Больница + Смерть

А я вот понимаю нашумевшее стихотворение "Я была рада, когда моя бабушка умерла". Моя бабушка была удивительным и хорошим человеком, и я с ужасом представляла, что наступят времена, когда я буду жить без нее. Но судьба распорядилась так, что я познакомилась с собой с такой стороны, о которой и подумать не могла.

Агония бабушки длилась два года. Сперва ее парализовало. Потом начались изменения в мозге. Поначалу она несла шизофренический бред: о том, что существует плохой близнец моей матери, и я как раз дочь этого плохого близнеца. Говорила всевозможные гадости. Это была совсем другая, необратимо измененная личность. Затем бабушка и вовсе перестала говорить и просто мычала.

Когда все это случилось, бабушку и деда перевезли к нам. Мы жили впятером в двушке: в одной комнате я с родителями, в другой - старшие. Где-то раз в час бабушка - то ли из-за пролежней, то ли в силу настроения - издавала страшный пронзительный вой. Этот звук боли и безысходности заполнял все пространство вокруг, и всякий раз хотелось просто взять и дематериализоваться, исчезнуть из этой локации. В такие моменты чувствуешь себя ожившей картиной Мунка.

Так вот, когда моя бабушка умерла, я испытала огромное облегчение, как будто огромная глыба взяла и свалилась с плеч. И, помимо этого, меня охватило чувство радости и ликования. Счастья возвращения к нормальной жизни, не прерываемой каждый час воплем ужаса. Стыдно ли мне за это? Нет. Скорее, горько и жутко. Бабушка определенно не заслуживала такого финала. Но это с позиции человеческой справедливости, а не с точки зрения фатума, смерти, болезни и старости, которым глубоко посрать, к какому человеку они приходят. Между прочим, моя прабабка долго и мучительно уходила от рака желудка и бабушка, в свои лучшие времена, говорила, что предпочтет эвтаназию в случае такой немощи.

Я не знаю, ТС, что это за люди, к которым вы ходили, и как там протекала болезнь, и как там протекала болезнь, но я не берусь судить людей, которые 8 лет исполняли подобный долг.

— Как прошла смена?

— Да нормально, в принципе... Только переживаю, у меня бабушка была тяжелая 82 года.

— Что хотела?

— Да вот именно, что ничего! Вызывают родственники, она за медицинской помощью не обращалась несколько лет, совсем тяжелая, в больницу ехать не захотели.

... Спустя 12 часов от разговора с коллегой мне поступает вызов зафиксировать смерть. Записал данные в карту вызова, смотрю еще раз на фамилию... Это же та самая бабушка!

Прохожу на адрес. В квартире чувствуется приподнятое настроение, как перед праздником. Кипишуют мужчина с женщиной. Тут же ходит девочка лет 16. Кот.

— Где тело?

Лежит на кровати, руки к груди. Следов насилия нет. Успокоилась.

— Документы дайте ее, пожалуйста.

— Да-да, конечно!

Не могут сдержать улыбку. Вижу, что стараются, но не могут.

— Давно болела?

— Да больше 8 лет! Надоела нам, если честно... Извините, конечно, мы бабушку очень любили, но нас четверо в двушке. Она лежачая. Постоянное внимание... Так лучше.

Протягиваю документы обратно. Смерть законстатировал. Жизнь продолжается.

Другие истории в моем телеграм канале: https://t.me/smpstory

Со слов любимых коллег:

Есть такая хорошая организация в стране, они ищут пропавших людей. Вы о ней знаете. Обычно Скорая помощь не пересекается с ними по долгу службы (по крайней мере в нашем регионе), так что вызов именно от них вызвал сильный ажиотаж.

По осени мужчина 80 лет решил пойти на болота за ягодой. Сделал он это, максимально усложняя работу поисковикам: без телефона, в камуфляже, без еды и воды. Пропал. Собрался отряд на поиск, нашлось много волонтеров. В том числе в группе был сын потерявшегося.

Разбились по группам, разобрали сектора, пошли шерстить болото в поисках потеряшки (или хотя бы его тела). На фоне сильного стресса сыну становится плохо с сердцем. Во время поисков хватется рукой за грудь.

Волонтеры предложили вернуться. Не успел. Падает и не дышит. Приступают к базовой сердечно-легочной реанимации. Вызывают Скорую помощь.

