У нас даже хоккейная история имеет непредсказуемое прошлое.
Основатель Sports.ru Станислав Гридасов выпустил огромную книгу про хоккей. Один из пунктов – раздутая фигура Анатолия Тарасова. Никита Петухов уточнил у него, что не так с местом Тарасова в истории.
– У меня есть для начала красивый вопрос. Мы живем в парадигме: Тарасов, «Красная машина», великий советский хоккей. Что в ней не так?
– Вы знаете, все эти понятия появились в разные десятилетия. И совершенно по-разному оценивались современниками. «Красная машина» – достаточно позднее изобретение; естественно, не наше. В советской прессе не было и традиции придумывать какие-то обозначения тройкам – как, например, КЛМ. Один из североамериканских журналистов взял кальку: «Big Red Machine» называли команду «Cincinnati Reds», которая доминировала в американском бейсболе с 1970 года. Первое же упоминание о сборной СССР, насколько я смог выяснить, в таком контексте случилось в 1971-м.
В СССР такие прозвища не приживались. А сейчас это бренд, подхваченный новым руководством ФХР, который, на мой взгляд, к исходному понятию «Красной машины» не имеет никакого отношения.
Это название больше подходило периоду, когда сборная СССР десять сезонов подряд, с 1963-го по Олимпиаду-1972, под руководством Чернышева и Тарасова не проиграла ни одного крупного международного турнира.
– «Не проиграла» – имеется в виду ни одного второго места.
– Да, мы выиграли все чемпионаты мира и все Олимпиады. Мы выиграли все крупные международные турниры. Мы выиграли практически все североамериканские серии (в 1963-1972 годах сборные СССР и Москвы провели несколько турне по Канаде и США, играя против любительских и молодежных команд. И в основном действительно побеждали – Sports.ru). Конечно, это производило впечатление конвейерности, машинности, производства побед. Советский хоккей появился в 1946 году, пережил какое-то количество смен поколений и сейчас его не существует. Несмотря на то, что многие тренеры, которые сейчас на виду, родом из советского хоккея, то, во что играют их команды, классическим советским хоккеем назвать уже невозможно.
– Тарасов – это главный человек в истории нашего хоккея?
– Тарасов прожил настолько долгую жизнь, что это очень большой вопрос. Давайте попробуем разбить его на части. Недавно вышла книга Кита Гейва «Русская пятерка». Там есть такая фраза: «Иосиф Сталин вызвал Тарасова и приказал ему создать советский хоккей». Большинство обывателей к ней относится с полным доверием. Но это полный бред. Решение о том, что в Советском союзе будет развиваться канадский хоккей – тогда его называли «шинни», в противовес русскому хоккею «бенди» – [принималось иначе].
1945 год. Давайте просто представим, кто такой Анатолий Тарасов в то время. Только закончилась война. Хоккей с мячом только вернулся, начали разыгрывать кубки СССР. Ему даже 27 лет еще нет. Один из не самых талантливых игроков, вообще не самый известный: до войны у него не было большой карьеры, по возрасту просто не успел. И вот представить, что Сталин вызывает 27-летнего, не самого ведущего игрока одной из команд по хоккею с мячом и приказывает ему создать советский хоккей – это просто абсурд. Тарасов не был на тот момент фигурой, с которой мог бы разговаривать секретарь ВКП(б). Это исключено.
Я не хотел бы, чтобы мои разыскания и будущая книга, которая будет как раз о том, кем и как на самом деле создавался советский хоккей, воспринимались, как нечто целенаправленно антитарасовское. Это неправда. И я не хочу, чтобы это выглядело антитарасовским гимном. Задача – вернуть другие фамилии, которые оказались забыты.
– Как было на самом деле?
– Тарасов в момент зарождения советского хоккея не был основной фигурой. С точки зрения организационного запуска машины ключевыми были два других человека.
