Ну, чё, с-смотришь?… С-синяка не видел, что ли… никогда?
Между прочим это с-сияние мужчину только ук-крашает…
Ну, чё, нет, что ли? Нет? А в анфас? Ну как?.. То-то!
Красота требует жертв.
Чё? Как я на такую жертву нарвался?
Так вчера утром моя Клавдия дает мне 100 рублёв. «На, говорит, троглодит, это она меня так по научному называет, сходи в магазин и купи майонезу и зеленого горошку – салатика поедим». Я говорю - добавь мать ещё полтиничек, молочка куплю – чтоб было чем запить салатик-то. Не дала! Знает, падла, что тогда как раз на пузырь хватит. Ушлая такая баба, всё сечёт. Ну, чего ж ты хочешь, у неё ж родной папа, тесть мой, Пантелеймон Усманходжаевич, – ветеран ЧК. Да, поллитру никогда не покупал, только чекушки. Однако я в тарификации тоже кое-что смыслю, затаренный полтинник как только в лифт зашел, сразу из-под подкладки достал. Опа-на! И на хрен мне теперь её салатик есть, если я сразу его запить могу.
Выхожу я из магазина счастливый такой, а ё-моё, такой зусман. Вчера ж, мороз был ровно сорок градусов. Вот я и думаю, у меня в бутылке сорок градусов и снаружи тоже сорок, только в обратную сторону. Это, если я сейчас на природе из горла прям облагорожусь, то что ж это получится? Сорок на сорок, в остатке ноль, и никакого удовольствия. Нет, думаю, на фига мне такая алгебра и начала анализа…
А тут как раз Валентина мимо идёт, подружка моей благоверной, совсем шизанутая баба, потому и живёт не с мужиком, а с рыбками. Меня увидела - «Ой, Николай, мне твоя Клава обещала, что ты в это воскресенье зайдёшь ко мне полочку прибить». У, ё-моё, да клал я на Клавины обещания, только тут, думаю, можно и согласиться, как раз в тепле выпью. «Ладно, говорю, пойдём быстрее твою полочку прибивать».
Пока Валентина гвозди и молоток искала, я на её кухонке помянул салатик моей Клавдии.И так хорошо в тепле пошло – сорок градусов наложилось на двадцать пять…
Выхожу я в комнату по спирали: «Где чё прибивать,ик?» – спрашиваю. А Валентина на меня смотрит, как моя Клавдия на картину Шагала, моргает, не понимает, почему я такой неустойчивый вдруг сделался. Я говорю ей: «Не боись, это у меня заболевание такое – вибротермия. Наблюдается исключительно после сорока градусов. Мороза.» «Ну, чё, говорю, женщина, худо жить без мужской руки? Где гвоздь забивать?» И как дал я молотком по этой самой мужской руке… По пальцу по своему, у-у…
Из глаз искры, видать только что принятая воспламенилась, я от боли так и сел. Сел прямо в её аквариум с рыбками. Кто ж аквариумы на пол-то ставит. Я ж говорю, шизанутая она, Валентина. Ну, рыбкам ничего не сделалось, я их только попугал. А у меня и штаны, и подштаники, и трусы, всё мокрое. Куда я такой? До дома по морозу и не добегу. Скуёт.
А Валентина тоже испугалася. «Снимай Коленька мокрое, сейчас я утюжком всё высушу». Только обернул я свой могучий торс полотенцем, которое Валентина взамен штанов мне выдала, как ей кто-то в дверь звонит.
«Ой, говорит, как же я людям открою, когда у меня дома чужой мужик без штанов с выраженными признаками вибротермии. Полезай в шкаф».
Залез это я в шкаф, сижу, слышу знакомый голос: «Ты моего кобеля не видела?» Мать твою перетак, Клавдия моя. «Послала его за майонезом, говорит, и горошком, и гада до сих пор нету, видать нажрался всё-таки и к какой-нибудь шалаве завалился». Это она про меня так. Ну, не стерва? Давай, думаю, уматывай побыстрее, неудобно мне, понимаешь, в этом шкафу сидеть, в бок что-то колет. А Клавдия и не думает уходить, ой, Валя у тебя занавески новые, ой ты сама полку прибить решила, ой то, ой сё, короче две бабы – уже базар.
А я сижу, неудобно мне, смотрю, а это горлышко от бутылки. «Э, - думаю, - это никак Валентина горькую на случай хранит. Потянул тихонечко, и точно – «Столичная». Ладно, думаю, бабы, общайтесь – у меня теперь тоже есть с кем пообщаться. Жаль только что без закуси. Ну, да грех жаловаться, шкаф – не ресторан. Приложился я, как младенец к материнской груди, и та-ак хорошо мне стало…
Не знаю сколько времени прошло, час или два, только слышу смутно так, Клавдия моя собираться стала. «Пойду, говорит, а то, может, кобель мой дома уже». И тут я со словами: «А вот хрен ты угадала!» вываливаюсь из Валькиного шкафа, без трусов и даже без полотенца, потому что оно развязалось давно. Когда немая сцена закончилась Клавдия в Валентинину причёску вцепилась: «Ах ты шлюха!». А Валентина кричит: «Не виноватая я!»
А? Чё? Синяк откуда? Ну, так Валентина от Клавки-то вырвалась. Горшок с традисканцией схватила и в неё. Но промахнулась. Я ж говорю, совсем шизанутая баба.
Автор: Виктор Витязев
Источник: http://www.proza.ru/avtor/boservas
