Война + Память

Данный эпизод истории малоизвестен большинству русскоязычных, но мне показалось правильным рассказать о норвежских героях помогавших героям советским в борьбе с нацизмом и в выживании под нацистским гнётом.

Норвегия во Второй Мировой

После нападения Германии на Польшу 1 сентября 1939 и вступления в войну Великобритании и Франции 3 сентября, Норвегия объявила себя нейтральной страной, однако Британия и Франция использовали воздушное пространство Норвегии и заходили в её воды и в целом воспринимали нейтралитет Норвегии как дружественный себе, чего нельзя сказать о Германии которая делая тоже самое воспринимала Норвегию как враждебную страну .В ночь с 8 на 9 апреля 1940 года. Германия совершила вторжение в Норвегию под предлогом "защиты от военной агрессии со стороны Великобритании и Франции". Большая часть вооружений Норвегии была потеряна в первые сутки вторжения, король Хокон VII и его правительство отказались подписать капитуляцию, ему удалось бежать в Великобританию. Война продлилась до 8 июня 1940 года, в рамках битвы за Нарвик к которой присоединились Франция и Британия тогда как основные боевые действия норвежских сил прекратились к маю 1940 года. С 1940 - 1942 гг. действовал режим прямой немецкой оккупации а с 1942 г. по 1945 г. действовал режим Квислинга (Квислинг Норвежский коллаборационист нацистских взглядов, до войны видный политик в стране). Большинство населения не поддерживало нацистский режим и по мере возможностей создавались группы сопротивления оккупационному режиму.

Как норвежское сопротивление помогало военнопленным красноармейцам

В 1943 - 1945 годах члены Норвежского сопротивления оказывали помощь в помощи советским военнопленным. Сохранилось множество фактов помощи норвежцев советским военнопленным: Анна Ванебу имея проблемы с продовольствием в 1943 году передавала еду одному из советских пленных который за это подарил ей самодельную шкатулку. Вильям Микалсен работая на коммерческую компанию вызвался сделать проводку в доме где немцы разместили военнопленных, как оказалось Вильям жил в СССР в 30-е годы и даже встретил пленных солдат фразой "Добрый вечер, товарищи!" в течении нескольких дней оборудовал проводку и угощал пленных сигаретами за, что они были ему признательны. Готфред Лорентсен в 1944 - 1945 гг. был сторожем у частного подрядчика использующего труд военнопленных на лесопильне, переправлял им продовольствие, сигареты, сообщал новости о боевых действиях и поддерживал сопротивление в стремлении сокрушить нацистов. Эйвинд Андерсен будучи 12-ти летним ребёнком вместе с другими детьми (врослых часто ловили и наказывали либо крупным штрафом либо отправлением в концлагерь) передавал советским пленным еду и сигареты в лагерь Нюгорсмюрен, он отмечал, что всё население его деревни сочувствовало и даже конвоиры (вероятно этнические норвежцы) часто делали вид, что не замечают передачи провизии, Эйвид устроился рассыльным в контору норвежской фирмы, производившей работы в лагере так он смог более скрытно передавать провизию, один из молодых советских солдат даже подарил ему в благодарность кольцо со своим именем - "Ося". Гюстав Юханссон работал вместе с другими норвежцами с советскими военнопленными на стройке бункера, норвежцев кормили супом хорошо а советских пленных нет (временами могли вообще не кормить), норвежские рабочие как показывает Гюстав массово испытывали сочувствие к пленным и отдавали свои порции супа по вечерам пленным пока немцы не увидели, однако их раскрыли, но повезло, что руководил стройкой немец коммунистических взглядов который и спустил всё на тормоза. Юхан Нордвик рассказывал как в 1944 году жители Нардвика помогали сбежавшим и скрывающимся советским военнопленным (которых были сотни), трое из них даже пришли к Юхану 9 мая 1945 года и поблагодарили его за помощь, подарив алюминиевый портсигар с надписью: «Нарвик. 1944». Дагмар Ларсен передавала советским пленным еду и тёплые вещи, попала в концлагерь на три месяца после истечения 3 месяцев заключения вновь продолжила помогать пленным несмотря на угрозу жизни. Иварь Xегген норвежский коммунист стал свидетелем и участником событий, когда в 1944 - 1945 гг. 6-х бежавших советских военнопленных спасли норвежские жители, обеспечивая их всем необходимым (даже дав им ружьё и радиоприёмник), бойцы норвежского сопротивления сообщали своему правительству в изгнании и британцам о сбежавших пленных, несмотря на обещание прислать корабль для эвакуации этого не случилось, под конец войны красноармейцам выдали форму норвежского сопротивления и те стали помогать разоружать немцев и патрулировать местность. Вилфред Дюбос рассказывал как в октябре 1944 г. бежавшие советские военнопленные массово получали поддержку местных жителей как в плане продовольствия так и в плане предупреждения о действиях немецких оккупантов, Осмюнд Нюгор провёл советских солдат через реку ведущую в норвежский город Киркенес который был под контролем Красной армии. Красноармеец Александр Власов вспоминал как будучи в плену вместе с бывшим владельцем авторемонтной мастерской Кнютсеном он привёл в негодность станок и всё время нахождения в плену Кнюстен передавал ему еду от Сестры Юборы о чём он узнал только после победы, оказалось, что она массово передавала пленным провизию взятую у своих хороших знакомых за, что её один раз задержали (бес последствий), помогала после победы устраиваться освобождённым пленным, благодарила советских солдат за помощь в освобождении Норвегии.