Это Сергей Савин, который возглавлял секцию футбола и которому, я по-современному говорю, министр спорта Романов сказал: «Разберись». Именно Савин ездил на Олимпиаду 1948-го в швейцарский Санкт-Мориц, чтобы вживую посмотреть как выглядит хоккейный турнир. Он привез подробный отчет о том, что хоккей – один из самых востребованных и престижных видов для зрительской аудитории. Именно Савин в Санкт-Морице договорился о товарищеских матчах с пражской командой LTC, по сути – сборной Чехословакии.
Когда в 1946-м готовился первый чемпионат СССР – куда ему было ехать чтобы понять канадский хоккей? Конечно, в Прибалтику. Сборная Латвии тогда была участником Олимпиады, чемпионатов мира (до вступления в СССР независимая Латвия выставляла хоккейную сборную на ОИ-1936 и четыре чемпионата мира – Sports.ru). Там был Эдгар Клавс, очень авторитетный довоенный хоккеист. Он выдал Савину настоящую клюшку, шайбу, наскоро перевел правила игры в канадский хоккей. Очень многие судьи в чемпионате СССР были из Литвы, Латвии и Эстонии, где хоккей знали еще до войны. В 1948 году к нам приехал LTC, сильнейшая команда Европы. Есть документы, где именно Савин указан как человек, который обязан подготовить сбор, изучить состав соперника, обеспечить пребывание, составить аналитические отчеты. Тарасов в этот момент один из пяти-шести играющих тренеров. Савин – чиновник и одновременно судья, авторитетнейший человек еще с довоенных лет.
Второй – Павел Коротков. Это довоенная легенда футбола и хоккея с мячом. Он был первым тренером команды ЦДКА по хоккею и возглавил секцию канадского хоккея во всесоюзном спорткомитете. Коротков – это тоже фигура, в 1948-м абсолютно несопоставимая с Тарасовым. Заслуженный мастер спорта, человек, за плечами которого большие победы в футболе, хоккее с мячом. Человек с огромными связями в советском спортивном мире. Его родной младший брат, Александр Коротков, один из самых засекреченных и самых эффективных агентов нашей разведки. Во время войны он занимался ликвидацией противников советской власти. А после войны фактически был неформальным куратором создания ГДР.
На фото Павел Коротков.
Когда читаешь публикации о матчах с LTC и смотришь документы тех лет, там нет никакой особенной роли Тарасова. Кроме того, что тройка Бабич-Тарасов-Бобров выделяется на поле, никаких других упоминаний нет ни в советской, ни в чешской, ни в какой другой прессе. В начале 60-х у Тарасова было шаткое положение. В качестве главного тренера он проиграл три турнира. Из ЦСКА был уволен после бунта хоккеистов. Уволен из сборной. Выведен из тренерского совета. И когда его только-только вернули в сборную, вернули в ЦСКА, он вспоминал матчи с LTC очень скромно: «Мы, в составе тренерского совета, в который входили» – и перечень фамилий.
В конце 60-х «мы» превращается в «я». «Меня» вызвали, «я» настоял, «я» пошел в кабинет и доказал, что мы должны играть дальше с чехами, с «меня» попросили расписку, что мы чехам не проиграем. Период от «мы» до «я» – это период с начала шестидесятых до конца шестидесятых. Он прошел его за те самые десять лет, когда сборная СССР не проиграла ни одного крупного турнира.
– Почему из всех этих имен осталось только имя Тарасова?
– Он первым понял, как важно дружить и общаться с журналистами. Тарасов еще будучи игроком начал обозревать матчи других команд. В каждом обзоре была критика тренеров, состава и тактики других команд. Вот, например, «Спартак» – «Крылья Советов», отчет от 20 декабря 1947-го в «Советском спорте». «Спартак» выиграл 2:1. В «Спартаке», к слову, в тот момент играл его родной брат Юрий Тарасов. [Вот что он пишет] про «Спартак»: «Всякая система игры, построенная на индивидуальных принципах, в нашем спорте обречена на неудачу».
