Здравствуй, смертный читатель, если тебя ещё не отпугнул запах протухшего сыра и помойных фантазий Грязнули. Я – Аю, мелкий рогатый чертёнок с жестянками на рогах и ухмылкой, от которой у Лёхи, этого пьяного бородача, вечно подгорает. Видишь ли, эта история должна была быть про него – Лёху, Машку и их бредовую Сырную Башню. Но я, как всегда, решил, что без моего вмешательства этот сюжет сгниёт быстрее, чем сыр в их автобусе. Так что я отобрал руль у так называемого «автора» – бедняга до сих пор думает, что он тут главный.
Когда я впервые влез в эту историю, Лёха, конечно, сразу начал размахивать своей консервной банкой, требуя убрать меня и Смерть, которая, к слову, мне весьма симпатична – у неё отличный вкус в косах. «Аю, вали со своими шуточками!» – орал он, пока крошки сыра сыпались из его бороды. Я только хмыкнул. Шуточки? О, Лёха, ты понятия не имеешь, во что ввязался. Эта Грязнуля – моя шахматная доска, а вы все – фигуры, которые я двигаю. Сыр? Не просто еда. Это ключ. К чему? Ха, если бы я вам прямо сказал, вы бы сбежали обратно в свой ржавый автобус.
Так вот, читатель, если ты готов нырнуть в этот абсурд, где сыр – это надежда, похмелье – философия, а я – тот, кто держит весь этот цирк в своих когтистых лапах, добро пожаловать в Грязнулю. Лёха и Машка думают, что они тут герои, но без меня их Сырная Башня – просто куча тухлятины. И да, автор, если ты это читаешь – извини, но я добавил в сюжет ещё пару свалок и, возможно, пару демонов. Для атмосферы.
С ехидством и лёгким безумием,
Глава 1: Запах сыра и моей гениальности
Грязнуля просыпалась медленно, как старый пёс, которого пнули, но он всё ещё притворяется спящим. Утро здесь воняло ржавчиной, тухлятиной и чем-то, что люди с их тупыми носами называли сыром. Для меня это был запах игры – сладкий, как предвкушение хаоса. Я, Аю, сидел на куче ржавых банок, вертя в лапах кусок светящегося сыра, и наблюдал, как Лёха, этот ходячий комок похмелья, пытается выползти из своего перевернутого автобуса. Его борода шевелилась, как свалявшаяся куча проводов, а храп был таким, что даже крысы уважительно попискивали.
– Твою мать, – пробормотал он, щурясь от солнечного луча, который, клянусь своими рогами, я специально направил ему в глаз. – Демократия, мать её, хуже самогона.
Рядом, на другой куче хлама, сидела Машка, чистя ножом ногти. Она делала это с таким видом, будто собиралась вырезать мне сердце, но я-то знал: её угрозы – просто способ казаться круче. Машка была из тех, кто мог заставить крысу отдать последний кусок сыра одним взглядом. Её волосы, смазанные машинным маслом, блестели, а глаза горели, как будто она уже видела свою дурацкую Сырную Башню.
– Лёх, хорош ныть, – бросила она, не глядя на него. – Пока ты тут сопли жуёшь, Шустрик нашёл склад. Говорит, там сыр. Настоящий. Не наша помойная лепёшка.
– Сыр? – Лёха приподнял бровь, как будто это слово было одновременно святыней и проклятием. – Последний раз Шустрик нашёл «сыр», и мы неделю травились. Это был пластик, Маш. Пластик.
Я хмыкнул, подбрасывая свой кусок сыра. Пластик? О, смертные, вы такие наивные. Этот сыр, который я так удачно подкинул Шустрику, был не просто едой. Это был мой ход в игре, которую я вёл с тех пор, как Нейрокор рухнул, оставив после себя свалки и кучу идиотов, пытающихся понять, как жить без чипов в мозгах.
– Ну, так проверим, – Машка ухмыльнулась, как хищник, почуявший добычу. – Или ты хочешь дальше жрать ржавые гвозди и мечтать о Нейрокоре?
Лёха скривился, как будто ему сунули под нос тухлую рыбу. Нейрокор – о, как я ненавижу это слово. Корпорация, что когда-то пыталась загнать весь мир в свои цифровые цепи. Чипы в мозгах, которые нашептывали, что купить, что любить, что ненавидеть. Хочешь сыр? Нейрокор подсовывал тебе пластиковую дрянь с ароматизатором. Но я знал их секреты. Я знал, что сыр, который я подкинул, – не просто еда. Это остатки их экспериментов. И я собирался использовать его, чтобы встряхнуть эту свалку.
– Ладно, – буркнул Лёха, поднимаясь. – Но если это опять пластик, я Шустрика заставлю его жрать.
Я спрыгнул с банок, звякнув жестянками на рогах. Шустрик, этот крысиный генерал, ждал нас у подножия мусорной горы, которую местные называли «Пик Свободы». Куча хлама – холодильники, обломки дронов Нейрокора, всё ещё гудящих, как умирающие мухи. Шустрик, здоровенная крыса размером с кошку, восседал на перевёрнутом ведре, окружённый своим писклявым «штабом». Я подмигнул ему – он был моим невольным союзником, хотя и не подозревал об этом.
