История + Сахаров

Выступление это приводит в своих мемуарах академик Сахаров, которые написаны им спустя 20 лет после описываемых событий, поэтому сам же Сахаров пишет, что речь Хрущёва может быть передана им неточно, но тем не менее. Другого источника у нас всё равно нет.

Сахаров передал Хрущёву записку, что испытания не нужны. Его аргументация была такова, что США могут воспользоваться испытаниями в СССР "для того, чтобы их изделия соответствовали бы более высоким требованиям", и что испытания могут помешать переговорам о разоружении.

Хрущев, по воспоминаниям Сахарова, отреагировал на это выступление следующей речью (далее цитата из мемуаров Сахарова):

"Я получил записку от академика Сахарова, вот она. (Показывает.) Сахаров пишет, что испытания нам не нужны. Но вот у меня справка - сколько испытаний произвели мы и сколько американцы. Неужели Сахаров может нам доказать, что, имея меньше испытаний, мы получили больше ценных сведений, чем американцы? Что они - глупее нас? Не знаю и не могу знать всякие технические тонкости. Но число испытаний - это важней всего, без испытаний никакая техника невозможна. Разве не так?"

(Полностью мою записку Хрущев не зачитал, так что слушателям моя аргументация не была понятна.)

"Но Сахаров идет дальше. От техники он переходит к политике. Тут он лезет не в свое дело. Можно быть хорошим ученым и ничего не понимать в политических делах. Ведь политика - как в этом старом анекдоте. Едут два еврея в поезде. Один из них спрашивает другого: "Скажите мне: вы куда едете?" - "Я еду в Житомир".

– "Вот хитрец, - думает первый еврей, - я-то знаю, что он действительно едет в Житомир, но он так говорит, чтобы я подумал, что он едет в Жмеринку". Так что предоставьте нам, волей-неволей специалистам в этом деле, делать политику, а вы делайте и испытывайте свои бомбы, тут мы вам мешать не будем и даже поможем. Мы должны вести политику с позиции силы.

Мы не говорим этого вслух - но это так! Другой политики не может быть, другого языка наши противники не понимают. Вот мы помогли избранию Кеннеди. Можно сказать, это мы его избрали в прошлом году. Мы встречаемся с Кеннеди в Вене. Эта встреча могла бы быть поворотной точкой. Но что говорит Кеннеди? "Не ставьте передо мной слишком больших требований, не ставьте меня в уязвимое положение. Если я пойду на слишком большие уступки - меня свалят!" Хорош мальчик! Приехал на встречу, а сделать ничего не может. На какого черта он нам такой нужен? Что с ним разговаривать, тратить время? Сахаров, не пытайтесь диктовать нам, политикам, что нам делать, как себя держать. Я был бы последний слюнтяй, а не Председатель Совета Министров, если бы слушался таких, как Сахаров!"

К сожалению, тему того, как именно СССР избрал Кеннеди, Хрущёв не раскрыл.

И.В. Сталин о роли интеллигенции в социалистическом переустройстве общества (Часть 2)

После установления Советской власти сама постановка вопроса о социальной природе интеллигенции и её взаимодействии с рабочим классом претерпела радикальную перемену. Она утратила прежний, чисто теоретический и общеполитический характер и превратилась в одну из важнейших и актуальных политических проблем социалистической революции. Известно сколь трудно складывались отношения Советской власти и интеллигенции в период Гражданской войны. Тем не менее, именно в это время В.И. Ленин сделать важный шаг в деле приближения интеллигенции к пролетарской власти. В конце 1918 г. он предложил перейти от политики нейтрализации к политике прочного союза со средним крестьянством. То есть самого массового и политически значимого слоя мелкой буржуазии - того слоя общества, к которому по своим социально-политическим настроениям и взглядам была близка или принадлежала большая часть интеллигенции. Необходимость этого шага В.И. Ленин обосновал в ноябре 1918 г.: «Уметь достигать соглашения с средним крестьянством – ни на минуту не отказываясь от борьбы с кулаком и прочно опираясь только на бедноту – это задача момента…»[26]. Обычно, цитируя В.И. Ленина, здесь обрывают его мысль, вольно или невольно, «урезая» её и искажая, если не формулировку, то содержание новой формулу диктатуры пролетариата. А Ленин, закончив эту фразу, продолжал: «То же относится и к кустарю, и к ремесленнику, и к рабочему, поставленному в наиболее мелкобуржуазные условия или сохранившему наиболее мелкобуржуазные взгляды, и ко многим служащим, и к офицерам , и – в особенности – к интеллигенции вообще» [27]. Следовательно, положение В.И. Ленина о возможности и желательности установления политического соглашения, союза мы вправе распространять не только на среднее крестьянство, но и на все, перечисленные им социальные слои и особенно на интеллигенцию.

Так был совершен политический поворот в отношении интеллигенции, в принципиальном отношении не менее важный, чем в отношении среднего крестьянства.

Отныне ленинская формула диктатуры пролетариата учитывала интеллигенцию в качестве союзника. Это был большой и качественный шаг вперед по сравнению с периодом установления советской власти. Но он также свидетельствовал о том, что интеллигенция в целом продолжала рассматриваться как часть мелкой буржуазии. Иначе говоря, её пролетарская природа отрицалась. Далее признания её потенциальным союзником пролетариата в социалистической революции и призыва реализовать этот потенциал, В.И. Ленин не шёл. Политически эта установка была верна, поскольку соответствовала реалиям времени. Но, вместе с тем, отрицание пролетарской природы основной массы интеллигенции ставило определенные преграды на пути признания её способности быть не только союзником, но и опорой советской власти. Фактически устанавливалась некая политическая дистанция между революционной властью и интеллигенцией, преодоление которой требовало от большевиков серьезного переосмысления всего комплекса вопросов, связанных с определением её социальной природы роли в социалистической революции. Впрочем, в разгар гражданской войны и иностранной военной интервенции эта проблема не была актуальной. Очевидно поэтому в отличие от аграрно-крестьянского вопроса, вопрос об интеллигенции в это время не занял в политике большевистской партии того места, которого он, в принципе, заслуживал. Показательно, что В.И. Ленин не часто обращался к этой проблеме в принципиальной постановке её. А когда обращался, то, высказывая мысли и оценки, перекликавшиеся с предупреждением К. Маркса о том, что интеллигенция будет служить рабочему классу только в том случае, если он будет достаточно грамотен, активен в деле управления и т.д., иначе она сядет ему на шею. Так, на XI съезде РКП(б) В.И. Ленин говорил, что если победитель по уровню культуры стоит ниже побежденных, то победа неизбежно обернется для него поражением. Большевикам же - «тому слою коммунистов, который управляет» - не хватает «культурности». Отсюда, по его мнению, проистекала угрозу термидора[28]. Дефицит культуры в управлении могла восполнить только интеллигенция. Поэтому было крайне важно, чтобы она приняла социалистическую революцию как дело, в успехе которого заинтересована. В такой постановке вопроса звучало отрицание некоторых основополагающих установок периода борьбы за власть и её упрочение, например надежды, проводить социалистические преобразования, используя методы запугивания интеллигенции или обеспечения её добросовестности в работе и политической лояльности с помощью высокой зарплаты. Однако и на добровольное принятие основной массой интеллигенции ценностей социализма в условиях сурового революционного времени рассчитывать не приходилось.

В.И. Ленин понимал это и считал, что в рамках переходного от капитализма к социализму периода проблема преодоления дефицита культуры может быть решена лишь частично. Вместе с тем, он был уверен, что даже частичное решение её способно обеспечить успех социалистической революции. Об этом он писал И.И. Скворцову-Степанову (15 ноября 1922 г.), который успех социалистической революции связывал с наличием массы «хороших спецов разнообразнейших «категорий», видевших свою задачу в «укреплении и развитии диктатуры пролетариата». Соглашаясь с необходимостью обеспечения первого условия (нужна масса таких «спецов»), В.И. Ленин возражал по поводу второго: «таких спецов мы долго не получим», их не будет до тех пор «пока все спецы не станут коммунистами. Между тем «проваливаться» пролетарская революция вовсе не должна. Достаточно меньшее условие: именно первое (наличие массы «спецов». – В.С.). Второе не губит нас… Второе условие дотянется до конца диктатуры, а потому не есть условие диктатуры»[29]. Такие представления о социальной природе интеллигенции и её способности участвовать в социалистической революции определили всю политику большевистской партии в отношении её на последующие 10 лет. В это время в отношении интеллигенции «старой формации» проводилась политика разгрома активных вредителей, расслоения нейтральных и привлечения лояльных. Одновременно набирал силу процесс создания кадров рабоче-крестьянской интеллигенции.

В феврале 1931 г. И.В. Сталин, выступая на 1-й конференции работников социалистической промышленности, по-новому сформулировал задачу обеспечения процесса социалистического строительства должной интеллектуальной базой. «Ни один господствующий класс не обходился без своей собственной интеллигенции. Нет никаких оснований сомневаться в том, что рабочий класс СССР также не может обойтись без своей собственной производственно-технической интеллигенции». «Наша страна, - говорил он, - вступила в фазу развития, когда рабочий класс должен создать себе свою собственную производственно-техническую интеллигенцию», состоящую из людей, «которые способны понять политику рабочего класса нашей страны, способны усвоить эту политику и готовы осуществлять её на совесть» [30]. В отношении представителей «старой» интеллигенции, он предлагал учесть происшедшие за последние годы позитивные изменения в её настроениях и «проявлять к ним больше внимания и заботы, смелее привлекать её к работе»[31]. Об этих переменах И.В. Сталин рассказывал Г. Уэллсу во время беседы с ним 23 июля 1934 г. После Октябрьской революции, говорил он, «мы всячески стремились включить техническую интеллигенцию в это строительство, подходили к ней и так, и этак. Прошло не мало времени, прежде чем наша интеллигенция стала на путь активной помощи новому строю. Ныне лучшая её часть – в первых рядах строительства социалистического общества» [32]. Сказанное о технической интеллигенции, в принципе, относится ко всей массе её. Возникли условия для переоценки социальных возможностей интеллигенции в социалистическом обществе, а, значит, и изменения политики советской власти к ней и ее положения во власти. Теоретическая и политическая разработка этих вопросов осуществлялась в процессе осмысления грандиозных социально-политических перемен, происходивших на стадии развернутого наступления социализма по всему фронту. XVI съезд ВКП(б) констатировал, что теперь «социалистические отношения в СССР начинают опираться не только на социалистическую промышленность, но и на быстро растущий социалистический сектор в сельском хозяйстве, представленный совхозами и колхозами. Поэтому теперь «по-новому ставится… вопрос об опоре советской власти в деревне. Отныне… деревня делится на две основные части: на колхозников, являющихся действительной и прочной опорой Советской власти, и на неколхозников из бедноты и середняков, пока еще не желающих войти в колхозы»[33]. Эту мысль И.В. Сталин повторил на объединенном заседании Политбюро ЦК и ЦКК ВКП(б) 27 ноября 1932 г., говоря о коренных переменах, произошедших в деревне вследствие коллективизации сельского хозяйства: «колхозное крестьянство есть союзник рабочего класса. Громадное большинство этого крестьянства является опорой советской власти в деревне»[34].

Эти новые оценки говорят о том, что на данном этапе революции классовая борьба за социализм велась уже не только против остатков эксплуататорских классов; своим острием она все больше направлялась против последнего, но очень прочного убежища капитализма – против мелкобуржуазной психологии, силы стихийной, а потому очень мощной. Соответственно, центр тяжести этой борьба перемещался в плоскость борьбы за социальные слои, группы, за личности. При этом классовый характер этой борьбы, естественно, не утрачивался, а сама она могла временами принимать очень острые формы (что не равнозначно ее усилению). Требование к носителям власти в этой ситуации возрастали и менялись. Крестьянин-единоличник, не желающий расставаться со своим хозяйством, уже не удовлетворял новым требованиям, поскольку мелкобуржуазная, частнособственническая психология в нем оказывалась сильнее потенциального «влечения к социализму», социальной предрасположенности к нему и, в результате, в практическом плане он объективно оказывался защитником мира строго, а не строителем нового мира. Революция сделала «шаг вперед» и при этом «перешагнула» через часть своего авангарда, отставшего от требований жизни, оказавшего в «обозе» и утрачивавшего положение опоры советской власти. В персональном плане ситуация, конечно, временная, поправимая вступлением в колхоз.

Думается, что тоже можно сказать и об интеллигенции. В ходе социалистического строительства возросла не только её роль в экономической и общественно-политической жизни общества, но и требования к интеллигенции со стороны власти. Часть её, быстро увеличивающаяся, оказалась, с точки зрения интересов социалистической революции, на «высоте» своего социального положения и предназначения, часть «плелась в обозе». О тех, кто вел борьбу с советской властью здесь речь не идет, поскольку отношение к врагу выявленному решался в совершенно иной плоскости. К середине 1930-х гг. в положении интеллигенции в советском обществе произошли серьезные перемены. Завершался процесс превращения её в социалистический по своему характеру и положению в обществе социальный слой. Слой «старой» интеллигенции, в независимости от политических взглядов отдельных его представителей, пройдя трудный процесс адаптации к новым социально-экономическим и политическим условиям, в массе своей стал не за страх, а за совесть служить делу социализма. Дело не меняет и признание того, что какая-то часть их субъективно оценивала свою работу как служение не социализму, как таковому, а своей, ставшей социалистической, родине. Их удельный вес в массе интеллигенции неуклонно и быстро сокращался. Одновременно ряды интеллигенции стремительно росли за счет молодых кадров - выходцев из рабочих, крестьян и той же интеллигенции. Формирующаяся новая советская интеллигенция свое происхождение, свой профессиональный рост, улучшение своего материально-бытового положения связывала с советской властью. Создавались предпосылки для новой постановки вопросов о месте и роли интеллигенции в социалистическом строительстве и её месте во власти.

Появилась возможность сориентировать политику советской власти в отношении интеллигенции на её авангард, а также прочнее связать его с властью. Важным этапом в этом процессе стал период между 1931 и 1936 гг. В «Директивах к составлению второго пятилетнего плана народного хозяйства СССР (1933 – 1937 гг.)», принятых XVII конференцией ВКП(б) (январь-февраль 1932 г.), говорилось, что «основной политической задачей второй пятилетки является окончательная ликвидация капиталистических элементов и классов вообще, полное уничтожение причин, порождающих классовые различия и эксплуатацию… превращение всего трудящегося населения страны в сознательных и активных строителей бесклассового социалистического общества»[35]. Таким образом, о социальной структуре существующего советского общества сказано очень обще, обтекаемо, вопрос о социальной структуре бесклассового общества не раскрыт, роль и место интеллигенции ни в нем, ни в процессе его становления никак не обозначен.