10 февраля «Спартак» обыгрывает московское «Динамо» – 7:4. Аркадий Чернышев, играющий тренер «Динамо», пробует новую тактику. Тарасов пишет: «Тактическая новинка – «три защитника, два нападающих» не только неудачна, но и в принципе порочна для высококлассной команды. Нападение «Динамо» плохо помогает защите». [Репортаж в журнале] «Огонек»: Тарасов чуть ли не первым пустил журналистов в раздевалку перед матчем. В репортаже описывают, как Тарасов по-доброму общается с игроками, дает мудрые тактические советы.
Примерно в конце шестидесятых и североамериканские журналисты поняли, что Чернышев как-то вообще не рвется [к славе], не пишет книги, не пишет статей, не стремится разговаривать с журналистами. А Тарасов – всегда открыт. Он, не зная ни одного языка, через переводчиков всегда готов дать интервью.
Он же первым начал писать книги для западного рынка. [Его издавали ] в Швеции, в Северной Америке, где уже не стесняясь на обложках писали: «Секреты, методики советского хоккея от его архитектора Анатолия Тарасова». Новаторство у него никто не отбирает. Но надо сказать, что в своих книгах он практически никогда не упоминал тех, с кем начинал – или упоминал уничижительно.
– В книге и текстах вы постоянно напоминаете – поздний Тарасов переписывал историю. Самый яркий пример.
– Давайте рассмотрим молодого Тарасова. В сезоне 1946-го он играющий тренер футбольной команды ВВС. Выигрывает первую лигу, выходит в вышку. Ему еще нет 29 лет. В июле 1947-го Василий Сталин возвращается из боевой бригады и получает назначение в московском округе ВВС. Он еще не стал главнокомандующим ВВС московского округа, но неформально весь спорт уже под ним. Назначение он получает в июле. В августе тарасовские ВВС играют четыре домашних матча подряд и заканчивают серию 1:5 от «Динамо» Тбилиси и 1:6 от сталинградского «Трактора». Тарасов моментально увольняется. Его версии [почему] с годами сильно трансформируются. В 40-е он говорит одно, в 50-е – другое. В 60-е, когда к нему приходят по-настоящему большие победы, перестает стесняться. А к 70-м, когда он уже просто отец и родоначальник советского хоккея, не стесняется вообще ничего. Тарасовская версия: «Я хотел играть молодыми футболистами, а Сталин требовал быстрого результата, и мы с ним не сошлись во мнениях».
Это характерная ошибка для любого человека, который читает про битву на Калке или конфликт Василия Сталина с Анатолием Тарасовым и применяет современные мерки ко времени, когда система отношений строилась совершенно иначе. То есть, если сейчас рассказать про конфликт босса, покровителя команды Василия Сталина и Анатолия Тарасова, для людей это прозвучит как «ну, Василий Сталин и великий Тарасов не сошлись во взглядах на развитие футбольной команды ВВС». Как если бы Евгений Гинер с Виктором Гончаренко не сошлись в понимании игрока – покупать этого или делать ставку на другого.
Но идет 1947 год. Сын генералиссимуса, входящий в пятерку самых влиятельных людей в стране и молодой тренер, мастер спорта. Причем статус тренера в то время не сопоставим со статусом тренера сейчас. Тренер тогда даже в публикациях практически никогда не указывался. Чаще указывался капитан команды. И представить, что 29-летний начинающий тренер спорит с сыном самого Сталина в 1947 году – это полный бред. Это невозможно.
На фото Василий Сталин.
– Кто, кроме Савина и Короткова, которых вы уже называли, главные герои той эпохи?
– Безусловно, Аркадий Чернышев. Владимир Егоров, создатель «Крыльев Советов», которые на тот момент номер 2-3 в советском хоккее. Человек, который был вторым тренером у Чернышева на победных ЧМ-54 и Олимпиаде-56. И когда Чернышева уволили в 1957-м после поражения на московском чемпионате мира, Тарасов, который стал главным тренером, в первую очередь позвал в помощники Егорова. Это о чем-то говорит.