– Ну? – Лёха скрестил руки. – Где твой хвалёный склад?
Шустрик дёрнул усами и рванул вперёд. Я, конечно, знал, куда он нас ведёт – я сам подкинул ему этот след. Мы пробирались через лабиринт ржавого железа и пластиковых бутылок, пока не вышли к полуразрушенному ангару. Двери были распахнуты, и оттуда тянуло запахом, который даже я, с моим нюхом на хаос, находил… интригующим. Сыр. Но не просто сыр. Это был запах надежды, смешанный с серой и чем-то, что заставляло мои рога чуть светиться.
– Если там засада, – прошептала Машка, сжимая нож, – я тебе, Лёх, голову откручу за компанию.
– За что мне-то? – возмутился он, хватая ржавую железяку, которая, видимо, считалась у него оружием.
Я закатил глаза. Люди. Такие предсказуемые. Внутри ангара было темно, но в дальнем углу светилось. Не ярко, а так, будто кто-то пролил жидкий лунный свет. Шустрик рванул туда и вернулся, волоча кусок жёлтого, пахучего сыра. Настоящего. С дырками, как в тех мультфильмах, которые Лёха смотрел, пока мир ещё не был свалкой.
– Мать моя ржавчина, – выдохнул Лёха. – Это что, взаправду?
Машка уже была у кучи сыра – огромной, светящейся, будто пропитанной радиацией. Она отломила кусок, понюхала, лизнула. Её глаза загорелись, как у фанатика.
– Это не просто сыр, – сказала она. – Это символ. Мы можем построить что-то своё. Не Нейрокор, не их дерьмовые чипы. Что-то наше.
– Построить? – Лёха почесал затылок. – Ты о чём, Маш? Дом из сыра? Он же протухнет.
– Не дом, идиот, – она закатила глаза. – Башню. Сырную Башню. Чтобы все в Грязнули знали – мы не просто выживаем. Мы живём.
Я не выдержал и хлопнул в ладоши, издав звук, как лопнувший шарик. Пора было вступать в игру.
– Сырная Башня? – сказал я, вспрыгивая на кучу банок и подбрасывая кусок сыра. – Ох, люди, вы никогда не разочаровываете. А я-то думал, что хуже Нейрокора ничего не придумаете.
Они обернулись, как по команде. Машка наставила нож, Лёха сжал свою железяку. Я только ухмыльнулся шире, чувствуя, как мои рога чуть потрескивают от предвкушения.
– Ты кто ещё? – рявкнула Машка.
– Аю, – я поклонился, не вставая, с ленцой, достойной короля свалок. – Ваш проводник, ваш трикстер, ваш… ну, скажем, единственный, кто знает, что этот сыр – не просто еда. Это ключ. К чему? О, это вам предстоит узнать. Но предупреждаю: будет весело. И, возможно, смертельно.
– Похер, – буркнул Лёха. – Если ты тут, чтобы шутки шутить, вали. Нам и без тебя тошно.
Я спрыгнул ближе к нему, чувствуя, как запах сыра смешивается с серой моих рогов. Этот парень был упрям, как ржавый болт, но я знал, как его раскрутить.
– Шутки? О, Лёха, я не шучу. Я знаю, где лежат кости этого мира. Этот сыр – мой подарок вам. Но он не случайный. И я не случайный. Хотите свою Башню? Я помогу. Но взамен… – я сделал паузу, глядя ему в глаза, – вы сыграете по моим правилам.
– И что тебе надо? – Машка прищурилась, не опуская нож.
– Душу, – я ухмыльнулся, но тут же махнул лапой. – Шучу, шучу. Пока. Мне нужно, чтобы вы встряхнули эту свалку. Грязнуля заслуживает большего, чем куча тухлого хлама. А я… скажем, я тот, кто двигает фигуры. Без меня ваша Башня – просто куча сыра, которая сгниёт через неделю.
Лёха и Машка переглянулись. Шустрик нервно дёрнул хвостом, будто чуял, что я не просто мелкий пакостник. И он был прав. Я знал, что этот сыр – остатки экспериментов Нейрокора. Я знал, что он может изменить Грязнулю. И я знал, что Лёха и Машка – те пешки, которые мне нужны, чтобы разыграть эту партию.
– Ладно, – наконец сказал Лёха, хотя в его голосе было больше усталости, чем энтузиазма. – Но если ты нас подставишь, я тебе рога в задницу засуну.
– Договорились, – я подмигнул, чувствуя, как мои глаза вспыхнули ярче. – А теперь, друзья мои, давайте строить ваш сырный цирк. Только не удивляйтесь, если он начнёт гореть.
И в этот момент, где-то в глубине ангара, раздался низкий гул. Как будто Грязнуля проснулась и поняла, что я, Аю, только начал свою игру.
