Война + Рыцари

Его звали Муцио Аттендоло. Естественно он был простым итальянским парнем, который не стал терпеть несправедливость и поднялся против неё. Вернее, его вела судьба. Дело было так — Муцио пахал поле. А мимо проезжали джигиты, собравшиеся для праведной войны. И стали они говорить между собой про то, что Италия стонет под гнетом, и некому ей помочь. Всякие ужасы терпит. А вот такие как Муцио, ничего не делают. Муцио спрашивает, а что делать-то? Они ему и говорят — а давай с нами. Покажем.

Муцио хотел было подумать, но понял что нечем, поэтому положился на судьбу. Он взял в руки топор, встал шагах в двадцати от старого пня, и загадал так: “Если топор вонзиться, то значит судьба мне идти, Италию спасать”. И метнул топор в пень. Топор вонзился. Выпряг Муцио коня из плуга и поехал вместе с незнакомцами. Было у него много приключений, в ходе которых вдруг выяснилось, что он сильный, умный, красивый и герой.

Пока остановимся на этом. Согласитесь, это хорошая история для завязки героического эпоса. Была ли она правдива? Конечно же, нет.

Семья Аттендоло жила в местечке Котиньола. Это селение, такое же древнее как и почти все в Италии, находится немного севернее Фаенцы в самом сердце беспокойной Романьи. Правда, к тому времени Романья уже была давно и прочно успокоена Святым престолом. В той мере, в какой необходимо, чтобы закрасить её на карте цветами Папской области.

Семья Муцио была и в самом деле не очень богатой. По меркам Флоренции. Возможно, они действительно сами обрабатывали землю. Но все истории о Муцио сходятся на том, что он украл из семьи коня, чтобы присоединиться к наемникам. А для этого нужно, по меньшей мере, иметь коня. А это не дешевое удовольствие.

Кроме того, сама Романья вообще, была в Италии тем особым регионом, про который трудно было сказать что-то плохое, не извинившись. Междоусобная вражда местных жителей регулярно пополняла местные новостные сводки, а сами местные жители отряды наемников.

Буквально, это был наемничий пул для всей Италии.

На полном серьезе считалось, что именно Романья родина обычая кровной мести.

Не миновал климат Романьи и семью Аттендоло. Однажды, в сиесту, на них напала злая семья Пазолини. Рассказывают, что в 1388 году, некий Мартино Пазолини похитил девушку, обрученную с братом Муцио, Бартоло Аттендоло. Семья Аттендоло, разумеется… Промолчала.

Но вариантов не оскорбить Пазолини, видимо, не было. Пазолини расценили это молчание как неуважение к невесте. И пришли за извинениями без предупреждения и с оружием в руках. В процессе жаркого спора об уважении двое человек из Аттендоло были убиты, а Муцио ранен. Ему было восемнадцать. Муцио родился 28 мая 1369 года.

Увы семейная вражда из тех способов провести время, которые могут занять вас на всю оставшуюся жизнь и еще правнукам останется. Так что это было только начало… Но Пазолини явно недооценили маму семейства Аттендоло. Элиза, в девичестве деи Петрасцини, не только родила двадцать одного Аттендоло своему мужу Джованни, а при случае вполне могла и отнять жизнь. Её описывают как “вираго”, что можно перевести как женщина-воин. Этот термин означает именно что женщину, способную драться не хуже мужчин. Кроме этого, если жители Романьи были именем нарицательным для опасных и агрессивных людей в Италии, то семья Петрасцини были тем же в Романье.

Честно говоря, либо Пазолини чего-то не продумали, либо напали первыми совсем не они.

Джованни и Элиза (возможно, в большей степени она) повели в бой свой выводок. Набеги и нападения были так часты, что Пазолини были вынуждены работать на полях, держа под рукой доспехи и копья. Аттендоло могли напасть на них во время жатвы, «выскользнув из колосьев подобно змеям». В конце концов Аттендоло победили. Марино и Пазолини покинули окрестности Котиньолы, а те, что остались, сочли благоразумным изменить фамилию.

Любопытно, что на быт семьи Аттендоло у нас есть источник. Некий Паоло Джовио, епископ Ноцеры, в своем труде упоминает, что стены их дома были увешаны не гобеленами, а щитами и латными нагрудниками, а на их огромных кроватях отсутствовали покрывала. Картину сурового спартанского быта довершает грубая и простая пища. Мужчины просто ели то, что готовила для них прислуга.

Паоло явно сгущает краски, пытаясь нарисовать образ варварского логова. Но мне кажется, что если бы я ел то, что мне готовит прислуга, а по моим стенам были развешаны предметы стоимостью в годовой заработок разнорабочего, я бы не считал себя таким уж обиженным судьбой. Да и большинству итальянцев, даже сейчас, пожалуй тоже бы так показалось.

Если начать копать дальше, можно с удивлением обнаружить многих родственников Муцио, как со стороны матери, так и со стороны отца, в не самых маленьких чинах в отрядах кондотьеров.

Есть также упоминание, что после побега Муцио, его отец Джованни, хоть и немного понегодовал, все же позже прислал сыну для войны четырех коней (штука дорогая поэтому количество известно) и слуг (неизвестное количество) и оружие. Тому же Макиавелли это бы стало, как минимум, в годовой доход. А Аттендоло просто сына в дорогу собрали. А детей в семье, я напомню, больше двух десятков.

Скажем прямо, если присматриваться к картинке с простым парнем из работящей семьи, который по велению слепой судьбы пустился дорогой приключений, то она начинает медленно превращаться в историю о молодом местечковом бандите, отправившимся на заработки в крупный город, к родственникам, в уже сложившуюся этническую опг.

А вот ньюанс про стонущую под гнетом Италию может оказаться вполне правдив. Когда Муцио было семь, в 1376 году, Фаенца, расположенная к югу от Котиньолы, проявила признаки неповиновения Папе. И туда пришел Джованни Акуто, более известный нам, как Джон Хоквуд. Либо рассчитывая на добычу для себя и своих людей, — что вообще было основной причиной страданий населения, оказавшегося во власти наемников, — либо действуя в соответствии с полученными приказами, он взял под стражу пятьсот зажиточных жителей и позволил своим людям разграбить город. Историю про монахиню, разрубленную надвое, рассказывали, в том числе, и перенося действие в Фаенцу. Любопытно, что разграбив Фаенцу, Хоквуд после еще и продал этот город. “Инвестором” стал маркиз Феррарский. Это семья д’Эсте, она нам еще наверняка встретится. Они ведь были итальянцами, и как вы наверно догадываетесь — честной, богобоязненной, добропорядочной семьей, о которых даже их враги не могли сказать ничего плохого.

Но плохим парнем то был Хоквуд. Думаю, Муцио вырос в окружении людей, которые нелестно отзывались о понаехавших.

