле обороняющихся.
При этом вес и подвижность их вполне адекватные для быстрого следования за пехотой. Конечно, это не значит, что пушку катили прям перед наступающей группой, прикрываясь ее щитом. Тяжелое вооружение следовало позади на определенном отдалении и подтягивалось во многом вместе со следующей непосредственно за штурмовыми группами пехотой. Руководить применением такого тяжелого вооружения мог командир батальона. Стоит отметить, что такие «пехотные» артиллеристы имели также и пехотное вооружение (карабины) и пехотную подготовку, чтобы в случае необходимости оборонять свои орудия, а также пополнять ряды штурмовых групп, если орудие вышло из строя. Это может показаться излишним расходом подготовленных кадров, но здесь наибольшую важность имело осуществление прорыва в максимально короткий срок – пока противник не подтянул резервы.
Пример легкого пехотного орудия. Но тягать его бывало порой нелегко
Итак, мы разобрались с тем, какими средствами вели бой наступающие пехотные и штурмовые подразделения. Теперь посмотрим, как они это делали. Помните, в статье про артиллерию мы говорили, что одного лишь ураганного огня недостаточно, и надо, чтоб пехота умела решать задачи самостоятельно? Нужно это было в том числе и потому, что при новом подходе к артиллерийской стрельбе некоторые позиции противника оставались не полностью разрушенными. По большей части огонь артиллерии теперь подавлял оборону, и пехоте надо было не просто занять местность, а прям ураганом пройтись по позициям вслед за огневым валом и зачистить их как метлой. В том числе и не пасуя перед противником, который успел после артогня выйти и встать к брустверу.
При этом важно было делать всё максимально быстро, чтобы обрушить оборону и успеть пройти ее до того, как противник опомнится и подтянет резервы. Иначе не оперативный простор не вырваться. А мы знаем, что весной 1918-го года немцам несколько раз это удалось. В чем была вообще суть действий пехоты?
Пехота в наступлении делалась на несколько эшелонов. Первый штурмовой, второй пехотный, и иногда еще третий штурмовой (резервный), не считая тяжелого вооружения. В данном случае я имею ввиду тактическое разделение, то есть внутри дивизии. Так-то понятно, что были еще оперативные эшелоны из дополнительных дивизий, про них мы знаем из каждой книжки по военной истории. Так вот, задачей первого эшелона было ворваться в окопы, посеять панику и сумятицу, забросать гранатами и … пролететь дальше. Ключевой сутью было именно сочетание первичного удара и неостановимого (в разумных пределах) движения вперед. Если встречаются узлы сопротивления и их не удается прям сразу захватить, то их надо обойти, оставить идущей позади пехоте, и продолжить двигаться дальше.
Легкий миномет в положении для настильной стрельбы (например, по танкам)
Дочищать окопы, сопровождать в тыл собранных пленных и трофеи, брать штурмом отдельные оставшиеся опорные пункты, готовить захваченные позиции к обороне от непременных тактических контратак, тащить на себе всякие принадлежности – это удел обычной пехоты (второго тактического эшелона). Причем к этому времени обычная пехота тоже имела штурмовую подготовку. Все же это были части Angriffsdivision – ударных дивизий, отобранных и подготовленных для штурмовых действий в наступлении. Дополнительно второй (пехотный) эшелон мог подносить необходимое снабжение и оборудование первому эшелону, а также сопровождать оружие поддержки первого эшелона.
Следом за вторым тактическим эшелоном мог в некоторых случаях быть и третий – штурмовой (резервный). Он был нужен для тех случаев, когда второй эшелон не сможет быстро справиться с узлами обороны, которые первый эшелон обошел и оставил второму. В этом случае третий эшелон вводится на сложных участках. Однако это не значит, что надо обязательно долбиться в каждую точку, где трудно. Важно в первую очередь брать только необходимые пункты, которые уже мешают движению.
В остальном же играло роль важное правило – вкидывать резервы надо не туда, где сопротивление сильнее. Это приведет только к большей мясорубке. Вкидывать резервы надо туда, где есть движение (в нужном направлении, разумеется). Это приводит к более глубокому проникновению. А более глубокое проникновение ведет к общему прорыву обороны, или хотя бы к окружению всё еще сопротивляющихся опорников и удару по ним с неожиданного направления, а в результате и к падению этих локальных узлов обороны.
Вся суть скорейшего продвижения первых эшелонов заключается в том, что чем быстрее и глубже они проникают в оборону, тем, во-первых, меньше они отстают от огневого вала (а значит проще будет брать оборону «тепленькими», еще не очухавшуюся от артогня). Во-вторых, тем больше они сотрясают оборону, вносят в нее панику, разлад, разобщают её, нарушают линии связи, пути маневра, охватывают и отрезают узлы сопротивления. И в-третьих – чем дальше они движутся, тем ближе они к тактической цели – артиллерийским позициям. За этими позициями во многом будет падение обороны в целом.
