С Эльдаром я знаком уже лет 15 как минимум. Его можно представить как ведущего аналитика Mobile Research Group, но большинство знает его как главреда Mobile-Review.
— Привет! Считаешь ли ты, что у некоторых зарубежных компаний поехала крыша со всеми этими санкциями, с демонстративными уходами из России?
Есть повестка, которой пытаются компании следовать. Большая часть компаний все-таки про бизнес, про зарабатывание денег. Для них эта ситуация неприятна во всех смыслах: они теряют деньги. Но есть компании, на которые давят и наши политики, и американские. Но, в первую очередь, все-таки американские политики
Сегодня Америка — это поздний Советский Союз, бюрократическая система: «Все единым фронтом должны идти, например, на север». Если кто-то не идет, тот подвергается остракизму, давлению. Ни о какой свободе выбора речь сегодня не идет. «Если ты не с нами, то ты наш враг». Допускаются девиации только на уровне штатов с точки зрения того, что ты можешь быть за демократов, можешь быть за республиканцев. Но ты должен обязательно следовать политике страны. Здесь бизнес используется, как политический инструмент. И для американских компаний работа в России — это крайне затруднительная вещь
Однако российский рынок — большой рынок. Крупнейший в Европе. Поэтому на российском рынке есть борьба между разными производителями.
И американцы, когда был принят пятый пакет санкций против России (с которым европейцы сами исключи свои компании из российского рынка официально), подсуетились и тут же дали разрешение для телеком-компаний, например, Cisco, работать в России. Они могут продавать оборудование.
Другое дело, что мы не хотим его покупать по ряду причин. И для нас это не решает проблематики дефицита комплектующих и инфраструктуры.
— Есть те, кто точно уходит, например IBM.
Во-первых, уход IBM — это очень смешная вещь. Буквально сейчас на сайте госзакупок размещен лот, что казначейство прямо сегодня закупает на 800 млн софт и оборудование IBM. На мой взгляд, это не называется «мы убегаем». Это называется «ребята, публично мы ушли, мы уволили людей, потому что бизнес здесь не очень идет, но мы готовы отгружать товар: у нас есть прокладки, наши дистрибьюторы, которые будут брать этот товар в Восточной Европе или где-то еще и поставлять вам».
Замен для IBM огромное количество. Но это все не очень комфортно с точки зрения замены. И это тоже дискуссионный вопрос. Когда мы говорим про оборудование Cisco, IBM, Microsoft, еще что-то, то оно привычно и понятно для тех, кто воспитан в западной морали IT-продуктов. Люди строили свою карьеру. Они проходили курсы Cisco, Академию Cisco или IBM, инновационный центр в Москве на Пресненской набережной. Люди получали сертификаты. Они не получали сертификаты: «Я системный администратор, который умеет работать со всем». Нет, их затачивали под конкретный продукт. И их ценность, что они умеют работать с конкретным продуктом. Что дальше происходит? Приходит такой человек работать в РЖД, не важно, на какой позиции, и говорит: «Самое лучшее, что есть на свете — это IBM, потому что я знаю IBM». Ему говорят: «Круто. Давайте купим IBM». А дальше у РЖД возникает проблема того, как слезть с мейнфреймов IBM, с их софта и получить замену. И, конечно, эта замена находит не просто внутреннее сопротивление, когда люди говорят: «То, что вы нам предлагаете, это полная гадость, невозможно работать».
— Intel официально не собирается поставлять нам серверных процессоров. И ты говоришь, что у них нету своей воли — однако по своей воле они отрубили нам сайт одними из первых в начале марта.
Ты привел очень хороший пример. Понятно, что в разных компаниях работают выходцы из разных стран. И это украинское лобби, безумное на сегодняшний день, существует в разных компаниях. И люди внутри компаний устраивают голосования: «Мы должны показать. Мы должны отрезать». И то, что отрезали сайт — это именно такое решение.