Поскольку наш герой реально существовал, то увы ему приходится существовать и все время своего становления. Сначала Муцио попадает к Альбериго да Барбьяно, у которого уже служит несколько Аттендоло. И это хороший выбор, ведь Альбериго тоже герой. Он, конечно же из знатных, но он, цитирую Паоло Джовио: «…возмущенный тем, что иностранные наемники, проявляя необузданную жестокость, навязывают Италии свою волю, возродил дух своих соотечественников, которые из-за слабости своей и потерянной свободы позабыли славу древних воинов».

Альбериго к тому времени успешный кондотьер, он возглавляет “Кампанию Святого Георга”, состоящую, разумеется, только из итальянцев. И, очень похоже, даже конкретно из выходцев из Романьи.

Правда в начале карьеры Альбериго служил у Джона Хоквуда, но ушел оттуда, конечно же “исполнившись отвращения к творимым бесчинствам”. Служил он у Хоквуда десять лет, какие именно и где творимые бесчинства переполнили чашу его благородного терпения, не уточняется.

Муцио Аттендоло провел пятнадцать лет с Альбериго да Барбьяно, и здесь он приобрел репутацию и прозвище, которое станет зловещим именем его рода.

Сфорца.
Многие кондотьеры известны по своим прозвищам. Так, например, Гаттамелата означает «пестрый кот», Фачино Кане — «собака», Тарталья, всегда враждовавший со Сфорца, — «заика».

Семейная легенда гласит, что при дележе какой-то добычи Муцио поссорился с Тарантулом и Скорпионом, двумя братьями из Луго, деревни, располагавшейся к северу от Котиньолы. Когда об этом споре донесли командующему, Муцио и ему ответил весьма грубо, на что Альбериго воскликнул, что тот и его пытается “сфорцаре” и объявил, что отныне он будет известен как Сфорца.

Сейчас “sforza” переводят с итальянского как “сила”. Или, применительно к Муцио, “силач”. Тот, как говорят, и в самом деле обладал выдающейся физической силой. Он мог согнуть подкову и вскочить на седло в полном вооружении.

На низкой латыни, как и в большинстве языков несущих на себе след Римской Империи, “сила”, “усилие” звучит иначе. Если вы хотите сказать “сила” на итальянском, вы скажите “forza”. Хотите сказать “грубая сила”, скажите “forza bruta”. В современном итальянском есть идиоматическое выражение со словом “sforza”, которое означает “ломать голову”.

На самом деле (это не мое утверждение), глагол “sforza” означал насилие, в том числе и сексуальное. Я думаю вы согласитесь, что учитывая, так сказать, некоторую специфику общества, в котором Сфорца получили свою кличку и обстоятельства, этому сопутствующие, то логично думать, что он крикнул своим “товарищам” скорее то, что он их вые.. кхм… “нагнет”, чем “осилит”. Ну и прозвище, кхм, “Нагибатор”, данное ему в наказание, явно для этого больше подходит, чем “Силач”.

Судя по отрывочным сведениям, Сфорца довольно быстро занял в Кампании Святого Георга должность, которую с некоторым усилием можно назвать офицерской. Например, упоминается, что он подружился с Андреа, известный под прозвищем Браччо («оружие», возможно, за свою силу) и у “их людей были даже одинаковые эмблемы”. Сколько у них было людей, неизвестно. Кстати, Андреа Браччо происходил из рода графов Монтоне. Вы о ней не знаете, но это знатная фамилия из Перуджи. Монтоне были свергнуты в ходе заговора, который возглавила семья Бальони. Да-да, те самые любители свадеб из самой первой главы. Вернее их предки — дело происходит больше чем за сто лет до “Красной Свадьбы”. Сам Андреа в этой заварушке был серьезно ранен, но выжил и подался в наемники. Жизненная цель у Браччо, и это прослеживается по его дальнейшим злоключениям, была только одна — вернуть Перуджу себе.

Далее жизнь Сфорца складывается банально для кондотьера, и очень насыщенно для нас. Сначала он воюет против коварных Висконти за Папу. Потом против коварного Папы за Висконти. Потом у него появляется собственный отряд, и Сфорца успешно воюет за Перуджу, видимо забыв, что там правят “кровники” его лучшего друга. После этого Сфорца поступил на службу Флоренции, воевавшей против Пизы, которую защищал его бывший командир, Альбериго да Барбьяно. Два благородных радетеля за счастье итальянцев резались так, будто им за это им деньги платят. Впрочем, так оно и было.

В 1405 году, когда Сфорца был все еще в Пизе, к нему вдруг явился… Мартино Пазолини. Помните, тот коварный злодей из Котиньолы, который едва не убил Муцио Сфорца в юности и убил несколько его родственников? Вот, он.

Как пишут источники, “Сфорца никогда не был мстительным. Он отвел Мартино в свою палатку, накормил его и, упрекнув за то, что, явившись без охранного свидетельства, тот подвергал себя риску, полностью простил его”.

Правда Пазолини все таки успел в какой-то момент постоять на коленях, но это детали. Честно говоря, и в самом деле, неожиданная развязка.

Еще через три года, в 1408-м, приключился со Сфорца один случай, который, несмотря на поздние пафосные жизнеописания Муцио, по прежнему могут пролить свет на характер этого человека.

В Парме пришел к власти некий Оттобоно Терци. Его называют мелким тираном или подлым деспотом, который захватил власть, пользуясь хаосом бесконечных войн вокруг. Честно говоря, я не совсем понимаю, что в этом описании выделяет его из остальной компании благородных донов.

Любопытно, что за этого подлого человека, пармцы бились как за родного. Они смогли устоять против сборной команды из Сфорца, маркиза Ферарского (того самого, что не побрезговал купить городок у Джона Хоквуда) и еще нескольких претендентов на вкусные куски. В решающей схватке сборная команда потерпела от пармцев поражение, в плен попал Микеле Аттендоло, который, как утверждается, мог бы стать самым выдающимся воином этого клана после самого Сфорца.

В общем войнушка как-то не задалась, пришло время мириться.

Перед этим идет долгое описание злодейской сущности Оттобоно, который злобствует, но, например, пленных не убивает. Микеле Аттендоло он отпустил.

Итак, встреча происходила на лугу, к которому примыкал лес.

В лесу маркиз спрятал конницу. Сам маркиз явился на встречу в сопровождении эскорта, в котором находился и полностью вооруженный Сфорца.

Подлый Оттобоно, как вы наверно догадываетесь прибыл, как и договаривались. Один, без оружия, на низкорослой испанской лошади.

Короче, Сфорца подъехал поближе, схватил Оттобоно одной рукой за шею, а второй ударил кинжалом. Тот упал, и уже на земле его добил Микеле Аттендоло, тем самым отомстив.

Урок из этой истории очевиден — если вам в руки попадется человек из местечка вроде Романьи, помните, оставив его в живых вы нанесете ему смертельное для вас оскорбление. Не повторяйте ошибок Оттобоно.

Тело Оттобоно перевезли в Модену, где изгнанники из Пармы и Реджьо выместили на нем свою ненависть “растерзав труп зубами”.

Сфорца продал свои претензии на города Оттобоно маркизу Феррарскому и отправился на службу к Папе Римскому. Этот был свежий. Но вот только уже в 1409-м выяснилось, что папская казна пуста. И тогда, в счет долга в 4000 флоринов, Папа отдал Сфорца… Котиньолу!

