Весь видимый мир ближайшем окружении молодого рыцаря быстро растворился после его неуверенного шага вперёд: голову как-будто скрыло тёмное покрывало. За спиной мощно защелкали механизмы и дернулся рычаг, теперь, сразу после доползшей до верха толстокаменной двери, наступила настоящая, непроглядная темень.
Он оказался запертым в лабиринте. По легенде, о которой ему поведал старый придворный маг, здесь невозможно найти выход, пока ты не придёшь к центру и не сразишь минотавра — творца этого подземелья.
Не по чистой случайности, когда мужчина зажёг промасленную тряпку факела одноразовым пером феникса, на его доспехе отчетливо зиял магический рисунок рогатого существа, очень напоминающий бычью голову, если бы не легко уловимые глазу человеческие очертания черепа.
Смысл этого символа открывался любому кто когда-то присутствовал на церемониальной торжественной клятве в великом замке Камелот. Двенадцать избранных рыцарей сидя на коленях по очереди читали заклинания-обеты, которые магическим образом отпечатали рисунки двенадцати угрожающих миру существ на их стальных доспехах. Как позже им объяснил Мерлин: «Каждый из вас достоин своего символа и вам теперь будет позволено войти в обитель того, кто проявился на вашем нагруднике. Но никто не убьёт стражей вместо вас».
Так Конан и оказался в лабиринте Минотавра.
Он сжал факел покрепче и осмотрелся повнимательней: с обеих сторон вперёд во тьму протягивались желтоватые стены, тут и там покрытые липкой, но быстро сгораемой паутиной. Ощущения тесноты место не вызывало, однако на свой единственный источник света Конан очень сильно уповал, ибо с детства боялся темноты.
Хоть по его крупной и явно натренированной фигуре этого и не скажешь, раньше все во дворе дразнили будущего рыцаря за его боязнь мрака, ночи и тому подобного. Будучи не самым смышлёным, мальчик решил стать физически сильнее своих обидчиков, чтобы проучить не только их, но и всякое «без светное» непроглядье. К сожалению или счастью у него не получилось ни первого ни второго: увлечённого тренировками Конана заметил бродячий варвар, что по неизвестной причине вырезал всю деревню где жил паренёк.
История умалчивает как ему удалось дойти до Камелота, немного выучиться грамоте, пройти все испытания арены Новичков и там же стать единственным кто сразил великого варвара по кличке «Бар-Бар» в честном поединке, но к сегодняшнему дню от мальчика боявшегося темноты остался лишь его страх и топор побеждённого врага. Может поэтому Конана за спиной прозвали «Варваром», а может и по другой причине...
Сейчас обладатель двусторонней секиры со всего размаху разрубил проползающего мимо большого паука. Все дело в том, что задерживаться в лабиринте Конану не хотелось и даже более того — желание обогнать других рыцарей заставляло ноги двигаться быстрее чем Варвар размышлял над тем куда следует идти дальше, однако он почему-то продолжал стоять и всё ещё разглядывал побеждённого монстра.
После такого смачного убийства членистоногого гиганта, в глазах мужчины спустя некоторое время зажегся огонь подлинной уверенности в своих силах. И наконец, тот двинулся дальше.
Шаг за шагом, поворот за поворотом, Конан пошёл куда-то даже не думая оглядываться. Ему пришлось перепрыгивать ямы гниющих трупов насаженных на вечно молодые пики; Бежать напролом через комнату ужасающей мелодии, гипнотизирующей всякого слушателя на смертельные танцы до последнего вздоха. К счастью, музыкальный слух у Варвара настолько плох, что никакой мелодии кроме криков подводных сирен он и не услышал. И только в один неловкий момент, когда облегчающийся человек решил обернуться... завыли волки, застучали барабаны, приземлилась густая слюна на всё его недовольное лицо.
Просто махать своим оружием — это удел действительно наивных и неподготовленных воинов. Каждый кто брал в руки увесистую дубину знает: если вложить чрезмерно много сил, то можно потерять не только выскользнувшую деревяшку и растянуть суставы локтей, но и споткнувшись потерять равновесие, а припав на колено перед врагом и вовсе лишиться жизни. Так вот... Забудьте это. Ибо Конан ничего не видя из-за зеленой слизистой маски просто взбесился и трижды, четырежды, пятире... в пятый раз неистово взмахивает секирой, но локти в порядке, равновесие присутствует, а враги разрублены на несимметричные половинки.