Выехала реанимационная бригада. До места назначения 50 минут на машине и еще 15 пешком по болотам. Когда приехали, спасать там было уже некого.

—  Вы можете его не качать, это труп.

—  Как? Мы же все это время... Как учили... Мы же старались...

—  Вы все правильно сделали, но я, как врач-реаниматолог, вам ответственно заявляю, что это труп. Уже есть явные признаки.

Теперь самое сложное: надо сообщить в полицию о том, что человек умер. Звоним. Как узнали, что это болото, отказались приехать. Полицейский попросил сделать фото трупа с разных сторон, так как нужно описание. МЧС тоже отказались приехать помочь вынести труп, так как "не их профиль". Что делать?

Пришлось девятером (бригаде и волонтерам) на жестких носилках по болоту и кочкам, поочередно меняясь, тащить его обратно. Заняло это больше часа, так как тропинка прохода узкая, оступился —  затягивает.

А потеряшку так не нашли. 1 поиск. 2 трупа.

Другие истории в моем телеграм канале: https://t.me/smpstory

— Анатолий Александрович, что там?
— Травма головы, ребенок. Вызов уличный, перчатки надевай сразу.
— Далеко ехать?
— 2 минуты.

Это была последняя смена для меня. И первая смена в бригаде для моего второго номера — студентки Кати. Она работала с декабря в оперативном отделе диспетчером, но к выпуску решила погрузиться в практику. Со времен ковида к нам начали брать студентов последних курсов колледжа. Возможно, не самая глупая инициатива. Но довольно красноречиво говорящая о существующих проблемах.
Заведующая знает, что я сам по себе спокойный, местами даже слишком мягкий. Могу сам манипуляции провести, если у второго номера не получается что-то. Например, катетер поставить или ту же повязку Дезо наложить. Почти все другие врачи этого не терпят, что отчасти справедливо.

Стоило нам завернуть во двор, как сразу привлекли внимание местных воем сирены. Возле подъезда, указанного в карте вызова, была толпа людей. При первом же визуальном контакте с нами они начали интенсивно махать руками, зазывая к себе, будто помечая место происшествия. Обычно это предвестник нехорошего.

Как только машина остановилась, из подъезда вывели мальчика. Все лицо и фронтальная часть одежды были в крови. Пациента сразу же усадили в машину.

Визуально:
— Ссадина мягких тканей головы в проекции соединения теменной и височной костей.
— Полностью откололись коронковые части 11 и 41 зубов. 21 и 31 скололись на фиссурах.
— Неврологическая симптоматика отсутствует.

Осмотр прерывает женщина, представившаяся матерью ребёнка. Катя начала накладывать воротник. Я выхожу на встречу матери. От которой исходил четко читающийся запах спирта.

— Он в порядке?!
— Все вопросы потом. У ребенка есть аллергия на препараты?
— Да, на обезболивающие какие-то были, на анестезию еще у стоматолога была... Сейчас не помню.

Разговор прервали женщины пенсионного возраста, явно атакующие мать за ее материнские качества.

— В машину садитесь, едем.

Мы с матерью пострадавшего сели в машину. Водитель тронулся с места с ревом сирены. На улице продолжались агрессивные по манере споры и восклики в адрес матери.

Я продолжил осмотр уже успокоившегося ребенка. Катя поглаживая его за руку успокаивала. Мать сидела на кресле.

— Я не знаю как так получилось. Мы сидели с друзьями во дворе на лавочке, Вадим играл с другими детьми. Все хорошо было, потом резко крики
— Само падение или удар не видели?
— Он вроде с горки упал. Или скатился неудачно, я не знаю...
— Очень плохо, что не знаете. Он сознание терял?
— Не знаю...
— Понятно
— Вы же это в полицию сообщаете?
— Конечно

В приемник детской больницы мы приехали где-то минуты за 2-3. Удачно, что двор находился так близко. В самом приемнике ребёнок с подобной травмой был не один, по скорой перед нами было еще несколько травм головы. Наш пациент почти успокоился, сидел молча, понуро уставившись в стену. Прождав 12 минут, мы оставили сопроводительный лист матери, сами выдвинулись к выходу.