Сфорца говорил, что, когда он ощутил себя владельцем своей родной деревни, это был самый счастливый момент в его жизни.

Впрочем, это трогательное переживание никак не помешало ему принять более щедрые условия от врага папы, Владислава Неаполитанского, и переметнуться на его сторону.

Владик был королем, как наверное можно догадаться, Неаполитанского Королевства. И принял Сфорца с максимальным уважением. Даже разрешил сыну Муцио Сфорца, одиннадцатилетнему Франческо, остаться у него в замке и учиться вместе с принцами. По свидетельству Корио, официального биографа Сфорца, Владислав разглядывал Франческо с таким изумлением, как «una cosa divina» (божественное создание), наделенное всеми возможными дарами, которыми Фортуна может одарить смертное существо.

Благодаря именно этому искреннему восхищению, а не тому, что его сын и многие другие близкие люди были в заложниках, Сфорца честно служил Владику до самой смерти короля, которая случилась в 1414. И вот тут Сфорца пока постоит и подождет — пришло время поговорить о чудовище, которое должен сразить наш герой.

“Кто захотел бы в наши дни создать республику, нашел бы для нее более подходящий материал среди горцев, которых еще не коснулась культура, а не среди людей, привыкших жить в городах, где культура пришла в упадок. Так скульптору легче извлечь прекрасную статую из неотесанного куска мрамора, нежели из плохо обработанного кем-нибудь другим.” Никколо Макиавелли.

Мы бросили Джона Хоквуда вместе с его корешами а Пизе, у которой еще и деньги кончались. И тут опять начался хитрый итальянский движняк. Джованни Агнелло, пизанец про которого вы никогда не слышали и никогда больше не услышите, подсуетился, и осчастливил свой любимый город кредитом под дикие проценты. Причем кредит был не от кого-то, кому можно и не отдать, а от уже знакомого нам сеньора Милана Бернабо Висконти. Джованни был такой умный, что увидишь охнешь — за то, что он влез в кредит всем городом к Бернабо, он получил в городе высшую выборную должность а у Бернабо доступ к телу.

Как вы понимаете, кредит отдавать было больно, тем более что все деньги потихоньку и так ушли Хоквуду, но тут пизанцы провернули такую штуку, из-за которых их все и не любили.

Короче, Бернабо поссорился к Карлом №6, очередным Римским Императором и т.д. И император двинул на Милан, как уверяют источники, аж 20 000 войска. Половина, дело ясное, строго рыцари.

Если даже источники и преувеличивают численность императорской армии, опасность для Милана они отнюдь не преуменьшают — немцы то, еще со времен Барбароссы города брать умеют.

И тут Пиза продает Милану… Джона Хоквуда. За все долги. Взаимозачет. Ну, посколько Висконти тоже итальянцы, они кому надо на лапу сунули, и за пользование “Белым отрядом” по назначению все же не весь кредит закрыли. А могли бы и весь, но об этом потом.

Итак, с одной стороны, суровые английские лучники и итальянские тяжелые всадники, меньше тысячи штук. С другой стороны 20 000 злых немцев. Год 1367-й от рождества Христова. Весна. Северная Италия. Никакой интриги тут не будет, понятно что англичане победили.

В общем, как я уже говорил, дело было весной, а немцы встали лагерем по берегам реки По. Они не знали, что в верховьях есть плотины, а Хоквуд знал. И он велел разрушить эти сложные древние (как бы даже еще не античные) сооружения, река По вышла из берегов и смыла нахрен всю экономику Милана на долгие годы. Смыть армию было не так легко, но наступление на Милан Хоквуд императору сорвал и без обоза Карла оставил. Немцам пришлось возвращаться домой. Хоквуд качнул авторитет, а в Пизе поперли умного Джованни, когда выяснили, что тот отдал такого ценного Хоквуда в Милан за так дешево. Умный Джованни побежал к Бернабо, и неожиданно выяснил, что в Милане и своих умных хватает. Так и сгинул, неприкаянный Джованни, как только деньги кончились. Поучительная история, если подумать.

За всеми этими важными событиями, пизанцы стали забывать платить наемникам.

Хоквуд был человеком, прежде всего высоко профессиональным, поэтому задержку платы терпеть не стал.

В 1377 году мы застаем его на службе у Григория XI. А это, на минуточку, сам Папа Римский! Зачем викарию Христа добрый католик Хоквуд? Для безбожной резни, конечно же.

Дело в том, что Папа воевал с Флоренцией с 1375-го года. Тогда же, в 1375 году, для управления городом в период боевых действий во Флоренции была создана особая комиссия, которая называлась “коллегией Восьми по ведению войны”, или — с традиционной флорентийской лаконичностью — Восемью войны (итал. Otto della guerra). Местные острословы немедленно стали называть их “Восемь святых”, ибо кто, кроме святых, может вовать с самим Папой Римским?

Как вообще дошло до такого — повод для отдельного поста, но если выразить суть, то папа Григорий, очень похоже, удумал скроить для своей семьи в центре Италии скромное и богатое герцогство. Что, само по себе, не было чем-то таким уж необычным. Что было не вполне обычно — у папы стало получаться. Папа даже смог наказать миланских Висконти и отжать у них Перуджу.

Тут и вмешалась Флоренция. Сначала она действовала “мягкой силой” — простимулировала восстания в нескольких десятках городков на территории папского государства, в том числе и будущей свадебной столице Италии, Перудже. И, на всякий случай, прикупила Джона Хоквуда. Поскольку все уже знали, что Джон человек честный, то флорентийцы не стали оскорблять его слух предложениями неприемлемыми для его чести, а просто попросили не воевать в Тоскане, то есть собственно всей той местности, в которую входила и сама Флоренция, и её контадо, и некоторые другие важные города.

Это предложение, на первый взгляд тоже, несколько, скажем так, нарушало обязательство перед нанимателем… Однако, сгладить некоторые острые углы помогла сумма в 160 000 флоринов, которою дали Джону Хоквуду сразу. Сравните это с не бедным семейством Макиавелли и их годовым доходом в 100 флоринов в год.

Согласитесь, сумма была настолько огромной, что отказаться от неё было бы, по меньшей мере, не предусмотрительно. А Джон Хоквуд был человеком предусмотрительным. Поэтому он выторговал себе еще 600 флоринов в год в течении пяти лет, пока он держит обещание. А потом еще 1200 флоринов в год пожизненной пенсии.

Забегая вперед, сразу скажу — будучи человеком честным, Джон Хоквуд выполнил все взятые на себя по этой взятке обязательства. В Тоскане он не воевал. Зато подавлял восстания в Папской области.

И был в Италии городок. Чезена. Который очень уж сильно папе досаждал. Чезенцы, горделивые наглецы, так и норовили поднять бунт, ворваться на телеканалы, разграбить банки и сжечь микрокредитные офисы. А поскольку, в то время, для удобства все эти организации на территории Папской Области находились в церкви, автоматически получалось, что чезенцы еще и богохульники. Пора бы уже им было и напомнить, про Содом и Гоморру.