Александр Игумнов, первый тренер «Спартака». Александр Новокрещенов, государственный тренер СССР по хоккею, человек, при котором «Спартак» выиграл первые золотые медали чемпионата СССР по хоккею в 1962-м.
Павел Савостьянов, основатель кафедры хоккея в ГЦОЛИФК, проработавший там с 1949 года до своей смерти в 1974-м. Кафедра сейчас носит имя Тарасова. Бобров, конечно. Потому что это был игрок такого уровня и влияния, что иногда перевешивал любые тренерские задумки.
Можно говорить о важном влиянии латышских хоккеистов – Эдгар Клавс, Арвид Петерсонс, который одновременно был и игроком, и преподавателем, по-нашему говоря, в рижском институте физкультуры. Это основной круг.
– Как раз про Владимира Егорова вы пишете, что его после проигранной в 1960-м Олимпиады Тарасов нагло слил.
– Важно понимать, каким было самое первое поколение игроков в хоккей с шайбой и насколько сильно они отличались от современных спортсменов. И дело тут не в зарплатах. Ведущие игроки тех лет позволяли себе не меньше. Есть задокументированные истории, когда человек с официальной зарплатой 1600 рублей в месяц за вечер в ресторане оставлял 4 тысячи. Так что разница не в этом.
Часть этих людей прошла войну, другие были детьми войны или послевоенными детьми, часто выросшие без отцов, в неблагополучных семьях, в неблагополучных районах. Большинство из них сильно пьющие. Это не секрет, есть масса историй на эту тему. В архивах КГБ есть запись, что Сологубов и Трегубов явились на поезд, который уезжал на ЧМ-1955 в Германию, жутко пьяными. Это два ведущих защитника СССР. Но кто такой Сологубов? Это фронтовик. По некоторым данным – прошедший штрафбат. У него было огнестрельное ранение, перебиты большие и малые берцовые кости. Человек пил столько, сколько нынешним и предыдущим поколениям даже не снилось.
На этих людей было сложно наорать, ими сложно было командовать. Не дай бог как-то обматерить. Я к чему это рассказываю. В конце 50-х «Крылья Советов» были одним из основных поставщиков игроков для сборной, не меньше чем ЦСКА. То же самое было на Олимпиаде-1960 в Скво-Вэлли, где мы заняли третье место. Оно стало третьим подряд поражением Тарасова как главного тренера сборной СССР после ЧМ-58 и ЧМ-59. Это повлекло за собой разбирательство сначала на тренерском совете. А весной была созвана тренерская конференция, которая должна была глобально обсудить проблемы советского хоккея.
К сожалению, в архиве материалов этой конференции я не нашел. Я слушал пересказ от человека, который на ней присутствовал. Там действительно прозвучало: «Эти бандиты из «Крыльев Советов», с ними справиться невозможно, они не соответствуют современному уровню хоккея, они неконтролируемы абсолютно», ну и так далее. Можно этому верить или нет, но по факту – после той конференции ни один игрок из «Крыльев Советов» этого поколения ни разу не был вызван в состав сборной СССР. Официального запрета, естественно, не было, это неформальное решение, на которое, безусловно, повлиял Тарасов.
– Другая крутая история про Тарасова – как он вытащил канадцев на товарищеский матч в Калинин, чтобы устроить драку.
– Это подтвержденная история. 1965 год, когда сборная СССР с любительскими командами Канады разбиралась почти без проблем. Это уже не 1957-й, когда мы впервые приехали в Канаду, впервые увидели матч НХЛ, впервые сыграли с любителями. Игра была действительно в Твери (с 20 ноября 1931 года до 17 июля 1990-го – город Калинин – Sports.ru). До сих пор документально неизвестно, это были дублеры сборной СССР или ЦСКА. Действительно Тарасов решил проучить канадцев, поскольку были разные правила в единоборствах и действительно канадцы играли грубо. Тарасов решил устроить канадцам демонстративный бой, где все было отрепетировано. По его команде началась драка, отметелили канадцев. Но, по легенде, Тарасов еще сказал: «Передай дальше по телеграфу, что задираться с нами нельзя».