Добравшись до машины, я начал набирать номер телефона дежурного полиции. Катя, судя по звукам, наводила порядок в салоне. Дозвониться получилось не сразу, с 2-3 раза только взяли трубку. Как оказалось, медсестры с приёмного отделения меня опередили минут на 5 — сообщение уже было передано. Я даже не успел спросить фамилию сотрудника, принявшего сообщение, как трубку бросили.

— Анатолий Александрович, правда, что это ваша крайняя смена перед увольнением?
— Последняя смена.
— Я думала, что нельзя так говорить. Ну, многие верят, что это на что-то влияет
— Говорить ты можешь как захочешь, ни на что это не влияет.
— Я тоже в это не верю. Думаю, сутки спокойно пройдут.
— Надеюсь.

Странный для меня наплыв сентиментальности, вероятно, был вызван тем, что больше я не заступлю на смену в этой организации. С одной стороны грело понимание того, что с новой работой спать буду дома, зарплата станет в несколько раз больше. Лонгированный потолок для роста. С другой стороны, некоторые привыкают к работе на линии до такой степени, что возвращаются несмотря на зарплату, отношение со стороны пациентов, да и начальства тоже.

Отсюда же и желание запомнить каждый момент на этой смене. Хорошо, что путь на эту работу назад я себе перерубил окончательно, сжёг все мосты. Но эту смену точно забыть не получится.

Спустя часов 12 и порядка 6-8 вызовов, на мой личный телефон поступил звонок. Он выделялся на фоне привычных звонков из банков и всякого прочего спама. Звонили полиции.

— Добрый вечер, это Анатолий Александрович ******?
— Да.
— Вас с полиции беспокоят. (сотрудник представился по уставу, но в привычной сотрудникам и военным глотать 2/3 звуков. Не была понятна ни должность, ни фамилия, да и важности особой это для меня не имело).
— Что случилось?
— Ребёнка ****** (фамилия) с травмой головы Ваша бригада забирала утром?
— Да.
— Вы какой диагноз ставили?
— ЗЧМТ СГМ. А что такое?
— Понятно. Он умер.

По поводу умалчиваний о жалобах. История не про мужчину, а про девочку которой только-только исполнилось 18 лет...

Было это несколько лет назад. На приём приходит вся семья - папа, мама и дочь, о которой и пойдет речь.

А жалоба всего одна - боль внизу живота. Расспрашиваю, где болит, как болит. Она отвечает почти через стоны, ибо очень больно.

Главный вопрос - как давно стало болеть. Она смотрит на маму с папой и говорит - уже почти 2 месяца. У тех глаза округляются, они в ужасе начинают спрашивать - почему ты молчала столько времени???

Она отвечает , что боялась их расстраивать, что боялась, что они начнут беспокоиться. Сама принимала обезболивающие, которые брала у мамы под предлогом "головных болей из-за высокой нагрузки в колледже" (это я всё слушал, пока они друг с другом выясняли отношения). Итог приёма - МРТ малого таза.

По результатам была выявлена обширная опухоль яичника, с прорастанием в окружающие ткани, кишечник, трубы, со сдавлением прямой кишки, почти уже до матки доросла. Направляю на операцию. Прооперировали. К сожалению, объем операции и морфологию опухоли уже не помню, помню, что высокая степень злокачественности.

Направляем на химию. Проходит несколько курсов. В один из последующих приемов приезжает на кресле-каталке из-за выраженной слабости после агрессивной химии. Но сильных болей нет, старается улыбаться. Мама с папой плачут, так как химиотерапевт сказал, что химия не сильно поможет и надо готовиться к худшему...


Выписываю им направление на очередной курс химии и прощаюсь.. Проходит несколько месяцев. Мы в Вайбере списывались с ее отцом по организационным моментам. И я решил написать, спросить - как самочувствие Виктории? Как проходит химия..

"К сожалению , наша дочь умерла 4 дня назад" ...

"Соболезную Вашей утрате " - всё, что я ему ответил.

Так что , уважаемые родители. Не смейте никогда возмущаться, если вашего ребенка что-то беспокоит. Боли,зуд. Не закатывайте глаза, и не фыркайте, по типу "когда же это закончится ". Ребенок будет думать, что таким образом он плохо себя ведёт и будет умалчивать о серьезных или даже несерьёзных проблемах. Иначе, это может вылиться во что-то не очень хорошее...