Каждый день Скрипка смотрела на Колокольчики у двери. Они звенели, когда входили люди — редкие гости лавки. Их звук был лёгким, безупречным, и Скрипка чувствовала себя всё ничтожнее. «Я никогда не стану такой, — шептала она. — Их мелодия совершенна, а я лишь деревянная коробка с натянутыми нитями». Но однажды Колокольчики, поймав её взгляд, звякнули тише, словно говоря: «Мы лишь приветствуем, наш звук мимолётен. Ты же можешь рассказать целую историю. Почему ты молчишь?» Скрипка вздрогнула. История? Но как найти её, если страх заглушает струны?
Дни текли, пыль оседала, Колокольчики звенели, а Скрипка молчала. Однажды дверь распахнулась, и в лавку вошёл ребёнок — мальчик с любопытными глазами и лёгкими шагами. Колокольчики приветствовали его звоном, и Скрипка, как всегда, вздохнула от их совершенства. Но мальчик не смотрел на дверь. Его взгляд упал на Скрипку, и он, словно заворожённый, протянул к ней руки. «Какая красивая», — прошептал он и осторожно взял её с полки. Пыль взметнулась, но мальчик смахнул её, и струны Скрипки задрожали от прикосновения. Он подхватил Смычок, неумело, но с теплом, и провёл им по струнам. Звук родился — не идеальный, не похожий на звон Колокольчиков, а шероховатый, дрожащий, полный жизни. Это была не мелодия мастера, а простая песня — как шёпот ветра, как шаги по траве, как смех ребёнка. Скрипка замерла, её деревянное сердце затрепетало. «Это я? — подумала она. — Это мой голос?» Мальчик улыбнулся, продолжая играть, и звук стал смелее, живее.Скрипка поняла: её мечта не в том, чтобы стать как Колокольчики, чей звон прекрасен, но мимолётен. Её мелодия — в искренности, в том, как она говорит с сердцем того, кто её слушает.
Мальчик ушёл, но обещал вернуться, и Скрипка осталась ждать. Она знала: её голос родился, и он будет петь, пока есть руки, готовые коснуться струн, и сердца, готовые слушать. Колокольчики звенели у двери, приветствуя новых гостей, и Скрипка, впервые, не завидовала. «Ваш звук прекрасен, — подумала она, — но мой — это моя история».