Быстрый взгляд на трупы пробудил дедуктивный отдел мозга Конана и вот что он выяснил: кровь первого побеждённого паука осталась на стальных ботах рыцаря — её то и учуяли волки, а затем гоблины (они сидели верхом на величественных зверях) отдали им команду преследовать этот запах, а затем... Каким-то образом к ним присоединился сопливый тролль. Теперь все эти твари лежали в одной куче. Почесав измазанную всем чем только можно голову, рыцарь вздохнул и пошёл прямо.
Впереди изгибалась светлая линия, а расстояние до потолка явно постепенно увеличивалось по дороге к ней. По пути к этой ярко горящей колонне чего-то живого там впереди, Варвар чувствовал как усталость уже обнимает его плечи и потому остановился. Недолго думая, храбрец свободной от факела рукой достал из подсумка маринованный глаз циклопа. Правда, мариновали столь дорогой ресурс в крови безголовых черепах (настоящие сорвиголовы среди животных), смешанной в банке с пыльцой фей, с помощью которой те будят спящие леса. Только поэтому, когда кулак вдыхающего Конана крепче сжал немного скользкий шар чистейшего белка, аккуратно надкусив его, волосатые ноздри и многочисленные рецепторы языка человека вобрали в себя бодрящий коктейль чистой, будоражащей агрессии, способный привести в чувства даже выбитого из сил мамонта, заставляя кровь неприятно бурлить под слоем кожи и тренированных мышц.
Добровольно идти в лапы к тому гигантскому существу оказалось занятием не сродни простой пешей прогулке. Конан сжимал кулаки, молниеносно маршировал ногами, языком упирался в стиснутые ряды двадцати пяти зубов. И всё это только из-за того, что внутри уже почти кипела кровь от недавно съеденной закуски. С таким раскладом дел ему не терпелось как можно скорее сразиться с уготованным врагом.
К этой безымянной светящейся угрозе ростом с настоящий замок, Варвар подошёл с секирой наготове. Заточенные лезвия переливали здешнее желтоватое освещение, будто на металл кто-то пролил золотистого мёду. Сам же человек решил наконец взглянуть на своего будущего, возможно настоящего противника: вся стена... Конан помотал головой и ещё раз описал зрительную дугу обоими яблоками сердитых глаз по всему что видел — а видел лишь стену. Лицо непонимающего бедолаги теперь изобразило всю палитру разочарования не меньше, чем искривилось в изумлении.
Там где взор рассчитывал узреть чудище, а вопрошающее сердце требовало схватки, распростёрлась в стороны и ввысь необъятная преграда, судя по трещинам из древнейшего камня. На ней, будто руками местного художника-каменщика, в длинных рядах теснились выдолбленные буквы узнаваемого рыцарем алфавита. И то таинственное освещение из далека кажущееся настоящим гигантом похожем на светящуюся змею, на самом деле лишь подсвечивало сверху вниз гласные и согласные, образуя визуально извилистую, легко читаемую колонну. Варвар немедленно прочёл её вслух: «Леприко’дарне». Ранее незаметная глазу дверь в стене отворилась и мужчина незамедлительно прошёл внутрь.
Рыжие лучи факела рассекали тьму маленькой прихожей. Рыцарь повёл огнём в обе стороны перед собой и ничего кроме как голого потолка, пола и стен не обнаружил. Обстановка намекала идти вперед, а Конан был и не против. Где-то через десять метров или девяти шагов уверенного человека мечтающего о сражении, тени наконец остались позади. Он оказался у края круглой арены, сверху на которую посыпались мириады светящихся пылинок.
Если кто-то там над потолком этого не маленького помещения увлёкся тряской стометровой и однозначно волшебной соломинки, то по мнению раздражённого Варвара ему следовало немедленно остановиться. Ибо от такого красивого зрелища кровь в жилах бурлила нежнее прежнего, успокаивая завороженного воина, чего Конану хотелось меньше всего. В попытках противиться данному колдовству мужчина сделал один строгий шаг на территорию арены и тогда... Неясно откуда, а может и всегда там стоял, появился, а может и просто стал наконец замеченным, в центре, словно толпе невидимых зрителей, поклонился маленький леприкон, вежливо стянувший котелок с безволосой головы в грациозно исполненном жесте.
