Офицеры + Юмор

Время действия конец восьмидесятых прошлого века. Место действия УССР тогда еще в составе СССР. г. Харьков. Высшее военное танковое училище или официально ХГВТКУ (Харьковское Гвардейское Военное Танковое Командное Училище) и еще приписка имени Верховного Совета Украинской ССР, да вот такое длинное официальное название было. Представляете как правильно ответить на вопрос "Где ты учишься?".

Лето. Очередной курс сдал госэкзамены и готовился покинуть родные пинаты. Выпуск был примерно 200 новоиспеченных лейтенантов, вообще курс это батальон где были две учебные роты человек по 100-120. В училище была старая странная традиция. Выпускники после госэкзаменов, ожидая официального выпуска (получения дипломов и лейтенантских погон) занимались мелким хулиганством, а именно, с последнего, четвертого этажа казармы поливали водой всех кто проходил в низу. Кстати доставалось не только курсантам, но и офицерам тоже.

Да, объясню почему именно после госов это происходило. Курсант, сдав государственный экзамен, соответственно попадал в приказ по училищу об его окончании и присвоении офицерского звания "лейтенант", следовательно его уже из училища отчислить нельзя. Можно было конечно нарваться на какое ни будь дисциплинарное взыскание, но не более. Вот народ и борзел).

Так вот к чему это я веду. По времени ближе к ужину выпускники заняли свои позиции на четвертом этаже казармы и стали ждать свои жертвы. В течении короткого промежутка времени пару тройку первокурсников им удалось облить, не знали они про этот обычай вот и попались, но все то остальные знали и обходили казарму стороной. Жертв больше не было, выпускники скучали. В этот самый момент командир батальона (командир их курса) решил проверить вверенное ему подразделение и направился прямиком в казарму. Отмечу, что все таки уважение к старшему офицерскому составу у курсантов было и обычно их водой не поливали. Но не в этот раз. Командир, подполковник кстати, уверенной походкой подходит к казарме и тут на него сверху прилетает объем воды размером с ведро. Довольные рожи сверху естественно наблюдают результаты своих действий. Далее, командир быстро удалился из зоны обстрела по пути отряхивая свою фуражку. Взгляд наверх. Окна на четвертом этаже открыты, но никого не видно (довольные рожи уже спрятались). Командир еще раз окинул взглядом верхний этаж в надежде обнаружить кого то из виновников, но тщетно, батальон в засаде и ни чем не выдает своего присутствия.

Громкий голос командира. "Кто это сделал!!!?" Тишина. " Я еще раз спрашиваю. Кто это сделал!!!?" В ответ тишина. "Если ты мужик покажись!" Опять молчок. "Если тот кто это сделал настоящий мужик он мне покажется!!!" Ну вы помните, опять тишина. "Ты уже офицер и если тебе дорога твоя честь покажись, будь мужиком!!!"

Тут наверху какое то движение и в проёме окна появляется курсант в противогазе!!!

Вот так парень доказал, что он настоящий мужик и не посрамил честь офицера)

В жизни каждого офицера наступает момент, когда совсем тяжко.

Причины неважны, важны только симптомы и последствия.

И вот чтобы избежать нервного срыва, в моменты, когда от служебной деятельности начинает потряхивать, чтобы скрасить серость будней, получаются вот такие штуки:

Похож на нашего старшину в училище. Только без усов. Живёт на столе уже года два.

Парочка аксессуаров для работы) (без мата на службе никак, прошу прощения))

А это подарок начальнику кинологической службы. Сделали и подарили в тот день, когда у него нашли сахарный диабет.

А у вас что есть? Делимся идеями)

Офицер ТОФ, закончивший ТОВМУ, ни разу не был в европейской части России, именуемой на ДВ – Запад. В первый лейтенантский отпуск он решил посетить славный город Петербург, о котором так много слышал от сослуживцев, проходивших учебу в Питере.

Само собой, основным объектом посещения был выбран Эрмитаж, где офицеру предстояло проникнуться уважением и любовью к шедеврам мировой культуры и к себе, совершившему такой поступок.

Его, долго и внимательно рассматривавшего экспозицию одного из залов, приметила смотрительница и обратилась с вопросом:

– Что, товарищ офицер, понравилось?

Получив в ответ утвердительный кивок подбородка, она предложила товарищу оставить запись в книге посетителей.

Удобно умостившись, лейтенант начал писать. Рука сама по себе вывела на бумаге фразу, сотни раз написанную в различных журналах замечаний и проверок:

– Эрмитаж проверил. Замечаний нет!

- Скоро день бедствия для флота - праздник ВМФ. Поедешь во Владивосток старшим на выставку нашего ракетного оружия!

- Я машину водить не умею... - отвечает каплей по имени Володя.

- Бестолочь царя небесного, старшим будешь.

- Как, не пообедав? - каплей все-таки пытается отпихнуться от тухлого задания.

- Не смеши мой кортик! Сухим пайком возьмешь! - энша прет на молодого офицера, как крейсер на пивной ларек.

- Дык, я же не имею отношения к выставкам… - офицер продолжает всеми способами отбрыкаться от расстрельной командировки, представляя себе, что его ждет впереди на уровне комфлота, если что не так будет сделано.

Он хорошо знает, что на флоте всегда "не так" больше, чем "так".

Володя по характеру был рассудительным и трудолюбивым малым - военной косточкой. Романтиком, который старался откликнуться на все боли мира и воспитать в себе "человека новой формации". Он уже успел написать командиру рапорты, чтобы его отправили на войну в Афганистан, на защиту социализма в Польше и помочь вьетнамцам во время трехмесячной войны против Китая.