Прошло 2 года. Вопрос об интеллигенции занял одно из центральных мест в беседе И.В. Сталина с Г. Уэллсом. Рассуждая о проблеме интеллигенции в социалистической революции, И.В. Сталин не противопоставлял её и рабочий класс, как силы стоящие в социалистической революции по разные стороны баррикад и не отрицал, что интеллигенция может внести в борьбу против капитализма большой вклад. Он не называл ее пролетариатом умственного труда, но мысль о внутренней близости её и рабочего класса проходит красной линией через все его рассуждения, в которых они рассматриваются исключительно с точки зрения их способности вести борьбу с капитализмом. Иначе говоря, антикапиталистический (а, значит, и социалистический) потенциал интеллигенции, принимается им как очевидный факт. В этом отношении показательно, что, отвергая предположение о способности производственной интеллигенции самостоятельно ниспровергнуть капитализм, И.В. Сталин ничего не говорил о том, что подобное стремление запрещено её социальной природой. Аргументируя свою точку зрения, он говорил о причинах, не связанных с ее социальной природой: о невозможности интеллигенции развить свою собственную политическую волю, о её сильной духовной привязанности к буржуазии и зависимости от «интереса хозяина», о недостаточности наличных у нее сил для решения такой задачи[36].

Прошло еще 2 года и в 1936 г. на VIII съезде Советов СССР И.В. Сталин в докладе «О проекте Конституции Союза ССР» обосновал свою точку зрения на социальную структуру общества победившего социализма, в котором сохраняются социально-классовые группы со своими особенностями и интересами - рабочий класс, крестьянство и интеллигенция. Главную тенденцию их развития он усматривал в стирании граней между ними, исчезновении прежней классовой исключительности и их сближении, в падении и стирании политических противоречий между ними[37]. Это положение, как и отмеченное выше положение «Директив» XVII партконференции, соответствовало мысли К. Маркса, высказанной им в работе «Гражданская война во Франции», о том, что «с освобождением труда все станут рабочими, и производительный труд перестанет быть принадлежностью известного класса»[38]. Но оно было развито с точки зрения детализации этого процесса и социальных механизмов его обеспечивавших, а также эволюции социальной структуры социалистического общества. Признание свершившегося факта превращения пролетариата в рабочий класс лишал практического смысла выяснение вопроса о пролетарской природе интеллигенции прежней Российской империи. Этот вопрос, оставаясь важным в теоретическом отношении и сохраняя политическую актуальность для коммунистического движения в капиталистических странах, применительно к СССР он переходил в разряд тех, которыми занимается историческая наука. Возможно, поэтому И.В. Сталин никогда не говорил об интеллигенции, как о пролетариате умственного труда, хотя, судя по всему, был близок к такой оценке.

Для анализа социальной структуры СССР после победы социализма (над капитализмом!), само определение классов, справедливое для рабовладельческого, феодального и буржуазного обществ, а также для переходного от капитализма к социализму периода, должно быть уточнено, поскольку исчезала основополагающая причина для их вычленения и противопоставления – разное отношение к собственности на средства производства. Соответственно исчезала прежняя основа, объединявшая пролетариев физического (рабочий класс) и умственного (интеллигенция) труда - отсутствие у них частной собственности на средства производства. Вместо неё появлялась новая основа, объединявшая советский рабочий класс и советскую интеллигенцию - совладение социалистической (общенародной) собственностью. При тождестве рабочего класса и интеллигенции с точки зрения их отношения к средствам производства, оставалось различие, связанное с выполнением разных функций в общественном производстве материальных и духовных ценностей. На первый план выходила задача правильного учета функциональных различий и положения в общественном производстве его совладельцев, находящихся в социальном родстве.

Расширение социальной базы советской власти, новые представления о социальной структуре общества победившего социализма неизбежно должны были отразиться на эволюции государства и политического режима. Свою мысль о развитии советского государства И.В. Сталин сформулировал так: «расширение базы диктатуры рабочего класса» означает не её ликвидацию, а «превращение диктатуры в более мощную систему государственного руководства обществом»[39]. Поскольку под пролетариатом понимались только наемные работники, занятые физическим трудом, т.е. рабочие, а сам пролетариат обрел собственность на средства производства, постольку замена термина «диктатура пролетариата» термином «диктатура рабочего класса» указывала на эволюцию государства, а не на его внутреннее перерождение. Итак, диктатура пролетариата, превращающаяся благодаря росту социалистического сектора в экономике в диктатуру рабочего класса, которая в свою очередь, благодаря расширению социальной базы советской власти, в т.ч. и за счет интеллигенции, превращающаяся в иную систему государственного руководства обществом. И.В. Сталин обозначил причины и тенденцию развития диктатуры пролетариата, не конкретизировав содержание этого процесса и не предложив возникающей системе названия, отражающего существа происходящих перемен. Возможно, эти вопросы находились в стадии осмысления. В данном случае важно отметить, что, говоря о диктатуре класса, И.В. Сталин имел в виду сущность государственной власти, а не политический режим. Говоря же о политическом режиме, он указывал на то, что «проект новой Конституции действительно оставляет в силе режим диктатуры рабочего класса, равно как сохраняет без изменения нынешнее руководящее положение Коммунистической партии»[40].

Формула власти также претерпела изменения: в виду того, что абсолютное большинство крестьян стало колхозниками, то СССР провозглашался государством, в котором у власти стоят рабочие и крестьяне, а «государственное руководство обществом (диктатура) принадлежит рабочему классу, как передовому классу общества»[41]. Предложения пополнить эту формулу интеллигенцией И.В. Сталин отклонил, объяснив это свое мнение тем, что «интеллигенция никогда не была и не может быть классом, - она была и остается прослойкой, рекрутирующей своих членов среди всех классов»[42]. Если мы учтем, что в данном случае речь у Сталина идет не об определении социальной природы интеллигенции, а о её способности быть самостоятельным классом, о её функциональной роли в обществе того времени, то сформулированное положение, думается, следует признать верным и не противоречащим представлениям К. Маркса и Ф. Энгельса об интеллигенции, как части пролетариата, а не самостоятельном классе. В отказе признать интеллигенцию как особый класс нет, естественно, ничего уничижительного для её достоинства, ничего принижающего её роль в революции и обрекающее её на участь неполноценной части социалистического общества. Ведь социализм ознаменовал начало угасания существовавших социальных классов, начало процесса их сближения и исчезновения, формирования бесклассового общества. Социалистическая интеллигенция, поднимавшаяся из всех слоев трудового народа, имевшая тесную связь с ними и жившая с ним одной социально-политической жизнью, фактически превращаясь в интеллектуально наиболее развитый слой общества (не думаю, что для данного случая уместен термин «элита»). Слой, а не класс! Слой функционально связанный со всеми социальными классами и слоями общества и работающий вместе с ними на общее благо.

Переосмысление социальной природы интеллигенции в социалистическом обществе и её роли в его развитии должно было найти свое отражение и в расширении возможностей её участия во власти. Первые шаги в этом направлении были сделаны в мае 1934 г. по инициативе И.В. Сталина[43]. Есть основание для предположения, что одна из причин предложенной И.В. Сталиным реформы избирательной системы, нацеленной на определенную демократизацию советского государства в рамках сохранения диктатуры рабочего класса, состояла в стремлении обеспечить интеллигенции более широкие возможности вхождения в органы советской власти и, благодаря этому, повысить её политическую роль в государстве и обществе[44]. Выборы по округам, всеобщие, равные, тайные не только усиливали советскую власть за счет притока свежих и грамотных во всех областях знания сил, но и повышали её ответственность перед государством и обществом. Вместе с тем интеллигенция, сотрудничая с рабочим классом и крестьянством в деле управления государством и разделяя с ними всю полноту ответственности за принимаемые решения, лишалась приятной возможности быть по отношению к работе органов государственной власти сторонним критиком. А выборы, производимые на альтернативной основе, могли проявить и показать действительные политические настроения интеллигенции, меру её лояльности, степень усвоения различными слоями её идей и ценностей социализма.

О том, что мысли И.В. Сталина шли именно в этом направлении, свидетельствует его выступление 1 октября 1938 г. на совещании пропагандистов Москвы и Ленинграда, посвященном «Краткому курсу» истории ВКП(б). Здесь, в узком кругу идеологически наиболее подготовленной части партийного актива, в преддверии XVIII съезда ВКП(б), он поделился своими мыслями относительно повышения роли интеллигенции в социалистическом обществе и необходимости изменения отношении ней. И.В. Сталин говорил, что «Краткий курс» «имеет своей целью политически подковать и поднять теоретический уровень», прежде всего, партийных кадров, занятых вне узкопартийной сферы деятельности, а также беспартийных интеллигентов, которые по его оценке, «не хуже партийцев». Поэтому, имея в виду как партийную, так и беспартийную интеллигенцию, И.В. Сталин заявил: «Интеллигенция должна у нас быть солью земли. Раньше издевались над интеллигенцией, что она считает себя солью земли, а на самом деле – пустышка, потому, что она служила не земле, а небу, не народу, а эксплуататорам… Все наши кадры – это интеллигенты, и они должны стать солью нашей земли, и они могут стать. Это единственная интеллигенция». Далее он отметил, что допускавшаяся прежде недооценка работы с ней обернулась репрессиям в отношении части её: «то, что одно звено этих кадров интеллигенции нам испортили иностранные разведки – это не случайность. Мы политическим воспитанием этих самых кадров нашей интеллигенции и аппарата государственной власти не занимались… у нас было этакое дурацкое пренебрежительное отношение к интеллигенции. Все мы лезли к станку, к рабочим, забывая, что мало найдется среди рабочих людей, которые бы нашли у себя свободное время стать теоретиками или усвоить теорию… Вы лезли туда с пропагандой и забывали, что у вас под рукой миллионы людей, сотни тысяч коммунистов. В аппарате работает интеллигенция, это бывшие рабочие, бывшие крестьяне, наши люди, которые стали образованными, которые ведь тоже управляют вместе с нами страной… а мы их недооцениваем, пренебрежительно относились, считаем чужими. Вчерашний рабочий у станка способный человек, пользующийся уважением стахановец, стоит ему пойти в школу, получить образование, как на него начинают плевать… это дикое, махаевское, я бы сказал, хулиганское отношение к нашей интеллигенции… мы часть этой интеллигенции забросили, не стали её политически подковывать и сделали добычей всех этих разведок…»[45]. И.В. Сталин, следовательно, признавал ответственность власти за происшедшее с этой частью интеллигенции, не оправдывая её поведения и не отрицая правильности принятых к ней репрессивных мер, и, вместе с тем, предлагал политические меры, призванные предотвратить повторение подобной ситуации.

Ярким свидетельством того, какое значение роли интеллигенции в процессе социалистического и коммунистического строительства придавал И.В. Сталин, служит отчетный доклад ЦК ВКП(б) XVIII съезду ВКП(б) 10 марта 1939 г. В третьей части его («Дальнейшее укрепление ВКП(б)») раздел «Некоторые вопросы теории» начинался с констатации факта отсутствия в партии «полной ясности» и наличия «некоторой неразберихи» «в некоторых вопросах теории, имеющих серьезное практическое значение». «Я имею в виду, - продолжал И.В. Сталин, - вопрос о государстве вообще, особенно о нашем социалистическом государстве и вопрос о нашей советской интеллигенции». Далее он отметил, что в партии все ещё существуют взгляды «враждебные к советской интеллигенции и несовместимые с позицией партии», попытки переносить на неё «взгляды и отношения, которые имели своё основание в старое время»[46]. Он говорил, что невозможно не видеть и не учитывать того, что в ходе социалистического строительства в результате «мучительного процесса дифференциации и разлома старой интеллигенции», а также «бурного процесса» формирования «новой интеллигенции», в корне изменившей «по образу своему и подобию» «весь облик интеллигенции», «создалась… новая советская интеллигенция, связанная с народом и готовая в своей массе служить ему верой и правдой». «В итоге, - продолжал он, - мы имеем теперь многочисленную, новую, народную, социалистическую интеллигенцию, в корне отличающуюся от старой, буржуазной интеллигенции как по своему составу, так и по своему социально-политическому облику… Для новой интеллигенции нужна новая теория, указывающая на необходимость дружеского отношения к ней, заботы о ней, уважения к ней и сотрудничества с ней во имя интересов рабочего класса и крестьянства» [47]. Так политически высоко вопрос об интеллигенции в марксизме-ленинизме ещё не поднимался. Признание интеллигенции полноценным членом социалистического общества дало И.В. Сталину основание провозгласить установление не только социальной однородности, но и морально-политического единства советского общества[48].

Подготавливал ли И.В. Сталин формальное включение интеллигенции в формулу власти? Доступные историкам материалы архива Сталина пока что не дают возможности ответить на этот вопрос. Может быть, осуществить эту работу планировалось в ходе подготовки новой программы ВКП(б)? Начавшаяся Вторая мировая, а затем и Великая Отечественная войны, острые послевоенные проблемы замедлили работу над новой программой партии. Тем не менее, политика ВКП(б) и Советского государства в отношении интеллигенции в послевоенные годы дает достаточно оснований говорить о том, что в её основе лежали те оценки и мысли, которые И.В. Сталин развивал в конце 1930-х годов. Достаточно указать на огромные финансовые и материальные средства, которые были направлены на развитие школы, высшего образования (например, МГУ им. М.В. Ломоносова), науки, культуры, искусства, а также на улучшение материального положения тех отрядов интеллигенции, от которых в то время в наибольшей мере зависел прогресс СССР в области науки, технике, культуры, жизни советских людей и функционировании социалистического общества.

Смерть И.В. Сталина и радикальное изменение новым партийным руководством во главе с Н.С. Хрущевым политического курса и теоретических ориентиров привели к фактическому отказу от проведения классово-выдержанного курса в области социально-политических отношений (при демонстрации формальной верности ему). В частности, был положен конец разработке теоретических проблем участия интеллигенции в социалистическом преобразовании общества с марксистских позиций. О том, чтобы интеллигенции стать «солью земли» речи уже не было. При увеличении количественных показателей, характеризующих ее материальное и духовное благополучие, началась затяжная полоса относительного, но от этого не менее опасного, снижения темпов улучшения ее материального положения, а, значит, общественного признания её роли в социалистическом обществе. Процесс этот был для всех очевидным, для интеллигенции болезненным, а для социалистического общества крайне опасным. В материальном отношении эта тенденция проявлялась, например, в замедлении роста заработной платы у основной массы её по сравнению с рабочими и колхозниками. Фактически, в отношении умственного труда перестал действовать принцип оплаты труда по его количеству и качеству. В морально-психологическом отношении она проявлялась в падении престижа многих профессий, связанных с интеллектуальным трудом. В этой ситуации используемый в отношении интеллигенции термин «слой общества» все больше воспринимался её представителями как признание их социальной неполноценности, как проявление недооценки их роли и труда государством. В общественно-политическом отношении эта тенденция проявлялось в необходимости «записываться в очередь» на вступление в КПСС, возникавшей в результате бюрократического «регулирования социального состава партии».