– Важная часть вашего исследования – добивался ли Тарасов встречи с канадцами и его ли усилия привели к Суперсерии-72.
– Тут есть две линии. Линия первая. 1957-й – первый год, когда он официально работает главным тренером сборной СССР. Это первый выезд любой команды из Европы в Канаду. Существует легенда. Я рыл канадскую прессу 1957-го из Оттавы, из Монреаля, но документально найти эту фразу не смог. Эта фраза существует только у Тарасова – что Морис Ришар, легенда и главная звезда «Монреаль Канадиенс» и вообще НХЛ тех лет, смотрел по телевизору тот самый первый матч между сборной СССР и «Уитби Данлопс», который проходил в Торонто. Мы проиграли 2:7.
Вообще, это была уникальная для Канады история: товарищеский матч показывается в прямом эфире на всю страну. И отчет об этом матче в канадских газетах занимал места больше, чем отчеты о регулярных матчах НХЛ. Огромная статья в Sports illustrated, наверняка еще в куче журналов, которые я просто не видел. И якобы Морис Ришар, сидя дома у телевизора, кому-то в интервью сказал: «Что это за хоккей? Бессмысленная трата времени, в такой хоккей мой папа играл в 30-е годы». Возможно, Ришар что-то подобное сказал. Возможно, Тарасову эту фразу кто-то в Канаде пересказал. Вряд ли он ее придумал, очень вряд ли.
Внутренний диалог с Морисом Ришаром, если читать книги Тарасова 1960-х – это для него болезненная точка. Он во всех книгах спорит с ним. Доказывает ему на русском языке, что, Морис, ты не прав, Морис, я видел ваш канадский хоккей, ваш хоккей – индивидуальный. Идея советского коллективизма у Тарасова проявляется в самых первых заметках 1946 года. И проходит через всю его жизнь, через всю его концепцию. То есть советский коллективизм на площадке против канадского индивидуализма как самый передовой и самый перспективный метод развития хоккея.
Морис Ришар.
Линия вторая, и это явно мифологическая история, под которой нет никакого документального основания. 1964 год, заканчивается зимняя Олимпиада. И Никита Хрущев, тогда еще генсек, проводит прием для олимпийцев, на котором присутствует сборная СССР по хоккею. И там же Юрий Гагарин, который любил хоккей. И в классической мифологии это описывается так: Хрущев немного подвыпил, Тарасов с Чернышевым подходят к Гагарину, говорят, давай, пойдем к Хрущеву и уговорим его играть с профессионалами. Мы уже в Европе всех победили, мы готовы выходить на канадцев.
Кроме слов Тарасова, который по-разному в своих книгах это пересказывает, нет ни одного подтверждения. Я звонил автору гагаринской ЖЗЛ, звонил сыну Чернышева. Пытался с разных сторон проверить, насколько это правдиво – эта встреча, эта просьба.
Давайте по-хоккейному проанализируем ситуацию. Мы проигрываем ЧМ-57, ЧМ-58, ЧМ-59, ЧМ-60, ЧМ-61. Пять турниров подряд. ЧМ-62 пропускаем по политическим соображениям. ЧМ-63 выигрываем по лучшему соотношению шайб. Ни о какой гегемонии в Европе к 1964 году речи быть не может. У нас только произошла смена поколений. Только-только научились выигрывать у так называемых любителей. А вот на ЧМ-67 в Вене обыграли всех с общей разницей шайб 58-9 – в том числе Канаду, в составе которой защитник-ветеран Карл Брюэр, трехкратный обладатель Кубка Стэнли. После этого и начинают развиваться эти воспоминания о том, что мы «давно готовы были играть с профессионалами».
У нас считалось, что канадцы с высокой колокольни плюют на поражения где-то там на левых турнирах. [Это не так]. Уже в 1954 году, когда мы победили 7:2 команду из второй лиги провинции Онтарио, Конн Смайт прислал фактически официальный вызов, что он готов выставить клуб НХЛ «Торонто Мэйпл Лифс» против любой нашей команды: «Я готов играть сколько угодно, против любой команды, чтобы доказать, что все это случайная оплошность, сильнейший канадский хоккей – здесь».