Закидоны не выбрасывал, в пьянках-мальчишниках, хотя иногда "жадно пил по утрам холодную воду" замечен не был. В мужском коллективе слыл служакой, живя по принципу: "Коль добр командир – люби его, коль зол – терпи!"

- А я по твоему, имею отношение к твоему дерьму, ежедневно ковыряясь в нем? - задает вопрос Чапа, усы которого начинают нервно вздрагивать.

Усы начальника штаба действовали на офицеров, как пурген на причинное место - все застывали эпоксидным клеем.

- Твои предшественники, ядрен пупок, что ездили на такие "гляделки" в прошлом году, в часть кроме выговора командиру от Комфлота ничего больше не привезли, – капитан 2 ранга чешет свои чресла и продолжает.

- Если и ты, радость моя, приедешь с замечаниями от Командующего, то смотри у меня – глаз на задницу, как карту на глобус точно натяну! Будешь у меня вечным командиром взвода караульных собак, а Дальний Восток заграницей покажется…

Справедливости ради надо отметить, что начальник штаба по натуре своей был не злым человеком, но салазки всем загибал по всем корабельным правилам, мехом внутрь.

Его лицо было всегда спокойно, однако наблюдательный человек мог бы заметить сдвинутые брови, что свидетельствовало о нервном постоянном напряжении. Чапа, закаливши свой характер в пьянках и различных служебных передрягах, был беспощаден в достижении поставленных задач.

Каплей, молча, выслушав "отеческий" наказ капитана 2 ранга, с любовью к службе "шнуром" летит выполнять его ЦУ – ценное указание. Лишенный изнеженности и впечатлительности Володя извлекает из дальних хранилищ части старые-престарые пыльные макеты учебных ракет и начинает приводить их в божеский вид.

Подбирает себе сопровождающих из личного состава срочной службы. Моет их скипидаром, стрижет под "канадку", переодевает в "первый срок" и инструктирует до слез в причинном месте.

- Запомните! Кто меня в командировке подведет, тот станет моим "личным врагом"! - это Володя так шутит, наподобие – "личного врага фюрера". - Задницу всем обдеру, как бог у макак!

С отсутствием комплекса неполноценности каплей решительно завязывает на порученное дело начальство. Озадачивает "начальника транспортного цеха" подготовкой машин, покраской автопоездов, "заправкой" их трансмиссией и накачкой сцепления. Замполита нагружает оформлением ненаглядной агитации. Главного инженера части - подготовкой макетов ракет.

У командира части требует полномочия Министра Обороны, если что - матросов нарушителей воинской дисциплины во флотскую комендатуру не сдавать, а как на фронте - расстреливать на месте!

Все делает, как его учили в военной бурсе по принципу, если тебе поручили дело, то ты должен в него привлечь, как можно больше народа, все закрутить до состояния торнадо, а потом… сделать шаг в сторону и ждать поощрения непричастных и наказание невиновных. Ураган дела сам будет сметать все на своем пути!

Через некоторое время автопоезда готовы, старые макеты ракет вновь покрашены "серебрянкой". Пояснительные плакаты обновлены, матросы сопровождения, отдающие серебром – проинструктированы и отдраены в хвост, гриву, в бога, душу и матросскую мать. Инструктаж у особиста - офицера особого отдела в кабинете, где висел плакат "Воин! Помни! Секретные документы перед чтением необходимо сжечь!", был по бериевски краток.

- Запомни! Военная тайна совсем не то, что ты знаешь, а то, что знаешь именно ты! Ракеты своими именами не называть, расположение части не указывать, тактико-технические данные не раскрывать, водку не жрать, с иностранками любовью не заниматься! Если спросят, как мы живем, нужно ответить - живем мы хорошо, денег нам хватает, с врагами родины дело не имею!

- А что можно?

- Можно говорить… о любви к партии и командиру!

И вот колонна автопоездов с грозной ракетной техникой начинает свой лихой путь по изломанным и пыльным дальневосточным дорогам. Главным здесь было показать окружающим - "За рулем – военный водитель!"

Как военная колонна добиралась до Владивостока – это отдельное повествование, но в городе, когда автопоезда шли по середине улиц от нее шарахались даже гаишники, справедливо думая, а не запустят ли эти вояки с дуру свои ракеты прямо с автопоездов.

Обычные водители крутили пальцем у виска и показывали на крайний правый ряд, наглядно давая понять, что у моряков сегодня не все дома. Нашему Вовчику было все по барабану – с мощными седельными тягачами не всякая машина могла бы "поспорить".

Техника прибывает на главную площадь Приморья и настает святой для каждого моряка праздник с соленым потом на золотых погонах.

Народу в городе было видимо-невидимо. Событие, как День ВМФ на горожан действовало, так же как в давние времена остановка гусарского полка в уездном городке. Все были веселы, возбуждены и восхищены.

Море не ждало, а торопило ловить жизнь и женщин. Праздник подогревал, знакомства и романы развивались молниеносно. Женщины застоявшиеся, как кобылки в стойле, летали по центральной площади города, словно белые чайки, крутя на виражах крутыми бедрами, обнаженными плечами и притягательной грудью. Упоенные красивой с отблеском моря формой, звоном медалей и цепочками кортиков, они готовы были сладострастно отдаться морякам прямо на городской набережной не только душой, но и своим прекрасным телом. Не случайно по периметру площади было расположено тьма ресторанов, которые традиционно принимали изящных и остроумных морских офицеров хоть за пять минут до их закрытия. Музыка сердца, симфония души!