В.А. Сахаров

Примечания и окончание здесь

И.В. Сталин о роли интеллигенции в социалистическом переустройстве общества (Часть 1)

Вопрос об интеллигенции, её месте и роли в социалистическом переустройстве общества является одной из важнейших теоретических, политических и исторических проблем социалистической революции. В истории Великой Октябрьской социалистической революции он оказался, пожалуй, даже более сложным, чем аграрно-крестьянский вопрос, хотя и менее острым. Очевидно, связано это, прежде всего, с трудностью установления её социальной природы, с неоднозначностью ее социального положения, противоречивостью политического поведения. Со сложностью её структуры, а также эволюции в ходе развития капитализма и в процессе социалистических преобразований. Данной проблеме посвящена обширная и разнообразная литература и, тем не менее, многие важные грани её изучены очень слабо, или не изучены совершенно. Между тем, без правильного суждения о них невозможно ни верно осветить исторический опыт большевистской партии в области социалистических преобразований, ни правильно понять и оценить его. Важнейшее значение в данном случае приобретает правильная оценка социальной природы интеллигенции и её способности участвовать в социалистической революции.

И.В. Сталину в этих исследованиях, как правило, отводится роль главного злодея, допускавшего в отношении интеллигенции все мыслимые ошибки и в меру своих огромных возможностей изничтожавшего отечественную интеллигенцию, прежде всего и в основном, лучших представителей её. Конечно, от политических врагов ничего иного, кроме такой ахинеи, ожидать не приходится. Они делают «свое дело». Жаловаться на это нет смысла, а бороться необходимо. В научном плане наиболее эффективным способом борьбы является установление истинного положения дела. В данном случае мне хотелось бы привлечь внимание к вкладу И.В. Сталина в разработку проблемы вовлечения интеллигенции в процесс социалистического строительства. Эта проблема выводит нас также на одну из важнейших и почти неизученных граней деятельности самого И.В. Сталина в качестве теоретика и практика социалистической революции. Понять систему взглядов И.В. Сталина на эту проблему и правильно оценить его вклад в её разработку можно только в том случае, если мы будем рассматривать эти вопросы в историческом аспекте, как фазу развития марксистской мысли относительно участия интеллигенции в социалистической революции.

Известно, что тезис о необходимости установления политического господства пролетариата для обеспечения победы коммунистической революции восходит к «Манифесту Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса, что позднее К. Маркс, как синоним термина «политическое господство» пролетариата, ввел термин «диктатура пролетариата»[1]. В «Манифесте» и в последующих работах К. Маркса и Ф. Энгельса это положение получило определенную проработку с точки зрения социальной сущности власти. В частности было установлено, что мелкобуржуазные, полупролетарские элементы буржуазного общества способны принимать участие в пролетарской (коммунистической, социалистической) революции, что делало их естественными союзниками пролетариата, который в свою очередь был заинтересован в получении помощи от них, особенно со стороны «крестьянской войны» [2]. Этот союз, обеспечивавший победу в революции, превращался в настоятельную политическую потребность. Таким образом, пролетарская революция в реальности оказывалась движением широких слоев трудящегося и эксплуатируемого народа, направленным против капитализма и возглавляемого пролетариатом. Не обошли основоположники марксизма своим вниманием и проблему участия интеллигенции в пролетарской революции.

Характеризуя в «Манифесте» социальную структуру буржуазного общества, К. Маркс и Ф. Энгельс, с одной стороны, никак не выделяют интеллигенцию в особый слой или класс общества, противостоящий другим классам. С другой стороны, интеллигенция не попадает ни в класс буржуазии и, как таковая, не фигурирует в качестве её союзника в борьбе против пролетариата и социалистической революции. Не оказывается её и среди промежуточных, средних, мелкобуржуазных, полупролетарских слоев (мелкие промышленники, торговцы и рантье, ремесленники и крестьяне, в социальном отношении стоявшие выше пролетариата и служившие тогда основным источником его рекрутирования)[3]. Получается, что самостоятельным классом интеллигенция не является, среди врагов пролетариата она не обретается, среди его потенциальных союзников – тоже. И, тем не менее, социальная природа интеллигенции в «Манифесте» определена достаточно точно и ясно. Ключ к её пониманию К. Марксом и Ф. Энгельсом заключен в следующем положении: «Буржуазия… врача, юриста, священника, поэта, человека науки… превратила в своих платных наемных работников»[4]. Интеллигенция, являясь отрядом трудящихся, работающих по найму, полностью подпадает под определение пролетариата, имеющееся в «Манифесте»: «Пролетариат, класс современных рабочих, которые только тогда и могут существовать, когда находят работу, а находят её лишь до тех пор, пока их труд увеличивает капитал». Пролетарии вынуждены «продавать себя поштучно», они «представляют собой такой же товар, как и всякий другой предмет торговли»[5]. Оказавшись в положении наемных работников, вынужденных продавать свою способность к труду ради обеспечения своего существования, интеллигенция, как таковая, с неизбежностью становится пролетариатом, точнее, особой частью его - пролетариатом умственного труда . Мало кому удавалось вырваться из пролетарского состояния. Целому слою сделать это совершенно невозможно. В качестве наемных работников интеллигенция, как и рабочий класс, противостоят и крупной буржуазии, и мелкой буржуазии, как хозяевам средств производства и произведенного с их помощью продукта.

Примечательно, что подход к интеллигенции как пролетариату умственного труда К. Маркс и Ф. Энгельс демонстрируют и тогда, когда развивают аргументацию против критиков коммунизма: «Все возражения, направленные против коммунистического способа присвоения и производства материальных продуктов , распространяются так же и на присвоение и производство продуктов умственного труда (выделено нами. - В.С. )»[6]. Констатировав этот упрек, они не только не возражают против него, но и соглашаются: да, такое распространение принципа производства и присвоения материальных продуктов на продукты умственного труда имеет под собой основание. Но оно может быть основательно только при условии глубинного социального родства между, во-первых, условиями производства «продуктов» физического и умственного труда, и, во-вторых, их производителями . Такого родства, которое не отменяется очевидной разницей в их положении в системе общественного производства[7]. Рабочий класс и интеллигенцию объединяют также источники рекрутирования (мелкобуржуазные слои города и деревни) и перспективы развития: они (как и буржуазия) растут и крепнут с развитием капитализма, в то время как «все прочие классы приходят в упадок и уничтожаются с развитием крупной промышленности»[8]. То же нужно сказать и о характере и направленности борьбы, которую рабочий класс и интеллигенция ведут с буржуазией. Поскольку у пролетариев (как физического, так и умственного труда) нет собственности на средства производства, то «завоевать общественные производительные силы они могут «лишь уничтожив свой собственный нынешний способ присвоения, а тем самым и весь существовавший до сих пор способ присвоения в целом»[9].

Правда, в «Манифесте коммунистической партии» о том, что интеллигенция является пролетариатом умственного труда прямо не говорится. Возможно, потому, что в нем внимание сосредоточено на пролетариях физического труда – рабочем классе, призванном начать сокрушение капиталистического строя, который к тому же, виду необеспеченности своего существования, быстрее поднимается до осознания необходимости начала этой борьбы и быстрее организующемся для её ведения. Именно они должны были начать выполнение исторической миссии пролетариата как «могильщика капитализма». Что касается пролетариев умственного труда , то процесс их политического созревания для участия в социалистической революции был значительно более медленным, а её участие в ней особое значение приобретало не на фазе борьбы за власть, а в период её организации и использования в интересах осуществления социалистических преобразований. На это указывают намеченные в «Манифесте» первые мероприятия революционного правительства, многие из которых не могут быть проведены без участия интеллигенции[10]. Однако, на пути признания различными слоями интеллигенции своего пролетарского настоящего или будущего стояли серьезные препятствия: материальное и культурное превосходство над рабочими, порождавшее психологические и идеологические предубеждения. Трудно было интеллигенции осознать свое родство с пролетариями физического труда, если оно только что рождалось и в полной мере заявить о себе должно было лишь в более или менее отдаленном будущем. В этих условиях и рабочему классу трудно было увидеть свое социальное родство с интеллигенцией.

Указание на социальное родство наемных работников (пролетариев) физического и умственного труда при капитализме, естественно, не означает смешивания их в одну неструктурированную социальную массу, игнорирования их разных функций и места в системе общественного производства, разницы между трудом физическим и умственным, разницы в структуре их знаний, в уровне культуры и образе жизни. К. Маркс и Ф. Энгельс не упрощали проблему социального родства пролетариев физического и умственного труда капиталистического общества. Они отмечали противоречивость их социального положения. С одной стороны, указывалось, например, на то, что интеллигенция, наряду с мелкими рантье входит в средний класс. Однако в данном случае важно учесть, что её уподобление рантье основано на близости размеров доходов, а не способов их получения, что занимает важное место в ленинском определении класса. А, с другой стороны, отмечалось, что люди интеллигентного труда «не принадлежат» к рабочему классу в «точном смысле этого слова». Данная оговорка указывает на относительность, не принципиальность существующих между ними социальных отличий. Кроме того, К. Маркс и Ф. Энгельс часто говорили о политическом противостоянии, и даже отчужденности интеллигенции и рабочих. О том, например, что интеллигенция продаётся буржуазии, служит ей, укрепляет её господство (впрочем, это справедливо и в отношении рабочих), что они склонны пренебрегать интересами основной массы народа, и могут подвести революционеров в минуту опасности.

И, тем не менее, К. Маркс и Ф. Энгельс указывали на необходимость их взаимодействия и приходили к выводу, что люди интеллигентного труда будут служить рабочему классу. И снова условие: будут служить, но только в том случае, если рабочий класс, будет достаточно грамотен и активен в деле управления и т.п. Иначе, предупреждали они, интеллигенция сядет ему на шею[11]. Последнее, впрочем, не исключает «родства» и не предполагает обязательной вражды между ними.

По оценке К. Маркса и Ф. Энгельса, между рабочим классом и интеллигенцией есть социальные различия, возможны неантагонистические противоречия, обусловленные факторами, имеющими исторический, т.е. преходящий характер, и, следовательно, могущие преодолеваться в ходе социалистической революции. Из сказанного следует важный для нас вывод: понять пролетарскую сущность интеллигенции, правильно оценить её возможности в социалистической революции можно только в том случае, если подходить к этим вопросам конкретно-исторически, правильно учитывая уровень и особенности развития капитализма в той или иной стране, социально-экономическое и политическое положение интеллигенции, а также степень зрелости и стадии развития социалистической революции. Такой подход К. Маркс и Ф. Энгельс демонстрировали в последующих своих работах не раз. Так, например, К. Маркс высказывал предположение о неизбежности нарастания относительного обнищания интеллигенции, что проявится в увеличении числа «плохо оплачиваемых художников, музыкантов, адвокатов, врачей, ученых, учителей, изобретателей и т.д.»[12]. Ф. Энгельс высказывал уверенность, что «в ближайшие 8 - 10 лет к нам придет достаточное количество молодых специалистов в области техники и медицины, юристов и учителей, чтобы с помощью партийных товарищей организовать управление фабриками и крупными имениями в интересах нации. Тогда, следовательно, взятие нами власти будет совершенно естественным и произойдет относительно гладко»[13]. А, говоря о распространении коммунистических идей, он ставил «на одну доску» пролетариев физического и умственного труда, их и только их : «наши идеи распространятся повсюду как среди рабочих, так и среди учителей, врачей, юристов и пр. Если нам придется взять власть завтра, нам потребуются инженеры, химики, агрономы. Что ж! Я твердо уверен, что многие из них будут с нами»[14].

Предельно определенно свои взгляды на социальную природу интеллигенции Ф. Энгельс высказал в приветствии международному конгрессу студентов-социалистов (19 декабря 1893 г.): «Пусть ваши усилия приведут к развитию среди студентов сознания того, что именно из их рядов должен выйти тот пролетариат умственного труда, который призван плечом к плечу и в одних рядах со своими братьями рабочими, занятыми физическим трудом, сыграть значительную роль в надвигающейся революции», ибо для её победы «понадобятся… врачи, инженеры, химики, агрономы и другие специальности, ибо дело идет о том, чтобы овладеть управлением не только политической машиной, но и всем общественным производством, а тут уж нужны будут отнюдь не звонкие фразы, а солидные знания»[15]. Данное положение не может быть расценено как случайная оговорка, поскольку оно находится в полной гармонии с идеями, которые они с К. Марксом развивали, начиная с «Манифеста коммунистической партии». Следовательно, включение интеллигенции в состав пролетариата, как составной части его, является одним из принципиальных для марксизма положений. Конечно, эта оценка не может распространяться на ту, меньшую часть интеллигенции, которая, получая особенно высокие доходы, имеет возможность приобщиться к эксплуатации пролетариев.

Наша интеллигенция, даже марксистски ориентированная, с негодованием относилась к попыткам обозначить социальную природу интеллигенции буржуазного общества как пролетариата умственного труда. Преодолению сильного социального чванства не помогали и ссылки на авторитет К. Маркса и Ф. Энгельса. Может быть, нынешнее унизительное и бедственное положение российской интеллигенции, почитаемой «хозяевами» страны как «быдло», «маргиналы» и, в лучшем случае, «электорат», поможет ей правильно оценить реальность своего социального бытия. Поможет увидеть то, что есть. Что основная масса её , не связанная своими функциональными обязанностями непосредственно с властными структурами или крупным капиталом и не получающая от них в виде «зарплаты» и всякого рода дополнений к ней «приличное» содержание , а также не продающая на рынке, как «свою частную собственность», себя или результаты своего труда , являет собой обыкновенных пролетариев, хотя и умственного труда.

К сожалению, мысли К. Маркса и Ф. Энгельса о пролетарской природе интеллигенции социал-демократами не были восприняты в полной мере[16]. Сказанное относится и к молодым российским марксистам. В.И. Ленин и его сторонники – большевики – восприняли идею диктатуры пролетариата, как политической власти, позволяющей ему «подавить всякое сопротивление эксплуататоров». Они восприняли её как руководство к действию и включили в Программу РСДРП[17]. Говоря о диктатуре пролетариата, Ленин особое внимание сосредотачивал на проблеме вовлечения в революцию крестьян. Именно на базе этих представлений В.И. Ленин в 1905 г. (книга «Две тактики социал-демократии в демократической революции») дал свою формулу диктатуры пролетариата: «Пролетариат должен совершить социалистический переворот, присоединяя к себе массу полупролетарских элементов населения, чтобы сломить силой сопротивление буржуазии и парализовать неустойчивость крестьянства и мелкой буржуазии»[18]. Вопроса о включении интеллигенции в формулу диктатуры пролетариата он не ставил, однако и не исключал такой возможности. Так, ссылаясь на опыт парижской Коммуны и её оценку К. Марксом, он писал: «нельзя сомневаться в том, что, при известных условиях, переход того или иного слоя трудящихся на стороны пролетариата отнюдь не невозможен», но для этого требовалось принятие им точки «зрения пролетариата»[19]. С такой трактовкой диктатуры пролетариата, как классового союза, возглавляемого рабочим классом, большевистская партия вступила в борьбу за установление Советской власти, брала власть и начинала строить Советское государство. Нельзя не обратить внимания на то, что в ленинской формуле диктатуры пролетариата социально-политическое положение интеллигенции сколь-либо определенным образом не обозначено ни среди врагов, ни среди союзников, ни среди колеблющихся. Различные части её могли обретаться среди всех политических сил участвовавших в борьбе. Само по себе это не удивительно, тоже можно сказать о любом другом социальном классе или слое. Но это обстоятельство не снимает задачи дать определенный ответ относительно её социальной природы.