И о двуличности Intel, которая испытывает не самые благополучные времена достаточно давно. Их лихорадит. Они проигрывают конкуренцию ARM-решениям, потеряв тот же Apple, который переходит на ARM-решения с процессорами M1, M2 и т.д. Для Intel важен любой рынок сбыта. И я ответственно заявляю, что на сегодняшний день компания Intel создала, как минимум, три пути поставок процессоров в Россию, серверных процессоров. Процессоры поставляются. Поставляются в госучреждения, госкомпаниям для дата-центров. Не было поставок только в марте. Апрель, май — поставки идут. И ничего не изменилось. Изменилась только цена по понятным причинам. Поменялась логистика: она другая. Сервера идут. Проблем с этим нету вообще никаких. И, более того: «Сколько вам нужно — мы дадим все, что можем»…
Я не думаю, что Intel настолько глупа, чтобы вести какие-то переговоры на уровне официальных лиц. Но это выглядит следующим образом.
В третьей стране на российскую компанию выходит какой-нибудь местный Вася Пупкин, который говорит: «Вы знаете, совершенно случайно у меня оказалось 10 000 серверов, которые вы заказывали в феврале. Но сейчас они почему-то оказались у меня. Я по той же цене в своей стране плюс 2% готов их вам отдать».
«А как вы их завезете в Россию – вы сами уже сообразите. А еще, вы знаете, серверное ПО, балансировщик нагрузки, серверный софт случайно завалялся на этом FTP-сервере. Для того, чтобы им воспользоваться, надо ввести пароль «Вася Пупкин велик».
А кем это организовано? Что это, какие-то злые инопланетяне привезли, украли оборудование с заводов, разместили в третьей стороне и поставляют? Нет, это делает компания.
У нас сейчас ситуация такая, что мы находимся в самом-самом начале очень большого глобального кризиса, когда неожиданно окажется, что любой клиент с деньгами будет на вес золота.
Когда компании начнут сыпаться — а сыпаться они начнут не одновременно — борьба за этого клиента выйдет на новый уровень. И нужно будет продавать дорого, но продавать оборудование любой ценой.
Ситуация с попытками торгового бойкота России рассосется сама собой: «Деньги есть — пожалуйста, вот товар». Сегодня это нужно понимать. Дефицита предложения инфраструктурного оборудования нет. Нет дефицита потребительских товаров. Есть дефицит товара по разумной цене, которая была год-два назад.
Цены выросли очень сильно. И условный оператор в Европе — Vodafone, например — не готов сегодня покупать то оборудование, которое предлагается по той цене. Оно не вписывается в его бюджет никак. И закупки сокращаются. Вместо двух условных базовых станций он покупает одну. И как-то сеть пытается залатать. Но это до бесконечности не может происходить. Телеком начинает так же, как другие сферы, жить на голодном пайке, рушиться.
Про прекращение поставок
Люди, которые вне рынка, говорят: «Нас отрезали. Ничего нет. Это старые поставки». Но сейчас есть две схемы поставок. Для начала надо понимать две вещи. Первая: как европейцы отрезали нас, у той же Nokia дела стали идти не очень хорошо. Вторая: обход санкций – это же подсудное дело, это криминал.
В итоге что происходит: в соседних с Россией странах неожиданно начинает гореть оборудование компании Nokia. Оно сгорает на сети. Сгорает оно по тем спецификациям, которые предоставляют российские операторы. Оно отбраковывается и списывается. А дальше в эту страну поставляется новое оборудование на замену сгоревшего.
Начиная с апреля, оборудование стало гореть неимоверно. На порядки выросло количество сгоревшего оборудования.
Это раз. Далее — сегодня «оборудование» – это, в первую очередь, софт. Софт, понятно, можно отследить. Сложно купить железку без софта: ей невозможно пользоваться. Что происходит? А очень просто. Как в примере, который я приводил, когда человек говорит: «На моем FTP-сервере лежит софт. Можете им пользоваться. Он случайно там оказался».
Ровно также приведем в пример Ericsson — внутренние документы Ericsson по сервисному обслуживанию, по софту, программные пакеты неожиданно оказываются на публичном сервере. И это не какой-то шпион залез в Ericsson, выложил гигабайты информации на публичный сервер, еще с операторами поделился ссылкой: «Смотрите, что я нашел». И неожиданно оказывается, что поддержку можно осуществлять без партнеров Ericsson, силами своих инженеров, потому что вся эта поддержка выложена. Все рассказано, как делать.
Что получается: формально санкции есть, все их соблюдают. И все говорят: «Мы не работаем. Контрактов нет. Ничего нет. Но мы работаем с другими странами».