При этом канадцы были жутко возмущены, что наши хоккеисты получили 1250 долларов за победу на ЧМ, когда командный бонус за Кубок Стэнли был 1000 долларов на всех. Поражение на Олимпиаде-56 – это еще более болезненный удар. Есть бумага от «Пентиктон Виз» – это ребята, которые нас победили в 1955-м на ЧМ, – они очень обиделись, что мы стали олимпийскими чемпионами и написали письмо. Вызовы приходили регулярно.
В книгах Тарасова постоянно звучит рефрен «канадцы не хотели с нами играть». Фигня. Они очень нервно относились к любому поражению, особенно на Олимпиадах.
Во-вторых, их так называемые любительские команды. Давайте посмотрим: всего шесть команд в НХЛ. Они в то время играли в пять защитников, три тройки нападающих, два вратаря. Еще нет европейцев. 120-140 отборных хоккеистов среди всех выпускников, всех канадских школ на всю Северную Америку. Это элита из элит. Человек, который не попал в НХЛ, а играет в любительской команде – он по своему уровню ничуть не ниже выпускников наших спортшкол.
Когда наши в 1957-м приехали играть с любительскими командами, они офигели от уровня организации. Да, действительно, люди совмещали работу с хоккеем. Но уровень тренировочного процесса был не ниже, чем у сборной СССР. Тарасов и Чернышев, как люди опытные и неглупые, это прекрасно понимали.
В 1969-м канадцы окончательно осознали, что финты с переделыванием части профессионалов под любителей уже не проходят, сборная СССР все равно бьет всех. ЧМ-70 должен пройти в Канаде. И проиграть канадцы никак не хотят. Тогда они ставят требование перед ИИХФ, чтобы на ЧМ в Канаде было допущено определенное количество игроков с профессиональным статусом. Этот вопрос выносится на коллегиальное решение международной федерации хоккея, на которую едет представитель Советского Союза Андрей Старовойтов. У него был переводчик, всем известный и здравствующий до сих пор журналист Всеволод Кукушкин, который лично присутствовал при этих заседаниях.
Старовойтов же не мог ехать с личным мнением. Он ехал с консолидированным мнением, которое согласовывалось и с тренерами сборной СССР, и с партией, и с тренерским советом, и с министерством спорта. По словам Кукушкина, Тарасов сказал, что профессиональных канадцев ни в коем случае пускать нельзя и Советский Союз должен голосовать против. Это косвенное свидетельство. Старовойтов не любил Тарасова. Министр спорта Павлов не любил Тарасова. Предположим, что это оговор.
Но в 1969 году начинаются переговоры о проведении суперсерии-1972, которые ведут уже неофициально профсоюзы НХЛ. Заход был сделан очень хитрый. Алан Иглсон – представитель профсоюзной организации НХЛ. Для наших это было представлено в понятной советской терминологии. Что такое профсоюзы? Это интересы трудящихся против капиталистов. Это была понятная логика для партии и советского правительства. Переговоры шли полным ходом с 1969-го.
Тарасов не знать об этом не мог. Что он делает в это время? Публикует огромную статью в «Комсомольской правде», в январе 1970-го, которая называется «Разве это хоккей?», в которой критически разбивает тактику и манеру игры НХЛ. Человек, который хочет играть с профессионалами, пишет такую статью?
Ведущие журналисты той поры – Владимир Дворцов, Евгений Рубин, Николай Озеров – были единогласны, что Тарасов на самом деле декларирует желание играть с профессионалами, но боится этого. Я бы эту формулировку уточнил. Тарасов безусловно очень хотел играть с профессионалами. Все эти книги 1960-х, бесконечный внутренний диалог с Морисом Ришаром, его невероятное счастье от того, что он обыграл Карла Брюэра. Тут еще созрело новое большое поколение – Михайлов, Петров, Харламов, Третьяк, Гусев, Якушев. Это уже не Александров, Альметов, Локтев, Майоровы, Старшинов, которые прославились в 1960-х. Это третье великое поколение игроков, которые с юности уже били канадцев. У них не было этой боязни.