Тот факт, что В.И. Ленин, в отличие от К. Маркса и Ф. Энгельса, не ассоциировал интеллигенцию с пролетариатом, думается, не случаен. Дело, видимо, не в неведении и не в несогласии с ними, а в том, что вопрос о социальной природе интеллигенции был в это время для российских марксистов политически неактуальным. Перед страной стояла задача свершения не социалистической революции, выдвигавшей вопрос о социальной природе интеллигенции на первый план, а буржуазно-демократической революции, в которой для большевиков было важно социальное положение интеллигенции и её политические настроения, а не её социальная природа. Кроме того, главным вопросом этой революции был аграрно-крестьянский, который, естественно, заслонял собой проблему отношений с интеллигенцией. Перспектива социалистической революции, в лучшем случае, представлялась как вероятное развитие победившей буржуазно-демократической революции, а, значит, проблема участия интеллигенции в пролетарской революции ещё не представлялась актуальной. Это обстоятельство также не могло стимулировать форсирование их теоретической и политической разработки.

Другая причина, крылась, думается в самой российской интеллигенции, которая перспективу улучшения своего материального положения, повышения социального статуса, политических условий жизни связывала с развитием капиталистической экономики и буржуазной демократии. Это побуждало её политически ориентироваться на господствующие слои, коим она служила, а не на пролетариат, в социальном родстве с которым находилась. К этому же подталкивал её присущий ей уровень образования, культуры. В результате она, в массе своей, ещё не могла увидеть свой «завтрашний» - пролетарский - день в истории и, следовательно, понять свое историческое предназначение – быть в авангарде борьбы за социально-политический прогресс. Отсюда её поддержка буржуазно-демократической революции, победа в которой, казалось, снимала те проблемы, которые мешали ей занять должное положение в политической, социальной и экономической областях жизни. Отсюда её неприятие социалистической революции, которая воспринималась как угроза её «заслуженному» и «законному» положению в обществе, со стороны «социальных низов», не способных к самостоятельному историческому творчеству и не «ломающих шапку» перед ней, а желающих быть ей «ровней» и даже заставить «служить» себе. На поверку выходило убогое противопоставление «головы» «рукам» в процессе расширенного воспроизводства условий жизни-деятельности общества. Если такое противопоставление исходит от пролетариев физического труда, то это можно хотя бы объяснить недостаточным уровнем специальных знания и общего уровня культуры, но в случае с интеллигенцией речь, пожалуй, должна идти о социальном снобизме, с точки зрения социалистической революции, вредным и опасным.

Сближение буржуазно-демократической и социалистической революций, произошедшее в 1917 г. в России, необходимость решать в ходе Великой Октябрьской социалистической революции задачи, нерешенные февральской революцией, предельно «спрессовали» историческое время. В результате для интеллигенции осложнилась задача самоопределения по отношению к ценностям капитализма и социализма, к перспективам развития России по пути капитализма и социализма, а большевики лишились возможности проведения более или менее продолжительной и систематической работы по вовлечению её в политическую армию социалистической революции. Все это затрудняло российским социал-демократам и рабочим увидеть в интеллигенции, если не нынешних, то потенциальных пролетариев умственного труда, а ей самой - осознать себя таковым. В этих условиях вопрос об интеллигенции решался В.И. Лениным по аналогии с мелкобуржуазными слоями, т.е. с ними необходимо было налаживать деловое сотрудничество, но в политическом отношении они подлежали нейтрализации. Положение интеллигенции в системе тех взглядов и оценок, которые развивал В.И. Ленин, лучше всего, по нашему мнению, передается термином «попутчик». Но попутчик, даже не союзник! От него можно ожидать всего, что угодно.

Позднее И.В. Сталин, указывая на эту проблему, говорил, что интеллигенция, кормившаяся у имущих классов и обслуживавшая их, вызывала «недоверие, переходящее нередко в ненависть, которое питали к ней революционные элементы нашей страны, прежде всего рабочие»[20]. Между прочим, с констатацией этого факта у И.В. Сталина связана очень важная для нас постановка вопроса о влиянии активности и массовости участия интеллигенции в революции на способность её проявить свою социальную природу и в меру своих сил облегчить трудный процесс социалистического переустройства общества. Поскольку к пролетарскому движению, говорил он, примкнула меньшая часть интеллигенции, то она «не могла изменить физиономии интеллигенции в целом»[21]. Как видно, И.В. Сталин это, потенциально возможное, изменение социально-политической «физиономии интеллигенции» не связывал с каким-либо социальным перерождением её. Он ставил её в зависимость от занятой ею политической позицией, с массовостью её участия в социалистической революции на стороне пролетариев физического труда и их союзников. В общем и целом, здесь присутствует мысль, которую мы встречаем у К. Маркса и Ф. Энгельса – позиция интеллигенции в социалистической революции зависит от конкретно-исторических условий, в которых развивается данная революция и от ее жизненного положения. Поэтому крайне актуальна задача вовлечения основной массы интеллигенции в социалистическую революцию с самых ранних фаз ее развития.

Разрабатывая программу действий большевистской партии в период непосредственной подготовки к взятию власти (работы «Государство и революция», «Удержат ли большевики государственную власть?» и др.), В.И. Ленин рассматривал интеллигенцию как силу, участвующую во власти в качестве исполнительницы политической воли пролетариата, не противоречащей ее собственным коренным интересам.

Хотя перспектива развития этих отношений представлялась отнюдь не в мрачных тонах, максимум, на что он рассчитывал - лояльное отношение интеллигенции к новой власти и социалистическим преобразованиям: «Эти господа работают сегодня, подчиняясь капиталистам, будут работать ещё лучше завтра, подчиняясь вооруженным рабочим»[22]. Вопроса о социальной сущности интеллигенции как таковой В.И. Ленин не касался, но отмечал, что большинство служащих (не связанных с «угнетательским аппаратом») занятых как в государственных, так и в финансовых и экономических органах, принадлежащих капиталу, «сами находятся в пролетарском или полупролетарском положении». Поэтому он надеялся, что с этой частью интеллигенции деловое партнерство в ходе практической работы будет установлено без особых проблем, их привлечение на сторону социалистической революции, полагал В.И. Ленин, будет решено быстро и безболезненно за счет перевода их в разряд госслужащих («огосударствления»)[23]. Сопротивление «высших служащих, которых очень немного и которые тянут к капиталистам», придется сломить[24]. Как известно, в реальности все оказалось намного сложнее. В общем и целом, положение, в котором оказались большевики, решая проблему привлечения интеллигенции на сторону советской власти, вполне соответствовала тому, которое предвидели К. Маркс и Ф. Энгельс, а позиция, занятая В.И. Лениным - той, о которой писал Ф.Энгельс: «Конечно, нам не хватает ещё техников, агрономов, инженеров, химиков, архитекторов и т.д., но на худой конец мы можем купить их для себя так же, как это делают капиталисты, а если несколько предателей – которые наверняка окажутся в этом обществе – будут наказаны как следует в назидание другим, то они поймут, что в их же интересах не обкрадывать нас больше»[25].

Продолжение следует…

В.А. Сахаров

источник

Примечания:

1 К.Маркс, Ф.Энгельс. Соч. 2-е изд. Т.4. С.446; Т.28. С.42;

2 См.: Там же. Т.4. С.465-466; Т.7. С.86, 265-266; Т.8. С.211, 607; Т.29. 37; Т.44. С.33;

3 Там же. Т.4. С.431, 449-450;

4 Там же. С.427;

5 Там же. С.430;

6 Там же. С.440;

7 Там же. С.440, 443;

8 Там же. С.434;

9 Там же;

10 Там же. С.446;

11 Там же. Т.2. С.461; Т.4. С.57, 467; Т.9. С.464; Т.23. С.209; Т.33. С.3;

12 Там же. Т.26. Ч.1. С.206;

13 Там же. Т.38. С.163;

14 Там же. Т.22. С.564;

15 Там же. Т.22. С.432;

16 Данное положение также относится к оценке социалистического потенциала российского

крестьянства, сохранявшегося благодаря сельской общине;

17 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов,

конференций и пленумов ЦК (1898-1986). Т.1. - М.: Политиздат, 1983. С.61. (Далее:

«КПСС в резолюциях и решениях…»);

18 Ленин В.И.Полн. собр. соч. Т.11. С.90;

19 Там же. Т.7. С.270;

20 Сталин И.В.Вопросы ленинизма. 11-е изд. - М.: Госполитиздат, 1952. С.647;

21 Там же;

22 Ленин В.И. Указ. соч. Т.33. С.101. См. также: там же. Т.34. С.311-312;

23 Там же. Т.34. С.307-308;

24 Там же. Т.34. С.308;

25 К.Маркс, Ф.Энгельс. Указ. соч. Т.37. С.380.

«В начале декабря [1921 года - прим. Ред.] стала совершенно невозможной даже ограниченная работа. Отныне болезнь Ленина превращалась в важный политический фактор жизни партии и государства... Работоспособность падала, улучшение не наступало, более того, начались обмороки. В Москву он приезжал только на заседания Политбюро и некоторые другие важнейшие заседания. 31 января он уже не смог приехать на заседание Политбюро. Не принес облегчения и февраль. Состояние было непредсказуемо... Съезд приближался, предстояло решить ряд сложнейших политических и организационных проблем, а болезнь все сильнее и сильнее ограничивала возможности Ленина систематически участвовать в делах управления. Ему приходилось отказывать во встречах с ответственными работниками партии и государства даже для обсуждения важнейших вопросов: он с трудом переносил разговоры и заседания. Сокращалась способность к контактам. Все чаще их приходилось поддерживать с помощью кратких записок. По собственному признанию Ленина, главное, что тяготило его в последнее время, — это невозможность читать так, как он читал раньше. Это делало невозможным следить за информацией и “постоянно делать из нее все нужные выводы”»[8].

В марте к имевшимся симптомам добавились потери сознания и онемение правой стороны тела. К этому времени Владимир Ильич пессимистично оценивал свои шансы на скорое и полное выздоровление и не исключал паралича. Эта возможная перспектива заставила Ленина искать «выход»: он обратился к Сталину с просьбой – дать яд в случае, если его парализует. Профессор Даркшевич 4 марта 1921 года сделал запись о настроении Ленина: «он близок к мысли о том, что больше ему уже не работать так, как он работал прежде... его песня уже спета, роль сыграна, свое дело он должен будет кому-то передать».

В марте 1921 года Владимир Ильич не смог принять участие в Пленуме ЦК, который предшествовал непосредственно XI съезду партии. Ухудшающееся здоровье и неясные перспективы возвращения к полноценной работе заставили Ленина начать формировать такую систему управления, которая бы позволяла при его ограниченной работоспособности решающим образом влиять на формирование политики.

В области управления народным хозяйством Ленин в ходе 1922 года провёл необходимые организационные мероприятия: в Совет труда и обороны (СТО) были введён ещё один заместитель (Цюрупа) с правом решающего голоса в Совнаркоме; была создана Высшая экономическая комиссия (в составе Каменев, Курский, Преображенский, Шмидт) для «объединения всех экономических и финансовых вопросов»; был утверждён состав руководителей Госплана (Кржижановский, Пятаков, Осадчий).

Созданная система управления экономикой позволила Ленину избавиться от повседневной хозяйственной деятельности и в то же время сохранить надзор и контроль за ходом решения хозяйственных вопросов и задач.

«Занимая в системе центральное положение как лидер партии и Председатель СНК и СТО РСФСР, он, несмотря на сокращение работоспособности, сохранял всю полноту власти в сфере экономики. Наиболее значимую роль в этой системе занял Каменев, который как председатель Высшей экономической комиссии превратился в ближайшего помощника Ленина в решении текущих экономических вопросов. В политическом плане это означало укрепление позиций ленинской группы в Политбюро и ЦК партии и ее способности осуществлять разработанную под руководством Ленина новую экономическую политику»[9].

Политически руководить хозяйственными и государственными органами должна была партия, поэтому Ленин, одновременно с совершенствованием хозяйственного аппарата, занялся реорганизацией и укреплением Центрального Комитета РКП(б) и его основного органа - Секретариата ЦК РКП(б). После X съезда в состав Секретариата входили Молотов, Ярославский и Михайлов. Ленин настаивал, чтобы Секретариат был политическим органом, т.е. занимался исключительно политической работой, на практике же Секретариат был завален текущей организационно-технической работой. В августе 1921 года Ленин провёл решение по кадровым перестановкам в Секретариате: Ярославский был отправлен на работу в Сибирь, а на его место назначен Сталин. Уже 22 сентября 1921 года создаётся секретариат Сталина.

Очевидно, что ввод в Секретариат одного из руководителей партии должен был усилить авторитет Секретариата и наполнить его работу политическим содержанием. Деятельность Секретариата для Сталина была знакома, поскольку он фактически возглавляя Оргбюро ЦК РКП(б), много и тесно взаимодействовал с Секретариатом. Многолетняя партийная работа в условиях подполья сделали фигуру Сталина известной для широкого круга партийных руководителей, а его самого – знатоком партийных кадров и организаций. С 1917 года Сталин входил в ЦК партии, Бюро ЦК, представлял ЦК большевиков в ЦИК Совета. На VI съезде он сделал два важнейших доклада и внёс значительный вклад в принятие съездом курса на вооружённое восстание. В период гражданской войны Сталин расширил круг своего влияния за счёт деятельности на фронтах. Сталин неоднократно участвовал в разрешении возникавших разного рода конфликтных ситуаций, что способствовало дальнейшему росту его авторитета среди партийных кадров. Сталин был признанным авторитетом в области национальной политики, и это позволяло ему знакомиться с национальными регионами РСФСР, что расширяло круг его знаний людей и условий. Как и Свердлова, Ленин ценил Сталина за знание практической стороны жизни партии и умение вести партийную работу:

«Эти качества Сталина в данной ситуации имели для Ленина принципиальное значение, поскольку основной бой с Троцким должен был произойти в партии и за влияние на нее. Поэтому назначение Сталина секретарем ЦК РКП (б) нельзя отнести к простым кадровым перемещениям. Оно означало не только меру, направленную на повышение авторитета и эффективности работы Секретариата ЦК, но и крупную политическую передвижку внутри ЦК, Политбюро и внутри ленинской группы. Для Троцкого и других противников Ленина назначение Сталина секретарем ЦК РКП (б) означало расширение властных полномочий того политика, который более других был способен вести с ними принципиальную и непримиримую борьбу с большими, чем у других, шансами на успех»[10].