Гвардейский ракетный крейсер "Варяг" стоя в центре города в излучине бухты Золотой Рог, пришвартованный кормой к причалу, был вставлен в набережную, как изумруд в колье Шарлоты. Линии бортов в сине-зеленых искрящихся волнах с ошметками пищевых отходов были благородны и изящны.

Стволы грозных артиллерийских башен и ракетных пусковых установок нацеленные вместо супостатов на ресторан Морского вокзала, давали понять, что все готовы к всенародному гулянью, дайте только команду и весь экипаж займет в кабаке все столики.

На главной площади в центре Владивостока - этого передового форпоста страны и цитадели военно-морской мощи Советского Союза на Дальнем Востоке в линию, по разделам, как побритые вши на плацу, выстроились экспонаты современной военно-морской техники.

На набережной можно было увидеть всевозможные образцы минного, ракетного, артиллерийского, противолодочного и противовоздушного оружия, средства связи и спасения, множество других интересных военных "штучек". Рядом слепил медью оркестр, ликуя и гремя бравурные марши.

Чарующее солнце беззаботно улыбалось, поигрывая золотой радугой на золотых звездочках белоснежной "парадке" нашего капитан-лейтенанта, где "на груди его могучей - одна медаль висела кучей…". Белая тужурка с золотым шитьем на погонах сверкала под лучами светила, тихо плывущего в небе.

Щеголевато одетый Володя, словно "белый хрен в конопляном поле", выдраенный до грозного сияния, с чисто выбритым самоуверенным лицом был похож на медный корабельный лагун. Гордым хозяином важно, как Маршал Жуков, принимающий парад Победы он прохаживался вдоль своих грозных автопоездов, критически их, оглядывая - не нагадили ли на них чайки.

На ложементах тихо-тихо, как мышки в печени тещи затаились его "кормильцы и поильцы" - корабельные ракеты. Красивый морской кортик, не раз обмытый спиртом развратно бряцал по гусарской ляжке офицера, облаченной в черные шерстяные брюки. Зрелище, которое можно было сравнить лишь с переправой Александра Великого через Геллепонт. С одной стороны морда лица офицера торжественно сияла победоносной улыбкой официанта из ресторана "Золотой Рог" С другой - чувствовалось, что этот капитан-лейтенант был с флота, а не из центрального аппарата, где каплеев было, как грязи. На действующем флоте он был почти человеком.

Володя был счастлив и горд, как флаг на мачте. Он наслаждался своим особым положением, в какое его поставила судьба, давшая возможность выпендриться не только перед Командующим, но и перед горожанами. Знай, мол, наших, всё пропьем, но флот не опозорим! Вокруг капитан-лейтенанта, который со щенячьим восторгом скалился человечеству, колыхалось бескрайнее море празднично одетого народа, которого было больше чем людей. На всем лежала летняя красота, которую не могли испортить даже пустые прилавки продуктовых магазинов. Все незыблемо символизировало "Народ и Флот - Едины!".

Непобедим советский военно-морской флот! Хорошо-то как!

Вдруг по запруженной народом, празднично прибранной площади, пронесся, как бы невидимый ветерок и городской гул на мгновение притух. Площадь осветилась золотом адмиральских погон, шевронов и шитья адмиральских фуражек. Стало трудно дышать.

Владивостокцы увидели, как от штаба флота, расположенного на набережной бухты Золотой Рог и прозванного в народе "Пентагоном", не спеша, двигалась большая группа представителей крайкома и горкома, адмиралов и старших морских офицеров, распространяя вокруг себя запах большого начальства.

Накануне на этот флотский праздник в город пришел отряд боевых кораблей северокорейского военно-морского флота, поэтому от штаба флота впереди всех важно и степенно шли горя наградами и галунами парадной адмиральской формы два рослых адмирала. На погонах у них было по три "паука". Так называют во флотской среде уставные погоны из особого жаккардового галуна без просветов, с вышитыми золотыми звездами, оттененными черным шелком.

Советский и корейский адмиралы с волевыми лицами, благоухая один одеколоном "Капитанский", другой - "Красный Чхе-ху" были благодушны и снисходительно горды за свои флоты. Всё казалось чем-то сказочным и волшебным. Рейд охренел и затих.

Наш снисходительно-гордый адмирал, величественный, как эскадренный броненосец выглядел молодцом, в черных антрацитовых брюках и белой тужурке с двумя выделяющимися "бухарскими звездами" - восьмиконечными орденами "За службу Родине в Вооруженных силах СССР" на правой стороне груди.

Шитая белая фуражка с золотым шитьем на козырьке размером с авианосец "Энтерпрайз" плыла над головами горожан, как парус чайного клипера. Чайки пытались сесть на нее, но окружающая свита не давала этого сделать. Подстать советскому флотоводцу выглядел корейский адмирал ростом почти в два коломенских аршина.

Два командующих флотов и их свита величественно и торжественно подходят к нашему зашнурованному капитан-лейтенанту для осмотра ракетных экспонатов военно-морской выставки. Золотой луч от ордена "Октябрьская революция" нашего Адмирала, как блеск бритвы готов был отсечь карьеру офицера от его кошмарной жизни.

Володя полный адреналина, выпрямившись в транцевую доску, рассудку вопреки - наперекор стихиям, как и полагается на флоте: вспотел - покажись начальнику, звеняще чеканным шагом догоняя свою тень на асфальте, делает шаг к солнцу. Что интересно, страха, который хорошо известен всем впервые экзаменуемым, не испытывает.

