Продолжаю рассказ о том, как в нашу контору прислали фейс-контроль с целью научить нас любить начальство и должностную инструкцию. Начало здесь. Не было времени пригладить, поэтому принимайте как получилось.
Итак, суровые проверяющие (далее — контролеры, засланные казачки и прочее) на отлично справлялись со своей задачей, а задачей их было никому не дать умереть счастливым. Издательство, мелкая полиграфия, пиар, рекламные акции, написание текстов разного назначения — все то, чем мы занимаемся — было для них никому не нужным делом, которое лишь по чистой случайности приносит хороший доход. «Бумажки писать может каждый!» - заявили они сразу. «Ну-ну», - ответила я.
Они давали нам понять, что все мы дармоеды и тунеядцы, и если мы перевыполнили план по коммерческим заказам в прошлом квартале, то так и должно быть, чтобы оправдывать наше существование, а если у нас на столах документы лежат криво, то это уже косяк-косячище. И хотя в моем творческом отделе строгий документооборот отсутствует (бухгалтерия сама все бумаги оформляет и носит только на подпись), проверяющие требовали, чтобы и нестрогий (например, мои неразборчивые каракули в ежедневниках и стикеры админов) велся со всем рвением. Их ранило в самое сердце, что у меня в кабинете нет сейфа для хранения ежедневников. А то, что я в одно лицо без ушедших в отпуск двух помощников доделываю большущую книгу, - это они даже не поняли, где аплодировать.
Не скрою, я — фанат стильных канцтоваров, и у меня есть экземпляры весьма недешевые, но нафига их в сейф-то запирать? Оказалось — потому, что в них хранятся персональные данные разных людей по работе. И они, казачки эти, втроем скакали за мной неделю, требуя прекратить нарушение закона о хранении персональных данных. И напоминали, что если я уволюсь (что в свете происходящего перестало казаться мифом и бредом), то все ежедневники обязана буду сдать.
- С хера ли? - вежливо спросила я. - Это моя собственность, я их покупала за свои деньги.
- Вы подписывали кодекс этики и служебного поведения, там указано, что персональные данные, ставшие известными вам при исполнении служебных обязанностей, не подлежат разглашению.
- Так я их и не разглашаю!
- Но если ваши записи попадут в чужие руки, произойдет утечка данных! Они должны быть уничтожены.
- Блин, вот вы серьезно думаете, что телефон помощника гендиректора фирмы «Лебединая песня» и ватсап жены заместителя губернатора кому-то позарез нужны?
- А если?
- Хорошо, - я открыла один из ежедневников. - Посмотрите мои записи. Вы можете разобрать здесь что-то?
Казачки изучали страницу несколько минут и вынуждены были признать, что им знакомы не все буквы.
- Вы изучали стенографию? - неуверенно спросил один.
- Это специальный способ записи, - соврала я.
И от меня по этому пункту они отстали.
Решив, что персональные данные разных важных дядек и тетек в безопасности благодаря моему неразборчивому почерку, проверяющие взялись за неразборчивый вид сотрудников. Их задевало, что человек в отглаженной белой рубашке мог оказаться младшим менеджером, а человек в драных джинсах и футболке с ЧеГеварой — юристом по закупкам. Админ, который ходил, ходит и будет ходить с бородой и в футболке еще «хуже», чем у юриста, даже выражение лица не менял, когда ему внушали, что он позорит наши ряды. Иногда кивал, но ничего не отвечал и снова надевал наушники.
