Зима: «Детишки, спасибо вам большущее за письма, они придают нам силу и позитива, поднимают боевой дух»
О том, почему получил свой позывной, какой подвиг совершил, о детских письмах и волонтерах, а также о многом другом – герой СВО, ветеран боевых действий добровольческого подразделения «АХМАТ», стрелок-штурмовик Павел Горлов с позывным «Зима» рассказал в интервью главному редактору «Время МСК» Екатерине Карачевой.
Павел, как оказался в чеченском спецназе «АХМАТ»?
-- На СВО я ушел добровольцем. Когда срочную службу отслужил, поддерживал с парнями общение, некоторые из них после срочки остались служить, теперь они кадровые офицеры. От них я и получил приглашение в «АХМАТ». Сразу собрался и поехал на базу в Гудермесе. Нужно было вспомнить, подучить, потому что за это время оружия много нового появилось, изменились методы и тактика ведения войны, пришлось немножко подтянуть военно-тактические знания на базе РУС (Русский университет спецназа, база «АХМАТ» – Ред.).
Это было в мае 2022 года, 5 мая я туда приехал, а 22 мая уже был «за ленточкой». Попал в спецназ «АХМАТ» под руководством Апти Алаудинова. Один из его заместителей – мой сослуживец по срочной службе. Мы были одни из первых, кто поехал в составе этого нового подразделения на СВО.
Я стрелок-штурмовик и на срочке, и на СВО. Приходилось и в разведку ходить. Вообще, у штурмовиков задач много, в зависимости от того, где проходят бои – в городском или лесном массиве. Удерживали рубежи после того, как освобождали города, например, Северодонецк, Рубежное, Лисичанск. Стояли на обороне города, делали зачистку, работы всегда много.
-- Честно, знаете, я бы не сказал. Наверное, потому что с ребятами был, у которых уже был опыт других военных конфликтов. Подразделение ведь добровольческое, нам не по 18 лет, мужики состоявшиеся, знали – на что шли, многие с богатым опытом – Сирия, Ливия, первая и вторая «чеченская». Я сам вторую «чеченскую» на срочке застал кусочек. Поэтому в составе такого подразделения сложностей я не ощущал.
-- Отовсюду ребята были. Из Чечни, Дагестана, Кабардино-Балкарии, Калмыкии, Северной Осетии-Алания, Ингушетии, Татарстана, Тувы, Башкирии. Самый дальний был с острова Сахалин.
-- Позывные выбирали по населенным пунктам, откуда родом. Еще в Гудермесе, когда мы оттачивали мастерство, у нас был такой чеченец с позывным «Куршло». Он никак не мог запомнить «Тюменский» и сказал: «Ну ты же оттуда, где всегда зима. Давай ты будешь Зима». Вот так ко мне и приклеился позывной «Зима», с ним я и воевал на СВО (смеется). Мы даже с парнями, когда созваниваемся, всегда по позывным друг друга называем.
Павел Горлов, Зима (справа)
-- Да, на 6 месяцев. Я в конце контракта ранение в руку получил и пять месяцев в госпитале лежал. А было так. Шел бой. Залетела к нам в блиндаж очень известная и хитрая польская граната, так называемая, «полька». Видимо, инстинкт самосохранения у меня сработал, я ее резко рукой махнул, чтобы выбросить назад. И она взорвалась, не в самой руке, но кисть мне переломала, из 19 костей целыми только четыре остались. Врачи кисть собирали осколочками, сейчас все работает, хирурги молодцы, спасибо им за это. Благодаря тому, что я среагировал быстро, спас всю группу – отделение 7 человек со мной.
Меня за это представили к ордену Жукова, но он до сих пор где-то там идет и идет, никак не дойдет до меня. Сказали, что документы где-то затерялись и командование подало заново. А так министерские награды есть: медаль участника боевых действий, за Лисичанск есть, и медаль «Отличник военной разведки».
Это был самый страшный момент?
-- Страшно было, когда танк на нас выехал и стал по нам стрелять с сорока метров, мы в окопе вдвоем были. Мы посчитали, он 42 раза выстрелил по нашему маленькому окопу. Нас песком засыпало, мы потихонечку прощались с близкими, молчали и думали о своей семье, жизнь вспоминали…
Какую самую сложную задачу пришлось выполнить?
-- Пожалуй, одна из сложнейших задач была забрать раненых и «двухсотых» с поле боя. У нас, «ахматовцев», такой девиз: «Раненых на поле боя не оставлять». Мы всегда забираем с собой раненых и «груз 200». В один из боев у нас товарищ остался в одном месте, мы думали, он погиб. На протяжении трех суток нам не давали к нему подойти, чтобы вытащить. Ожесточенный бой шел трое суток, не смолкая, не было остановки на час, полчаса, пять минут, стрекотня, автоматы, пулеметы, на протяжении трех дней. Спустя трое суток, мы все-таки выбили врага из нужного нам квадрата, пришли забирать тело товарища, и увидели, что он – живой, но тяжело ранен. Слава Богу хватило у него сил дождаться нас, эвакуировали, спасли ему жизнь.
Мы три дня вообще не спали, бились за него. Нас тогда было 16 человек, из них 6 человек – «трехсотые» (раненые – Ред.), они были перебинтованы, истекали кровью, но до последнего оставались в строю, выполнили боевое задание и парня спасли. Оказалось, что мы бились не за «двухсотого», а спасали раненого. Вот это была самая сложная и самая запоминающаяся задача.