Подходит к нашему адмиралу, придерживая пальцами левой руки золотой кортик, бряцающий на бедре, и лихо вскидывает ладонь острым ребром к эбонитовому козырьку вспыхнувшими искрами металлических "дубов".

Вдохнув полной грудью, терпкий запах своих вспотевших носков, начинает щегольски докладывать на всю площадь, заглушая гул портового города и бурчание в животе.

- Товарищ командующий! – капитан-лейтенант выдерживает нарочно длинную паузу, желая продлить счастливые мгновения наслаждения и внимания горожан.

Покраснев от усердия, продолжает, будто залпом выпивает стакан не разбавленного спирта. - Выставка ракетного оружия к осмотру гото…

- Докладывай ему! - наш адмирал на по-барски обрывает молодого офицера и снисходительно кивает взглядом через плечо в сторону корейского адмирала, стоящего рядом с ним.

Капитан-лейтенант, переполненный романтическим восторгом, действуя на подкорковых рефлексах, опять четко по-строевому разворачивается вполоборота лицом уже к корейскому адмиралу и… наступает хватающая за сердце пауза. В таком случае Смоктуновский сказал бы - это была пауза всем паузам пауза. Немая сцена в Театре одного Актера, как у Константина Станиславского. Актером является наш незабвенный Володя. Театр - подмостки города Владивостока.

Нашему каплею в голову ударяет… нет-нет не моча молодого поросенка, а что-то другое необъяснимое, на флоте, наверное, называемое просто - куражом.

Володя, благословленный Уставом в темечко через плечо в сторону нашего командующего, как бы небрежно, но с достоинством и уважением выстреливает словами, как знаменитая старинная Владивостокская пушка в полдень.

- Товарищ Командующий! Докладывать на корейском…- каплей набирает дополнительно воздуха в легкие, которого от волнения, почему начинает не хватать, и выдыхает, - ИЛИ КАК?

Свита адмиралов окаменевает. Природа, город и площадь с морем людей затихают. Наступает тишина, нарушаемая звоном трамваев. Ход времени застывает, как студень. Шлюпки в гавани замирают, будто им дана команда "Шлюпка, стой! Раз! Два!"

Белопенные шипящие гребни зеленых волн начинают тихо прилипать к бортам больших противолодочных кораблей, рожденных на Балтике. Куратор выставки из особого отдела - это "сплошное ухо" со светящимися бешеными глазами за спиной адмиралов съеживается, как мошонка у крокодила и принимает форму ложемента для ракет.

У Командующего от неожиданного вопроса и весьма двусмысленного положения мохнатая бровь набухает и лезет на лоб. Каплей прекращает дышать. Перестают ворчать вороны на деревьях, автобусы на остановке с любопытством прислушиваются к тому, что происходит на безбрежной площади. Чайки застывают в воздухе, будто отмороженные. От удивления красноармеец со знаменем, стоящий памятником на площади с любопытством поворачивает лицо от Океанского проспекта в сторону выставки и ставит революционный флаг рядом с собой. Пацаны давятся мороженым.

Неожиданно густой звук корабельного ревуна гвардейского крейсера "Варяг" начинает растекаться по поверхности моря, как бы говоря офицеру - Все! Кабздец, дорогой! Приплыл служивый!

Наступает время для паузы нашего командующего. Теперь её тянуть ему. Видно по его лицу, что он быстро соображает своими адмиральскими извилинами под белой необъятной фуражкой с шитыми золотом "дубами" на козырьке, как расценить фразу "или как" молодого флотского шалопая. Грубость? Наглость или как флотскую шутку? Наказать, не сходя с места? Как среагировать? Тут можно просто "лицо потерять".

Быстро ощутить и понять "тонкую" психологическую ситуацию Командующему "помогают" пропущенный за отутюженный кремовый воротничок адмиральской рубашки в кают-компании штаба флота за обильным и вкусным флотским обедом с корейскими моряками вкуснячий коньячок и доброе праздничное настроение. Не последнее место в ситуации занимает толпа довольных и улыбающихся горожан, сразу по достоинству оценивших краткую и юморную фразу старлея. Между двумя военными людьми тихо пролетает… ангел.

Грозная седая бровь большого флотоводческого начальника нехотя ползет вниз, выравнивается, складки волевых губ размякают. Адмирал, правильно поняв флотскую шутку юмора молодого балбеса, доброжелательно молвит:

- Докладывай по-русски… - и, улыбнувшись уголками пронзительных глаз, в зрачках которых отражались боевые корабли, пришвартованные к городской набережной, добавляет. - Кореец ты наш новоявленный… Он лучше нас с тобой знает русский язык!

После этих дружески сказанных слов Командующего молодой офицер от перенесенного испуга почувствовал упоительное вдохновение и его "понесло", как Остапа Бендера в свое время перед членами тайного "Союза Меча и Орала".

Володя, распространяя свежевыбритое сияние, начинает, как профессор академии ракетных наук с указкой в руках водить многочисленную международную морскую делегацию вдоль наших ракет-старушек и своих "рекламных" плакатов. Четким командным голосом, как учили в свое время в военной бурсе, начинает объяснять корейским "товарищам" "как наши корабли бороздят просторы русских полей…" Красноречию его могли позавидовать даже замполиты. Забыв, а может и, не зная настоящие цифры тактико-технических характеристик ракет, он "запел" о таких тактических возможностях нашей ракетной техники, что на погонах у загипнотизированных им корейцев от удивления и зависти начали вылезать корейские звездочки.