И опять характерные черты штурмовиков - гранатные сумки в подмышках, карабин Маузера за спиной и куча гранат. Два бойца слева несут на поясе ножницы для резки проволоки
При этом здесь есть важная особенность – в ПМВ сравнительно легко брались пленные даже в процессе самого прорыва. Здесь у меня нет однозначного ответа на вопрос, почему это было не совсем так, как во Второй Мировой, где так много пленных в процессе прорывания обороны обычно не брали (а брали потом в окружениях), но рискну предположить. Во-первых, ближний бой, по моему мнению, намного более страшен, чем взаимная пальба из винтовок или даже перекидывание гранатами. А в ПМВ этого ближнего боя было как раз завались. Люди просто сражались постоянно именно за окопы, меся друг друга прикладами, ножами, штыками, булавами и моргенштернами. Практически каждый врыв пехоты на позиции – это значит ты сейчас будешь зубами грызться или тебе башку снесут палицей. Это, черт побери, страшно. По некоторым данным в ВМВ именно ближних боев было всё же меньше.
А во-вторых – в ПМВ активно использовалось химическое оружие. Напомню вам, что новая тактика прорыва подразумевала не только огневой вал, но и химический вал. Снаряды синего креста, начиненные дифенилхлорарсином (нестойким отравляющим веществом – быстро развеивающимся), которыми и вели химический обстрел прям перед наступающими штурмовиками (в 600 – 900 м перед ними), имели очень неприятный эффект – достаточно было вдохнуть один раз этого вещества в боевой концентрации, и через очень короткое время (15 минут) у человека начинался ужасающий кашель, чихание, рвота и боль, а иногда даже ступор, причем на часы. Такой человек не может оказать сопротивления и его легко взять в плен (или убить, размозжив голову траншейной булавой).
При этом мало того, что снаряды синего креста были осколочно-химическими, то есть взрывались почти как обычные, и их нельзя было быстро отличить от обычных и надеть противогаз сразу. Сразу, потому что если не сразу, и успеть вдохнуть разок этой дряни, то через 15 минут противогаз сам скинешь. В нем очень некомфортно блевать, он быстро заполняется. Но вторая беда в том, что это вещество распространяется в виде очень мелкого аэрозоля или дыма и в боевой концентрации способно проникать через полосу обтюрации противогаза, клапан выдоха и через некоторые фильтры. Я писал об этом в статье о химической войне, но считаю нелишним повторить. Поэтому сопротивление после такого обстрела могло быть значительно меньше, чем мы себе представляем.
Таким образом, новая тактика играла на важном взаимном дополнении новой тактики пехоты и новой тактики артиллерии. Резкое сокращение длительности артиллерийской подготовки давало возможность пехоте прорвать оборону до того, как противник подведет резервы. Но этого можно было достичь только если пехота будет продвигаться достаточно быстро. При этом ввиду того, что артиллерия переходила от уничтожения к подавлению, пехоте было нужно самой уметь решать проблему немного недобитой обороны. Решать, но не замедляться об неё. И пехота показала, что она способна совместить эти два компонента.
Этот взаимный танец артиллерии и пехоты привел к способности германской армии реально прорывать ту самую непробиваемую плотную оборону Западного фронта. Прорывать ее неоднократно и достаточно быстро для того, чтобы в построении армий Антанты образовывался разрыв. Разрыв, в который устремлялась наступающая немецкая пехота. Но об этом в следующей статье.
Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!
Римские императоры очень не любили городские бунты в столице, а потому одной из важнейших задач была минимизация поводов для них. Так для решения проблемы выступлений из-за плохого питания действовала система хлебных раздач. В общем виде она работала так: в Рим поступало зерно, взятое налогами в провинциях, там подрядчики пекари выпекали из него хлеб и реализовывали по льготным ценам.
Так как объёмы выпечки, качество и цены контролировало государство, то увеличить прибыль можно было лишь снизив издержки. И один ушлый коммерсант в конце 4 века н.э. решил радикально снизить затраты на рабочую силу - получать её стабильно и забесплатно.
Рядом с пекарней был выстроен бордель, второй этаж которого был соединён с первым этажом пекарни люком. Работники борделя выискивали иногородних посетителей, которых вряд ли будут искать, отводили на второй этаж, там то ли били по голове и спускали через люк в пекарню, то ли они сами падали в люк, а для острастки били уже внизу. Там бедняг заковывали в цепи и отводили в рабочую зону без окон и с охраной на входе, где заставляли печь хлеб. Сбежать новоявленному рабу после этого было невозможно.
Схема работала отлично, поставляя полностью бесплатных рабочих, пока в борделе не совершили чудовищную ошибку. Уж не знаю как тамошние работники не распознали в посетителе солдата, ведь у того на военном поясе висел кинжал, что не каждому разрешено было носить. Но его по привычке спустили в пекарню, а там... наш солдат опомнился, достал кинжал и начал крошить охрану.
Выбравшись из пекарни, он тут же отправился к командирам, а те довели дело до императора. Залет был серьёзный, так как само по себе такое обращение в рабство граждан дюже незаконная штука. Так идиоты ещё и попытались сделать это с солдатом, поклявшемся в верности, императору. А это уже попахивает госизменой. Поэтому ушлого коммерса и его бизнес ждала незавидная участь.