Помощь Советским войскам во время и после Петсамо-Киркенесской операции (7 октября — 8 ноября 1944 г.) и в часности освобождения Финнмарка

28 октября 1944 г. в послании советскому правительству Король Норвегии и правительство выразило глубокую благодарность советскому народу за освобождение северных районов страны, в том же месяце разработан план дальнейших действий. Во время боев на подступах к Киркенесу норвежские рыбаки М. Генсен, Т. Пало, П. Нильсен и другие на своих мотоботах переправляли воинов Красной Армии через Эльвенес-фьорд (юго-восточнее Киркенеса), рыбак Ф. Муст провел батальон морской пехоты в тыл немцам по тропе, не указанной на карте, предоставил бойцам бот, чтобы обследовать вход в фьорд и установить, нет ли там минных заграждений. В боях в самом городе юноши и девушки под огнем противника оказывали советским раненым воинам первую помощь, выносили их в безопасные места (ссылка). В последние два года войны норвежское правительство в изгнании добилось разрешения о создании военных формирований на территории Швеции («полицейских войск»), набираемых из норвежских беженцев, общей численностью ок. 12 тыс. чел. Часть этих войск участвовало в освобождении Норвегии в 1944 - 1945 гг. При отступлении нацисты устроили принудительную эвакуацию, было выселено свыше 45 тыс. человек, свыше 300 человек погибли. Нацисты уничтожили до 80% жилых домов и объектов инфраструктуры на оставляемых территориях

До 25 тыс. жителей избежали эвакуации в ноябре 1944 года министр обороны и кронпринц Улав призвал всех избежавших немецкой принудительной эвакуации мужчин-норвежцев присоединиться к норвежским войскам в Восточном Финнмарке, ок. 1 тысячи избежавших эвакуации мужчин Финнмарка вступили в вооруженные силы Норвегии. При колоссальной поддержке авиации, флота и сил СССР и Союзников норвежское сопротивление к маю 1945 г. очистило территорию северо-западного Финнмарка, провинции Нурланн и Тромс от оставшихся немецких войск и формирований коллаборационистов. Советскими орденами и наградами были награждены 16 граждан Норвегии.

Напоследок

Как отмечали советские представители отношение норвежцев к Красной армии и СССР было очень тёплым, норвежцы были благодарны за огромную помощь в освобождении от нацизма, так-же как были благодарны тысячи советских военнопленных которых несмотря ни на, что спасали всеми возможными методами жители Норвегии. Важно помнить героев-борцов с нацизмом из всех народов, ведь только объединив усилия они смогли победить избежав больших жертв, память о них и благодарность всегда в моём сердце.

Источники

1. https://cyberleninka.ru/article/n/obraz-sovetskogo-soyuza-v-...

2. https://www.nuav.net/soviet.html

3. https://elibrary.ru/download/elibrary_34973564_29714639.pdf

4. https://thefireofthewar.ru/1418/index.php/literatura/silnee-...

5. https://djvu.online/file/62EdaBraeipfl

6. https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/91745-sovetsko-norve...

7. https://elibrary.ru/download/elibrary_34973564_29195535.pdf

Оригинал моей статьи на Дзене: https://dzen.ru/a/Z_Zqf0QyjkUvojFk

Фотография Марии Кузьминой с сыном Валерием. Кемерово, 10 мая 1943 года. Она отправила её Павлу Семёновичу, командиру подводной лодки «Щ-408», но он так и не успел её получить.

Он никогда не увидел, как подрос его сын. Никогда не прочитал этих слов, написанных дрожащей рукой на обороте снимка. Не прижал к груди это письмо, пахнущее домом, родными. А ведь он так ждал. Так мечтал об этом моменте. "Много бы я отдал хотя бы за одно мгновение встречи с моим Валеркой", — писал он жене. Но судьба распорядилась иначе.

