Глафира Сосипатровна Суслопарова, преподаватель родного языка и литературы, бойкая женщина пятидесяти с небольшим лет, сидела на веранде своего дома, который уютно расположился прямо на опушке Уичвудского леса, и пила чай с вишневым вареньем. Она аккуратно, изящно отставив мизинец, брала варенье серебряной ложечкой из хрустальной креманки, накладывала его на свежайший хрустящий багет, полчаса назад купленный в поселковом магазинчике, и покрытый потрясающе вкусным солнечно-желтым вологодским сливочным маслом. Сладко жмурясь, Глафира Сосипатровна надкусывала получившийся бутерброд, и замирала на некоторое мгновение, позволяя вкусовым сосочкам в полной мере ощутить всю гамму вкусов. После этого она прихлебывала ароматнейший чай с чабрецом из тонкостенной фарфоровой чашки с голубой каемочкой.
Заходящее солнце золотило верхушки деревьев, которые отзывались полной гаммой оттенков осенней листвы – от янтарно-жёлтого до багряно-красного. Редкие хвойные деревья добавляли в общее настроение некоторой суровой мрачности цвета хаки.
Глафира Сосипатровна любила такие вечера, начало учебного года, когда золотая осень уже полностью вступила в свои права, но на улице по-прежнему держались комфортные +20-22 и можно было сидеть вот так спокойно на веранде пить чай с вареньем и предаваться приятной ностальгии. Она называла такие вечера «время для осознанной грусти».
Сейчас на столе перед ней лежал старый альбом с бумажными фотографиями. Со страницы, на которой он был раскрыт, смотрел на Глафиру Сосипатровну красивый молодой офицер в ослепительно белом кителе с погонами корветтенкапитана. Несоответствие возраста и звания свидетельствовало о том, что фотография сделана в годы Большой Войны – времени стремительных офицерских карьер и таких же головокружительных падений. О том же свидетельствовал и внушительный набор орденских планок на груди молодого офицера. Фотография была подписана от руки «Amore per siempre», что на одном из старых языков, отмененных после окончания войны и создания Государства, означало «Любовь навсегда». Вместо подписи красовались всего две буквы: «К.К.»
Женщина глубоко вздохнула и нежно погладила фото.
Над столом возник голографический монитор домашнего ИИ, которого Глафира звала «Афанасий». На мониторе мерцали большие красные буквы:
- Нарушение периметра. Сектор 3. Homo sapiens, мужчина, возраст 40-45, рост 175, вес 64,5, не вооружен, при себе имеет металлический свисток и неопознанное механическое устройство, предположительно – древний механизм для измерения времени.
Глафира Сосипатровна еще раз глубоко вздохнула, наклонилась и выудила откуда-то из-под крышки стола старый добрый Remington 870. Дослав патрон, она спустилась с крыльца на лужайку перед домом и двинулась в направлении предполагаемого появления противника.
На левом запястье ожили смарт-часы, озвучив еще одно сообщение от Афанасия:
- Нарушитель опознан как Аарон Голобородько – преподаватель физкультуры Уичвудской школы-интерната для детей благородных семейств, объявлен в федеральный розыск по обвинению в нецелевом расходовании средств кассы взаимопомощи профсоюза работников образования. Уровень опасности – желтый.
Глафира перехватила дробовик поудобнее и вгляделась цепким внимательным взглядом в опушку леса.
Из кустов выдвинулась темная фигура. Человек был крайне изможден и явно не в себе. Синий спортивный костюм фирмы «Эй, дьюдас!» был сильно испачкан и порван в нескольких местах, волосы всклокочены и покрыты какой-то паутиной, кроссовок был всего один, при этом, судя по остаткам тины на когда-то белых шнурках, второй кроссовок был утоплен в каком-то из многочисленных лесных болот. Серебристый секундомер, висевший на шее физрука, был разбит и явно неработоспособен. Удивительно, что Аарон не потерял его в своих скитаниях. Увидев женщину, Голобородько упал на колени и смог прошептать всего одно слово: «Пииить…». Это усилие, похоже забрало последнюю жизненную энергию - он упал без чувств и перестал подавать признаки жизни.
- Аарон Борисович? Это кто ж вас так? -Глафира повесила ремингтон за плечо и нажала кнопу вызова на смарт-часах. – Афанасий! Аптечку, быстро!
Почти мгновенно из дома показался дрон-аптечка – нехитрое устройство, которое может доставить лекарства в любую точку приусадебного участка, а в топовых модификациях даже сделать, при необходимости, внутримышечную инъекцию.
Сноровисто совершив необходимые манипуляции для экстренной реанимации, остановив кровь, обработав раны и даже закрепив лангетку на сломанном запястье левой руки физрука, женщина, с необычайной силой и удивительной для ее возраста и комплекции ловкостью, взвалила бесчувственное тело на плечо и понесла в дом. По дороге она снова нажала кнопку вызова на часах:
- Желание. Семнадцать. Ржавый. Рассвет. Печь. Девять. Добросердечный. Возвращение на родину. Один. Товарный вагон. – кому предназначались эти загадочные слова и что они означали оставалось только гадать…
Комиссар четвертого отдела Хероюки Миямото четвертый раз пересмотрел видеозапись мини-банкета из колхоза «Ильитси тее». Неужели Оракул был прав? Эмиссар! Подумать только… Умники из отдела SETI с ума сойдут. Тридцать лет ищут хотя бы намек и тишина. А тут на тебе: живой мыслящий гриб собственной персоной. Общество гигантских растений… Тэнгри знает, что такое! Только сразу докладывать мы, конечно, не станем. Надо всё-таки всё перепроверить, фактов маловато. Надо бы для начала направить кого-нибудь посмотреть поближе. Какое-нибудь неприметное суденышко, которое в случае чего не жалко потерять. Мусоровоз, например. Как там? Гамма Лебедя?
Миямото сделал пометку в бумажном блокноте. Такие идеи он электронным носителям не доверял категорически. Даже в своем собственном кабинете.
Во всем остальном, поход к Оракулу удачным назвать было нельзя. Ничего стоящего по остальным вопросам разузнать не удалось. Миямото поморщился. Его все ещё немного мутило при воспоминаниях о том, что произошло в храме. Гипнотизирующее мерцание свечей. Душный аромат ладана. Подавляющее волю непрерывное низкое гудение храмовых труб - госиворов. Сам оракул – не то мужчина, не то женщина, не то молодой, не то старый, доставал прямо из воздуха вполне материальные предметы, которые вполне можно было бы использовать как улики, если бы они не растворялись тут же, в полупрозрачной желтоватой дымке, окутывающей все помещение. И стихи. Чертовы стихи, сводящие с ума.
Миямото шумно выдохнул и залпом осушил рюмку сакэ, заботливо подогретого его личным адъютантом подпоручиком Кудасовым…