Бедная несчастная Армения (в хорошем смысле) сейчас купается в золоте почему? Потому что неожиданно телеком-сектор Армении переживает бурный взлет. Стройка идет по всей стране. Я смеялся на эту тему, что если так пойдет дальше, то в Армении одна базовая станция будет стоять на один квадратный километр. Будет страна с тотальным покрытием связи везде. На дне Севана…
— «Сгорят».
Они и «горят». Климат не тот. Это смешно, это забавно, но факт заключается в том, что эти «проблемы не поставок» очень сильно преувеличены.
— А что с Китаем и санкциями?
С Китаем, если говорить конкретно про китайских вендоров, очень тонкая история.
Почему-то наши люди требуют, чтобы Китай признался в вечной любви России, чтобы публично сказали: «Мы будем вас поддерживать единым фронтом против американских санкций».
Меня это всегда ставит в тупик по одной простой причине. Китай, даже когда нападали на китайские компании ZTE, Huawei — да, возмущение было, государство помогало, но государство не шло на открытый конфликт с Америкой. Они не считали это выгодным для себя. Тем более, они не будут идти на этот конфликт из-за России, как страны. Да, партнеры. Да, поддерживают. Но эта поддержка выливается ровно в те же формы поставки оборудования, которые есть.
То есть через третьи страны тот же Huawei можно покупать. Проблемы в этом нет. Вдобавок у них есть программа «America Free», то есть это оборудование инфраструктурное, где нет американских технологий вообще. Внешне оно отличается тем, что на корпусах красная полоска.
И началось это после того, как Америка пыталась разрушить Huawei санкциями. И компания научилась жить под санкциями. Сейчас они реально рассматривают возможность напрямую поставлять такое оборудование. Нарушения санкций здесь не будет. Там нет американских технологий. Все, что с американскими технологиями — пожалуйста, на территории третьей стороны вы можете покупать, точно также на каких-то публичных серверах находить софт, поддержку и прочие вещи. Никакой ответственности за это компания нести не будет, потому что «мы-то тут при чем?». У всех такая же история, условно.
И это тот выход, который всех устраивает. Мы получаем оборудование, которое нам нужно, и софт. Компании получают продажи. Америка получает публичное соблюдение санкций, и Европа тоже. И все довольны. Сейчас ситуация выглядит именно так.
— Бизнес спокойно делает свое дело, и лишь на консьюмерском уровне идет какой-то хайп и баталии, особенно в информационной среде.
Да. Но я больше скажу, это же практика, овеянная годами. Например, американцы вводят санкции против российской нефти. Если открыть документ, где описываются санкции, там внизу есть ссылка, и по этой ссылке для американских компаний описано, как покупать российскую нефть через третьи страны, чтобы у американского правосудия к вам не было претензий.
То есть там дана схема. Очень подробная, с конкретными именами, как это делать. Это обход собственных санкций в том же документе.
Это звучит абсурдно. Но все понимают, что санкции должны быть, с одной стороны, а, с другой стороны, нефть-то нужна, дизель нужен, мазут нужен. Тяжелую нефть российскую заменить нечем. Венесуэла на пределе.
— Ты наверняка в курсе, что Байден, как только вступил в должность, сразу зарубил только что построенный нефтепровод из Канады, который должен был гнать в Техас тяжелую нефть на замену российской. Это местные разборки?
Там есть внутриполитические моменты. Сегодня Америка под огромным финансовым давлением. Финансовое давление связано с тем, что система была уже разбалансирована. Если говорить про монетарную политику, в пандемию напечатали еще больше долларов, чем обычно. Деньги стали стоить значительно меньше. Они появились у тех людей, у которых никогда их не было.
На 5-ой Авеню в конце 2021 года я ходил по бутикам и видел огромные толпы бедных людей с пачками денег, которые покупали себе Prada, Louis Vuitton, еще что-то. Это не целевой покупать. Неожиданно на них свалились деньги. Цены и инфляция уже на тот момент были запредельно высокими.
В Лос-Анджелесе рядом с домом, где я живу, палатка — я там часто бывал: в год я там месяц-два проживал — и там хорошие бургеры, хорошие хот-доги. Обычная такая палатка на колесах, которая стоит на улице в даунтауне. Пять лет назад цены на хот-дог начинались с 10-12 долларов в зависимости от начинки. Это было уже достаточно дорого по сравнению с тем, как в 1990-е это стоило 4-5 долларов. Сейчас этот хот-дог стал золотым: в октябре он стоил 20-25 долларов.