В мае 1943 года подводная лодка «Щ-408» отправилась в свой последний поход. Прорваться сквозь минные заграждения и сети, заполненные взрывчаткой, было почти невозможно. «Щука» шла, задыхаясь от нехватки воздуха, пробираясь сквозь стальные сети, под прицелом десятков кораблей противника. Кузьмин и его команда знали: назад пути нет. Только вперёд.

Когда повреждённая подлодка вынужденно всплыла, её уже ждали. Финские и немецкие корабли открыли огонь. Два часа отчаянного боя. Два часа против артиллерии противника. Снаряды разрывали корпус, но «Щука» дралась до последнего. Они не сдавались.

А потом был приказ: «Погружаться».

Но Кузьмин знал, что их ждёт внизу. Он знал, что лодка уже обречена. Что воздуха не хватит, что повреждённые аккумуляторы не позволят уйти далеко. Но он также знал, что немцы готовы были взять его экипаж в плен. И он не дал им этой победы.

«Щука» ушла под воду и не вернулась. Они выбрали смерть, но не предательство. Они задраили люки и остались на дне Балтийского моря, в 2 километрах от места боя. Они погибли, но не сдались.

Сегодня их называют «Балтийским Варягом». Но официальных наград ни Павел Кузьмин, ни его экипаж так и не получили. Их подвиг не стал легендой. Их именами не пестрят учебники. Но это можно исправить. Мы можем добиться, чтобы капитан-лейтенант Кузьмин был удостоен государственной награды за своё мужество, за свою верность присяге и за свой подвиг.

Подпишите петицию. Это наш долг перед теми, кто выбрал Родину вместо жизни. Это наш шанс сказать «Спасибо» тем, кто уже не услышит этих слов. На основании результатов сбора голосов по этой петиции со своей стороны подготовлю инициативу о присвоении капитан-лейтенанту Кузьмину и его команде соответствующих наград.

Справедливость должна восторжествовать.

Петиция: http://balticvaryaghero.ru/

Искренне ваш, А.Н. Ржаненков

Семейный архив П.В. Кузьмина

Письма:

Источник фотографий: https://balticvaryag.ru/shch-408/komandir/

Где-то рядом рвались снаряды, земля содрогалась, и Маша бежала, спотыкаясь о воронки, не чувствуя ни усталости, ни страха. Только одно — надо успеть.

Она пригнулась, пули свистели над головой, но она уже видела его — молодого лейтенанта, искалеченного взрывом. Он лежал в грязи, одной рукой сжимая пистолет, другой — бессильно прижимая окровавленный бок.

Глаза его были широко раскрыты — не от боли, а от ярости. Он не хотел умирать.

— Держись! — крикнула Маша, падая рядом с ним.

Он попытался оттолкнуть ее:

— Уходите! Здесь… — но голос сорвался в хрип.

Она не слушала. Руки сами рвали гимнастерку, накладывали жгут. Кровь была везде — липкая, алая. Слишком много крови.

— Не смей умирать! — прошипела она, сжимая его плечи. — Не смей!

Он смотрел на нее, и вдруг его пальцы слабо сомкнулись вокруг ее запястья.

— Тогда… тащи, — выдавил он.

И она тащила. Под огнем, под свинцовым дождем, сквозь дым и крики. Он терял сознание, но его рука все еще цеплялась за ее плечо, будто говорила:

«Я держусь. Только не отпускай».

* * *

Очнулся он через сутки.

Сначала услышал: капли воды, падающие в металлическое ведро.

Тик-тик-тик.

Потом запах — едкий спирт, прелая солома из матрасов и что-то еще, сладковато-горькое.

Открыл глаза. Потолок, покрытый плесенью, дрожал в такт далеким взрывам.

Она сидела у его койки, сгорбившись на табурете, будто ее сломали пополам. Лицо — в полосах сажи. Рука, сжимавшая тряпку, была в царапинах — он вспомнил, как она тащила его по земле, цепляясь за камни.

— Живой? — хрипло спросила она, даже не подняв головы. Выжимала тряпку над тазом, вода стекала розовая.

Он попытался приподняться, но боль в боку ударила, как ножом. Застонал.

— Не двигайся! — она вскинулась, и тут он увидел — ее глаза.

Серые, как пепел после пожара, но в них горели угольки. Те самые, что освещали ему путь в темноте, когда он умирал.

— Ты… не ушла, — прошептал он.

