Тьма окружала. Я стоял на пустыре и озирался. Ничего не было видно. Огни города N мерцали вдали. С реки, которая была в паре сотен метрах, тянуло вонью канализации. Осенний холод пронизывал, тонкая куртка на молнии не спасала. Эх, легко я оделся, не по погоде! Но скоро здесь будет жарко, в этом я был уверен. Я ждал заклятого врага.
Валера был самокатчиком. Его Сяоми, доработанный умельцами в гараже, внушал страх и ужас. Самокат был доведен до совершенства, к нему приделали дополнительный аккумулятор и заменили плату на японскую, благодаря чему машина разгонялась до ста шестидесяти километров в час. Это была пуля, которая разила бабок наповал. И горе мне, тому, кто перешел самокатчику Валере дорогу…
Раздался шелест колес. Сначала неуверенный, потом более и более отчетливый. Сомнения не было, это был он, мой враг. Вспыхнули неоновые фары, ослепили меня, я поднял руку и прикрыл локтем глаза.
Пустоту разрезал крик Валеры:
Самокат остановился в десяти метрах от меня. Из-за мощного света фар я не видел лица. Но я знал своего врага. Он был высоким и мощным, как горилла. И весил как два своих самоката — килограмм сто пятьдесят, не меньше.
— Давай покончим с этим, ты готов к бою? — крикнул я.
Вдруг пустырь озарился яркими огнями. В лицо ударил свет фонарей множества самокатов. Штук тридцать, не меньше. И раздался гогот, душераздирающий довольный гогот самокатной братии. Валера пришел не один, он взял подмогу.
— Ты думал я приеду без своих пацанов? Ошибся… Братва, устроим ему жаркий прием! — крикнул Валера, откормленное лицо которого я не мог увидеть из-за слепящих огней. Но я знал, что толстые мясистые губы улыбаются, а маленькие свинячьи глаза наливаются кровью. Мой враг предвкушал скорую расправу…
Да, я попал в ловушку! Валера обещал приехать один, но обманул, гниль. Что же, бой так бой. Умирать, так умирать!
— Тебе конец! Готовься! Сдохни! — со всех сторон звучали голоса.
Раздались звуки цепей, звенья чиркали друг о друга. Тут и там воздух рассекали железные пруты. Свет выхватывал мелькающие биты. Мои враги примеривались. Поднялась густая тяжелая пыль, которую с трудом пробивали лучи фар. Самокаты кружили вокруг меня, и я понимал, что этот танец смертелен для меня. Прямо сейчас меня, молодого студента, убьют… Но, прежде чем все закончится, я хочу, чтобы вы узнали мою историю.
Звать меня Иван Долгополов. Я студент третьего курса строительного института города N. Лет пять назад у нас нашли нефть и благодаря налогам город получил хорошее финансирование. Мэр собрал совет и спросил, чего хотят люди. Устроили голосование, решили большинством, что жители за хорошие дороги и тротуары. Построили… Но после строительства откуда ни возьмись появились дешевые арендные самокаты. Жители догадывались, что фирмочка принадлежит самому мэру, но молчали в тряпочку: дороги есть, тротуары есть. Что еще надо? Да ничего! Обувь не пачкается — и на том спасибо, радетели.
Сначала люди пересаживались на самокаты неохотно, а потом пошло-поехало. Стали приобщаться и взрослые, и дети. А безбашенные подростки ездили по двое-трое и чувствовали радость от скоростей. В общем, отморозков на самокатах было уже не остановить. Вскоре пролилась первая кровь — сбили на тротуаре девочку, насмерть, но наказания не последовало, убийца отделался штрафом. Упыри почувствовали безнаказанность, не прошло и года, как город стал принадлежать сраным самокатчикам.
Городок наш небольшой, круглый, как колесо самоката, и всего шесть километров в диаметре. В нашем городе стало меньше машин, но больше самокатов. Благосостояние людей из-за нефти росло. Барыги начали завозить железо из Китая. Стальные монстры обгоняли даже большегрузы, и это было первым звоночком. Если уж самокатчики траки оставляют в дураках и заставляют пыль колес глотать, то городу хана.
Наглые, откормленные морды после офиса или института ехали на набережную и до утра с улюлюканьем разносили город в щепки. Стоял рокот от шипения колес по горячему асфальту. Зимой изверги одевали на колеса цепи и стачивали асфальт в крошку. А мэру было это и надо: он раздавал подряды аффилированным фирмам и дело спорилось, карманы пухли.
Конфликты с самокатчиками были на каждом шагу. Сбивали детей, женщин, делали из людей инвалидов… Не жалели ни пешеходов, ни себя. Могли не глядя по сторонам проехать по тротуару, выехать на перекресток на красный под колеса авто… Долго это продолжаться не могло. И мэр запретил автотранспорт после смерти влиятельного самокатчика, сына одного из депутатов города. С тех пор самокатные банды распоясались и хозяйничали в городе. Для жителей настали темные времена.
История со мной началась, когда я шел по тротуару в центре города. Про самокатчиков я был наслышан, но пересекать им дорогу мне не приходилось. Я уворачивался от их железных коней и был цел и невредим. В отличие от моих друзей, которых я терял с каждым днем. Ваську Видного сбил самокатчик, когда он переходил дорогу по тротуару. Наглухо, разбил голову, хоронили в закрытом гробу. А мой второй кореш Ромка Майский сгинул бесследно. Говорят, упал в канализацию. Но ходили слухи, что он повздорил с самокатчиками, и они его утопили в реке-вонючке. Как бы то ни было, я шел по тротуару и озирался. Мне нужно было перейти мосток через маленькую речушку, и как только я ступил на мост, почувствовал удар.