Корейцы с открытыми ртами и глазами с кофейное блюдце, переползая от одного выдраенного до грозного сияния "экспоната", к другому услышали такие сногсшибательные цифры тактико-технических данных наших старых ракет и их уже не боевых возможностей, что эти характеристики было бы впору сравнивать с космическими показателями.

Жадно и с интересом слушая комментарии советского офицера, иностранные гости от удивления потеряли дар речи и начали горголыкать между собой непонятными звуками. Над грязными мазутными водами изумительной излучины бухты Золотой Рог звучал скрип заграничных авторучек корейских шпионов и разведчиков, записывающих и конспектирующих наши "секретные" данные за спиной Володи.

Шуршание блокнотов было такое, что заглушало любимый моряками марш "Прощание славянки" на праздничной площади. Пиком артистического монолога новоявленного "экскурсовода" были слова:

- Когда мы стреляем, "Томагавки" в Пентагоне отдыхают!

Самое интересное, что эту заумную чушь флотской сколопендры слышали некоторые сослуживцы Володи, которые вместе с женами, детьми, любовницами и тещами приехали на морской праздник из дальнего флотского гарнизона.

Доброго смеха и понимающих улыбок у знающих свое дело людей было предостаточно, но главное - фраза командующего всем хорошо запомнилась.

По приезду Володи в часть, с легкой руки Комфлота, сослуживцы дали ему крылатое прозвище - Кореец!

Автор Леонид Лялин.

Случилось мне в начале семидесятых годов уже ушедшего двадцатого века окончить военное училище и в звании лейтенанта прибыть на Черноморский флот. С распределением на конкретную должность вышла заминка. Все мои сокурсники уже зарабатывали "фитили" на кораблях, а я все еще затаптывал ворс ковровых дорожек штабных коридоров, общаясь с флотскими кадровиками. Особенно я не переживал, полагая, что подобрать достойную службу для реализации моих исключительных способностей - задача непростая. Значительно позже я понял, что при плановой системе заявок на выпускников, запрашиваемое количество всегда превышает необходимое. Заявку в тот год неожиданно удовлетворили в полном объеме, что и сказалось на моей судьбе самым пародоксальным образом.

Каждый будний день в течение полутора месяцев я просиживал в кабинете одного доброжелательного кадровика - капитана третьего ранга, списанного из плавсостава ввиду его несовмесимости с качкой. То есть по болезни. Морской. Он называл себя моим шефом, гонял с мелкими поручениями по флотским частям и оставлял дежурить на своем телефоне, отлучаясь по служебным или иным надобностям. Обычно, после обеда шеф отпускал меня домой в арендованную в частном секторе халупу с дворянскими удобствами, но божественным видом на море. Я чувствовал себя полноценным курортником южного берега Крыма.

Как-то утром шеф встретил меня вопросом: - Ты, какой язык, кроме русского знаешь?

- Английский, - ответил я, забыв добавить стандартный анкетный шаблон: - читаю и перевожу со словарем, что не оставляет иллюзий у понимающего человека. Такая забывчивость вскоре вышла мне боком.

К вечеру я уже оказался прикомандирован в качестве переводчика на военное гидрографическое судно, уходящее через сутки в Средиземное море.

- Не психуй, - сказал шеф, когда я узнал, что приказ подписан и назад хода нет.

- Там и без тебя почти все переводчики. Тобой мы просто закрываем амбразуру. Нельзя корабль в море отправлять с дырками в штатном расписании. А пока будешь морячиться, я тебе толковое место подберу. Говори, чего хочешь? Мои крестники все в люди вышли. Я снял полки потертый справочник по кораблям всех флотов и народов "Джейнс" и нашел свое судно. ..Информация была убийственной. Супостатский справочник утверждал, что это переоборудованный китобой. По водоизмещению он незначительно превышал "Санту Марию" Колумба, а по скорости хода не оставлял надежды на реализацию проекта Жюля Верна:

- Вокруг света за 80 дней. Он был моложе меня, но ненамного.

- Кранты, - произнес я вслух и повторил раза три без всякого выражения, хотя несколько крепких выражений построились в очередь, чтобы сорваться с языка при первой возможности. О такой ли службе я мечтал?!

- Ерунда, - заявил командир гидрографа - капитан - лейтенант небольшого роста, но с высокой уверенностью в себе, когда я представился и честно поведал историю своего прикомандирования.

- У нас половина специалистов в бригаде может только автономный паек на дерьмо переводить, и переводят. Не рассказывай больше никому эти глупости. Постарайся быть полезным, а если не справишься - отдам тебя замполиту для проведения политзанятий с матросами. Он давно просит еще одну жертву. Я поблагодарил за доверие, щелкнул каблуками и направился в отведенную мне каюту. Она оказалась маленькой, как стенной шкаф, но зато одноместной. Я побросал в угол вещички и задумчиво уселся на койку. По громкой связи прохрипело:

- Корабль к бою и походу приготовить! - застучали башмаки, завибрировали агрегаты, койка начала подпрыгивать в такт вращению какого-то скрипучего вала. Я прижал койку своим телом и, почувствовав себя частью дребезжащего организма, решил постараться быть полезным.