— А куда? — она грубо вытерла ему лоб, но пальцы дрожали. — Ты же приказал «тащить». Разве офицеры отменяют приказы?

Он хотел засмеяться, но вместо этого закашлялся. В горле встал ком.

— Так вот какая ты… — голос сорвался, и он снова закрыл глаза, собираясь с силами.

— Какая? — она наклонилась ближе, и он уловил запах — чего-то теплого, чего-то человеческого

— Живая.

Она замерла. Слово повисло между ними, как та нить, что держала его в сознании, когда он чувствовал, как ее руки перевязывают рану.

Живая.

— Дурак, — внезапно выдохнула она, отворачиваясь. — Сколько лет на фронте, а все еще веришь, что что-то живое осталось?

Он схватил ее за рукав, хотя пальцы почти не слушались.

— Верю. Потому что ты… — дыхание перехватило, но он смог закончить: — Ты вытащила меня из ада.

Она резко встала, опрокинув табурет. Походка была жесткой, как у автоматчика, но он видел — плечи трясутся.

— Спи, лейтенант, — бросила она через плечо. — скоро снова в бой.

Но когда она вышла за перегородку, он услышал глухой звук — как будто кто-то бился головой о стену. Или плакал, зажав рот окровавленным халатом.

Он искал ее взгляд весь следующий день. Каждый раз, когда она пробегала мимо с охапкой бинтов, он ловил ее за локоть:

— Мария.

— Не мешай работать.

— Мария!

— Я сказала, не мешай!

Но вечером, когда госпиталь погрузился в тяжелый сон между атаками, она принесла ему чашку. Не воды — настоящего чая, с крошкой сахара на дне.

— Украла у полковника, — пробормотала, избегая взгляда. — Только не подавись.

Он пил медленно, чувствуя, как сладость разъедает горечь на губах. Потом протянул чашку обратно, и их пальцы встретились.

— Спасибо, — сказал он.

— За что? — она попыталась отдернуть руку, но он не отпустил.

— За то, что не дала мне стать еще одним именем на обелиске.

Она резко выдохнула, и вдруг — впервые за все дни войны — прижала его ладонь к своей щеке. Горячей, мокрой от слез.

— Ты же обещал жить, — прошептала она. — Так не ври.

Он не ответил. Просто провел большим пальцем по ее скуле, стирая сажу, грязь, пепел. И подумал, что это единственная чистая вещь, оставшаяся на земле.

* * *

Они встречались.

В перерывах между боями, в полуразрушенных коридорах госпиталя, в редкие минуты затишья. Он приносил ей то краюху хлеба, то трофейный шоколад — несмотря на то, что сам едва стоял на ногах.

— Ты должен есть сам, — ворчала она.

— Зато ты улыбнешься, — отвечал он.

И она улыбалась.

Однажды, когда госпиталь накрыло ночной тишиной, он вдруг взял ее лицо в ладони.

— После войны… — начал он.

— Не надо, — перебила она. Боялась.

— Надо, — он прижал ее руку к своей груди, где под кожей билось сердце. — Я обещаю тебе жизнь.

* * *

Госпиталь бомбили на рассвете.

Стены рушились, пламя пожирало перевязочные, люди кричали — кто от боли, кто от ужаса. Маша тащила раненых, падала, поднималась, не могла остановиться.

И вдруг — его голос.

— МАША!

Она обернулась. Он бежал к ней сквозь дым, глаза дикие, рот в оскале. И она поняла — он видел то, чего не видела она.

Снаряд вошел в крышу.

Он рванулся вперед, схватил ее, прижал к себе так сильно, что у нее захватило дух.

— Нет! — закричала она.

Но он уже накрыл ее собой.

Грохот. Огонь. Боль.

Когда она открыла глаза, мир был красным от крови. Его крови.

Его тело защитило ее, приняв на себя весь удар. Кровь залила его лицо, но глаза все еще смотрели на нее.

— Живи… — прошептал он.

И перестал дышать.

— Нет… нет, нет, нет… — она била его по щекам, трясла, но он не двигался.

Его спина была изрешечена осколками.

— Ты… обещал… — рыдала она, прижимая его к себе.

Но он не ответил.

* * *

Во дворе госпиталя счастливые люди обнимались и стреляли в воздух. Сын родился 9 мая.

Он кричал так яростно, что акушерка рассмеялась:

— Настоящий офицер!

Маша прижала его к груди и закрыла глаза.

— Ты будешь жить, — прошептала она. — Мы все будем жить!

А за окном, сквозь слезы, она видела высокое мирное небо — такое, каким оно было до войны.

Такое, каким он его обещал.