Напоминать пришел Джон Хоквуд, комиссаром при нем викарий Григория и будущий папа, и 6 000 свежих наемников из Бретони. Чезенцев вырезали со страшной силой, считается, что погибло около 4 000 человек.

Несмотря на столь явное проявление силы, это, как ни странно, возымело обратный эффект. Война Восьми Святых, впрочем, закончилось ничем — Григория XI вызвали наверх, а его приемник, хоть и немного погеноцидил, человеком оказался в принципе хорошим. По крайней мере, сговорчивым. Он с Флоренцией подписал мир. Формально, он даже победил, получив от Флоренции выкуп за некоторые захваченные территории в 200 000 флоринов. Хотя Григорий XI хотел миллион.

Позже Джон Хоквуд станет работать на Флоренцию, видимо поэтому надо будет как-то его оправдать в глазах общественности за резню в Чезене. Поэтому будут томные истории о том, что он морщился, закрывал глаза, и вообще всячески отказывался выполнять ужасный веление Папы Григория, но просто не мог игнорировать приказ нанимателя. И даже, рискуя всем, смог оставить безопасный коридор, по которому сбежала тысяча жителей города. Но лично я в это слабо верю. Если кто помнит, то основатель “Великой Каталонской Компании”, Рожер Цветок, тоже в свое время помогал беженцам из Акры. Как выяснилось позже — попросту грабя их подчистую. Но, не убивая, что правда, то правда.

Впрочем, эти мои подозрения в жестокости Джона Хоквуда, конечно, очень субъективны. Что объективно, так это его деловые качества. Есть один хороший пример кризисного управления от Джона Хоквуда.

Итак, Чезена. Два из его “капитанов”, то есть топменеджера со своими командами, одновременно наложили лапу на молоденькую монашку. Девочку уже успели слегка ободрать и было видно, что она очень красива.

Дело происходило в специфическом кругу предприимчивых и амбициозных людей, поэтому могло дойти до поножовщины, что контрпродуктивно. Обратились к Джону Хоквуду для разрешения противоречий в процессе.

И вот тут, внимание:

Итак, у вас есть два ценных сотрудника, каждый который желает получить бонус. Как вы поступите? Помните, в отличии от последних сытых десятилетий, которые приучили нас к тому, что можно даже на высоких государственных должностях держать любимчиков, для которых все, а остальным по регламенту — Джон Хоквуд работает в кризисных обстоятельствах. Он не может позволить себе собирать вокруг лояльных, ведь спрашивать с них придется, как с умных.

Поэтому, предпочтение отдавать нельзя никому. С другой стороны, так же нельзя и выказывать пренебрежения к этим знающим себе цену профессионалам. Что делать.

Эта строчка, чтобы вы подумали, пока её читаете. Поставили себя на место кризис менеджера в то далекое время, ощутили краткие временные рамки для принятия решения и приняли его.

Итак, сравним результаты с Джоном Хоквудом:

Джон достал меч и разрубил бедняжку пополам. Поделив, таким образом, добычу поровну.

Вполне возможно, этот эпизод и в самом деле свидетельствует не столько о его лидерских качествах, сколько о потаенном милосердии.

С помощью Флоренции (и её пропаганды) Джон Хоквуд стал буквально лицом кондотьеров. Не просто баснословным богачом, а прям как Илон Маск, иконой и стилем, известным по всему миру и особенно в Европе. Этот человек портрет эпохи. И на портрете он честен, благороден, милостив, просто таки недостижимый идеал, и конечно же, весьма уважаемый рыцарь.

Но, нельзя думать, будто Джон Хоквуд получал свое золото только за мнимый авторитет. Он действительно стоит своих денег. Для демонстрации этого, в следующий раз я расскажу вам о битве при Кастаньяро, которая случится аж в 1387-м году.

«…фортуна – женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать, – таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, – подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают.» Н. М.

Краткий пересказ предыдущих событий. Флорентийцы подкупили пизанскую армию. Джон Хоквуд, оставшийся верным нанимателю, ушел обратно в Пизу. А флорентийцы, тем временем, наняли побольше юнитов и отправились в погоню.

Кстати, надо отдать должное пизанским наемникам, на сторону Флоренции они, все же, не перешли. Они нанялись в Сиену. И обошлось это Сиене всего в 10 000 флоринов. Проблема только в том, что и Сиене пизанцы уже успели оттоптать все мозоли.

Но, пока флорентийцы, и так уверенные в победе, не стали просить Сиенну о помощи. Как я уже сказал, они просто купили побольше юнитов и генерала Галеотто Малатесту. Собрали “стек” и отправили карать пизанцев, пока те не опомнились.

У городка Кашин, 28 июля 1364 года, Малатеста сделал привал. Он был уже в годах (1299 года рождения), приболел, к тому же там была речка Арно, которая так и манила. По воспоминаниям современников, стояла страшная жара. В принципе, со стороны Малатеста это был мудрый ход. Пизанцы славились своей предприимчивостью, но сомнительно было, чтобы они смогли убежать вместе с городом. Поэтому отдохнуть перед последним рывком имело смысл и ничем не грозило.

Масштабы этих войн можно оценить по расстояниям. Современная коммуна Кашина ( итальянское произношение: [ˈkaʃʃina] ) в провинции Пиза в итальянском регионе Тоскана, расположена примерно в 60 километрах (37 миль) к западу от Флоренции и примерно в 13 километрах (8 миль) к юго-востоку от Пизы. Вроде бы, сейчас месторасположение городка то же, что и семьсот лет назад. То, что у Кашина такое русское название, так это потому, что городок был этрусский. Ну вы поняли. Это была шутка про “это русский”, ну? Поняли? Ладно.

Название у него такое, потому как на итальянском “Casina” («Маленький дом»), либо есть еще вариант, что название пошло от созвучного названия ручья, который пересекал городок (теперь исчез), или от личного имени этрусков, латинизированного как Cassenius.

Блатное слово “Хаза”, от латинизированного “Casa”, дом. Легко запомнить. Касабланка — белый дом.

Ну, в общем флорентийцы кинулись в реку купаться. Портки с себя поскидывали и давай веселиться. Вот тут их Джон Хоквуд то и застал. Прям с голой задницей.

Повторю очевидное — Джон Хоквуд человеком был хоть и честным, но предприимчивым, поэтому не стал ждать за стенами, пока флорентийцы придут, и все пизанское контадо пустят по… Кхм. По ветру. Поэтому он умудрился организовать вылазку. Пиза выставила ополчение и под руководством Джона Хоквуда напала на ничего не подозревающую флорентийскую армию.

Силы сторон:

Флорентийская армия — 11 000 только пехоты и еще аж 4 000 конницы. Все как один, строго рыцари из самой Германии.

Понятное дело, что цифры сильно завышены. На сколько — вопрос открытый. Из источников, есть только платежка на ту самую генуэзскую роту наемных арбалетчиков, которая уже попила кровь Хоквуду под Флоренцией. Их числилось на довольствии 600 человек. Мнится мне, что и эту цифру можно смело на два разделить, но доказать не могу.