Эта очаровательная церемония приветствия почти заставила рыцаря почувствовать себя простым наблюдателем, который пришёл посмотреть на уже начавшееся выступление; Ладоши восхищенного человека в аккомпанемент изменившемуся в лучшую сторону настроению готовились сыпать аплодисментами, но строго поднятая ладонь леприкона намекнула ему этого не делать и почему-то сразу, действительно, перехотелось.
В прошлом частенько бывало такое, что зеваки на узких улочках города Камелота, названного в честь того самого замка, часто засматривались на фокусы с золотой монеткой от подозрительных личностей. Конан всегда проходил мимо таких не очень впечатлительных зрелищ. Ведь если нет пролитой крови или уши не ласкает звон бьющегося металла, значит происходит что-то однозначно скучное. Именно поэтому, когда из под пиджачка леприкона выскользнула золотая круглая блестяшка и маленькие пальцы как поток воды заставили её плавно перетекать между собой, Варвар впервые в жизни заметил как его пробрало двукратное изумление. Первый раз — почему-то смотреть за трюком с монеткой было также увлекательно как и любоваться магией самого Мерлина, второй раз... Тут скорее виновато первое изумление, которое даже вынудило отвиснуть нижнюю челюсть рыцаря, ибо оно согласно возникшим у Конана подозрениям, являлось всё же магически навязанным, а потому из-за разгадки его природы должно уже было рассеяться, но вместо этого, непоколебимый интерес со следующим трюком волшебного карлика проглотил все остальные чувства и мысли сомнения человека — и это действительно изумляло.
Пальцы леприкончика точно кузнечные клещи надежно схватили увесистую кругляшку. Золото как это и должно быть сияло подобно восходящему солнцу. Лучше рассмотрев монетку, Конан даже преисполнился уверенностью, что кроме него за этой незабвенной блестяшкой следят недавно падающие, а теперь вдруг застывшие в воздухе яркие пылинки, похожие на миниатюрные звезды. Но, даже если сама вселенная краем глаза решила полюбоваться драгоценным имуществом неприметного на вид коротышки, лыбящийся обладатель снятого котелка не стал долго тянуть с последующими действиями: запустив большим пальцем монетку куда повыше, он неведомым никому образом как-то умудрился почесать ноздрю и успеть зевнуть, пока металлическое чудо совершало в воздухе множественные сальто. Однажды Конан будет вспоминать, как вместе с падающей в шляпу монеткой, ему становилось тем легче дышать, чем ближе к темному дну головного убора она успевала приземлиться, а казалось сие событие длительностью близким к бесконечности.
В этот самый момент, когда монета пролежала в шляпке какие-то две секунды, с потолка вдруг схлынула волна буйного ветра. Её прозрачный силуэт промчался по всей окружности широченной арены, собирая внутрь все светящиеся пылинки на своём пути. И пока Варвар стоял отвернувшись от взъерошенной пыли, заходящий на второй круг воздушный поток легонько качнул кончиком своего хвоста и, подобно наглому воришке, своровал пламя с факела в руках человека. Когда Конан обернулся посмотреть в чём дело, то о факеле он как-то не сразу вспомнил; Внимание стойкого рыцаря приковал даже не маленький кролик, выскочивший из уже валяющегося котелка леприкона, а окружившее зверька светящееся торнадо, устремлённое ввысь. Вместе с хохотом мелкого фокусника — который непонятно как оседлал гребень ветра, — сияние всё выше поднимающейся воздушной спирали постепенно уходило за линию потолка, пока не исчезло вовсе. Так Конан остался в непроглядной тьме вместе со своим страхом и где-то неподалёку тихо прыгающим созданием в белой шубке.
Мало кто знает, что кролик в здешнем мире закрепился в книжках о мифологии как провожатый в загробный мир. Если бы только Варвар чаще посещал библиотеку замка Камелот, ему бы и в голову сейчас не пришло наощупь искать ушатого зверя, ибо в строках тех книг сказано следующее: «Каждый кролик что магией создан или является причиной проявления оной — есть спутник смерти или её настоящая явь. Остерегайтесь этих созданий, а коль воочию сие тварь узрели, то бегите прочь и куда подальше!».