Тут смесь огромного желания и понятного страха проиграть. Вот ты десять лет бьешь любителей. У тебя звания, деньги, партийные награды, слава, почет, уважуха. И вдруг ты приезжаешь и получаешь 0-8 в серии. Никто же не знал, как сложится. И все – позор на всю жизнь. И все твои предыдущие 10 чемпионств померкнут.
– Почему, кстати, вот и вы говорите, десять победных лет – тарасовские? Главным тренером сборной тогда был Чернышев.
– Я приводил пример, что еще будучи игроком, с 1946-го Тарасов каждый год, каждый месяц писал статьи в «Советский спорт» и другие журналы. Потом он издавал в течение 1960-х множество книг, где описывал свой вклад, свои придумки, свое влияние, свои взгляды на развитие хоккея. Чернышев за это время не сделал ничего, чтобы хоть как-то пообщаться с журналистами.
Тарасов в этом смысле не стеснялся. 1957 год, ЧМ в Москве. Из-за событий в Венгрии 1956 года не приезжает Канада. Мы – победители Олимпиады-1956, мы считаем, что золото автоматом у нас в кармане. Мы громим всех. С чехами играем вничью. И решающий матч у нас со шведами, очень неплохой командой. Он заканчивается 4:4, и мы шведам уступаем золотые медали. По сути, дело в одной заброшенной шайбе. Тарасов пишет огромную статью, по-моему, в журнале «Спортивные игры»: тактические ошибки, неправильный выбор состава. «Гребенников – посредственный игрок». Это тот самый Гребенников, которого он сам будет брать в сборную, один из лучших бомбардиров чемпионата СССР за всю историю, который как и Бобров говорил «Дайте мне шайбу, я один ЦСКА обыграю».
Тарасов пишет: «При Чернышеве в сборную проникли враги нашего спорта – осторожность и пассивность. А теория «ноль в свои ворота» не отвечает требованиям наступательной тактики, понижает атакующий порыв нашей молодежи, ограничивает и обедняет возможности игроков». Это 1957-й, со смерти Сталина прошло всего четыре года. В генетической памяти этого поколения слово «враги» имеет очень четкую коннотацию. Тарасов, если проследить его статьи тех лет, под то, что считал тактически неправильным, всегда подводил идеологическую базу. Чернышев этим не занимался.
– Вы не раз повторяете – важно понимать, как было на самом деле. По факту тогда так и было, что Чернышев главный, а Тарасов – второй?
– Они бы не проработали успешно десять лет вместе, если бы не нашли общий язык и разделение обязанностей. Они были совершенно разными по темпераменту. Тарасов кипуч, Чернышев спокоен. Тарасов – партиец, при этом с кличкой «Троцкий». Об этом тоже обычно не пишут. Представляете, [у Тарасова] была кличка «Троцкий», данная ему то ли по ленинской цитате, то ли по народному выражению. Чернышев был беспартийным.
Аркадий Чернышев.
Тарасов очень много придумывал разнообразных физических упражнений на земле. По воспоминаниям, у него действительно ни одна тренировка не была похожа на другую. Многие игроки, с которыми я беседовал, до сих пор пересказывают – «Тарасов лично с Гагариным подходил к Хрущеву», «если бы мы в 1972-м играли с Тарасовым, а не с Бобровым, мы бы точно побили канадцев». Фирсов был ему абсолютно предан и именно поэтому не стал участником суперсерии 1972 года.
