Мой профессиональный педагогический путь за последние годы оказался довольно тернист. Более всего из-за того, что всегда думал в первую очередь о детях и отставивал их интересы, относился к каждому ребёнку с уважением и старался на занятиях создавать поистине семейную и комфортную атмосферу.
Сначала было всё - горящие глаза педагога и детей, искромётные шутки, весёлые приключения. Но эта история о том, как равнодушные чиновники и алчные руководители сделали всё возможное, чтобы болеющего душой за свою работу педагога превратить в бездушного сухаря, функционера-урокодателя.
Браво, это то немногое из того, что у них неплохо получилось!
Итак, 2015-ый. Заведующая домом творчества "Томский Прожектор" Хвалина Дивановна - на вид вполне симпатичная дама глубоко пенсионного возраста, обладающая не только привлекательной для своих лет внешностью, но и приятным голосом - чего, к сожалению, нельзя сказать о характере.
Хвалина Дивановна была человеком настроения, чаще всего плохого. Даже будучи в духе, она любила создавать педагогам проблемы на пустом месте, а уж стоило ей, что называется, встать не с той ноги - кричи "атас!".
Самый приятный рабочий день был тогда, когда кто-то из коллег подходил с утра поздороваться и шёпотом произносил заветное: "Хвалины Дивановны сегодня нет". И больше слов не надо...
Однажды на перемене Хвалина Дивановна застала меня у моей коллеги, своей подруги, тоже весьма приятной на вид дамы Радмилы Миколаевны, с которой мы мило общались не то о работе, не то о жизни.
Ни с того, ни с сего Хвалина Дивановна напустилась на меня с тирадой, какое вообще я право имею здесь находиться и общаться с её (!) подругой и даже припомнила, что единожды застала меня во время перемены с какой-то булочкой (к слову, столовой в учреждении не было) и выразила претензию, что педагог, видите ли, позволяет себе перекусить в течение рабочего дня.
- Хвалина Дивановна, - вполне спокойно и вежливо сказал я, - если Вы ещё когда-нибудь позволите себе общаться в таком тоне, то я могу в следующий раз не выдержать и ответить вам тем же.
- Как некрасиво себя ведёт Хвалина Дивановна, - посетует в тот час Радмила Миколаевна, а позже в качестве свидетеля подпишет докладную на имя директора, где Хвалина Дивановна ничтоже сумняшеся укажет, что я её "обругал нецензурной бранью".
- Радмила Миколаевна, ну что же Вы делаете, это же неправда? - спрошу я её позже.
- А что ещё я могла сделать? - скажет она, отводя глаза.
И с этого момента Хвалина Дивановна вместе с директором Вакарчуком начнут, как привыкли, создавать все условия для того, что педагог здесь работать больше не захотел.
К слову, педагог до меня продержался меньше двух месяцев, после - не проработал и месяца, меня хватило на 4 года. Теперь этого увлекательного предмета, который так нравился детям, в "Томском прожекторе" больше нет.
2019-ый. Долго ли, коротко ли, я успел сменить пару эпизодических работ, после чего получил приглашение на аналогичную должность в школу, позиционирующую себя одной из лучших в городе, под условным названием "Ретро-Деградация".
Всё начиналось неплохо. Возглавляла школу мудрый и инициативный директор Мила Михасевна, которая могла поддержать добрым словом, умела слушать педагогический коллектив и в спорных ситуациях вставать на сторону педагогов, чего многие её коллеги не делают.
- Дети к тебе привыкли, любят тебя и предмет им нравится, с большим удовольствием ходят, - не
стеснялась иной раз подбодрить она. И мир приобретал совсем другие краски.
Но пройдёт совсем немного времени, как мудрую Милу Михасевну сменит молодая и амбициозная Надюся Пчела.
Тем временем, отработав полтора годя, я внезапно обнаружу, что школой вместо 25 часов в неделю оплачивалось всего 18 часов педагогической нагрузки, что, в общем, значительная разница.
Все попытки обратиться с этим вопросом к новому директору Надюсе Вальдемаровне Пчеле потерпят фиаско, да и на назначенную аудиенцию она посчитает явится вовремя ниже своего достоинства.
От отчаяния вопрос будет вынесен в публичное пространство (примета времени - чатики, вотсапики в каждой школе, чего уж), чего новое руководство "Ретро-Деградации", естественно, не потерпит.
И начнётся очередная карусель. Тотальная слежка за рабочим временем, просмотр видеокамер, надуманные обвинения в жестоком обращении с детьми (которые почему-то продолжали с удовольствием ходить на занятия и искренне радоваться при каждой встрече), шантаж, угрозы, откровенное принуждение к увольнению и создание просто невыносимых условий для существования.
Когда я писал заявление на увольнение, точно знал, что преподаваемого предмета и в этом учреждении теперь точно много лет не будет. Так оно и оказалось.
Год следующий. Открываются новые рабочие места, преподаваемая дисциплина появляется в тех учреждениях, где ранее о ней и не слышали. Получив приглашение в "Школу рабочей молодёжи", соглашаюсь на него. Отработав несколько месяцев, получаю за работу ровно вполовину меньше обещанного. После долгих переговоров с руководством школы приходим к решению, что и работать буду тогда вполовину меньше.
Сначала становиться жаль детей, которые больше не смогут посещать занятия. Выпадают, как обычно, самые способные и талантливые. Но тут вдруг, наверное, впервые за всю жизнь появляется мысль: "Но это же не мои личные дети. И бог с ними...".
Потому что переживать за других детей больше нет душевных сил. Нет больше сил шутить у доски, объясняя материал, нет сил легко, весело и с прибаутками помогать ребятам на уроках возиться с "Лего", нет сил ни на что...
Но эта история, как могло показаться, не о деньгах. Это история об обесценивании труда педагога и каком-то поистине унизительном отношении к труду учителя.
(Хотя и упрёки в том, что учителя вообще позволяют себе заикаться о зарплате, мне доводилось слышать нередко - в духе, "как так, вы же педагоги, стыдно об этом даже думать!". Как будто учитель - не человек и оплачивать коммунальные услуги, кормить еду и покупать вещи ему совсем не нужно).
В итоге, я с прискорбием понимаю, если бы сейчас меня у доски увидели те дети, которые ходили на занятия 5-7 лет назад, они бы увидели совсем другого человека. С той же фамилией, именем, отчеством, но совсем другого.
Кстати, вечером, когда вам привезёт еду уставший и замученный курьер, вы вряд ли узнаете, что незадолго до этого он стоял у доски и пытался в детские головы сеять "разумное, доброе, вечное".
И я с содроганием жду, когда дверь мне откроют родители кого-либо из моих учеников. Хотя стыдно мне не будет, стыдно должно быть тем людям, которым о подобном чувстве вовсе ничего неизвестно.
