Один уважаемый военноначальник в своём телеграмм-канале вспомнил Шому, молодого парня, погибшего в октябре в одной из безуспешных попыток выбить противника из Черкасского, какой он был бесстрашный герой. Нет, против этого парня и статьи про него, ничего не имею, и добавлю от себя, нормальный парень был, жаль, что погиб. Но кто вспомнит Холма? Бойца нашего отряда, погибшего при эвакуации Шомы. Холму было столько же лет, сколько и Тихому про которого я написал раньше, пятьдесят шесть. В отличие от Тихого Холм по виду соответствовал своему возрасту, худой, высокий, иногда казалось, даже подтянутый, хотя это не соответствовало действительности, броник первое время еле таскал. Помню, как у него смешно получалось докладывать по радейке, вроде бы и серьёзно говорил, а интонация смешная получалась. Тетрадь вёл, куда записывал все расходы, кому сколько перевёл, за сколько что купил. А ещё у него был здоровенный будильник, где надыбал не знаю, но точный подъём на ночное дежурство себе обеспечил. Вот значит выбрали в несколько заходов тех, кто помоложе и отправили на БЗ. Я раньше не замечал, чтоб Холм рвался в бой как Тихий, но тут он высказал своё неудовольствие, тем, что его опять оставили. Брось, говорю, надо будет заберут. Через неделю, а может и больше, всё-таки отправили его на «ножки», или на «доставку», или в группу эвакуации, по разному их в разных местах называют, а функции плюс минус одинаковые, на передок воду, еду, батареи, бк, обратно трёхсотых и двухсотых, батареи, опять же. на зарядку.
Приколов там с ним было. В первый же день заблудился. Пара лесополок, и блудить-то негде, но он смог. Условно говоря, пройдёшь прямо, свернёшь в первую лесополку налево, понял? Понял. И ушёл через минное поле к противнику, не дошёл совсем маленько, допёрло, что косяк упорол. Уже стемнело, залёг в какой-то яме до утра, и на рассвете обратно потопал через минное поле. Кстати, про мины он не знал. Никто же не думал, что он поворот пропустит. У нас уже слух прошёл, что Холм двести. Потом как-то раз он снова заплутал, но не так критично.
Проходил он на передок и обратно две недели, пока не случилось то злосчастное наступление. Шому задвухсотило на открытке за сгоревшей Нивой, где не только «птички» долбили и миномёт с агсом доставали, но уже и пулемёт издалека простреливал. Идти за двухсотым было что-то между «нельзя» и «совсем нельзя». Но – приказ. Поймав тишину, вышли Холм и ещё один парень, Джордан, да видимо их «птичка» срисовала. Сначала по ним заработал пулемёт, ребята метнулись в разные стороны и залегли, потом прилетела фпвишка и выбрала Холма, затем стали ложить миномёт с агсом. Напарнику повезло, пораненый и контуженный он забился в полузасыпанный окопчик и потом смог выбраться.
Шому в тот день всё-таки вытащили. Вражины переключили внимание на другой участок, и восемнадцатилетний парнишка, Кобальт, приняв из рук старшего стропу, добрался до тела, зацепил и вытянул его за «Ниву» к побитым осколками и осенью жидким кустикам. А разорванный дроном Холм так и остался лежать за сгоревшей машиной в паре километрах от Черкасского. Как потом командиры ни требовали его забрать, не вышло. Парни трое суток просидели в сыром окопе, но противник больше оплошностей не допускал и держал эту проклятую открытку под постоянным контролем. Кто-то скажет, вместо одного двухсотого другого оставили, вот зачем только людей послали? Подробности рассказывать не буду, но не спешите судить, случай тут особенный.
Кобальт и Джордан на момент окончания моего контракта были живы и здоровы, а Холма вынесли только этой весной.