* * *

Майский дождь стучал по крышам, словно пытался смыть с земли следы памяти. Но Маша помнила всё.

Она вела сына за руку по узкой тропинке воинского кладбища. Мальчик семенил рядом, в слишком большом пиджаке, подаренном соседом-фронтовиком. Его звали Александр — в честь отца.

— Мама, а он высокий был? — спросил Саша, разглядывая гранитные плиты с фамилиями.

— Высокий, — ответила Маша, и голос дрогнул. — И глаза у него были… как небо перед грозой.

Они остановились у скромного обелиска. Надпись стерлась от времени:«Лейтенант Иванов. 1921–1944».

Ни наград, ни цветов — только ветер да ржавые осколки войны, которые земля до сих пор выталкивала из своих ран.

Саша притих. Он аккуратно положил на камень полевой цветок, который сорвал по дороге.

— Это папа? — спросил он, касаясь ладонью холодного камня.

— Да, — Маша опустилась на колени, не обращая внимания на сырую землю.

— Он… он очень хотел тебя увидеть.

Мальчик вдруг прижался к ней, спрятав лицо в складках ее платья.

— Мне приснилось, что он живой, — прошептал он. — Мы с ним летали на самолете.

Маша закрыла глаза. В горле стоял ком, но она заставила себя говорить:

— Он теперь всегда с тобой. Вот здесь. — Она приложила руку к его груди, где билось маленькое сердце. — И в твоей улыбке. И в этой ямочке на щеке…

Саша рассмеялся, неумело вытирая слезы кулачком. Потом выпрямился и вдруг отдал честь, как его учили ветераны во дворе. Слишком серьезно для шести лет.

— Я буду героем, как он! — заявил мальчик.

Маша обняла его, вдыхая запах детских волос, смешанный с дождем.

— Ты уже герой, — прошептала она. — Его герой.

Они уходили, когда дождь закончился. Саша бежал вперед, прыгая через лужи, а Маша оглянулась. Над могилой кружила белая бабочка — редкая, хрупкая, как те минуты счастья, что война не смогла отнять.

— Спасибо, — шепнула она ветру. — За него.

И зашагала следом за сыном — к жизни, которую он ей подарил.

на фото - иллюстрация к рассказу
худ. Федосова П.

«...Дожди, дожди. Вода в море холодная, серая, так и веет ненастьем. Мрачно, холодно тут. Хочу домой, и надеюсь, это скоро исполнится. Береги себя, береги свое здоровье и почаще пиши. За меня не беспокойся. Целую тебя. Твой единственный сын Александр».

На этом письме стояла пометка: «Восточная Пруссия» и дата - «1 апреля 1945 года».

«Я ждала следующего письма - оно не приходило. Я боялась думать, я просто ждала. Я не думала о катастрофе - слишком живым и жизнелюбивым был мой мальчик, и в памяти моей звучали его полные веры слова: «Я непременно вернусь!»

Шура погиб 13 апреля 1945 года, будучи раненым в стрелковом бою.

ИСТОЧНИК

Я 9 мая буду в дороге, почти без интернета, поэтому, не отложенный пост размещу, а прямо сейчас, посвященный моим родным на военном фото.

Фото на трофейной пленке

Они очень давно хотели сфотографироваться.
А как сфотографироваться на передовой? Фотоаппаратов ни у кого нет, только в политотделе снимают карточки на партбилеты. Раз в месяц забежит корреспондент для снимков для газеты, так подвигов-побед для сюжетов у них не было по пол-года. На Ленинградском фронте без перемен.

Но вот разведчики отправились за очередным «языком».
У немцев на этом участке началось подозрительное шевеление, командованию потребовалась информация.
Что бы взять «языка», стандартная была процедура: в одном месте разведка боем, с тщательной имитацией собственно боя. Глубокой ночью, сначала легкая артподготовка, потом пара десятков человек бросается как бы в атаку.

А на через пару километров в сторонке, тихой сапой, ползком, шесть человек самых опытных, идут на ту сторону. Перед этим с месяц они высматривают передвижение штабников. Во время вылазки  проникают между землянками, застают обитателей врасплох, оглушают по возможности офицера, волокут его к себе.

В это раз получилось всё удачно. Взяли в плен майора, и не только без своих потерь, но и с трофеями: фотоаппарат Лейка, да пленка, да запас бумаги, да концентраты проявителя и фиксажа, только разводи водой.

И выстроилась в роте очередь к умельцу-фотографу.
Что известно о людях с этой уцелевшей фотографии?

Стали Победителями Мужчина и Девушка в центре, в белой папахе. Невзирая на тяжелые ранения.
Остальных себе взяла Война.