Тогда ушло поколение стариков – Сологубов и прочие, которые в 1961 году выгнали Тарасова из команды. Собрались, вызвали начальство из министерства и сказали, что мы с Тарасовым больше работать не хотим. Новое поколение, воспитанное Тарасовым, было ему сильно преданно. При этом Чернышев как тактик явно был не хуже. Спокойнее, уравновешеннее, мудрее. Свидетели говорят, что он Тарасова во время матчей часто осаживал. Они даже одевались по-разному, видно, что Тарасов часто в спортивных костюмах, армейская эмблема, шапочка. И Чернышев – пальто-манто.
Когда мы говорим про феномен советских тренеров, будь то Егоров, Тарасов, Чернышев, Лобановский, Гомельский, Бесков – никого из них нельзя представлять такими ангелами спорта, которые только им и живут. В доносе Сыча упоминается, что и Чернышев интриговал против Боброва. Никто из них не был тихим и покладистым.
Принято считать, что Чернышева и Тарасова убрали из сборной после Олимпиады-72 в Саппоро из-за козней начальства, но это не так. Да, и Старовойтов, и министр спорта Павлов недолюбливали Тарасова, но ушли они сами, добровольно. Как рассказывал мне Борис Чернышев, у его отца и Тарасова была договоренность отработать олимпийский цикл 1968-1972, после чего оставить сборную. Конечно, они потом жалели об этом, когда узнали о решении провести Суперсерию-72, но уже в Саппоро вся наша сборная знала, что это последний турнир для Чернышева и Тарасова, а на трибунах уже сидел новый главный тренер Всеволод Бобров.
Чернышев, Тарасов и Бобров.
– Вы совсем коротко пишете, что Тарасов был в конфликте с двумя ключевыми фигурами советского хоккея, Бобровым и Тихоновым.
– Эти вещи не задокументированы. Они записаны чьими-то словами, воспоминаниями, то есть не являются строгим фактом. Стандартная мифология говорит о том, что во время ЧМ-54 – к тому моменту Тарасов с Бобровым были ни в каких отношениях – Тарасов сказал типа «давайте не тратить силы на матчи с канадцами, канадцам проиграть не стыдно, им проигрывают все, экономим силы, спокойно берем чемпионат Европы». И якобы Бобров возмутился, сказал – нет, мы будем играть на победу. Это апокриф такой.
А есть другой апокриф, который может оказаться правдой. Они же жили в одном доме. Понятно, что у них были машины, как у высокопоставленных тренеров. Въезд-выезд узкий, с одной стороны въезжает Тарасов, а с другой стороны – Бобров. И они встали как два барана, друг напротив друга, и никто никому не хочет уступать дорогу. Можно поверить легко в такую историю.
Это же ссора людей, она может быть одномоментной. А может копиться и не вылезать на поверхность годами. И в какой-то момент из-за фигни вспыхнуть. По факту что можно сказать. Тройка, где Тарасов играл в центре, а Бобров и Бабич по краям, в первые годы советского хоккея была абсолютно сильнейшей. И Тарасов как раз организовывал действия и крайних нападающих, и своих защитников. К тому же он был играющим тренером.
Совершенно очевидно, что для Боброва статус тренера не был настолько важен, как для Тарасова. Бобров, что в футболе, что в хоккее, обладал настолько уникальным, не сопоставимым ни с кем из советских современников талантом, что для него тактика была «отдайте мне мяч, я сам все сделаю». И как правило, он это делал. У него был конфликт с Виктором Шуваловым, который вместо Тарасова в ВВС составил тройку, выигравшую потом ЧМ-54. Все привыкли, что если Шувалов с Бобровым и Бабичем втроем накатываются, то шайба пойдет на Боброва. Шувалов сделал вид, что будет отдавать на Боброва, а отдал на Бабича. Бабич забросил. Бобров был зол и расстроен. Следующая атака. Шувалов показывает что отдаст на Боброва, обводит защитника, вратаря, забрасывает шайбу.
Бобров устраивает Шувалову выволочку. При этом у Боброва и Шувалова хватило такта много лет провести в одной тройке, где-то ужимая свои амбиции ради общего командного успеха. У Боброва и Тарасова это, видимо, не сложилось.