Войдя в Секретариат ЦК, Сталин стал единственным партийным руководителем, который входил в состав всех руководящих органов ЦК РКП(б): он был членом Политбюро, Оргбюро и Секретариата. Это открыло перед Сталиным широчайшие возможности - фактически он получил контроль за всей повседневной работой центрального партийного аппарата: в его ведении оказались вопросы подбора и расстановки кадров (не только партийных, но и советских, комсомольских, профсоюзных и др.), а также партийные финансы. Новая должность и усилия Ленина расширили круг деятельности Сталина, помимо практической партийной работы Сталин всё больше входил в подробности экономических проблем Советской России. По указанию Ленина Сталина знакомят с экономическими материалами СТО и Госплана. Ленин привлекает Сталина к вопросу «конституирования и организации» работы финансового комитета, а также к проблеме пополнения и расходования золотого запаса. Помимо этого, Сталин участвует в обсуждении вопросов монополии внешней торговли, концессионной политики, восстановления Донбасса, организации сельского хозяйства и коневодства, заготовки продовольствия и во многих других вопросах.

Ещё до своего вхождения в Секретариат Сталин участвовал в вопросах военного строительства и в отсутствии Троцкого докладывал по этим вопросам на Политбюро, но с осени 1921 года Сталин становится докладчиком по военным вопросам и в присутствии Троцкого. Троцкий, который всегда ревностно относился к любым «вторжениям» в свою сферу ответственности, вынужден был допускать такое вмешательство и даже считаться с мнением Сталина по военным вопросам. Вопросы внешней политики также вошли в сферу влияния Сталина: он участвует в подготовке к Генуэзской конференции и всё больше вникает в дела Коминтерна. Сталин активно участвует в совершенствовании системы управления: он вносит предложение по реорганизации работы ЦК. Всё чаще Сталин стал исполнять функции официального представителя ЦК.

Очевидно, что ещё до избрания Сталина генеральным секретарём на XI съезде, его авторитет, политическое влияние и власть стремительно возросли.

Несмотря на громкие «воспоминания» Троцкого о том, что будто бы Ленин ценил его и нуждался в нём, сам Троцкий и его идеи были отвергнуты Лениным. Более того, во второй половине 1921 года Ленин в общих чертах сформировал новую систему управления государством и народным хозяйством.

«Есть основания говорить о формировании во второй половине 1921 г. внутри Политбюро «тройки» в составе Ленина, Сталина и Каменева, которая стала идейно-политическим и организационным ядром сторонников Ленина в ЦК партии и сосредоточила в своих руках основные рычаги власти в партии и государстве»[11].

Опираясь на своих ближайших помощников, Ленин контролировал основные рычаги власти и имел возможность в любой момент вмешиваться в решение любого вопроса и отслеживать ход выполнения принятого решения. Ближайшие сподвижники Ленина - Сталин и Каменев - имели разные полномочия и разный политический вес. Если функции Каменева ограничивались сугубо вопросами текущего руководства народного хозяйства, то функции Сталина касались более широкого спектра партийно-государственных вопросов. Сталин, с подачи Ленина, участвовал в решении вопросов, входивших в компетенцию Каменева, чего нельзя сказать о Каменеве: он практически не участвовал в решении вопросов, относящихся к ведению Сталина. В самой работе Каменев в большей степени находился под контролем и непосредственным руководством Владимира Ильича, чего нельзя сказать о Сталине - Сталин получил самостоятельный участок работы.

Сталин - генеральный секретарь

Проведённая Лениным работа по реорганизации партийно-государственного аппарата должна была получить одобрение партийным съездом и закрепить за ленинским ядром доминирующее идейно-политическое и организационное положение. Главными задачами, которые бы обеспечили такое положение, были избрание в ЦК РКП(б) сторонников ленинской политики и введение новой высшей должности в партии — генерального секретаря ЦК РКП(б). В политической практике начала 20-х годов должность генерального секретаря появилась ещё до XI съезда РКП(б). Сначала генсека ввели в Коминтерне, а затем в Профинтерне. Но смысл этих должностей отличался: если в Коминтерне генеральный секретарь разделял власть с председателем, то в Профинтерне генсек являлся полноценным единственным руководителем. Кто и при каких обстоятельствах выдвинул идею введения генерального секретаря в партию до сих пор не установлено. Молотов (в беседе с Феликсом Чуевым) вспоминал о XI съезде партии:

«На XI съезде появился так называемый "список десятки" — фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. Против фамилии Сталина рукой Ленина было написано: "Генеральный секретарь". Ленин организовал фракционное собрание "десятки". Где-то возле Свердловского зала Кремля комнату нашел, уговорились: фракционное собрание, троцкистов — нельзя, рабочую оппозицию — нельзя, демократический централизм — тоже не приглашать, только одни крепкие сторонники "десятки", то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин говорит: "Товарищ Сталин, вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список "десятки" надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор — и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!.." И голосовали с этим примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться»[12].

Действительно, в документах съезда имеется два вида бюллетеней: бюллетень с уже готовым списком членов и кандидатов ЦК РКП(б) и бюллетень с надписью «Предлагаю в члены ЦК РКП следующих товарищей». Если со вторым бюллетенем всё ясно: делегатам предлагалось собственноручно вписать фамилии тех делегатов, которых они видят в членах и кандидатах в ЦК, то бюллетень с готовым списком членов ЦК представляет особый интерес. Бюллетень с перечнем кандидатур был отпечатан в типографии, имел заголовок «Список членов и кандидатов ЦК РКП XI-го созыва» и помету «проект». Кандидаты были расставлены в следующем порядке: 1. Ленин, 2. Троцкий, 3. Зиновьев, 4. Каменев, 5. Сталин, 6. Молотов... замыкал список Куйбышев под номером 21. Рядом с именем Сталина в скобках, типографским же способом напечатано: «Генеральный секретарь», а рядом с именами Молотова и Куйбышева соответственно — «Секретарь». По сути, делегатам предстояло выбрать Секретариат ЦК, в то время, как это была прерогатива самого ЦК. У части делегатов это вызвало возражение. Выступил Каменев, который разъяснил, что это всего лишь пожелание и делегаты своим голосованием не подменяются деятельность ЦК. Наличие двух видов бюллетеней, причём один явно выпадавший из общепринятого порядка, свидетельствует о необычности голосования за состав ЦК на XI съезде партии. Сам факт, что в одном из бюллетеней был обозначен персональный состав Секретариата ЦК и персонифицирован генеральный секретарь, говорит о том, что вопрос этот готовился специально и заблаговременно. Поэтому нелепо выглядят утверждения таких антисоветчиков, как Антонов-Овсиенко, о том, что Каменев «уговорил» съезд назначить Сталина генсеком. К троцкистским небылицам можно уверенно отнести и то, что Ленин как-то не понял сути обсуждавшегося вопроса и по недоразумению или по ошибке «пропустил» Сталина на эту должность.

«Официально подведенные подсчеты итогов выборов в состав ЦК, которые огласила счетная комиссия, показали, что всего было подано 482 бюллетеня, 4 из них было признано недействительными. Таким образом, учитывалось 478 голоса. Из них «за» Ленина и Троцкого проголосовали по 477 делегатов, «за» Бухарина и Калинина — по 476, «за» Дзержинского — 473. Радек и Томский получили поддержку 472 делегатов, Рыков — 470, Раковский — 468, Сталин — 463, Каменев — 454, Зиновьев — 448. Последний из избранных в состав ЦК — Зеленский — получил 345 голосов»[13].

Итоги голосования показали практически равные результаты у Ленина и Троцкого, что скорее свидетельствует о скрытых от основной массы коммунистов глубоких разногласиях между ними. Если сравнить итоги голосования на X съезде, на котором Ленин получил 478 голосов, а Троцкий только 452 голоса, то очевидно, что Троцкий сделал выводы и всеми силами старался избегать прямой конфронтации с Лениным и умело маскировал для партийной массы свои разногласия. Кроме того, голосование показало существенный отрыв Сталина от Каменева и Зиновьева и это опровергает известный антисталинский тезис о том, что более авторитетные Каменев и Зиновьев использовали «посредственного» Сталина в своих политических интересах. Отрыв в поданных голосах показывает, что политический вес и влияние Сталина были намного выше, чем у Каменева и Зиновьева.

Вернёмся к необычности голосования и к наличию двух видов бюллетеней. Появление списков с указанием персонального состава Секретариата и генерального секретаря, конечно, было не случайным и имело определённую цель. Этим продуманным шагом Ленин укреплял кандидатуру Сталина перед Пленумом ЦК, на котором и предстояли окончательные выборы в Секретариат. Этот ход Ленина увенчался успехом - за Сталина как генерального секретаря проголосовало 193 делегата, т.е. более 40%. Против высказалось только 16 делегатов. Остальные 273 делегата не сказали «да», но они и не сказали «нет».

«Объективно это усиливало морально-политические позиции Сталина в партии и в ее руководстве и повышало его шансы в предстоящей политической борьбе за лидерство в партии. Следовательно, у нас появляется косвенное и независимое (от рассказа Молотова) свидетельство тому, что Ленин смотрел на Сталина как на человека, который должен прийти ему на смену как лидер партии и революции»[14].

Следующий этап борьбы за формирование ленинского ядра в руководстве партии Ленин провёл после съезда, на Пленуме вновь выбранного ЦК. Несмотря на полученное в ЦК большинство, Ленину пришлось приложить силы, чтобы добиться формирования центрального аппарата партии из своих сторонников.

На Пленуме первым обсуждаемым вопросом был вопрос о «председателе» ЦК РКП(б). Из доступных документов нельзя понять, кто поставил этот вопрос, но то, что это был оппонент Ленина - это без сомнения. Предложение ввести должность «председателя» ЦК означало установление по образу и подобию Коминтерна двух центров власти в партии: председателя и генерального секретаря. Подобное предложение могло исходить только от Троцкого или его сторонников, которые попытались взять реванш за поражение на съезде и торпедировать план Ленина. Это предложение было отклонено единогласно, в том числе и Владимиром Ильичом. Безусловно, что только он мог быть председателем партии, но в то же время его ограниченная работоспособность делала пост «председателя» потенциальным противовесом посту генерального секретаря и это не устраивало Ленина. В его конструкции власти ЦК должен был возглавить генеральный секретарь Сталин, не имеющий равнозначной по должности альтернативы.

Отклонив предложение о «председателе», Пленум ЦК утвердил состав Секретариата в том виде, в котором он был вотирован съездом: Сталин - генсек, Молотов и Куйбышев - секретари. Кстати, утверждение о том, что кандидатуру Сталина на должность генсека предложил Каменев не подтверждается документами Пленума. Пленум ЦК выбрал Политбюро в следующем составе: Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев, Томский, Рыков. Кандидатами в члены Политбюро стали Молотов, Калинин, Бухарин. В Оргбюро были выбраны Сталин, Молотов, Куйбышев, Рыков, Томский, Дзержинский и Андреев, а кандидатами в члены: Рудзутак, Зеленский, Калинин. Представителями в Коминтерн были назначены Зиновьев, Бухарин, Радек, а кандидатами Ленин и Троцкий. Последовательность, в которой перечислены члены главных партийных органов, по неписанной большевистской традиции отражали авторитет и внутрипартийное положение коммуниста. Нетрудно увидеть, что авторитет Сталина после XI съезда серьёзно упрочился: мало того, что он вошёл во все руководящие органы партии, так он находился в них на ведущих ролях. Показательно, что присутствие Троцкого ограничилось Политбюро и его влияние в Коминтерне постарались не усиливать.

«Ленин поддержал схему, препятствующую раздроблению власти в руководстве партии, позволяющую совмещать работу коллегиального органа со значительной концентрацией политической власти в руках генерального секретаря ЦК партии. Предоставлять такую власть можно было только человеку, к которому питаешь абсолютное политическое доверие»[15].

Сформированная Лениным политическая система позволяла не только усилить возможности ленинского ядра, не только учитывала ограниченную работоспособность Владимира Ильича, но и давала новый политический ориентир - Сталина. Ленин видел в Сталине своего приемника на посту лидера партии и революции и создавал для него необходимые условия для продуктивной работы. Для Троцкого не нашлось места в новой системе политической власти, также как Ленин не видел его в качестве своего приемника.

В условиях государства диктатуры пролетариата человек, возглавивший партию, автоматически возглавлял политическую систему всего государства, поэтому должность генерального секретаря фактически становилась высшей должностью диктатуры пролетариата. Выше этой должности оставался только колоссальный авторитет и роль вождя партии и революции Ленина.

«Тот факт, что Сталин занял эту политическую позицию при активнейшей поддержке Ленина, имело огромное значение для политического будущего Сталина и далеко идущие последствия для расстановки политических сил в руководстве партии, для исхода борьбы большевизма с троцкизмом в РКП(б) и в Коминтерне.

Вместе с тем говорить о «необъятной власти» Сталина, которую он получил благодаря должности генерального секретаря, конечно же, не приходится. Его власть была велика, но имела достаточно четко определенные границы и, самое главное, она не была неподконтрольна. Сама по себе должность генерального секретаря мало что прибавила к той власти, которая уже была сосредоточена в руках Сталина к XI съезду партии. Правильнее будет сказать, что эта должность расширяла его властные возможности и упрочила его политические позиции, поскольку теперь его власть опиралась на авторитет решения Пленума ЦК, утвержденного съездом партии, а сама должность генсека была вписана уже в новую систему управления и являлась вершиной ее. Теперь Сталин мог входить в самые разнообразные вопросы внешней и внутренней политики в качестве высшего должностного лица правящей партии»[16].

Редакция Бескома
источник

ПРИМЕЧАНИЯ:

[8] - там же, стр. 153-154.

[9] - там же, стр. 158.

[10] - там же, стр. 162.

[11] - там же, стр. 166.

[12] - там же, стр. 170-171.

[13] - там же, стр. 172.

[14] - там же, стр. 174.

[15] - там же, стр. 177.

[16] - там же, стр. 178-178.

Троцкий же, как теоретик ничего не мог противопоставить ленинскому анализу и оставался в рамках своей схемы под названием “перманентная революция”. Согласно этой схеме главным условием победы социализма оставался западный пролетариат, который должен своими революциями прийти на помощь Советской республике. Рассмотрев смысл троцкистской теории и её расхождение с ленинской, В.А. Сахаров замечательно подводит итог: в то время, когда Троцкий продолжал игнорировать произошедшие изменения в мировом классовом раскладе сил и продолжал настаивать на зависимости русского пролетариата от западного, Ленин увидел в русском рабочем классе и его союзе с русским крестьянством новую силу, которая возглавила мировое революционное движение.

===

ПЕРСПЕКТИВЫ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Новая борьба принимает форму соревнования с буржуазией на хозяйственном поприще. Диктатура пролетариата ведет ее, стремясь доказать крестьянству, что советская власть может организовать хозяйственную жизнь страны и удовлетворить интересы и потребности крестьянства не хуже, а лучше, чем буржуазия. Отсюда требование учиться у буржуазии капиталистическим методам хозяйствования, учиться хозяйствовать. Доказать умение хозяйствовать надо быстро, за год, ждать долго крестьянство не станет. Либо советская власть докажет крестьянину, что умеет помочь ему, «либо он нас пошлет к чертям. Это совершенно неминуемо». Поскольку результатами этого соревнования с буржуазией будут проверяться успехи советской власти, то оно — не просто состязание, а «отчаянная, бешеная, если не последняя, то близкая к тому, борьба не на живот, а на смерть между капитализмом и коммунизмом», «еще одна форма борьбы между буржуазией и пролетариатом». И это понятно, ведь хозяйственное соревнование — лишь способ одержать экономическую, а значит, и политическую победу над буржуазией и уничтожить ее как класс.