А вот завхоз Петрович дал слабину. Сначала он написал заявление по собственному и решительным шагом понес его в отдел кадров. Не дойдя до кадров двух метров, так же решительно поменял курс и отправился курить. Вернувшись, снова пошел в кадры, но решил, что заявление мятое и такое отдавать нехорошо. Это выбросил, а новое писать повременил. При первом же поползновении контролеров к админовой бороде Петрович сбрил усы и нарядился в такой же темный и жаркий костюм, как у этих возмутителей спокойствия. При этом Петровичу можно было не делать ни того, ни другого. Во-первых, в костюме таскать коробки с бумагой и картоном тяжко и неудобно. Во-вторых, должность Петровича вряд ли могла быть сокращена: кто будет закупать нам материалы, ремонтировать технику, обслуживать автотранспорт и вкручивать лампочки? Взять одного человека на аутсорс при такой широте обязанностей невозможно, а два-три выйдут дороже. Петровичу терпеливо объясняли (сначала бухгалтерия, потом я, потом юрист), что паниковать не следует, просто не надо постоянно путаться у проверяющих под ногами с молотком и ворчанием «Столько забот — и все на меня одного». Но Петрович смотрел подозрительно и никому не верил.
Зато верстальщик Ваня чуть не уволился по-настоящему. У них с женой как раз родился второй ребенок, и ему нужны были какие-то массажи или процедуры, талоны на которые выдавали только при личном посещении поликлиники с восьми утра до восьми ноль пяти. Утрирую, конечно, но очередь Ваня занимал с половины пятого и при этом не всегда бывал даже в первой десятке таких же молодых отцов. На одну процедуру — один талон. При этом массажи делают курсами, так что приходилось мотаться за каждым талоном отдельно. На работу Ваня приходил уже порядком измученный и в обеденный перерыв уходил поспать в переговорную. Если он вместо часа спал два или три, его не будили, потому что знали, что работу свою он доделает. Еще не было случая, чтобы он нас подвел — в отличие от некоторых других, которые ходят на работу тютелька в тютельку. В конце концов, массажи скоро закончатся, и Ваня вернется в обычный график.
Конечно, проверяющие нашли его спящим в переговорной, которую открыли запасным ключом. Вызвали его, меня как его начальника и кадровичку, чтобы потребовать объяснений. Как раз этим утром я опоздала на работу на 10 минут, потому что один из проверяющих поставил свою машину на мое место на служебной парковке, и мне пришлось дать два круга по окрестностям, чтобы куда-нибудь приткнуться, и я решила: сгорел сарай — гори и хата. Уже порядком затраханная всем этим, сказала, что Иван отдыхает по состоянию здоровья и претензий к его работе нет. И еще — что я запрещаю наводить свои порядки в моем отделе. Я подчиняюсь директору учреждения, а распоряжения директора должны оформляться документально. Ваня подчиняется мне, а я в курсе его режима труда и отдыха. Контролеры качали головой и безостановочно строчили в блокнотах.
Дальше еще много было всего. Мы вообще-то не косячная организация, а тут как нарочно! То юрист Федор Михайлович спалится на просмотре порнухи, то старший дизайнер, спортивный красавчик, порвет летние штаны и переоденется в шорты, так что у бухгалтерии цифры в графы перестанут попадать, то я разговаривала по телефону с заказчиком в таком специфическом тоне, что проверяющие решили, будто я заказываю вечеринку садо-мазо, то Петрович, пряча от греха подальше свои запасы алкоголя, вывалил и разбил почти все бутылки со страшным грохотом… За Петровича особенно обидно. Он на работе ни-ни, а все его запасы — подарки еще с 23 февраля. Некоторые, правда, отпитые, но у алкаша они бы до лета не дожили.
Тем временем директор Кристина нехотя вышла с больничного (эта проверка напугала ее почти так же сильно, как Петровича, потому что Петрович хотя бы разбирается в том, что делает, а Кристину нам навязали по блату, но она в нашем деле не петрит от слова «ваще»), а проверяющие объявили, что соберут нас в общем зале для оглашения результатов ревизии. Пообещали, что увольнения будут непременно.
Для интересующихся уточню, что сами проверяющие, конечно, не обладают полномочиями казнить и миловать. Но их отчет для нашего учредителя - глас божий. Учредитель даже разбираться не будет, к кому претензии дутые, а кто реально зря у нас пыхтит. А уж как безболезненно для конторы уволить нежелательную персону - головная боль кадровика.
Завтра постараюсь закончить, чтобы не длить мхатовскую паузу. Но стопудово не обещаю - пятница день тяжелый.