И в мирной жизни эти двое победили много бед, пространств и идей. Стали уважаемыми членами общества. Оставили детей, внуков, правнуков.

До прорыва Ленинградской блокады с момента снимка оставалось три месяца.
Девушке оставалось жить 66 лет и 66 дней. Мужчине на семь лет меньше.

Бой за город Дубно 26 июня 1941-го года вселил надежду, что немца можно и нужно гнать. Но успех был недолгим. На восьмой мехкорпус генерала Рябышева , занявшего Дубно обрушилось семь свежих немецких дивизий. Выбившийся из сил, истекающий кровью восьмой корпус наступать уже не мог. Впереди было окружение и жесточайший разгром, где РККА потеряла больше 2500 танков.
- Горим, командир!- раздался истошный крик мехвода Ерофея Кубарькова
- Всем покинуть машину!
Легкий танк Т-26 полыхал, грозя взорваться. Горел и сам командир танка- двадцатипятилетний лейтенант Никита Добрынин.
Стрелок Иван Логинов откинул люк и стал помогать командиру выбраться. Немецкий Т-II, видя это, стал поливать танкистов из пулемётов. Горящий Никита , получив очередь по ногам, рухнул около танка, но Кубарьков и Добрынин успели сбить с него пламя.
- В лес тащим командира!- крикнул Ерофей.
Логинов последний раз оглянулся на поле, где кроме их пылающего Т-26 горело ещё три десятка машин. Полыхало всё то, чем так гордилась Советская страна накануне войны.
Кругом царила неразбериха, усугублявшаяся налётами немецкой авиации. Бестолково и хаотично по полю бегали, падая и поднимаясь, люди.
Никита попытался встать, но со стоном повалился обратно. Лицо его было обожжено, а ноги в нескольких местах прошитые пулёмётной очередью, не слушались.
- Кажется отвоевался- горько прошептал Добрынин, поднимаясь на локтях.
Это был его первый бой, в который он рвался всей душой. Ему казалось, что сотни могучих «сухопутных линкоров» Т-35, «сталинских мамонтов»- КВ-2 и быстроходных БТ-5 и БТ-7 опрокинут дерзкого врага и погонят его сначала в Польшу, а потом и до Берлина. Но всё оказалось не так, как пелось в песнях и показывалось в фильмах.
- Не дёргайся, лейтенант, мешаешь только!- крикнул Кубарьков волоча раненого командира.
Вдвоём с Логиновым они дотащили Никиту до леса и сели отдышаться. Оба они -и Иван и Ерофей прошли финскую и знали, что настоящая война отличается от того что пишут в газетных передовицах и сообщают по радио.
Звуки боя сместились куда-то в сторону. Ерофей вытащил нож и срубив две молодые берёзки, принялся сооружать носилки, а Логинов осмотрел ноги Никиты, из которых торчали обломки костей.
- Плохо дело, командир, в санбат тебе надо, пули достать- вздохнул он- нужно скорее в Дубно пробираться, пока он наш, а там глядишь, вывезут, если повезёт.
- Танк жалко- прошептал Никита- совсем новый- не повоевал ещё- прямо как я.
- Танк- железка, ты себя пожалей- отозвался подошедший Кубарьков- танков мы ещё неаклепаем, и тогда командиры нам понадобятся.
-Экий ты весельчак, Ероха- укоризненно сказал Иван- побили нас и в хвост и в гриву, а ты всё бодришься. Ты уж скажи тогда, когда мы в Берлине будем?
- Будем, Ваня, будем- Ерофей продел через жерди шинель и они вдвоём осторожно положили на носилки Никиту.
-Ну что, взяли- пропыхтел Кубарьков, пробуя груз на вес.
Боль в перебитых ногах Никиты смешивалась с болью от осознания собственной беспомощности. Вот он, такой молодой, полный сил, а не может даже ходить. Словно почувствовав это, Ерофей ободряюще сказал:
- Да ты не кисни, лейтенант. Мы тебя не бросим. И рапорте всё как есть напишем- что покинули машину ввиду пожара.
Над лесом, совсем низко пролетел биплан У-2 с красными звездами на крыльях.
- Наши!- задрав голову крикнул Логинов- эх, с ними бы тебя отправить, лейтенант!
- Сколько до города-то?- слабо спросил Добрынин.
- Нашим ходом- думаю, к вечеру будем- отозвался Ерофей
Логинов вновь осмотрел ноги Никиты. Они всё больше опухали.
- Скорее надо, Ероха!
Внезапно, где-то совсем рядом послышались голоса. Бойцы спешно опустили носилки на траву и схватились за автоматы.
- Никак наши- вполголоса неуверенно сказал Ерофей.