Победа в этой борьбе за крестьянство, парализовав на время его антисоциалистический потенциал, позволила бы задействовать на стороне социалистической революции демократический потенциал крестьянского движения и благодаря этому изолировать и победить силы внутренней контрреволюции. Ленин видит возможность выиграть этот бой за крестьянство и благодаря этому реализовать мирный вариант развития социалистической революции. Проводить такую политику — задача сложная, но не безнадежная, так как опыт гражданской войны научил и пролетариат, и крестьянство соизмерять и согласовывать свои интересы.

Ленин считал, что большевики могут выдержать этот экзамен, что успех борьбы зависит только он них самих. «Политической власти» и «экономической силы» в руках диктатуры пролетариата «совершенно достаточно для того, чтобы обеспечить переход к коммунизму». Более того, вопрос о победе революции Ленин не связывает с оценкой степени отсталости или развитости страны. Для Ленина этот вопрос давно решен положительно — минимум необходимых условий для этого в России есть. Все другие условия для победы имеются. О мировой революции как условии победы или успешного решения внутренних проблем российской социалистической революции — ни слова. Более того, Ленин считает, что с мировой буржуазией «еще много будет "последних и решительных боев"». И он не предрекает трагического исхода этих боев для российской социалистической революции. Наоборот, выражает уверенность в победе, следовательно, Ленин положительно решает вопрос о победе социализма в условиях капиталистического окружения.

Ленин допускал, что в ходе «последнего и решительного боя» может быть не только победа, но и поражение в результате открытой борьбы, и, кроме того, возможно перерождение революции. Главные опасности для революции Ленин видел не во внешних условиях ее существования, а во внутренних проблемах ее развития. Новая экономическая политика, сняв или притупив некоторые из этих опасностей, обострила другие. В советской исторической литературе существовала определенная эйфория по поводу НЭПа, выражавшаяся в акцентировании внимания на открываемых им возможностях и оставлении без должного внимания связанных с ним трудностей. Ленин поступал иначе, он указывал не только на новые возможности развития социалистической революции в России, но и на опасности для нее, которые несла с собой новая экономическая политика. Много внимания он уделил этой проблеме на XI съезде РКП(б).

Ленин говорит об угрозе перерождения революции. О ней (угрозе «термидора») часто говорил Троцкий, при этом радикально расходясь с Лениным в вопросе о возможных причинах его. В полном соответствии с теорией «перманентной революции» Троцкий усматривал причины [«термидора» - прим. редакции Бескома] в отсутствии мировой пролетарской революции и, кроме того, в личностных качествах вождя. Ленин развивал прямо противоположные взгляды на этот счет. Он не только не ставил угрозу возможного перерождения революции в зависимость от успехов или неудач мировой революции, но и, возможно, возражая Троцкому, говорил, что опасность перерождения исходит не от личных качеств революционеров, а от «гигантских масс». Эта опасность возникает в том случае, если эти массы считают, что проводимая политика не отвечает их интересам. Последнее обстоятельство в условиях НЭПа практически всецело зависело от умения большевиков хозяйствовать. Его явно не хватает по причине недостатка «культурности тому слою коммунистов, который управляет». Ленин обращал внимание на опыт истории, который свидетельствовал, что «термидор» неизбежен, если уровень культуры победителей ниже, чем у побежденных. Для российской социалистической революции это была реальная угроза: как бы ни низка была культура новой буржуазии, а культура пролетариата и крестьянства была гораздо ниже. Пока не выучились, коммунисты-администраторы лишь номинально будут являться руководителями, реальная же власть будет принадлежать тем, кто действительно умеет управлять, — тем «спецам», отнюдь не разделявших идеи социалистической революции, к помощи которых большевикам приходилось обращаться. Эта проблема решалась созданием собственных квалифицированных кадров. Задача, хотя и трудная, но решаемая. Если с этих позиций оценить предложения Троцкого о реорганизации системы управления народным хозяйством, то придется признать, что они как раз и несли в себе угрозу «термидора».

Ни на XI съезде, ни позднее оппоненты Ленина не смогли противопоставить разработанной им концепции ничего равноценно по значимости выводов и уровню их обоснования. Главный из них — Троцкий — продолжал повторять свои прежние оценки и прогнозы. Это показало последнее сопоставление Лениным и Троцким своих взглядов и оценок, произошедшее в конце 1922 г. Выступая на V съезде Российского коммунистического союза молодежи (11—19 октября 1922 г.), Троцкий определил свое видение перспективы развития революции и существования советских республик. Он заявил, что если капитализм в течение 10 лет устоит перед угрозой революции, то это будет означать, что мировой капитализм «достаточно силен, чтобы раз навсегда (курсив наш. — B.C.) подавить пролетарскую революцию во всем мире, конечно, подавить и Советскую Россию». Как видно, Троцкий вполне определенно противопоставляет свои оценки ленинским. У Ленина проведение НЭПа в течение 10—20 лет открывает возможность для перехода к социализму, а у Троцкого 10 лет НЭПа равносильны гибели советской власти и революции. Но и это не все. По Троцкому получается следующая перспектива мировой революции: либо она начнется и одержит решающие победы в ближайшие 10 лет, либо она снимается с повестки дня истории развития человечества. Или все и сразу, или ничего и никогда.

Как бы принимая вызов Троцкого и включаясь в полемику с ним, Ленин в приветствии IV конгрессу Коминтерна рисовал совершенно иную перспективу: «Советская власть... более прочна, чем когда бы то ни было... Победа будет за нами». Свой доклад на конгрессе (13 ноября) он фактически посвятил обоснованию этой оценки. Он, в частности, говорил: «Я полагаю, что все мы со спокойной совестью можем утвердительно ответить на этот вопрос (о пользе правильного отступления. — B.C.), а именно в том смысле, что прошедшие полтора года положительно и абсолютно доказывают, что мы этот экзамен выдержали». Это был своего рода ответ на вопрос о способности большевиков показать крестьянству свое умение хозяйствовать. Ленин выражал уверенность, что стоящие проблемы (накопление финансовых средств, прежде всего) будут решены, уже начали решаться. «Самое главное, — считал Ленин, — <...> Крестьянство довольно своим положением. Это мы спокойно можем утверждать... Крестьянство является у нас решающим фактором... нам не приходится опасаться с его стороны какого-нибудь движения против нас. Мы говорим это с полным сознанием, без преувеличения» (курсив наш. — B.C.). Отметив успехи советской власти, достигнутые на базе НЭПа, и ошибки, допущенные международной буржуазией, Ленин констатирует, что «перспективы мировой революции... благоприятны» и они могут снова стать «превосходными». Анти- троцкистская по сути своей направленность этих оценок Ленина очевидна.

Ленинскому анализу возможностей развития революции в условиях НЭПа Троцкий на этом конгрессе Коминтерна смог противопоставить лишь общие рассуждения, которые свидетельствуют о том, что он сохранял верность своим прежним взглядам и неспособен был вести аргументированную дискуссию с Лениным по существу проблемы. Они стоят того, чтобы воспроизвести их: «После завоевания власти задача строительства социализма, прежде всего хозяйственного, встает, как центральная и вместе с тем труднейшая. Разрешение этой задачи зависит от причин разного порядка и разной глубины: во-первых, от уровня производительных сил и, в частности, от соотношения между индустрией и крестьянским хозяйством; во-вторых, от культурного и организационного уровня рабочего класса, завоевавшего государственную власть; в-третьих, от политической ситуации международной и внутренней: побеждена ли буржуазия окончательно или еще сопротивляется, — имеет ли место иностранная военная интервенция, — саботирует ли техническая интеллигенция и пр. и пр.

По относительной важности эти условия социалистического строительства должны быть расположены в таком порядке, в каком мы их привели. Самое основное условие — это уровень производительных сил; потом следует культурный уровень пролетариата; и, наконец — политическая и военно-политическая ситуация, в которую попадает пролетариат, овладев властью.

Но это последовательность логическая. А практически — рабочий класс, взявший власть, прежде всего, сталкивается с политическими затруднениями... во вторую очередь пролетарский авангард сталкивается с затруднениями, вытекающими из недостаточности культурного развития этих рабочих масс. И только в третью очередь его хозяйственное строительство упирается в пределы, поставленные наличным уровнем производительных сил». В НЭПе Троцкий видел всего лишь «систему мероприятий, которая обеспечивала бы постепенный подъем производительных сил страны даже и без содействия социалистической Европы», т.е. политику, в принципе позволяющую нарабатывать «материал» для будущей социалистической революции, но не более того. Показательно, что и в этом, программном по своему характеру выступлении у Троцкого не нашлось места для анализа проблемы участия крестьянства в социалистической революции. Очевидно, потому, что Троцкому нечего было сказать по этому поводу, так как для него эта проблема сводилась к борьбе с контрреволюционными устремлениями крестьянства.

Заботило его поражение революции в странах Европы, создавшее «для Советской Республики и ее хозяйственного развития наименее благоприятные условия» «в кольце экономических блокад». «Главные козыри, — говорил Троцкий, — явно на нашей стороне — за исключением одного, очень существенного: за спиной частного капитала, действующего в России, стоит мировой капитал. Мы все еще живем в капиталистическом окружении. Поэтому можно и должно поставить вопрос, не будет ли наш зарождающийся социализм, хозяйничающий еще капиталистическими средствами, загублен мировым капитализмом?» И отвечает: «Если допустить, в самом деле, что капитализм будет существовать в Европе еще столетие или полстолетия и что Советская Россия должна будет к нему приспосабливаться в своей хозяйственной политике, то тогда вопрос решается сам собой, ибо этим допущением мы заранее предполагаем крушение пролетарской революции в Европе и наступление новой эпохи капиталистического возрождения»* [* - Усматривать в этих условиях точный прогноз судьбы российской социалистической революции нет оснований. Во-первых, в ходе развития мирового революционного процесса социалистическая революция вышла далеко за пределы первых советских республик, во многих странах было построено социалистическое общество. Во-вторых, причины поражения социализма в СССР и других странах не могут быть сведены к тому, о чем говорил Троцкий - прим. В.А. Сахарова].

В оценке перспектив российской социалистической революции Троцкий смыкался с меньшевиками (социал-демократами): если социалистическая революция в Европе задержится (по Троцкому, это маловероятно, а для социал-демократов — нечто само собой разумеющееся), то НЭП приведет к крушению социалистической революции в России. Обе стороны согласны в том, что это произойдет через внутреннее перерождение («термидор»). Не спасает положения и то, что Троцкий устанавливал большие сроки — 50—100 лет. Месяц назад он определял этот срок в 10 лет. «Прогресс» очевиден, однако он свидетельствует не об эволюции взглядов Троцкого, а о маскировке им одиозных и непопулярных в большевистской партии выводов, а также о том, что эти прогнозы носят эмоциональный и догматический характер. Полная «безнадежность», стопроцентный «пессимизм», от которого Троцкий всегда пытался отговориться, но который постоянно проявлялся как бы независимо от его воли.

В этом выступлении на IV конгрессе Коминтерна Троцкий впервые после 1917 г. противопоставил ленинской концепции социалистической революции в России свою систему взглядов и оценок, правда, еще не проработанную в деталях, но вполне сформировавшуюся в своих основных положениях, подходах.

Н.А. Васецкий оценивает доклад Троцкого о НЭПе на IV конгрессе Коминтерна как «вершину в его политической карьере в послевоенный период. Выше, с точки зрения теоретического осмысления НЭПа, он больше не поднялся». Думается, Васецкий прав. Но к этой оценке надо добавить, что выступление Троцкого стало также кульминационной точкой в его расхождении с Лениным в принципиальных вопросах социалистической революции.

Известно, что Троцкий позднее (например, на XV конференции) возражал против противопоставления его взглядов, изложенных на конгрессе Коминтерна, ленинским. При этом он ссылался на ленинскую записку, направленную ему 25 ноября 1922 г.: «Прочел Ваши тезисы относительно НЭПа и нахожу их, в общем, очень хорошими, а отдельные формулировки чрезвычайно удачными, но небольшая часть пунктов мне показалась спорной». Однако в ленинском тексте нет ничего, что позволило бы расшифровать ее в духе Троцкого, поскольку Ленин не уточняет ни тех позиций, которые удовлетворили его, ни тех, которые показались ему спорными. Зато в этой записке есть указание на ценную сторону этих тезисов: «они будут удачны для ознакомления иностранной публики с нашей новой экономической политикой». Вот и все. Но если «удачную» и «полезную» часть тезисов Троцкого Ленин свел к пропаганде, то, следовательно, теоретические оценки и политические прогнозы Ленин не относит к ним и, очевидно, числит среди «спорных» пунктов. Таким образом, эту попытку Троцкого найти в Ленине свидетеля совпадения их взглядов в основных теоретических и политических вопросах нельзя признать удовлетворительной.

Троцкий выступал на конгрессе 13 ноября 1922 г. сразу же за Лениным, поэтому Ленин ответить ему здесь же на Конгрессе не мог, но он использовал для этого первое же публичное выступление — 20 ноября 1922 г. на заседании Моссовета, которое стало его последним выступлением. В.И. Ленин говорил, что «у нас не было сомнения в том, что мы должны... добиться успеха в одиночку... Мы должны рассчитать в обстановке капиталистической, как мы свое существование обеспечим; как мы получим выгоду от наших противников». Шанс на успех давала конкуренция между капиталистическими государствами, открывавшая возможность для манёвра между ними, поэтому задача состоит в том, чтобы перед лицом капиталистического мира стать «сильным, самостоятельным» государством. А дальше Ленин прямо формулирует свой, пожалуй, самый главный антитроцкистский тезис: «Социализм уже теперь не есть вопрос отдаленного будущего... Мы социализм протащили в повседневную жизнь и тут надо разобраться. Вот что составляет задачу нашего дня, вот что составляет задачу нашей эпохи. Позвольте мне закончить выражением уверенности, что как эта задача ни трудна, как она ни нова... все мы, не завтра, а в несколько лет, все мы вместе решим эту задачу во что бы то ни стало, так что из России нэповской будет Россия социалистическая».

Так Ленин, выявляя новые возможности российской революции, в 1921—1922 гг. все больше уходил от старых оценок, демонстрируя творческое отношение к марксизму как к методу познания и руководству к действию. Уже тем, что он начал поиск путей решения вставших перед революцией новых задач и получил первые положительные результаты, Ленин сделал шаг вперед в области теории социалистической революции. Он двигался в сторону признания больших возможностей развития российской социалистической революции в неблагоприятных внешних условиях, большей автономности ее развития за счет выявления дополнительных внутренних возможностей и возможностей использования межимпериалистических противоречий. Ленин обосновал новое видение мировой социалистической революции и места российской революции в ней: впереди мировой революции, обогащая ее не только новым опытом, но и новыми теоретическими выводами.