Пизанская армия — 800 отборных головорезов Джона Хоквуда, тот самый “Белый Отряд”. Это сильно одоспешенная пехота, которая двигалась к битве верхом, а в бою по большей части спешивалась. Так же постоянно натыкаюсь на утверждения, что большая часть “Белого Отряда”, были английские лучники.

Ну и, просто для массовки, в нагрузку к этой основной ударной силе, 5 000 пизанских ополченцев. Тут мы можем смело утверждать, что их не могло быть больше 4 000 — примерно столько в списках “военнообязанных” Пизы и её контадо. Но, как вы понимаете, мало ли что в бумажке понапишут. Одно дело пользоваться благами и привилегиями горожанина, и совсем другое — на пики прыгать. Даже если пизанцы были такие же включнутые, как рыцари с их вассальными клятвами, то и тогда сомневаюсь, что сильно больше половины списочного состава собралось. Но опять же, это моё личное мнение, доказать не могу.

Источники, даже флорентийские, в один голос говорят, что пизанцев было в три раза меньше. И тем неменее именно они нападающая сторона. Расчет был, как также говорится в источниках, со слов в том числе и самого Джона Хоквуда, исключительно на внезапность.

Ход боя

Надо сказать, что складывалось все и в самом деле очень неплохо для пизанцев. Флорентийцы, вымотанные долгим маршем, буквально всей толпой разделись догола и полезли в речку Арно. Малатеста, напомню, был болен, и скрылся в шатре, отлеживаться. Перед этим, правда, успев делегировать обязанности по организации лагеря другим командирам наемников. Сразу нескольким, что тоже не добавляло порядка, честно говоря. Среди них надо отметить ту самую наемную роту генуэзских арбалетчиков, которая уже дала бой “Белому отряду” под Флоренцией. Её командира звали Риччери Гримальди и у меня нет ни малейших идей, зачем я назвал это имя, поскольку вы, скорее всего, в своей жизни никогда более его не увидите.

Итак, прозорливо предположив, что флорентийцы остановятся на долгий дневной привал у Кашина и все полезут в речку и в лагере будет бардак, Джон Хоквуд оказался прав во всем. Поэтому, он совершил форсированный марш от Пизы к Кашину. Пизанское ополчение, конечно, отстало, наемники “Белого отряда”, похоже, к тому времени уже все передвигались верхом. Но пизанских “англичан” это не обескуражило — они сходу атаковали, надеясь смести боевое охранение флорентийцев.

И не смогли.

Первую, самую опасную атаку, смогли удержать генуэзские арбалетчики. Они засели в нескольких полуразрушенных строениях у дороги, и в напряженной дуэли, отплатили английским лучникам за обиду при Кресси. Английские луки вновь, как и под Флоренцией, уступили итальянским арбалетам.

Тут надо отметить признак мастерства в действиях Хоквуда. Видя, что план не взлетает, он немедленно меняет его. Оттягивает войска и наносит удар в другом месте. К несчастью для Хоквуда, заместители Малатесты оказываются может и не столь умелыми, но весьма деятельными — они сбивают случайных людей из различных подразделений в боевые группы, выдают им временных командиров и шлют “на передовую”. Все новые и новые подкрепления, армированные генуэзскими арбалетчиками, с трудом, но удерживают натиск вояк Хоквуда.

В общей сложности, было отражено три атаки “Белого отряда”. Стало ясно, что флорентийцы смогли организовать мощную оборону, и застать их врасплох не удалось.

Джон Хоквуд отводит своих людей и ждет ополчение Пизы. Он не торопится. Он знает местность, и ждет, что через пару часов солнце начнет слепить флорентийцев, а кроме того, должен подняться ветер (может вечерний бриз с моря, пояснений нет) который будет дуть в лицо врагу и помогать пизанцам.

К несчастью, этой паузой воспользовались и флорентийцы. Они смогли сбить некое подобие строя. Когда Хоквуд наконец дождался своих ополченцев и повел свою армию в атаку, “флорентийцы” встретили его среди наскоро построенных заграждений из телег обоза.

“Белый отряд” шел впереди, пытаясь проломить оборону “флорентийцев”. За ним шла основная масса пизанского ополчения, за которым шла кавалерия. Упоминается, что пизанские всадники были спешенные, но почему — никак не поясняется. Мне хочется предположить, что они опасались что ополченцы начнут убегать, и поэтому буквально их конвоировали. Но, честно говоря, никаких оснований у меня для этого смелого предположения нет.

И этот, самый страшный натиск, флорентийцы смогли выдержать. Бой был может и не такой масштабный, но участвовали в нем лучшие части обеих армий, поэтому он был впечатляюще ожесточенным и очень кровопролитным. “Белый отряд” победил по фрагам, но ему не хватило “инерции”, чтобы проломить оборону флорентийцев.

Пока Малатеста пытался до конца организовать и построить свою все еще частично пребывающую в беспорядке армию, один из высокопоставленных флорентийских наемников с крупным отрядом всадников, проявил инициативу. Он совершает глубокий охват пизанской армии. После чего, успешно громит отставшие отряды ополчения, заставляет отойти пизанскую кавалерию и даже захватывает обоз. Видя это, флорентийцы воодушевляются, наконец начинают слушаться приказов, после чего наваливаются на пизанцев всей своей, пусть и слабоорганизованной, но явно очень многочисленной массой.

Вот тут Хоквуд снова проявляет свое несомненное мастерство полководца — он ловко уводит из под удара своих наемников, отводя их под стены коммуны Сан-Савино. Пизанское ополчение оказалось предоставлено само себе. Окруженные врагами, покинутые военачальниками и знатью, им оставалось только сражаться или умереть. Увы, но пизанцы оказались далеко не миланцами. Очень быстро пизанцы побежали, тем самым выбрав смерть.

Разгром был страшный. Считается, что было убито больше тысячи человек только из ополчения Пизы, еще две тысячи было собрано в плен.

Любопытная деталь — именно тогда впервые упоминается поведение с пленными, ставшее впоследствии правилом. Наемники, попавшие в плен, содержались достаточно неплохо, насколько это возможно для средневековья. Кроме того, их буквально в течении нескольких дней освободили. Было решено, что если ты попал в плен сражаясь, то логично предположить, что твои обязательства перед нанимателем исчерпаны. Таким образом, можно наняться вновь, уже к победившей стороне. Очень удобно.

А вот с пизанцами было хуже. Согласно давней флорентийской традиции, всех пленных отвели во Флоренцию, где их провели по улицам в подобии Римского Триумфа. Предполагалось, видимо, что после этого их отпустят за символический выкуп. Вот только выкуп оказался не такой уж и символический. Власти Пизы не смогли собрать нужную сумму. Многих пленных действительно выкупили их семьи. Но многие были проданы в рабство. Не мало было и тех, кого просто убили.