— Почему так дорого?
Потому что цены изменились. И есть спрос, что самое главное. Люди резко расслоились. Есть очень бедные люди, которые стали еще беднее. Таких много. А есть люди, на которых за счет поддержки ковидной просто свалились деньги, которые они не считают. Новые американцы. И все выросло в ценах.
— Но можно же где-то найти хот-дог за два доллара?
За два — нет. Нет больше хот-догов за два доллара.
— А в McDonald’s гамбургер сколько стоит, в районе пяти?
Я думаю, что 5-6 долларов. Цены там изменились не так сильно, как везде. Но если говорить про обычные места — взять Starbucks, который американцы считают достаточно дорогим, и это правда достаточно дорого за кофе и прочее — какие-нибудь панини за 4,5-5 долларов. Раньше они стоили 2,95-3,50. Цены изменились очень сильно. И это видно по супермаркетам и по заправке. Раньше я заправлял бак долларов на 30. В начале октября заправка стоила уже 40-45 (два с чем-то за галлон). В начале ноября, когда я уезжал, последняя заправка обошлась в 80 долларов. А это еще не было по пять долларов за галлон, это было в районе четырех.
Стоимость топлива разгоняет все остальное. И цены очень высокие. В конце 2021 года это было забавно, но сейчас я считаю США поздне-советским бюрократическим (также, как Европу) советским союзом, где ты включаешь телевизор, слушаешь что тебе говорят и сразу понимаешь, что ситуация ровно обратная.
На тот момент там говорили в СМИ — «мы не допустим инфляции», но цены уже выросли, цены задолбали всех местных жителей. А буквально проходит месяц — в начале ноября риторика такая: «Да, инфляция есть все-таки. Трудно с этим спорить. Есть определенные проблемы. В этом виноваты те, те и те индустрии. Но мы не допустим гиперинфляции. Гиперинфляции точно не будет». А дальше наступает 2022 год, и в марте Байден говорит: «Это путинский налог. Это Путин все сделал. Путин поднял цены на нефть, на наше топливо, на цены в наших магазинах».
Это звучит смешно, потому что это демонизация конкретного человека. Но, как пиар-ход, это достаточно интересно. Если раньше виноватыми назначали какие-то конкретные индустрии американские, которые, конечно, обижались и отвечали: «Это не мы виноваты, ребята. Это вы, политики, облажались. Причем облажались по полной программе», то сейчас назначают Путина. Причем такая ситуация как в Америке, так и в Европе.
Про поведение Китая
Интересно, что делает на этом фоне Китай. Китай, с точки зрения политики, очень взвешенно себя ведет.
Они в ручном режиме — кто-то говорит «разоряют», я про это говорю, что «приземляют» — вымывают фондовую стоимость своих крупнейших компаний.
Действуют разными методами, чтобы когда фондовый пузырь на рынке лопнет, они не обвалились так сильно, как европейские и американские компании. Доходит при этом до банкротств. Evergrande, застройщик огромный. Alibaba Group. То же самое. Обесценивают. Законы, направленные против IT-гигантов китайских, жесткие и обесценивают их. Потому что урезают перспективы. Это говорит об одном: они готовятся к финансовому кризису.
Америка ведет себя ровно наоборот. Как в последний путь, фондовый рынок, наоборот, раздувается, капитализация компаний. Потому что это единственная возможность в моменте покрыть эту инфляцию для каких-то людей. Но эти люди за счет других разгоняют эту инфляцию еще больше. Это видно хорошо по акциям Apple. Акции Apple, оторванные от реальности — это уже финансовый инструмент, пирамида своего рода. Но они достигли триллиона в капитализации.
— Как ты видишь развитие этого кризиса?
У нас полностью меняются международные отношения. Есть так называемый супер-сырьевой цикл, когда сырье, которое стоило вроде как недорого и было базовым, например еда, металлы: медь, алюминий — неожиданно становится дорогим. И за этим следует рост стоимости всех товаров. Мы уже в этом супер-цикле.
— Что будет в Европе?
Это, в некотором смысле, голод, в первую очередь. Не во всех странах. И выбор людей будет, если вдаваться в крайность, поесть или заплатить за отопление.