Чем дальше уходил Ленин в своих воззрениях на пути развития социалистической революции в России и чем больше Троцкий уверовал в правильность своей теоретической схемы, тем больше он политически расходился с Лениным, тем больше проявлялась его политическая близость к русским меньшевиками и европейским социал-демократам и догматическое отношение к марксизму, неумение творчески подойти к нему.

К концу 1922 г. Ленин и Троцкий подошли с четко сформулированными, совершенно разными политическими концепциями, противостоя друг другу в важнейших вопросах теории, стратегии и тактики революции.

В.А. Сахаров «”Политическое завещание” Ленина: реальность истории и мифы политики

В публикуемом ниже фрагменте, профессор Сахаров разбирает эволюцию теоретических взглядов В.И. Ленина на социалистическую революцию в России. Сахаров показывает как Ленин, вслед за развитием революции и изменением международной обстановки, переосмысливает старые, дореволюционные оценки условий победы пролетариата.

Подавление пролетарских революций в Европе, с одной стороны, оставило Советскую республику один на один с империализмом, но с другой стороны, позволило наглядно продемонстрировать силу рабочих и силу союза пролетариата и крестьянства. Сила эта росла и крепла в длительной и успешной борьбе против интервентов и их белогвардейских пособников. Политическая сила рабочего класса в деле военной защиты диктатуры пролетариата, в деле формирования нового государственного устройства, наконец, в деле экономического хозяйствования, не могла быть заранее теоретически предугадана - эта сила могла быть осмыслена и понята только в своей демонстрации, только в живой практике, только в реальной борьбе. Также как не могла быть предугадана высокая степень успешности братского союза двух трудящихся классов: рабочих и крестьян. Угроза реставрации помещичье-буржуазных порядков не просто заставила объединиться крестьян с рабочими в совместной борьбе против белых, но и продемонстрировала способность этого союза к совместной деятельности.

Владимир Ильич, как творческий марксист, за калейдоскопом важных и второстепенных, завершённых и длящихся событий сумел проанализировать эту новую политическую реальность, ухватить главную суть произошедших изменений, осмыслить её и создать теоретическое обоснование построения социализма в отдельно взятой отсталой крестьянской стране.

===

ПЕРСПЕКТИВЫ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Осмысление Лениным опыта социалистической революции велось постоянно. Ряд важных новых положений был сформулирован им еще до перехода к новой экономической политике. НЭП по-новому высветил их значение, придал большую актуальность. Вместе с тем он заставил искать новые решения тех проблем, которые, казалось, уже были удовлетворительно решены.

Прежде российскими социал-демократами победа социалистической революции мыслилась, во-первых, в рамках мировой революции, которая, хотя и не представлялась единовременным актом, но виделась процессом динамичным, не растягивающимся на десятилетия. А сами социалистические преобразования представлялись в виде быстрого наступления социалистического уклада на несоциалистические. Империалистическая война, мешавшая консолидации международной буржуазии против победившей социалистической революции, создавала благоприятные условия для закрепления власти и оказания помощи поднимающейся революции в других странах, в том числе и вооруженным способом. Именно из таких представлений исходил В.И. Ленин в 1915—1916 гг., формулируя свой вывод о возможности победы социализма первоначально в одной, отдельно взятой стране. В соответствии с этими представлениями в октябре 1917 г. ЦК РСДРП(б) принимал решение о взятии власти: в расчет принималась революция в Германии, которая, как казалось, начнется в ближайшем обозримом будущем, а после взятия власти предпринимались различные меры для ее приближения. Возможность длительного развития социалистической республики в условиях капиталистического окружения, как и политическое отступление для удержания власти в практическом плане, не рассматривалась и не прорабатывалась даже теоретически. В этом сказалась недооценка трудностей развития социалистической революции.

Опыт гражданской войны, иностранной военной интервенции, войны с Польшей, развития революционного процесса в других странах позволял и заставлял на многое взглянуть иначе, чем прежде, многое оценить по-новому. В ряде выступлений конца 1920 г. Ленин начинает развивать новые мысли относительно перспектив социалистической революции в России. Хотя новые оценки неразрывно связаны с прежними представлениями о мировой революции, но в них уже просматривается стремление уточнить прежние оценки возможностей российской революции, не только ожидающей помощи и поддержки от мировой революции, но и способной самой оказывать ей такую помощь. Ленин говорил (15 октября), что советские республики оказались в состоянии не только защищаться от внутренней и внешней контрреволюции, но и, будучи ударным отрядом мировой пролетарской революции, в интересах ее развития могут переходить в наступление с решительными целями. Эти мысли были развиты в речи 6 ноября 1920 г.: «Мы побеждаем в течение трех лет. Это является гигантской победой, в которую раньше никто бы из нас не поверил». Идя на восстание, мы «знали, что наша победа будет прочной победой только тогда, когда наше дело победит весь мир», поэтому «мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию... Теперь, после трех лет, оказывается, что мы неизмеримо сильнее, чем были до этого, но всемирная буржуазия тоже еще очень сильна, и, несмотря на то, что она неизмеримо сильнее нас, все же можно сказать, что мы победили <...>, но при всем этом опасность не исчезла, она существует и будет существовать, пока не победит революция в одной или некоторых из передовых стран» (курсив наш. — B.C.).

Сформулированное здесь положение о победе мировой революции как условии прочной победы, а не победы вообще, было новым. Оно не было случайной оговоркой, так как вскоре в речи на Московской губернской конференции РКП(б) 21 ноября 1920 г. В.И. Ленин снова сформулировал это положение: «Для того чтобы... победить прочно (курсив наш. — B.C.), мы должны добиться победы пролетарской революции во всех или, по крайней мере, в нескольких главных капиталистических странах». «После трех лет ожесточенной упорной войны мы видим, в каком отношении наши предсказания не оправдались и в каком отношении оправдались. Они не оправдались в том отношении, что быстрого и прочного решения этого вопроса не получилось... Оказалось, что ни победы, ни поражения ни та, ни другая сторона, ни Советская Российская республика, ни весь капиталистический мир для себя не получили и в то же время оказалось, что если наши предсказания не исполнились просто, быстро и прямо, то они исполнились постольку, поскольку дали нам главное, ибо главное было то, чтобы сохранить возможность существования пролетарской власти и Советской республики, даже в случае затяжки социалистической революции во всем мире <...> мы имеем теперь не только передышку, а нечто гораздо более серьезное... мы имеем новую полосу, когда наше... международное существование в сети капиталистических государств отвоевано <...>. Теперь нам приходится говорить уже не только об одной передышке, а о серьезных шансах для нового строительства на более долгое время». Относительно помощи со стороны международного рабочего движения Ленин сказал: оно поддержало нас «наполовину», ибо ослабило «руку, поднявшуюся против нас», но и этим оно «оказало нам помощь» (курсив наш. — B.C.). Отныне В.И. Ленин связывает перспективу социалистической революции в России с решением внутренних проблем страны и состоянием партии. «Нас никто не сломит, ни внешняя, ни внутренняя сила, если мы не доведем до раскола», — говорил он 24 января 1921 г.

Переход к НЭПу не изменил этих оценок. На X съезде РКП(б) (март 1921 г.) Ленин, отметив нарастание мировой революции, заявил, что «ставка на международную революцию не значит — расчет на определенный срок... поэтому мы должны уметь так сообразовать свою деятельность с классовыми отношениями внутри нашей страны и других стран, чтобы мы длительное время были в состоянии диктатуру пролетариата удержать и, хотя бы постепенно, излечить те беды и кризисы, которые на нас обрушиваются». В последующие два года мысль о том, что судьба российской социалистической революции решается не в классовых битвах пролетариата развитых капиталистических стран, а рабочими и крестьянами Советских республик, советской властью и РКП(б), высказывалась и аргументировалась постоянно. Так, закрывая X Всероссийскую конференцию РКП(б) (май 1921 г.), Ленин говорил, что «сейчас главное свое воздействие на международную революцию мы оказываем своей хозяйственной политикой ... На этом поприще борьба перенесена во всемирном масштабе. Решим мы эту задачу — и тогда мы выиграли в международном масштабе наверняка и окончательно» (курсив наш. — В. С.).

Эту победу на внутреннем фронте Ленин связывал с выполнением плана электрификации страны и 10 — 20 годами «правильных отношений с крестьянством», строящихся на базе НЭПа. Ленин рассчитывал, что при благоприятных условиях, даже при задержке мировой революции, российская революция за 10 — 20 лет уйдет далеко вперед в деле укрепления своих позиций, социально-экономического преобразования страны, культурного развития. За это время, надеялся Ленин, даже если не произойдет пролетарской революции в других странах, Советские республики подготовятся к тому, чтобы социалистическая революция смогла сделать следующий шаг — перейти от торговли к товарообмену, а от него, как считалось, до социализма (продуктообмен) оставался один шаг. Успех электрификации позволял блокировать опасности, исходящие от индивидуализма мелкого земледельца и свободной торговли, а срыв означал бы неизбежный «возврат к капитализму». Поэтому электрификация вместе с НЭПом, по мнению Ленина, обеспечивали победу российской социалистической революции во «всемирном масштабе, даже при затяжке пролетарских революций». Появлялась возможность спокойно отнестись к перспективе замедления темпов развития революции, сосредоточиться на решении внутренних задач и завершить «величайший переворот политический... медленной, тяжелой, трудной экономической работой», требующей «целых десятилетий». Это должно было привести к еще большему ослаблению зависимости социалистических республик от успехов мировой революции (что в итоге и получилось). Возможную победу пролетарской революции в таких странах, как Англия, Германия, Америка, Ленин теперь рассматривал лишь как фактор сокращения срока выполнения планов социально- экономического развития России.

В этих условиях по-новому встал вопрос об отношениях Советских республик с капиталистическими странами. Они уже не сводились к войнам и «передышкам» между ними. Появлялись потребность и возможность использовать отношения с ними во благо революции. 23 декабря 1921 г. на IX Всероссийском съезде Советов Ленин говорил об этих новых возможностях: «Но мыслима ли, однако, такая вещь вообще, чтобы социалистическая республика существовала в капиталистическом окружении? Это казалось немыслимым ни в политическом, ни в военном отношении. Что это возможно в политическом и военном отношении, это доказано, это уже факт. А в торговом отношении? А в отношении экономического оборота? Ну а связь, помощь, обмен услуг отсталой разоренной земледельческой России с передовой промышленно богатой группой капиталистических держав, — это возможно? Нас не признавали, нас отвергали, отношения с нами объявлялись несуществующими... но они все-таки существуют». Приглашение Советских республик на международную Генуэзскую конференцию, заключение во время ее работы договора с Германией вскоре подтвердили это предположение Ленина. В этом приглашении В.И. Ленин увидел дополнительные возможности для длительного и успешного маневрирования на международной арене и предотвращения крупномасштабной войны с коалицией буржуазных государств.

Возможно, Ленин переоценил степень заинтересованности капиталистических стран в экономическом сотрудничестве с Советскими республиками, и это способствовало пересмотру прежних представлений о зависимости социалистической революции в России от победы пролетарских революций в развитых капиталистических странах. Так или иначе, но примерно с этого времени он все меньше склонен говорить о зависимости российской революции от мировой. В.И. Ленин приходил к фундаментальному выводу о большей, чем полагалось прежде, автономности социалистической революции в России (как и в других крупных, богатых природными, материальными и людскими ресурсами странах) от мировой революции. В системе его взглядов и оценок значимость международных и внутренних факторов российской революции претерпела серьезные изменения.

Революция в развитых капиталистических странах превратилась из условия победы российской революции в условие ускорения этой победы и облегчения тягот, связанных с революцией. Новые планы развития российской социалистической революции он строит на основе высвобождения ее внутреннего потенциала, способного, по его мнению, и упрочить положение диктатуры пролетариата внутри страны, и ускорить процесс вызревания революции в мире.

Не абстрагируясь от внешнеполитических условий развития, опираясь на анализ внутренних проблем строительства социализма в России на базе НЭПа, Ленин дает положительный ответ о возможности построения социализма в условиях сохраняющегося капиталистического окружения. Классическое выражение новые взгляды нашли в известном положении о том, что из России нэповской будет Россия социалистическая. Ясно, что это был разрыв с прежними представлениями о жесткой зависимости российской социалистической революции от мировой пролетарской революции.

Итак, с переходом к мирному строительству в условиях изменения прежних представлений о зависимости российской социалистической революции от мировой в центре внимания оказались вопросы обеспечения укрепления и роста социалистического сектора экономики. Само решение о переходе от политики «военного коммунизма» к НЭПу не ставило перед РКП(б) новых теоретических вопросов. Речь шла о политическом маневре в рамках существовавших теоретических представлений о социалистической революции. Предстояло вернуться к прежнему плану использования государственного капитализма. Продналог рассматривался Лениным как «одна из форм перехода от своеобразного "военного коммунизма", вынужденного крайней нуждой, разорением и войной, к правильному социалистическому продуктообмену. А последний, в свою очередь, есть одна из форм перехода от социализма с особенностями, вызванными преобладанием мелкого крестьянства в населении, к коммунизму». Он считал, что НЭП означал не отступление от задач построения социализма, не удаление от социализма, а шаг вперед к социализму, по сравнению с тем, что было в период так называемого «военного коммунизма».

Важной вехой в осмыслении накопленного революцией опыта и развитии теории социалистической революции стал политический доклад Ленина на XI съезде РКП(б). В нем Ленин представил партии новую концепцию развития социалистической революции в России в условиях капиталистического окружения с использованием рыночных механизмов для преодоления буржуазных отношений внутри страны, способную в ожидании мировой пролетарской революции наращивать базу своего успеха.

Открывая съезд, Ленин дал оптимистическую оценку перспективам развития российской социалистической революции при условии сохранения и укрепления единства партии и преодоления трудностей развития, создаваемых капиталистическим окружением, и способности партии сконцентрировать все силы на решении важнейших задач. Он отметил, что самые большие трудности развития революции связаны с НЭПом, но в нем же находится и ключ к решению задач социалистической революции, так как НЭП позволяет найти меру уступки крестьянам, выработать практические формы взаимодействия в интересах дальнейшего осуществления программы социалистических преобразований и установить новый баланс сил между социалистической пролетарской революцией, крестьянским демократическим движением и буржуазной контрреволюцией.

В докладе Ленина была представлена внутренне логичная картина переживаемых проблем и система мер, способных их решить в интересах социалистической революции. Переход к НЭПу Ленин связал уже не только с необходимостью осуществления политического маневра и исправлением допущенных ошибок, но и с известными особенностями российской революции. Он подчеркнул, что НЭП — это политика, направленная на построение социализма в условиях сохранения крестьянской экономики, которую социалистическая революция пока что преобразовать не смогла. Ленин напомнил, что большевики получили власть в стране, начали проводить социалистическую программу, но их мероприятия сначала шли «до известной степени в сторонке» от тех процессов, которые происходили в деревне, в крестьянстве. Крестьянство, как мелкий товаропроизводитель, политически приняло советскую власть, но оно не могло принять предложенных ею экономических реформ, так как могло существовать только подчиняясь законам своей социальной природы — законам рынка, с помощью которого крестьяне имели возможность получить от общества необходимый им продукт в обмен на то, что они могли произвести в своем хозяйстве. Поэтому «смычки между экономикой, которая строилась в национализированных, социализированных фабриках, заводах, совхозах, и экономикой крестьянской не было». Ее и сейчас еще нет, считал Ленин, мы только подходим к ней.