Битва при Кашине 1364 года была чудовищной катастрофой для Пизы. За один день сама Пиза и её контадо потеряло людей, в процентном отношении, как бы не побольше чем СССР за первые два года Великой Отечественной Войны. Учитывая, что и до этого у пизанской республики дела шли неважно (к середине XIV века Пиза уже потеряла Корсику и Сардинию), надо честно сказать, эта битва поставила для Пизы жирную точку в её претензиях на гегемонию в Италии. Причем основным выгодоприобретателем оказалась Генуя. Подрались Флоренция и Пиза, а победила Генуя — мы похожее в Италии увидим еще не раз, и не два.

В комментариях удивлялись на тему того, что я не упоминаю планы атакующих по поводу осады города. И вот, у нас очередной пример. Малатеста, такое ощущение, вообще не планировал победить. Он около месяца потоптался по пизанскому контадо, максимально его грабя и сжигая все, что не могли унести его наемники, и даже не пытаясь организовать осаду Пизы. О штурме и говорить не приходится. У флорентийцев не было никакой осадной техники. Так же как и у Хоквуда, когда тот рвался к Флоренции, так же как и у Лоризо Висконти, когда тот шел к Милану. Я никак не могу прояснить, почему.

Итак, в этой битве погибло множество людей.

Пиза оказалась серьезно ослабленной, но не уничтоженной.

Флоренция приобрела скорее репутацию, чем какие-то ощутимые выгоды. Эта победа была очень важна для флорентийского патриотизма. О ней помнили, ей гордились. Настолько, что в 1500-х годах сам Микеланджело был нанят чтобы изобразить эту битву на стенах городского акимата. Во Флоренции сейчас он называется Палаццо Веккьо.

А скромная Генуя получила порты, рынки сбыта, контроль над торговыми маршрутами.

Хоквуд, внезапно, оказался спасителем Пизы, чем поднял свой авторитет на почти недосягаемую высоту. Поражение в битве при Кашине сам он объяснял аномальной жарой. Доспехи воинов “Белого отряда” раскалились на солнце, став буквально печками в которых люди заживо жарились. Как тут еще и сражаться. Подобные объяснения поражений я встречаю довольно часто — за теми исключениями, что если в момент битвы шел дождь, то проигравшая сторона немедленно вязла в грязи. Были бы в Италии были морозы, то, логично предположить, флорентийцев бы спас Санто Морозо. Ну а так, выбор не велик. Тем не менее, как Хоквуд смог убедить всех, что именно он отстоял Пизу с горсткой солдат от несметных орд Малатеста — действительно загадка.

Эта репутация несгибаемого воина Хоквуду вскоре очень пригодится — у Пизы кончались деньги, и “Белому отряду” вскоре придется искать нового работодателя…

Ах да, фреска великого Микеланджело, где он изобразил битву при Кашине.

Увы, он её так и не закончил.

ЧИТАТЬ БОЛЬШЕ

“Сохраняют благополучие те, чей образ действий отвечает особенностям времени, и утрачивают благополучие те, чей образ действий не отвечает своему времени.” Никколо Макиавелли, “Государь”.

Многие вещи в нашем мире только кажутся новыми и свежепридуманными. Вот, например, модное нынче словосочетание “формирование спроса”. Конечно же, именно такого термина, в Италии XIV века не знали, но само явление было. Открывать новые горизонты тогда умели, как никогда после.

Возьмем, к примеру, кровь текущую в нас. Согласитесь, вряд ли вы когда либо задумывались о её ценности, воспринимая как данность. Но стоит умелому маркетологу проанонсировать возможность вылить её на землю, и мы уже готовы отдать многое чтобы у нас осталось то, что у нас, вроде как, уже и так есть. Согласитесь, предприимчиво?

Как вы уже знаете, Италия всегда была богата на людей предприимчивых. А по главе с битвой при Парабьяго в 1339, вы уже догадываетесь, что в эту быстро развивающуюся рыночную экономику стали прибывать и иностранные специалисты. Конечно, были они в Италии и до этого, можно вспомнить Великую Каталонскую Кампанию, сначала спасшую, а потом чуть не уничтожившую Византию. Каталонская Компания, в конце концов захватившая Афинское Герцогство состояла, как не трудно догадаться по названию, далеко не из итальянцев, но начали свою карьеру её сотрудники именно в Италии. Если точнее, в Сицилии, но согласитесь это очень рядом.

Можно заглянуть еще дальше, в глубь веков и добраться до готов, а потом и до ауксилариев Древнего Рима, но пожалуй, на людей того времени, больше всего повлияли именно успехи Великой Каталонской Компании — не случайно в последующем объединения наемников стали использовать в своем названии слова “Великая”, или, куда чаще, “Компания”.

Отблески славы украшают даже самый скромный наряд.

Для тех кто жил в то время, все эти события происходили рядом, но не с ними. Словно беспорядки и бунты в соседних государствах для нас сейчас, все эти признаки неотвратимых изменений воспринимались жителями Италии как возмутительные и случайные казусы, которые лишь не надолго нарушают естественное течение жизни.

Знаковым персонажем, появление которого стало тем поворотом, после которого вернуть паровоз истории на старые рельсы уже было невозможно, оказался человек по имени Джон.

В первый момент может показаться, что с таким именем ему в Италии ничего не светит — но трудолюбие, скромность и soft skills творят чудеса, друзья мои!

Пойдем по пунктам:

Трудолюбие:

Джон родился в Англии, в великом городе Колчестер, в семья состоятельного кожеенника. Увы, но нюхать жуткую вонь на работе, которая кормила его семью, Джону было трудно — возможно в нем умер выдающийся сомелье, сложись жизнь по-другому. Судя по всему, в городе его не любили — как только случилась заварушка во Франции, Джон немедленно отбыл в ней поучаствовать. И возвращаться в Англию желанием не горел. С другой стороны, я может на него наговариваю — островок ведь и в самом деле на любителя. Сырой, холодный. Особенно, когда есть с чем сравнивать.

Будучи трудовым мигрантом во Франции, Джон смог наконец проявить свое трудолюбие в полной мере — убийства, насилие и грабеж изматывающий труд, не каждый сможет делать такую работу. Джон, вне всякого сомнения смог. И получше многих. Не боялся запачкать руки, так сказать.

Скромность:

Джон поучаствовал почти во всех крупных стычках и двух великих битвах начала войны — при Креси в 1346 году и при Пуатье в 1356 году. И был так хорош, что был пожалован в рыцарское достоинство.

Так он сам всем рассказывал. Увы, но документальное подтверждение этому, пока так и не нашли.

Soft skills:

Скажем прямо, они были у Джона на высоте. Чтобы эти самые “мягкие навыки” не значили. Но тут, конечно, надо пояснять на примерах.

Случилось так, что Пиза, вторая по древности республика в Италии, будучи богатой и влиятельной (без шуток, они подмяли под себя полсредиземноморья и успешно гнобили генуэзцев и венецианцев) решила прочертить красные линии. Обеспечит себе стратегическую стабильность. Твердо и четко обозначив свое контадо, которое только Пизанское и ничье больше.