Шел третий месяц похода. Я уже успел не только уяснить свое невежество, но и кое в чем поверхностно разобраться, считая, правда, свое понимание достаточно глубоким. Удалось подружиться с несколькими офицерами - ровесниками и не поссориться с остальными, что давалось нелегко, учитывая замкнутость пространства и сообщества. Отсутствие в подчинении личного состава позволяло иногда ощущать себя пассажиром круизного теплохода, что неизбежно разрушали звуки бурного потока ненормативной лексики, тоже отличающейся известной гармонией. Все шло нормально. И этот день тоже не предвещал ничего дурного. С утра побаливала голова после вчерашнего застолья. У доктора Олега был день рождения и он угостил резервным спиртом (в просторечии - шилом) своих земляков-ленинградцев. В этот круг вошли связист Саша, я и штурман. Все - лейтенанты. К концу посиделок в амбулаторию, подделав условный стук, проник особист старлей Виктор. Пить он не стал, доел праздничную закуску и посоветовал не болтать лишнего. Никто не понял, что он имел в виду, но беседа скисла и все разошлись по каютам.

Слева по курсу в двух милях виднелся американский авианосец, за которым мы ползли уже несколько часов. Размеры плавучего аэродрома поражали, особенно в сравнении с нашим убогим челном. Мы выглядели как граненый стакан рядом с бочкой квашеной капусты. - Боцманской команде приготовиться, - проорал в КГС старпом с мостика.

- Будет грандиозная операция, - услышал я за спиной и обернулся. Виктор показывал на огромный сачок, который не без труда волокли мичман и три матроса. Я вспомнил слова шефа о том, что частое явление особиста - одна из самых плохих примет, но тут же забыл, а, наверное, напрасно. Мы замедлили ход и, как только авианосец скрылся из виду, боцмана начали вылавливать сачком из-за борта здоровенные пластиковые мешки. Казалось, что авианосец оставил за собой след из нескольких десятков поплавков. Мусор, - догадался я, - на америкосе закончили приборку и повыбрасывали мусор в море в полимерной упаковке. Тогда это было в диковинку.

- Жду, не дождусь, когда нам с сачком выдадут премиальные за разоблачение козней противника, - устало, но гордо прогудел мичман, когда штук шесть мешков было выброшено на шкафут. Этим операция и завершилась. Мешки начали тонуть, а шестиметровое древко уникального инструмента уже перестало повиноваться опытным боцманским рукам. Замполит, особист и еще несколько офицеров, в том числе и я в качестве официального переводчика, были допущены к вскрытию добычи. Кто-то из классиков очень верно сказал, что разведка - грязное дело, думал я, натягивая на руки толстые резиновые перчатки. Надпись на перчатках об их испытании на 6000 вольт создавала некую иллюзию безопасности. Отходы жизнедеятельности ярко демонстрировали благополучие американских ВМС. На авианосце вкусно ели, пили и выпивали, ухаживали за телом и его элементами, брились, листали красочные журналы, слушали музыку и играли в карты. ..Радиоактивность мусора соответствовала норме. Качество наших отходов проигрывало почти по всем пунктам, кроме последнего. Замполит собрал пачку полиграфической продукции, судя по обложкам крайне аморального свойства, и удалился восвояси. Мне досталось с десяток суточных планов, представляющих собой нечто вроде корабельных газет, несколько деловых писем и стопка стандартных бумажек туманного содержания. Почти на всех документах было написано запрещение выносить их за пределы корабля, или стояли грозные грифы секретности. Все это я разложил на столике в каюте и приготовился к ответственной аналитическо - переводильческой работе. В каюту без стука ввалился связист Саня и грохнулся на мою койку.

- Голова болит. Не иначе доктор нас хреновым спиртом напоил, - простонал он. Я кивнул, голове действительно было некомфортно.

- Помнишь, он хвастался, что четыре аппендицита у матросов вырезал? Еще большущую банку показывал, где эти отростки плавали, - продолжал Саша. Я кивнул и насторожился.

- Так, я думаю, что он нас из этой банки и угощал. Ведь неделю назад, когда мы солидарность с Африкой отмечали, божился, что шило у него давно кончилось. Женой, детьми и Гиппократом клялся.

К горлу подступила тошнота. Я выронил из рук сдвоенный лист суточного плана, он развернулся, и из его середины на палубу спланировала небольшая, похожая на лотерейку, бумажка. Саня поднял бумажку и осмотрел со всех сторон, с заметным затруднением концентрируя внимание на изучаемом объекте.

- Пять долларов! Вот проклятые буржуины, - деньги свои выкидывают, а мы настойку на человеческом ливере пьем. ..Никогда не слышал в его голосе столько искренней обиды и классовой ненависти. Я отобрал у него зеленый символ золотого чистогана и пришпилил на переборку между календарем и семейной фотографией.

- Все! - сказал я, - Хватит болтать. Пошли к Олегу. Он - доктор, а мы теперь - пациенты.

Когда Олег понял суть предъявленных обвинений, он пару минут беззвучно открывал рот и интенсивно вращал указательным пальцем сначала у своего, а потом и у Сашиного виска, после чего заорал:

- Вы идиоты! Это мой НЗ, а аппендиксы у меня в формалине купаются. Пить надо меньше и закусывать лучше! Кроме желтого аспирина ничего у меня теперь не получите. Мы искренне покаялись и признали свою умственную ущербность. Доктор остыл и, даже, повеселел. Глубокомысленно заявив, что подобное излечивают подобным, он нацедил каждому по тридцать грамм, тщательно скрывая свой НЗ от посторонних глаз. В качестве закуски он высыпал на столик из огромной банки две горсти канареечного цвета шариков. "Гексавит" - прочитал я на баночной наклейке и, боясь гнева доктора, проглотил с отвращением несколько витаминок вслед за лечебной дозой спирта ужасающей противности.

Из выловленных бумажек, кроме прочего, стало известно, что по случаю какого-то американского праздника намедни на палубе проводились для развлечения гонки на электрокарах, а матрос Давыдофф оштрафован на двести долларов за нетрезвое состояние организма в служебное время. Кажется, я правильно перевел формулировку. Меня охватило чувство славянской солидарности, да и состояние организма тоже соответствовало.