Простой пример – Рига. Там счета за отопление меньше, чем в соседних двух странах: в Эстонии и Литве. Если смотреть латвийское телевидение, латвийских чиновников слушать, то в этом сентябре стоимость отопления однокомнатной квартиры — не зимой — будет в диапазоне 150-200 евро. Еще несколько лет назад это было 30-40 евро.
— Это же не фатально.
Для них это фатально. Если брать ЖКХ весь — это же не только отопление, это электричество, вода — то там счет за однокомнатную квартиру будет 200-300 евро. И это катастрофа, потому что средние зарплаты достаточно маленькие, население достаточно пожилое: они уже не могут изменить свою жизнь, уехать. Миграция усилится. Это вымирающие страны с точки зрения демографии, с точки зрения экономики, живущие на дотациях Евросоюза, в том или ином виде. Но это только один пример.
— Мне кажется, жесткого кризиса не будет. Все будет мягко приземляться.
Мягко не получится. Потому что сейчас есть обнищание больших слоев населения в Европе. Есть миграционный кризис, который будет усиливаться. А это 6,5 миллионов беженцев с Украины, которые создают дичайшую нагрузку на социальную систему Европы сейчас уже. Никуда не делись африканцы. Про них просто меньше говорят, но они как плыли, так и плывут. В Африке уже через месяц начнутся первые проблемы с продуктами — причем в Африке в самом широком смысле этого слова — что еще больше усилит поток мигрантов в Европу: он будет огромным. Европу захлестнет волна миграции. Откинуть их невозможно. Кто-то все равно будет прорываться.
Все это будет означать большую нагрузку на экономику, большую нагрузку на те самые продукты питания, которые будут кончаться в том или ином виде. Это не весь спектр продуктов, но полки опустеют. Стоимость топлива и отопления, и газа, и бензина уже растет. Бензин в Европе в среднем сейчас стоит около двух евро за литр. А это приводит автоматически к росту цен на все: продукты питания в первую очередь. И денег на то, чтобы исправить это, у Европы нет сейчас.
Есть еще один момент, который многие не до конца осознают. Европа, отдавая и поддерживая Украину военной техникой, должна произвести эту военную технику. У них нет достаточного числа заводов. У них нет достаточного числа ресурсов. И выбор идет между чем? Либо мы тратим деньги на еду, либо мы тратим деньги на производство военной техники.
И тут есть очень тонкий момент: сегодня не хватает удобрений для производства еды, поставщиком которых являлись Украина и Россия. Для производства удобрений нужен дешевый газ. Аммиачные удобрения и аммиак вообще — это производные для большинства боеприпасов. Сегодня, тратя боеприпасы, их надо восполнять. Это национальная безопасность. Вместо того, чтобы производить удобрения, производят снаряды. К чему это приводит? К более полномасштабному кризису 2023-2024 годов, когда физически, чтобы засеять поля, нужны будут удобрения, которые будет взять, кроме как в России, негде.
И это говорит о том, что как раз таки в 2024-2025 годах этот конфликт и санкции будут переосмысляться. Потому что для Европы это очень тяжелое время будет.
Электроника – это частный случай общего рынка. Когда такой кризис, все программы инвестиций будут замораживаться. Банковская система будет под огромной нагрузкой. Денег у людей будем меньше. Следовательно, меньше инвестиций в обслуживание инфраструктуры IT и т.д. Если раньше тебе создавали удобство: банкомат в шаговой доступности, – то теперь будет банкомат в двух-трех остановках общественного транспорта от тебя, куда ты сможешь доехать.
— Что сейчас происходит с финансовыми потоками? Например, у меня есть друг, который занимается поставками из Китая в Россию всякой электроники, чипы везут. «Альфа-Банк» в марте должен был провести китайцам платеж. Китайцы платеж не получили. Выяснилось, что платеж застрял в каком-то американском банке-посреднике. По сути, их просто кинули на внушительную сумму.
С платежами проблема очень простая. Мы живем в новых условиях. Действительно очень много барьеров, факторов. Рынок переформатируется полностью. Мы строили цивилизованный рынок, где есть дистрибьюторы, где есть производители, есть взаимоотношения между компаниями в правовом поле. Сейчас этот рынок рушится целиком. И у нас нет преимущества условного дистрибьютора перед маленькой компанией. У них сейчас одни и те же вопросы стоят: где взять товар. Товар взять в огромных количествах невозможно. Дистрибьютор, который завозил 10 000 смартфонов еженедельно, «Айфонов», сейчас привозит 100 штук из Дубая, потому что он нашел 100 штук. И ему на каждую эту сделку надо найти контрагента в Дубае, надо понять, как заслать деньги, как управиться с логистикой. Для маленькой компании все то же самое. И размер теперь не имеет значения. Из этого вывод: крупные дистрибьюторы будут уменьшаться в размерах. Потому что им придется подстраиваться под это и искать везде, где можно урвать.