Он крадучись пошел вперёд, и вскоре вернулся, маша рукой- свои!
Группа солдат из пятнадцати человек, которые тоже несли раненых на носилках , пробиралась через лес к городу. К танкистам подошел мужчина с тремя кубиками на петлицах и приложил руку к фуражке.
- Политрук второго батальона связи 37-го стрелкового корпуса Земцов- направляемся в Дубно
Добрынин тоже представился, жалея, что при эвакуации из танка он потерял шлемофон и теперь не может приложить руку к непокрытой голове.
Земцову было около сорока и застарелый сабельный шрам через всё лицо указывал, что это тоже его не первая война. Несмотря на отступление, он был спокоен, выбрит и подтянут.
- Тут недалеко дорога- сказал он деловито - если удастся поймать машину, то через пару часов будем в городе.
Среди новой группы бойцов Логинов увидел несколько человек в таких же как у них чёрных комбинезонах
- Что, тоже безлошадные?- горько усмехнувшись, спросил у одного из них- черноусого, смуглого, похожего на цыгана , парня.
- Приказано было слить бензин для других танков, а машину уничтожить- сплюнул парень- и в голосе его тоже прозвучала горечь- жалко было исправную машину убивать, а что делать.
Теперь движение пошло быстрее, так как бойцы менялись, таща носилки.
Земцов оглядел уныло шагавших бойцов и зычно крикнул- не растягиваться!
- Как же так получилось, товарищ политрук?- упавшим голосом спросил рядовой, несущий на плече пехотный пулемёт- малой кровью, могучим ударом..
- Отставить панику, боец- спокойно, не повышая голоса отозвался Земцов и неожиданно спросил- ты в деревенских драках участвовал когда нибудь?
- Приходилось- удивлённо отозвался боец.
- Ну тогда знать должен, что когда кровь тебе из носа пустили, то злее становишься- отозвался политрук.
Слышавшие это невесело рассмеялись, а Земцов закончил:
- Есть такая пословица- побили- научили. Сделаем выводы, учтём недостатки, и так немцу шею намылим, что драпать будет до Берлина! За нами наша великая страна, армия. У нас такой вождь, такая партия, что за них в огонь и в воду!
Некоторое время все шли молча, меняясь у носилок, которых , кроме добрынинских, было ещё три. Вскоре разведка, посланная вперёд, доложила, что они вышли к дороге, видимо ещё не перерезанной немцами.
Земцов первый выскочил на трассу и увидев вдали грузовой ЗИС, шедший из города, встал посередь дороги, нелепо растопырив в сторону руки. Но машина ловко обогнула политрука, и прибавила газу. Громкий мат вырвавшийся из десятков глоток смешался с пылью.
Логинов вновь откинул шинель и посмотрел на ноги Никиты. Они всё больше опухали.
Иван тоже выскочил на дорогу, встав около политрука. Когда вдали из Дубно снова показался ЗИС, оба они вытащили оружие. Иван пистолет, а Земцов снял с плеча ППШ.
- Сто-ой!- широко открыв рот, закричал политрук, потрясая автоматом, но ЗИС продолжал переть на него. Логинов несколько раз выстрелил в воздух. Машина остановились в нескольких шагах от них. За рулём оказался молодой солдатик, а рядом с ним сидел грузный мужчина с ромбами корпусного интенданта.
-Вы, что, ё.. вашу мать!- заорал он- под колёса захотели?!
- Раненые у нас, мы из окружения- представившись и как можно спокойней сказал Земцов- разрешите воспользовался вашей машиной для отправки раненых в город..
Но коринтендант не дал ему договорить
- Да ты занешь, кого ты остановил, сволочь?!- покраснев завопил он- а ну прочь с дороги!! Застрелю!! Поехали, Стёпа, дави их нахер!
Логинов, ещё с самого начала ругани незаметно сместился в сторону и заглянул в кузов. Машина была битком набита мебелью, какими-то узлами, коробками, среди которых сидела в кресле толстая тётка в цветастом платье, видимо жена интенданта. Но больше всего поразил Ивана огромный фикус в деревянной кадушке.
- Руки!- рявкнул Земцов, наставляя на коринтендата автомат- из машины! И ты!
Шрам на лице политрука побелел.
Оба они- и интендант и водитель медленно выбрались из ЗИСа
- Да ты что, политрук- проблеял интендант, растеряв всю свою свирепость- ты ж под трибунал пойдёшь.
К нему подключилась тётка, выглянувшая из кузова.