В процессе черчения красных линий наступили на мозоль другой городской республике, Лукка. Что было не страшно — пизанцы стояли за дело правое и к конфликту были готовы. Не были они готовы, что за Лукку встанет Флоренция, а вот у пизанцев с союзниками было так себе.

Зато у них были деньги. Поэтому, как только в столетней войне случился перерывчик не большой (1360), пизанцы выписали себе по сходной цене знаменитых английских лучников.

Среди которых оказался и Джон. Вернее, упоминания о наемниках в Пизе, которых позже назвали “Белым отрядом”, начинаются с 1361-го года. А Джон Хоквуд рождается из небытия уже в 1364-м. Все, что нам известно о нем до этого момента, известно с его слов. Правда, появление его довольно яркое — наемники выбирают его капитаном роты. Причем столкнул с этого поста Джон Хоквуд человека, совершенно точно, достаточно родовитого. И, к тому же, рыцаря.

Чертова демократия, никогда не работает как надо.

Технически, “Белый отряд” некорректное название, правильнее бы было перевести с итальянского как “Белая рота”, но увы, до меня про эту шайку успел написать какой-то Конан-Дойл, и увы, в литературной традиции устоялось именно название “Белый отряд”.

Английских лучников в этой группе наемников было много, но были там и немецкие латники, и итальянские арбалетчики, и даже французская пехота. Было и несколько десятков всадников, в том числе рыцари.

В педивикиях можно встретить цифру численности “белого отряда” в 5 000 человек. Мне кажется это несколько сомнительным. Но спорить я не буду, скажу только, что есть историки которые отстаивают число в 800 человек.

Считается, что их называли "Белым отрядом", якобы потому, что среди них было так много людей в доспехах, что блики от солнца слепили их врагов. Но даже их “друзья” в личных не называли их иначе как подонками, убийцами и мародерами.

Пизанцы удвоили численность Белого отряда, купив (как они сами утверждают) еще 6 000 швейцарцев и немцев, под командованием некоего Аннехина Бонгардена. Уже в том же году, Джон Хоквуд проявил себя человеком исполнительным и повел армию на Флоренцию.

Но об этом, в следующий раз (а что было допрежь, тут начертано)

В прошлый раз мы побывали на поле битвы при Леньяно в 1176 году, где молодецкое ополчение итальянских городов превозмогло самого Барбароссу. И, тем самым, вроде бы как сбило венец неуязвимости с феодального ополчения рыцарской конницы. Прошло шестьдесят лет. Давайте посмотрим на конкретном примере, сильно ли изменилась ситуация на полях сражений.

В средневековье люди были очевидно не равны. Очевидно для любого здравомыслящего человека. Прежде всего, люди делились на сословия. Потом по статусу — причем статус сильно зависел от семьи. С одной стороны, благородный рыцарь мог убить священника или монаха, и даже никак за это не пострадать, при том что обычный крестьянин мог быть убит даже за неосторожное слово против священнослужителя. С другой стороны, презренные купцы Медичи, практически простолюдины, однажды породнились с монархами Франции, объективно величайшей феодальной монархией Европы. Впрочем, это скорее исключение. После того, как вы определяли сословную принадлежность и статус, шли остальные второстепенные детали.

Что интересно, вот про цвет кожи в средневековых описаниях особо и нет. А если и есть, то не все так просто. Лодовико Сфорца по прозвищу Моро (черный, мавр) например: “Говорили, что этим прозвищем он обязан темному цвету своего лица, однако видевший его Паоло Джовио уверяет нас, что он вовсе не был смуглым”.

В средневековье обычного человека определяло происхождение. Сейчас мы практически зеркалим средневековое мнение о человеке, полностью меняя шкалу оценок. Если для нас описание некоего Васи Петрова в первую очередь начнется с того, что он мужчина, русский, с таким-то цветом волос, и только потом из какого он города — то для средневековья описание бы звучало скорее всего так: Из семьи Петровых, Сидоров по матери, из города такого-то. Национальность еще не придумали, но внешность была понятием весьма второстепенным.

Это не значит, что на внешность люди внимание не обращали. Вполне обращали, была и мода, сохранились и описания преступников очень похожие на современный словесный портрет. Просто не только социальный статус, но даже и ожидаемое поведение человека, да практически полностью мнение о нем — вытекало не из его поступков, а из его происхождения.

Труффальдино из Бергамо из пьесы “Слуга двух господ”, постоянно подчеркивает свое происхождение, городок Бергамо. Он постоянно называет вместе с именем малую родину, так сказать. Впрочем, не он один — для большинства средневековых людей принадлежность к конкретной общине была буквально вместо фамилии. Типа представился ты как Вася Питерский, и все понимают, что пьянка с тобой будет иметь вариант продолжения с расчлененкой. Конечно, некоторые особо выдающиеся личности принадлежали всей Италии, например Донателло или Рафаэль Санти, но вот Леонардо так навсегда и остался для окружающих Леонардо из Винчи.

И, как не трудно догадаться, это совсем не работало для рыцарей. Да, в их титулах была отсылка к их феоду или даже названию замка. Но это могло меняться с течением жизни. Главное в их имени было приставка, отмечающее принадлежность к рыцарскому сословию.

Одежда, владение оружием и множество других вещей, непозволительные для других — для рыцарей было естественно и обычно.

Они были настолько вне средневекового общества, что в наших современных головах это просто не укладывается. Мы иногда думаем, что они были сродни депутату и силовику, в очень коррумпированном государстве. Например, они могли отнять понравившуюся вещь или даже убить человека — но понести наказание могли, только если пострадавший сможет убедить в происшедшем беззаконии вышестоящего феодала из того же сословия. Суд равных, все такое.

У рыцарей была отдельная культура с культом Девы Марии, рыцарской поэзией и даже немного особая религия с рыцарскими добродетелями.

Даже в средневековых описаниях происков дьявола, если жертва обычный крестьянин или горожанин, то он может только обороняться от прикинувшегося кем-то другим дьявола. И после инфернального инцидента немедленно доносит о нем в органы местного самоуправления, которые уже расследуют случай, выносят вердикт и предпринимают меры по сдерживанию Врага Людского. Это весьма шаткая, но законность. Если в таких полубайках присутствует рыцарь, то он, как правило, атакует подозрительную сущность (как, например, уже упоминавшейся мной монах) и убивает её. И на этом история заканчивается — рыцарь вне юрисдикции местного самоуправления, и поэтому, видимо, остается только признать его действия оправданными. Монах был дьяволом, что поделать.

Опять же, есть острое желание сравнить средневекового рыцаря с современным представителем исполнительной или законодательной власти, использующего свое положение для постановки себя выше законного и правового поля — но это опять же будет попытка натянуть на современность сильно другую, средневековую, реальность.

Депутат сбивший человека и избежавший наказания, как и аристократ, затоптавший конем человека и не примирившийся с общиной (извинения, крупная сумма денег) это просто беззаконие. На которое общество реагирует всегда крайне негативно.