Можно взять для примера бизнес Elko в России. Исторически они занимались жесткими дисками. Огромный объем поставок. Низкая маржинальность. Но низкая маржинальность на этом объеме поставок в абсолютных числах приводила к очень хорошему доходу. Сейчас такой вид бизнеса невозможен. Это не значит, что у Elko какие-то проблемы и они закрываются. Нет. Они просто переформатируются так же, как другие. Бизнес на обороте сегодня невозможен. Возможен бизнес по доставке. Ты быстро урвал товар, который нужен рынку. Ты понимаешь, какой товар нужен. Быстро его продал, обернулся и снова нашел товар. Это бег в колесе. Полностью изменились условия.
— Все будет дорожать?
Да.
— Когда все устаканится и устаканится ли вообще? Тенденция последних лет такова, что против нас вводят очередные санкции, мы только успеваем чуть-чуть где-то адаптироваться, а нам новые палки в колеса.
Параллельный импорт устаканится. Фактически первые опытные партии по параллельному импорту пошли с середины мая. Это небольшие партии на пробу: 50 смартфонов, что-то такое. Почему так вяло? У нас на уровне государства, несмотря на все заявления, для параллельного импорта не все было сделано. Таможня требовала старый пакет документов, где должен быть, условно, сертификат от производителя на новый товар. Естественно, производитель не будет давать этот сертификат или сертифицировать в большинстве случаев: ему это просто не нужно, это будет показывать, что он пытается в Россию что-то продать. Сейчас решили эти вопросы. За полгода параллельный импорт устаканится. Он станет более-менее привычным для всех. А самое главное, что сейчас на рынке нет тяги (достаточного спроса) с точки зрения конечного потребителя, если мы говорим про массовый рынок и потребительские товары. В марте был ценовой шок: рынок упал фактически в половину в зависимости от категории. В половину в штучном выражении, в деньгах — меньше, за счет роста цен. И сейчас он постепенно оживает.
И здесь мы видим очень интересную тенденцию. У нас в России до этого кризиса количество магазинов электроники превышало необходимое, как минимум, в два. Сейчас магазины закрываются. И это хорошая тенденция, поскольку оставшиеся магазины смогут зарабатывать деньги за счет перераспределения потока людей. Для какого-то отдельного бизнеса, наверное, это плохо. Но для экономики отрасли это, скорее, огромный плюс, потому что уходят шальные деньги, когда любой ценой надо держать магазины и не зарабатывать и, главное, не давать зарабатывать всем остальным. Вот это уходит.
— Какой-то позитив во всей этой истории для нас есть, санкционной и кризисной?
Нас в кризис ввергли чуть раньше — это хорошо, мы перестраиваемся. Я вообще оптимист, но не безудержный. Я считаю, что в России сложная ситуация с точки зрения покупательной способности, наличия работы у людей, той работы, которая им нравится. Мы будет в том или ином виде сползать, падать до середины следующего лета, то есть лета 2023 года. Дальше в августе-сентябре мы начнем постепенно отрастать. Мы получим новые структуры того, как мы живем, и понимание того, как мы живем, что мы делаем, куда идем. Это будет очень важно.
У нас впервые за многие годы появились шансы обустроить жизнь так, как мы хотим в своей стране. У нас нет блок-факторов в виде компаний, которые исторически сели на какие-то потоки, занимали место, не пускали конкурентов. Есть ориентирование государства на помощь в развитии тех или иных отраслей, в том числе IT в России. Что-то у нас получится сделать, что-то — нет. К этому надо спокойно относиться. В софте огромные подвижки сегодня. Эти все истории про беженцев от IT, которые убегают массово куда-то на Запад — это преувеличение.
— У меня некоторые знакомые уехали. На самом деле картина так себе.
Есть хорошие специалисты, которые будут востребованы в любой точке мира. Они были востребованы до того. Они могут быть востребованы сейчас. И у них есть предложения о работе. Они уехали — и у них все хорошо. И дай Бог, чтобы у них все было хорошо.