Возможно лишь поэтому когда Варвар внимательно пригляделся в окружающий его мрак, то смог разглядеть вдали выделяющуюся в воцарившемся бессветии чёрную тень отпрыгивающего зверька, который загадочно остановился. Человек, чью кровь хлестало быстрыми ударами сердце, замер заодно.
И тишина незаметно прискакала на арену, украв даже возникший скрип от сжимающихся на рукояти двуручного топора кулаков рыцаря. Звуки беззвучных копыт били по ушам.
...
Впереди, будто пролитые чернила, быстро разрослась тень. В мгновение ока она стала похожа на бездонную лужу наполненную вселенской бездной. Не желая ослепнуть, Конан машинально зажмурился.
Что-то выпрыгнувшее от туда или приземлившееся сверху затрясло каменный пол арены, но рыцарь смог устоять на своих ногах. Сквозь закрытые веки к его глазам проник жгучий алый свет, вынудив открыть их.
Точно бич всех красок и фантазий, мгновенно покрошив на бисеринки воспоминания о «живом» свете, из глазниц рогатого существа три метра ростом исполнялась колыбель смерти, обретшая материальную форму в виде двух пунцовых камней, заменяя глаза гиганту.
Эти два рубиновых светоча испускали в разные стороны лучи как это делает нарисованное на листе бумаги солнце, но более короткие и похожие на лезвия. Своим остриём они пронзали густую тьму и пролитая из чертогов мрака кровь обнажала зрителю его самые потаённые страхи.
Именно за такой кровавой пеленой где взор рыцаря остановился на секунду, в чёрных сгустках воспоминаний стоял заплаканный мальчишка. И крики которые сводили с ума маленького оборванца, также укалывали сердце и разум Варвара. То звучали...
Конан закрыл глаза, задрожав от ярости.
Наконец на распростертой вширь арене возвысился защитник лабиринта в облике непоколебимого Минотавра, напротив которого с сжатой в руках секирой стоял настоящий рыцарь. Эти две враждующие друг с другом фигуры приняли говорящие сами за себя позы, желая начать бой, определяющий исход их встречи.
*Не вылезай* — кричали тени...
Воин рысью промчался до могучего исполина. Человеку пришлось задействовать всю силу своих мышц в ударе, чтобы тяжелый топор вспорхнул рассекающей молнией к голове рогатого монстра. Таким приёмом Конан однажды на спор разрубил твердокаменный валун мчащийся на него и его товарищей.
Но родителю запутанной системы жёлтых стен хватило одного резкого движения кулаком, чтобы разубедить напавшего неприятеля в его главном столпе уверенности — физическом превосходстве, отправив кувыркаться по полу в направлении от себя.
*Пожалейте его* — донёсся сдвоенный до безобразия крик из дальних уголков арены.
Распластавшись на холодном камне, Конан жадно глотая ртом воздух потянулся к оружию. Топор лежал рядом и от приближающегося топота рогатого существа вздрагивал, переливая на своём лезвии губительную палитру красных оттенков магии из глаз Минотавра. Заметив это, Варвар сквозь боль улыбнулся.
Однако властелин подземелья усилил шаг и пол от удара копыт начал покрываться тонкими трещинами. Таким темпом он подошёл к обессиленному человеку слишком быстро, ибо в его движениях крылась злость в которой он прибывал постоянно. Минотавр опустил взор вниз: рыцарь валялся у его ног.
*Прости нас* — Кривым эхом пронеслось по воздуху.
Победоносным движением длань исполина схватила Конана за шею мёртвой хваткой, мерно поднимая обжатое мятой сталью тело всё выше. Будто с краев серебряного кубка, из открывшихся щелей в доспехе вытекали алые струи крови похожие на пролитое небрежностью вино. И, желая испить человеческой души в честь триумфального завершения схватки, Минотавр заставил посмотреть Варвара в бездну своих рубиновых очей. С этого момента сознание рыцаря утонуло в зыбучем омуте страхов и ночных кошмаров...