Приходилось смотреть глаза в глаза противнику, биться в рукопашку, брать в плен?
-- Да, конечно, в глаза в глаза смотрели. В рукопашку не бился ни разу. А вот в плен брали, и не раз. Чтобы нейтрализовать врага, пугали выстрелом в пол, пару раз прикладом отработал для того, чтобы подавить противника, связать и доставить.
У нас был случай, враг запрыгнул на нашего парня и начал душить, другой наш товарищ успел, и с помощью штык-ножа нейтрализовал противника.
Пленные всякие были, и нацики, и мобилизованные. Я-то был на освобождении «Азовстали» в Мариуполе. Этих нацистов тогда выходило с завода валом. За Северодонецком, и в Лисичанске тоже попадались. Их трудно разобрать, были и бывшие заключенные с наколками зэковскими. А кто-то был идеологический нацик с нацистскими крестами. Приходилось работать по диверсантам, выявлять среди мирного населения тех нациков, которые пытались спрятаться, сделать вид, что они «гражданские» и к вооруженному конфликту якобы не имеют отношение. Всех, у кого были различные татуировки задерживались, доставлялись в комендатуру, а дальше с ними уже работали ФСБ и СК РФ.
Как население встречало вас, всегда ли радовались или может наоборот?
-- Всякое было. Ни для кого не секрет, население там развалилось как минимум на две подгруппы. Одни были очень рады, другие не показывали свое недовольство, но это было видно по поведению, а кто и прямо говорил: «зачем вы сюда пришли, нам без вас было классно» – пробандеровщина такая откровенная.
Павел, знаю, что вместо командира принял командование?
-- Да, на Соледарском направлении шли бои, неделю со стороны Лисичанска мы шли на Соледар. В первую неделю командир батальона получил ранение, и еще 25-процентов товарищей были ранены, сильные обстрелы со стороны противника были. Командир батальона, уезжая на эвакуацию, оставил полномочия на меня. И пока я не получил ранение исполнял эти обязанности. Уезжая в госпиталь, я передал полномочия сослуживцу с позывным «Мика».
Тяжело после фронта к мирной жизни привыкать?
-- Не тяжело, потому что люди рядом всегда, которые поддерживают. Сегодня все развито, от этого и легче. Если вспомнить «чеченскую», у меня старший брат на первой был, а я – на второй «чеченской». Тогда ребята оставались сами по себе, по сути – были брошены, не было такой поддержки как сейчас от государства и от людей. В соцсетях кто-то предложит помощь в сборе гуманитарки, государство сильно поддерживает участников СВО и их семьи. От этого жить легче становится, и мы на фронте становимся сильнее.
Я после ранения в госпиталь в Луганске попал, меня там так поразило отношение медперсонала. Прям, молодцы-молодцы. Такой заботой и вниманием окружили. Потом в Ростов перевезли. Там тоже, хоть я в старый корпус попал, выглядит как бомбоубежище, кровати обшарпанные, но подход врачей и всего медперсонала – на материнском уровне. Потом Москва, Бурденко. И волонтеры вещи несут, и домашнее покушать. Ну что говорить. Молодцы. Спасибо им всем. Приезжают, спрашивают, что нужно. Порой даже, находясь в палате с некоторыми бойцами, мне было за них стыдно, о чем они просят волонтеров.
-- Ну вот, раненый боец говорит – костюм надо. Волонтеры ему принесут новый купленный костюм. А он им: «вы не могли бы другого цвета принести». Нормально?! А девчонки молча забрали и поехали менять. Я не выдержал, когда они ушли, и все высказал, ну а что... Волонтеры итак все капризы раненых выполняют, с такой теплотой, душой подходят, я даже не знаю, опекают. Нельзя так себя вести. Они ведь костюм этот на гуманитарные деньги купили, он новый был. Стыдно за таких товарищей, уж простите.
А дети. Какие они письма нам на фронт присылают. Мне одно особенно запомнилось, потому что было из нашей области, из села Ярково. Я тогда был безумно счастлив, что оно ко мне попало. К сожалению, письмо осталось в вещах, когда я ранение получил. Их передали товарищу, а он – погиб. Детишки, спасибо вам большущее за письма, они придают нам силу и позитива, поднимают боевой дух.
Сейчас я в школах выступаю, куда приглашают. Езжу на различные мероприятия, форумы. Стараюсь участвовать в культмассовых мероприятиях, особенно в патриотических.
Как считаете, все ли в нашей стране понимают – за что мы воюем?
-- К сожалению, не все, но большинство. Считаю, что сейчас уже все больше людей осознают и понимают. Хотя в самом начале спецоперации некоторые вообще не понимали, к чему все это, почему наши военнослужащие находятся на СВО. Я, к примеру, воевал за нашу землю, за наших предков, за историю.
С сослуживцами отношения поддерживаю. Ребята некоторые находятся там в том же составе, продлили контракты. Отправляю им гумпомощь.
Что пожелаете тем, кто на СВО?
-- Пожелаю – скорейшего возвращения домой целыми, невредимыми, и только с Победой.
Редакция «Время МСК» благодарит за помощь в организации интервью Фонд «Защитники Отечества» Тюменской области
Еще интервью с героями в рубрикеГерои среди нас.
Выставление авторских материалов издания и перепечатывание статьи или фрагмента статьи в интернете – возможно исключительно со ссылкой на первоисточник: «Время МСК».