Некоторые суточные планы были в нескольких экземплярах, и я решил, что без ущерба для дела могу оставить пару штук себе на память. Что я и сделал, засунув дубликаты под стопку словарей в рундук. Пока я работал, ко мне периодически заглядывали офицеры и мичмана с просьбой показать выловленные доллары. ..Конвертируемая валюта в Союзе была под запретом и каждому было интересно пощупать диковинку. Весть о чудесном явлении быстро распространилась благодаря длинному языку связиста. Последним, прибыл уполномоченный особого отдела.

- Замполит меня обскакал. Он доложил на эскадру, что ты проповедуешь чуждый образ жизни. Как это тебе удается? Я показал Виктору пятерку и описал историю ее появления, а также живой интерес экипажа к находке.

- Да, разум ограничен, но дурь - беспредельна. Может быть, ты ему где-то на мозоль наступил?

..Тут я вспомнил и рассказал о том, как пару дней назад, дублировал на мостике вахтенного. А было вот, что:

Командир дремал в углу в своем персональном эргономичном кресле. Время - заполночь. На мостик поднялся замполит показать командиру перед отправкой очередное политдонесение. Тот сонно глянул на текст и пробурчал:

- Ну, что там? Опять матрос Пупкин превзошел нормативы по борьбе с противогазом? Смотри-ка, четыре листа накатал. Докладывал бы ты, комиссар, покороче, например: ПОЛИМОРСОС НА ВЫСИДУРЕ.

- Что, что? - удивился замполит. - Сокращение: политико-моральное состояние на высоком идейном уровне. Замполит окинул взором затемненный мостик. Похоронное выражение лица рулевого матроса у штурвала его удовлетворило, но легкая ухмылка на моей физиономии заставила нахмуриться и поджать губы. - Шутите. А идеологическое противоборство не знает компромиссов! Командир, а вслед за ним и я изобразили глубокую скорбь, но было уже поздно. Замполит покинул мостик в глубокой обиде.

Эх! Зря я тогда осклабился, такое не прощается.

- Да, - подтвердил Витя, - Вполне возможно.

- Виктор! Забери у меня эти доллары в качестве вещественного доказательства империалистической диверсии. Они, небось, нас ждали с мусором и специально их подкинули. И порнухи для замполита накидали чертову уйму.

- Э, нет, милый. Особиста за пятерку не купишь. Попробуй всучить замполиту, но, думаю, не возьмет. Он уже раззвонил на весь мир и на твоем примере воспитательную программу построит. А те, кто валюту лапал, будут руки прилюдно скипидаром оттирать и двойной комплект первоисточников марксизма-ленинизма конспектировать.

- Что же делать? - от нарисованной особистом картины мне стало худо.

- Смирись и кайся. Дурак, мол, не понял, принял за салфетку. Только не умничай, чем глупей - тем лучше. Попробую я с ним поговорить, но в успех не верю. И про порнуху молчи. Замполит ее с закрытыми глазами уже сургучом опечатал для сдачи в политотдел. Виктор собрался уже было уходить, но вдруг спросил:

- Да, кстати, у тебя не остались такие помидорчики в томате, что ты вчера к доктору на день рожденья приносил?

Особист убыл, унося память о семье и родине - двухлитровую банку эксклюзивной домашней закуски, а я остался комкать в руках чуждую мне по духу и сути находку. К вечеру у нас с Сашей здорово разболелись животы. Наверное, витамины у доктора были сильно просроченные. Мы к нему лечиться не пошли, потому, что при таких симптомах он всегда ставит диагноз - аппендицит...

Партсобрание прошло под знаком борьбы с заразой - долларом и со мной, как с разносчиком этой заразы. Сразу после оглашения повестки, командира пригласили на мостик, и он уже не вернулся на поле идейной брани. Возможно, это приглашение он спланировал заранее. Вступившемуся было за меня Саше, досталось самому, как соучастнику. Еще ему замполит припомнил прошлогоднюю стычку с патрулем где-то на танцах. Больше никто не пикнул. Решение было гуманным - поставить на вид, мне, естественно, а не доллару.

- Хорошо, что ты прикомандированный, - сказал Олег после собрания,

- Своего истоптали бы всмятку.

- Где у вас это, - обратился ко мне замполит.

- Заберете? - обрадовался я.

- Ну уж нет, храните. В базе посоветуемся с руководством и примем решение, - поднял он указательный палец, - Это ж - ВАЛЮТА. В его произношении каждая буква в этом слове была заглавной и вызывала отвращение. С того дня ко мне надолго приклеилась кличка - валютчик.

Возвращение в базу было неожиданным. Мы уже недели две ждали заправку топливом и продовольствием с какого-то танкера, но встретиться с ним никак не удавалось. ..Питание однообразное. Выгребли все баталерные припасы и заначки. Большой ларь с картошкой и овощами, установленный на баке, сорвало с креплений и смыло волной еще месяц назад во время шторма где-то около Мальты. Очевидцы успели заметить, как он воспарил над палубой и пронесся в пяти дюймах от надстройки со скоростью встречного экспресса Октябрьской железной дороги. Из крупы у нас - только немного риса, а из мясных продуктов - только консервированные деликатесные говяжьи языки в желе. Я с тех времен никогда не допускал представлений о языке в кулинарном смысле, да и к рису отношусь с предубеждением. Говорят, что окончание моторесурса нашего корабля было для всех неожиданностью, причем продлить его без капремонта никто не решился - регламенты, однако. Срочно в базу - решило руководство. Заправлять нас, естественно, не стали и еще дней пять - шесть предстояло оставаться "язычниками". А ведь баталер-кормилец эти консервы наверняка берег для выгоднейшего бартера.