В установлении этой смычки он и усматривал все значение НЭПа как тактического маневра, призванного обеспечить экономический союз пролетариата со стратегическим союзником — крестьянством. Эти оценки уже высказывались прежде. Вместе с тем В.И. Ленин теперь шел дальше: он не просто говорил о необходимости сообразовывать политику диктатуры пролетариата с интересами и возможностями крестьянства, но и пересматривал прежние представления о месте крестьянства в социалистической революции.

Политика прочного союза с середняком, принятая VIII съездом РКП(б) (март 1919 г.) означала установление военно-политического союза, который не выходил за рамки буржуазно-демократической революции и не устанавливал взаимодействия их в борьбе за социализм. Экономического союза пролетариата и среднего крестьянства тогда не было и создание его не ставилось в повестку дня. Он мыслился в будущем, но не за счет уступок крестьянству как мелкому собственнику, а за счет его движения навстречу пролетариату на базе улучшения его жизненного положения по мере развития социалистической революции, успехов крупной промышленности и т.п. НЭП означал радикальное изменение самой постановки вопроса о союзе — он достигался за счет первоначальной уступки крестьянству со стороны пролетариата, а не за счет его приспособления к требованиям пролетариата. Это означало, что НЭП, задуманный как тактический маневр к стратегическому союзнику, предполагал определенное изменение взглядов на положение трудящегося крестьянства в социалистической революции. Это изменение проявилось в докладе Ленина в виде тезиса о том, что крестьянство в конечном счете будет оценщиком и «судьей» им. «Крестьянин в своей массе живет, соглашаясь: "ну, если вы не умеете, мы подождем, может быть, вы и научитесь". Но этот кредит не может быть неисчерпаемым.

Это надо знать и, получивши кредит, все-таки поторапливаться. Надо знать, что приближается момент, когда крестьянская страна нам дальнейшего кредита не окажет, когда она, если можно употребить коммерческий термин, спросит наличными <... > Повторяю, отсрочку и кредит от народа мы получили благодаря нашей правильной политике, и это, если выразиться по-нэповски, — векселя, но сроки на этих векселях не написаны, и, когда они будут предъявлены ко взысканию, этого справкой с текстом векселя не узнаешь».

Накануне Октябрьской революции и в годы гражданской̆ войны (в рамках политики «нейтрализации середняка» и даже политики «союза с середняком») не могло быть и речи о том, что крестьянство является той силой, которая будет выносить приговор социалистической̆ революции, а большевики вынуждены будут принять его. Во время принятия решения о переходе к НЭПу на X съезде Ленин говорил о том, что крестьянская контрреволюция стоит перед нами и о том, что борьба с ней идет по принципу «кто — кого». Тезис о «векселях» говорит о понимании необходимости обрести точку опоры для проведения социалистических преобразований в мелкобуржуазном крестьянстве, а также о совершенно новой постановке вопроса о классовой борьбе в ходе социалистической революции. В связи с тезисом о векселях В.И. Ленин говорит о «последнем и решительном бое» с отечественной̆ буржуазией̆, вырастающей̆ из крестьянства, принять который̆ мы вынуждены в ближайшее время и выиграть который̆ можем. Это совсем не тот бой, о котором он говорил на X съезде РКП(б): это уже не бой с крестьянской контрреволюцией, а бой за крестьянство, за то, чтобы оно признало, что выданные большевикам векселя ими оплачены улучшением их, крестьян, жизни в ходе и в результате социалистических преобразований. Этот бой за крестьянство надо вести с новой буржуазией, которая тоже стремится найти в нем опору для борьбы с растущим социализмом. Соответственно меняются и формы, методы, приемы классовой борьбы с буржуазией. Прежде эта борьба была направлена на политическое подавление буржуазии, что было делом нетрудным, но малоэффективным из-за наличия огромной массы мелкобуржуазного крестьянства. Теперь эта борьба была направлена на обеспечение согласия крестьян на дальнейшее осуществление большевиками социалистической программы.

В.А. Сахаров «”Политическое завещание” Ленина: реальность истории и мифы политики»

Дизайн сдержанный, без ярких акцентов, с матовой поверхностью. Правда, на ней остаются следы от рук. Так что если приходится постоянно открывать ноутбук в присутствии клиентов или партнеров, лучше купить прозрачный кейс. Визуально и тактильно устройство ощущается надежно: не выскальзывает и не двигается по столу, благодаря специальным резиновым накладкам на задней части.

Шарнир работает мягко: чтобы открыть крышку даже одной рукой, не нужно придерживать корпус. Чтобы показать коллеге или клиенту презентацию, достаточно раскрыть экран на 180°. Это удобно и для работы лежа, и для подставок, которые требуют определенного угла обзора.

Также отметим 9 портов: USB-A, USB-C, HDMI, слот для карты памяти — можно забыть о переходниках.

В TECNO MEGABOOK K15S предустановлен Windows 11. Ноутбук готов к работе сразу после включения. Никаких лишних установок и обновлений. Все настроено и оптимизировано для вашей многозадачности.

Экран: яркая картинка и комфорт ночью

Экран — 15,6 дюйма, IPS-матрица с разрешением Full HD. Углы обзора отличные: изображение остается четким, даже если смотреть сбоку, цвета не искажаются. Есть антибликовое покрытие. Тестировали ноутбук при разном освещении: можно спокойно работать у окна. Когда солнце бьет прямо в экран, текст по-прежнему остается читаемым, картинки не искажаются. Это редкость в бюджетных моделях.

Неважно, работаете вы ночью или играете, выручит клавиатура с регулируемой четырехуровневой подсветкой. При среднем уровне в темноте все видно, глаза не устают. Из плюсов для тревожных людей: включали ноутбук в самолете и электричке, никто вокруг не жаловался на яркость. Все регулируется кнопками, не нужно лишний раз заходить в настройки.

Стеклокерамический крупный тачпад — 15 см. Он не залипает, не промахивается, срабатывает с первого касания. Не возникает дискомфорта, даже если несколько часов редактировать документы без мышки. После перехода с других устройств немного непривычно, что тачпад работает в двух направлениях: нижняя часть отзывается нажатием, верхняя — касанием.

В кнопку питания встроен сканер отпечатка пальцев. К нему можно быстро привыкнуть, особенно если сидишь в опенспейсе или работаешь в дороге. Один легкий тап пускает в систему даже с мокрыми руками. Безопасно, удобно и не нужно постоянно вводить пароли.

Производительность: рендерим видео, открываем вкладки

Ноутбук работает на AMD Ryzen 7 5825U (опционально можно выбрать версию техники Intel Core i5-13420H). Восьмиядерный AMD с поддержкой 16 потоков подходит для ресурсоемких операций вроде рендеринга или работы с большими массивами данных. Встроенная графика Radeon справляется с редактированием видео в Full HD или играми.

Во время монтажа 30-минутного ролика в DaVinci Resolve и параллельной работе в Photoshop с несколькими большими PSD-файлами система сохраняла стабильность. Не было ни зависаний, ни заметного падения производительности. Ноутбук уверенно держит в фоне 10 приложений одновременно. Если запущены браузер с 20 вкладками, видеозвонок в Telegram, Excel с объемной таблицей и софт для монтажа, система не тормозит и не перегревается. Переход между окнами остается плавным, ничего не «проседает», даже при одновременном скачивании файлов и редактировании видео.

Базовая комплектация включает 16 ГБ оперативной памяти в двух слотах. При необходимости можно легко увеличить этот показатель до 32 ГБ, заменив стандартные модули на более емкие. Помимо установленного SSD на 1 ТБ предусмотрен дополнительный слот, поддерживающий диски объемом до 2 ТБ.

Чтобы во время нагрузки системы охлаждения не выходили из строя, в ноутбук встроен эффективный вентилятор, способный рассеивать до 35 Вт тепла. Устройство не греется, его спокойно можно держать на коленях. Это решение дополнено тремя режимами работы, которые переключаются простой комбинацией клавиш Ctrl+Alt+T. Тихий режим идеален для работы ночью или в общественных местах, сбалансированный подходит для повседневных задач. Производительный, на котором запускали рендеринг видео и игры, практически не шумит.

Автономность: 15 часов без подзарядки

Протестили автономность MEGABOOK K15S в условиях, знакомых каждому деловому путешественнику. Утром перед вылетом зарядили ноутбук до 100% и взяли его в рейс Москва — Калининград. В зале ожидания провели созвон, потом три часа смотрели сериал и в дороге до отеля редактировали документы. К моменту приезда оставалось 40% заряда: хватило бы еще на пару часов продуктивной работы.

MEGABOOK K15S может автономно работать до 15 часов и позволяет не оглядываться на индикатор заряда. Заявленное время достигается при типичном офисном использовании: одновременная работа с документами в Word и Excel, ведение переписки, видеоконференции, веб-серфинг.

Если все же понадобится, за  час восполняется до 70% батареи. Компактный адаптер мощностью 65 Вт на базе нитрида галлия поместился даже в карман пиджака. Один блок питания заряжает и ноутбук, и смартфон, и наушники. Экономия места: не нужно никаких дополнительных проводов.

Звук, который реально слышно

В TECNO MEGABOOK K15S установлены два мощных динамика по 2.5 Вт. Звук с глубокими низами, без пластикового дребезжания, объемный. Благодаря DTS можно смотреть видео даже в шумном помещении. В тестах специально включали сцены с шагами и выстрелами: локализация настолько точная, что в наушниках нет необходимости.

Та же стабильность и в микрофоне. Благодаря AI-шумоподавлению голос передается чисто. Во время тестовых звонков из оживленного кафе собеседник не услышал ни разговоры за соседним столом, ни городской шум. И все это — на расстоянии до пяти метров.

Кстати, о созвонах. В ноутбуке встроена обновленная камера. Она отслеживает положение лица, а еще есть физическая шторка приватности. Например, можно закрыть шторку для комфортных видеоконференций.

Для тех, кто предпочитает гарнитуру, идеально подойдут беспроводные наушники TECNO FreeHear 1 из экосистемы бренда. Когда не хотелось делиться разговорами с окружающими, подключали их. Чистый звук с акцентом на средние частоты, 11-мм драйверы, которые выдают неожиданную детализацию. Музыку слушать приятно: и фоновый плейлист на телефоне, и вечерний сериал на ноутбуке. Автономно работают наушники 6 часов, с кейсом — до 30 часов. 

Bluetooth 5.4 обеспечивает стабильное соединение на расстоянии до 10 метров. Удобная C-образная форма разработана специально для длительного ношения — после восьмичасового рабочего дня в ушах не возникает дискомфорта. Наушники поддерживают одновременное подключение к ноутбуку и смартфону. Переключение между устройствами происходит быстро и без заминок.

Через фирменное приложение Welife можно выбрать один из четырех эквалайзеров и отследить местоположение гарнитуры в случае утери. А еще кастомизировать виджет для управления наушниками. Функция настройки персонализированного дизайна доступна для устройств на Android и позволяет гибко изменить внешний вид окна подключения: вплоть до установки фоновой картинки или собственного фото.

Первые пару использований может потребоваться время, чтобы привыкнуть к нестандартной форме вкладышей, но уже с третьего раза они надеваются вслепую за секунду. Что особенно приятно:  собеседники отмечают, что звук от микрофона более приятный и четкий, чем у дорогих известных моделей.

Бесшовная синхронизация со смартфоном

Благодаря функции OneLeap ноутбук синхронизируется со смартфоном TECNO. Подключение происходит за пару секунд: достаточно один раз подтвердить сопряжение. После этого открывается доступ к бесшовному переключению между устройствами — объединенному буферу обмена, дублированию экранов и передаче файлов без кабелей и пересылок в мессенджерах.

Функция выручила, когда нужно было открыть приложение, у которого нет веб-версии. Удобно работает и буфер обмена: скопировал текст на одном устройстве — вставил на другом. Например, код, полученный в сообщении на телефоне, вводится в браузере на ноутбуке. Экономит минуты, а иногда и нервы. А когда в дороге пропал Wi-Fi, ноутбук сам подключился к мобильному интернету через смартфон.

TECNO CAMON 40 и сам по себе — мощный рабочий инструмент.  Смартфон выделяется камерой высокого качества 50 Мп, ярким AMOLED-экраном 120 Гц и множеством функций, которые упрощают процесс мобильной съёмки и использование искусственного интеллекта TECNO AI.

Телефон работает на HIOS 15.0.1 на базе Android 15.В фирменную оболочку встроен искусственный интеллект:

• Голосовой помощник Ella. Отвечает на вопросы, помогает с задачами и управлением устройством.

• Решение задач. Наводите камеру на задачу, ИИ решает ее.

• AI Редактор фотографий. Интеллектуальная обработка в одно касание.

• Быстрый поиск. Находит адрес на экране и запускает навигацию, распознает объекты и события, автоматически добавляет их в календарь.

Технические характеристики

• Процессор и память. 8 ядер, 16 потоков, Кэш L3 16 МБ, частота до 4.5 ГГц Графический процессор AMD Radeon™ graphics SSD 512 ГБ или 1 ТБ, М.2, 2280, PCle 3.0 Nvme DDR4 16 ГБ, 3200 МГц.

• Дисплей. 15.6", TFT, Full HD (1920×1080), 16:9, 280нит, 45% NTSC, 16.7 млн цветов, 60 Гц, 141 ррі.

• Веб-камера. 1 Мп, шторка приватности.

• Порты. 9 портов: 1*TF Card (microSD), 1*HDMI 1.4, 1*USB-A 3.1,

  1*USB-A 3.2, 1*3.5mm аудиовход, *Ethernet RJ45 до 1 Гбит, 2*Туре-С (Full Function), 1*слот для замка Kensington.

• Другое. Сканер отпечатка пальца в кнопке питания. Клавиатура с подсветкой (4 уровня яркости). Тачпад с поддержкой одновременно 4 касаний.

• Батарея. 70 Вт∙ч (6150 мА∙ч), Li-Pol, 11.55 B 65 Вт Type-C GaN, 20 В, 3.25 А, кабель 1.8 м (Туре-С-Type-C).

• Габариты. 17.3 мм (высота), 359.5 мм (ширина), 236 мм (глубина).

• Вес. 1,7 кг.

Если хотите создать собственную экосистему, в которой технологии подстроятся под ритм дня, попробуйте технику TECNO. Мощный ноутбук, быстрый смартфон и наушники соединяются в единое пространство. Быстрое переключение между устройствами, синхронизация файлов и стабильное соединение без лишних настроек.

КУПИТЬ НОУТБУК TECNO