А вот рыцари, зачастую, были любимчиками толпы. Очень похоже на то, что в двенадцатом веке деревенский мальчишка в Англии, который не умеет читать, при этом мог легко описать герб пары десятков любимых рыцарей. И даже взвешенно обрисовать таблицу лидерства рыцарей королевства по результатам последних турниров. Да и в принципе, похоже обратиться к аристократу, своему местному или проезжему, с жалобой на чрезмерно расплодившихся волков, дикого кабана повадившегося топтать посевы, или повинных и в том и в том шайку разбойников — было скорее нормой. Совершенно точно, в рыцарском сословии, составлявшего от 0,5 до 2 процентов населения Европы, не видели угнетателей. Только в отдельных, конкретно взятых, представителях. Больше того, в более общем смысле, в рыцарях видели образец для подражания.

У меня есть острый соблазн сравнить рыцаря средневековья с современным спортсменом. Например с Хабибом. Он и в самом деле похож по многим формальным признакам, начиная с отличной от общепринятой, особой культуры. Также как и рыцарь, он ни дня не работал, из семьи где только и делали, что поколениями оттачивали искусство колотить других людей, с четкими и ясными понятиями о чести и справедливости… И даже становится понятнее, почему на протяжении веков людям и в голову не приходило предпринимать значительные усилия для попытки смещения рыцаря с пьедестала единственно важного участника войны. Это как рассуждать о том, как можно победить чемпиона по боям без правил в многоугольнике. “А что если взять палку подлиннее, одеть на неё боксерскую перчатку? Тогда он ко мне подойти не сможет и я его по очкам сделаю?”. Это рассуждение кажется нам очевидно дурацким, а вот идея взять большие пики и не подпускать ими к себе конных рыцарей — кажется рабочей. Хотя, с точки зрения средневековья, она еще более дурацкая.

Но все же, нет, я не пойду по простому пути натянутых ассоциаций. Между современным спортсменом и рыцарем лежит такая же бездна, как между современным миром и средневековьем.

Феодальная верхушка, в социальном плане — не часть средневекового общества. Это надстройка, со своей моралью, нормами, философией, культурой, верой, даже языком. У нас нет сейчас, к счастью, прямых аналогий.

Для описания подобного в фентези обычно вводят другую расу. Рыцари для жителей городов и деревень были чем-то вроде эльфов. Или орков. Наверное, случалось по разному. Все это, конечно очень обобщенно, скорее всего, в каждом отдельно взятом году среди сотен лет истории, и применительно к конкретной геолокации, будет множество нюансов, а то и вовсе противоречащих этой обобщенной картине фактов. Но нам надо хоть отчего-то отталкиваться.

И вот, при Леньяно в 1176 эти прекрасные орки сталкиваются с пехотой. Малочисленной. Не рыцарской. И не могут сломить её сопротивление. Не удивительно, что битва при Леньяно стала столь знаменита.

Изменила ли неожиданная стойкость итальянской пехоты стратегический расклад и рисунок войны? Нет. Просто, для людей, чей круг интересов включал в себя массовые убийства, добавился еще один нюанс к множеству других, которые нужно учитывать на войне.

Проиллюстрировать это нам поможет битва при Кортенуова, в далеком 1237-м году. Со стороны Священной Римской Империи у нас выступает Фридрих II, человек о котором можно написать пять книг, несомненно гениальный стратег, тактик, политик, и абсолютно точно “неправильный” рыцарь. Все было очень плохо, его совсем не любили и было за что. Так, например, он взял Иерусалим… Без боя! Заключил выгодный мир с египетским султаном и получил в нагрузку еще и Вифлеем с Назаретом. Не вырезав ни единого врага! Последнюю фразу следует читать, возмущенном внутренним голосом.

В общем, надо ли говорить, что за такие, противоречащие рыцарской морали поступки, явно продиктованные здравым смыслом, он получил от папы несколько титулов, вроде гонителя церкви и еретика, атеиста, антихриста или зверя Апокалипсиса. Ну и пару отлучений от церкви, конечно.

На картине битва при Кортенуова, вроде как с оглядкой на археологию и источники.

Фридрих II, как и Барбаросса, требовал от итальянцев простых и понятных вещей — распустить лигу, признать права императора и предоставить войска для крестового похода. Итальянцы, со свойственной им ловкостью в государственных делах, ответили решительным отказом и собрали Вторую Ломбардскую Лигу. Первая к тому времени совсем развалилась, пора было делать её заново. Даже хорошо, что Фридрих II напомнил.

После битвы при Леньяно сменилось два поколения и три императора, в Италии постоянно бушевали войны между папами и императорами, было множество сражений. Трудно сказать, кто побеждал чаще, но несомненно — общество было сильно милитаризировано.

Силы Фридриха Второго вдвое превышали силы Барбароссы при Леньяно. И в этот раз, пешие контингенты считают куда внимательнее, с указанием подробностей. Так, источники утверждают, что Фридрих привел с собой неких “сарацинских лучников” именно как противоядие от итальянской городской пехоты.

Сражению предшествовали маневры. Войска Второй Ломбардской Лиги встали в узком месте, на выгодных позициях, еще и дополнительно их укрепили. И, конечно же, у них было карроччо. Фридрих притворился, что не принял сражения и уводит армию. Итальянцы поверили, снялись с удобных позиций и двинулись вслед за ним. Однако, в результате, Фридриху удалось застать их на марше, ориентируясь по дымовым сигналам от своих лазутчиков.

Войска Второй Ломбардской Лиги успели встать у подножия гор, опираясь одним флангом на скалы, другим на быструю горную реку.

Считается, что итальянцы превосходили армию Фридриха численно в полтора раза.

Армии Фридриха пришлось проделать долгий путь и к месту битвы они вышли незадолго до заката. Тем не менее, рыцари Фридриха атаковали. Итальянская кавалерия была смята и бежала. Итальянская пехота сплотилась вокруг карроччо. Не совсем ясно, насколько упорна была битва, и насколько успешны действия “сарацинских лучников”, ясно одно — до заката итальянцы стояли. Однако, несомненно, обстрел они перенесли тяжело. Потому что, уже ночью, их боевой дух иссяк, и итальянское войско потихоньку начало дезертировать. В конце концов полностью обратившись в бегство.

На следующий день Фридрих II организовал преследование. Множество солдат Второй Лангобардской Лиги было убито, до пяти тысяч захвачено в плен, среди пленных много видных и важных персонажей. Короче, разгром.

В захваченный карроччо впрягли слона, а к самой знамённой повозке был прикован предводитель итальянской армии, которого настигли и поймали, Тьеполо. Тьеполло, видимо, был не из благородных, потому как чуть позже он «был повешен в Трани на высокой башне у берега моря». Захваченные во время преследования в большом количестве прочие видные пленники «погибли под пытками или в мрачных застенках». Карроччо был отправлен в Рим, где колесница заняла почётное место в Капитолии, как символ имперского могущества, и в качестве намека римскому папе. Как тонкое издевательство и зловещее напоминание папе, что сила оружия может объяснять волю господа как минимум не хуже, чем латынь, звучащая с церковных кафедр.