- Нет, - сказал Королев. – Только не это.
Главный конструктор сидел за письменным столом, на котором, кроме бумаг и чертежей, стоял макет первого спутника, подаренный ему рабочими и инженерами на день рождения.
Собака сидела рядом с ним, справа.
- Сергей Павлович, а у вас есть другой вариант? – спросила она.
- Ну, обезьяну можно запустить. Американцы ведь запускают их в стратосферу. Шимпанзе…
- Потому они и американцы, Сергей Павлович. Империалисты. Правильно их Никита Сергеевич похоронить обещал. Запускать обезьян – все равно, что посылать на смерть маленьких детей. У обезьян интеллект трехлетнего ребенка.
- А ты предлагаешь отправить в полет без возврата разумное существо вроде тебя или кошки?
Собака издала странный звук, который у людей означал бы хмыканье.
- Скажете тоже – кошки. Мяукающий начнет орать о возвращении к темным временам культа личности, о нарушениях социалистической законности, а в самый последний момент просто нагло телепортируется.
- Ну, хомячка какого-нибудь пошлем…
- Сергей Павлович, ну несерьезно все это. Вам там нужна именно собака. Только так вы сможете убедиться, что можно послать человека, что он не сойдет с ума в условиях космоса, как некоторые ученые полагают.
- Нет, - снова твердо сказал Королев. – Я потом с этим жить не смогу. Что послал разумное существо на смерть.
Собака поднялась на все четыре лапы. Обошла стол, подойдя к главному конструктору с другой стороны. Возможно, для того, чтобы ее слова показались более убедительными.
- Природа разума собак совершенно иная, отличная от разума людей. У нас коллективный разум вообще, и мы симбиотические существа. Это очень важно. Кроме коллективного сознания, у нас еще существует коллективная память. И мы знаем, что много тысяч лет назад между вашим видом, людьми, и собаками был заключен союз. Именно он позволил вашему виду победить в соревновании с несколькими иными гоминидами, существовавшими тогда на планете. Мы, собаки, стали вашим эволюционным преимуществом. Мы помогали вам в охоте, охраняли ваши стоянки от нападений хищников, первыми бросались защищать ваших детенышей. Отдавать жизнь за людей – это наш коллективный выбор, который был сделан нами совершенно сознательно. Поэтому во время войны собаки с минами кидались под немецкие танки – мы тогда тоже умирали за вас.
Королев посмотрел в глаза собаке.
- А эсэсовские овчарки? – спросил он.
- Это наша трагедия, - сказала собака. – Доверием тоже можно злоупотребить. Не вам мне это рассказывать.
- Теперь у нас, собак, опять есть возможность пройти впереди человека, чтобы, быть может, опять спасти ваши жизни. Вы же скоро начнете готовить молодых людей, чтобы они вышли в космос, и для нас, для меня – это не просто долг, но и огромная честь - проверить, что это возможно вообще. Для всех собак на Земле. Не лишайте нас этого, Сергей Павлович.
Королев продолжал молчать.
Собака прибегла к решающему, как ей явно казалось, аргументу.
- Мы ведь даже не умираем в вашем понимании этого слова. Мы просто уходим в нашу коллективную память, если пытаться объяснить это на языке людей.
- Идеализм какой-то, - сказал Королев.
- Не все то, что непонятно людям, это идеализм.
Королев поднялся из-за стола. Подошел к окну. На горизонте стояла, почти готовая к запуску, ракета. Он долго смотрел на нее.
- Не знаю, - сказал ее конструктор. – Надо еще подумать.
Телеметрия отказала. Полет оказался не совсем удачным, ученые рассчитывали, что Лайка продержится в космосе около недели, но все-таки в расчеты закралась ошибка и на четвертом витке вокруг Земли температура стала быстро подниматься.
Становилось жарко и времени почти не осталось. Собаке не было страшно. Она смотрела в иллюминатор на планету и думала о том, что ей, простой беспородной собаке, повезло стать первым разумным существом, эту красивую планету покинувшую.
Через несколько минут наблюдатели на Земле зафиксировали в небе искорку. «Спутник-2» сгорел в атмосфере.
В это мгновение все собаки на планете – овчарка пограничника на советско-турецкой границе, мопс в руках голливудской дивы, бездомный пес на окраине Тегусигальпы, австралийская пастушья собака, ездовой пес эскимоса – все посмотрели на небо и замерли на несколько секунд.
После темноты и боли к Лайке пришло чувство блаженства. Она стояла на каком-то бесконечном травянистом поле под черным небом. К ней подбежал незнакомый щенок и радостно залаял. Лайка облизала его, а потом они побежали со щенком наперегонки. Лайка иногда специально отставала, и тогда щенок чуть сердито оглядывался, как бы говоря: «Ну, и чего ты отстаешь?»