В базу нас сразу не пустили и оставили ночевать на внешнем рейде, предупредив, что с утра будет заслушивание по результатам похода с прибытием на корабль комбрига со свитой. Всю ночь вылизывали пароход, драили медяшки, писали доклады и справки. Шел инструктаж личного состава о том, как правильно отвечать на провокационные и дурацкие вопросы. Готовился праздничный завтрак из известных деликатесных продуктов - "язык проглотишь".

Утром, после бессонной ночи корабль, ведомый командиром, блестяще швартанулся на свое штатное место. Подтащили трап и на борт, отдавая честь флагу, словно отмахиваясь от назойливых насекомых, проследовали один за другим крупнозвездные офицеры, числом не менее двадцати. Заслушивание в кают-компании проходило спокойно. Результаты похода были приличными: задачи выполнены, люди живы, техника условно исправна. Диссонансом прозвучала лишь баллада замполита о его поединке с долларом, который пытался искушать личный состав. Моя роль троянского коня, носителя коварной зелени выглядела роковой. Это выступление внесло некоторую живинку в массы и проверяющие, сдерживая улыбки, разошлись по постам в хорошем настроении. Меня подозвал к себе начальник политотдела, потеребил мою галстучную заколку и, повернувшись к замполиту, повелел:

- Сдать в банк.

Я ляпнул, - Спасибо, - и попросил разрешения удалиться. ..Тот, по отечески кивнув, мечтательно погрузил взгляд в украшение кают-компании - картину морского сражения времен парусного флота. Замполит бдительно прочесал левым глазом картину, не отрывая от меня взора правого глаза. Уходя, я слышал басок НачПО:

- А тебе, дорогой, пора в академию. Перерос ты здесь себя, перерос. В ответных словах замполита сквозила глубокая сыновья благодарность и горечь от возможного расставания. Я быстренько вышел в оптически - мертвую зону относительно политруководства и успешно покинул кают-компанию. В тот же день под конвоем пропагандиста N-ской бригады я отправился в банк. Девушка из банковского окошка в ответ на просьбу принять пять долларов нажала на какую-то кнопочку, вследствие чего из боковой дверцы появился мужчина не первой молодости в сатиновых нарукавниках.

- Я начальник отдела банка. Чем могу служить? Мы рассказали легенду о волне, выкинувшей на палубу бутылку, в которой вместо призыва о помощи оказалась зловещая валюта.

- Лучше бы там оказался волшебник-джинн, - доверчиво улыбнулся банкир,

- С ним у Вас было б меньше проблем.

Он объяснил, что из-за такой мелочевки не собирается тревожить свои многочисленные гроссбухи и вносить путаницу в отчетность. Да и мне нет резона писать заявления и собирать справки и характеристики.

- Доллары принадлежат Вам, но владеть ими Вы не имеете права, - закончил речь банкир. От этой фразы несло мертвячиной и мне стало грустно.

- Как же быть?

- Есть один элегантный выход. Я позвоню в наш магазин, и ..Вы там что-либо себе купите на имеющуюся сумму, а чек отдадите своему бдительному начальнику.

- Умные и благородные люди, - подумал я тогда про банкиров и долго и горячо благодарил моего спасителя. (Интересно, дожил ли он до времен банковского расцвета. Боюсь, что нет: я не встречал его фотографий на журнальных обложках...)

В валютном магазине, куда нас запустили с черного хода, услышав пароль: - мы от Льва Семеновича, БЫЛО ВСЕ.

Мой конвоир с ходу отверг предложение о покупке нескольких флаконов экзотического спиртного и выбрал для меня водолазку, а для себя - главное оружие политрабочего - авторучку. Мне было уже все равно. Инцидент исчерпан. Я счастлив, жив и даже в водолазке.

С причала я позвонил шефу, который радостно сообщил, что завтра я убываю в Николаев на строящийся там головной крейсер нового проекта, куда назначен командиром группы радиолокационного комплекса.

- Но я же штурман, а не радиотехнарь!!!

- Отставить отговорки. Кадры решили и ША! Заходи за документами. Потом еще благодарить будешь, Валютчик. Я чертыхнулся и пошел на почти родной гидрограф собирать вещички. Без разбору я затолкал все подряд в большую хозяйственную сумку, а сверху уложил горкой словари из рундука. Их надо было успеть до отъезда сдать в библиотеку. После второй попытки застегнуть сумку несколько книг вывалилось на палубу и посыпались листки. Я нагнулся и поднял суточный план с авианосца, автоматически безотчетно развернул его и сразу сел на койку - подкосились ноги. Между листками уютно устроилась почти новенькая купюра номиналом пять долларов. Сейчас я уже не так уверен, но тогда мне ясно почудился запах серы. Глядя в лицо заокеанского государственного мужа на банкноте, я впервые в жизни истово перекрестился. Он подмигнул.

В прошлом году я случайно в метро столкнулся с изрядно постаревшим, но узнаваемым шефом. Пока мы хлопали друг друга по плечам, я явственно вспомнил, в какой из книжек на дальней полке запрятана злополучная пятерка баксов. Мы ее нашли и успешно пропили по случаю такой редкой и радостной встречи. Если бы не шеф нам вполне хватило б этой суммы, но ему позарез захотелось на закуску заливных языков...

Автор Сергей Литовкин