Самокатчик бесшумно накатил сзади из ниоткуда и всадил в плечо. Самокат полетел в одну сторону, мой обидчик в другую… Наглый и пьяный, откормленный, с маленькими свинячьими глазами, он наводил ужас. Мясистые губы прокукарекали:
— Да ты знаешь, кто я такой, да че ты не уступил мне, падла? Да у меня Сяоми переделанный у умельцев под два аккума, плата новая японская стоит, распределяет нагрузку, скорость у меня знаешь какая, удод? Сто шестьдесят пять километров в час! Да мой отец…
Выругался, наконец. Грузно встал и сел на самокат. Затем отъехал метров на тридцать, резко и уверенно стартанул с места, набрал скорость и снова врезался в меня. Я упал, мой обидчик тоже. Я вскочил на адреналине, схватил самокат, но не смог поднять, он был тяжелым, как моя жизнь. Я просто подвел его к ограждению и перекинул, кряхтя, в реку. Река неглубокая, так что самокат не утонул, его рога торчали из мутной жижи.
— Теперь ты мой враг, парень. Тебе конец! — крикнул мой обидчик.
Вскоре Валера настиг меня в институте, когда мы с ребятами бежали кросс. Вырулил из кустов и закричал:
— Ну все, паря, тебе вилы! Ходи и оглядывайся...
И умчал в закат. Рядом со мной бежал мой друг Антон Богатов. Он остановился, я тоже. На лице Антона играл страх.
— Это Валера Гурый, сынок нашего мэра. Берегись, Иван!
В тот день седой профессор Александр Николаевич Рулёв читал нам лекцию про торсионные поля. Я слушал, и меня всего трясло.
— Торсионное поле распределяется по протонимам липтонов пелиомтаза согласно теории двух струн параметрического жарабалоса. По всем понятиям, дорогие мои студенты, и я вас спрошу на экзамене об этом, наш мир испещрён торсионными флуктуациями, которые бенисеркаются по нити тритоновых связей. Но не буду утомлять вас теорией. Давайте на практике. Допустим, вы выпили компот и почувствовали в животе изжогу. Об чём это говорит? А об том это говорит, что торсионное поле распределятся согласно…
И так далее… Я не мог слушать замечательную лекцию моего любимого профессора! Я думал только об одном — что у меня появился самый могущественный враг в городе!
Вскоре для меня настал Ад на Земле в конкретно взятом городе N. Почти каждый божий день банда Валеры, которая в совокупности насчитывала более сотни бойцов, доставала меня. День за днем они с улюлюканьем гонялись за мной, загоняли в подворотни, пытались ударить цепью или прутком. Я хорошо бегал, поэтому каждый раз уходил от них. И ничем хорошим все равно это закончиться не могло. Друзья отвернулись от меня. Я стал изгоем в институте. Мне нужно было только одно — добежать перебежками, иногда по крышам домов, до альма-матер, отучиться, и живым вернуться домой. Несколько раз я был на грани…
И вот однажды я получил черную метку. Валера понял, что ему не достать меня, поэтому подослал ко мне Антона Богатова, с которым мы раньше бегали, и который теперь меня избегал.
— Ты извини, Вань, я что, я ничего. Вот держи, — и Антон дал мне огромный белый катафот от самоката.
На нем красным маркером было написано: «Завтра в 23-00, пустошь, приходи один, и я приду один».
— Если не придешь, тебя утопят в вонючке, как Ромку Майского… Они убили его, слышишь? — прошептал в исступлении мой бывший друг. По худому лицу Антона бежали слезы.
В тот день я пошел домой по тротуару уверенной походкой. Самокатчики проезжали мимо, но не трогали меня. Их довольные лица говорили о том, что они все знают. Знают, что завтра будет смертельная схватка. У меня был в запасе один день, чтобы приготовиться. И я приготовился.
И вот я стоял на пустыре. Вокруг меня зло кружили три десятка самокатчиков. Я предполагал, что подлянка будет, но не ожидал, что такая. Пыль стояла плотная, хоть режь ножом. Кольцо сжималось, биты, железные пруты и цепи свистели у головы. Вот-вот мне расколют череп. И тогда я понял, что пора.
— Наглумились, животные? Жрите свинец! — закричал я в исступлении.
Уверенным движением я расстегнул молнию на крутке. Под ней оказался автомат Калашникова. На поясе висел ремень с восьмью рожками. Я отвел затвор и нажал на спусковой крючок, пустил размашистую очередь. Раздались визги и крики. Тут и там по кругу грузно падали тела — одно за другим. Когда первый рожок закончился, я быстро сменил его на второй, второй на третий. После четвертого все мои обидчики лежали на земле. Заранее я приспособил на автомате фонарик, и когда все было кончено, включил его и начал искать среди тел моего заклятого врага. Валера лежал в луже крови и тяжело дышал. В его свинячьих глазах читались страх и боль.
— Мой отец… — прохрипел он.
Но я не дал ему договорить — пустил пулю в белый лоб.
— За Ромку Майского, друга моего, за всех моих друзей, — сказал я — и не узнал свой голос. Он осип, будто я долго кричал.
Этому городу нужен был герой. И этим героем пришлось против моей воли стать мне самому. Ну что же, берегитесь самокатчики! Этот бой я выиграл. Но впереди будут новые битвы!
