Булгаков

Сериальчик ничего, а нарядам и Лолита с Киркоровым обзавидуются.

А что, всё может быть, если учесть временной период,
в который профессор Преображенский и доктор Борменталь экспериментировали с Шариком:
22 декабря - 17 января.
Именно такие даты проставлены в дневнике доктора Борменталя; то, что называется "книжка в книжке".

Правда, в этом дневнике у Борменталя, разумеется, нет ни слова (ещё бы, безбожный 1925 год)
ни про какое Рождество - ни по старому стилю, ни по новому, но всё равно интересно.

Вот, например, 7 января запись про их опыт с созданием Шарикова:
- "Он произносит очень много слов: "Извозчик", "Мест нету", "Вечерняя газета",
"Лучший подарок детям" и все бранные слова, какие только существуют в русском лексиконе..."

Тема рождения тоже присутствует.
Когда вокруг них уже начался шквал сообщений про "говорящую собачку" и прочие чудеса,
Борменталь сделает ещё запись.
И тоже 7 января: ""Вечерняя газета" написала - " родился ребёнок, который играет на скрипке"..."

Ну а вскоре и профессор Преображенский произнесёт сакраментальную фразу:
- Такой кабак мы с вами наделали с этим гипофизом, что прямо хоть из квартиры беги...

Вполне возможно, что Михаил Афанасьевич что-то там для нас зашифровал,
что появление "нового человека" после глобальной смены исторической формации
не может произойти просто.
И быстро не может, хоть после 1917-го прошло уже 7 лет (книга сдана в печать в 1925 году)

В свете последних яичных тем, хочется вспомнить бессмертного Михаила Афанасьевича и его "Роковые яйца".

"Она светилась, огни танцевали, гасли и вспыхивали. На театральной площади вертелись белые фонари автобусов, зеленые огни трамваев, над бывшим Мюр и Мерилизом, над десятым надстроенным на него этажом, прыгала электрическая разноцветная женщина, выбрасывая по буквам разноцветные слова: "Рабочий кредит". В сквере против Большого театра, где бил ночью разноцветный фонтан, толкалась и гудела толпа. А над Большим театром гигантский рупор завывал: - Антикуриные прививки в Лефортовском ветеринарном институте дала блестящие результаты. Количество куриных смертей за сегодняшнее число уменьшилось вдвое. Затем рупор менял тембр, что-то рычало в нем, над театром вспыхивала и угасала зеленая струя, и рупор жаловался басом: - Образована чрезвычайная комиссия по борьбе с куриной чумой в составе наркомздрава, наркомзема, заведующего животноводством товарища Птахи-Поросюка, профессоров Персикова и Португалова... и товарища Рабиновича!.. Новые попытки интервенции!.. - хохотал и плакал как шакал, рупор, - в связи с куриною чумой! Театральный проезд, Неглинный и Лубянка пылали белыми и фиолетовыми полосами, брызгали лучами, выли сигналами, клубились пылью. Толпы народа теснились у стен у больших листов объявлений, освещенных резкими красными рефлекторами: "Под угрозой тягчайшей ответственности воспрещается населению употреблять в пищу куриное мясо и яйца. Частные торговцы при попытке продажи их на рынках подвергаются уголовной ответственности с конфискацией всего имущества. Все граждане, владеющие яйцами, должны в срочном порядке сдать их в районные отделения милиции". На крыше "Рабочей газеты" на экране грудой до самого неба лежали куры, и зеленоватые пожарные, дробясь и искрясь, из шлангов поливали их керосином. Затем красные волны ходили по экрану, неживой дым распухал и мотался клочьями, полз струей, выскакивала огненная надпись: "Сожжение куриных трупов на Ходынке". Слепыми дырами глядели среди бешено пылающих витрин магазинов, торгующих до 3 часов ночи, с двумя перерывами на обед и ужин, заколоченные окна под вывесками: "Яичная торговля. За качество гарантия". Очень часто, тревожно завывая, мимо милиционеров проносились шипящие машины с надписью: "Мосздравотдел. Скорая помощь". - Обожрался еще кто-то гнилыми яйцами, - шуршали в толпе. В Петровских линиях зелеными и оранжевыми фонарями сиял знаменитый на весь мир ресторан "Ампир", и в нем на столиках, у переносных телефонов, лежали картонные вывески, залитые пятнами ликеров: "По распоряжению - омлета нет. Получены свежие устрицы". В Эрмитаже, где бусинками жалобно горели китайские фонарики в неживой, задушенной зелени, на убивающей глаза своим пронзительным светом эстраде куплетисты Шрамс и Карманчиков пели куплеты, сочиненные поэтами Ардо и Аргуевым: Ах, мама, что я буду делать Без яиц??. - и грохотали ногами в чечетке. Театр покойного Всеволода Мейерхольда, погибшего, как известно, в 1927 году при постановке пушкинского "Бориса Годунова", когда обрушились трапеции с голыми боярами, выбросил движущуюся разных цветов электрическую вывеску, возвещавшую пьесу писателя Эрендорга "Курий дох" в постановке ученика Мейерхольда, заслуженного режиссера республики Кухтермана. Рядом, в Аквариуме, переливаясь рекламными огнями и блестя полуобнаженным женским телом, в зелени эстрады, под гром аплодисментов, шло обозрение писателя Ленивцева "Курицыны дети". А по Тверской, с фонариками по бокам морд, шли вереницею цирковые ослики, несли на себе сияющие плакаты: 'В театре Корш возобновляется "Шантеклэр" Ростана'. Мальчишки-газетчики рычали и выли между колес моторов: - Кошмарная находка в подземелье! Польша готовится к кошмарной войне!!. Кошмарные опыты профессора Персикова!! В цирке бывшего Никитина, на приятно пахнущей навозом коричневой жирной арене мертвенно-бледный клоун Бом говорил распухшему в клетчатой водянке Биму: - Я знаю, отчего ты такой печальный! - Отциво? - пискливо спрашивал Бим. - Ты зарыл яйца в землю, а милиция 15-го участка их нашла. - Га-га-га-га, - смеялся цирк так, что в жилах стыла радостно и тоскливо кровь и под стареньким куполом веяли трапеции и паутина. - А-ап! - пронзительно кричали клоуны, и кормленая белая лошадь выносила на себе чудной красоты женщину, на стройных ногах, в малиновом трико."

Булгаков многое предсказал, так что ждём удивительного открытия современного профессора Персикова.