- Петя!!- заверещала она - почему стоим, мы не успе..
Увидев Петю, с поднятыми руками, она осеклась и замолчала. Земцов, заглянув в кузов, мгновенно принял решение.
- Иван, зови мужиков, вытряхивайте барахло из кузова и грузите раненых!
Через десять минут баулы, мебель и коробки полетели на обочину. Один из узлов лопнул и ветер понёс по пыльной дороге десятки женских шляпок. Кадка с фикусом какое-то время катилась, но потом, споткнувшись о камень и перекувырнувшись, встала в своё обычное положение, будто всегда находилась тут.
- Ш-шакалы- как яичница на сковородке, раздувая ноздри шипел Петя- я вас запомнил, я вас найду- все под трибунал пойдёте!
Все трое носилок с ранеными поставили в кузов, туда же поместились остальные бойцы. Земцов сел за руль и повернул ЗИС в сторону города.
Водитель Стёпа, Петя и его жена растеряно стояли на обочине, рядом с брошенными как попало вещами.
Земцов, вёл машину уверенно, не мигая глядя вперёд.
- Гнида, шкуры тыловые- сквозь зубы ругался он.
- Доложит, коринтнендант, как пить даст- вздохнул Логинов
Политрук неожиданно улыбнулся и подмигнул:
- Не дрейфь, танкист, снявши голову, по волосам не плачут. Вся ответственность на мне.
Город Дубно готовился к обороне. Спешно рыли окопы, возводили укрепления из мешков с песком, устанавливали пулеметы . На аэродроме стояли несколько бипланов У-2. Земцов бегал то к одному из них, то к другому, уговаривая взять тяжелораненых.
- Да не можем мы!- сердились лётчики- некуда, всё и так забито ранеными! Хоть на крыло садись!
Земцов уже собирался выругаться, как вдруг остановился как вкопанный.
- Слушайте, мужики!- заговорил он- так и в самом деле, давайте на крыло.
Лётчик в чёрном комбинезоне и с большими очками на лбу уставился на Земцова:
- Спятил, политрук? Ранен или пьян?
- Кладём носилки на нижние крылья, привязываем вместе с раненым, укутываем поплотней и всё!- будто не слыша, горячо говорил Земцов- немец прёт, раненым хана тут будет!
Лётчик снял шлем и в раздумье прочесал свои рыжие волосы.
- Давай!- коротко согласился он.
Вмиг на все нижние крылья всех трёх бипланов погрузили носилки с двенадцатью тяжелоранеными, среди которых был и Никита Добрынин.
- Ну ещё немного потерпеть придётся, командир- говорил Ерофей Кубарьков , привязывая носилки с лейтенантом, одетым сразу в две шинели, к крылу.
- Ну , хоть и не верю, но с богом!- крикнул Земцов вслед трём взмывшим У-2.
Бипланы, покачивая крыльями уходили всё дальше от места взлёта.
Носилки Никиты трясло. Иногда самолёт проваливался в воздушную яму и дыхание Добрынина перехватывало. Глядя в верх он видел лишь синее небо и лонжероны биплана, который то летел ровно, то начинал трястись, будто боялся уронить необычную для него ношу.
Лишь бы на немецкие самолёты не наткнуться- думал Добрынин- тогда кратны точно. Ему неожиданно стало смешно. Подумать только. Ещё утром он был командиром новенького Т-26, который Никита про себя ласково называл Таня, а сейчас он летит на неустойчивом фанерном биплане, который все, и он сам в том числе, презрительно называл этажерка.
Никита нервно засмеялся, чувствуя как ветер приятно холодит обожженное лицо.
Через час У-2 прошли на снижение, приземлившись на каком то поле.
Из двенадцати раненых один, самый тяжелый, раненый в живот капитан, умер. Остальных спешно отвязывали и грузили на телеги.
- Долетели, твою дивизию- морщась, хрипло сказал Добрынин, чувствуя, как чьи-то руки переложили его на каталку.
Пожилой хирург набрал в шприц какую-то жидкость и просто сказал- ну терпи, лейтенант!
****************
ИСУ-152, прозванная бойцами «Зверобой», остановилась в квартале от Рейхстага. Из самоходки вылез мужчина с двумя орденами Красной Звезды и крикнул в люк- курите, мужики, я сейчас.
Он прихрамывая пересёк изрытую воронками площадь и подошел к колонне, уже усеянной многочисленными автографами бойцов.
- Живого места нет- хмыкнул мужчина.
Он поставил друг на дружку несколько кирпичей и взобравшись на них, неловко балансируя, вытащил кусок мела.
Добрынин Никита Петрович. Город Челябинск- вывел он.