Есть люди, которые эмоционально отреагировали: «Все, кровавый режим, не могу…». Кто-то испугался мобилизации, кто-то — еще чего-то. И люди побежали. У всех разные обстоятельства, но большинство людей все-таки не может жить в другой стране год, два, три, не работая. Нужна работа. А работы нету. Более того, кризис уже такой, что в Америке в 2022 году стартапы, крупные IT-компании: Microsoft, NVIDIA — заморозили найм новых сотрудников в большинстве своем и сокращают старых. Огромное количество неплохих айтишников, живущих уже там, которым не надо релоцироваться, без работы. И в этом плане российские айтишники там не пришей кобыле хвост.
У нас с IT будет все хорошо. Но два-три года у нас пересменка.
— Есть такая шутка, мол «в детстве я гадал, почему взрослые не могут друг с другом договориться, а когда я вырос, то понял, что взрослых на самом деле не существует». В моем личном понимании мир в последние годы схлопывается — из категории глобального земного шара до уровня какого-то школьного двора. У тебя нет такого ощущения, что люди, политики, так и не научились вести себя по-взрослому – вот эти все обиды, санкции, категоричность?
В нашем детстве — в моем точно — люди были более разумными: отвечали за свои слова, поступки, действия. Сегодня та модель поведения, которая навязывается извне, абсолютно абсурдна. Если посмотреть на то, как вел себя предыдущий президент Соединенных Штатов, Дональд Трамп — он же был идеальным отображением текущей повестки. Человек в одном предложении пытался удовлетворить потребности всего своего электората одновременно: «Да, но нет. Нет, но да». Каждый из этой фразы выхватывал то, что ему нравится. Но, по сути, эта фраза противоречила сама себе: «Я буду это делать, но я не буду этого делать. Это так, но это не так». Это наш мир сегодня. Во многом, благодаря социальным сетям и IT-технологиям. Каждый формирует положительную обратную связь и видит в мире то, что он хочет увидеть. Но, к радости или к сожалению, этот modus vivendi начинает разрушаться. Кризис убирает некую дольче-вита: туризм, возможность пить, сидя в Москве, воду с Фиджи, в Питере — сходить в «смузишную» и поесть экзотических фруктов и прочего — это уходит в прошлое. И не только в России — это везде так происходит.
Глобализация приказала долго жить. Мы снова становимся относительно локальными рынками. Это нормально. Это следующая итерация. Мы снова вернемся к глобализации на следующем витке. Но сейчас вот такой кризис. И усталость от абсурдности политиков, людей, которые эмоционально заявляют, нарастает.
Раньше как? Человек покупал эмоционально: «Куплю iPhone, потому что это iPhone: круто и прочее». Сейчас человек начинает считать деньги: «А что мне даст iPhone за эти деньги? А какие плюсы? Какие минусы?». С ноутбуками та же самая история. Поэтому все по-другому будет. Больше рациональности появится, что дает надежду, что мы все-таки на какое-то время выстроим наш мир по другим канонам: эмоции уйдут, будет больше разумности.
— Как мне кажется, китайцы и мы достаточно прагматичны. Запад стал эмоциональным.
Он стал истеричным. Потому что это истерика по любому поводу. Я всегда говорил, что подчиненные — это карикатурная копия своего начальника. Если переложить это высказывание на Европу сейчас и на украинских беженцев — они не все такие, важно оговориться — те ролики и видео, которые нам показывают, это нескончаемая истерика, когда людей обижает все, что только может обидеть. Они видят знаки там, где их нет. Они видят кафе в Шарлоттенбурге, которое называются «Россия». Они приходят и требуют немедленно снять эту вывеску, потому что такой вывески быть не может. Им говорят: «Я — украинка. Я — владелица этого кафе. Ему 10 лет. Я не собираюсь менять название. Я за дружбу между народами». И ее пытаются унизить и объяснить в истерике, что так нельзя. Почему нельзя? Потому что нельзя. Там нет доводов. Там есть только истерика. И это карикатура на то, что происходит в Европе. Хорошая карикатура.
P.S. полную видеоверсию этого интервью можно найти в моем канале на YouTube (если кому-то удобен видеоформат), а анонсы подобных постов я закидывают в телеграм.
