Самый жёсткий — это, конечно, медицинский юмор. Но и морской — тоже вполне. Про медицинский, в основном, наслышан, но и мне немного досталось.
Я не знаю, как такое может быть, но до сорока лет я ни разу не ловил в лесу клещей. Как проклятие какое-то — у всех есть, у меня нет. И вот, с 2015 года прорвало, что называется. Самый первый клещ, естественно, был самым запоминающимся. Я даже ощущения эти помню на запястье — не то чтобы сильно, но чешется. Вылез из ванной уже дома, смотрю — а этот сидит там у меня по пояс, только ноги торчат в разные стороны.
Мама у меня знатная народница — давай сразу веером предлагать народные средства: от скипидара и уговоров до "выжечь калёным железом" и "помазать соком алоэ". Калёное железо я сразу отверг — мама расстроилась. Поехал в больничку, от греха подальше. А вдруг этот клещ — любитель алоэ? Как знать.
А эти врачихи в травмпункте за свою жизнь насмотрелись оторванных ног и прочих всадников без головы — на меня вообще внимания не обращают. А я, как положено нормальному мужику, сижу в предобморочном состоянии и держу руку вверх — чтобы клещу, не дай бог, не приплохело или не укачало кровопийцу.
Всё, всех раненых распихали, дошла и до меня очередь.
— Ну, — говорит, — давай посмотрим. Раздевайся.
Ну а я что — я привык врачам верить. Стою, вешаю одежду на стул. Она на меня так посмотрела, что я сразу начал одеваться обратно. Ещё и рука вверх всё время — неудобно.
Она из ящика с железяками что-то достала — так звякнула, что у меня аж в ушах закололо.
— Давай, — говорит, — Стасика будем вытаскивать.
— А чего это он Стасик?! — возмутился я. — Это сорт клещей какой-то особый?
— Нет, — говорит, — к нам каждый год приезжает опытный грибник Стасик. Его все тут знают. Стасик уже всем, чем только можно, переболел и ездит к нам чисто в гости — с очередными клещами.
Тут она впилась этому Станиславу в зад и давай его крутить по часовой стрелке.
— Потому, — говорит, — мы теперь всех клещей Стасиками и называем, — подытожила она и положила моего Станислава в пробирку.
— Ну всё, — серьёзным голосом сказала она. — Если начнётся красная сыпь — значит энцефалит. Если сойдёшь с ума — значит Лайма.
— Вайкуле?! — зачем-то поинтересовался я. Тоже Петросян местного разлива.
— А когда с ума сойдёшь — тебе уже всё равно будет, Вайкуле или Ротару.
— Недельку подожди, — уже без юмора сказала она. — Придут анализы клеща. Если заражённый — с тобой свяжется семейный. А если нет — значит, повезло.
Сошёл я с ума с тех пор или нет — не знаю. А покраснений, в итоге, не было.
В море же всё гораздо проще. Приземлённее, я бы сказал. Как бы абсурдно это ни звучало в ситуации, где земли нет вообще.
Первый раз надо мной, восемнадцатилетним, пошутили на палубе. А я подвоха вообще не почуял — дурак. Заходит ко мне старший матрос и говорит:
— На улице больно жарко, иди, идиотка, рыбу из шланга пополивай.
Ну а я что? Пошёл. Стою со шлангом в болотных сапогах и фуфайке на голое тело — поливаю рыбу. Дурное дело нехитрое, чай. И тут чувствую — я еду. Струя в шланге стала такой мощной, что меня как заправского фигуриста начало мотать по скользкой палубе. Я все элементы выполнил — на мастера спорта международного класса как минимум. Пируэты, сальто, риттбергеры и прочие тулупы с зависанием в воздухе. Причём, чем больше я сопротивлялся, тем изощрённее шланг мотал меня по палубе.
Вышли на мой бенефис все. Мокрые, конечно, были, но наржались на две жизни вперёд — заразы, блин. С тех пор я стал сильно бдительнее и больше ничего на палубе не поливал. Даже если сильно просили.
А мы же поначалу до Британии просто по Балтике шатались. В совке всю рыбу из прибрежных вод выгребли — приходилось идти рыбачить в шведскую или датскую зону. Балтийское море не слишком разнообразное в плане рыбы, надо признать: салака, килька (двух видов), лосось, треска, камбала и всякая никому ненужная дребедень.
Вот среди этой дребедени была, например, рыба-игла. Она длинная, как змеюка, но с костяным вытянутым носом. Думаю, у неё есть какое-то официальное название, но мы её так называли. Ну и пинагор. Я, когда его первый раз увидел, сразу понял значение выражения "чудо природы".
Он практически круглый, чуть больше теннисного мячика. Там в конце — крохотный нелепый хвостик, чтобы хоть немного на рыбу был похож. А так — зелёный, с ирокезом как у викингов, маленький круглый ротик и угрожающий вид. Если бы я не знал, что это — подумал бы, что это что-то инопланетное.
В трале может быть 10 тонн рыбы, и она, естественно, погибает при таком давлении. Погибает всё — кроме этого мяча. Он тупо амортизирует своей внутренней пустотой и прекрасно себя чувствует в окружении помершей салаки или кильки.
Ах да, совсем забыл: чтобы мало не показалось, у него на брюхе ещё и присоска. К чему он там в воде присасывается — вообще непонятно. Но у нас они висели целым оркестром на борту судна. Просто прислоняешь его к борту — он врубает присоску и висит. И в целом прекрасно себя чувствует. Судно вибрирует и гудит на ходу, и этот самый пинагор не просто висит присосанный — он ещё и гудит в унисон с бортом.
Так распорядилась судьба-злодейка, что рот у него идеально подходит под сигарету. Рыба-оркестр какая-то. То есть если сигарету прикурить и засунуть пинагору в рот — он её ещё и курить будет. Нет, пепел сам не стряхивает и накуривается довольно быстро, но первый раз это всё выглядит очень смешно.
Ну и рыбацкая классика — повесить цепь рыбаку на крючок и смотреть, с каким азартом он тянет "огромную рыбу". Спиннинг в дугу, судно качается — придаёт эффект сопротивления… В общем, надо было видеть выражение его лица, когда он вытащил цепь.
Наверное, без вот такого простого, незатейливого юмора в море можно было бы сойти с ума — не хуже, чем от болезни Лайма. Есть ещё и армейский юмор, но Советская армия очень вовремя из Латвии ушла, и наш год был первым, кто не пошёл служить бескрайней родине.
Так же на нас закончилась пятибалльная система в школе и десятилетнее среднее образование.
Но, как говорится, это уже совсем другая история.