***
На гладко каменный чёрный пол упал мальчишка. Его окружало «без светное» непроглядье, в котором точно где-то стояли стены, а внутри стен втискивалась запертая дверь.
— Не вылезай, Конан! — С просьбой произнёс мужской голос, точно откуда-то из-за двери.
Там же послышался приближающийся топот не менее десятка очень строго шагающих личностей. Они резко и без слышимых на то причин остановились.
Затем, если судить по звуку, кто-то из них явно вышел вперёд. Этот обладатель тяжелой походки без лишних слов заставил вибрировать воздух серией ударов посоха о пол.
— Пожалейте его, прошу! — Выкрикнула женщина.
Испуганный Конан решил подсмотреть в светлую щель между косяком и дверью.
Видимый рисунок складывался таким образом, будто ветер ожил, принял уловимый глазу силуэт и беспринципно начал скручивать в себя сопротивляющегося мужчину, который истошно-страдающими криками своего голоса дал понять — это он только что просил Конана не вылезать.
— Прости нас, сынок! — Всхлипывая попросила... мать.
Оба родителя переглянулись и синхронно выкрикнули запретные слова, из-за которых все пришедшие длиннобороды в рясах немедленно стали отступать назад, но это оказался тщетный поступок: из всех трещин деревянных стен и потолка, поворотов в узком коридоре, ртов изумлённых магов или из застывших лиц в нарисованных картинах — отовсюду полилась густейшая тьма, быстро омывающая разноцветную реальность, поглощая её.
Мальчик дёргал на себя дверь, пока ржавый замок защёлки не поддался на его усилия и подобно пластилину выгнулся, подарив юнцу возможность лицезреть... абсолютный мрак. Тёплые слёзы покатились по его щекам, тихо разбиваясь о пол. Вытирая рукавом заплаканное лицо, он хотел было присесть и заскулить, обвиняя во всём проклятую темноту. Однако, словно выходя за пределы собственного сценария, парень вдруг кое-что осознал, когда взглянул на свою руку — с неё капала кровь.
Произошедшее с родителями никогда так ярко не всплывало перед глазами Конана. И только в чертогах личного кошмара созданного магией Минотавра всё наконец прояснилось. Непобедимый страх детства обрисовался во вполне складываемую, понятную картину и то размытое с юношества заблуждение, что именно темнота отняла что-то важное у мальчика и потому её стоит бояться и ненавидеть, стало просто поводом для смеха.
Вместе с логично пришедшим осознанием происходящего, помимо руки всё тело юнца покрылось боевыми ранами, как если бы его только что ударил трёхметровый великан. Под его дрожащей от смеха фигурой постепенно ширилась кровавая лужа, впрочем, отвлекала вовсе не она, а блики жёлтых лучей ползущих по её ряби. Когда остепенившийся мальчишка повернулся лицезреть виноватый в этом источник света, то удивился увиденному больше, как если бы там оказалось солнце: в окаймленном световой дугой окне между мирами, по ту сторону реальности, ему улыбался зажатый пальцами рогатого монстра Конан Варвар, то есть он сам.
Их взгляды соприкоснулись моментально и каждый из двух почувствовал как неотделимы они друг от друга. Именно поэтому, когда мальчик углядел в своей руке вдруг нарисовавшуюся каким-то образом секиру, он закрыл её металлом свой взгляд, сразу понимая как действовать.
Блестящая сталь двулезвийного топора отразила на себе два рубиновых глаза несуществующих здесь, но там...
***
Варвар держал оружие дрожащей рукой перед взглядом врага, обрекая Минотавра самолично разглядеть губительную остроту своего волшебства в немного размытом переливе отражения. Для рыцаря же магическая тюрьма иллюзий сразу схлопнулась, оставив в разуме лишь бесстрашие. А для рогатого исполина наступил тот самый исторический момент, о котором в пыльных свитках летописцев Камелота будет написано следующее: "Непобедимое сталью и временем тело Правителя легендарного лабиринта удалось сразить не силою, но смекалкой. К великому сожалению, вход в эту обитель секретных тайн и сокровищ стал закрыт для всех, даже для Конана Варвара, обнаруженного Мерлином в лесной чаще у подземелья с весьма странной золотой монетой в руках и боевыми ранами".
